Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
Пианист и Бэрри кивнули; Бэрри казался растерянным, обиженным, готовым заплакать. Но Доктор не стал его утешать и вернулся к столу.
Пианист снова заиграл первую мелодию. Бэрри начал петь. Он делал это лучше, мягче, более раскованно, чем прежде. Однако он произносил слова без своей обычной раскованности.
– Стоп, малыш! – перебил его Доктор. – Что за манера петь? Пусть песня льется! Не напрягайся!
– Но он сказал…
– Кто? Кто сказал? – спросил Доктор.
– Милт.
– Милт? Это его рекомендация? Ну и преподаватель! Я поговорю с ним утром. А сейчас пой непринужденно, легко. Пусть песня льется, малыш.
Бэрри кивнул, сделал знак пианисту, который снова начал играть. На этот раз, когда певец шагнул к микрофону и сжал руками стойку, Доктор не стал возражать. Этот жест показался естественным, изящным, не придуманным режиссером. Поняв это, Доктор откинулся на спинку стула и стал слушать. Фальшивая фразировка исчезла. Бэрри держался без напряжения. Скованность исчезла. Теплота начала возвращаться. Он даже добавил несколько новых «баббабу».
Доктор позволил ему спеть все песни, не прерывая выступление аплодисментами. Потом Коун встал и захлопал в ладоши. Поднялся на сцену к Бэрри, который стоял спиной к залу. Повернул юношу и обнаружил, что певец плачет – то ли от страха, то ли от облегчения, то ли от усталости.
Доктор стер рукой слезы со щек Бэрри и сказал:
– Отныне, если кто-то попросит тебя сделать то, что является для тебя неестественным, не делай этого. Если будут настаивать, обратись ко мне. Ты обладаешь хорошими инстинктами. Будь верен им. Мы переделаем эти аранжировки. Вернемся к твоей собственной манере исполнения. Завтра вечером посмотрим, что у нас получится.
Бэрри кивнул.
– А теперь иди и переоденься, – сказал Доктор.
Когда юноша направился в гардеробную, Доктор крикнул ему:
– Сегодня вечером надень смокинг. А там посмотрим. И не пей! Слышишь?
Бэрри кивнул в полутьме и удалился в гардеробную. Доктор повернулся к пианисту.
– Пусть сопровождение будет простым, ясным. Дайте Бэрри свободу, в которой он нуждается. Мы увидим, стоит ли переделывать ради него аранжировки.
Вечером выступление прошло лучше. Не великолепно, но лучше. Бэрри держался более раскованно. Женщины слушали его с большим вниманием. Вежливые аплодисменты сменились восторженными. Бэрри заставили спеть на «бис» две песни. Он покинул сцену под громкие рукоплескания. Доктор предпочел бы услышать шквал аплодисментов, но все же сегодня успех Бэрри был большим, чем вчера.
В перерыве между выступлениями Доктор зашел в гардеробную. Она была такой тесной, что Коун едва смог закрыть за собой дверь.
– Малыш, ты стал петь лучше. Если ты захочешь взяться руками за стойку, сделай это. Но только если захочешь. Перед четвертой песней расстегни смокинг и ослабь галстук. Словно они мешают тебе, а ты хочешь быть свободным и петь для женщин. Не соблазняй женщин. Пусть они занимаются этим. Ты живешь, чтобы петь. Они сделают все остальное. Хорошо?
Бэрри кивнул.
– Все еще плохо, да?
– Малыш, слушайся меня. Все получится. Я знаю это.
Испытывая жалость к Бэрри, Доктор ласково потрепал его по щеке.
– Постарайся. Еще разок.
Покидая гардеробную, Коун напомнил себе: «Он – всего лишь талант. Используй его. Не привязывайся к нему».
После перерыва число слушателей уменьшилось. Это было плохим знаком. Многие не стали ждать второго выступления. Но Доктор утешил себя – проверку лучше проводить при маленькой аудитории. Если ничего не получится, зачем позориться перед многочисленной публикой?
Зал стемнел; луч прожектора выхватил из мрака пианино, конферансье произнес несколько слов в дополнительный микрофон. После вежливых аплодисментов Бэрри вышел на сцену. Доктор уловил страх – певец боялся не аудитории, а провала. Бэрри был юным, испуганным, одиноким человеком. Скованным, напряженным. Однако запел он легко, свободно. Ему не приходилось бороться со сложной аранжировкой.
Бэрри исполнил три песни, а затем, как велел Доктор, расстегнул смокинг, дернул узел галстука. Он резко повернул голову в сторону. Это движение понравилось публике. Она разделила с Бэрри ощущение свободы.
Улыбнувшись своей мальчишеской выходке, Бэрри взъерошил собственные волосы. Этот жест казался протестом против приличий и условностей. Кое-кто зааплодировал. Доктор заметил, что это сделали женщины.
После этого Бэрри запел более свободно, интимно. Восторг публики возрастал с каждой песней. Бэрри пришлось спеть три незапланированные песни. Бэрри отпустили только после того, как он спел еще раз на «бис». Когда он уходил, люди аплодировали ему стоя. Две женщины попытались поцеловать Бэрри, пока он шел в гардеробную.
Наблюдая за певцом, Доктор сказал себе: «Если Дейл вызывал у них вагинальные сокращения, этот парень когда-нибудь доведет их до полного оргазма!»
Коун помог юноше стереть пот с шеи и спины. Снял с него влажную рубашку, накинул на Бэрри старый халат, висевший на стене.
– Все хорошо, малыш. Ты сделал это сегодня и сможешь повторить. Лучше. С большей легкостью. Ты будешь петь здесь четыре недели. Затем я переведу тебя в «Ше Пари».
Лицо юноши засветилось. Он был полон надежд и страха.
– Да, в «Ше Пари»!
– А потом – Нью-Йорк? – спросил Бэрри.
– Потом, возможно, радио, – небрежно ответил Доктор.
Он не собирался объяснять Бэрри, что певец был всего лишь инструментом для осуществления его плана. Коун хотел создать надежный и широкий рынок для сбора десяти процентов комиссионных.
К концу четырехнедельного срока контракта, по которому Бобби Бэрри выступал в клубе на Кларк-стрит, туда стали приходить люди с Норт-саид. Он хотели увидеть новое дарование. Однажды вечером явился сам Кошачий Глаз Бастионе. Заметив Бастионе, Доктор подошел к нему, чтобы поздороваться. Кошачий Глаз сдержанно пожал руку Коуна и спросил:
– В чем дело, Док? Я слышал, у тебя появился отличный малыш. Почему ты ничего не сказал мне?
– Он здесь учится. Когда он будет готов, я переведу его в «Ше Пари».
– Хорошо. Хорошо, – сказал Бастионе и принялся полировать «кошачий глаз», вставленный в золотую заколку для галстука.
Бэрри исполнил свою программу, к которой он добавил еще четыре песни. Он имел вид победителя, успевшего привыкнуть к овациям. Ему достались аплодисменты, обеспеченные репутацией и энтузиазмом тех слушателей, которые явились сюда вторично или в третий раз. Он требовали, чтобы он развязал галстук, расстегнул смокинг и рубашку. Заканчивая выступление, Бэрри сорвал галстук с шеи и бросил его в зал. Женщины едва не устроили драку.
После второго отделения Кошачий Глаз Бастионе разыскал Доктора в гардеробной певца. Бэрри тяжело дышал, обливался потом. Доктор вытирал его полотенцем, словно Бэрри был боксером, выдержавшим тяжелый раунд. Бастионе заглянул в тесную гардеробную.
– Этот малыш готов. Он может выступить завтра вечером в «Ше Пари», – сказал Бастионе.
– Во вторник, – заявил Доктор. – Контракт заканчивается на этой неделе. Воскресенье и понедельник он будет отдыхать.
– О’кей, ты же у нас Доктор, – Бастионе улыбнулся, давая понять, что он шутит. – Я бы хотел поговорить с тобой, Док, если у тебя найдется минута.
Коуну не понравился тон Бастионе. Доктор накинул полотенце на плечи Бэрри и вышел из комнаты. Бастионе тихо прошептал:
– Док, я бы хотел приобрести часть прав на этого малыша. У него большой талант.
Помолчав, Доктор набрался мужества и покачал головой.
– Я куплю его, – заявил Бастионе, – заплачу наличными.
– Я не могу продать то, чем я не владею, – сказал Доктор.
Бастионе недоверчиво посмотрел на него.
– Да, у меня есть контракт. Я представляю интересы Бэрри. Но не владею им. Извини.
Бастионе явно огорчился. Но не стал настаивать. Этим он выразил свое уважение и любовь к Ирвину Коуну. Доктор не хотел рисковать успехом давно задуманного плана ради сиюминутных барышей.
– Хорошо, – уступил Бастионе, – пусть он со вторника начнет петь в «Ше Пари». Мы развернемся с ним.
Коренастый итальянец повернулся и зашагал по узкому коридору к двери, ведущей на сцену. Доктор снова втиснулся в гардеробную Бэрри и обнаружил, что юноша уже одевается. Он заметил также, что Бэрри успел выпить полбокала пшеничного виски.
Одевшись, Бэрри повернулся, взял свою сумку и приготовился выйти, но Доктор не дал ему открыть дверь.
– Посмотри вокруг себя, малыш, – сказал Коун.
Бэрри растерялся.
– Посмотри внимательно! – приказал Доктор. – Запомни эту душную, жалкую комнату. Этот маленький туалет с ржавым унитазом, порванную цепь и бачок с течью. Холодную воду в рукомойнике. Тараканов, бегающих по столу. Запомни это! Потому что теперь все в твоих руках! Ты можешь подняться вверх. Или вернуться сюда. Если ты будешь слушаться меня, ты добьешься успеха. Если решишь, что ты слишком умен для того, чтобы следовать моим советам, если станешь полагаться только на свои мозги, ты тотчас снова окажешься здесь. Навсегда.
Доктор схватил пустой бокал.
– Если ты не можешь пить мало, не пей совсем!
Он разбил бокал о грязную дальнюю стену комнаты. Бэрри закрыл лицо ладонями, чтобы защититься от осколков.
– А теперь идем!
Премьера Бобби Бэрри в «Ше Пари» прошла с большим успехом. Благодаря предварительной рекламе, организованной Доктором, большинство чикагских газет прислали в клуб своих музыкальных критиков. Бэрри завоевал их симпатии. После этого Доктор обеспечил непрерывный поток публикаций, часть которых попала в нью-йоркские газеты.
К концу второй недели, проведенной Бобби Бэрри в «Ше Пари», Доктор почувствовал, что он готов осуществить второй этап своего плана. Он опубликовал в «Трибюн» заметку, в которой намекалось, что Бобби Бэрри выступает в Чикаго последнюю неделю, потому что он отправляется в Нью-Йорк для участия в переговорах с радиокомпанией. Спонсором его выступлений на радио станет общенациональная компания, торгующая продуктами. В тот же вечер, а также в два следующих, в клубе появились управляющие крупных чикагских рекламных агентств. Кое-кто из них привел с собой своих клиентов. Утром третьего дня четыре человека позвонили в офис Доктора. Клиенты четырех агентств заинтересовались Бобби Бэрри настолько, что были готовы поговорить о спонсировании радиопередач с участием певца. По распоряжению шефа Берта сообщала звонившим, что нью-йоркский контракт близок к подписанию и что Доктор Коун не считает себя вправе начинать новые серьезные переговоры в Чикаго.
Коун выждал двадцать четыре часа. На следующий день Берте позвонили из трех агентств. Их управляющие были готовы обсудить этот вопрос, пока нью-йоркский контракт еще не заключен.
Теперь Доктор соизволил лично позвонить этим людям. Он назначил встречи с управляющими трех агентств. Во время длительных бесед он держался холодно, незаинтересованно, словно не имел большого желания продавать то, что уже купили в Нью-Йорке.
В ходе переговоров ему удалось существенно поднять гонорар Бэрри за часовое выступление певца на радио. Доктор давал понять, что юноша будет не единственным участником передачи. Бэрри не может стоять перед микрофоном целый час. Заинтригованные, жадные агентства тотчас соглашались с Доктором. Доктор позволил уговорить себя пригласить в «Ше Пари» различных спонсоров с женами, родными и друзьями, чтобы они смогли увидеть и услышать Бобби Бэрри.
Спонсоры стали приходить с женами и дочерьми. В отдельные вечера в клубе присутствовало несколько спонсоров. Это создавало атмосферу конкуренции.
К концу недели Доктор получил три предложения. Бобби Бэрри мог получать полторы тысячи долларов в неделю. Его гонорар подлежал увеличению через каждые тринадцать недель. Доктор снова заявил, что в передаче примут участие и другие исполнители. Агентства, представлявшие спонсоров, быстро согласились.
Доктор посетил в обществе представителей агентств каждого из трех заинтересованных спонсоров и ушел от них с соглашением относительно Бобби Бэрри. Всякий раз Доктор поднимал вопрос об остальной части передачи. Спонсор соглашался с тем, что агентство продумает детали. Предложение оставалось в силе.
Теперь Доктор почувствовал, что он может встретиться наедине с управляющими трех агентств и «обсудить детали».
Придя в агентство «Старр, Брук и Кодри», Доктор попал в кабинет вице-президента Стивена Кодри. Когда Коуна спросили, кто будет участвовать в передаче, Доктор начал перечислять. Бобби – полторы тысячи долларов. Ансамбль – семьсот пятьдесят. Сценарист – двести пятьдесят. Комик – пятьсот долларов. Режиссер – пятьсот. Приглашенная звезда – тысяча долларов.
Общая сумма – четыре с половиной тысячи долларов в неделю. Немало за еженедельную передачу, которая еще не подтвердила свою рентабельность, заметил Кодри. Но поскольку спонсор хотел получить Бэрри, а агентство было уверено в успехе, рискнуть стоило. Первые тринадцать недель – испытательный период – все покажут.
Доктор тотчас поправил Кодри.
– Первые двадцать шесть недель!
Кодри замер, но в конце концов согласился. Доктор кое-что понял. Кодри явно получил указание начать торг с тринадцати недель, но при необходимости согласиться на двадцать шесть. Значит, спонсор всерьез заинтересован в Бэрри. Доктор почувствовал, что он готов завоевать главный приз в этой игре. Он принялся торопливо писать цифры и складывать их. Он проделал вычисления дважды, чтобы не ошибиться. Все это время Кодри сидел в своем кресле и пытался рассмотреть, что пишет Доктор. При этом вице-президент старался скрыть свое любопытство.
Наконец Доктор произнес:
– Остается один последний пункт.
– Последний пункт? – настороженно повторил Кодри.
– ТКА занимается бизнесом не ради удовольствия, – сказал Доктор. – Мы должны определить наши комиссионные.
– Ваши десять процентов – это доля от полутора тысяч. От гонорара Бэрри. Так было всегда, – уверенно заявил Кодри.
– Да, вы были бы правы, если бы мы продавали вам только Бобби Бэрри. Мы бы взяли десять процентов из его гонорара. Но мы продаем вам целый пакет. Бэрри, ансамбль, сценариста, режиссера, гостя. Мы готовы согласиться на наши обычные десять процентов.
– Десять процентов… от общих затрат?
Кодри поднялся с кресла.
– Это немыслимо! Мы не станем платить столько! Десять процентов от всей суммы! Это… это…
– Четыреста пятьдесят долларов в неделю, – быстро подсказал Доктор.
– Мы не можем платить такие комиссионные, – тихо заявил Кодри.
– Я не сказал, что вы должны платить их. Просто мы продаем вам пакет стоимостью пять тысяч долларов.
– Наш клиент попросит показать, из чего складывается эта цифра.
– Не делайте этого.
– Но мы обязаны! – заявил Кодри.
– В таком случае…
Доктор встал, взял листок с цифрами, сложил его вдвое и убрал в карман, собираясь уйти.
– Подождите! – испуганно произнес Кодри.
– Да? – сказал Доктор, демонстрируя намерение удалиться.
– Вы обещали продать нам Бэрри за полторы тысячи долларов! – заявил Кодри.
– Я готов сделать это, – ответил Доктор. – Если мы «проработаем детали». Если вы не хотите сказать спонсору о том, что вам не удалось сделать это и получить Бэрри, подумайте о том, что я сказал. Весь пакет целиком за пять тысяч долларов. Или забудьте о Бэрри!
Доктор ушел. Ему не было необходимости видеть лицо Кодри. Оно, несомненно, походило на лицо Болдинга в тот день, когда Доктор поставил его в сложное положение, послав к черту клиента-антисемита. Все руководители агентств, оказавшись под давлением обстоятельств, выглядели одинаково. Эти вежливые, невозмутимые, спокойные, хорошо одетые американцы англо-саксонского происхождения умели быть надменными и высокомерными, когда они являлись хозяевами положения. Пусть мерзавец немного помучается.
Доктор отправился в свой офис и стал ждать. После ленча, во время которого Кодри, несомненно, выпил три мартини в обществе Старра и Брука, телефон Коуна зазвонил. Это был Кодри. Он старался говорить сердитым, обиженным тоном, но его голос свидетельствовал о трех выпитых мартини.
– Мы здесь все обсудили, – сказал он, – и решили, что ваше требование вполне справедливое. Ведь вы, в конце концов, продаете весь пакет.
Ирвин Коун перевел его слова таким образом: «О’кей, подлый еврей, ты схватил нас за яйца. Мы боимся сказать клиенту, что он не получит Бэрри. Тогда мы потеряем заказчика и наши пятнадцать процентов. Поэтому мы принимаем твои требования и называем их справедливыми».
Для Ирвина Коуна не имело значения, что думает и говорит Кодри. Доктор испытал ликование. Они согласились! Переступили через себя и согласились!
Положив трубку, он испытал волнение, которое охватывало его только дважды в жизни. Первый раз – когда он получил степень Доктора медицины. Второй раз – когда познал женщину. Но эта победа была более значительной. Она давала ему ощущение личного и сексуального триумфа.
Держа руку на телефонной трубке, Коун подумал – не объяснялась ли его радость тем, что он добился успеха благодаря предательству Ронни Дейла? Или все дело в том, что он кое-что открыл в себе? Подготовка и заключение смелой сделки пробуждали в нем большее ликование, чем сексуальная победа. Коун почувствовал, что другие люди не способны строить планы и осуществлять их так тщательно и усердно, как он.
Какие бы чувства он ни испытывал, Доктор знал одно – сегодня установлен прецедент, который в будущем принесет ТКА миллионы. Десять процентов от всех затрат! Отныне ТКА будет получать десять процентов от всех организуемых компанией проектов.
Кошачий Глаз Бастионе был прав. Найди слабое место противника и приложи туда силу. Тогда ты сможешь контролировать большой бизнес, расходуя незначительное количество энергии. Это и есть настоящая власть!
Ирвин Коун будет всегда испытывать радость от заключения удачной сделки. Каждая из них станет новым, захватывающим вызовом. Порой, когда Коун занимался сексом с начинающей певицей или актрисой, ему в голову приходили свежие идеи относительно какой-то сделки. Он ускорял приближение оргазма, чтобы побыстрее схватить трубку телефона.
Через несколько лет, когда пакетные контракты с радиокомпаниями станут приносить до двадцати пяти тысяч долларов в неделю и больше, комиссионные ТКА составят две с половиной, три, четыре, пять тысяч долларов! Однажды ТКА получит комиссионные за неделю, превышающие весь начальный бюджет программы с участием Бобби Бэрри. А когда появится телевидение и пакеты будут продавать за сто тысяч долларов и дороже, комиссионные ТКА за одну передачу составят двадцать пять тысяч долларов!
Спустя годы один человек остроумно заметит: «Доктор не будет огорчен началом третьей мировой войны. Он знает, что получит десять процентов от всех затрат».
4
В последующие годы Доктор расширил сферу деятельности ТКА. Компания приняла участие в подготовке многих пакетных проектов для радио с участием певцов, комиков, а позже – драматических актеров. С началом очередного цикла Доктор менял акценты, всегда стремясь не отставать от новых веяний и зачастую создавая их.
Почувствовав, что певцы и ансамбли начинают терять аудиторию, он ввел в моду передачи, построенные вокруг комиков. Когда комики заполнили рынок, Коун принялся переманивать лучших драматических актеров со сцены на радио. Под руководством Доктора ТКА готовила для спонсоров дорогие часовые шоу, позволявшие использовать известных актеров для продажи товаров повседневного спроса – мыла, пищевых продуктов.
ТКА всегда действовала по своему старому принципу: она формировала готовый пакет и забирала себе десять процентов от расходов. Иногда ТКА получала кое-что еще, сбивая гонорары звезд или искусственно раздувая затраты.
Ряд пакетных сделок, подготовленных Доктором, приносил дополнительные выгоды. Добившись контроля над программой, Доктор вводил в нее талантливого начинающего исполнителя, являвшегося собственностью ТКА. Таким образом Коун сам создавал звезд. Если ТКА угрожала потеря знаменитости, Доктор предлагал недовольной чем-то звезде выгодное участие в передаче, контролируемой его компанией. Таким образом удавалось преодолеть кризис.
Пакетные контракты на радио приносили и другую пользу. Когда Доктор хотел отнять у конкурента ценного клиента, он мог соблазнить его гарантированным участием в передаче.
Но главный принцип бизнеса оставался прежним. Доктор занимался только такими проектами, которые сулили ТКА десять процентов от всех затрат. Он хранил верность этому правилу более ревностно, чем иудаизму – единственному наследству, оставленному отцом. Коун вспоминал о своей вере лишь в дни еврейских праздников. Но принцип «десяти процентов» Коун исповедовал ежедневно в течение всего года. Он делал это неукоснительно, постоянно, с упорством его предков – защитников Моссада.
По прошествии нескольких лет Доктор уже не мог придумывать идеи всех контрактов лично. ТКА начало расти так стремительно, что Доктору пришлось открыть офисы в Нью-Йорке, Беверли-Хиллз и Лондоне. Только с их помощью он мог эффективно обслуживать клиентов из ночных клубов, радиокомпаний и театров, а главное – киностудий.
Ему пришлось нанять молодых помощников. Он тщательно отбирал их и готовил к самостоятельному ведению дел ТКА.
В соответствии с обещанием, которое Доктор дал себе в начале его карьеры, когда ему пришлось столкнуться с антисемитами из рекламных агентств, все его служащие были евреями – толковыми, образованными, воспитанными. Мэдисон-авеню и Мичиган-авеню пришлось работать с евреями и даже терпеть зависимость от них. Это была месть Доктора за давние оскорбления.
Первым приобретением Доктора стал Спенсер Гоулд, молодой выпускник гарвардской школы бизнеса. Отец высокого, худого Гоулда носил фамилию Голденберг и производил сиропы для фонтанчиков с содовой. Гоулд одевался в соответствии с университетскими традициями Новой Англии. Он не походил на еврея, однако часто пользовался носовым платком – Гоулд страдал хроническим насморком, обострявшимся дважды в год и приковывавшим его к постели на семь-десять дней.
Доктору не составило труда поставить Гоулду точный диагноз во время первой беседы. Удовлетворение от того, что он получит сотрудника с именем «Спенсер», имело большее значение, чем периодические проблемы, связанные с болезнью Гоулда.
Спенсер… Спенс… Это имя имело аристократическое, чисто американское звучание. «Спенс сообщит вам детали и подтвердит наше согласие…», «Я не смогу поехать в Детройт на презентацию, но отправлю туда Спенса…», «Спенс завтра утром съездит в НБК и договорится о лучшем времени! Можете положиться на Спенса!»
Это звучало впечатляюще, респектабельно, надежно. Нынешнее имя Спенсера разительно отличалось от того, которое дал ему когда-то раввин. В детстве Голденберга звали Шломо бен Ицхак.
Спенсер Гоулд не раз доказал свою полезность Доктору. Он обладал острым, глубоким умом. Он быстро понял, что не должен руководствоваться только своим личным вкусом, продавая передачи или исполнителей. Он понял, что в бизнесе, где один контракт может работать тринадцать месяцев или лет, нельзя пренебрегать даже самым мелким козырем. Следовало относиться к каждому контракту так, словно он будет длиться вечно, и поэтому принимать в расчет каждый доллар и долю процента.
Спенс быстро усвоил и другой урок Доктора – никогда не ставь интересы исполнителя над интересами ТКА. Иногда было тяжело отказаться от контракта для клиента, нуждающегося в работе, но Ирвин Коун был полон решимости не создавать прецедентов, опасных для ТКА и будущих сделок. Несчастному исполнителю сообщали, что контракт сорвался из-за «внезапных изменений в планах рекламного агентства» или «крайне невыгодных условий, способных уничтожить ваш престиж». Или из-за того, что «передача не понравилась жене спонсора».
Позже у Спенсера Гоулда появилась пара молодых коллег. Бадди Блэка в детстве звали Германом Шварцем. Фредди Фейг носил когда-то фамилию Фейгенбаум.
Эти молодые люди ревностно претворяли в жизнь основные принципы Доктора. В первую очередь – главный: найди слабое место и приложи к нему силу.
У этого правила было дополнение, изобретенное Доктором: если слабости нет, создай ее.
В мире шоу-бизнеса этих трех молодых людей – Спенса, Бадди и Фредди – стали называть «кобрами Коуна».
В то же самое время, когда Доктор закладывал фундамент своей империи шоу-бизнеса, он также подумывал о создании семьи. Он искал жену, способную дать ему любовь, уважение и сыновей.
В начале своей карьеры он решил, что его будущая супруга не будет связана с шоу-бизнесом. Он испытывал чувство отвращения, наблюдая за тем, что готовы делать ради карьеры честолюбивые певцы, танцоры и актрисы. Он часто пользовался этим. В начале своей карьеры у него было мало времени для ухаживания, и он брал то, что ему предлагали.
Когда пришла пора подыскать себе жену, он занялся этим и нашел скромную порядочную девушку. Родители назвали ее Молли, но в старших классах она сменила имя и стала Мельбой. В школе она проявила себя как способная ученица. Мельба поступила в Хантер-колледж и стала искусствоведом. Когда Доктор познакомился с ней, она работала в антикварном магазине на Мэдисон-авеню. Он заглянул туда, чтобы узнать стоимость стола, выставленного на витрине. Застенчивая, темноволосая, миниатюрная девушка, которая была еще ниже ростом, чем Доктор, произвела на него сильное впечатление. Она легко краснела, и Доктор решил, что она – девственница. Разговорившись с ней, Коун узнал, что она ждет, когда освободится вакансия в одной из городских школ, где она будет преподавать искусствоведение. Доктор почувствовал, что она – образованная, культурная девушка и что он может всерьез заинтересоваться ею.
В отличие от многих еврейских девушек она не имела склонности к полноте. Доктор определил своим опытным глазом, что с годами она не потеряет своей стройности. Она могла стать превосходной матерью для его сыновей. Он несколько раз встретился с ней, и наконец она пригласила его к себе домой, на Мошолу Паркуэй. Еврейские сердца ее родителей забились учащенно, когда они узнали, что за их дочерью ухаживает Доктор. Однако они испытали разочарование, обнаружив, что Ирвин Коун на самом деле – агент. Педантичная, обстоятельная Мельба навела справки, выяснила истинный потенциал маленького человека и решила, что они поженятся, раньше, чем это сделал Доктор.
Его отец приехал в Нью-Йорк на свадьбу. Познакомившись с невестой сына, он сказал: «Она напоминает мне твою мать». Молодой Коун воспринял это как комплимент Мельбе, хотя старик хотел выразить этими словами свое разочарование.
Свадьба во всех отношениях была традиционной, еврейской. Семьи обоих молодоженов считали, что их драгоценный отпрыск мог найти себе лучшую партию. Гораздо лучшую.
Выйдя замуж, Мельба Коун использовала весь свой ум и энергию для того, чтобы помогать супругу. Учитывая то, чем занимался Доктор, это означало быть великолепной хозяйкой дома и участвовать в благотворительных мероприятиях – хотя бы чисто номинально. Прежде всего она старалась жить так, как подобает жене весьма могущественного человека.
Она давно старалась избавиться от акцента, присущего коренным обитателям Бронкса, – она готовилась к устному экзамену на должность учителя. Став миссис Ирвин Коун, она заговорила как истинная англичанка. Она всегда одевалась с большим вкусом, подражала в прическе и туалетах Уоллис Симпсон Уиндзор. Мельбе нравилось считать, что она внешне похожа на эту леди. В среде, где она жила, статус жены Доктора приравнивался к королевскому. Мельба вполне соответствовала своей новой роли. Ирвин Коун гордился женой, хотя со временем он осознал, что играть роль его жены для нее важнее, чем быть ею. Доктора это не задевало; она выступала в качестве ценного для его бизнеса приобретения.
Один клиент ТКА как-то сравнил Мельбу Коун с Беренис Макавейской – обворожительной темноволосой принцессой иудеев.
Однако в одном важном вопросе Мельба разочаровала своего мужа. Он женился на ней ради сыновей. Но, к облегчению многих людей из шоу-бизнеса, она родила ему двух дочерей. Конкуренты боялись появления прямых наследников Коуна.
Когда стало известно о первой беременности Мельбы, люди из шоу-бизнеса спрашивали друг друга, родит она ребенка или снесет яйцо, как кобра. Во второй раз, когда Мельба переносила малыша, кое-кто шутил, что Доктор женился ради уменьшения налогов и что он не позволит жене родить, пока не подпишет выгодный контракт с ее гинекологом.
Со временем Коунам пришлось перебраться в Калифорнию, чтобы Доктор мог лично контролировать работу с многочисленными клиентами ТКА из мира кино.
Мельба Коун добилась большого успеха в голливудском высшем свете. Все злословили на ее счет, но охотно посещали приемы миссис Коун. Она устраивала самые роскошные вечеринки в Западном полушарии, расходы на которые позволяли снижать налоги.
В конце концов Доктор даже извлек выгоду из того, что Мельба имела степень по искусствоведению, хотя ей так и не пришлось преподавать его. Мельба лично обставляла офисы ТКА в Чикаго, Нью-Йорке, Беверли-Хиллз, Лондоне, Париже и Риме изящной антикварной мебелью английского и французского производства.
Даже к приобретению мебели Доктор подошел весьма изобретательно. Коун счел бессмысленным тратить сотни тысяч долларов на обстановку и довольствоваться незначительным снижением налогов. Тщательно взвесив все обстоятельства и проконсультировавшись с юристами, Доктор решил, что Мельба отправится в Англию и купит там для офисов ТКА антикварную мебель на миллион долларов. Она приобретет ее для себя лично и сдаст в аренду ТКА.
Таким образом, корпорация понесет не облагаемые налогом расходы в размере трехсот тысяч долларов в год; половина этой суммы могла доставаться государству. Таким образом Мельба получила ежегодный доход в триста тысяч долларов, причем сто пятьдесят из них поступало от правительства Соединенных Штатов.
Подобные хитрости доставляли Доктору радость. Голливудские магнаты наслаждались обществом грудастых звездочек, но Ирвин Коун получал самые острые удовольствия с помощью бизнеса. Возможность сделать дополнительные деньги волновала его сильнее, чем занятие сексом с честолюбивой семнадцатилетней девчонкой.
Часть вторая
1
С годами кино стало важнейшей частью индустрии развлечений. Доктор уделял все большее внимание Голливуду. Один важный телефонный звонок мог заставить его тотчас полететь в Нью-Йорк, Лондон, Париж или Рим – туда, где возникали проблемы со съемками фильма. Другие морщились при возникновении трудностей, но Доктор преодолевал их с радостью и энтузиазмом. Ирвин Коун обогащался на любых изменениях конъюнктуры, которые всеми остальными рассматривались как бедствия.
Пока ТКА получало десять процентов от всех расходов, Доктор приветствовал любые перемены, хорошие и плохие. Даже такая надвигающаяся неприятность, как расследование конгрессом политической активности в Голливуде, не обеспокоила Коуна. Именно эта угроза заставила его проявить интерес к затухающей карьере клиента ТКА Джефа Джефферсона.
