Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Одна ошибка, одна чертова ошибка в эфире, и все погибнет. Я собьюсь перед двадцатью миллионами зрителей. Я буду стоять, как болван, а вы все будете прятаться в аппаратной!
– Все будет хорошо, – сказала она. – Поверь мне, дорогой. Я ведь никогда не обманывала тебя прежде, верно?
– Такого еще не было, – взорвался он, и Джанет насторожилась. Может быть, он что-то заподозрил?
– Доктор меня использовал! – продолжил Кларк. – Думаю, он и не собирался ставить «Короля, королеву, пешку». А ты как считаешь? Ответь мне честно, Джанни.
– Конечно, он хочет сделать это, – солгала она и, испугавшись, что он обнаружит правду, протянула к нему руки. Ее пальцы коснулись его бедра, медленно поползли вверх. Но Кларк не реагировал, что было плохим симптомом. Она знала, что он не мог самоутвердиться с помощью одного полового акта, совершенного за ночь. Внутреннее беспокойство Кларка лишь усилилось.
Она села в темноте, по-прежнему лаская его. Приблизившись к нему, взяла свободную руку актера и прижала к своей груди. Джанет почувствовала, что его член снова поднимается. Когда он поставил бокал и начал целовать ее, она поняла, что все будет хорошо. Наконец он снова лег на Джанет. Она приняла его с большей легкостью, чем в первый раз. Его движения были более спокойными, размеренными; она успела кончить два раза.
Испытав оргазм, Кларк удовлетворенно перекатился на спину. Джанет повернулась и зашептала ему в ухо, точно мать, убаюкивающая ребенка:
– Это будет прекрасный спектакль. Они уже совершили все ошибки сегодня. Эфир будет идеальным. И ты – тоже. Вот увидишь, дорогой.
Он заснул, прижавшись к ее грудям. Губы Джанет находились возле его уха. Убедившись в том, что он крепко спит, она выскользнула из его объятий, встала с постели. Обнаженная, босая Джанет прошла по комнате, остановилась на мгновение у зеркала. Черт возьми, у нее действительно отличные груди! И весьма сексуальные бедра! Только лицо было некрасивым. Но она умела заниматься любовью, давать мужчине многое. Только не соглашалась получать в ответ меланхолию и депрессию.
Она нашла свою одежду на полу гостиной. Одевшись, Джанет открыла дверь, замерла на пороге. Впервые в жизни она чувствовала себя шлюхой. Поколебавшись, она закрыла дверь, нажала кнопку. Приготовилась к встрече с лифтером.
Ожидая его, она повторяла про себя: «Джанни, Джанни, Джанни, что ты делаешь ради ТКА!»
Она постоянно находилась возле Форда. Во время генеральной репетиции сидела в темной аппаратной, не разговаривая ни с кем, в особенности с Доктором. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но она избегала общения с ним. Когда он пригласил ее в комнату для клиентов, чтобы посмотреть, как Джеф Джефферсон дает показания перед телекамерами комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, она отказалась пойти туда.
Режиссеру запретили давать какие-либо указания непосредственно Форду. Их передавала актеру Джанни. Она делала вид, будто это были ее собственные предложения. Форд слушал Джанни. Теперь он работал хорошо; он черпал силы в близости и помощи Джанет, ее любви и нежности, которые она дарила ему по ночам. Он начал демонстрировать настоящую актерскую игру.
Во время последнего прогона перед трансляцией все камеры работали слаженно, каждый кадр появлялся на мониторе в нужный момент.
Но самым главным было то, что Кларк Форд наконец-то сыграл великолепно. Вернувшись в гримерную, он застал там не только Джанет, но и Доктора. Коун обнял Форда и просиял:
– Такая игра годится для премьеры на Бродвее!
– Сценарий! – перебил его Форд. – Вы договорились с Максом Андерсоном?
– Агент обещал, что Макс позвонит мне в понедельник, – тотчас ответил Доктор.
– А Сэм Берман? Он вернулся?
– Он еще на побережье. Обсуждает контракт.
– Неправда! – выпалил Форд. – Мой адвокат видел его в субботу в «Сарди»!
– В таком случае я разыщу его еще сегодня.
– Сделайте это! – с угрозой в голосе сказал Форд.
Доктор посмотрел на Джанни, надеясь получить какую-то подсказку, но она не знала или не хотела сказать, как следует поступить. Когда дверь за Доктором закрылась, Форд сел и устало потер глаза. Массируя пальцами шею и плечи Форда, Джанет тихо произнесла:
– Я принесу тебе кофе.
– Пошли моего костюмера! – приказал Форд. – Я не хочу оставаться сейчас один!
Джанни отправила ждавшего костюмера за горячим черным кофе и сэндвичами. Затем она закрыла дверь и заперла ее, потому что знала, что Форду перед премьерой необходим покой.
Через несколько мгновений Форд протянул к Джанет руки, привлек к себе. Она попыталась остановить его, но вскоре сдалась. Его рука медленно поползла к самому нежному месту Джанет. Усталость Форда исчезла. Джанет уже не могла скрыть своей страсти. Он встал со стула, обнял Джанет и, не реагируя на ее шепот: «Кларк… дорогой… люди… за дверью находятся люди», быстро сорвал с нее одежду.
Кларк уложил Джанет на кушетку, которую поставили в гримерной, чтобы он мог отдыхать между сценами. Снял свой костюм и лег рядом с Джанет. Но когда он попытался проникнуть в нее, кушетка опасно закачалась. Он сполз с нее на пол и усадил Джанет сверху. Обхватил руками ее ягодицы. Его твердый пульсирующий член вошел в Джанет, причинив ей боль наслаждения. Она плотно сжала член Кларка самой горячей и влажной частью своего тела. Начала медленно двигаться.
Вскоре она заставила Кларка входить в нее глубже, с большей силой. Он отвечал на ее страсть, пока в дверь не постучали. Кларк раздраженно крикнул:
– Поставьте чертов кофе и уйдите!
Она почувствовала, что его эрекция может исчезнуть. Такая неудача могла погубить Кларка. Зная это, она напрягла мышцы, удерживая его внутри себя, и снова начала двигаться. Она почувствовала, что его член опять отвердел. Наконец Кларк прижал ее к себе с такой силой, что она испугалась. Отчаянным усилием вынудила его выплеснуть из себя жидкость. Джанет не испытала оргазм, но сделала вид, будто кончила. Она обрадовалась успешному завершению акта, очередной победе Кларка, тому, что теперь она могла освободиться, лечь рядом с ним.
Через несколько минут она встала, вымылась, как могла, возле маленькой ржавой раковины с краном, из которого текла ледяная вода. Ее бедра от холода покрылись мурашками.
Пока Джанет одевалась, Кларк накинул на себя старый истрепанный халат, приносивший ему удачу, лег на кушетку и закрыл глаза. Казалось, что он дремлет. Внезапно он сел и сказал:
– Доктор – сукин сын! Он не будет ставить «Короля, королеву, пешку»! После сегодняшнего вечера он придумает какую-нибудь отговорку. Негодяй! Подлый негодяй!
– Пожалуйста, дорогой! – взмолилась Джанет. – Не волнуйся перед спектаклем. Ты погубишь свою игру.
– Кому есть до этого дело! Никому! Никому, кроме тебя, Джанни! Дорогая, ты выйдешь за меня замуж?
– Пожалуйста, Кларк, не сейчас. Мы обсудим это позже.
– Ты – единственный человек, которому я могу доверять. Единственный, не лгавший мне в ходе этой чертовой затеи!
Она подошла к нему, коснулась его лица, нежно поцеловала в щеку. И задумалась. Кто предал его сильнее всего? Доктор? Или она сама? Мы поженимся, настаивал он. Чтобы заставить его снова надеть костюм, она обещала Кларку выйти за него замуж. Позже, если понадобится, она найдет путь к отступлению.
– Пять минут до эфира, мистер Форд. Пять минут! – объявил помощник режиссера.
Она отправила Кларка на сцену, поцеловав его, и осталась, чтобы привести в порядок гримерную. Вытерла пол, свернула полотенце и бросила его в корзину для мусора, стоявшую в углу. Она надеялась, что там его не найдут, а если найдут, то не догадаются, почему оно попало туда.
Джанет подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу. Она едва стояла на ногах. Торопливо попудрившись, она направилась к двери. Из динамика донесся голос режиссера:
– Всем приготовиться! Шестьдесят секунд до эфира. Вы будете великолепны! Я вами восхищен.
Динамик смолк. Джанни вошла в аппаратную в тот момент, когда режиссер сказал своему техническому помощнику:
– О’кей! Эфир! Камера один!
На мониторе вспыхнули титры: «Алюмко» представляет «Бродвейский театр звезд»!» Доктор произнес эти слова и добавил: «Каждую субботу «Алюмко» с гордостью приносит в ваш дом лучшие бродвейские постановки, величайших звезд, самые знаменитые американские пьесы. Сегодня…»
Он начал петь дифирамбы Кларку Форду, которому предстояло впервые появиться на телеэкране в американском шедевре под названием «Додсворт». Увидев в первой сцене улыбающегося, обаятельного, счастливого Форда, Джанет поняла, что он превратился в Додсворта и не представит проблемы до конца спектакля. Он хорошо двигался. Казалось, он охотно соблюдал требования к точности перемещений по сцене, которые отвергал во время репетиций.
Он играл так хорошо, что она даже не стала ободрять его в перерывах. Она боялась разволновать Кларка.
Несчастье случилось в третьем, последнем акте. Форд шагал вниз по ступеням декорации, изображавшей итальянскую улицу. Он искал Эдит Кортрайт – вдову, к которой Додсворт испытывал сильное влечение. Герой пьесы уже избавился от своей эгоистичной жены Фран. На предпоследней ступени Форд зацепился туфлей за плохо забитый гвоздь. Актер говорил об этом гвозде режиссеру, который отдал указание своему помощнику. Тот, в свою очередь, предупредил декоратора, передавшего информацию одному из плотников. Рабочий обещал забить гвоздь после перерыва, но так и не сделал этого.
Кларк Форд неожиданно споткнулся и был вынужден опереться рукой о декорации, изображавшие стену дома. Холст прогнулся несильно, но телезрители смогли это заметить.
В аппаратной все вскочили со своих мест – Доктор, Спенсер Гоулд, Фредди Фейг, режиссер, технические работники.
Карл Брюстер и спонсор замерли в задней комнате. Брюстер боялся посмотреть на спонсора.
Но сильнее всех запаниковала Джанни. Она знала – случилось именно то, чего боялся Форд. Он предстал в смешном виде перед миллионами телезрителей.
Однако благодаря чуду Форд не упал. Мгновенно собравшись, он воспользовался своим опытом, ловкостью, инстинктом самосохранения, спасающим всех хороших актеров. Обретя равновесие, он зашагал по ступеням дальше к тому месту, где Эдит Кортрайт срезала цветы, не зная о возвращении Додсворта.
– Эдит! – позвал он.
Она повернулась. Они бросились в объятия друг другу. Она улыбалась и плакала одновременно, поняв, что остаток жизни они проведут вместе. По сценарию у Форда не было слов в этой сцене, но сейчас он улыбнулся и невозмутимо произнес:
– Если мне предстоит провести здесь остаток моей жизни, я должен буду починить эти старые ступени.
Его находчивость спасла положение. В аппаратной все с облегчением засмеялись. Молодой режиссер восхищенно произнес:
– Сукин сын! Вот молодец! На профессионала всегда можно положиться!
В комнате для клиентов президент «Алюмко» улыбнулся своими тонкими губами и произнес:
– Блестяще! Какая находчивость! Карл, вы поступили правильно, настояв на участии Кларка Форда!
Карл Брюстер почувствовал, что он может не беспокоиться о счете «Алюмко» в течение ближайших трех лет. Доктор, услышавший слова президента, впервые понял, что всеми хлопотами, связанными с привлечением Кларка Форда, он обязан не спонсору, а Карлу Брюстеру. Доктор не забудет этого.
Но сейчас следовало отпраздновать успех. Все направились в гримерную Форда, чтобы поздравить его с великолепной игрой. Дверь оказалась запертой. Ключ повернулся в замке, лишь когда Джанни, растолкав всех, подошла к двери и тихо произнесла:
– Это я, дорогой.
Дверь открылась лишь настолько, чтобы Джанни смогла пройти в гримерную.
Доктор объяснил спонсору:
– Конечно, вы понимаете, что такая игра порождает огромное напряжение.
Кларк Форд сидел в гримерной на стуле. По телу актера катились капли пота. Джанни молчала. Она знала, что в такие минуты слова восхищения вызывают у Форда настороженность.
Она обрызгала тело актера туалетной водой и принялась массировать его. Вскоре напряжение Форда спало. Джанни повернулась к двери, чтобы снять с вешалки смокинг, в котором Форду предстояло отправиться в «21».
– Я это не надену!
Он протянул руку к своим старым брюкам, в которых он репетировал.
– В них нельзя идти на прием, дорогой.
– Я не пойду туда! – отрезал Форд.
– Дорогой, все эти люди испытают огромное разочарование. Без тебя прием не получится.
– Будто меня это волнует! – сказал Форд, с вызовом надевая старые брюки и пропахшую потом рубашку. Он принялся застегивать пуговицы. Джанни продолжала упрашивать актера.
– На чьей ты стороне? – внезапно спросил он. – На моей или Доктора? С ним ты тоже спишь?
– Кларк, дорогой, за дверью находятся люди. И ты отлично знаешь, что я не сплю с ним. Я еще раз прошу тебя – сходи ради меня на прием.
Ее глаза наполнились слезами.
– Я не пойду ни на какой прием! Сегодня я хочу напиться! И заняться сексом. Я буду делать то, что я хочу. Для разнообразия.
Он сказал это таким тоном, что Джанни поняла – она не сумеет переубедить его.
Она отперла дверь, что лишь усилило доносившийся из коридора шум. Доктор, Спенс, Карл Брюстер и спонсор попытались проникнуть в гримерную. Но Кларк Форд, крепко сжимая руку Джанни, грубо, рассерженно протиснулся сквозь толпу. Добравшись до следующей двери, он повернулся и крикнул:
– Будьте вы прокляты! Вы использовали меня. Получили то, что хотели. Теперь оставьте меня в покое!
Он потащил Джанни за собой по коридору, оставив позади себя смущенного Доктора и покрасневшего Карла Брюстера. Спонсор застыл на месте, не зная, как ему реагировать на такое неприличное поведение актера.
Доктор попытался сгладить ситуацию:
– Идемте! В конце концов это прием в честь премьеры нового цикла передач, а не теледебюта Кларка Форда.
Они сели в лимузины – Карл Брюстер и спонсор в первый, Доктор, Спенс и Фредди – во второй. Спенс и Фредди молчали. Фредди больше всего боялся гнева Доктора, поскольку все началось с его легкомысленного обещания обеспечить участие Форда.
Но Доктора, которого на протяжении многих лет оскорбляли несдержанные певцы, комики, актеры, выходка Форда беспокоила меньше, чем одна навязчивая мысль.
– Человек преодолевает столько трудностей! Обманывает, интригует, лжет своим клиентам! И каков результат? – внезапно сказал Ирвин Коун.
Фредди и Спенс решили, что замечание Доктора вызвано обидой на Форда. Затем Коун произнес:
– Если человек тратит столько сил, это должно приводить к чему-то существенному. Да, нельзя расходовать столько сил на подготовку одной трансляции. Это несправедливо!
На самом деле он хотел сказать, что такая работа не слишком прибыльна для него или ТКА.
Прием в «21» прошел успешно. Чувство обиды растворилось в хвалебных откликах прессы, которые поступали по телефону. «Нью-Йорк таймс» назвала спектакль «высочайшим достижением телевидения». «Дейли ньюс» высоко оценила всю постановку, особенно игру Кларка Форда, его удачный экспромт, и поблагодарила «Алюмко» за финансирование прекрасного цикла.
Для Карла Брюстера, «Алюмко», Спенса и Фредди вечер обернулся большим успехом. Только Доктор оставался неудовлетворенным. Он сосредоточенно размышлял об итогах. «Должен существовать способ…» – повторял он, обращаясь к Спенсу и Фредди под утро, когда они провожали его из «21» до отеля.
Уже возле гостиницы Доктор внезапно произнес:
– Фильм!
– Фильм? – повторил Спенс.
– Фильм – это ответ! Эти чертовы старые ковбои знают его лучше нас. Уильям Бойд со своим дерьмом двадцатилетней давности делает на телевидении огромные деньги. Мы должны заняться фильмами.
– Конечно. Это правильно, когда речь идет о небольших передачах типа шоу Джека Бенни, Бернса или Аллена. Но телефильм по длинному драматическому спектаклю обойдется в целое состояние, – сказал Спенс.
– И эти затраты окупятся! – заявил Доктор. – Телефильм – удобная собственность. Представьте себе, что мы записали сегодняшнюю игру Кларка Форда в «Додсворте». Мы могли бы показывать спектакль снова и снова! Тогда все усилия оправдались бы!
– Да, но подумайте, какую сумму составили бы расходы! – сказал Гоулд.
– Спенс, – снисходительным, покровительственным тоном произнес Доктор, – это будут расходы спонсора. Что, если бы мы получили в итоге фильм, который стал бы нашей собственностью?
– Нашей собственностью? – испуганно повторил Спенс. – Владеть правами могут студии. Продюсеры. Клиенты. Но не агенты. Столкновение интересов! – предостерег он, вспомнив курс коммерческого права, прослушанный им в гарвардской школе бизнеса.
– Не знаю, – задумчиво произнес Доктор.
– Мы не можем представлять актеров, режиссеров и сценаристов и одновременно нанимать их. Это приведет к столкновению интересов.
– Я задержусь в Нью-Йорке на несколько дней, – сказал Доктор. – Давайте обсудим это с юристами!
– Обязательно! – согласился Спенс.
Расставшись с Доктором, Гоулд не избавился от охватившего его недоумения.
4
Через несколько дней Доктор, Спенсер Гоулд и Фредди Фейг прибыли в офис Филипа Роуза, старшего компаньона адвокатской фирмы «Роуз, Розенблум, Скотт и Левин», специализирующейся по делам, связанным с шоу-бизнесом. Роуз – высокий, плотный мужчина с густой черной шевелюрой левантийского еврея – внимательно слушал их, ничего не записывая и не выдавая своих эмоций. Хотя в зале суда Роуз демонстрировал мгновенную реакцию, в других ситуациях он не торопился с выводами. Чем дольше он обдумывал вопрос, тем больший гонорар получал от клиента. Поэтому в своем офисе он, казалось, располагал бесконечным запасом времени и терпения.
Задача изложения проблемы была возложена на Спенсера Гоулда. Сам Доктор на этом этапе держался в тени.
Вспоминая все известные ему юридические термины, Спенс с гарвардским акцентом поставил вопрос перед Роузом. Каким образом может ТКА представлять многочисленные таланты и одновременно продюсировать телефильмы, избегая при этом обвинения в столкновении интересов?
– Вы знаете Доктора Коуна, – сказал в заключение Спенс. – Консультируясь с юристом, он хочет узнать, что он может сделать. А не то, что он не может сделать.
Роуз улыбнулся. Ему часто приходилось слышать такие слова от клиента, собиравшегося совершить нечто незаконное или, в лучшем случае, крайне неэтичное. Он долго молча полировал свои очки с массивной оправой и толстыми стеклами. Наконец он произнес:
– Доктор Коун… все, что я скажу сегодня, является, конечно, самой непосредственной, поверхностной реакцией. Давайте пока что разобьем проблему и рассмотрим обе ее стороны.
Доктор бросил взгляд на Спенса. В чем заключается вторая сторона проблемы?
– Конечно, следует принять во внимание столкновение интересов. Но, – Роуз выделил голосом это слово, – также нельзя забывать об антимонопольном законодательстве. Любой телевизионный или обычный фильм, выходящий за пределы штата, попадает в сферу федеральной юрисдикции.
– Прежде всего я посоветую вам не делать ничего тайно. Действуйте открыто, с полной убежденностью в том, что все ваши шаги являются совершенно законными. Тогда впоследствии мы всегда сможем заявить, что нарушили закон непреднамеренно. Это всегда срабатывает при общении с любым государственным учреждением или судом.
– Мы и не собираемся делать что-либо тайно, – тотчас произнес Спенс. – Поэтому мы и пришли сюда.
Он посмотрел на Доктора, который одобрительно кивнул.
Роуз приготовился продолжать.
– Что касается столкновения интересов, то, к несчастью, наилучший образ действий может оказаться неосуществимым.
– В чем он состоит? – спросил Доктор, впервые проявив интерес.
– Мы могли бы опереться на то, что мы называем принципом сознательного согласия, – с важным видом судьи произнес Роуз.
– Принципом сознательного согласия, – повторил Доктор.
Ему понравилось, как звучит это сочетание слов. Оно действовало на слух успокаивающе. Принцип сознательного согласия.
– Он означает, что вы полностью раскрываете карты перед стороной, у которой в дальнейшем могут возникнуть претензии. Располагая всей информацией, она подтверждает свое согласие. Этот принцип чаще всего применяется к юридическим вопросам, связанным с медицинской практикой.
Теперь Доктор вспомнил, что он слышал об этом принципе, будучи интерном. Старые опытные врачи говорили ему, что в сложных ситуациях в целях самозащиты от судебного преследования необходимо ознакомить пациента со средствами, целями и опасностями выбираемого метода лечения и заручиться его согласием. Тогда врачу ничего не угрожает.
Ирвин Коун посмотрел на Роуза и спросил:
– Вы считаете, что в нашем случае это сработает?
– Я не вижу причин, по которым суд отказался бы учесть этот принцип. Конечно, на практике он может оказаться неосуществимым. Он порождал бы дополнительные сложности при подписании контракта с каждым клиентом. И некоторые клиенты не подтвердят своего согласия, будучи полностью проинформированными. Они могут создать проблемы.
Доктор придвинулся к Роузу еще ближе.
– Вы могли бы составить типовой договор, способный защитить нас?
– Боюсь, что нет, – сказал Роуз. – Конечно, мы проведем тщательные исследования.
– Да, да, я понимаю, – нетерпеливо произнес Доктор.
– Дайте нам неделю или десять дней. Мы позвоним вам.
– Хорошо, хорошо, – сказал Доктор, хотя слова Роуза не понравились ему; он спешил покинуть кабинет адвоката.
Возвращаясь в лимузине в офис ТКА на Мэдисон-авеню, трое мужчин молчали. Перед тем, как автомобиль остановился возле входной двери, Доктор сказал:
– Если убрать всю юридическую шелуху, он сказал, что мы не сможем это сделать. Без серьезного риска. Если только… принцип сознательного согласия…
Доктор не закончил фразу. Следующие несколько дней он посвятил текущим делам, связанным с нью-йоркской деятельностью ТКА. К концу недели он, похоже, уже радовался тому, что летит последним вечерним рейсом в Калифорнию.
Ночью ему не спалось, хотя в самолете он располагал кроватью. Он пытался определить, куда надо приложить силу. Роуз посоветовал заручиться согласием. Сделать это заранее. Однако юрист также сказал, что на практике не удастся добиться согласия всех клиентов ТКА. Те, кто откажется, создадут проблемы.
И все же должна была существовать кнопка, которую он мог нажать; правильно приложив к ней силу, он добьется нужного результата.
Если нельзя договориться с каждым клиентом в отдельности, почему не получить коллективное согласие? Если нужна совокупность всех талантов, куда надо обратиться? Конечно, в гильдию! Правильно выбранный человек из одной гильдии добьется для него коллективного согласия! За первой гильдией последуют остальные. Чтобы заставить членов гильдии отказаться от права на частное представление их интересов, потребуется тонкая работа, но она может быть выполнена. Должна быть выполнена.
Перебирая в уме президентов гильдий, Коун внезапно вспомнил о блестящем выступлении Джефферсона на слушаниях, состоявшихся на прошлой неделе. Личная история Джефферсона вызвала симпатию к нему не только у страны в целом, но и у каждого актера, сценариста, продюсера, чьи связи с коммунистами обрели моральное оправдание.
Джеф Джефферсон! Президент Гильдии киноактеров. Он мог стать точкой приложения силы.
Конечно, вновь завоеванный Джефом престиж мог сыграть двоякую роль. Актер стал более сильным союзником, однако обрел дополнительную независимость. На него мог снова появиться спрос. Тогда управлять им станет сложнее. Необходимо воспользоваться престижем Джефа и при этом не дать актеру превратить его в капитал. Если последнее произойдет, Джеф станет невосприимчивым к давлению Доктора.
Эта задача потребует ловкого манипулирования, но маленький человек любил подобный вызов.
Он сосредоточит все свои усилия на Джефе Джефферсоне и проблемах, связанных с новым статусом актера.
Приняв это решение и обретя надежду на получение сознательного согласия всей индустрии, Доктор расслабился. Он задремал где-то над Небраской, а проснулся уже при посадке в Лос-Анджелесе.
Часть четвертая
1
После появления Джефа Джефферсона перед комиссией конгресса его жизнь заметно изменилась. Теперь актеру звонили сценаристы, которые никогда прежде не были его поклонниками. Ни одно светское мероприятие, связанное с киноиндустрией, не обходилось без участия Джефа.
Все его время было заполнено до отказа. Его потребность ощущать себя необходимым обрела удовлетворение. Ему начали присылать сценарии. Джефу не предлагали главные роли в больших фильмах. Но это были хорошие сценарии с достойными вторыми или характерными ролями.
И все же его жизнь не была такой благополучной, какой она казалась. В ней существовала Джоан. Через несколько недель должно было состояться присуждение «Оскаров». Напряжение Джоан нарастало. Она больше пила, меньше ела. Ее фотогеничное лицо с великолепными точеными скулами становилось слишком худым; оно выдавало ее душевное состояние.
«Что, если Джоан проиграет?» – спрашивал себя Джеф. Да, она была фавориткой. В отличие от бродвейских звезд, вызывавших к себе неоднозначное отношение, Джоан сделала карьеру, восхищавшую большинство настоящих голливудских ветеранов, начавших с самого низа и с помощью упорного труда поднявшихся на вершину. Они, конечно, будут голосовать за актрису, повторившую их путь.
К тому же Джоан успешно справилась с ролью, которую многие люди считали слишком сложной для нее. Она как бы забыла о своей красоте, чтобы сыграть простую, необразованную девушку в весьма трогательной истории. Эта роль была далека от тех комедийных ролей, которые она играла раньше. Голливуд гордился Джоан и, похоже, хотел присудить ей свою высшую награду.
Джеф желал Джоан победы, потому что боялся ее реакции на поражение. Однако его раздражало, что она может получить премию, в то время как он ни разу не попал в номинацию. Он начал читать присылаемые ему сценарии, ища не только хорошую историю, но и выигрышную роль, способную принести «Оскара». Если не главную, то хотя бы вторую.
Уже оказавшись на грани отчаяния, он нашел ее – роль, которая произвела на него сильное впечатление. Она была не главной, а характерной, и могла принести «Оскара». Однако Джеф боялся ошибиться. Утром следующего дня он в третий раз перечитал сценарий, потом позвонил Доктору, собираясь сказать ему, что наконец отыскал идеальную роль. Он огорчился, когда Элиза сообщила ему, что Коун все еще находится в Нью-Йорке. Она обещала оставить Доктору сообщение с просьбой позвонить Джефу немедленно по возвращении.
Но, вернувшись в Калифорнию, Доктор не позвонил Джефу. И на следующий день тоже. Он связался с актером лишь в середине третьего дня. Это не было случайной небрежностью, вызванной накопившимися делами. Доктор расчетливо, сознательно заставил Джефа ждать. Это было частью большого плана, вызревшего в голове Коуна во время перелета. Позвонив наконец актеру, Доктор извинился за задержку. Сообщив Джефу о том, что в Нью-Йорке по-прежнему говорят о его выступлении перед комиссией, Доктор продемонстрировал готовность выслушать актера. Джеф рассказал о сценарии и роли, способной принести ему успех.
– Кто будет режиссером? – спросил Доктор.
– Хатауэй, – ответил Джеф.
– Хатауэй прекрасно подойдет для такого фильма! Я на всякий случай проверю это! – сказал Доктор. – Позволь мне прислать к тебе человека за сценарием, – добавил он. – Я сам прочитаю его за уик-энд.
Впервые за много месяцев Джеф обрел покой. Если Доктор находил время для прочтения сценария, это означало, что, одобрив его, он сам займется этим проектом. Когда сценарий нравился Доктору, дело начинало двигаться. Нужный режиссер оказывался свободным. Чудесным образом появлялись исполнители других ролей. И бюджет был всегда щедрым.
Уик-энд казался бесконечным. Джеф не сообщил Джоан о сценарии. За несколько недель до присуждения «Оскаров» у нее хватало своих проблем, хотя киностудия тратила тысячи долларов на рекламную кампанию, способную принести актрисе необходимое для победы количество голосов. И все же до получения «Оскара» она не могла расслабиться. Джоан потягивала датский джин из изящной голубой фарфоровой кружки.
Для Джефа, не прибегавшего к помощи алкоголя, время тянулось еще медленней. В воскресенье он не выдержал и позвонил Сэму Хаусману – автору, которого актер знал весьма поверхностно. Однако после выступления Джефа Сэм держался с ним весьма дружелюбно, сердечно. Сэм был превосходным теннисистом. Сэм должен был знать, не устраиваются ли где-то в Беверли-Хиллз теннисные соревнования. Оказалось, что Джек Уорнер организовал у себя любительский турнир. Сэм, конечно, получил приглашение. Несомненно, все обрадуются появлению Джефа. Актер поехал к Уорнеру.
Джеф не слишком сильно любил Уорнера, но хотел убить время. Вечером он решил пригласить Джоан в ресторан. Ей не помешает появиться в «Чейзене» или «Романове», когда рекламная кампания находилась в самом разгаре.
Зайдя в ее комнату, Джеф увидел, что она спит. Она выпила слишком много джина. Ему придется коротать вечер одному.
Телефон зазвонил на следующий день, в одиннадцать часов утра.
– Привет, малыш!
Джеф тотчас вспомнил, что таким приветствием Доктор готовил собеседника к отрицательному ответу. Значит, сценарий ему не понравился.
– Позволь мне сообщить тебе мое впечатление, – сказал Доктор. – Эта картина может принести деньги. Эта роль способна обеспечить тебе успех. При условии, что главная роль не заслонит тебя. Контракт тут не менее важен, чем сама роль. Мы потребуем одинаковых со звездой титров! И того гонорара, который ты получил за последнюю картину!
– Но ты сам сказал, что пора снизить цену.
– Это было до твоего великолепного выступления перед комиссией. Теперь ты не просто звезда. Ты – важная фигура в индустрии. Лицо всего кинобизнеса! – подчеркнул Доктор.
– Знаю. Но я хочу получить эту роль. Я вижу, как я ее сыграю. И что она способна принести мне! – почти умоляющим тоном произнес Джеф.
– Конечно! Именно поэтому ты справишься с ней лучше, если получить хорошие деньги за рекламу! Положись на меня! Прежде всего я позвоню и скажу, что ты заинтересовался ролью и готов рассмотреть предложение. Попрошу сообщить детали. О’кей?
– Хорошо, – согласился Джеф и добавил: – Послушай, Доктор, я хочу получить эту роль! Ты понял меня?
– Джеф, дорогой, кто понимает тебя лучше, чем я?
Коун положил трубку.
В конце дня Элиза напомнила Доктору, что он хотел позвонить на студию по поводу Джефа. Когда она связалась с главой студии, Коун сказал:
– Бенни? Это Ирвин. На моем столе лежит сценарий, который вы прислали Джефу Джефферсону. Интересная вещь. Мы хотели бы обсудить цифры. Что вы предлагаете?
Бенни Ганц прежде руководил коммерческим отделом студии. Он заговорил таким же ласковым тоном, как и Доктор:
– Ирвин, вы знакомы с нашей политикой. Мы не любим торговаться. Мы заплатим столько, сколько он получал в течение последних шести месяцев.
