Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
– Хорошо, хорошо, – сказал Джеф, желая поскорей услышать продолжение. – Какой закон запрещает нам сделать это?
– Закон об агентской работе, – ответил Доктор.
– Закон об агентской работе? Что это за закон?
– Его еще называют общим законом.
– В чем он заключается? – спросил Джеф.
– Существует то, что называется «столкновение интересов». Допустим, я представляю тебя и одновременно, скажем, «Фокс» или «Уорнер». Я заключаю для тебя контракт с «Фоксом». Чьи интересы я должен защищать? Твои? Или «Фокса»? Вот суть проблемы. Агент не может представлять обе стороны.
Доктор завершил свое объяснение, добавив:
– И в большинстве случаев этот закон оказывается весьма хорошим.
Джеф задумался, потом спросил:
– Как это связано с тем, о чем мы говорили?
– Если студии связаны по рукам и ногам прокатчиками, если телекомпании вкладывают большие деньги в оборудование телестудий, кто сделает первый шаг для защиты киноактеров? У кого есть средства и силы? Кто может получить деньги у банков?
– Деньги? – спросил Джеф. – Для чего?
– Чтобы выгнать отсюда телевидение!
– Это возможно?
– При хорошей мотивации деньги найдутся. Мотивация и деньги сделают свое дело!
Прежде чем Джеф отреагировал, Коун продолжил:
– Представь, что произойдет! Киностудии заработают в полную силу, они будут выпускать кинокартины и телефильмы! Работы хватит для девяноста процентов членов Гильдии. А телесериалы имеют преимущество перед кинокартинами. Они продолжаются долго. Кинофильмы идут в прокате десять – двенадцать недель. О, это бы изменило всю индустрию! – восторженно произнес Доктор.
– Но где тут столкновение интересов? – спросил Джеф.
– Допустим, я захотел сделать это. Допустим, ТКА, располагая средствами, захотела вложить их в съемку телефильмов, дать работу тысячам актеров, сценаристов, режиссеров, техников. Закон запрещает нам это, потому что тогда мы будем продавать нам самим наших клиентов.
– Неужели нельзя что-то придумать? – спросил Джеф.
– Это слишком сложно. Мои адвокаты посоветовали мне не тратить сил. Им плевать на киноиндустрию.
– Нельзя послать к черту стольких людей. Стольких твоих клиентов.
– Когда мои юристы говорят – забудь об этом, я слушаюсь их, – печально заявил маленький человек.
– Нет никакого выхода? – спросил Джеф, не желая отказываться от этой идеи.
– Возможно, есть, – сказал Доктор. – Но он слишком сложен и труден.
– Разве попытка не является твоим долгом перед клиентами ТКА?
– Ну, – устало произнес Доктор. – Есть один путь. Единственный. Если потенциальные жертвы столкновения интересов заранее дадут свое согласие, это станет возможным. Появятся стимулы и свобода.
Затем Доктор быстро добавил:
– Но все это слишком сложно. Тебе пришлось бы объяснять ситуацию твоему правлению. А ему, в свою очередь, – членам Гильдии. Пришлось бы проводить голосование. Это корректный, но непрактичный путь…
В этом законченном предложении осталась недосказанность; оно приглашало собеседников к обсуждению. Молчание Джефа означало, что Доктор упускал важную стратегическую возможность.
Через несколько мгновений Джеф произнес:
– Я не вижу, почему мы не можем честно и открыто объяснить ситуацию правлению. Думаю, они могут пойти на это.
Боясь выдать свою радость, Доктор не отреагировал на слова Джефа. Он просто ждал. Он знал, что личное столкновение Джефа с жестокой реальностью кинобизнеса станет мощным катализатором.
Они молчали до тех пор, пока лимузин не доехал до «Виктора Гюго», роскошного ресторана, утопавшего в зелени и выходившего окнами на Тихий океан.
По рекомендации Доктора Джеф выбрал для себя превосходное красное вино. Молча потягивая его, они изучали меню. Однако Доктор внимательно наблюдал за Джефом поверх красно-золотистой обложки. Он хотел знать, какое впечатление произвели на Джефа его слова.
Когда они заказали ленч, Джеф сказал:
– По-моему, тебе не следует сдаваться. Ситуация такова: «Победа или смерть!» Гильдия должна защитить своих членов или уйти из бизнеса. Если бы ты знал цифры! Примерно двадцать звезд из этого города и несколько средних актеров содержат Гильдию. Это убийство. И положение не улучшится, если кто-то не возьмется за дело!
– Тебе нет нужды говорить мне это, Джеф. У меня в офисе есть все цифры. Гонорары киноактеров в этом году, в прошлом, три года тому назад. Если бы такое бедствие поразило любую другую индустрию, это бы стало сенсацией. Если ты хочешь взглянуть на эти цифры или использовать их, я дам тебе копию, – предложил Доктор. – И ты сравнишь их с гонорарами нью-йоркских актеров за те же годы. Они богатеют за наш счет.
Я сказал «за наш счет», но имел в виду не совсем это. Что касается ТКА, то мы получаем комиссионные за актеров, работающих на востоке. Мы по-прежнему делаем деньги. Мы не вправе жаловаться. Если бы только я не испытывал это проклятое чувство ответственности за звезд, которые много лет были с нами! – пожаловался Доктор тоном человека, которого мучают угрызения совести.
– Эти цифры могут пригодиться, – задумчиво произнес Джеф.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты дашь их мне, и я разберусь с Эйбом Хеллером. И тогда…
– Полегче, Джеф. Я не хочу, чтобы ты совершил в спешке нечто необдуманное. У тебя есть серьезные обязательства перед членами Гильдии.
– Я выполню их наилучшим образом, если помогу этим людям сохранить свою работу, – сказал Джеф.
– Конечно, – согласился Доктор. – Но не торопись. Подумай об этом день или два. В это нельзя бросаться очертя голову, потому что, если ты решишь действовать, тебе предстоит немного потрудиться. Так что подумай.
Доктор почувствовал, что ему удалось завести Джефа. Сейчас Коун мог без риска напомнить об осторожности, показаться более консервативным.
– Я бы хотел получить эти цифры! – настойчиво заявил Джеф.
– Ты получишь их при одном условии! – сказал Доктор, протянув руку вперед и положив ее на руку Джефа, как бы сдерживая его. – Ты должен будешь изучить их. А затем поговорить со мной прежде, чем с кем-либо другим.
Они съели камбалу в вине, названную в меню «морским филе», отказались от десерта, выпили кофе и приготовились вернуться назад.
В дороге первые полчаса они молчали, любовались пейзажами. Кондиционер спасал их от жары.
Доктор чувствовал, что его идея глубоко проникла в сознание Джефа.
В момент, который Доктор счел подходящим, он небрежно заметил:
– Конечно, актеры – народ непредсказуемый. Если пытаешься сделать что-то для их блага, они этого не видят. Когда я впервые заговорил о телевидении с некоторыми нашими клиентами, они не заинтересовались. Почему? Низкие гонорары. Небрежно написанные сценарии. ТВ – примитивное искусство и всегда останется таким. Тогда они не могли представить себе, что оно будет угрожать киноиндустрии. Они туго соображают. Их надо убедить.
– Убедить в необходимости спасать себя? – спросил Джеф.
– Не улыбайся, малыш. Скажу тебе по моему врачебному опыту: иногда пациент последним понимает, что он тяжело болен. А в шоу-бизнесе еще хуже. В нем мы живем иллюзиями и первыми обманываемся.
– Цифры сделают свое дело! – сказал Джеф.
– Потребуется кое-что еще, – печально заметил Доктор.
После долгой паузы он добавил:
– Знаешь, что может потребоваться? Это будет великолепным жестом. Демонстрацией доверия. Личной жертвой. Но это убедит их.
– Что? – спросил Джеф.
– Тебе это не понравится. Но если ты веришь, что можно кое-что сделать, что сделать это необходимо, ты – самый подходящий человек, – сказал Коун, давая понять, что ему не хочется толкать друга на такую серьезную жертву.
– Что я могу сделать? – спросил Джеф.
– По собственной инициативе потратить несколько лет на доказательство этого.
– Доказательство чего?
– Того, что ты настолько веришь в телевидение, что готов отдать ему несколько лет своей жизни.
– Я не понимаю, – сказал Джеф, поворачиваясь к Доктору.
– Я вот что имею в виду. Чтобы показать, как сильно ты веришь в эту идею, ты станешь первой кинозвездой, исполняющей главную роль в телесериале, поставленном ТКА и принадлежащем ей. Для членов ТКА это станет лучшим свидетельством твоей искренности.
Прежде чем Джеф ответил, Доктор продолжил:
– Это будет тяжелой работой. Съемки сериала будут занимать пять дней в неделю. Пятьдесят недель в году. Я не знаю, готов ли ты работать так упорно. И за такие деньги.
Помолчав, Доктор пренебрежительно произнес:
– В начале это будет приносить тебе не более четырех-пяти тысяч долларов в неделю.
Он снова помолчал, давая Джефу время на то, чтобы умножить пять тысяч на пятьдесят недель и получить результат – четверть миллиона в год.
– Конечно, чтобы компенсировать небольшую величину гонорара, мы дадим тебе долю от прибыли. Мои парни будут сопротивляться, но я настою на этом. Ты получишь не менее двадцати процентов.
Он помолчал, чтобы Джеф мог переварить услышанное.
– Я не утверждаю, что тебе это понравится. Но, отдав два или три года твоей карьеры, ты, возможно, спасешь тысячи членов Гильдии от многих лет бедности и лишений. Два или три года, Джеф, – это все, что потребуется.
Утроив четверть миллиона и предложив Джефу, не снимавшемуся целый год, трехлетнюю работу, Доктор с удовлетворением почувствовал, что теперь он может расслабиться, откинуться на спинку сиденья.
Он еще никогда не готовил лучшую наживку, никогда не разыгрывал гамбит более искусно.
Джеф сидел, умножая пять тысяч на пятьдесят и на три. Семьсот пятьдесят тысяч за три года. Сюда следовало прибавить то, что ему еще никогда не удавалось получать – долю от прибыли.
Предложение казалось ему все более заманчивым. Загвоздка была в одном. Чем лучше оно звучало, тем хуже он к нему относился.
Наконец он понял причину.
Можно назвать это жертвой, как сделал Доктор, или мужественным поступком в защиту других актеров. Но самое правильное название – взятка. Внезапно Джеф осознал это. Но на него давила весомость предложения.
Если бы это было сценой в картине, и такое предложение сделали бы герою, несомненно, он тотчас отверг бы его. Но в реальной жизни было время. Он мог не отвечать сразу же. Такие предложения могут заканчиваться «карманным вето» или оставаться в силе долгое время, необходимое для поиска моральных оправданий. Последние были предоставлены Доктором в большом количестве.
И не только Доктором. Год поражений, потеря Джоан и Шарлен, даже унизительное предложение Дорис Мартинсон – все это заставляло его сказать «да». Заявление Доктора о том, что ТКА отказывается представлять его, делало Джефа беззащитным.
Даже если он сам кое-что заработает, выиграют также и остальные члены Гильдии. Если телекомпании появятся на западе, карьеры будут спасены, семьи останутся в своих домах, людям не придется пересекать страну в поисках работы, сталкиваться со всеми проблемами нью-йоркской жизни.
К тому времени, когда Джеф подъехал к дому и вышел из машины, он почти убедил себя в том, что он может с чистой совестью принять предложение Доктора. Окончательное принятие решения потребует еще одного-двух дней, но у Джефа уже появился в душе соответствующий настрой.
Доктор почувствовал, что сейчас следует оставить эту тему; он лишь сказал:
– Джеф, это – три года твоей жизни. Человек должен тщательно подумать, когда речь идет о таком куске его жизни.
Подъехав к колониальному особняку на бульваре Санта-Моника, где находилась ТКА, Доктор сказал себе, что он добился успеха с Джефом Джефферсоном. Не позже чем через сорок восемь часов, или даже двадцать четыре, если он недооценил готовность и желание Джефа, зазвонит телефон, и актер сам предложит встретиться. Коун, конечно, согласится. Что будет сказано во время встречи – неважно. Сам факт звонка будет означать согласие.
Когда Доктор вернулся в офис, его ждали там парикмахер и маникюрша. День заканчивался; Доктор любил покидать офис подготовленным к вечерним мероприятиям, являвшимся одновременно светскими и деловыми. Он отдал себя во власть парикмахера. Элиза тем временем стояла рядом и читала вслух список телефонных звонков и проблем, накопившихся в отсутствие Доктора.
Доктор невозмутимо кивал, слушая секретаршу. Каждая проблема казалась большой, но на самом деле серьезных осложнений не было. Творческие люди, клиенты ТКА, не знают мелких кризисов.
Элиза дочитала свой список. Доктор отпустил ее, сказав:
– Хорошо, дорогая. И не зови меня к телефону. Сделай исключение только для Джефа Джефферсона.
Элиза повернулась и обрадованно посмотрела на шефа; она удивилась, что Доктор так ждет звонка от Джефферсона. Затем она вышла из комнаты.
По просьбе парикмахера Доктор откинулся назад. Он закрыл глаза, чтобы открыть их через мгновение и посмотреть на маникюршу – полную девушку именно того типа, к которому Доктор питал слабость. Ее высокие груди колыхались в вырезе розового форменного платья. Резкий запах дешевых духов говорил об отсутствии вкуса. Еще две недели назад она была платиновой блондинкой, а сейчас ее волосы имели рыжий оттенок. Зад маникюрши был слишком большим для ее роста. Очевидно, она часто и с легкостью отдавалась клиентам. Наверно, она не откажется от подарка, подумал Коун.
Еще будучи интерном, он приобрел слабость к девушкам, носящим форму. Маникюрша во всех отношениях отвечала его запросам. Она также могла обеспечить ему чувство вины и укоры совести. Доктор чем-то напоминал алкоголика, он ненавидел то, к чему его тянуло.
Он начал придумывать, как ему избавиться от парикмахера и оставить маникюршу, но тут зазвонил телефон. Подняв трубку, Доктор произнес:
– Да, Джеф?
Но оказалось, что это звонит из Нью-Йорка Спенсер Гоулд. Раздраженный звонком, которого можно было избежать, Доктор спросил резким тоном:
– Что на этот раз, Спенс?
Выяснилось, что возникли проблемы с подбором актеров для телевизионного театра «Алюмко». Рейтинг упал, и спонсор настаивал на привлечении через ТКА знаменитостей для его поднятия. Доктор предложил договориться с какой-нибудь киностудией, чтобы она дала своих актеров для шоу «Алюмко» в обмен на телерекламу нового фильма.
Затем, как бы вспомнив что-то, Доктор добавил:
– Что они скажут, если им предложат Джефа Джефферсона?
– Что они скажут? Они скажут, только в более вежливой форме, следующее: «Черт возьми, вы считаете нас сумасшедшими?» Нет, они мыслят другими категориями. Они хотят Джимми Стюарта или Кэри Гранта, возможно, Дебору Керр.
– Да? – разозлился Доктор. – Мы это устроим!
Вызов уничтожил ощущение, возникшее в его паху. Доктор быстро избавился от маникюрши и парикмахера. Он вызвал Бадди Блэка и Фредди Фейга к себе в кабинет. Фейг приехал на неделю в Голливуд из Нью-Йорка.
Оба подчиненных Доктора заняли места за столом для совещаний, стоявшим в дальнем конце просторного кабинета. Овальный стол был изготовлен из орехового дерева в 1804 году английскими мастерами.
– Ребята, – со своим старым чикагским акцентом произнес Доктор, – у нас возникла проблема. Это не совсем проблема. Точнее, это этап кампании, способной принести нам сотни миллионов долларов. Но если мы не преодолеем эту фазу, мы можем прогореть.
Поскольку Бадди и Фредди, как и Спенс, владели акциями ТКА, фраза о сотнях миллионов заставила их напрячь свои мозги.
– Проблема связана с нашим участием в съемках телефильмов. Фаза, которую я упомянул, затрагивает Джефа Джефферсона.
– Он дал согласие? – радостно спросил Фредди.
– Он думает. Это означает «да».
– Тогда в чем проблема? – спросил Фредди.
– А вот в чем – я должен найти для него место в престижной телепрограмме. Он выступит в качестве гостя. Что скажете?
– Думаю, мы скорее найдем средство от рака, – вставая, произнес Фредди.
– Не остри, Фредди! – резко сказал Доктор. – Я хочу, чтобы он стал гостем! Мне это необходимо! Это – часть сделки.
– Часть сделки, – протянул Фредди и зашагал по комнате, пока Доктор не взорвался:
– Ты перестанешь топать своей якобы раненой ногой по полу? Мне нужны идеи, конструктивные идеи! А не твоя ходьба!
– Роль гостя… – произнес Фредди. – Как насчет «Крафт мюзик-холл»?
– Он не поет. Не танцует. Не рассказывает анекдоты. Я хочу пристроить его в драматический спектакль. Высококлассный драматический спектакль!
– Помимо того, что он не поет, не танцует и не рассказывает анекдоты, он не делает еще кое-чего – не играет! – вставил Бадди.
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо произнес Доктор. – А теперь убирайтесь отсюда и думайте!
Фредди и Бадди кивнули, обещав друг другу связаться между собой позже, хотя каждый знал, что в случае появления у него хорошей идеи он отправится с ней сразу к Доктору. Ирвин Коун всегда поддерживал между ними конкуренцию с помощью установленной награды. После ухода Доктора в отставку Спенсер Гоулд получит нью-йоркский офис. Таким образом часть бизнеса, связанная с киноиндустрией, останется свободной. Ее унаследует либо Фредди Фейг, либо Бадди Блэк. Поэтому две молодые кобры никогда не дремали.
Доктор отлично понимал все это. И был уверен в том, что кто-то из них найдет решение проблемы.
Утром следующего дня, в начале одиннадцатого, телефон Доктора зазвонил. Джеф старался говорить деловитым тоном. Он следил за каждым своим словом, зная, что, кроме Коуна, его слушает кто-то еще.
– Доктор, я тщательно все обдумал. Одно не вызывает сомнений. Если мы ничего не предпримем, при нынешнем развитии событий этот город вымрет через год. Максимум через два.
– Я это вижу отчетливо! – согласился Коун.
– Значит, необходимо что-то сделать.
– Конечно, – мягко произнес Доктор.
Он знал, что Джеф должен самостоятельно проделать это упражнение по самооправданию.
– Я изучил всю проблему, – продолжил Джеф. – У нас есть актеры, писатели, продюсеры, режиссеры, техники, студийные рабочие. Кто выступит в первую очередь? Писатели? Продюсеры? Режиссеры? Писатель может сочинять где угодно. Может послать рукопись по почте. Режиссер? Ему легче, чем актеру, работать на натуре, потому что он сам ее выбирает. Продюсер? Он все равно заключает сделки в Нью-Йорке. Тогда кто остается? Наибольшая опасность в профессиональном и экономическом смысле угрожает актерам. Киноактерам. Людям, проделавшим тяжкий путь, чтобы создать относительное материальное благополучие для себя и своих семей. Обрести дом и достойный образ жизни. Если кто-то возглавит эту битву, то это будут актеры.
Доктор слушал, поглядывая на Элизу, прижимавшую к уху вторую трубку. Она с гордостью и радостью слушала убедительные аргументы Джефа Джефферсона.
– Именно это я и пытался сказать вчера, Джеф, – пробормотал Доктор. – Только ты сделал это в сотни раз лучше, чем я!
– Теперь насчет моей работы на ТВ, – Джеф заколебался, – я не знаю…
Доктор насторожился – такого поворота он не ожидал. Но он не перебил Джефа, лишь стал слушать его более внимательно.
– Три года – большой срок. Особенно для человека, достигшего сорокалетия. Для звезды интервал между сорока и сорока тремя годами весьма значителен.
А интервал между сорока двумя и сорока пятью годами – тем более, подумал Доктор. Но он ничего не сказал.
– Я имею в виду следующее: если человек на три года уходит из кино, возвращение может не состояться. Ты меня понимаешь?
– Конечно, понимаю, – тотчас отозвался Доктор. – Поэтому я пожалел о том, что вчера нам не хватило времени обсудить детали сделки. Я думал о следующем: прежде всего ты сделаешь пробный телефильм, то есть пилот. Продемонстрируешь этим свои добрые намерения Гильдии. Кто знает? Если тебе повезет, пилот не продастся, и ты останешься свободным человеком. Конечно, никто не станет вкладывать деньги в пробную постановку, если люди не будут иметь гарантий твоего дальнейшего участия в том случае, если сериал будет куплен.
Мы должны принять во внимание тот факт, что скорее всего пилот удастся продать. Какой спонсор откажется от возможности еженедельно показывать на телеэкране Джефа Джефферсона? Ты должен быть готов к такому исходу. Ты спросишь – какова защита? Телевидение займет не все твое время. Мы включим в контракт условие, по которому ты будешь ежегодно иметь подряд три свободных месяца для работы над кинофильмами. Ты понял?
– Но вчера ты сказал, что на съемку сериала будет уходить пятьдесят недель в году.
– А что, по-твоему, я делал со вчерашнего вечера? Просиживал штаны? Я понял, что мои слова насчет пятидесяти недель огорчили тебя. Я спросил себя – как я могу помочь этому человеку сделать то, что необходимо? И уберечь его от чрезмерной жертвы? Утром меня осенило – свободное время. Мы это организуем. Например, будем в отдельных передачах заменять тебя приглашенными звездами. Тогда ты получишь время для работы в кино.
– Это звучит разумно, – согласился Джеф.
На самом деле он подумал, что предложение стало теперь гораздо более выгодным.
– Думаешь, тебе удастся уговорить спонсора принять такое условие?
– Он либо согласится, либо не получит Джефа Джефферсона! – заявил Доктор.
Джеф едва не сказал: «Вспомни – в последний раз, когда ты велел мне не сдаваться, проявить твердость, я потерял роль». Но вместо этого актер, не ощущая под ногами твердой почвы, произнес:
– Делай, как считаешь нужным. Ты – Доктор.
– Джеф, Джеф, я понимаю твое беспокойство. Это – важный шаг. Ты рискуешь всей своей карьерой. Но я даю тебе слово: если я почувствую, что опасность слишком велика, я все остановлю. Ты не станешь снова козлом отпущения для всей индустрии! Не станешь, пока я рядом!
– Хорошо, Доктор! – согласился Джеф.
– Мы еще поговорим завтра, Джеф. И подумай о наилучшем подходе к членам Гильдии. Хорошо?
– Хорошо!
– Умница!
Доктор положил трубку.
3
В тот же день, в два часа, Фредди Фейг вернулся с ленча из отеля «Беверли-Хиллз», где он развлекал управляющего нью-йоркского рекламного агентства. ТКА пригласила менеджера на запад якобы для обсуждения сделки, но на самом деле это путешествие было взяткой. Агентство могло купить у ТКА телепрограмму для своего клиента. Ленч устроили в честь прибытия управляющего и его жены в Калифорнию. Перед уходом из ресторана Фредди протянул гостю конверт с тремя тысячами долларов и сказал:
– Это на расходы. Желаю вам хорошо провести время, пока вы здесь.
Фредди помчался назад в офис. За ленчем ему в голову пришло возможное решение проблемы Джефа Джефферсона.
Убедившись, что Бадди отправился по делам на одну из киностудий, Фредди нажал кнопку переговорного устройства и спросил:
– Элли, он свободен?
– Он у себя. Один, – последовал лаконичный ответ.
– Соедини нас, дорогая.
Прошло несколько мгновений. Из динамика донесся голос Доктора.
– Да, Фредди?
– Кажется, придумал.
– Ты о чем?
– О Джефферсоне. Есть идея.
– Тогда заходи! – не скрывая своего интереса, сказал Доктор.
Фредди застал его изучающим биржевые котировки в «Уоллстрит джорнэл». Он знал, что сейчас Доктора лучше не отвлекать.
Наконец Доктор как бы подумал вслух:
– Не за горами тот день, когда мы тоже начнем выпускать акции.
Отложив в сторону «Джорнэл», он посмотрел на Фредди:
– Ну?
– Есть только одна передача, которую мы контролируем в такой степени, что можем протолкнуть туда Джефферсона! – сказал Фредди.
– Какая же? – скептически спросил Доктор.
– «Алюмко»!
– «Алюмко»? – с явным разочарованием повторил Доктор. – Два дня назад звонил Спенс. Он сказал, что поговаривают о ее отмене, потому что мы не даем подходящих звезд. Они хотят каждую неделю иметь нового Кларка Форда!
– Знаю, – согласился Фредди, – но у меня есть рычаг для оказания давления на Карла Брюстера. Он сделает лично мне такое одолжение.
– Я говорил тебе тысячу раз, – рассердился Доктор, – мы не просим об одолжениях. Мы сами делаем их. Я не люблю иметь неоплаченные долги. Вот если бы могли оказать ему какую-то услугу…
– Если мы вытащим его сюда, вы сможете продать ему эту идею.
– Но как? – спросил Доктор.
Фредди улыбнулся, отчего полоска его усов стала еще более тонкой, чем обычно.
– Я окажу ему услугу. Я окажу ему такую «услугу», что он примчится сюда послезавтра. Может быть, даже раньше!
– Какую услугу? – спросил Доктор.
– Вы позволите?
Фредди указал на телефон. Потом взглянул на часы.
– Здесь сейчас два сорок две. Пять сорок в Нью-Йорке. Он еще должен быть в офисе.
Фредди поднял трубку.
– Элиза, дорогая, соедини меня с Карлом Брюстером из СС…
– Да, знаю! ССД.
Спустя минуту телефон зазвонил. Когда Фредди ответил, Доктор взял отводную трубку.
– Карл? Как Элинор? Дети?
– Хорошо, Фредди, хорошо. Я уже ухожу из офиса, чтобы успеть на электричку, которая отправляется в шесть семнадцать. Спасибо за подарок из «Шварца». Мальчишка в восторге.
– Карл, если мы не в состоянии радовать малышей, зачем тогда все? Верно?
– Верно.
Брюстер уже гадал, какова цель звонка.
– Карл, я хочу, чтобы вы не беспокоились. Что бы вы ни услышали, знайте, что мы контролируем ситуацию, – сказал Фредди.
Доктор подался вперед в своем огромном, обтянутом красной кожей кресле. Оно было изготовлено в 1815 году. Брюстер, похоже, испытал недоумение и удивление.
– Какую ситуацию? – встревоженно спросил он.
– Ну, – неохотно произнес Фредди, – на следующей неделе или чуть позже до вас, наверное, дойдет слух о том, что Робби Ричардс не продлит свой контракт на следующий сезон.
– Ричардс не…
Брюстер не посмел закончить фразу, словно она могла навлечь на рекламное агентство самое страшное бедствие из всех возможных – потерю наиболее ценной телепрограммы.
– Таковы его сегодняшние планы, – сказал Фредди, жестом дав Доктору понять, что в его словах нет ни грамма правды.
– Что он сказал? Что он сделал? – испуганно спросил Брюстер.
– Карл, послушайте меня! Я не сказал, что это уже окончательное решение. Я лишь решил позвонить, чтобы вы не беспокоились. Если Робби уйдет, у нас есть четыре программы на замену. Все они подойдут для телекомпании, так что вы не потеряете ваше эфирное время.
– К черту эфирное время! – закричал Брюстер. – Мы вложили в этого парня целое состояние. Не забывайте – мы взяли его, когда он был никем, и подняли наверх, в первую десятку!
Фредди и Доктор знали, что именно это Брюстер каждую неделю говорил своему клиенту.
– А теперь этот подлец хочет отвалить? Кто-то сделал ему более выгодное предложение?
– Нет. Просто он хочет отдохнуть год-другой. Он получил свое, – сказал Фредди, всем своим тоном выражая сочувствие Брюстеру и великое удивление решением Робби. – Вы знаете этих комиков.
– Он получил свое? А что, по его мнению, получил я, еженедельно сражаясь с его ужасным характером? Поверьте мне, если бы он нравился клиенту чуть меньше, я бы избавился от подлеца в шесть секунд, и плевать на рейтинг! Господи, мы построили вокруг него всю нашу журнальную кампанию на следующую осень!
Доктор бросил взгляд на Фредди, который кивнул, давая понять, что ему это было известно.
– Послушайте! Мы заключили с ним опцион на следующий сезон, – сказал Брюстер, – и мы заставим его выполнить все условия! Можете сказать этому наглецу, что мы не отпустим его, даже если для этого понадобится помощь Верховного суда!
Произнеся эту страшную угрозу, Брюстер взял паузу, чтобы отдышаться.
Затем он заговорил снова:
– Я знаю, что я сделаю. Я позвоню этому негодяю и выскажу ему все сам!
– Нет, нет, Карл! Именно это вы не должны делать. Позвонив Робби, вы все погубите! Во-первых, он еще только думает об этом. Во-вторых, он не знает, что я позвонил вам. Это строго конфиденциальная информация, которая должна была оставаться между нами. Я нарушил слово, данное клиенту, чтобы защитить вас. Вы не можете выдать меня. Господи, Карл, после всего, что мы для вас сделали!
Заканчивая разговор, Фредди почти плакал. Даже Брюстер смутился, вспомнив об услугах, оказанных ему ТКА и Фредди, о будущем образовании детей. Перестав возмущаться артистом, он тихо произнес:
– Ничего не делайте. И не позволяйте что-нибудь сделать Робби. Я не хочу, чтобы поползли слухи. Я вылетаю завтра. Позавтракаем в четверг в «Бель-Эйр». В восемь утра.
– В восемь утра, – согласился Фредди.
Положив трубку, он повернулся к Доктору, который одобрительно улыбался. Он хорошо обучил Фредди и теперь получал большие дивиденды.
В четверг, в восемь часов, когда автомобиль Фредди Фейга остановился на стоянке возле «Бель-Эйр», воздух был настолько прохладным, что любой человек, кроме коренного жителя Южной Калифорнии, обязательно надел бы пальто. Садовники поливали тропинки, деревья, газоны. Фредди зашагал по бетонной дорожке, перешел через маленький мостик, перекинутый над искусственным водоемом, и скрылся в главном здании, напоминавшем большой частный дом. Фредди собирался позвонить Брюстеру по местному телефону, но увидел, что в этом нет необходимости. Брюстер ждал его в вестибюле. Это было хорошим знаком.
Они поздоровались со сдержанностью двух родственников, которым предстоит разговор о серьезной болезни третьего члена семьи. Брюстер выбрал уединенный столик возле бассейна. Они заказали завтрак. После нескольких вводных фраз, не связанных с Робби Ричардсом, Брюстер потерял выдержку и спросил:
– Ну? Что-нибудь происходит? У вас нет никаких соображений по поводу того, что творится в голове этого безумца?
– Никаких. Кажется, его решимость уйти окрепла, – с отчаянием в голосе произнес Фредди.
– Я думал об этом, Фредди.
Брюстер замолчал, оценивая мудрость своего следующего заявления.
– Знаете, что я думаю? По-моему, вы, ребята, получили более выгодное предложение от кого-то еще.
– Карл, Карл, что вы говорите!
– Нет, я думал об этом целых два дня и две ночи. Это выглядит нелепо. Что он может выиграть? Он каждую неделю попадает в первую десятку. Исчезнув на год или два, он может навсегда потерять свою публику. Ему это известно. Какой вывод напрашивается? Он хочет уйти, потому что ему обещали более выгодный контракт – на то же эфирное время, но с большим гонораром!
– Карл, даю вам слово. Клянусь всем, что для меня свято, – вы ошибаетесь.
Фредди произнес это весьма страстно, но Брюстер небрежно пожал плечами – все знали, что для ТКА нет ничего святого.
– Я обсудил это с моими ребятами, – сказал Брюстер. – Вот что мы готовы предпринять. Вы раскрываете нам, кто заинтересован в Ричардсе и каковы условия контракта. Мы решим, хотим ли мы удержать его нашим предложением. В противном случае возникнут неприятности. Большие неприятности! – пригрозил Брюстер.
– Говорю вам – другого предложения нет!
Эти слова Фредди лишь укрепили убежденность Брюстера в обратном.
– Мы даже говорили о возможности обращения в министерство юстиции! – в гневе и отчаянии выпалил Брюстер.
– В министерство юстиции? – повторил Фредди, впервые продемонстрировав испуг.
– Да, именно! Наш юрисконсульт сказал, что вы, парни, можете оказаться нарушителями антимонопольного законодательства.
Он впервые позволил Фредди понять, какой переполох вызвал его звонок в ССД.
– Послушайте, Карл, почему бы мне не позвонить Доктору, прежде чем мы наговорим лишнего? Пусть он все уладит.
