Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
– Если не будет замены. Другой программы, которая сохранит жизнь «ТВ Консалтант». И для ССД не помешает компенсировать потерю комиссионных, связанную с отменой программы «Алюмко». Поэтому, – Доктор снова помолчал, – как вы отнесетесь к тому, что вам предложат часть счета «Консолидейтид Моторс»?
– КМ? – спросил Брюстер, робея перед такой перспективой.
– Я знаю, что вы давно хотите получить счет крупной автомобильной компании. Что, если он сам придет к вам?
– Вы хотите сказать…
– Карл, мы склоняемся к тому, чтобы продать программу Джефа Джефферсона компании КМ через ССД.
Спенс и Фредди попытались скрыть свое изумление.
– Знаете, Карл, вы меня удивляете. Другие рекламные агентства называют нас ворами и грабителями, потому что они не знают нас. Но вы знаете. Вам известно, что мы никогда вас не обманывали, Карл. Мы давно сотрудничаем с вами. Вы едва не устроили скандал из-за большого одолжения, которое мы пытаемся сделать вам.
– Теперь я это понимаю, – извиняющимся тоном сказал Брюстер.
Но при этом он подумал: «Подлый еврей, только попробуй еще раз выкинуть такое!»
Вслух Брюстер произнес:
– Когда вы собираетесь начать переговоры с КМ?
– Как только мы смонтируем выступление Джефа.
– Хорошо, – сказал Карл. – Хорошо!
8
Когда Джеф выбрался из лимузина перед «Плазой» с потрепанным сценарием под мышкой и поднятым воротником, он походил скорее на беженца, чем на кинозвезду. В лифте служащий сказал ему:
– Добрый вечер, мистер Джефферсон. Я слышал, сегодня был отличный телеспектакль.
– Спасибо, – отозвался Джеф.
Ему казалось, что спектакль закончился очень давно. Слишком многое произошло с того времени. Должно быть, она спит, подумал он. Бедная Шарлен, она заказала великолепный холодный ужин, шампанское в ведерке со льдом, и ждала, ждала, пока лед не растаял, а маленькие сэндвичи не засохли так, что их края загнулись. Он разбудит ее, потеревшись своим лицом о ее нежную щеку. Ей это нравилось.
Он бесшумно отпер дверь. Свет горел только в гостиной. Тележка из бюро обслуживания и шампанское в ведерке находились в комнате, но Шарлен не было. Очевидно, она легла в спальне. Он открыл дверь. Постель была пуста, на подушке лежала записка.
Он понял все, прежде чем раскрыл ее.
«Джеф, дорогой, я приняла решение давно, но не могла оставить тебя до спектакля. Если бы у меня были какие-то сомнения, мне бы следовало сделать это, когда ты сказал, что завтра вечером поведешь меня на обед к Клер. Тогда я поняла, что все зашло слишком далеко. То, что мы имеем, или имели, было замечательным. Но надо думать о всей жизни. Я не Джефферсон, я – Рашбаум. Или Берг. Я – такая, какой меня воспитали. Дочь моего отца. Поэтому я стану миссис Мервин Берг и проведу медовый месяц, который оплатит мой отец, в Израиле. Мы посетим там построенный им приют для детей. И будем принимать заслуженную отцом благодарность. Потом я вернусь назад и займу место в обществе в качестве миссис Мервин Берг. Люди будут восхищаться мной, любить меня, завидовать мне. И они не будут знать, что всякий раз, когда Мервин Берг занимается любовью со своей женой, она в это время занимается любовью с Джефом Джефферсоном.
Был только один момент, когда я могла осмелиться. После той вечеринки, когда я напилась, если бы ты оказался дома…
Не испытывай ко мне ненависти. Просто скажи, что я – трусиха. Это правда. Я не могла признаться тебе в этом. Я действительно дождалась спектакля. Ты был великолепен.
Я всегда буду следить за твоей карьерой, но, пожалуйста, не звони мне. Никогда. С любовью, Шарлен».
Она дописала в постскриптуме:
«Любовный роман расцвел и закончился, со всей его страстью, радостью и мукой, а я так и не придумала тебе ласкательного имени…»
Он опустился на край кровати. В первый момент испытал желание позвонить в авиакомпанию и спросить, когда ближайший рейс в Чикаго. Но если его объятия не убедили ее, то и погоня ни к чему не приведет.
Внезапно вся затея, борьба в Гильдии, постановка – все это, показалось ему, было только для Шарлен. Теперь все потеряло смысл. Он не смел думать о том, что пошел на компромисс, отчасти предал себя.
Он просидел в комнате, ни прикасаясь к еде и шампанскому, пока над парком не начался рассвет. Затем он заснул, не раздеваясь.
Утром, когда Фредди и Спенс везли Доктора в аэропорт, Коун объяснил, что изначально он не собирался включать Карла Брюстера в сделку. Если у «Консолидейтид Моторс» появятся возражения, он забудет о ССД. Но только этим обещанием можно было отбиться от Брюстера.
– Как только пилот будет готов, дайте мне знать, – сказал Доктор. – Я хочу, чтобы он был смонтирован безупречно. Идеально. Понятно?
Он сказал это Спенсу, словно чувствовал, что не может положиться на Фредди.
– Он будет идеальным, Доктор, поверьте мне! – вставил Фредди.
Но Доктор лишь сказал:
– Позвоните мне, когда он будет готов. Старик ждет его.
– Старик, – повторил Спенс.
Не было нужды произносить фамилию этого человека. Когда речь шла об автомобилях и Детройте, прозвище Старик относилось только к председателю правления КМ.
– Я позвонил ему и попросил посмотреть вчерашнюю постановку. Когда я вернулся в отель, меня ждала телеграмма. Он согласен поговорить. Когда он увидит пилот, где Джеф продает КМ, он ухватится за идею. Наживка весьма проста. Он захочет, чтобы американцы считали КМ не большой бездушной корпорацией, а коллективом честных, порядочных, приветливых людей вроде Джефа Джефферсона. Он купит эту идею, – уверенно сказал Доктор. – Мы получим первый принадлежащий нам фильм. И это только начало. Я хочу через три года иметь в эфире двадцать сериалов. Хочу иметь склад, забитый пленками стоимостью в миллионы долларов. В сотни миллионов! Хочу иметь как можно больше часовых и получасовых фильмов, прежде чем это правительство уйдет со сцены.
Пока мы представляем лучших звезд, продюсеров и писателей, мы можем использовать их так, как нам выгоднее. Но придет время, когда кто-то ударит в колокол.
Тогда нам придется отделить агентскую работу от продюсерской. К этому моменту я хочу иметь своих людей в обеих политических партиях.
Спенс и Фредди кивнули.
Доктор продолжил:
– Мы будем работать с политическими партиями точно так же, как вы, ребята, работаете с телекомпаниями. Каждый из вас займется одной партией. Мне нужен один влиятельный человек среди демократов и один – среди республиканцев. Мы не знаем, какая партия будет в Белом доме, когда снова заговорят об антимонопольном законодательстве. Я хочу в любом случае иметь выход на самый верх.
Он повернулся и зашагал к самолету.
Позже, тем же утром, Джеф Джефферсон проснулся с чувством огромной потери. День прошел в тумане страданий, и лишь в шесть часов Джеф вспомнил об обеде у Клер. Отменить визит было поздно.
Он принял душ, побрился, оделся. Купил в вестибюле цветы, сел в такси, сообщил водителю адрес Клер на Ист-энд авеню.
Она открыла дверь. На Клер было яркое сари, подчеркивавшее ее красоту. Светлые волосы были уложены более эффектно, чем во время репетиций. Она приветливо улыбалась.
Внезапно она поняла, что Джеф один. Без единого вопроса все поняла. Взяла его цветы и сказала:
– Какие красивые!
Но она не могла больше притворяться. Тихо произнесла:
– Мне жаль, Джеф. Честное слово, жаль.
Она поцеловала его в щеку так, как она сделала бы, если бы Джеф принес известие о смерти близкого друга.
Спустя две недели Ирвин Коун, одетый с иголочки, вышел из привилегированного детройтского клуба, где он заночевал в качестве гостя «Консолидейтид Моторс». Лимузин компании повез его в штаб-квартиру КМ. Рядом с ним в плоской металлической коробке лежала пленка с записью новой постановки, которую представлял Джеф Джефферсон.
Лимузин въехал в здание; Доктор вышел возле лифта, поднявшего его на верхний этаж, половину которого занимала большая комната. Проектор уже был установлен. Доктор открыл металлический контейнер и дал катушку механику. Человек вставил пленку в аппарат, прокрутил несколько футов, чтобы установить уровень звука.
– Убавьте громкость, – сказал Доктор.
– Я знаю, что громкость слишком велика, – произнес механик. – Но ему нравится говорить мне это. Маленькая компенсация за то, что ему приходится пользоваться слуховым аппаратом.
Через несколько минут появился Старик. Он был высоким, очень худым, немного сутулился – словно потому, что ему приходилось часто наклоняться, чтобы менее рослые люди говорили прямо в его здоровое ухо. Он носил почти незаметный слуховой аппарат.
Харви Бичер редко улыбался и произносил любезности. Его худое лицо было всегда серьезным – даже когда он хотел казаться довольным.
– Мистер Коэн, – узнал он Доктора.
Ирвин Коун стерпел это обращение. Бичер сделал знак механику. Прежде чем свет погас и проектор заработал, Доктор спросил:
– Ваши сотрудники не будут смотреть?
– Если мне понравится, то и им тоже понравится, – сказал Бичер.
Механик включил проектор, осветивший мощным белым лучом экран в дальнем конце комнаты. Музыка зазвучала слишком громко.
– Можно сделать потише? – раздраженно спросил председатель правления.
– Да, сэр!
Механик убавил звук, но Доктору он все равно показался слишком громким.
– Хорошо! Так гораздо лучше! – сказал Бичер и откинулся на спинку кресла.
Все следы «Алюмко» исчезли. Вместо них появился красивый, человечный, приветливый Джеф Джефферсон. Он тепло отозвался о КМ и предложил зрителям посмотреть захватывающую, трогательную драму, которая должна была начаться после короткого рекламного сообщения КМ.
Доктор уже четыре раза смотрел эту запись. Сейчас он изучал лицо Бичера, на которое падал свет от экрана. Оно было неподвижным, но Доктор чувствовал, что Старик доволен.
В перерывах между действиями, когда Джеф Джефферсон говорил о КМ, Бичер проявил чуть больший интерес. Когда пленка закончилась, Старик дождался ухода механика.
– Симпатичный молодой человек, – задумчиво сказал Бичер. Но эта задумчивость говорила Доктору о том, что у Старика есть какие-то сомнения. Внезапно Бичер спросил:
– Такие телепостановки будут идти на каждой неделе?
– Такие, только лучше, поскольку будет транслироваться запись. Мы сможем избежать накладок в эфире.
– Я имел в виду характер пьесы. Я не стремлюсь угодить критикам. Я хочу угодить публике. Однажды я поручил моим ребятам провести исследование. Вам известно, сколько в этой стране критиков?
– Три тысячи? – предположил застигнутый врасплох Доктор.
– Вдвое меньше. Тысяча триста пятьдесят два. Они все не смогли бы купить много автомобилей, холодильников или стиральных машин. Для меня критики не имеют значения. Большинство из них все равно красные!
Мне нужны истории, имеющие человеческую ценность. Подобные той, которую мы только что увидели. Любой человек может исправиться, что бы он ни совершил в прошлом. Вот о чем эта вещь. Я имею в виду веру.
Внезапно Бичер спросил:
– Он – религиозный человек?
Доктор не ответил, и председатель произнес:
– Из какой он среды?
– Он – методист. Родился в Айове. Жил там до переезда в Голливуд.
– Обычно методисты сохраняют те убеждения, которые внушали им в детстве.
Бичер казался довольным, но неожиданно он заявил:
– Тут не все благополучно.
Растерявшись, Доктор не попытался что-либо ответить. Если Старик имел в виду что-то конкретное, это выяснится само.
– Вы понимаете – прежде чем я смогу отдать имя КМ в чьи-то руки, я должен убедиться в их чистоте. Я устроил ему проверку. Есть два момента.
Доктор насторожился.
– По моим сведениям, у него проблемы в семье. Возможен развод. Мы продаем автомобили семьям. Семейные люди осуждают разводы. Затем – у него роман с еврейской девушкой.
Удивленный осведомленностью Бичера, Доктор смог твердо сказать:
– Он закончился!
– Хорошо! – одобрил Бичер. – Вы понимаете, что я ничего не имею против евреев. Просто смешанные браки раздражают обе группы населения. Значит, мы можем беспокоиться только о его разводе.
Доктор понял, что, когда Старик покупал человека, он покупал его всего целиком.
– И, конечно, еще один момент…
Доктор помолчал, не догадываясь, что его ждет.
– Та история с красными. Почему порядочный, симпатичный молодой человек заступился за коммунистов?
– Я не считаю, что он за кого-то заступился, – ответил Доктор.
Лицо Старика внезапно стало сердитым. Люди редко открыто возражали ему. Доктор понял, что ему следует говорить быстро и убедительно.
– Если вы видели его выступление по телевидению, вы вспомните, что он говорил лишь о происшедшем лично с ним. Он хотел объяснить, почему испытавшие потрясение молодые люди в тридцатых годах легко поддавались влиянию ложной идеологии. С ним этого не случилось. Но он беспокоился о тех, кто поддался ей и сожалел об этом. Вы сами сказали – это история о нравственном исправлении. Он не хотел, чтобы их осудили, не дав шанса раскаяться.
– Он действительно не заступался за тех десятерых, которые были осуждены, – согласился Бичер.
– Да, не заступался.
– Будет лучше, если отныне он воздержится от участия в любой политической деятельности, – заявил Бичер.
– Думаю, когда срок его полномочий в качестве президента Гильдии истечет, он не будет снова баллотироваться на этот пост, – сказал Доктор, не имевший понятия о намерениях Джефа по этому вопросу.
– Хорошо. Хорошо, – задумчиво произнес Старик и добавил: – Развестись можно тихо. Моя дочь разводилась дважды, и оба раза без намека на скандал. Если вы заверите меня…
– Мы сделаем это бесшумно.
– Мне не нужны взаимные обвинения. Профессиональные проблемы и разногласия – это люди понимают и прощают…
Он пояснил, как следует обставить развод Джефа. Доктор понял его и согласился.
– Он знает, что ждут от него, когда он станет лицом КМ. Иначе он не сделал бы этого, – Доктор постучал по коробке с пленкой.
– Общественный имидж, – сказал Старик. – Оставьте пленку, мистер Коэн. Я хочу, чтобы все мое правление увидело ее.
Доктор улыбнулся, поняв, что это заявление значит больше, чем подписанный контракт. Когда Старик просил правление одобрить его решение, он не получал отказа.
Спустя четыре дня в офис ТКА в Беверли-Хиллз пришло письмо с уведомлением о том, что «Консолидейтид Моторс» покупает цикл телепередач с участием Джефа Джефферсона на срок в пятьдесят две недели. КМ выдвинула два условия. Программа будет называться «Театр звезд КМ». Второе требование касалось хорошего личного и политического поведения Джефа Джефферсона. Любой его поступок, способный скомпрометировать спонсора, приведет к немедленной отмене телепередач. Вскоре после прихода письма Бичер позвонил Доктору и дал ясно понять, что чем быстрее состоится развод, тем будет лучше.
На следующий день после окончания съемок Джоан полетела в Мексику. Она вернулась через четыре дня, практически незамеченная прессой.
Тремя неделями позже, с большей, чем обычно, помпой, ТКА совместно с ССД устроили коктейль для прессы, чтобы объявить о начале первого цикла телефильмов, снятого в Голливуде новым производственным подразделением агентства. Это событие получило бурное одобрение Гильдии киноактеров и других профессиональных союзов киноиндустрии.
Было произнесено множество тостов за успех нового начинания и возрождение Голливуда в качестве кинематографической столицы мира.
Отвечая на вопросы репортеров, Джеф Джефферсон дал ясно понять, что нелегкие обязанности звезды и ведущего «Театра звезд КМ» вынудят его отказаться от работы в Гильдии и не выставлять свою кандидатуру на очередных выборах. Он чувствовал, что начало производства телефильмов в Голливуде значительно укрепило положение Гильдии по сравнению с тем временем, когда он впервые вошел в свой кабинет.
Только Доктор не появлялся на фотографиях в прессе. Он предпочитал держаться в тени.
В течение последующих двенадцати месяцев ТКА создала двадцать шесть новых телепостановок и продала восемь из них. К концу своего первого полного сезона «ТКА-Филмз» владела четырьмя сотнями телефильмов, общая рыночная стоимость которых после первой демонстрации составила восемь миллионов долларов.
Часть шестая
1
«Театр звезд КМ» с ведущим Джефом Джефферсоном вступил в свой четвертый сезон.
Премьера любого цикла – всегда событие, потому что именно эта передача оценивается прессой.
Через три года после того, как ТКА начала уходить от прямого эфира, критики решили, что сериалы не заслуживают тщательного еженедельного анализа, которого удостаивались «живые» трансляции из Нью-Йорка. Было неясно, в чем тут причина – то ли в географическом снобизме, то ли в неосознанном неприятии того факта, что ТКА сделала Голливуд телевизионной столицей мира. Но традиция установилась. Пресса уделяла внимание первой передаче, поэтому начинать надо было с лучшими сценарием и труппой.
Джеф Джефферсон гримировался в своей гримерной на «Сентрал Студиос». Сценарий отдаленно напоминал сентиментальную костюмную пьесу «Он же – Джимми Валентайн». Это была современная история, позволявшая Джефу сыграть одну из тех ролей, которые никогда не доставались ему в художественных фильмах.
С начала цикла Джеф сыграл много ролей – ветерана, возвращающегося со второй мировой войны, Доктора, адвоката, отца усыновленного ребенка, мужественного бизнесмена – жертву мафии, сенатора.
Все роли были написаны так, чтобы Джеф представлял в них искреннего, честного, симпатичного американца, с образом которого ассоциировалось название компании «Консолидейтид Моторс». Этим постановкам всегда недоставало тонкости и психологизма.
Перед закрытием очередного сезона Джеф, вооруженный саркастичными рецензиями Джека Гоулда в «Нью-Йорк таймс» и Джона Кросби в «Геральд трибюн», говорил с Доктором о «следующем сезоне» и потребности в свежих качественных сценариях.
«Следующий сезон» на телевидении и связанные с ним амбициозные планы всегда напоминали Доктору о его детстве, когда в дни еврейской пасхи он ходил в гости к своему дедушке. Все говорили о том, что в следующем году они будут отмечать праздник в Иерусалиме. Маленький Айседор Коэн чувствовал, что это лишь ритуальное желание евреев, на исполнение которого никто не надеется.
Однако сейчас, спустя две тысячи лет после изгнания, существовал Израиль. Евреи, произносившие «Следующий год – в Иерусалиме», могли позвонить в авиакомпанию «Ил Эл» и забронировать билеты.
Точно так же Доктор относился к повышению художественного уровня телепрограмм. Через две тысячи лет ТВ изменится. Но пока что в конце каждого сезона он участвовал в ритуальной дискуссии с Джефом Джефферсоном.
Доктор всегда делал вид, что с вниманием относится к жалобам Джефа. Он ежегодно заказывал два «глубоких, реалистичных, значительных» сценария.
В каждом из этих сценариев была хорошая роль для Джефа. В каждом имелась четко выраженная позиция по какому-то общественному вопросу. Каждый восхищал продюсера и пробуждал у Джефа мечты о хвалебных рецензиях и премиях. Каждый сценарий отсылался телекомпании, принимавшей окончательное решение. И всякий раз отказ не был прямым.
Ответственные сотрудники телекомпаний проявляли изворотливость. Они одобряли общественную позицию автора, но предлагали приглушить некоторые ее аспекты. К тому времени, когда сценарий возвращался для третьей доработки, даже автор чувствовал, что его уже не стоит спасать.
Но Доктор всегда представлял эту процедуру как честную попытку поднять художественный уровень телевидения. Выбрасывая несколько тысяч долларов на сценарии, Доктор вселял надежды в Джефа и других звезд ТКА; они соглашались играть в посредственных пьесах, к которым привыкла аудитория. Похоже, она полюбила их – количество купленных телевизоров стремительно возрастало.
Сейчас, в начале четвертого сезона «Театра КМ», Доктор зашел в гримерную Джефа, чтобы пожелать ему успеха и утешить его в связи с тем, что оба «новых и смелых» сценария были снова отвергнуты.
– Посмотри на это с другой стороны, малыш. Каждый раз, когда ты снимаешься в фильме, он становится твоей собственностью. Помимо гонорара, ты владеешь тридцатью процентами от каждой картины. Когда у нас будут готовы две сотни фильмов – а это произойдет к концу этого сезона, – мы продадим их, чтобы получить оборотный капитал. Твоя доля составит два – три миллиона долларов. И это при ставке налогов в двадцать пять процентов. Так что радуй Старика, и, поверь мне, когда ты решишь уйти, он будет радовать тебя до конца твоей жизни.
– Но пленки будут стоить еще дороже, если мы начнем снимать хорошие фильмы, – заявил Джеф. – Хорошие фильмы позволят мне играть по-настоящему!
– Джеф, Джеф, актерская игра – это еще не конечная цель. Для такого человека, как ты, это – начало. Сейчас ты – ведущий, личность. Но тебе известно, над чем мы работаем? Мы превращаем тебя в продюсера!
Такая речь всегда хорошо действовала на звезд. Доктор еще не встречал актера, который не считал бы, что он знает больше любого продюсера. Или писателя, который не считал, что он знает больше любого режиссера.
– Почему мы просим твоего одобрения по каждому сценарию, интересуемся твоими предложениями? Почему заставляем сидеть на производственных совещаниях? По той же причине. Придет день, когда ты скажешь: «Я закончил карьеру актера!» Я хочу, чтобы ты был готов к этому дню!
Джеф кивнул. Ему стало стыдно, что он не сумел заглянуть в свое будущее, как это сделал Доктор.
– Конечно, – продолжил маленький человек, – для этого тебе необходимо поработать на телевидении четыре-пять лет. Поэтому не будем раскачивать сейчас лодку.
Джеф кивнул. Доктор похлопал его по плечу, пожелал успеха и ушел.
На самом деле Доктор имел в виду следующее. Три года владения записанными на пленку телепостановками сулили меньшую прибыль, чем пять – семь лет. Длинный список фильмов было легче продавать мелким американским телекомпаниям, которые с помощью крупной сделки заполняли программу не на месяцы, а на годы.
Убедив Джефа, Доктор отправился к другой звезде, чтобы провести с ней ту же работу. Шагая по улице, маленький человек перебирал в уме свои активы – принадлежащие ТКА телепостановки, фильмы, лежащие в сейфах, студия, земля…
Ему пришлось прервать течение его мыслей. Он постоянно забывал о том, что студия и земля еще не принадлежали ТКА.
Доктор записывал большую часть постановок ТКА на «Сентрал Студиос». Ее часто называли «студией ТКА». Компания использовала три четверти производственных мощностей. Арендная плата ТКА помогала «Сентрал Студиос» держаться на плаву. Даже сейчас провал одной большой картины мог привести к краху «Сентрал Студиос». Доктор иногда всерьез задумывался о том, не попытаться ли выкупить студию с ее помещениями и землей, но он знал, что хозяева запросят пятьдесят миллионов.
Надо было найти обходной путь для приобретения студии. Он существовал. Благодаря Спенсеру Гоулду.
Несколько лет тому назад Спенс порекомендовал купить маленький банк в Сент-Луисе, который попал в беду. Приобретение банка было очень умным ходом. Такой шаг следовало инициировать самому Доктору. Когда-то давно аналогичным образом поступил Кошачий Глаз Бастионе.
– Деньги – это сила, – говорил Кошачий Глаз. – Но проще использовать чистые деньги. Тогда власти не могут задать неприятные вопросы. Где, если не в банке, легче всего получить чистые деньги? Поэтому я приобрел банк.
Банк в Сент-Луисе финансировал все постановки ТКА от момента начала съемок до продажи готового фильма телекомпании или спонсору. Когда ТКА захочет купить студию, банк окажется незаменимым. Но большой план Доктора мог рухнуть под давлением антимонопольных мер правительства.
На самом деле его замысел был еще более амбициозным, поскольку включал создание опоры в обеих политических партиях. Он уже совершал набеги в стан демократов – вероятно, потому, что Калифорния была традиционно демократическим штатом. За исключением Эрла Уоррена на протяжении жизни целого поколения здесь не было губернаторов-республиканцев. Хотя, возможно, Доктору не удалось проникнуть в ряды республиканцев по другой причине. Бадди Блэк остроумно заметил: «Доктор, ни один еврей не может быть убежденным республиканцем».
Если причина заключалась в этом, то она не могла убедить Доктора в том, что это положение нельзя изменить. Сейчас, шагая от одного студийного павильона к другому, чтобы зарядить очередную телезвезду энтузиазмом, он думал о контактах с республиканцами, которые предстояло установить.
Доктор не сомневался в том, что ему удастся осуществить свой Большой план, если правительство не вмешается слишком скоро. Конечно, один фактор мог нарушить его временные расчеты – цветное телевидение. Многочисленные фильмы, принадлежавшие ТКА, были черно-белыми. Если приход цветного ТВ произойдет слишком быстро, или если политические связи Доктора будут укрепляться чересчур медленно, черно-белые фильмы резко упадут в цене. Доктор понял, что он должен поскорее пробраться в стан республиканцев.
Но сейчас он пришел на съемочную площадку номер семь, где Джоан Уэст снималась в своем первом телефильме. Ее огрубевшее от алкоголя лицо плохо смотрелось на новом широком экране. Неорганизованность Джоан привела к удорожанию кинофильмов с ее участием, так что телевидение стало последней надеждой актрисы. ТВ требовало каждодневного, ежечасного напряжения и не оставляло времени для злоупотребления спиртным.
Это было началом «благородного эксперимента» Доктора. Потребовалось немало усилий, чтобы Джеф согласился пригласить Джоан в качестве гостя одной из его телепостановок. Это позволило бы сделать пилот и с его помощью продать актрису. Наконец Джеф уступил. И сегодня Джоан снималась в ее первом телефильме.
Доктор временно выбросил из головы все мысли о политических контактах, чтобы подумать, как лучше польстить Джоан. Он подсчитал, что если она добьется успеха и продержится три года, это принесет ТКА больше сотни фильмов стоимостью от двух до трех миллиардов долларов.
Если же Джоан потерпит неудачу, ТКА понесет убытки. И спиртное навсегда выбросит ее из шоу-бизнеса. Поэтому он надеялся, что она добьется успеха.
Шел третий день съемок. Джеф только что зашел в гримерную. Он собирался отправиться в столовую на ленч. К зеркалу была прикреплена записка. «Пожалуйста, позвони Доктору Коуну. Срочно!»
Это было похоже на Доктора. Что бы ни случилось, он не прерывал съемку. Связавшись с Доктором, Джеф узнал, что Коун находится на студии и хочет встретиться с ним за ленчем.
Они встретились в столовой за столом, который всегда оставляли для кобр Коуна – за исключением тех дней, когда Доктор находился на студии. Тогда стол резервировали для Коуна и его гостей. Когда Джеф прибыл в столовую, Доктор уже ждал его там. Коун спросил Джефа о молодом режиссере, сценарии, других актерах. Но Джеф знал, что совместный ленч вызван не этим. Истинная причина выяснилась, когда они заказали кофе.
– Люди, – произнес Доктор, – считают, что жизнь актера – это пьянство, большие гонорары и девки. Они понятия не имеют о тяжелой многочасовой работе, о зубрежке. Они не думают об обязательствах.
Джеф был знаком с этой преамбулой. Когда Доктор собирался попросить об одолжении, он всегда обвинял во всем некую общность, называемую «люди». Что последует на сей раз? – подумал Джеф. В последние годы, когда он стал телезвездой, его часто приглашали на разные мероприятия. В прошлом году Доктор уговорил его стать ведущим на ленче Объединенного еврейского совета. Наверно, теперь что-то другое.
– Знаешь, если бы мы оба не были обязаны многим Старику, я бы отказал им. Я пообещал поговорить с тобой только из-за него.
– В чем дело? – спросил Джеф, раздраженный длинной преамбулой.
– Бичер уходит в отставку после пятидесяти лет работы в КМ.
– Он заслужил право на отдых, – заметил Джеф.
– Он плохо себя чувствует после инсульта. Они планируют устроить в его честь большой обед в «Уолдорфе» – пока не случилось худшее. Даже его конкуренты придут туда. Ребята из КМ решили, что для него будет большим сюрпризом, если ты согласишься стать ведущим. Ты ему очень нравишься.
– Когда состоится обед? – спросил Джеф.
– Это – часть проблемы, – сказал Доктор. – Он состоится во время съемочной недели. Перед Днем благодарения. Мы и так едва укладываемся в наши сроки. И на этой неделе ты играешь главную роль. Но мы бы могли немного перекроить расписание съемок и освободить тебя на сорок восемь часов. Ты сможешь слетать в Нью-Йорк, принять участие в обеде и вернуться на студию без большого нарушения графика.
Доктор знал, к чему сводилась проблема. Поэтому он так осторожно подбирался к ее изложению. Джефу предстояло после рабочего дня полететь ночным рейсом в Нью-Йорк, появиться на обеде и вернуться назад утром следующего дня. Из шестидесяти часов на сон останется только шесть. Этот изнурительный режим позволит сберечь несколько тысяч долларов из скупого телевизионного бюджета. Джеф молчал, поэтому Доктор продолжил:
– Честно говоря, если бы я не знал твоего отношения к Старику, я бы даже не стал просить тебя. Конечно, стоит подумать и о другом аспекте. Если Старик уходит в отставку, и мы теряем его защиту, нам не помешает заручиться симпатией к тебе со стороны новых боссов. Твое согласие сделает их нашими должниками.
– Сорок восемь часов на путешествие туда и обратно. Кто напишет мою речь? Что мне придется делать? – спросил Джеф, выставляя как можно больше возражений.
– Речь – это не проблема, – быстро ответил Доктор. – Я осмелился поговорить с Эйбом Хеллером.
– С Эйбом Хеллером? – удивился Джеф. – Ты попросил его написать речь, восхваляющую Старика?
– Есть причина, – сказал Доктор. – Видишь ли, часть проблемы…
– Какой проблемы? – перебил его Джеф, поняв, что Доктор что-то недоговаривает.
– Ребята из КМ надеются, что эта речь станет данью признания всей индустрии. Не только их конкурентов, но всех партнеров КМ, включая сотрудников Союза автомобилестроителей. Их контракт должен быть продлен. Сотрудники Союза боятся, что появление на обеде в честь Старика ослабит их позицию на переговорах. Ребята из КМ считают, что присутствие Джефа Джефферсона, человека, длительное время проработавшего в профессиональном союзе, повлияет на Союз автомобилестроителей, и его руководство тоже придет на торжества.
Джефа возмутило то, что Доктор говорил с Эйбом Хеллером о написании речи, не заручившись его согласием произнести ее. Это означало, что он считал Джефа покорным исполнителем его воли. Это оскорбляло актера. Далее, тут был намек на дружбу между Доктором и Эйбом Хеллером, встревоживший Джефа. Возможно, в этом крылась причина того, что идея Эйба о второй подписи на всех контрактах между ТКА и членами Гильдии постепенно была забыта. Возможно, это объясняло и недавнее обогащение Эйба.
