Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)
Он помолчал, как бы извиняясь за свою гордость, и добавил:
– Если бы не финансовые проблемы, я, возможно, стал бы концертирующим скрипачом!
– Правда? – с сочувствием произнес Форд.
– Я находился бы по вашу сторону от рампы. Но мой отец держал бакалейную лавку в бедном квартале. Его главной слабостью была вера в человеческую природу. Список его должников оказался слишком длинным.
Доктор улыбнулся, вспоминая дни молодости.
– Он записывал долги на упаковочных пакетах. И затем терял их. Часто делал это сознательно. В пятнадцать лет мне пришлось забыть о серьезной музыке. Я начал играть в ансамблях, стал зарабатывать этим на жизнь и возненавидел музыку.
Эту речь Доктор уже произносил ранее, когда хотел установить психологический контакт с автором, режиссером или актером. Это срабатывало. Всякий раз. Он чувствовал, что и сейчас добился желаемого результата.
– Кларк, я бы не хотел, чтобы с вами произошло нечто подобное. Чтобы вы продолжали исполнять «фордовские» роли, пока вас не затошнит от них. Поэтому…
Он не закончил фразу, словно мысленно обсуждал вопрос о том, стоит ли делиться с Фордом своими замыслами. Форд ждал; в его печальных глазах появилась надежда. Он молча умолял Доктора продолжать.
– Я наткнулся на один сценарий. Это пьеса с новыми измерениями. Новый подход к драматургии. Свободный. Раскованный. Бросающий вызов! Я уверен, вам понравится.
– Мне-то он нравится! – с энтузиазмом и злостью выпалил Форд. – Но никто не желает ставить эту пьесу!
Доктор замолчал, как бы изумляясь тому, что Кларк знает об этой вещи. Затем он пробормотал:
– Вы хотите сказать, что знаете пьесу, о которой я говорю?
– Конечно! «Король, королева, пешка».
– Да, да! Странно, Джанни никогда не говорила мне, – солгал Доктор. – Когда я упомянул это название и попросил ее не говорить вам об этой вещи, она не сказала мне, что вы с ней уже знакомы.
– Я прочитал ее год назад! Я показывал пьесу всем нью-йоркским продюсерам. Они не пожелали заниматься ею!
– Продюсеры! Нынешним продюсерам недостает либо вкуса, либо смелости.
– Сущая правда! – подтвердил Форд.
Доктор улыбнулся.
– Теперь, раз вы знаете пьесу и она вам нравится, как и мне, моя задача облегчается. Но не ваша.
Его слова прозвучали как вызов. Форд был достаточно рассержен, чтобы принять его.
– Я хочу, чтобы вы поставили эту пьесу. Нет, нет, нет, – Доктор предупредил возражения актера. – Не в том смысле, что Кларк Форд представляет Кларка Форда в «Короле, королеве, пешке». Мы найдем какого-нибудь нового молодого продюсера или менеджера, чья фамилия будет стоять в титрах. Но осуществим эту постановку мы с вами! Вы сыграете главную роль. Я предоставлю деньги.
– Всю сумму? – удивленно спросил Форд. – Вероятно, потребуется пятьдесят, даже шестьдесят тысяч долларов.
– Всю сумму, – подтвердил Доктор.
Это сообщение глубоко тронуло Форда, решившего, что он нашел покровителя хорошего театра.
– Я бы хотел до моего завтрашнего вылета из Нью-Йорка заключить с вами джентльменское соглашение, – произнес Доктор.
– Я готов сделать это немедленно!
– Нет. Не поддавайтесь эмоциям. Представьте, что я – ваш враг, а не агент. Отнеситесь ко мне с подозрением. Продумайте жесткие условия. Сделайте все то, что вы делаете, общаясь с обыкновенными продюсерами. И только после этого дайте мне ответ.
– Хорошо. Завтра, – сказал Форд, восхищаясь человеком, который сам просил отнестись к нему с недоверием.
– О, есть еще один момент, – сказал Доктор. – Я бы хотел начать работу над пьесой в середине ноября с тем, чтобы устроить премьеру на Бродвее сразу после Нового года. Как это согласуется с вашими планами?
– Нормально.
– Тогда позвоните мне утром!
Мужчины встали. Рядом со стройным, высоким Фордом Доктор казался совсем крошечным. В соответствии со своей привычкой Форд покинул стол первым. Доктор позволил ему сделать это, поскольку знал, что Форд не любит оставаться в одиночестве за столом или где-то еще.
Провожая взглядом актера, Коун мысленно подвел итоги встречи. Он завоевал симпатию и восхищение Форда. Сделал так, чтобы актер был свободен до октября включительно и занят в ноябре. В такой ситуации Форд не возьмется за другую роль в театре. Не имея предложений от киностудий, он будет свободен для важной телевизионной премьеры в рамках «Бродвейского театра звезд».
Следующим утром в одиннадцать часов пять минут Форд позвонил в нью-йоркский офис ТКА. Он принял предложение Доктора сыграть в «Короле, королеве, пешке».
– Назовите дату, Кларк, – попросил для большей надежности Коун.
– Меня устроит, если первая репетиция состоится пятнадцатого ноября!
– Отлично!
Доктор кивнул Спенсеру Гоулду и Фредди Фейгу, ждавших итога беседы.
– Кларк, пожалуйста, не говорите об этом никому, пока мы не приступим к работе. Я хочу сам сообщить новость прессе.
– Не беспокойтесь, Доктор! – сказал Форд, мечтавший об успехе этого дела не меньше, чем сам Доктор.
Когда Коун положил трубку, Фредди радостно выпалил:
– Он сделает это!
– Соедините меня с Карлом Брюстером! – произнес Доктор тем презрительным тоном, который он использовал, желая наказать молодых людей за неудачу.
Он протянул трубку Фредди. Доктор молчал до тех пор, пока Фредди не вернул ее ему, произнеся:
– Брюстер…
– Карл? Это Ирвин Коун. Я в Нью-Йорке. Я прилетел по делу. По вашему делу.
Он дал понять Брюстеру, какую огромную жертву он принес.
– В конце концов ССД и О. является нашим важным клиентом. Я сделал это для вас. Пожалуйста, пусть это останется пока тайной. Кларк Форд появится в премьере «Бродвейского театра звезд».
– Правда?
Изумление помешало Брюстеру скрыть радость.
– Да. Но условия будут довольно жесткими.
– Жесткими?
Язва Брюстера напомнила о себе.
– Я выложу шестьдесят тысяч долларов из моих личных денег для осуществления этой постановки. Поэтому я бы хотел добавить к тому бюджету, что мы послали вам, еще три тысячи долларов в неделю. Назовите это гонораром за художественное руководство…
– Три тысячи в неделю…
Брюстер заколебался, чувствуя, что бюджет и так был опасно раздутым.
– Три тысячи долларов в неделю… за тридцать девять недель это составит…
– Сто семнадцать тысяч долларов! – произнес Доктор.
– Вы сказали, что ваши расходы составят только шестьдесят тысяч, – заметил Брюстер.
– Верно! Значит, остается пятьдесят семь тысяч, – невозмутимо произнес Доктор. – Мы можем вложить эти деньги в корпорацию и позже передать вам акции. Или перевести деньги в фонд, из которого оплачивается обучение ваших детей. Мы поступим так, как вы пожелаете. Мы ценим ту работу, которую вы провели со спонсором.
– Давайте обсудим это за пределами офиса. Встретимся завтра за ленчем?
– Хорошо, – сказал Доктор. – Я задержусь.
Он положил трубку. Спенс и Фредди улыбались. Но Доктор произнес с серьезным лицом:
– Они могут говорить о евреях все что угодно. Но в конечном счете нееврея всегда можно купить дешевле.
Через несколько дней в атмосфере абсолютной тайны был подписан контракт. При посредничестве ССД и О. питтсбургская компания «Алюмко» стала спонсором «Бродвейского театра звезд». Это соглашение базировалось на обещании ТКА подготовить для премьеры пьесу «Додсворт» с Кларком Фордом.
С этим событием было связано другое, также не получившее огласки. Доктор и Карл Брюстер встретились в одном из кабинетов «Оук-рум» – ресторана при отеле «Плаза».
Их сделка должна была стать чистой, законной. Они не будут скрывать доходы. Заплатят налоги, чтобы не нажить впоследствии неприятностей.
Они создадут фирму «творческих телевизионных советников» под названием «ТВКонсалтант Лтд.». Держателями акций станут Спенсер Гоулд, Бетси Брюстер и Роберт Брюстер, возраст которых составлял тридцать один год, восемь и шесть лет соответственно. Гонорар фирмы будет равен трем тысячам долларов в неделю на протяжении того времени, пока передачи будут выходить в эфир.
Решив эти вопросы и выбрав в качестве ориентировочной даты премьеры четырнадцатое октября, Доктор занялся обеспечением появления Кларка Форда на телевидении. Он немедленно заказал первоклассную телевизионную версию «Додсворта».
Он часто звонил из Беверли-Хиллз Кларку Форду, находившемуся в Нью-Йорке. Они говорили, конечно, о «Короле, королеве, пешке». О выборе режиссера, которому Кларк мог доверять. О назначении официального управляющего. Разумеется, сценарий требовал доработки. Кларк согласился, что он далек от совершенства. Они совещались по телефону, пока Кларк Форд не погрузился полностью в этот проект.
В точно выбранный момент Доктор дал сигнал Спенсу и Фредди. Они попросили Джанет предложить Кларку Форду появиться на телевидении в выдающейся американской постановке; его гонорар должен был стать самым большим из всех выплаченных когда-либо звезде за один телеспектакль.
Следуя указаниям Доктора, они сказали Джанет, что Форд, очевидно, отклонит это предложение. Они объяснили, что считают своим долгом исполнить просьбу ССД и О. и поговорить с ней без надежды на успех.
Их ненастойчивость так сильно бросалась в глаза, что Джанет насторожилась. Однако она была уверена, что Кларк ответит отказом; поэтому она позвонила ему в середине того же дня. Она не удивилась, когда актер сказал, что он не хочет играть в телеспектакле. Он так поглощен подготовкой «Короля, королевы, пешки», что не располагает временем для чего-то другого. Спасибо, нет. Даже за такие деньги? Даже за такие.
Ответ Форда передали Спенсеру Гоулду, который, в свою очередь, позвонил Доктору. Когда Форд собирался пойти пообедать, Коун набрал номер актера. Доктор сказал, что ему внезапно пришла в голову одна мысль, связанная с «Королем, королевой, пешкой», и ему захотелось немедленно поделиться ею.
– Знаете, Кларк, я немного выдохся. Переделываю одни и те же сцены по многу раз. Это плохо.
Поколебавшись, Кларк Форд признался:
– Я тоже.
– Правда? – с сочувствием произнес Доктор. – Это плохо. Очень плохо. Я не хочу, чтобы вы выдохлись до начала репетиции. Это опасно. Может быть, нам с вами стоит остановиться и отдать сценарий кому-то из профессионалов. Допустим, Сэму Берману. Или Максу Андерсону. Или, возможно, нам удастся договориться с Бобом Шервудом. Дадим им несколько недель и посмотрим, что получится. Мы рискуем только деньгами.
Доктор улыбнулся.
– Моими деньгами. Что вы об этом думаете?
– Не знаю, – сказал Форд. – Кстати, уж коль зашла речь о переносе сроков – я только что получил предложение о моем телевизионном дебюте. С высоким гонораром.
– ТВ? Вы? Кто, черт возьми, предложил Кларку Форду сыграть на телевидении?
– Джанни. По просьбе Спенсера Гоулда.
– Я позвоню этому сукину сыну и отчитаю его! Как он посмел! – взорвался Доктор. – ТВ! Я не позволю вам работать на телевидении.
Он помолчал и продолжил менее сердито:
– Я не пустил бы вас на телевидение, не прочитав сценарий и не одобрив его! И не получив гарантии того, что вам дадут на репетиции не десять дней, а три недели! Я не хочу, чтобы вы играли в халтуре, которая считается на ТВ качественной постановкой. Если им нужна лучшая бродвейская звезда, пусть они платят за бродвейские репетиции! Три недели!
– Я бы никогда не согласился на более короткий репетиционный период! – сказал Форд.
Подготовив почву, Доктор спросил:
– Сколько они вам предложили? Пятнадцать тысяч?
– Двадцать, – ответил Форд; он не мог скрыть, что гордится обещанным ему беспрецедентным гонораром.
– Это мало! Очень мало!
Своим рассерженным тоном Доктор дал понять Форду, что он хочет не допустить заключения контракта.
– Послушайте, я избавлю вас от лишних хлопот. Я сам позвоню Спенсу и пошлю его к черту!
Доктор помолчал, словно ему в голову пришла новая мысль.
– Знаете, агенту мешают личные отношения с актером, чрезмерная симпатия к нему. Я теряю рациональность мышления. Помните, я сказал, что выдохся, работая над «Королем, королевой, пешкой»? Чем мы займемся, пока Берман или Андерсон будут работать над сценарием?
Доктор помолчал.
– Спенс сказал вам, в какой вещи вы могли бы сыграть на ТВ?
– «Додсворт», – сказал Форд, который был приятно удивлен таким выбором.
– «Додсворт»? – произнес Доктор. – Великолепное произведение! Вы никогда не играли в «Додсворте» на сцене?
– Я был слишком молод, – тщеславно заметил Форд.
– Великолепный роман Синклера Льюиса, отличная пьеса, прекрасный фильм! Дайте мне подумать до завтра.
На следующий день, в полдень, телефон Форда снова зазвонил.
– Кларк, я обдумал это. Ваше участие в «Додсворте» станет сенсацией на ТВ! Если вам предложат хорошие деньги и условия, дадут право одобрения режиссера и сценария, по-моему, вам следует хотя бы задуматься над этим предложением.
– Вы так считаете?
Тон Форда указывал на то, что актер готов всерьез обдумать этот проект.
– Но только при хороших условиях! – сказал Доктор.
– Конечно! – согласился Форд.
Усмехнувшись, Доктор добавил:
– Кларк, теперь я покажу вам, как надо обращаться с молодыми хитрецами типа Спенсера Гоулда. Он увидит, как опасно предлагать вам что-то за моей спиной. Позвольте мне переговорить с ним по этому вопросу, и мы изрядно позабавимся. Во-первых, – Доктор дал понять, что хочет обсудить свою стратегию с Кларком, – во-первых, мы попросим сценарий. Когда вы получите его, он вам не понравится.
– Откуда вы знаете? – спросил Форд.
– Пусть это будет Шекспир – вам все равно не понравится, – заявил Доктор. – Это их испугает, и они дадут нам право одобрения сценария.
– Понимаю, – Форд улыбнулся.
– Договорившись насчет сценария, я подниму вопрос о сроках репетиций и режиссере. Только после этого вы согласитесь взять эту роль. Но через два дня вы позвоните мне и скажете, что разочаровались в этом проекте. Тогда я сообщу им, что если они не повысят гонорар, мы откажемся от участия в постановке.
– Хорошо, – охотно согласился Форд.
– Благодаря отказам заключено больше контрактов, чем благодаря немедленному согласию, – заявил Доктор. – Договорились? Вы поняли мою тактику?
– Понял!
– Тогда не говорите никому ни слова. Позвольте действовать мне!
В течение следующих шести дней Доктор регулярно звонил Форду. Однажды даже два раза за день. Он подробно рассказывал о том, как он оказывает давление на Спенсера Гоулда и ССД и О. Как они сопротивляются и постепенно отступают.
– Дождитесь момента, когда я нанесу им последний удар! Скажу о деньгах! – заявил Доктор.
К окончанию этого шестидневного периода Форд оказался так сильно вовлечен в переговоры, что победа стала для него важнее антипатии к телевидению. К седьмому дню, когда Доктор позвонил и сказал: «Они сдались! По всем пунктам. Включая деньги. Двадцать пять тысяч!», Форд забыл о своем предубеждении против ТВ и решил, что он одержал большую победу.
Но Доктор не остановился на этом.
– Кларк, – добавил он, – я добился для нас небольшой премии.
– Премии?
– Я почувствовал, что мы заслуживаем ее после всех этих переговоров.
– Да? – произнес Форд, не зная, что ему следует ожидать.
– Спонсор обещал устроить большой прием в «21» сразу после вашего теледебюта в его честь. Там мы объявим о вашем следующем бродвейском проекте – «Короле, королеве, пешке». Пусть эти негодяи оплатят счет за нашу рекламу!
– Хорошая идея! – согласился Форд.
Улыбаясь, он положил трубку.
Доктор тотчас позвонил в нью-йоркский офис Спенсу Гоулду.
– Спенс, Форд сделает это. Мы обо всем договорились.
– Да? Как насчет приема и встречи Форда со спонсором? Старик питает слабость к звездам.
– Я сказал тебе, что приведу Форда на прием в «21». Я сделаю это! Не волнуйся, малыш!
– Превосходно, Доктор! – обрадовался Спенсер.
– Спенс, сделай мне одолжение…
– Конечно.
– Предупреди этого молодого наглеца Фредди Фейга. Пусть он впредь не дает поспешных обещаний. Иначе я выпорю его!
3
Репетиции во всем мире проходят одинаково. Они завершаются множеством окурков, плавающих в пакетах из-под кофе. Репетиции телеверсии «Додсворта» ничем не отличались от других. Они начались и шли, как работа над любой постановкой с участием Кларка Форда. Он был серьезным, даже мрачным, необщительным, сосредоточенным. В перерывах не курил и не обменивался любезностями с другими актерами, а в одиночестве учил свой текст. На самом деле, как заметила актриса, игравшая Фран, жену Додсворта, Форд отлично знал свою роль еще до первой репетиции. Что он учит? – удивлялась его партнерша.
Иногда молодой режиссер – в то время все телевизионные режиссеры были молодыми – подходил к Форду, чтобы поговорить с ним. Обычно предлог был связан со снимаемой сценой. Он напоминал Форду, где будет находиться в определенный момент камера номер один. Или просил Форда выдержать где-то паузу, чтобы камера номер три показала его лицо чуть дольше.
Форд слушал, всегда глядя мимо молодого человека, вознаграждая его лишь одним сухим кивком. Через пять дней такого пренебрежения работа режиссера начала страдать. Он потерял уверенность в оценках, его стали раздражать малейшие ошибки других актеров. В конце шестого дня он позвонил Спенсеру Гоулду и попросил освободить его от работы над спектаклем.
В этот момент вмешалась Джанет Флинн. Она делала это на второй неделе работы над всеми бродвейскими постановками Форда в течение последних восьми лет. За коктейлем она объяснила молодому режиссеру, что в поведении Форда не было ничего личного. Так он держался с Джошем Логаном, Гатри Мак-Клинтик и даже Казаном, этим известным тираном. Она обещала появляться на каждой репетиции и действительно стала приезжать перед полуденным перерывом.
Ежедневно труппа спускалась в «Ратнер» – еврейскую столовую, находившуюся под репетиционным залом и славившуюся яйцами всмятку, сливочным сыром и мучными изделиями. Джанни и Форд всегда сидели за столом одни. Форд во время еды был таким же замкнутым, как и на репетициях, но Джанет к этому привыкла.
Он оживал, только когда задавал вопросы относительно «Короля, королевы, пешки». Удалось ли Доктору договориться с Шервудом о доработке сценария? Нет. А с Андерсоном? Макс думает. Он не любил переписывать произведения других авторов, но из уважения к Кларку Форду он обещал «подумать». Как насчет С. Джи Пирелмана? Он работает над книгой. А Берман, первая идея Доктора? Берман находится на побережье и готовится к съемкам своего первого фильма.
Джанни уклонялась от любых обсуждений телепостановки. Она лишь сказала, что молодой режиссер кажется ей очень хорошим.
– Он – дерьмо! – заявил Форд.
– Он действительно очень хорош, Кларк.
Не испытывая на самом деле этот энтузиазм, который она изображала, Джанет небрежно добавила:
– Для телевидения.
– Для телевидения! – ухватился за ее слова Форд. – ТВ – это дерьмо! Чертов сценарий урезали втрое! Публика не сможет следить за действием. Что касается игры, то на нее не остается времени. Подойди к этому месту! Посмотри в камеру! Задержи эту реакцию! И это называют игрой?
Бедняжка Джанет тихо, умоляюще повторила:
– Кларк… дорогой… пожалуйста… труппа тебя слышит.
– Ну и черт с ней! – громче, чем прежде, произнес Форд.
Джанни смутилась, но не испытала удивления. При каждой постановке Форд проходил через эту фазу. Если актер будет следовать своей традиции, завтра он потребует уволить режиссера.
Он действительно поступил так. Форд смягчился только после телефонных звонков Джанет и Спенсера Гоулда. Мисс Флинн примчалась на такси на Вторую авеню, где находился репетиционный зал. В конце концов лишь после звонка Доктора Форд согласился продолжить работу.
Так прошли три мучительные недели.
Новые проблемы и протесты возникли, когда Форд впервые оказался в настоящей телестудии. Его не устраивали декорации. Освещение было слишком ярким, от ламп исходил жар. Множество камер и техников затрудняли работу – в кино была только одна камера, одна операторская группа.
Сильнее всего его раздражал голос режиссера, звучавший из динамиков. Сам режиссер сидел в аппаратной. Джанни испуганно побежала туда. Спенс последовал за ней. Фредди Фейг ковылял взад-вперед; его хромота усиливалась по мере того, как жалобы Форда становились все более язвительными. Карла Брюстера сознательно не пускали в студию до генеральной репетиции.
В перерывах Джанни говорила с Фордом, пыталась успокоить его. Яркий свет необходим для качественной съемки. Большое число дорогостоящих камер объяснялось высокой репутацией Форда. Его крупные планы были очень выразительными; он сам не сознавал, как проецируется на телеэкран малейший его жест. Нет нужды обрывать то, что он называл «настоящей игрой». И декорации были хорошими. Созданные бродвейским художником, они будут казаться на экране крупными и роскошными. Если бы они имели большие размеры, то подавляли бы драматическое действие.
Теперь Кларк даже не кивал, слушая Джанни. Она знала, что это худший симптом. Она оказалась права.
Перед концом второго дня в студии Кларк внезапно отвернулся от камеры, и режиссеру пришлось снова нажать кнопку переговорного устройства.
– Мистер Форд, в этом месте вы должны посмотреть влево, чтобы камера номер четыре запечатлела ваш крупный план. Пожалуйста!
Кларк Форд повернулся в сторону черного окна аппаратной и крикнул:
– Послушайте, вы, зеленый сопляк! Вы будете подстраиваться с вашей чертовой камерой к моим движениям. Я больше не буду губить мою игру вам в угоду!
Сказав это, Кларк Форд покинул сцену, зашагал по большой студии, взял в костюмерной свое пальто и вышел из здания. Напуганные сотрудники ТКА позвонили Доктору.
Когда Доктор появился в Нью-Йорке и поговорил с Фордом, актер согласился вернуться. С этого дня все время, пока Форд работал, Доктор сидел в аппаратной. С одной стороны от него находились Спенс и Фредди, с другой – Джанни. Кларк шел на сотрудничество, но не демонстрировал настоящую игру. В одной важной сцене, где Додсворт отказывался от своей жены Фран, актер сыграл совсем плохо.
Режиссер жаловался вслух в аппаратной:
– Если он запорет эту сцену, можно будет забыть обо всем спектакле! Мне следовало уйти, когда я хотел сделать это.
Доктор похлопал Джанни по руке, потом встал и вышел. Она последовала за ним. Коун отыскал пустую гримерную. Пропустив вперед Джанни, он плотно закрыл за собой дверь.
– Джанни, – начал он, – я попрошу тебя кое о чем не ради меня. И не ради ТКА. Он продержится до субботнего вечера. Сыграет в спектакле. Потому что он хочет сыграть в «Короле, королеве, пешке». Но, – Доктор заколебался, – он может выступить так плохо, что это причинит ему непоправимый вред. Мы не можем допустить поражения. У нас есть годовой контракт с дополнительными условиями. Это – официальный дебют Форда на телевидении. Я не хочу, чтобы он испортил свою репутацию, как это случилось с ним в кино.
– И что? – спросила Джанни.
– Я никогда никого не просил об этом. Хотя мне не раз приходилось обращаться к людям с просьбами. Сегодня вечером, после репетиции, пообедай с ним. Напои его.
Доктор замолчал, потом добавил:
– А затем уложи его в постель.
Лицо Джанет вспыхнуло от злости и смущения.
– Послушай, дорогая, все знают о вашем романе.
– Он закончился! – рассерженно выпалила Джанет и повернулась, чтобы уйти.
Доктор крепко сжал ее руку и остановил.
– Джанни, я хочу внести ясность. Какое бы решение ты ни приняла, ты останешься в ТКА. Если ты мне не веришь, я пришлю утром долгосрочный контракт.
– Неужели кто-то может вам не верить? – с сарказмом сказала Джанет.
– Хорошо, я – негодяй. Я лгу. Краду. Иногда обманываю моих клиентов. Но, – сказал он, – покажи мне хоть одно агентство, которое делает для своих клиентов больше, чем я! Хоть одно! Мы добиваемся для них самых высоких гонораров, наилучших условий, даем максимальные шансы на успех!
Доктор разжал пальцы, но Джанет не сдвинулась с места.
– Это принесет ему пользу. Я знаю! Своди его в ресторан. Напои. Разреши заняться с тобой любовью. Завтра ты увидишь нового человека. Ему нужна вера в себя. Какая-то победа. Лучше всего – в постели.
В послеобеденное время в дальнем зале «21» обычно можно увидеть лишь сотрудников рекламных агентств, развлекающих иногородних клиентов, которые не хотят возвращаться одни в свои пустые гостиничные номера. В зале было мало посетителей. Обшитые деревянными панелями стены и клетчатые скатерти на столах способствовали созданию клубной атмосферы.
Стол в дальнем углу был сервирован на двоих. Когда Джанни и Форд прибыли в «21», их тотчас отвели туда. Метрдотель радушно поприветствовал Форда. Актер что-то буркнул в ответ и проследовал за Джанни к столу, держа под мышкой истрепанный сценарий.
Они почти не разговаривали до того момента, когда они заказали два двойных виски. Первый бокал оба осушили быстро. Джанни знала, что ей не составит труда напоить Форда. После того, как им подали третью пару бокалов, Джанни предложила заказать еду.
В период репетиций Кларк Форд ел, как тренирующийся боксер. Он считал, что излишества размягчают его; расслабленный актер – это не актер. Джанни не знала, с чем это связано: то ли Форд помнил о своей голодной молодости, то ли он наказывал себя за успех. Они заказали бифштексы с каперсами, тосты и черный кофе.
Избавившись от общества утомительно-услужливого метрдотеля, Форд мрачно произнес:
– Я чувствую себя, как бык на арене!
Джанни перестала пить, но ничего не сказала.
– Как несчастный бык. Измученный, с воткнутыми в него бандерильями. Которого готовятся убить в субботу вечером!
– Если забыть о той ошибке с камерой, сегодня все прошло очень хорошо, – тихо сказала Джанни, не желая увеличивать его страдания.
В мучительные дни репетиций Кларк Форд мог быть злым, жестоким, особенно с женщинами. В первую очередь – с теми женщинами, которых он любил. Одна из жен Форда совершила самоубийство сразу после неудачной премьеры.
– А если подобная ошибка произойдет в «живом эфире», когда миллионы людей будут смотреть на меня? Я буду выглядеть, как обезьяна, делающая комичные гримасы. Это моя репутация! Моя карьера! Показывают меня, а не этого сопливого режиссера!
Джанни заметила, что люди слушают их. Она обрадовалась появлению еды. Официант артистично подал тарелки, посыпал бифштекс пряностями. Кларку пришлось замолчать; Джанни получила возможность заказать ему новую двойную порцию виски. Они начали есть молча, без большого удовольствия.
Возле «21» их ждал лимузин, присланный Доктором. Маленький человек предусмотрел все. Водитель открыл для них дверь, отдал честь, поднеся руку к фуражке, и сел за руль.
– Куда, сэр?
– Семнадцатая Восточная, шестьдесят два, – мрачно произнес Форд адрес Джанни.
– Нет, – сказала она. – Давай немного прокатимся. Через парк. Я не хочу возвращаться домой сразу после ужина.
– Хорошо, – отозвался Форд и сказал водителю: – Сначала объедем парк.
Шофер свернул на Пятую авеню и поехал в сторону Шестидесятых улиц. Затем лимузин покатил по Парку, по пустынной петляющей дороге, шедшей на север мимо полей, рощ и аллей. Уже давно перевалило за полночь.
Сначала Кларк сидел молча, с угрюмым видом. Так на него действовало виски. Но вскоре, как и ожидала Джанни, он коснулся ее руки; затем его рука осторожно поползла к ее грудям. При других обстоятельствах она бы остановила его; он довез бы ее до дома и поехал один к себе. Сейчас она лишь сделала вид, что хочет избежать сближения; она выбрала такую степень сдержанности, которая не могла оттолкнуть Форда. Наконец она позволила ему засунуть руку ей под блузку. Когда он склонился над Джанни и поцеловал ее в губы, она раскрыла рот. На этом соблазнение было завершено. Его язык проник внутрь Джанни; она ответила на поцелуй Форда.
Он прошептал:
– Поедем ко мне, Джанни, пожалуйста, дорогая?
Она ответила тихим «да».
Его квартира не представляла для нее тайну, вызов. Она провела здесь немало ночей в прошлом. Ее смутило только выражение лица лифтера; он узнал Джанни, пожелал ей хорошего вечера и не сумел скрыть своего удивления тем фактом, что она вернулась сюда и снова остается на ночь. Войдя в квартиру, Форд протянул руку к выключателю, но Джанни попросила:
– Не надо. Мне нравится смотреть на город из темноты.
Они прошли в гостиную. Джанни направилась к широким дорогим шторам, плотно сдвинутым слугой Кларка. Она раздвинула их.
На другом берегу реки Лонг-Айленд светился рекламой пепси-колы и других известных товаров. Река была черной, маслянистой, периодически в воде вспыхивали отражения красных неоновых огней. Джанет подождала. Но не долго. Кларк ушел в спальню, снял с себя одежду и надел халат. Она увидела его отражение в стекле; он обнял ее. Он прижался лицом к ее шее. Джанет вздрогнула. Это заставило его отстраниться.
Но она крепко прижала его руки к своим грудям. Она почувствовала, что его член твердеет под халатом. Кларк повернул ее к себе лицом, начал одновременно целовать и раздевать Джанни. Когда у него возникали трудности, она ненавязчиво помогала ему, зная, что процесс раздевания женщины давал ему ощущение власти.
Платье соскользнуло на пол. Кларк расстегнул ее бюстгальтер, снял его и бросил через всю комнату, словно этот предмет женского туалета оскорблял его. Лифчик попал в лампу. Ее груди обнажились. Кларк принялся целовать и ласкать языком соски Джанет. Наблюдая за его отражением в стекле, она внезапно ощутила себя войеристкой, следящей за соблазнением.
Наконец Кларк взял ее за руку и повел в спальню. Свежие прохладные простыни заставили Джанет задрожать, но Кларк согревал ее, целовал; он приподнял голову и посмотрел на женщину, потом уткнулся лицом в ее груди. Его руки постоянно ласкали Джанет.
Почувствовав, что его тело напряглось от страсти, она крепко обняла Кларка. Приподняла бедра, впуская в себя большой и твердый член. Джанет обхватила руками и ногами Кларка. Чувство вины, связанное с обманом, покинуло ее. Она любила его. Делала все ради его благополучия, счастья. Она мысленно говорила себе это, занимаясь с ним любовью. Наконец силы обоих иссякли. Опустошенный, но торжествующий Кларк навалился на нее. Он еще находился в Джанет, наслаждаясь ее непрекращающимися пульсациями. Он ощущал себя сильным впервые со дня начала ненавистных репетиций.
Он выскользнул из нее, перевернулся на спину. Дыхание обнаженного, влажного Кларка начало выравниваться. Внезапно он поднялся. Его стройное тело напоминало греческую статую юноши. Кларк покинул комнату.
В такие моменты Джанет могла любить его. Он вернулся, держа в руках бокалы с охлажденным виски. Протянул ей один бокал и принялся сам потягивать спиртное. Его свободная ледяная рука коснулась ее живота. Джанет вздрогнула, засмеялась, произнесла:
– Перестань.
Он убрал руку. То, что он перестал играть с ней по ее просьбе, было плохим знаком. Им снова овладела депрессия.
– Все будет хорошо, – успокаивающе произнесла Джанет. – Пока что паблисити было великолепным. Лучшим за всю историю ТВ.
