Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
И это не закончится рекламой. Скоро, если ты захочешь поставить человека на государственную должность, тебе понадобится политик, похожий на актера, или актер, похожий на политика.
Джеф шагнул к столу таким образом, словно он хотел, чтобы Доктор выдвинул ящик и снова достал оттуда унизительные страницы.
– Джеф, я не мог бы дать лучшего совета моему сыну. Прочитай это спокойно, внимательно. Перед зеркалом. Проверь, действительно ли все это так плохо, как ты решил.
Джеф вернулся домой. Он заперся в комнате для гостей, встал перед зеркалом и начал читать текст вслух. Во время первого чтения он обнаружил – на самом деле слов гораздо меньше, чем ему показалось из-за крупного шрифта. После четвертого чтения – он всякий раз менял подход, интонацию – Джеф понял, что он может найти в себе некоторый энтузиазм.
Через час работы, меняя стили, он нашел тот, который позволил ему сказать себе: «Любой компании здорово повезет, если такой человек, как я, согласится представлять ее публике». Когда он думал об этом, чувство унижения уменьшалось. Подобная роль давно существовала на радио и была вполне достойной. Де Миль занимался этим много лет. Как и Орсон Уэллс в дни театра «Меркури». Одновременно он играл в драматических спектаклях. Значит, эту работу можно оправдать. Это лишь снова свидетельствовало о дальновидности Доктора. Он, Джеф, должен извиниться перед маленьким человеком.
Решив не тянуть время, он подошел к телефону, набрал номер. Его сразу же соединили с Доктором.
– Да, малыш? – приветливо произнес Коун.
– Я перечитал все. Это не так плохо, как я думал. Я могу это сделать, – признал Джеф. – И весьма неплохо! Конечно, кое-что в тексте стоит изменить.
– Еще будет время подогнать стиль под тебя, – заверил Джефа Доктор.
– Есть и другая проблема. Я бы не хотел из-за этого полностью отказываться от актерской работы.
– Конечно! – с жаром в голосе согласился Доктор. – Но мы сами не будем поднимать этот вопрос.
– Почему? – разочарованно спросил Джеф.
– Мы позволим старику со слуховой трубой самому предложить это. Более того, пару раз ответим отказом. На третий раз, когда он станет умолять тебя выступать во всех других программах, мы милостиво согласимся. На определенных условиях. За лишние пять тысяч в неделю. Пять тысяч, когда ты играешь роль ведущего. Десять тысяч, когда ты исполняешь роль в пьесе. К тому времени он будет хотеть тебя так сильно, что согласится на все!
– Понимаю, – сказал Джеф, восхищаясь Доктором, мозг которого постоянно работал, всегда выдавая правильные ответы.
Если прежде Доктор сожалел о том, что он слишком полно раскрыл свой план перед Джефом, то теперь он утешал себя тем, что это могло оказаться полезным. Предпочтительнее столкнуться с комплексами Джефа здесь, чем в Нью-Йорке, когда придет время съемок. Доктор вспомнил, что ему следует позвонить в нью-йоркскую телекомпанию. Это дело он не мог доверить другому человеку. Ему требовалась телестудия на два часа после трансляции «Театра звезд «Алюмко».
Он договорится об этом сам. В конце концов Энсон Тафт, президент Си-Би-Эн, был его должником. Благодаря Доктору Тафт сохранил платежеспособность и свою работу, смог развестись с женой и жениться на своей бывшей секретарше. Да, Энсон Тафт всегда будет считать себя обязанным ТКА. Он охотно предоставит Доктору телестудию и операторов на два часа или на десять.
5
Когда Джеф провел предложение Доктора через исполнительный комитет Гильдии, Эйб Хеллер арендовал зал в отеле «Беверли-Хиллз» для общего собрания членов. Оно оказалось самым представительным за всю историю Гильдии. В повестке дня стоял только один вопрос.
Эйб, имевший большой опыт оргработы, знал, что при подготовке важных собраний необходимо предусмотреть все. Он персонально пригласил полудюжину актеров, которые были его близкими друзьями. Попросил их выступить, если зал начнет колебаться. Эйб написал аргументы для каждого, чтобы речи не походили одна на другую.
Поэтому Эйб чувствовал себя гораздо уверенней, чем Джеф. Актер встал, чтобы открыть собрание. Напряжение в толпе было заметным – Джефу с трудом удалось добиться тишины. Когда люди наконец замолчали, он начал читать текст, находившийся в черной папке. Он заранее надел очки, в которых не нуждался. Они придавали ему более солидный, респектабельный вид.
Он создал базу для своего предложения, приведя данные о безработице, усилившейся в последние месяцы. Планируемый объем производства фильмов в Голливуде снизился на четырнадцать процентов по сравнению с предыдущим месяцем и на тридцать семь процентов по сравнению с тем же месяцем прошлого года. Увеличение занятости актеров на ТВ в Нью-Йорке и Чикаго за последние три месяца составило двадцать шесть процентов по сравнению с предшествующими шестью месяцами.
Перед изложением плана ТКА Джеф сделал паузу, снял очки и вытер их. Это было искренним жестом. Собственная речь волновала его не меньше, чем всех собравшихся.
Возможно, его эмоции объяснялись отчасти чувством вины, хотя сейчас это не приходило ему в голову. Он готовился перейти к более обнадеживающей части своего выступления.
– Странно, что сейчас, когда студии сжались от страха, когда другие гильдии ограничиваются заламыванием рук, когда все спешат покинуть этот город, только одна группа выдвинула план нашего спасения. И эта группа – та самая, которая многие годы была для нас объектом недобрых насмешек.
Мы называли их торговцами плотью. Шейлоками, худшими именами. Обвиняли их в том, что они забирают десять процентов денег, зарабатываемых нашими талантами, потом, одержимостью. Что они при этом обходятся без своего таланта и одержимости. Возможно, это правда. Но я должен констатировать – во всяком случае, одно агентство предложило план, обещающий спасти нас от бедствия. Сегодня нам предстоит обсудить план, разработанный одним крупным агентством, а именно – ТКА!
Произнеся эту аббревиатуру, он ощутил волну недоверия, прокатившуюся по залу. Реплики, которые он не мог услышать, вызвали среди собравшихся саркастический смех.
Он потряс колокольчиком и заставил их выслушать весь план, закончив такими словами:
– Ваш исполнительный совет, ваши руководители и президент Гильдии настойчиво рекомендуют вам принять следующее предложение: Гильдия должна наделить «Тэлэнт Корпорейшн оф Америка» правом продюсировать телевизионные программы и выполнять агентские функции, не подвергаясь при этом обвинениям в нарушении закона о столкновении интересов.
Топот, возмущенные голоса позволили Джефу и Эйбу понять, насколько сильна оппозиция. Первая вспышка протеста превзошла ту, которой опасался Джеф. Ему показалось, что он не сможет навести порядок в зале. Наконец, выплеснув свою энергию злости, толпа стихла. Образовались маленькие группы, напоминавшие военные лагеря противника. Джеф открыл прения.
Первым слово получил Эдгар Берри – невысокий, коренастый человек, завоевавший определенную репутацию исполнением характерных ролей. Он был хорошим актером и проявлял политическую активность; его имя неоднократно упоминалось в дни слушаний. Когда он говорил, многие коллеги слушали его внимательно, с уважением, готовностью поддержать любое мнение Берри.
– Мне пришлось изрядно повертеться в прошлом, – начал актер. – Я был членом, – он поднял руки, чтобы загибать пальцы левой кисти с помощью правой, – нью-йоркского профсоюза пекарей, производящих бейгли. – Смех в зале воодушевил его. – Союза скорняков. Продавцов. Актер нуждается в дополнительной работе. Иначе в промежутках между съемками его могут обвинить в тунеядстве!
Раздался еще более громкий смех.
– Также я был членом Гильдии актеров евреев, «АФТРА», «Эквити» и Гильдии киноактеров. При этом я никогда не слышал более опасного предложения, чем прозвучавшее сегодня. Если бы оно прозвучало из уст не Джефа Джефферсона, великолепно проявившего себя в черные дни слушаний, а какого-то другого человека, я бы сказал, что это план преднамеренного уничтожения Гильдии!
Он сел под взрыв аплодисментов, ободривший других актеров – противников плана, которые обычно воздерживались от выступлений.
Испуганный, но сохраняющий внешнюю уверенность и самообладание Джеф узнал следующего оратора. Им была женщина.
Она обладала всем, что вызывает восхищение у мужчин: хорошим бюстом, стройными ногами, точеными чертами лица, золотистыми, длинными, блестящими волосами. Однако ее внутренняя сила и интеллект всегда пугали мужчин. Нуждаясь в их внимании и любви, она заслужила неоправданную репутацию лесбиянки. Она обычно исполняла роли злодеек, психически больных убийц, нацисток из концентрационных лагерей.
Она говорила тихо, но ее голос выдавал присущую ей внутреннюю силу.
– Я почти жалею о том, что пришла сюда сегодня, – начала она. – Я предпочла бы услышать об этом собрании от кого-то. Тогда я могла бы сомневаться в том, что оно действительно имело место.
Делать такое предложение – все равно что просить евреев не оказывать сопротивления казакам. Или просить чехов извиниться перед Гитлером. Теперь я знаю, что означают слова из Библии: «Настанет день, когда агнец ляжет рядом со львом». Но там также сказано, что этого не случится до прихода Мессии. И если ненасытное хитроумное маленькое чудовище, которое зовут Ирвином Коуном, не является Мессией, я скажу, что это предложение родилось на две тысячи лет раньше или позже своего срока. Что касается меня, то, по-моему, раньше!
Она села, но ее наградили такими продолжительными аплодисментами, что, будучи актрисой, она встала и поклонилась залу.
Джеф попытался успокоить людей, пригласив актера, который должен был проявить меньшую враждебность. Имя этого пожилого человека никогда не появлялось в титрах перед названием фильма, однако он все же считался малой звездой.
– У меня большой опыт в таких делах, – произнес он, своим сдержанным голосом быстро восстановив порядок в зале. – В двадцатых годах я участвовал в марше актеров «Эквити». И даже тогда мне не нравились всякие уловки.
Последнее слово заставило Джефа покраснеть. Оно прозвучало, как обвинение в его адрес.
– Что я называю уловками? Я имею в виду «Эквити». Почему не выйти и не назвать эту организацию профсоюзом – тем, чем она является? Точно так же это – профсоюз киноактеров. Не Гильдия. Не закрытый аристократический клуб. Мы – работники. Когда есть работа, нас нанимают и платят нам – поденно или еженедельно. И мы лишь обманываем себя, если думаем, что мы чем-то отличаемся от группы водопроводчиков или каменщиков.
Воинственно настроенная часть зала закивала, соглашаясь с выступающим.
– Поэтому я говорю – давайте действовать как профсоюз. Подумаем о том, что поставлено на карту – рабочие места! Наши семьи не накормишь речами или остротами в адрес Коуна и его кобр. Мы говорим о работе. Будем ли мы иметь здесь через год жизнеспособную индустрию? Или согласимся перебраться в Нью-Йорк и обивать пороги театральных агентств в поисках телевизионных ролей?
– Что касается меня, то прежде чем я покину мой дом и сад с розами, я хочу выслушать, подумать и проголосовать в соответствии с моими интересами.
Хотя он не вызвал аплодисментов, атмосфера и тон собрания изменились. Даже последующие выступления, с большой настороженностью оценивавшие план Доктора, были более сдержанными и вызывали меньше злого смеха.
Когда пожилой человек сел, Джеф дал слово двум «подсадным уткам» Эйба. Они говорили убедительно, спокойно, настаивали на том, что сообщение Джефа заслуживает по меньшей мере непредвзятого, вдумчивого рассмотрения.
Джеф перевел дыхание. Он ощутил прикосновение к его шее холодного, влажного воротника рубашки. Но еще впереди были возражения твердолобых диссидентов, приходивших в ярость при мысли о том, что кто-то узурпирует их власть.
Серьезность ситуации подчеркнул и тот факт, что впервые за весь вечер Эйб Хеллер поднятием большого пальца заявил о своем желании выступить.
Джеф обратился к залу:
– Никто не возражает, чтобы мы послушали нашего исполнительного секретаря?
Аудитория ответила молчанием, и Джеф предоставил слово Эйбу, который встал и подтянул свои сползшие с живота брюки.
– Я знаю, что, строго говоря, я не являюсь членом Гильдии. Я даже не имею права голосовать. Но что касается прежнего опыта профсоюзной работы, тут я никому не уступлю первого места.
Может ли кто-то из присутствующих похвастаться большим числом арестов за профсоюзную деятельность? Я побью тут любого. Готов ли кто-либо сравнить число своих ран с моим? Я пролил крови больше вас всех. Я тоже испил мою чашу невзгод. Я говорю об этом только потому, чтобы никто из сидящих тут не усомнился в моих мотивах!
Его полное лицо было сердитым, жестким. Внезапно оно расплылось в улыбке.
– Кто-то из вас мог заметить мое пристрастие к кофе и булочкам. Несомненно, за моей широкой спиной вы посмеиваетесь над ним. Хотите узнать, как я приобрел его? За девять лет, да, за девять лет я не имел ни одной полноценной еды. Я жил на кофе и пакетиках с булочками. Я ел на собраниях, сидя за печатающей машинкой, или стоя холодными зимними вечерами с пикетчиками возле костра, в котором горел мусор. Я многим жертвовал. Мое питание было символическим. Я поздно женился, моя жена и дети слишком молоды для меня. Они заслуживают лучшего. Да, я многим пожертвовал ради профсоюзной работы. Я боролся с чиновниками и работодателями более яростно и последовательно, чем любой из вас.
В зале воцарилась тишина. Эйб продолжил:
– Из всего этого я вынес один урок. Мы, работники, находимся в странном положении. В какой бы области мы ни трудились. Как бы мы ни ненавидели и боялись боссов, как бы они ни ненавидели и боялись нас, мы связаны узами вынужденного брака, который нельзя расторгнуть.
Я считаю, что сейчас мы должны сосредоточить свое внимание на главном вопросе – сохранении работы для актеров в условиях сокращающегося рынка! Когда-то я был связан с производителями женского белья. Тогда мы создали большой резервный фонд. С какой целью? Чтобы давать кредиты боссам, переживающим финансовые трудности. Зачем? Потому что без работодателей мы бы не имели работы. Нашей задачей было сохранение их бизнеса. Подобная логика применима и здесь. Индустрия разваливается на наших глазах. Факты говорят сами за себя.
Эйб указал на черную папку Джефа.
– Вопрос сводится к следующему – что мы, работающие мужчины и женщины, можем сделать для того, чтобы студии не закрывались? Когда мы найдем ответ, мы должны сделать все необходимое!
Эйб помолчал, чтобы аудитория прониклась его эмоциями. Затем он подвел черту под своим выступлением:
– И мы ни в коем случае не должны порочить доброе имя единственного человека, который пытается нам помочь.
Впервые сомнения, которые отдельные члены Гильдии начали испытывать в отношении Джефа, были упомянуты во всеуслышание. Джеф встал. Глаза всех были направлены на него. Какую бы цель ни преследовал Эйб, он сфокусировал дебаты на Джефе Джефферсоне. Актер не мог промолчать.
– Я бы не хотел переводить вопрос в личную плоскость, потому что он касается нас всех. Звезды и исполнители эпизодических ролей, все мы боремся за нашу работу. И я – не меньше вас. Потому что работник без работы – бессилен. Он не может бастовать. Не может торговаться. Поэтому я поддерживаю этот план. Поэтому я изложил его исполнительному комитету и попросил разрешения представить вам. Но это еще не все, что я сделал.
Джеф замолк, как бы колеблясь, делать или нет признание, касающееся лично его. Эта преднамеренная пауза должна была усилить эффект того, что последует за ней.
– На следующей неделе я отправляюсь в поездку, которую не хотел совершать. Я полечу в город, в который не хотел лететь, чтобы выполнить ненавистную мне работу. Я буду там три недели репетировать роль в телепостановке, а потом сыграю ее в прямом эфире!
Да, именно так! Я становлюсь кочевником, цыганом. Не по собственной воле или в силу необходимости. Кинокартины могут исчезнуть – в этом случае я все равно останусь платежеспособным. Я еду, потому что ТКА заставило меня подписать контракт. Только после этого она согласилась предложить свой план!
Захваченный воздействием, которое его заявление оказало на аудиторию, Джеф решил до конца использовать общее настроение.
– И мне пришлось не только подписать контракт, но и заключить с ними джентльменское соглашение. Если вы примете сегодня этот план, я буду три года работать для ТКА на телевидении. Да, именно так! Одобрение плана будет, вероятно, означать, что моя карьера в кино закончена. Потому что я стану первой кинозвездой, пренебрегшей устным соглашением между студиями и прокатчиками об отказе от услуг киноактеров, работающих на их общего врага – телевидение!
Он чувствовал, как растет вера, признание, сопереживание этой актерской аудитории, понимавшей значительность его жертвы.
– Надеюсь, это позволит вам понять, как я верю в предложение ТКА. Что, по моему убеждению, оно означает для нашей профессии, этой Гильдии и всего города.
Джеф, скромный, смущенный человек, сел. Аудитория явно поверила в его спектакль. После мгновения тишины зазвучали продолжительные аплодисменты, убедившие Джефа в том, что хотя бы сейчас люди поддерживают его.
Наконец из зала поступило предложение поставить вопрос на голосование. Результат оказался следующим: «за» – четыреста шестьдесят два голоса, «против» – семьдесят три. После подсчета Эдгар Берри, выступавший от лица самой яростной оппозиции, попросил дать ему слово. Джеф заколебался, но сделал это.
– Приняв во внимание результаты голосования и мнения, которые я услышал после моего выступления, я хочу изменить мою позицию. Пусть наше решение будет единогласным.
Заявление Берри было встречено аплодисментами. Вскоре после полуночи, перед концом собрания, Джеф имел единогласное одобрение Гильдии, позволяющее Доктору и ТКА осуществить план.
Джеф поехал домой; его рубашка была такой влажной, что он поднял стекла в автомобиле, чтобы спрятаться от прохладного ночного воздуха.
Вернувшись к себе, он не стал подниматься наверх, чтобы проверить, дома ли Джоан. После вручения «Оскаров» они не имели физических контактов и почти не разговаривали. Они лишь в соответствии с договором аренды совместно владели домом. Юрист посоветовал им оставаться в таком качестве, поскольку в Калифорнии действовал закон о совместном владении недвижимостью. В отдельные моменты Джеф ощущал, что они испытывают друг к другу лишь презрение. Но он следовал совету Доктора – избегать развода и скандалов, пока будущая карьера Джефа не станет более прочной.
У него не было сил позвонить Доктору. Он прошел на кухню, чтобы взять холодного молока и перекусить. Напряжение опустошило его душу. Он испытывал голод, как после футбольного матча в колледже. Сейчас, как и тогда, ему хотелось выпить холодного молока и поесть. Когда раздались шаги Джоан, он поглощал цыпленка и запивал его вторым стаканом молока.
Она, похоже, не удивилась, увидев его. Ее появление было преднамеренным. Она смотрела на него, с трудом фокусируя глаза; это свидетельствовало о том, что она пьяна и знает об этом. В таком состоянии она всегда играла роль леди. Пока не открывала рта.
– Тебе обязательно производить столько шума? – спросила она.
– Мне казалось, я не шумел, – ответил он, стараясь избежать столкновения.
– Как только ты подъехал, двери начали хлопать одна за другой. Дверь машины! Входная дверь! Дверь кабинета!
– Извини.
Помня о совете Доктора, он говорил себе – никаких скандалов сейчас. Он надеялся, что, не получив отпора, она оставит его и вернется в спальню, но Джоан не сдвинулась с места.
– Она звонила! – внезапно произнесла Джоан.
Повернувшись, он спросил:
– Она? Кто?
– Не та шлюха Мартинсон из Техаса! – ответила Джоан, охотно сообщая ему о том, что она слышала о ней.
Ему не хотелось, чтобы она испытала удовлетворение, услышав его вопрос, но такова была ее цена, и он в конце концов заплатил ее.
– Кто звонил?
– Эта еврейская сучка из Чикаго!
Пытаясь скрыть свою реакцию на эту новость, он спросил:
– Она оставила сообщение?
– Только о том, что она звонила. Похоже, ей было нечего сказать мне, – произнесла Джоан.
– Хорошо, – сказал Джеф, желая закончить беседу.
– Она показалась мне взволнованной, – продолжила Джоан.
– Я сказал – хорошо! Я понял! А теперь довольно об этом!
– О’кей, – ласково сказала она, поняв, что ей удалось вывести его из себя.
Она повернулась, чтобы уйти. Прежде чем она подошла к двери, он остановил ее.
– Ты стерва! Тебе нужно владеть чем-то не для того, чтобы наслаждаться этим самой, а для того, чтобы не отдавать это другим!
Она повернулась и произнесла с улыбкой на лице:
– Пошел ты к черту, Джеф Джефферсон, кинозвезда!
Она ушла, хлопнув дверью кухни.
Его охватило желание повернуться к телефону. Он поднял трубку, начал набирать номер междугородной станции, но тотчас понял, что Джоан, вероятно, возьмет трубку второго аппарата. К тому же, напомнил он себе, в Чикаго уже два часа ночи. Произошло нечто плохое, очень плохое, раз Шарлен позвонила ему.
Возможно, начал фантазировать Джеф, возможно, ее отец умер и она захотела сообщить ему об этом. Или сказать, что она сама изменила свое решение.
Он позвонит утром. В семь часов по местному времени. В Чикаго будет девять.
Он встал раньше семи часов. Вышел в холл, остановился возле лестницы, прислушался. В спальне было тихо, в ванной не шумела вода. Похоже, Джоан спала. Возможно, сегодня съемки на студии начинались поздно. Джеф зашел в кабинет, аккуратно, бесшумно закрыл дверь, поднял трубку, набрал номер междугородной. Заказал разговор с мисс Шарлен Рашбаум и стал ждать.
Вскоре раздался звонок.
– Мисс Шарлен Рашбаум, – сказала телефонистка. – Вызывает междугородная.
– Мисс Шарлен еще не встала.
Это явно была горничная.
– Вам известно, когда она сможет подойти к телефону?
– После вчерашней вечеринки я не могу точно сказать.
– Вы хотите оставить сообщение, сэр? – спросила телефонистка Джефа.
Он мгновение поколебался.
– Да. Пусть она позвонит мистеру Джефферсону в Беверли Хиллз.
– Хорошо, сэр.
Телефонистка передала сообщение.
– Я скажу ей, как только она проснется. Хотя после вчерашней ночи я не знаю, когда это произойдет.
Он положил трубку и настроился ждать.
К полудню по чикагскому времени Джеф потерял надежду. Теперь можно сообщить Доктору о вчерашнем собрании.
Доктор тотчас взял трубку. Он слушал Джефа, но, казалось, Доктор уже все знал, потому что он произнес:
– Похоже, ты ловко обыграл свою поездку в Нью-Йорк!
– Ты понял как?
– Я получил отчеты, два разных отчета о вчерашнем вечере. Ты должен был позвонить, – с легким укором сказал Доктор.
– Я решил, что уже поздно.
– Для тебя никогда не бывает поздно, Джеф! – заверил актера Коун, хотя Джеф помнил много случаев, когда ему не удавалось связаться с Доктором даже днем, когда Коун находился в офисе.
Какая это радость, особенно для актера, – быть нужным. Даже если он знает, что его используют. Сознание того, что кто-то хочет его использовать, действовало успокаивающе.
– Знаешь, Джеф, – сказал Доктор, – ты умеешь обращаться с людьми. Действительно умеешь.
– Кто звонил? – спросил внезапно Джеф.
Хотя Доктору не понравился такой прямолинейный вопрос, он ответил на него:
– Эйб Хеллер.
– Эйб звонил вчера ночью? – удивился Джеф.
– Нет, сегодня утром. Вчера позвонил Эд Берри, – по собственной инициативе сообщил Доктор. – Ему понравилось, как ты провел собрание.
– Сначала он едва все не погубил! – отозвался Джеф.
– Он сказал, что ему не хотелось выглядеть подсадной уткой.
– Да, – сказал Джеф и подумал – доводилось ли когда-нибудь Доктору вести честную игру?
– Я попросил Эйба Хеллера позвонить тебе сегодня утром, – сказал Доктор. – Поговорить с тобой насчет оповещения общественности. Я бы не хотел, чтобы новость разлетелась в виде слуха. Ты как президент Гильдии должен сделать официальное заявление. Возможно, тебе надо устроить пресс-конференцию. Да, это наилучший вариант.
Он пытался сделать вид, будто эта идея пришла ему в голову только сейчас.
– Да, надо устроить пресс-конференцию.
– Я поеду в офис. Обсужу это с Эйбом, – сказал Джеф.
– Хорошо, хорошо, – отозвался Доктор и положил трубку.
Пресс-конференция, состоявшаяся в конце дня, прошла очень хорошо. Эйб и Джеф заранее продумали ответы на возможные неприятные вопросы. Джеф усвоил едкую сочную фразеологию Эйба и эффективно отражал с ее помощью атаки прессы. Журналисты видели главную опасность в том, что теперь у ТКА будут развязаны руки. В ответ Джеф превозносил дальновидность и смелость Доктора, рисковавшего многим ради спасения индустрии в то время, когда другие были готовы смириться с ее гибелью.
Когда последний репортер покинул комнату правления Гильдии, Джеф почувствовал, что замысел стал фактом. Он радовался тому, что все кончилось, что он может вернуться к своей карьере, к вызову, ждавшему его в Нью-Йорке. Весь день он испытывал желание спросить Эйба Хеллера, какую сделку он заключил с Доктором. Но он не осмеливался сделать это, боясь, что никакой сделки не было, что Эйб искренне считал этот шаг со стороны Гильдии самым лучшим и логичным.
Что касается Эдгара Берри, то эта тайна раскрылась сама собой. Через восемь месяцев после решающего собрания Берри подписал контракт на исполнение главной роли в телесериале, продюсируемом ТКА. Следовало признать, что Доктор, как и Бастионе, умел возвращать долги с процентами.
6
Полет из Лос-Анджелеса в течение первого часа проходил спокойно. Потом до посадки для дозаправки в Чикаго самолет постоянно болтало. Но Джеф почти не замечал этого. Он думал о Шарлен. Возможно, ему удастся позвонить ей из аэропорта.
Все его колебания насчет звонка рассеялись, когда самолет начал снижаться. Пилот объявил, что пассажирам необходимо выйти на двадцать пять минут. Джеф поискал в кармане мелочь. К моменту остановки самолета монеты нагрелись в его руке. Он первым оказался у двери, первым спустился по трапу. Потом побежал по ветреному полю к зданию аэропорта, чтобы найти телефон.
Добравшись до кабинок, он выбрал крайнюю, чтобы было труднее подслушать разговор, захлопнул дверь, набрал номер. Только тогда он понял, что потеет. Наконец ему ответил голос, который он уже слышал. Нет, мисс Шарлен нет дома, хотя ее ждут с минуты на минуту.
Джеф повесил трубку и посмотрел на большие часы, висевшие на стене над регистрационными стойками. Двадцать минут. У него еще есть двадцать минут. Если она вернется в ближайшее время. Он начал ходить между стойками и телефонами.
Четырежды его останавливали пассажиры, узнававшие актера. Двое попросили автографы – один для дочери, другой для внука. Джеф улыбался, пытался проявлять интерес, но продолжал думать о Шарлен.
Когда у него осталось восемь минут, он решил попытаться снова. Вошел в единственную свободную кабинку, стал торопливо набирать номер, сбился, начал все сначала. На этот раз соединение произошло, но вместо длинных гудков он услышал досадные, разочаровывающие сигналы «занято».
Она дома. Говорит по телефону. И поскольку она – женщина, это займет больше восьми минут. Он повесил трубку, вынул монету, снова набрал номер. Снова занято. Он слушал гудки, глядя на наручные часы. Осталось четыре минуты. Сейчас пассажиров позовут в самолет.
Монета вернулась к нему. Он вставил ее влажными, скользкими пальцами обратно. Набрал номер аккуратно, тщательно; раздался длинный гудок.
– Мисс Шарлен? Да, да, мисс Шарлен дома, одну минуту, кто звонит? О, понятно, одну минуту, пожалуйста.
Он подождал, глядя на большие часы над стойкой. Если они не врут, осталось две минуты.
И тут впервые за много недель он услышал ее голос. Он прозвучал сдержанно, но с придыханием, выдававшим волнение.
– Джеф, – произнесла она.
– Да. Это я. Я в Чикаго, в аэропорту.
– Не приезжай к нам! – испуганно взмолилась она.
– Я лечу в Нью-Йорк. Должен быть там к сегодняшнему вечеру. Проведу в городе несколько недель. Почему ты не перезвонила?
– Я… я не могла… – произнесла она так, словно боялась сказать больше.
– Ты можешь говорить? Ты одна?
– Да, я одна.
Но она казалась скованной.
– Тогда почему ты не перезвонила? Я ждал весь день.
– Знаю, – испуганно произнесла она.
– Шарлен? Дорогая, что случилось?
– Мне не следовало звонить тебе! – внезапно сказала она.
– Почему? Что произошло?
Она заколебалась, и он настойчиво произнес:
– Ты должна сказать мне!
Из громкоговорителя донеслось: «Пассажиры рейса номер три! Пожалуйста, вернитесь в самолет. Пассажиры рейса номер три!»
– Не трать время! Уже объявили посадку. Скажи мне! – попросил он.
– Мне не следовало звонить тебе. Я… я немного выпила на вечеринке.
– На какой вечеринке?
– По случаю… моей помолвки.
Он услышал, что она всхлипнула.
– Помолвки? С кем, Шарлен? Говори!
Громкоговоритель снова ожил: «Пассажир Джеф Джефферсон, подойдите к стойке номер семнадцать. Пассажир Джеф Джефферсон…»
– Шарлен, дорогая, послушай меня. Я должен бежать. Обещай мне одну вещь. Ты приедешь в Нью-Йорк. Я буду в «Плазе». Обещай мне, что ты приедешь.
– Я не могу. Тут Мервин и все остальные, – умоляюще произнесла она.
– Мервин? Мервин Берг?
– Да. Мервин Берг, – отчетливо выговорила Шарлен.
– Скажи, что тебе надо съездить в Нью-Йорк за туалетами.
«Пассажир Джеф Джефферсон, пожалуйста, подойдите к стойке номер семнадцать».
– Моя мама захочет поехать со мной.
– Найди какой-нибудь предлог, скажи ей что угодно, только приезжай одна, дорогая, пожалуйста!
«Пассажир Джефферсон… пассажир Джефферсон…»
– Я должен сесть в самолет, иначе он улетит без меня. Обещай мне, что ты приедешь в Нью-Йорк. Обещай!
– Я не могу сказать сейчас… но я подумаю.
К телефонной будке подошла стюардесса.
– Мистер Джефферсон! Нам придется улететь без вас!
Шарлен услышала эти слова, потому что она сказала:
– Иди, дорогой, ты упустишь самолет. Мы увидимся в Нью-Йорке.
– Хорошо, хорошо, – произнес он, повесил трубку и повернулся к взволнованной стюардессе.
Он улыбнулся ей и зашагал к выходу на летное поле. Сильный ветер напомнил ему о том, что он изрядно вспотел. Но теперь, после обещания Шарлен, он мог успокоиться. Когда она приедет, он заставит ее передумать насчет Мервина. Миссис Мервин Берг! Нелепость! Сейчас он мог смеяться над этим, хотя минуту назад у него защемило сердце.
Он чувствовал себя так хорошо, что даже простил «Америкен Эйрлайнз», задержавшую рейс еще на четверть часа после того, как его оторвали от телефона.
Приземлившись в Нью-Йорке, он увидел в толпе встречающих Фредди Фейга. Он вспомнил слова Доктора о том, что его встретят в аэропорту, но Джеф не рассчитывал на появление самого Фейга. С одной стороны от Фредди стоял шофер в форме, с другой – фотограф с массивной камерой и вспышкой. Улыбающийся Фредди начал протискиваться через лавину выходящих пассажиров, точно лосось, движущийся против течения. Он добрался до Джефа, протянул руку и спросил:
