Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Теперь Доктор был готов отправиться на ленч в «Перино».
Уолтер Крейг оказался моложе, чем предполагал Доктор. Ему было лет тридцать пять. Полноватый, с толстыми очками, он больше походил на сотрудника страховой компании, чем на специалиста в области практической политики. Его неожиданная молодость отчасти смутила Доктора. В дополнение к этому Крейг имел привычку, которая сильно раздражала Доктора. Он отламывал кусочек от французской булочки, скатывал из него шарик и затем бросал его в пустую пепельницу.
За первым бокалом Доктор сказал:
– Вы гораздо моложе, чем я себе представлял.
– Хотите, чтобы я извинился за это? – спросил Крейг. – Я имею степень магистра по политическому управлению и занимаюсь этим делом со студенческой скамьи. Возможно, я молод, но меня нельзя назвать неопытным. Не будь я лучшим специалистом в этой области, вы бы не позвонили мне.
Крейг бросил очередной хлебный шарик в пепельницу. Он выскочил оттуда и покатился по столу, вызвав раздражение Доктора. Редко общаясь с людьми, не работавшими в шоу-бизнесе, Коун не привык к тому, чтобы собеседники относились к нему без почтительного трепета.
– Значит, у вас есть проблема, – продолжил Крейг. – Угадать, в чем она состоит?
Вопрос заинтересовал Доктора, и он кивнул:
– Если сумеете.
– Примерно раз в месяц мне звонит какой-нибудь человек, с которым я не знаком лично, но чью фамилию я встречал в прессе. Обычно это происходит после статьи о нем в «Форчун» или «Тайм». Он уже сколотил состояние. Считает себя знаменитым. И теперь готов посвятить свою жизнь борьбе за общественное благо. Добившись успеха в управлении фабрикой, юридической фирмой или автомобильным заводом, он чувствует, что может руководить чем угодно, а уж правительством и подавно.
Ему не приходит в голову, что управление заводом и руководство правительством – весьма разные занятия. Самое неприятное заключается в том, что большинство избирателей в этой стране разделяют подобное ошибочное мнение. Если человек заработал кучу денег, значит, он достаточно умен, чтобы управлять городом, штатом или всей нацией.
Люди не задумываются о том, что Вашингтон, Джефферсон и Линкольн, трое наших величайших президентов, были неудачниками в бизнесе. Что военачальники, добившиеся успеха в войнах, оказывались наименее успешными президентами. Люди отождествляют любой успех с успехом в государственных делах.
Поэтому я думаю, что вы достигли такого этапа в вашей жизни и такого финансового положения, что перед вами открылись лишь две возможности. Вы собираетесь либо построить колледж или библиотеку, либо вложить деньги в свою избирательную кампанию. Верно?
– Молодой человек, я рад сообщить вам, что вы ошиблись! – сказал Доктор. Он взял валявшийся на столе хлебный шарик, аккуратно положил его в пепельницу, подозвал официанта и приказал:
– Принесите новые напитки. И уберите эту чертову штуку со стола!
Он указал на пепельницу.
– А теперь, если вы закончили ставить диагноз, заткнитесь и послушайте меня!
Доктор улыбнулся. Молодой человек произвел на него впечатление.
С этого момента их взаимное уважение повысилось.
– Прежде всего необходимо внести ясность в ситуацию. Я не собираюсь никуда баллотироваться. Я не хочу занять государственную должность. Я вполне доволен своим положением и тем, что я имею. Но я представляю интересы человека, имеющего, по моему убеждению, потенциал для политической карьеры. И я хочу услышать ваше мнение о том, есть ли у него шанс.
– Вы хотите вложить в него деньги? – тотчас спросил Крейг.
– Я организую его финансирование, – сказал Доктор, не желая брать на себя личных обязательств.
– О’кей. Кто ваш человек? – спросил Крейг.
– Джеф Джефферсон.
Доктор не уловил реакцию Крейга. Если это был энтузиазм, то молодой человек хорошо его скрыл.
– Джефферсон, Джеф Джефферсон.
Крейг задумался.
– Он связан с радикалами, да?
– Нет. Он – президент Гильдии киноактеров на протяжении четырех сроков.
– А что за шум был связан с комиссией конгресса?
– Он не имел к этому прямого отношения. Он лишь выступил от имени Гильдии, – объяснил Доктор. – Это подтверждено документально.
– Подтверждено! – с презрением повторил Крейг. – Мне не нравятся кандидаты, которые должны что-то объяснять, доказывать, приносить извинения. К тому же сейчас не его время.
– Вы даже не знакомы с ним. Как вы можете утверждать это?
– Он – либерал. Либералы выходят из моды. Причина в том, что все, управляемое людьми, функционирует неидеально. В первую очередь это касается правительства. Но народ не знает этого и обвиняет людей, которые руководят им. В ближайшее время либералам придется взять на себя их долю вины.
– А если он захочет баллотироваться в качестве республиканца? – спросил Доктор.
– Республиканца? Ну, это другое дело. Тогда, по-моему, он может иметь будущее, – сказал Крейг.
– Он будет избираться как республиканец! – заявил Доктор.
– Все не так просто, – сказал Крейг. – Прежде я должен решить, есть ли у него соответствующий имидж.
– Есть! Я видел его в такой роли!
Доктор рассказал о том, что происходило на обеде КМ.
– Жаль, что меня там не было, – сказал Крейг и помолчал. – Я подумаю о нем. И поговорю с моим партнером. Возможно, для того чтобы прийти к какому-то заключению, нам придется провести исследование. Это будет стоить денег.
– Сколько?
Доктор задал этот вопрос так быстро, что Крейг удвоил цену.
– Семь или восемь тысяч.
– Вы их получите! – сказал Доктор.
– Если мы займемся кампанией, наш гонорар будет значительно большим.
– Вы его получите! – обещал Доктор.
Спустя четыре недели и два дня Уолтер Крейг встретился с Доктором за ленчем в столовой «Сентрал Студиос». Они сидели в углу зала за столиком Коуна, откуда просматривался весь Зеленый зал; на самом деле обшивка стен была имитацией под ореховое дерево, но согласно театральной традиции такое название обычно носила комната для отдыха актеров. Здесь ели руководители студии, звезды и агенты. Меню в Зеленом зале было более дорогим, чем в основной столовой.
Во время беседы Крейг не смотрел на Доктора. Взгляд молодого человека блуждал по комнате в поисках Джефа.
– Ну? – сказал Коун. – Что открыло ваше исследование?
Вместо ответа Крейг спросил:
– Тот столик… Джефферсон и блондинка… кто она?
– Актриса. Его подруга с востока. Ее зовут Клер… фамилию не помню.
– А, – протянул Крейг.
– Почему вы спросили?
– Она хорошенькая. С положительным имиджем, – сказал Крейг.
– Баллотироваться будет не она, а он, – заметил Доктор.
– Среди прочего мы обнаружили, что люди помнят о его разводе. В такой ситуации они всегда обвиняют мужчину. Помните, что сделали с Эдли Стивенсоном? Жена развелась с ним, и его назвали гомиком, – сказал Крейг. – Забавное дело. Люди, совершающие в своей частной жизни все возможные виды сексуальных преступлений, требуют от своих лидеров хотя бы внешнего пуританства.
– Вы хотите сказать, что брак помог бы ему, – сказал Доктор.
– Да, если бы он женился на женщине с такой внешностью. Конечно, она – актриса, но мы можем преодолеть связанные с этим проблемы, – задумчиво добавил Крейг. – Вам известны, какие у них отношения?
– Он настоял на том, чтобы ее пригласили сниматься. Мы могли найти актрису на такую роль с помощью одного телефонного звонка. Конечно, я должен сказать вам, что она была замужем.
– Развелась? – тотчас спросил Крейг.
– Вдова.
– Это хорошо.
– У нее двое детей. – Еще лучше. Можно создать образ семьянина.
– Есть одна проблема.
– Какая? – спросил Крейг, глядя на красивую пару.
– Дети – евреи.
– А она – нет?
– Евреем был ее муж.
– Надо об этом подумать. И все же симпатичная пара. Они много смеются. Это хорошо. Они отлично чувствуют себя вдвоем. Это еще лучше. Политики, которым перевалило за сорок или пятьдесят, состоят иногда в браке так долго, что им скучно со своими женами. Заставить их улыбаться друг другу на людях почти невозможно. У этих есть свежесть отношений. Да, именно свежесть.
– Послушайте, – перебил его Доктор, – я понятия не имею, каковы их подлинные отношения.
– Меня никогда не интересует, что есть на самом деле, – твердо произнес Крейг. – Важно только то, как это выглядит. На мой взгляд, они выглядят нормально.
Он направил свое внимание на стоящую на столе корзинку, в которой находились подсоленные хлебцы, твердые, как пластмасса, ломтики черного шведского хлеба и неизбежный студийный matzoth. Он взял кусочек matzoth, намазал его маслом, посолил. Прежде чем поднести его ко рту, Крейг произнес с беспокойством:
– Значит, дети – евреи.
Затем он откусил matzoth.
Доктор слегка встревожился.
– Что еще открылось в ходе вашего исследования?
– Как правило, люди не доверяют актерам. Они считают их лентяями, пьяницами, аморальными типами, получающими чрезмерные гонорары, избравшими такую профессию из-за нежелания честно трудиться, – заявил Крейг.
– Значит?.. – спросил Доктор, ожидая услышать отрицательное заключение.
– Люди не верят им. Но, с другой стороны, любят их. Возможно, потому что сами хотели бы делать то, что делают актеры. Если бы смели. Это причудливое сплетение эмоций, – сказал Крейг.
– Примут ли они актера в качестве кандидата на государственную должность? – спросил Доктор.
– Я и мой партнер, мы думаем, что если нам удастся создать ему нужный имидж, люди его примут.
– И каков этот имидж? – теряя терпение, спросил Доктор.
– Мистер Коун, – снисходительным тоном произнес Крейг, – мистер Коун, в нашем бизнесе мы строго придерживаемся основных принципов. Первые принимаемые нами базовые решения определяют наш дальнейший курс, создаваемый имидж, лозунги, идеи для рекламы, все! Поэтому мы не спешим. Если мы допустим ошибку при выработке общей концепции, никакие затраты и усилия не помогут нам преодолеть ее последствия.
– Сколько времени это потребует? – спросил Доктор.
– Я бы хотел увидеть его перед живой аудиторией.
– Я уже видел его и сказал вам…
– Послушайте, на следующей неделе он сможет выступить в Канога-Парк на собрании Благотворительного фонда. Там будет типичная калифорнийская толпа. Не эти голливудские психи. Люди, похожие на основную массу избирателей этого штата. Если он согласится, я прослежу за тем, чтобы он получил приглашение.
Доктор задумался.
– В таком маленьком городке, как Канога-Парк? Я не знаю, удастся ли мне уговорить его.
– Я облегчу вашу задачу. Я организую присуждение ему премии.
– Премии? – недоверчиво произнес Доктор.
– Да. Он станет Человеком чего-нибудь… я придумаю. Вам придется оплатить золотой диск.
– Хорошо. Если это поможет.
– Никто еще не отказывался от премии. Тем временем я напишу для него речь.
– О чем он будет говорить?
– О благотворительности, людском братстве, Боге, – совершенно серьезно сказал Крейг.
– Вы не хотите побеседовать с ним до выступления, узнать, что он думает?
– Меня не интересует, что он думает, – невозмутимо ответил Крейг.
– Разве это не имеет значения?
– Для меня – нет.
Доктор не смог скрыть своего изумления таким откровенным цинизмом.
– Вы не спрашиваете у Доктора его мнение о пациенте, – сказал Крейг, – так зачем спрашивать меня? Я – профессионал, причем весьма дорогой. Вы откроете для себя одну вещь, мистер. Я знаю мою работу.
Джеф и Клер встали из-за стола. То ли по тому, как он отодвинул ее стул, то ли по тому, как она улыбнулась ему, Крейг сделал свой вывод:
– Эти двое собираются не то пожениться, не то лечь в постель. Что именно, я не знаю.
Съемка сцен с участием Клер завершилась. Приближался вечер пятницы. Джефу оставалось сыграть роль ведущего. Он попросил Клер подождать его. Они уложились в отведенное время. Еще не было шести часов.
Джеф прошел в свою гримерную. Клер находилась там в простом платье и уличном макияже. Возле ее кресла стоял чемодан.
– Утром я съехала из отеля. Не было смысла платить за лишний день, – объяснила она.
У Джефа был огорченный вид.
– Если я попаду сегодня на ночной рейс, я успею утром позавтракать с мальчиками. В противном случае я целый день потрачу на дорогу.
– Я надеялся, что мы проведем вместе уик-энд. Нам почти не удавалось побыть друг с другом…
– Весь день на съемочной площадке, вечерами – за обедом.
– Я имел в виду – вдвоем. Без рабочего напряжения. Вдали от шумных многолюдных ресторанов.
Поняв, что она чувствует себя неловко, он улыбнулся:
– Моя мать назвала бы это «временем для ухаживания».
– Извини, Джеф. Но мальчики…
– Понимаю. Мы пообедаем, потом я отвезу тебя в аэропорт. Я не должен был давить на тебя.
– Спасибо, – с облегчением произнесла она.
Вместо «Чейзена», «Ла Рю» или «Дерби» Джеф выбрал маленький ресторан в Долине, где они будут избавлены от любопытных взглядов и догадок людей из кинобизнеса.
Они говорили о многом, но главным образом о впечатлениях Клер от съемок. Привыкшая к сцене, работавшая последнее время в прямом телеэфире, она прежде не представляла, как трудно сохранять цельность игры, когда постановка разбита на мелкие эпизоды и сцены. И хотя ей приходилось участвовать на телевидении в бесконечных репетициях, прогонах, теперь эта работа казалась ей гораздо более легкой, чем участие в съемках.
– И так – пять дней в неделю. Иногда шесть, – сказал он. – Люди считают эту работу легкой, но это не так. Она очень одинокая.
В последней фразе Джефа прозвучали более личные ноты.
– Откуда у тебя есть время чувствовать себя одиноко? – спросила она.
– Есть, – печально ответил он. – После работы. Когда обедаешь один.
– Ты не обязан обедать один, – сказала она, имея в виду, что в его жизни, конечно, есть другие женщины.
– Существуют женщины, с которыми мужчина может спать, но не есть, потому что им нечего сказать, нечего отдавать, кроме самой дешевой вещи в этом городе.
Он произнес это смущенно. Он впервые сделал такое признание.
– После моего приезда в Нью-Йорк их было немного. Это весьма консервативное признание для мужчины моего возраста. Встреча с тобой что-то изменила во мне. Заставила меня понять, что в глубине души, несмотря на мое не слишком счастливое детство, я – семейный человек. Но только для женщины, которой есть что дать. Я нуждаюсь в поддержке, вере. Все просто. Мне не нужно восхищение. Похвала. Я хочу быть нужным человеку, хочу знать, что кто-то – со мной, для меня. Джоан никогда не была такой. Как и моя мать. Я имею в виду – для отца. Она знала, что он потерпит крах. Всю жизнь ждала этого. Думаю, на самом деле она хотела этого.
Джеф не собирался произносить подобные слова. И она не ожидала их услышать. Но они прозвучали. За столом воцарилась долгая тишина. Затем Джеф посмотрел на свои часы и сказал:
– Дорога до аэропорта займет почти час.
Он жестом попросил счет, и они ушли.
Лос-анджелесский аэропорт вечером имел более дешевый вид, чем днем. Везде пахло табачным дымом. Служащие потеряли свои знаменитые услужливые дневные улыбки. Пассажиры выглядели так, словно они внезапно проснулись после глубокого сна. Маленькие дети невозмутимо спали на руках родителей, только один малыш кричал так громко, что его было слышно по всему залу.
Они сдали багаж Клер и стали ждать возле прохода.
– Я не смогу попасть в Нью-Йорк в течение семи-восьми недель, – сказал Джеф. – Если бы ты смогла приехать! ТКА снимает много сериалов. Найти роль не составит труда. Может быть, ты возьмешь с собой мальчиков и поживешь здесь подольше.
– Не знаю, – сказала Клер. – Я подумаю.
– Я тебе позвоню. Но мы должны договориться о времени.
– Когда у тебя заканчивается съемка, в Нью-Йорке – девять часов вечера. К тому же тариф ниже, – вполне серьезно сказала она.
Он улыбнулся.
– Моя мать говорила: «Остерегайся девушек, которые хотят тратить твои деньги. Но еще больше остерегайся той, которая бережет их. У нее серьезные намерения».
Они оба рассмеялись. Звонкий металлический голос, донесшийся из громкоговорителя, объявил посадку на рейс Клер. Они направились к выходу на поле.
– Без тебя будет скучно, – сказал он.
– Ты найдешь, чем себя занять, – сказала она.
– Мне предстоит выступить с речью в Канога-Парк. Там состоится вручение премии лучшему ведущему телепередач.
– О чем ты собираешься говорить?
– Не знаю. Я еще не видел речи. Кто-то ее сейчас пишет.
– Тогда помни совет Элфреда Ланта молодым актерам. Произноси слова так, чтобы они были слышны. И не натыкайся на мебель.
Он даже не улыбнулся.
– Я бы хотел, чтобы ты была там.
Пассажиры начали подниматься в самолет. Перед тем как отойти от Джефа, Клер сказала серьезным тоном:
– Для человека, у которого нет «свободного времени», ты ухаживаешь очень хорошо.
– Правда? – удивленно спросил он.
– Последние два часа я говорила себе: «Если он сделает мне предложение, я поставлю условие: мальчики и дальше будут воспитываться как евреи», – внезапно сказала Клер.
– Другие условия будут?
Она не успела ответить – служащий аэропорта потребовал, чтобы она прошла в самолет. Клер направилась к трапу, остановилась, повернулась и с улыбкой покачала головой – нет, других условий не будет.
Канога-Парк – это светящийся неоновыми огнями калифорнийский городок с торговым центром, расположенным в пределах прямой видимости от автомагистрали. Вы заезжаете сюда только в случае возникновения какой-нибудь неисправности. И тогда задаете себе вопрос – а что делают здесь люди в течение трехсот шестидесяти пяти дней в году?
В этот вечер Джеф уехал со студии на лимузине, оплаченном отделом рекламы «Театра звезд КМ». Актер расслабился после напряженного дня с помощью налитого в термос виски с содовой. Затем он взял написанную для него речь. До этого момента ему удалось взглянуть на нее лишь один раз, когда он давал свое одобрение. Сейчас ему предстояло запомнить ударные фразы, чтобы в нужные мгновения смотреть на аудиторию. Эта задача не вызывала у него беспокойства. Он легко заучивал текст. Он развил эту способность за годы работы в кино: иногда авторы сочиняли диалоги за несколько часов до съемки.
Но сегодня дублей не будет. Он должен все произнести правильно с первого раза. Джеф откинулся на спинку сиденья с напитком в одной руке и с речью – в другой. Он принялся читать. Начало ему понравилось. Он говорил, что ему более лестно получать награду в Канога-Парк, чем в большом городе, потому что Америка – это множество Канога-Парк. Здесь сохраняются лучшие традиции христианской благотворительности. Последним примером служит успех кампании местного благотворительного фонда. Выбирая сценарий для телепостановки, он думает о таких людях. О тех, кто составляет его аудиторию. Поэтому он с гордостью принимает их награду.
В речи только слегка затрагивались вопросы, которые можно было назвать политическими. Джеф отделил себя от других политиков: «Наш долг, долг людей, ради которых существует это правительство, – спасти его от политиканов, использующих эту страну в качестве лаборатории для проведения сомнительных социологических экспериментов». Слово «социологические» было использовано преднамеренно.
Джеф соглашался практически со всем содержанием речи, хотя, будь он менее усталым и более внимательным, у него могли бы возникнуть возражения.
Все прошло гладко – от жареных цыплят до яблочного пирога. Наконец распорядитель торжеств представил Джефа, поблагодарил его за визит в такой маленький город, как Канога-Парк. Это свидетельствовало о человечности актера, которую прекрасно отражал телеэкран.
Леди и джентльмены – Джеф Джефферсон!
Зазвучали громкие, продолжительные аплодисменты. Они усилились, когда Джеф приблизился к кафедре. Наконец ему пришлось попросить тишины с помощью протянутых вперед рук.
Начав говорить, он был награжден такой тишиной, что ему показалось, что слова уходят в пустоту. Он сбавил темп после нескольких минут и начал наслаждаться сосредоточенностью слушающей его толпы.
В дальнем конце зала, у двери, сидел человек с блокнотом и ручкой. Он периодически что-то записывал. Джеф не замечал его. Он не знал Уолтера Крейга. Их не познакомили в этот вечер. Сразу после выступления Джеф уехал, сославшись на раннее начало утренних съемок. С диском под мышкой и облегчением в душе он направился к лимузину, чтобы поехать домой.
Работа Уолтера Крейга только начиналась. Перед обедом он положил перед каждым гостем листок с вопросами, касающимися реакции аудитории. Некоторые вопросы маскировали истинную цель опроса. Но некоторые были более прямыми. Человека спрашивали, как он воспринял Джефа, его речь в целом, ее отдельные специфические тезисы. В конце вечера Уолтер Крейг собрал заполненные и пустые листки.
Через два дня он появился в кабинете Доктора, терпеливо дождался, когда Коун закончил междугородний разговор с банкиром по имени Дик. Они обсуждали условия кредита, гарантии, обеспечиваемые залогом – студийной недвижимостью, фильмотекой и большим участком земли. Поскольку, казалось, беседа не имеет явного отношения к его работе, Крейг слушал не слишком внимательно, хотя его всегда интересовали упоминания миллионных сумм.
Положив трубку, Доктор посмотрел на Крейга:
– Ну, что вы узнали?
Крейг поднялся с кресла, чтобы разложить на столе маленького человека пачку листков.
– Что это?
– Опросные листы. Подобные листы используют ваши коллеги, когда хотят узнать мнение публики о фильме. Мы используем их для выяснения реакции. Вся наша работа основана на реакциях. Зачем гадать, когда можно точно определить?
Доктор кивнул.
Крейг взял несколько карточек, не выбирая их специально, и стал читать обведенные ручкой фразы и отдельные слова:
– Честный… искренний… открытый… правильно относится к социализму… порядочный человек… «свой»… скорее личность, нежели актер… очень искренний… прав в том, что у нас слишком много социализма.
– Конечно, не все заполнили листы. Но процент ответивших оказался весьма высоким. Это говорит о положительном отношении к человеку.
Крейг извлек из своего кейса фотографии.
– Я поручил моему человеку поснимать Джефферсона.
Он выложил фотографии, точно игрок, раскрывающий свои карты. Доктор стал брать их в руки одну за другой.
– Он выглядит, как настоящий кандидат, – сказал Крейг.
– Это не должно удивлять вас, – отозвался Доктор.
– Не всегда получается так, как вы думаете. Некоторые люди слишком красивы. Они раздражают публику. Избиратели не доверяют слишком красивым мужчинам. В лице Джефферсона есть несовершенство, которое снимает эту проблему.
– Ваше заключение? – спросил Доктор.
Крейг встал, потер большой и указательный пальцы друг о друга, напомнив о том, как он скатывал хлебные шарики в «Перино».
– Думаю, он может стать кандидатом здесь. При нестандартных… хм… качествах.
– Это хорошо или плохо?
– Плохо, если вы проигнорируете их. Хорошо, если обыграете их, – объяснил Крейг.
– О’кей. Что это за качества?
– Вы видите листы… «дружелюбный… надежный… порядочный… человечный…»? Для них он – обыкновенный человек. Не актер. Не политик. Просто порядочный человек, которому они доверяют. Мы должны создать новый имидж, которому он соответствует.
– Это будет образ нового политика. Политика – гражданина. Человека, оставившего на ограниченный срок свою работу, чтобы посвятить себя государственным делам.
– Для него управление – занятие не столь сложное, каким его представляют политики. Он займет следующую позицию: основные вопросы требуют простых ответов, которые могут дать люди, наделенные здравым смыслом. Люди должны взять их в свои руки. И он, будучи одним из них, подходит для этой роли!
– Как отреагирует на эту концепцию партия, состоящая из профессиональных политиков? – настороженно спросил Доктор. – В конце концов за ним должна стоять партия.
– Когда придет время, я позабочусь о партии, – заявил Крейг. – Самый сговорчивый человек на свете – это алчный политик.
Словно испытав потрясение от собственной фразы, он медленно произнес, взвешивая каждое слово:
– Нация, которую сделали свободной и сильной простые граждане, имеет право временно прибегнуть к услугам политиков-граждан.
Он еле заметно кивнул, одобряя свое открытие.
– Да! Это – ключевая фраза!
– И профессионалы примут это? – спросил Доктор.
– Примут, примут, – заверил Крейг, позволяя себе продемонстрировать легкое раздражение тем, что ему приходится дважды отвечать на один и тот же вопрос, в то время как его мозг с предельной скоростью прорабатывал другие фазы проблемы. – Я хочу подвергнуть его еще нескольким испытаниям – устроить интервью с политическими обозревателями, может быть, дискуссию на телевидении. Но все в местных масштабах. Мы не должны выставлять его перед всем штатом, не определив точно, что у нас срабатывает, а что – нет. Это требует проведения трекинга.
– Трекинга?
– Вы называете это рейтинговым исследованием. Мы называем это трекингом. Как реагируют люди, о чем они думают, беспокоятся? А главное – что их возмущает? Все это меняется от недели к неделе, поэтому требует постоянного трекинга.
– Который, – перебил его Доктор, – требует постоянных расходов.
– Совершенно верно.
– Не волнуйтесь о деньгах. Скажите мне две вещи. Первое – его могут принять в качестве республиканца?
– Несомненно. Люди, которым он нравится, имеют центристские или правые взгляды. Вы это видели.
Крейг указал на листки, лежавшие на столе перед Доктором.
– Они боятся социализма.
– Это меня удивило, – сказал Доктор. – Я читал ту речь, там ничего не говорилось о социализме.
– Да. Но там было одно слово. Я называю его вентилем. Если есть резервуар злости, неприятия, предубеждения, вызванных каким-то конкретным моментом, слово-вентиль открывает его. В нашем случае таким словом было «социологический». Они отреагировали на него. Дали ему свою интерпретацию. Решили, что Джефферсон против социализма, потому что хотели видеть его противником социализма. Поверьте мне, он может быть республиканцем и получить голоса части разочарованных демократов.
Доктор удовлетворенно кивнул.
– Вы обеспечите финансирование? – спросил Крейг.
– Да.
Когда Крейг вышел из комнаты, Доктор впервые в своей жизни почувствовал, что он встретил человека еще более циничного, чем он сам. Даже самый практичный из всех знакомых Доктора человек – Кошачий Глаз Бастионе – не был столь циничным, как Крейг. Уолтер Крейг выполнит свою работу. Доктор не сомневался в этом.
Он нажал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать Спенса. Услышав гортанный голос, Доктор сказал:
– Спенс, я хочу, чтобы ты написал и послал письмо ряду лиц с просьбой профинансировать избирательную кампанию Джефа Джефферсона. Включи в этот список старика Бичера и руководителей всех крупных компаний, которые платят калифорнийской казне значительные налоги, даже если их главные офисы находятся вне штата. А еще – Дорис Мартинсон, хозяйку «Мартинсон Индастриз». Не указывай конкретную сумму. Сначала выясним степень их заинтересованности.
– Хорошо! – согласился Спенсер.
– И не используй официальный бланк ТКА. Пусть это будет обращением гражданина Спенсера Гоулда к другим патриотически настроенным гражданам.
Обед в День Линкольна, когда республиканцы собираются, чтобы почтить память Авраама Линкольна, используется для сбора денег на предвыборные кампании кандидатов из второго эшелона. Калифорнийский обед в этом году не стал исключением. Поскольку Лос-Анджелес считался традиционно демократической территорией, главное собрание устроили в Сакраменто. Ожидались выступления дважды терпевшего поражения кандидата в губернаторы, сенатора с истекающим сроком полномочий и сомнительными шансами на повторное избрание, а также двух чиновников из администрации штата, почти год назад заявивших о своем намерении баллотироваться на пост губернатора по мандату республиканской партии.
За два дня до обеда, билеты на который расходились неважно, в списке выступающих таинственным образом появился еще один человек – Джеф Джефферсон. Роль Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга в организации этого мероприятия осталась неизвестной широкой публике. Но пригласительные билеты стали продаваться гораздо лучше. Несколько столов были куплены анонимными друзьями Джефа, пожелавшими сохранить свое инкогнито.
В отличие от торжеств в Канога-Парк и последовавших за ними, на этот раз Джеф Джефферсон прибыл не один. Старый Бичер позвонил из Палм-Бич и настоял на том, чтобы самолет КМ доставил Джефа в Сакраменто. Группа сопровождения состояла из Доктора, Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга. Поскольку Джеф устроил так, чтобы Клер могла взять с собой мальчиков, она также полетела с ним.
Следуя указаниям Крейга, Джеф и его спутники вошли в банкетный зал последними. Появление Джефа вызвало обычный восторг узнавания. Со всех сторон зазвучало: «Джеф, Джеф, Джеф…» Он приветливо улыбнулся, прошел к помосту, скромно занял место в конце стола, обменялся рукопожатием с бывшим конгрессменом.
Он излучал доброжелательность, проявлял интерес к происходящему, ел мало. Когда говорили другие, он слушал сосредоточенно, с серьезным лицом – так, как он слушал других актеров, занятых в сцене. Умение слушать для актера не менее важно, чем умение хорошо говорить. Джеф сидел в позе заинтересованного слушателя, которую он использовал прежде при съемке крупных планов.
Речи других ораторов, выступавших перед ним, были заурядными. Все пели дифирамбы Линкольну. Звучали надуманные аллюзии, обещания проводить смелую политику и добиваться побед. Любой из ораторов мог прочитать речь другого оратора, и никто не заметил бы подмены.
К концу вечера, перед главным выступлением, слово предоставили Джефу. Он держался смущенно, стараясь отделить себя от других сидевших на помосте мужчин, которые были известными политиками. Его речь началась тем, что Уолтер Крейг назвал упражнением в скромности. Джеф извинился за то, что отнимает время у столь достойной аудитории, представился как рядовой гражданин и налогоплательщик, заявил тем самым о своей близости и единении с собравшимися, что был не вправе сделать любой другой оратор.
Нанеся такой удар соперникам, он перешел к основной части своей речи, где затрагивались все общественные тревоги, страхи и недовольства, выявленные в ходе проведенного Крейгом трекинга.
Джеф не пытался дать ответы, даже не намекал на возможные решения. Он закончил нотой грусти и сожаления. Без единого слова упрека ему удалось обвинить каждого политика штата. Когда он замолчал, зазвучали мощные аплодисменты. Это были не те овации восхищения, которыми его встретили. Эти аплодисменты обещали активную поддержку.
Крейг молча ликовал. Он сделал свое дело. Превратил актера в серьезного претендента на власть.
Не только один Крейг понял это. Мужчины, сидевшие на помосте и выступавшие перед Джефом, также отметили происшедшее. Даже главный оратор дня, сенатор Соединенных Штатов, заподозрил перемену. Она превратилась в уверенность, когда его собственное длинное обращение, над которым его помощники работали несколько дней, чтобы обеспечить повторное выдвижение, потерпело неудачу. Ожидаемые аплодисменты в середине речи не зазвучали. Все взгляды были прикованы к концу стола, где сидел Джеф Джефферсон, внимательно слушавший сенатора.
