Текст книги "Продавцы мечтаний (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Выругавшись, я принялся барабанить в дверь. Дело набирало дурной оборот.

Глава одиннадцатая

Работорговцы шли не скрываясь. Горели фары чудовищных машин, полыхали оранжевым огнём в свете восходящего солнца фонари, развешанные по углам клеток. То ли показывали, насколько сильны, то ли собирались свернуть, хотя на это было не похоже – караван двигался прямиком к центральным воротам хутора.

Мы, команда и староста, наблюдали за ним со стены.

– Чего они прут-то в открытую, сволота? – пробурчал Зош, озвучивая мои мысли. – Может, отвернут?

– Хрен там, – сухо отозвалась Капитан. – Торговаться будут.

– Торговаться?

– Предложат выкуп, несколько человек, молодых и крепких. Если откажитесь, нападут. Если согласитесь – тоже нападут: половина выбранных окажется мужчинами старше шестнадцати.

– Твою ж мать-то...

– Не волнуйся, – криво усмехнулась шеф. – Именно для этого ты нас и нанял.

– Хотелось бы верить, – буркнул Зош, косясь единственным глазом на стоящих поодаль членов нашей команды.

– Мы пойдём на переговоры, – сказала шеф. – Я, Антон, Авер и ты. Найдите белую тряпку.

Голова кивнул и жестом отдал приказ одному из стоящих рядом мужиков.

– Если условия будут приемлемыми, – медленно произнёс одноглазый. – Если им понадобятся деньги или припасы, то оплата пойдёт и в ваш счёт тоже.

– Согласна.

– Вряд ли так случится, – задумчиво сказал Авер. – Богатый обоз. Три машины, два прицепа, пять повозок на конном ходу. А клетки пустые, и цепи с наручниками лежат в кузовах.

– Не каркай! – буркнула шеф, но в её взгляде появилось что-то новое. Готовность... или обречённость.

Я вновь перевёл взгляд на обоз. Уже почти рассвело, и мне хорошо удалось рассмотреть его. Помимо перечисленных транспортных средств у работорговцев было не меньше пяти пулемётов, а машины скорее напоминали крепости на колёсах. Людей практически не видно, но я всё равно насчитал восемь человек. О том, скольких я не увидел, не хотелось даже думать. В нашем же распоряжении, помимо нашей команды, пятнадцать вооружённых мужиков. Оставалось только надеяться, что винтовки в руках они держат не просто так.

– Принёс! – глухо крикнул с земли помощник старосты.

– Антон, отдай свою винтовку Дереку, – приказала Капитан. – Дерек, когда стрелять знаешь. Уважаемый Зош, Авер, за мной.

Мы спустились со стены. Белый флаг (пожелтевшая от времени драная простыня) достался мне. Я сложил её вчетверо и, подняв над головой, первым вышел из приоткрытых ворот. Поджилки у меня потряхивало, но я надеялся, что скорее от возбуждения, чем от страха.

Увидев нас, работорговцы тоже решили остановиться, что немного меня успокоило. Всё-таки, если остановились, значит, есть шанс, что стрелять по нам начнут только после разговора. А какой я был замечательной мишенью с этой чёртовой тряпкой...

– Стоять, – коротко приказала шеф, когда мы отдалились от хутора на двести шагов. – Ждём.

Ждать пришлось недолго. От каравана, расположенного в трёх-четырёх сотнях шагов от нас, отделились три всадника, и уже через пару минут я смог рассмотреть лица работорговцев. Так вот, Хаз с напарником выглядели вполне обыденно по сравнению с этими дикарями. По крайней мере, у наших старых знакомцев не было пирсинга из отточенных костей во всевозможных местах, причём, я готов поспорить, что эти кости когда-то принадлежали людям. Высушенные головы, прицепленные к сёдлам; жуткая вязь татуировок, прокрывающая лица; подпиленные и выкрашенные в красный цвет зубы, щерящиеся в жутких ухмылках, – таковы были работорговцы, не брезгующие использовать испорченный товар в качестве еды.

Я сглотнул слюну и, опустив руки, стиснул простыню в руках. Не знаю почему, но я понял, что эти твари не только торгуют людьми и, вероятно, не просто их едят. Перед глазами стояли ритуальные пляски и замученные насмерть девушки, которых пожирали сырыми. Во мне вскипела ненависть. Чёрная, всепоглощающая, бесконечная. Ушёл страх, исчезла надежда. Я впервые понял, что Капитан была права, говоря, что я могу убить человека. Хотя, можно ли считать этих тварей людьми?

Работорговцы остановили коней в десятке шагов от нас. Центральный всадник спешился и сделал ещё пару шагов в нашу сторону.

– Вы умные люди, – невнятно сказал он, теребя кость, торчащую из нижней губы. – Это куда лучше, идти на соглашение. Нам тоже не хочется тратить людей и пули. Сколько вы нам дадите, чтобы мы ушли?

– Я бы хотела сначала выслушать ваши условия, – сухо ответила Капитан.

– Вы умные люди, – повторил работорговец. Несколько секунд он молчал, продолжая теребить свою губу, потом, наконец, заговорил: – Пять мужчин, пять женщин и пятнадцать детей любых возрастов. Это хорошая цена. У нас двадцать пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

– Не пойдёт. Еда, патроны, деньги. Назовите любую сумму.

– Всё есть, – покачал головой переговорщик. – И еда, и патроны, и деньги. А людей нет. Может, пять мужчин и пятнадцать детей, без женщин? Вам же надо плодиться, – произнеся последнюю фразу, работорговец хихикнул. – У нас тридцать пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

– Нет, – обрезала шеф. – Никаких людей.

– Дирижабль? – предположил наш собеседник, глядя поверх наших голов.

– Нет. Он стоит дороже всей этой вшивой деревни.

– Пять мужчин и десять детей? Соглашайтесь, мы тоже не хотим стрелять. У нас сорок пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

– Никаких людей, – повторила Капитан.

– Тогда никаких переговоров. Через час мы нападём. Но, если передумаете, то придётся отдать десять взрослых и двадцать детей.

– Тогда постреляем, – сухо сказала Капитан. – Антон, возвращаемся, подними флаг над головой.

Это казалось глупостью, но я повиновался.

Выстрел. Короткий вскрик, ржание. Левый работорговец валится с коня. Шеф молниеносно выхватывает пистолет и трижды стреляет в переговорщика. Ещё один выстрел, и на землю валится третий работорговец. Мы вчетвером стоим посреди поля.

– Бежим! – резко приказала Капитан, стреляя в голову корчащемуся переговорщику.

Я, совсем растерявшийся, наблюдал за тем, как Ивалла делает ещё два контрольных выстрела, хотя было достаточно и одного. В тишине слышался только топот копыт. Обернувшись, я увидел, что Зош с Авером уже улепётывают к хутору.

– Бежим! – рявкнула Кэп, давая личный пример.

Я кивнул и, будто выйдя из оцепенения, бросился бежать за ней следом. За моей спиной слышался нарастающий топот копыт, но оборачиваться я не стал. И так ясно, что за такое нас будут преследовать. Я бежал так, что ветер свистел в ушах, но стена хутора приближалась очень медленно, мне казалось, будто я стою на месте. Ноги будто бы стянули верёвкой, не дающей бежать полным шагом, из-за чего напрягшиеся мышцы буквально готовы были разорвать кожу, чтобы работать в полную мощь.

Я влетел в приоткрытые ворота и упал на землю.

Кончилось.

– Антон! – рявкнула Капитан, она, кажется, даже не запыхалась. – На стену! Забери у Дерека винтовку и стреляй! После такого нас точно не простят, зато тремя ублюдками стало меньше.

Я вскочил на ноги и, не думая, рванул на стену. Взбежав, выхватил у Дерека винтовку, изготовился к стрельбе.

Нас не преследовали. Пятеро конников стояли у места наших переговоров, видимо, собираясь забрать убитых. Эти идиоты посчитали, что в них больше никто не будет стрелять? Решили, что перестрелка закончилась, и теперь им дадут забрать трупы и приготовиться к бою?

Думали, что у нас есть благородство?

"Есть... но только не по отношению к этим ублюдкам", – сказал я себе.

Я прицелился. Ветра нет, тем лучше. Поймав в перекрестие прицела голову одного из всадников, я начал выдыхать, указательный палец медленно пошёл на меня. Так плавно я не нажимал на курок никогда. Но ведь и людей я раньше не убивал.

Выстрел. Цель дёрнулась в прицеле, когда патрон ушёл из магазина в ствол.

Всадник завалился назад, но тут же выпрямился, неуклюже стараясь повернуть коня назад. Но я не дал ему сделать это. Второй выстрел. Бесчувственное тело валится на землю, но ноги путаются в стременах, и взбесившийся конь тащит его по земле. А у меня остался ещё один патрон. Я немного сдвинул винтовку в бок и поймал на мушку ещё одного всадника. Он уже улепётывал, сильно прижимаясь конской гриве, но в оптическом прицеле его спина выглядела великолепной целью.

Выстрел.

Тело валится на конскую холку и начинает сползать вбок.

– Я перезарядил магазин.

Это Дерек. Значит, у меня осталось ещё два патрона.

Поворот винтовки. Ещё одна цель. Теперь я взял немного выше цели – расстояние уже превышает восемьсот метров, но попасть шанс ещё оставался. Я спустил курок, выровнял прицел и выстрелил ещё раз. Теперь всё.

Я убрал винтовку и со злым удовлетворением отметил, что третий всадник не шевелится в седле, а его конь начал забирать куда правее каравана.

– Молодец.

Это шеф. Я поднял голову и увидел её. Ивалла стоит за моей спиной, на её губах, полных, красных губах, которые я так любил целовать, играла жёсткая усмешка. Я кивнул и поднял вверх большой палец. В голове было абсолютно пусто. На душе тоже. Я поднялся на ноги, пошатнувшись, бесцельно шагнул вперёд.

И согнулся в диком приступе рвоты, одновременно начиная рыдать.

А кто говорил, что убивать легко?

***

– Ты в порядке? – спросил Авер, хлопая меня по плечу.

– Угу... – промычал я сквозь набранную в рот воду.

Я ещё раз ополоснул рот и закурил. Это была уже четвёртая сигарета за последние пятнадцать минут, но табачный дым входил в лёгкие, как чистейший горный воздух. Втягивая дым, я смотрел на свои трясущиеся руки.

Мне было хреново. Так хреново, как не было никогда. И, чёрт возьми, я был рад, что меня не видит никто, кроме моего инструктора. Деревенские мужики и наша команда собралась на стене и башнях, женщин, детей и стариков согнали в дома на противоположном конце деревни, оставив их под охраной нескольких подростков с дряхлыми ружьями. Работорговцы пока нападать не спешили, но на счастливый исход я и не надеялся.

Авер сидел на крыльце дома, исподлобья наблюдая за мной. Я ответил ему натянутой улыбкой и сел рядом.

– Когда я жил на одном острове, я был инструктором по стрельбе в армии, – медленно проговорил Авер. – И хирургом одновременно. Твёрдая рука и верный глаз нужны и там. Утрами я натаскивал таких же, как и ты, сопляков стрелять в других людей, а вечерами резал своих прошлых учеников, возвращающихся с поля боя с оторванными конечностями, осколками гранат и пулями в животах. Я не убил – своими руками не убил – ни одного человека, если, конечно, не считать тех, что умерли у меня на руках из-за моих же ошибок, я был хреновым врачом и слишком много работал. Но кого-то ведь мне удавалось спасти. Тогда я думал, что искупаю свою вину этим. Учу своих убивать врага и сам же спасаю жизни тем, кому повезло чуть больше, чем убитым, и чуть меньше, чем оставшимся невредимым. Мне казалось, что равновесие соблюдено. Одного убил, второго вылечил... Мне казалось так до тех пор, пока я не понял, что я убиваю их всех. И своих, и чужих, и пациентов. Я понял, что лгу сам себе, ведь именно благодаря мне и таким как я гибнет столько людей с обеих сторон. Именно я убивал их, в то же время, считая, что мои руки остаются чисты, ведь на курок нажимал не я.

Поняв это, я убежал. Дезертировал. Поэтому меня ждёт дома смертная казнь. Поэтому моя семья, стоящая у верхов армии, скорее всего, сейчас влачит жалкое существование – дезертиров у нас не любят. Но я не могу к ним вернуться. Знаешь почему? Я не смогу посмотреть им в глаза. Ни жене, ни сыну, ни даже отцу. Потому что мои глаза лживы, а руки по локоть в крови. Я каждый день хочу умереть, но боюсь убить себя, ведь я ещё и трус. Сейчас я считаю, что жизни куда больше достойны те парни, что спускали курок. Они хотя бы не лгут сами себе и не боятся признаться себе, что они убийцы. Как ты. Поэтому ты лучше меня. И я надеюсь, что ты последний мой ученик. – Авер тяжело вздохнул. – Ты переживёшь это, парень. К тому же, возможно, тебе удалось спасти десятки жизни. Вообще-то, я только это тебе и хотел сказать. Но...

– Спасибо, – слабо улыбнулся я, закуривая.

Не скажу, что причиной был иногда довольно бессвязный монолог (или исповедь?) Авера. И уж точно я не считал себя лучше его. Но я немного отвлёкся от собственных мыслей. Позже я понял, что этот разговор очень помог мне. Дитя другого мира, родившийся в абсолютно других условиях, никогда не думавший о том, что мне придётся взять в руки винтовку, чтобы отстаивать свою жизнь, я понял, что только в тот день я начал полностью приспосабливаться к этому жуткому и несправедливому миру. Стал настоящим его жителем. Нет, не безжалостным убийцей, тогда я им ещё не был. Я стал местным, по-настоящему. А местным слишком часто приходится убивать, чтобы сохранить свою жизнь. Иногда ты жертва, иногда охотник, это на самом деле и не важно – грань между ними слишком тонка. Убивай, чтобы жить дальше. Таков закон жизни. Я его принял.

И, чёрт возьми, готов был снова взять в руки винтовку.

– Почему они тянут? – спросил я.

– Готовятся, – пожал плечами мой собеседник. – Снимают клетки, отцепляют прицепы. Поверь, их машины – настоящие крепости на колёсах, я видел в деле такие... И чертовски рад, что тогда мне удалось сбежать в лес и спрятаться. Возможно, нас будут брать на измор. Может, пойдут на штурм сразу... Скорее всего, второе, они видели наших снайперов в деле. Два-три дня такой осады, и штурмовать уже будет не кому. Да, тянуть они не будут. Но подготовиться им в любом случае надо. – Авер на миг замолчал. – Они же говорили, сколько у них людей? Ну, знаешь, они часто любят хвастать силой.

– Переговорщик сказал, что у них двадцать пять человек, – ответил я, с трудом выловив воспоминание из забитой до отказа пустотой головы. – А потом сказал, что сорок пять.

– И шесть уже мертвы... Но это не значит, что их осталось девятнадцать или тридцать девять, они вполне могли солгать.

– И какой тогда от этого смысл?

– Ну, – инструктор по стрельбе пожал плечами. – Можно сказать, что их не меньше десяти, но и не больше трёх десятков. Если бы у работорговцев осталось мало людей, они бы уже сворачивали удочки, но, когда ты ушёл, они явно готовились к штурму. Значит, их ещё двадцать-тридцать человек. Может... может и выдюжим.

– Надеюсь, – усмехнулся я.

Авер усмехнулся в ответ и огляделся. Вокруг никого не было.

– Теперь молчи, – сказал он, понизив голос. – Эмена и Орайя сейчас готовят дирижабль. На всякий случай, понимаешь? Машину и всё остальное придётся бросить, но жизни и птичка дороже всего этого. Теперь слушай внимательно. Если дело пойдёт совсем худо, если работорговцам удастся прорваться в деревню и учинить резню, или ты увидишь, что кто-то из наших бежит с поля боя, беги со всех ног к дирижаблю. Плевать на благородство, геройство и обещания. Мы наёмники, и до этих людей нам есть дело только пока они могут платить. А мёртвые платить не могут. Понял?

– Да.

– Молодец. – Авер снова замолчал, будто вслушиваясь. Через несколько секунд на его лице появилась жуткая гримаса, наверное, означающая ухмылку. – А теперь пошли. Началось.

Глава двенадцатая

Мир снова сузился до размеров оптического прицела. Я водил им из стороны в сторону, пытаясь найти цель. И не находил ни одной.

Бронированные махины медленно двигались к воротам хутора, вскапывая гусеницами подтаявшую под лучами взошедшего солнца землю. Тупые носы, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет и похожие на морды крокодилов, придавали их движению жуткую необратимость. Маленькие окна, скорее напоминающие иллюминаторы космического корабля, тускло поблёскивали толстым стеклом, кажущимся мне пуленепробиваемым. Крепкие стены хутора наоборот начали казаться мне картонными, несмотря на листы железа, которыми было обшито плохо ошкуренное дерево.

Меня на несколько мгновений обуяла жуткая паника, но я справился с ней, истерично выпустив по стёклам три патрона. Конечно же, безрезультатно.

– Антон, жди, – зашипела над ухом Капитан. – Сейчас высунутся их пулемётчики, вот по ним и стреляй.

– А они высунутся? – буркнул я краем рта.

– Без подготовки они в бой не пойдут, слишком опасно. Если они снесут стены, а все защитники ещё будут живы, то они окажутся в ловушке. Поэтому сначала последует обстрел из пулемётов...

Её прервала первая пулемётная очередь, выпущенная из установки центрального "танка". Я втянул голову в плечи, но, снова справившись с собой, глянул в прицел. Бесполезно, пулемётчик защищён стальным щитом, из-за которого едва-едва точит его макушка, на ней, к тому же, красовалась каска.

Стреляли уже изо всех "машин". Защитники хутора отвечали короткими экономными очередями с башни и стен скорее для проформы – пока броня делала атакующих недосягаемыми. Я вообще не понимал, что мы могли поделать в такой ситуации!

"Делай, что можешь", – сказал кто-то внутри меня. И я послушался.

Поворот прицела вправо. Пулемётчик соседней с головной махины досягаем для выстрела. Щелчок. Работорговец падает, пулемётная турель начинает поворачиваться право, открывая полный обзор люка, в котором застревает тело. Появляется вторая голова, руки, пытающиеся втянуть тело внутрь машины, но вторым выстрелом я не даю ему это сделать. В прицеле чётко видно, как голова, поражённая патроном, отдёргивается назад, а на зелёной броне расцветает чёрный цветок из мозгов и крови. Несколько секунд ожидания, но никто больше не желает втаскивать трупы и занимать место стрелка.

Ещё правее. Стрелять бесполезно. Резкий поворот налево. Выстрел. Труп. Смена обоймы. Прицел. Целей нет. Снова налево. Выстрел. Труп. Второй выстрел. Промах. Третий. Промах. Четвёртый. Труп. Целей нет.

Я полностью растворяюсь. Человека по имени Антон уже нет. Я – снайпер. Моя мысль – пуля. Моё зрение – круг прицела. Движения коротки и отточены, как у робота. Винтовка – часть меня. Нет. Винтовка – это я.

Центральный "танк" уже близко, метрах в двадцати. Увлечённо пускающий очередь за очередью пулемётчик высовывается из-за щита пулемёта. И платит за это. Пуля попадает ему в каску, сбивая её, оглушённый стрелок валится назад и получает вторую пулю в грудь. Третий контрольный выстрел в голову. Смена магазина.

Со щелчком последний патрон переклинило в обойме. Инстинктивно я попытался вставить её в винтовку, но у меня не вышло. Чувство было такое, будто у меня отказало сердце. Оно просто остановилось. Я будто... умер...

Меня будто окатило холодной водой. Я снова был собой. Мои руки тряслись, а сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Я отпустил винтовку и трясущимися руками принялся вставлять патрон на место, но тут совсем рядом раздались три взрыва, один за другим. Оглушённый, я повалился на живот. Никогда не слышал этих звуков, но понял сразу, что это гранаты. И тут, будто подтверждая мои мысли, кто-то закричал:

– Гранаты!

Я схватил выпавший из рук магазин, начал вставлять его в винтовку, совершенно позабыв о неправильно стоящем патроне. Ещё один взрыв, уже совсем близко, совершенно меня оглушил. Стена тряслась так, будто в неё били тараном, а я, практически ничего не видя, пытался найти выпавшую из рук обойму. В ушах не пищало, а буквально ревело, разрывая мне мозг, путая мысли.

Не зная, что делать, я вскочил на ноги, порываясь куда-то бежать, но тут стену тряхнуло так, что я повалился на ноги. С трудом поднявшись, я выглянул с помоста. Зрение уже практически вернулось, и я увидел "танк" работорговцев, вкатывающийся на улочку хутора. Совсем рядом прошла пулемётная очередь, мне в сапог ударили щепки. Я рухнул на живот, стараясь скрыться от стрелка, но вторая короткая очередь прошла совсем близко от моего правого бока, меня снова обдало щепками.

Ворвавшийся в деревню танк, судя по звуку, остановился. И пулемётчик принялся поливать стену очередями. Именно там, где лежал я. Ничего удивительного, если вспомнить, что я убил столько народу. Мне мстили.

И тут меня обуяла настоящая паника.

Картонные стены рухнули, я абсолютно беззащитен, я на прицеле, по мне стреляют! Я умру! Я сейчас умру! Где Капитан, где остальные?

Ухватив винтовку и забросив её за спину, я пополз по помосту, потом вскочил на ноги и, пригнувшись, рванул дальше. Даже не знаю, как меня не зацепило. Через несколько метров, плюя на двух с половиной метровую высоту, я спрыгнул со стены. Прыжок, к счастью, удался. Я каким-то образом успел сгруппироваться и упал на подогнутые ноги, завалился на бок, перекатился, вскочил и рванул по деревенским улочкам. Плевать на всё и всех, как и сказал Авер. Мне надо добраться до дирижабля. Мои люди, моя команда, моя семья там.

Но для того, чтобы попасть на цеппелин, придётся свернуть вправо, к деревенской улице, по которой снова едет "танк". Я боялся. Жутко. Но свернул. И практически сразу столкнулся с Дереком, тащащим на плече пулемёт.

– Где все? – выпалил я, перекрикивая писк в ушах и звуки выстрелов.

Тот не ответил. Убийца устраивался на деревенской улице, видимо, собираясь встретить ворвавшихся на хутор работорговцев здесь.

– Дерек! Где все?

– Я Корос. Дерек... – убийца осёкся.

Я вздрогнул. Мне в глаза будто заглянула смерть. Нет, не в глаза, а гораздо глубже. Она была здесь, рядом. Она ждала. Меня, Короса, Авера, Капитана. Всех. И уже встретила Дерека. Почему я перепутал Короса с ним? Из-за глаз. Холодных глаз убийцы. Теперь взгляд Короса стал именно таким, каким был у его брата.

– Корос! Бежим! – рявкнул я, стараясь оттащить его от пулемёта, но тот не слушал.

И не послушал бы, если бы не подбежала Капитан. Шеф зажимала окровавленное плечо платком, её лицо искажала ярость.

– Хер ли вы тут расселись?! – рявкнула она. – Быстро в дирижабль! Крог и Авер уже там!

Корос помедлил, но всё-таки поднялся на ноги, снова закидывая пулемёт на плечо. Втроём мы бросились к дирижаблю.

Я обернулся лишь единожды. Чтобы увидеть медленно ползущий по деревенской улице танк, трупы и разгорающиеся дома. Зош лишился второго глаза и половины затылка. Его помощник вообще попал под "танк", нижняя половина его тела превратилась в фарш. Надеюсь, он угодил под гусеницы уже мёртвым.

Но большую часть поселенцев работорговцы собирались взять в плен. Пока одни пытались убить или взять в плен сопротивляющихся, другие уже профессионально выбивали окна и двери, разоряли дома, вытаскивали спрятавшихся на улицу. От погибших, впрочем, тоже будет толк – пойдут в котёл.

И вот, что – работорговцев было куда больше, чем двадцать, и даже тридцать человек. Продолжи мы торговаться, возможно, узнали бы настоящую численность.

Я бежал не останавливаясь. Не думая о том, что бросаю на произвол судьбы десятки людей, женщин, детей, стариков. Эти мысли пришли позже, оставшись незаживающей раной на сердце. Но в тот момент... Кажется, я вообще тогда не думал.

Что-то дёрнуло меня за правую ногу, но я даже не обернулся. Неожиданно мне стало очень тяжело бежать, нога будто перестала меня слушать. Я перевёл взгляд вышедшую из подчинения конечность и увидел увеличивающееся красное пятно на бедре. Удивительно, но боли не было совершенно, наверное, из-за адреналина. Выругавшись сквозь зубы, я попробовал ускорить бег, но у меня, естественно, ничего не вышло. Хотя бежать было недалеко, с сотню шагов, а теперь и того меньше, я начал сильно отставать. Капитан и Корос уже запрыгнули на грузовую платформу, та медленно начала подниматься. Дирижабль взлетает! А мне, плетущемуся, как черепаха, ещё надо преодолеть тридцать шагов.

Взвыв сквозь зубы, я рванулся вперёд. Слишком быстро. Плохо повинующаяся мне правая нога подвела, я свалился на землю, разбив нос. У меня выбило дух. Я скрючился, стараясь вдохнуть, но без какого-либо толку. Винтовка больно впивалась в бок, медленно начала накатывать боль в ноге. Паника, казалось, перешла все границы. И, возможно, именно из-за паники я поднялся на ноги и, разевая рот как рыба, захромал к дирижаблю.

Днище цеппелина уже закрылось, но тот продолжал висеть на месте, хотя я видел, как листы обшивки рвутся от пулемётных очередей. Наверное, именно из-за этого по мне никто не стрелял – работорговцам куда важнее было остановить дирижабль.

Меня бросили, пришла ко мне с первым глотком кислорода мысль. Оставили работорговцам. Увидели, что я ранен и улетают. Но почему тогда дирижабль висит на месте? С трудом сосредоточив взгляд, я увидел свисающую из боковой двери верёвочную лестницу.

Это был шанс. Спасительная соломинка. Я едва доковылял до лестницы и ухватился за перекладину. Наступил левой ногой, потом правой, ухватился за следующую перекладину, поднял ногу. Больно, ужасно больно. Но я мог подниматься. Я взбирался по лестнице так быстро, как мог. Моя спина представлялась мне великолепной мишенью. Чёрт, в неё можно было попасть с двух километров. Но пока этого не происходило.

Лестницу качнуло. Я быстро оглянулся и понял, что дирижабль двинулся вперёд. Опустив глаза, я увидел, что мои ноги уже на пару метров выше верхушки стены. Вцепившись изо всех сил в лестницу, я закрыл глаза и расслабился. Спасён. Сейчас мы покинем территорию хутора...

Вздохнув, я снова начал подъём. И тут я перестал чувствовать своё тело. Вернее, нижнюю его часть. Сознание начало буквально ускользать, как мыло из рук. Я остановился. Только бы не упасть, только не упасть... Земля уже метрах в двадцати подо мной. Подняв голову, я увидел днище дирижабля. Десять метров, всего десять метров... Но почему я не могу взбираться дальше?

Из дверей высунулась голова Крога. Его лицо искажала жутковатая гримаса. Кажется, он беспокоится и боится одновременно. Я ободряюще улыбнулся ему и даже попробовал помахать рукой, но это было слишком опасно – перекладина лестницы выскальзывала из моих рук.

– Антон! Держись! – рявкнул Крог. – Я тебя затащу! Только не отпускай руки!

Я хотел что-то ответить, но это сейчас казалось мне бесполезным. Я просто опустил голову и закрыл глаза.

– Антон! – это Капитан. – Антон, не спи! Не закрывай глаза! Крог! Ну, затаскивай же его!!!

Я послушно открыл глаза и поднял голову. Обеспокоенные лица. Я не знал, кому они принадлежали. Это не мои родители, даже не друзья. Кто они?

В мои плечи вцепились чьи-то руки, затянули внутрь дирижабля, начали расстёгивать куртку.

– Антон! Антон! Не спи! Не спи, пожалуйста! Посмотри на меня! Ну, посмотри, Антон, пожалуйста! ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ, АНТОН!!!

У меня перед глазами стояла Уша. Кажется, она рассказывала, как и в ту ночь, что хочет уехать из этой деревни в город. Найди там себе мужа. Она говорила это, а у неё изо рта текла кровь. Нет, она жива, просто не нужно было брыкаться, когда с неё стаскивали платье. Одно успокаивало девушку – в её чреве уже живёт ребёнок. Сестру, про которую она рассказывала, сейчас тоже насилуют двое работорговцев. Нужно просто потерпеть.

Откуда я знал это?

– АНТОН!!!

Глухие звуки ударов. Моя голова дёргается из стороны в сторону, но боли я не чувствую, так, будто меня бьют через подушку.

Нет. Это не Уша. Но кто тогда? Орайя? Никогда не поверю. Да, это Капитан. Но почему перед глазами лицо Орайи?

А кто они вообще такие? Я дома. Наверное, просто упал и потерял сознание, как тогда в детстве, когда меня ударило током.

– Антон! Антон!!! АНТОН!!!

Кто меня мог звать?

Я с интересом оглядел лес, но, так никого и не увидев, продолжил есть землянику. Ягоды были большими, вкусными и пахучими, их дурманящий аромат кружил мне голову. Я засовывал в рот одну за другой, пачкая алым соком пальцы и подбородок.

Мне было хорошо.

И снова тихий, зовущий голос:

– Антон... Антон...

Я обернулся и увидел ту самую некрасивую девушку.

– Привет, – сказала она, улыбаясь. – Как дела?

– Хорошо!

– Вкусная ягода?

– Очень! Хочешь?

– Нет. Просто я пришла напомнить тебе, что ты мне кое-что обещал. Ты же помнишь?

– Да!

– И ты выполнишь обещание?

– Конечно.

– Хорошо. Орайя поможет тебе там, а я помогу здесь. Расслабься.

Девушка подошла ко мне и аккуратно обхватила мною голову ладонями.

– Терпи.

Мне стало страшно.

– Не хочу! – крикнул я, стараясь вырваться, но это было бесполезно.

Моё тело пронзила дикая боль. Я взывал и начал дёргаться, но девушка держала крепко. Боль росла и росла, пронзая живот, о который я вытирал ягодный сок, я кричал...

Мне в глаза ударил яркий свет. Я подался вперёд, но что-то рвануло меня обратно, я упал на нечто твёрдое и провалился во тьму.

Заключительная глава

Я проснулся от жуткого холода. С трудом приоткрыв глаза, увидел желтоватое пятно, висящей надо мной лампочки. Лампочка, холод... Кажется, я жив.

Но что, мать его, произошло?

Я попробовал поднять голову, но её будто приклеили к подушке. Только сейчас я почувствовал, что моё тело сковывает жуткая слабость. То, что я испытывал после голодовки в первые дни, было просто цветочками. Да ещё и горло пересохло так, что даже распухший язык не слушается...

Я хотел позвать кого-нибудь, но издал лишь слабый стон, который вряд ли кто-то услышал. С трудом сглотнув, я просто расслабился и стал ждать. Кто-то же притащил меня сюда...

А сюда – это куда? И почему так темно?

Вспомнив, что лежу с закрытыми глазами, я вновь приоткрыл их и, с трудом поворачивая голову, огляделся. Стальные стены, сероватые сетки двухэтажных кроватей, тусклая лампочка. Кажется, я в таком же бункере, в котором когда-то лежал две недели... Да, когда-то. Кажется, прошла уже целая жизнь...

Или я так и остался лежать там, а всё остальное мне просто привиделось? Кошмары и галлюцинации могли быть вызваны голодом...

В коридоре послышались тихие шаги, будто кто-то крался, чтобы убить меня. Я попробовал дёрнуться, но вряд ли у меня вышло что-то. Понимая, что сопротивление бесполезно, я издал ещё один тихий стон и уставился на закрытую дверь своей комнатки. И, к счастью, она отворилась. Или, быть может, к сожалению. Я не знал, что лучше – умереть с голоду, скончаться от ран или быть убитым незнакомцем. Тихо, мирно загнуться в бункере или делать то, что делал... выбивать кровавые цветы...

Ко мне в комнату вошла Орайя. Встала у входа, скрестив руки на груди, и довольно долго молча смотрела на меня.

– Хочешь пить? – буркнула она. – Если хочешь, моргни, не хочу лезть тебе в голову: по твоему разуму будто в грязных сапогах топтались, не говоря уже о... – Орайя замолчала, презрительно скривив губы. – Ну, хочешь?

Я моргнул.

– Сейчас.

Зеленоглазая вернулась через минуту, неся в руках нечто напоминающее бутылочку для младенца.

– Три глотка.

Я послушно моргнул и обхватил губами соску. Ледяная вода прошла по моему засохшему рту, смывая ту гадость, что накопилась в нём. Но удовольствие продолжалось недолго – Орайя вырвала у меня соску и брезгливо отёрла рукавом.

– Я хотела тебя бросить, – сухо сказала она. – Но приказ Капитана был более чем однозначным. Тем более, ты уже почти умер. Три пули должны были превратить твой кишечник в кашу, но когда Авер вскрыл тебе живот, обнаружилось, что у тебя только три дырки в спине и три в животе и большая кровопотеря. Капитан решила, что это чудо, она не очень-то понимает в медицине. Но я понимаю. И Авер тоже. Но он Капитану не стал ничего говорить. А меня она не слушает. Но сейчас её нет, так что давай на чистоту. Кто ты такой и что здесь делаешь? Кто помогает тебе? Мне нужна не общая информация, её я и так могу вытащить, мне нужны конкретные данные, на которые в твоей голове стоит защита. Мне нужны имена. Или имя. И говорили ли тебе про войну? Видел ли ты белый домик?