Текст книги "Темный Империум: Чумная война (ЛП)"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Глава двадцать седьмая
План Императора

Ку’гат старался держаться подальше от ближнего боя, ибо он получал гораздо больше удовлетворения от того, что метал склянки с выведенными им болезнями во врага, восседая на своём паланкине. С его склизких пальцев срывались искры энергии варпа, что сражала людей во вспышке магической мощи. Из его рта дули потоки воняющих ветров, что разрыхляли керамит и заставляли слезать плоть с костей.

Оставшиеся командиры Чумной Гвардии губили имперских солдат своими когтями и проклятыми мечами. Гангрел ворвался в группу Космических Десантников, раскидывая их по сторонам своими изуродованными ногами и раздавливая закованные в броню тела кажущимися хилыми руками, в то время как выпущенные ими болты зарывались в его плоть, не нанося при этом каких-либо существенных повреждений. Пестус Трун игрался с полуротой бойцов, что были облачены в яркие доспехи. Голод душил несчастных жертвы гигантскими складками своего массивного тела. Смертные сражались слишком хорошо и яростно для того, чтобы Ку’гат мог чувствовать себя в безопасности. Их танки заезжали прямиком в демонические орды, пытаясь окружить его. Большие группу боевых машин прорвались через строй лояльных Нурглу титанов и начали уничтожать его бойцов в больших количествах, одновременно с этим продвигаясь в сторону Чумных Башен. Огонь артиллерийских орудий разогнал нависший над равнинами туман. Стаи мух и жужжащих насекомых держали небо зачищенным от авиации, но даже это вскоре перестанет давать им какого-либо весомого преимущества. Орды смертных воинов Ку’гата не обладали присущей служителям Нургла выносливостью, что делало их лёгкой добычей. Лишь разлагающиеся сыны Мортариона, Гвардия Смерти, удерживали врага от продвижения и, изредка, отбрасывали его назад.

‘Чёрт бы вас всех побрал, ’ – заворчал Ку’гат. ‘Это не то, чем должно заниматься такое существо, как я. ’ Он метнул грязную склянку в приближающиеся танки. Тара раскололась при ударе о гусеницы одного из них, высвобождая клейкую жидкость, что тут же распределилась по всей поверхности механизма. Танк проехал ещё несколько метров, после чего остановился – при соприкосновении с этой жидкостью металл моментально ржавел, разъедая броню и заклинивая гусеницы. Орудия продолжали вести огонь до тех пор, пока не были поражены распространяющимся проклятием. Боеприпас, застрявший прямиком в стволе, взорвался, разнеся башню боевой машины на тысячи мелких осколков, что терялись в образовавшемся огненном фонтане. Какой-нибудь другой Великий Нечистый наслаждался бы каждой секундой наблюдения за этим процессом, но Ку’гат лишь хмыкнул, после чего метнул сотворённое копьё из дерева одному из Ультрамаринов прямиком в голову. ‘Я должен быть на Иаксе, готовить величайшее проклятье, ’ – простонал он. ‘Если я не справлюсь, то никогда больше не стану улыбаться, клянусь. Почему у меня ничего не получается? ’

Где-то неподалёку Септикус предавался забаве, сражаясь со своим противником. Будучи на глазах у своего господина, он бился с самим примархом, постоянно хихикая. Его гигантский меч рассекал воздух, сталкиваясь с орудием Гиллимана в урагане ударов, каждый из которых высекал яд и пламя. В тех местах на Доспехе Судьбы, куда попадал этот яд, материал начинал покрываться пузырями, в то время как там, где Септикуса касался огонь клинка Императора, плоть начинала источать чёрный дым. Несмотря на такие раны, весёлый настрой никак не покидал его.

‘Почему я не могу получать такое же удовольствие от войны? ’ – ворчал Ку’гат. ‘Почему? ’

Мимо пронеслась стая чумных мух, чьи разорванные крылья затмевали небо, в то время как их наездники обрушивали ливень из напичканных заразой голов на слуг Трупа на Троне.

‘Я бы хотел, чтобы всё это прекратилось. Вы же не видите… ’ – объявил Ку’гат воинам Императора. ‘… куда вас ведёт эта дорога. ’ Он наклонился вперёд, заставляя нурглингов тащить его вперёд, дабы он смог подобраться поближе к своей публике.

‘Ваш бог – лжец, который не внимает вам. Он даже не говорит! Он не предлагает вам ничего, кроме своей чудовищной улыбки за все те поступки, что вы совершаете с Его именем на устах. Вас ждёт смерть, а затем – быстрое затухание огня вашей души в диком, диком варпе. Но! ’ – воскликнул он. ‘Если бы вы только пришли в сады Нургла, то вас бы ожидала совершенно иная судьба. Сад есть рай для всех нас, где ничто не может умереть. Каждый душа, каждая капля жизненной силы живёт там вечно, будучи способной переродиться из ничтожнейшего вируса в величайшее из чудовищ. Там нет смерти, нет боли, а все страдания превратятся в сладкое и нескончаемое удовольствие! Ваш повелитель не предлагает вам ни перерождения, ни надежды! Почему вы сражаетесь за Него? ’

Его вопрос остался без ответа. Космические Десантники совершенно точно не слушали его.

‘Очень хорошо, ’ – рассердился Ку’гат. ‘Как вам угодно, ’ – заключил он и продолжил убивать лоялистов.

Первым в варп был изгнан Скватумос. Он был окружён бойцами Адептус Кустодес и сынами Гиллимана с трёх сторон. Его настолько сильно нашпиговали болтами, что его органов снаружи стало в разы больше, чем осталось внутри – именно это и стало причиной его слабости. Сёстры Безмолвия выдвинулись вперёд, собираясь прикончить демона.

Испугавшись их приближения из-за опасности встретить окончательную смерть, Скватумос испустил облако смердящих газов, после чего обезглавил себя своим собственным мечом. Ку’гат хмыкнул в тот момент, когда душа одного из его лейтенантов вырвалась из измерения смертных обратно в варп. Это было нехорошо, очень нехорошо. Его сразили слишком быстро. Токи варпа на Парменио были крайне слабыми для ведения нормальной битвы. С того момента, как Гиллиман уничтожил построенный Мортарионом источник силы варпа, время начало играть против них.

‘О, владыка Мортарион, где же вы? ’ – вопросил Ку’гат, обратившись к небесам, после чего начал нервно наблюдать за Гангрелом, что вёл бой с лидером Адептус Кустодес.

Ещё один взрыв душевной энергии сотряс ткань реальности. Невидимый для смертных солдат, этот свет был крайне мучительным зрелищем для демонов, ибо его появление ознаменовывало что-то ужасное. Испуганный Ку’гат начал искать источник этого взрыв глазами. Причиной этого взрыва стал лежащий на спине Бубондубон, чьи руки были раскинуты в стороны, а вечно улыбающаяся пасть наконец-то закрылась. Спустя несколько мгновений его труп начал растворяться в почве, что пропиталась липкой жижей и горами кишащих личинок.

‘Дорогуша, нет! ’ – вскрикнул Ку’гат. ‘Бубондубон больше не сможет улыбаться’

Изгнание двух Великих Нечистых далось смертным великой ценой, но армия Гиллимана всё равно сохраняла боевой дух и продолжала теснить демонов. Кустодианцы отправили сотни чумоносцев к их создателю, у которого они веками будут выпрашивать прощения. Тем не менее, им повезло. Сёстры Безмолвия убивали их дюжинами, разбивая их души на осколки, тем самым даруя этим существам окончательную смерть.

Ку’гат нервно облизывал свои губы. Весь груз ответственности за судьбу этого дня лёг на плечи Септикуса. Возможно, что ему понадобится небольшая помощь, подумал Ку’гат. Он обернулся, что вновь осмотреть поле битвы. Гангрел сражался с одним из офицеров Гиллимана, что был облачён в золото. Пестус Трун визжал и размахивал своим постоянно издающим отвратительные звуки колоколом, чей звон вводил демонов в буйство. Голод продолжал катиться по полю брани, подобно безумной бочке из плоти, что перекатывалась по трюму корабля, попавшего в шторм. Гиллиман был отрезан от основного контингента своей армии, но он был невероятно могущественен. Всё складывалось крайне скверно.

Ку’гат сложил свои руки на груди. ‘Ну не могу же я помогать им сам, конечно не могу, ’ – ворчал он. ‘Слишком много важных дел. ’ Он страшился клинка примарха. ‘Если я пойду в атаку, то, возможно, я умру навсегда! Давай, Септикус! Капля крови, одна лишь капелька – это всё, что нам нужно для завершения ритуала! ’

Его нос дёрнулся. В мгновение ока охвативший его испуг растворился в воздухе. Он практически выдавил из себя улыбку. Ку’гат чувствовал, как приближается кровопролитие. Он знал, что его время уже пришло.

Гиллиман сражался с поражающим разум мастерством. Он, думал Ку’гат, был самым настоящим богом, что был выведен в пробирке. Подобное рождение было самым отвратительным из всех возможных вариантов, даже если сравнивать его с тем, как на свет появился сам Ку’гат. Но, несмотря на такую омерзительную природу, он всё равно сражался подобно богу. Не знающему усталости, могущественному, обладающему проворностью, которой не может обладать ни один смертный или демон, богу. К его сожалению, он не был неуязвим. Ку’гат знал многое о божественных существах. Он понимал, что ни один бог не способен избежать всех ошибок.

Удар Гиллимана достиг живота Септикуса. Хохот великого демона взял невероятно высокую ноту, после чего смех перерос в крики. Тем не менее, он совладал с причинённой ему болью и, опережая следующее действие примарха, он вытянул свою руку.

Септикус смог увидеть маленькое окно уязвимости в бесконечном урагане ударов Гиллимана. Длинный чёрный коготь прикоснулся к руке примарха. Несмотря на то, что он рассыпался в опасной для демонов ауре, источником которой являлся сын Анафемы, он всё же выполнил свою работу, протиснувшись в незащищённое место в районе локтя примарха.

Тело примарха оказало сопротивление. Его иммунитет свёл все наилучшие болезни Септикуса на нет. Броня Гиллимана начала сочиться гелями, что перекрывали доступ к плоти, но одна единственная капля крови всё же успела просочиться из образовавшейся ранки, упав на землю и блистая на ней подобно рубину.

‘Сейчас, дорогой Ку’гат, сейчас! ’

‘О-о-о! ’ – вскрикнул Ку’гат, буду практически радостным. Он поднял свою левую руку и щёлкнул пальцами.

Тот звук, который породил этот щелчок, походил на рёв грома. Трухлявые горны откликнулись, после чего к ним присоединились и башни, что скрывались в тумане. Сокрытые в этих башнях демонические печи переключились на новую цель. Покрытые грязью линзы, что возвышались на этих сооружениях, повернулись к толпам воинов, что сражались внизу.

Туман начал светиться зелёным светом. Постоянно двигающиеся энергетические лучи вырвались из укрывшей равнины дымки, каждый из которых питался от невидимых башен. Первый из них схватил Гиллимана за руку в тот момент, когда он собирался опустить свой клинок на Септикуса. Второй опутал его шею, третий же обвился вокруг его пояса. Каждый луч ловил его за ту или иную часть тела, в конце концов сделав его абсолютно обездвиженным.

Септикус маниакально улыбнулся. Ку’гат триумфально взревел.

‘Мы взяли его! Мы взяли примарха! ’

После этих слов в тумане что-то мелькнуло. Спустя мгновение с небес спустился Владыка Смерти, Мортарион, примарх Гвардии Смерти. Он приземлился с оглушительным треском, после чего расправил свои крылья, крепко сжимая Безмолвие в своих руках. Земля содрогнулась.

Мортарион сделал вдох при помощи своего респиратора, из его глотки послышалось шипение. Через секунду из нижней части это отвратительной маски вылетели горчично-жёлтые облачка отравленного воздуха.

‘Здравствуй, брат, ’ – сказал он.

Гиллиман пытался вырваться из удерживающих его оков. Демон, что сражался с ним, сделал несколько шагов назад, не переставая злорадствовать. Тем не менее, битва продолжалась на всех фронтах. Имперская техника продолжала пробиваться сквозь ряды демонов и их прислужников. Колкан и остальные члены отряда примарха продолжали сражение с повелителями Чумной Гвардии, что отрезали их от сына Императора. Он не мог сдвинуться с места. Энергетический хлыст, удерживающий его правую руку был самым слабым, ибо его силы убывали от присутствия меча Императора. Возможно, что со временем пламя меча сожжёт эти оковы полностью. Но у него не было времени.

Гиллиман уставился на безразличное лицо своего брата. Как Фулгрим и Магнус, Мортарион более не был существом, созданным при помощи древней науки. Он был чем-то гораздо более слабым – получеловеком, что был извращён Хаосом.

Мортарион всегда был выше своего брата, но с тех пор, как он принял демоничество, он стал настолько большим, что любые сравнения роста стали попросту бессмысленны. По сравнению с Гиллиманом, Мортарион стал сущностью совершенно другого порядка, полубогом, что был рождён в теле монстра из детских кошмаров. Под капюшоном его суровое лицо сгнило до такого состояния, что в некоторых местах виднелись кости. Глаза были абсолютно белыми, кожа серой, а из его лишённого кожи носа сочилась слизь, что медленно стекала куда-то под респиратор. Всё то человеческое, что было в нём, извратилось до неузнаваемости, перемешавшись с безумием.

За его спиной развевались два огромных крыла, что напоминали крылья мотылька. Его снаряжение также не избежало изменений. Барбарский доспех, что когда-то был белым, окрасился в цвет болотной воды и был испещрён поблёскивающими язвами, что дополняли отвратительный владельца этой брони. Повсюду виднелись цепи, на которых крепились кадила и различные украшения, что выражали приверженность Чумному Богу. Его боевая коса увеличилась, напоминая по размерам огромную антенну связи, что в некоторых местах была покрыта позвонками, которые служили чем-то вроде украшения.

Его пистолет, созданный на основе орудий ксеносов, носил имя Лампа Шенлонги, изменился меньше всего, ибо он всего лишь увеличился в размерах, дабы соответствовать размерам руки своего владельца.

‘Наконец-то мы встретились, брат, ’ – сказал Гиллиман.

Мортарион сглотнул. ‘Ты говоришь так, будто это ты поймал меня и собираешься одолеть меня в бою! Даже спустя десять тысяч лет ты всё такой же напыщенный. Взгляни на себя. Ты у меня в руках. Я победил. ’

‘Ты ещё не победил. ’

‘Если это не победа, ’ – сказал Мортарион, ‘то возможно мне стоит обратиться к твоим унылым манускриптам, дабы уточнить значение этого слова. ’

‘Всё ещё не кончено. ’

Гиллиман не оставлял попыток вырвать свою руку из плена даже тогда, когда он говорил. Мортарион взглянул на меч Императора.

‘Вижу, что отец дал тебе свой меч. Или ты поднял его с его мёртвых коленей? Думаю, что теперь это не имеет значения. Тебе не удастся воспользоваться им для боя со мной. ’

‘Сразись со мной, трус, ’ – прорычал Гиллиман. Огни меча Императора разгорелись с новой силой.

Мортарион рассмеялся.

‘Ты думаешь, что я опущусь до сражения с тобой, мой дорогой брат? Посмотри на меня! ’ Он вновь расправил свои крылья, обдав Гиллимана потоком чумных ветров. ‘Ты ничтожен по сравнению со мной. Я могущественен настолько, что ты о таком даже и мечтать не мог. Зачем мне тратить свои силы на уничтожение такого насекомого как ты? ’

‘Вместо этого ты предпочитаешь сохранять своё безрассудство для сражения с моими людьми, что не могут защитить себя, ’ – сказал Гиллиман. ‘Как благородно. ’

‘Безрассудство? ’ – спросил Мортарион. ‘Это всё, что ты видишь? Я дарую им спасение от всего того ада, который учинил наш отец. Я приношу им радость бесконечного перерождения. Я дарую им жизнь. ’

‘Ты видишь себя в качестве полководца-проповедника. Но ты всего лишь раб. Мне жаль тебя, брат, ибо ты обманываешь себя. ’

‘Если кто-то из нас и раб, то это ты! ’ – прошипел Мортарион. ‘Раб нашего безразличного отца, который заставлял нас выполнять Его прихоти! Ты, идущий по путям, что проложил Он, без каких-либо вопросов, ибо ты уверен, что вся Его ложь есть правда, ты! Ты слишком туп для того, чтобы задавать вопросы. Ты никогда не видел того, что Он сделал со мной. В первую нашу встречу Он лишил меня моих жизненных страданий. Они был ничем для Него, всего лишь кочкой на Его дороге к обожествлению. Он взял всё то, ради чего я старался и страдал, и даже бровью не повёл! Он именовал себя Императором! Какое существо может быть настолько самонадеянным, чтобы называть себя так? Кто требуют так много от своих сыновей, не давая ничего взамен? Он даже не удосужился сказать нам Своё имя! Но ты проглотил все эти обиды. Ты с радостью принял отравленное молоко нашей механической матери, что была создана Им точно так же, как и мы. Мне никогда не следовало предавать свои собственные принципы. Но я поддался на его уговоры. Я был чемпионом среди обычных людей, и я бросил их ради деспота галактического масштаба. Теперь же я вновь служу людям. ’

Мортарион перенёс свой взгляд на Гиллимана, уставившись на него своими молочно-белыми глазами, словно вынуждая его ответить на всё то, что было сказано.

‘Если я всего лишь марионетка в руках безразличного мастера, то кто же тогда ты? ’ – спросил Гиллиман. ‘Сущность, что купается в океанах энергии варпа, одновременно с этим презирая колдунов? Игрушка, охваченная порчей и болезнями? Ты долго сопротивлялся психическим силам, и ты смог убедить себя в том, что ты постиг абсолютное бесстрашие и стал настолько непоколебимым, что никто другой во вселенной не сможет сравниться с тобой в этом. И, тем не менее, когда ты встретился лицом к лицу со смертью, твоим последним противником, ты сдался и потерпел поражение. ’

Мортарион вздрогнул и взмыл вверх, быстро двигая своими крыльями.

‘Ты не понимаешь, о чём говоришь! Ты не знаешь, каково это! Я терпел такие страдания, что ни ты, ни кто-либо другой из твоего рода не смог бы даже вообразить их! К моменту появления смерти на горизонте я уже был наделён такими силами и стойкостью, что смог с лёгкостью противостоять ей! ’

‘Я не мог вообразить? ’ – сказал Гиллиман, слегка усмехнувшись. ‘Я видел, как мои братья, многих из которых я любил, которых я уважал, отвернулись от нашего создателя и погрузили галактику в войну. Я видел, как человечество смогло насладиться одним единственным золотым моментом мира, прикоснуться к нему, а затем я видел, как другие плюнули на мир и разорвали его на части. Я погиб от руки моего родича. Я пробудился в галактике, что была невероятно далека от того величественного просветления, что даровал нам Император, и больше походила на катерический ад. Вы отвернулись от всего того, что вы когда-то поклялись защищать яростно, без каких-либо рассуждений. Куда делся мой брат, который был способен выдержать любой шторм, чьё тело убивало любой яд, и кто никогда бы не сдался? Что с ним случилось? Тот Мортарион никогда бы не допустил всего этого. Он бы предпочёл погибнуть с честью. В тот момент, когда твои воины превращались в этих раздутых чудовищ, ты должен был увидеть то, что ожидает тебя, если ты примешь это так называемое спасение. Ты, кто называл себя сильнейшим из нас всех, устрашающим воином, что мог выдержать любую боль и скорбь! Какими пустыми для меня сейчас кажутся эти слова. Я хотя бы знаю, кто я есть на самом деле. Я смотрю на себя и, несмотря на то, что я потерпел множество неудач, я всё ещё твёрдо уверен в том, что я выполняю тот долг, ради выполнения которого я и был создан. Ибо я сражаюсь за сохранение человечества. ’

‘Значит, ты сражаешься не за Императора? ’ – спросил Мортарион, чей голос выдавал в словах раздражение.

‘Я сражаюсь за то, во что Он верил. ’

‘Ты говоришь так, будто ты защитник на суде. Ты сражаешься за самого себя. ’

‘Я остаюсь чемпионом человечества, в то время как ты – всего лишь лакей злых сил. ’

‘Лакей? ’ – спросил Мортарион. Его крылья начали двигаться медленнее. ‘Скажи мне, Робаут, если наш отец был таким хорошим… Посмотри мне в глаза и скажи, что Он любил нас так, как любой отец должен любить своих сыновей. ’

Гиллиман уставился на него, в то время как его челюсть начала дрожать от переполняющего его гнева.

Мортарион засмеялся. Этот звук зародился в его переполненных слизью лёгких в качестве хрипа, после чего с треском прорвался через его сухую глотку и, наконец, вырвался наружу, заставив его зубы стучать друг о друга за респиратором, что продолжал выпускать жёлтые облачка газа. ‘Ты же понимаешь, Робаут, не так ли? Ты видел всё. ’ Он покачал одним пальцем перед своим братом. ‘Я знал, что с тобой случилось что-то особенное. ’ Мортарион приблизился к Гиллиману. ‘Ты говорил с Ним на Терре. Скажи, что Он рассказал тебе? Просил ли Он об освобождении? Умолял ли Он тебя освободить Его от оков Золотого Трона? ’

Гиллиман промолчал.

‘Ох, брат мой, не может быть, ’ – сказал Мортарион, изображая ужас. ‘Неужели Он промолчал? Наш отец мёртв? ’ Демонический примарх отошёл назад и покачал своей отвратительной головой. ‘Конечно же нет, не так ли? Этого не может быть. Подобные Ему сущности не знают тех границ, которые ставит перед нами смерть. Ты такой запутавшийся. Он желал божественности, и в каком-то смысле Он даже получил её. Теперь Он – Бог-Труп, владыка смерти ещё более ужасный и гадкий, чем мой приёмный отец, что предлагает своим последователям дар бесконечного перерождения! ’ Мортарио указал на брата Безмолвием. ‘Ты смотришь на эти земли и видишь лишь разрушение. Жаль, что весь потенциал Нургла невидим для тебя. Там, где ты видишь разрушение, я вижу одну из многих фаз цикла смерти, перерождения, плодовитости и разложения. Всё это великолепно, полно красок и жизни! Здесь есть гораздо больше жизни и правды, чем в блеклой лжи нашего отца. Все секреты, что могут быть постигнуты в варпе, ’ – сказал Мортарион. ‘Всё это вне времени. Всё, что произойдёт здесь, отразится в варпе и останется там навсегда. Каждый момент может быть пережит заново, каждая ложь будет услышана вновь, каждое несдержанное обещание сможет разбить твоё сердце ещё раз. Я был там, глубоко внутри, вдалеке от садов Нургла. В измерениях, в которых секреты витают словно стаи мух. Там я нашёл множество интересных вещей. Знаешь, зачем Он создал нас? ’ Мортарион опустил свою косу. ‘Думаешь, это было вызвано привязанностью? Думаю, что когда я изуродую тебя и ты будешь лежать в железной клетке без возможности видеть, умоляя меня о смерти, я, может быть, и расскажу тебе, после чего все те красивые слова, что ты сказал мне, сгорят в твоём рту. ’ Мортарион издал странный звук, что походил на отхаркивание какой-то слизи. Взгляд его белых глаз перешёл на конечности Гиллимана. ‘Но всё это ещё впереди. Сначала ноги, я считаю, ’ – сказал он. ‘Они-то тебе точно не пригодятся. Не беспокойся, брат мой. Моя коса остра, поэтому это будет не больно. ’

Безмолвие опустилось.

Ослепляющий свет заставил её замереть.

Малдовар Колкан, трибун Адептус Кустодес, был первым из тех, кто увидел девочку.

Он сражался с длинноруким демоном с отказавшими ногами, что прорывался через имперские силы подобно огромной покалеченной горилле, что хваталась за землю одной рукой и затем подтягивала всё своё тело. Они всё ещё продолжали свою дуэль.

Болтер на конце его копья изрыгнул пламя, послав разрывные снаряды в это создание на расстоянии вытянутой руки, каждый из которых отрывал огромные куски прогнившей плоти. Из шкуры чудовища начала сочиться чёрная кровь, но оно никак не погибало. Монстр блокировал удары Кустодианца своими руками, шкура на которых была прочнее стали. Оно не держало в руках какого-либо оружия. Существо, представшее перед Малдоваром, представляло собой гору костей, что были скреплены разлагающейся плотью. Его рёбра были хорошо видны через убогие мышцы, но это создание было невероятно сильным, ибо могло удерживать вес своей туши на одной руке, в то время как вторая пыталась придавить трибуна. Из многочисленных отверстий на его теле постоянно сочилась мерзкая жижа. Из места между его раздувшимися бёдра бежали струйки мочи. Каждый раз, когда Колкан уклонялся от удара или собирался атаковать, его золотую броню забрызгивало потоком фекалий. Его доспех не выдержит и одного удара этого монстра и лишь его скорость позволяла ему оставаться в живых. Даже нося полный доспех, в котором Адептус Кустодес становятся воистину огромными, они продолжают двигаться с ангельской грацией.

Колкан не доверял мотивам Гиллимана. Он был одним из тех немногих членов Десяти Тысяч, кто ставили под сомнения истинные намерения примарха. Но его ненависть к Хаосу была гораздо сильнее. В тот момент, когда Гиллиман был обездвижен и Мортарион спустился к нему с небес, он тут же воззвал к своим людям, дабы те без промедления направились на помощь к примарху. Их путь был заблокирован горами демонической плоти. Четверо гигантских демонов всё ещё сеяли разрушение на поле боя, выдерживая такие атаки, что были способны обратить холмы в пыль. Со всех сторон их теснили бесчисленные орды меньших существ. Двое из его бойцов погибли, их облачённые в золото тела были втоптаны в грязь. Та тварь, что не давала ему пройти к последнему живущему лояльному сыну Императора зарычала и разразилась радостным визгом, после чего набросилась на трибуна с удвоенной силой.

‘Все к примарху! ’ – кричал он. ‘К примарху! ’

Из поражённой болезнями глотки демона вырвался сдавленный смех. Проклятая тварь не имела возможности говорить и выражала свои эмоции лишь жестокими поступками и радостными возгласами. Колкан продолжал наносить быстрые удары, отбрасывая существо назад. Чудовище ловко меняло своё местоположение, уклоняясь от каждого выпада.

И в тот момент, когда отчаяние достигло своего пика, появилась она: молодая женщина, пробирающаяся сквозь толпу рождённых магией монстров так, будто она передвигалась по рынку, изредка торгуясь с купцами. Рядом с ней шагала Сестра Битвы, что скорее была её герольдом, чем телохранителем. Девочка сияла золотым светом и шагала с невероятной лёгкостью. Несмотря на то, что поверхность планеты была залита толстым слоем грязи и нечистот, её шаги не оставляли на земле следов, в то время как её спутница передвигалась с невероятным трудом.

‘Святая из Тироса, ’ – прошептал он сам себе. В его голове не возникало других слов. Время замедлилось. Звуки идущего сражения стали настолько отдалёнными, что ему казалось, будто оно проходит за сотни световых лет от него. Его копьё прекратило движение – для него битва была окончена. Появление девочки пробудило в нём странное чувство, которое заставило его забыть о том, где он находился.

Её глаза были пустыми, а кожа покрывалась пятнами. Волосы девочки поднялись в воздух, медленно раскачиваясь так, будто для них не существовало гравитации. Белая сорочка, которую она носила, выглядела как кусок тряпки из-за покрывших её следов горения. Колкану казалось, будто она сейчас упадёт, но источаемое ей мягкое сверкание держало её в воздухе, помогая её приближаться к двум примархам, пробираясь через ряды бойцов и заставляя окружающий её туман сиять золотом, превращая его из чего-то мерзкого в источник величественного света. Малдовар не мог отвести от неё взгляд. Разговор двух братьев-примархов более не достигал его ушей. Существо, с которым он сражался, перестал быть для него проблемой. Он мог бы погибнуть под ударами чудовищных лап, но Нерождённый также был зачарован. Сгнивший нос демонической твари вздрогнул в тот момент, когда она прошла мимо него. Создание подняло трясущийся палец и заговорило дрожащим голосом, периодически выплёвывая пыль.

‘А-на-фе-ма… ’

Одно слово. Оно пронеслось по воздуху, после чего достигло девочки, что окуталась в него подобно в шёлк, что развевался на лёгком ветру.

Время полностью остановилось. Атомы прекратили своё движение. Свет застыл в воздухе. Брызги крови остались висеть в воздухе в виде отвердевших арок, что заполоняли поле, в то время как болты застывали в полёте, ибо их двигатели прекращали свою работу. Колкана охватил вечный холод. По неизвестным ему причинам лишь он был способен наблюдать за всем происходящим вокруг, без труда поворачивая свою голову. Все сражающиеся вокруг него существа застыли, подобно живым картинам. Гиллиман сопротивлялся удерживающим его лучам проклятого света. Мортарион держал свою косу над головой, собравшись нанести удар.

Но даже несмотря на то, что всё в этом мире остановилось так, будто кто-то решил остановить время для того, чтобы сделать удачный пикт, девочка продолжала двигаться. Она повернула свою голову и взглянула на Колкана. Её лицо озарялось светом золотых глаз, что были стары как само время, а из её рта лился свет, яркость которая была сравнима с яркостью звёзд.

Рот трибуна раскрылся от удивления, но его украшенный шлем скрывал эту эмоцию от посторонних глаз.

‘Мой повелитель? ’ – прошептал он.

Остановившееся время прорвалось через сдерживающую его преграду, вновь заводя часы реальности. Непрекращающееся до этого момента движение событий вновь начало идти по проложенному курсу.

Всё то, что было остановлено, поспешило наверстать упущенные секунды, в результате чего за мгновение произошли сразу миллиарды событий.

Омерзительный демон, будучи поражённым от того, что ему довелось повидать, упал на землю. Колкан оправился от произошедшего раньше своего противника, после чего тут же сделал взмах копьём. Клинок пронёсся по воздуху и соприкоснулся с шеей Нерождённого, нанося ему смертельный удар. Демон повернулся, желая нанести ответный удар. В тот момент, когда он сделал это, его монструозная голова отделилась от плеч. Его душа покинула это измерение в виде облака мух, после чего его тело тут же превратилось в ничто.

Девочка продолжала парить по воздуху, тем самым будучи защищённой от идущего внизу боя. Из земли начал бить свет, что быстро образовал купол. Он расширялся с невероятной скоростью, охватывая всё, что оказывалось в зоне его досягаемости. Люди и Космические Десантники застывали на своих местах. Нерождённые кричали. Орудие Мортариона была поймано светом за секунду до того, как оно должно было приземлиться.

Откуда-то извне подул сильнейший ветер, что моментально разогнал туман. Дымка, что стремилась поглотить девочку, тут же исчезала. За несколько секунд плотная завеса была разогнана практически полностью, оставив сокрытой лишь самые дальние уголки поля боя. Солнце пробилось сквозь затмевающие небеса тучи и осветило поражённые равнины. Меньшие Нерождённые испарились подобно льду, отправляясь назад в имматериум. Более могущественные из них замерли, в то время как исходящее от девочки сияние медленно убивало их тела. Их кожа начинала покрываться ещё более чудовищными язвами, чем были те, что даровал им их бог. Глаза чудищ закипали в их глазницах. Они вопили и кричали. Мортарион, будучи больше демоном, чем человеком, был отброшен назад, в то время как его крылья обвили его тело. Оковы, что удерживали Гиллимана, раскололись на тысячи сияющих частиц. Примарх был освобождён.

Гиллиман решил не тратить время на обдумывание причин своего освобождения и тут же схватился за меч своего отца, выдвигаясь вперёд.