Текст книги "В понедельник рабби сбежал"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава III

Мириам открыла дверь и проводила Марти Дрекслера в гостиную.

– Это дела храма, мистер Дрекслер, я оставлю вас…

– Думаю, вам лучше остаться с нами, миссис Смолл. В моем собственном бизнесе, когда дело касается финансов семьи, например, ссуды, я всегда прошу клиента прийти с женой. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Конечно, мистер Дрекслер, раз вы предлагаете…

Рабби поднялся, усадил гостя и затем сел сам.

– Это имеет какое-то отношение к финансам нашей семьи, мистер Дрекслер?

Марти Дрекслер улыбнулся сияющей улыбкой представителя кредитной компании.

– Я бы сказал, что имеет. Мы проголосовали на правлении за то, чтобы дать вам контракт, и Берт Рэймонд назначил меня комитетом в одном лице, чтобы уладить с вами все мелкие разногласия.

– Очень любезно с их стороны, – весело сказал рабби. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на потолок. – Я, правда, считаю контракт скорее соглашением между двумя равными сторонами, когда у каждого есть что-то, нужное другой, а не тем, что одна сторона предоставляет другой.

Дрекслера нелегко было выбить из колеи. Он кивнул.

– Да, я думаю, тут вы правы. Я имел в виду, что пришел заключить контракт.

– А почему сейчас?

Дрекслер посмотрел на него с укоризной.

– Рабби, мы же взрослые люди, а не детки в песочнике. Вы посылаете нам письмо с просьбой об отпуске – много ли надо, чтобы увидеть тут намек на контракт? В конце концов, все мы деловые люди. Хорошо, возможно, мы были немного невнимательны. Возможно, мы просиживали задницы – извините, миссис Смолл, – в то время как должны были заниматься делом. Но мы ведь в этом деле новички. Решили, что это простая формальность. Что ж, я сожалею, мы все сожалеем. Теперь к делу. Пожалуй, так: вы говорите мне, чего вы хотите, а я скажу вам, что ребята считают приемлемым. Если найдутся расхождения, мы покалякаем об этом. И не стесняйтесь говорить, миссис Смолл, потому что вы заинтересованы так же, как и рабби, я считаю. Возможно, даже больше; я всегда говорю, что хозяйка в доме – леди. Это она знает, сколько продуктов нужно семье и сколько они будут стоить. Так что, друзья, выкладывайте мне все прямо, а я вам потом скажу, что по этому поводу думает правление. Если цифры не сойдутся, я обсужу это с правлением и вернусь поговорить снова, и так, пока все не уладим. Достаточно справедливо?

– Это достаточно справедливо, мистер Дрекслер, – сказал рабби. Он колебался и постукивал кончиками пальцев по ручке стула по мере того, как выстраивал предложения, чтобы все объяснить.

– Возможно, вам трудно в это поверить, мистер Дрекслер, но когда я посылал письмо, меня интересовал только отпуск. И в настоящий момент меня интересует только отпуск. У меня не было и мысли о контракте, и я не готов обдумывать это прямо сейчас. Я просил об отпуске, и отпуск – это то, чего я хочу.

Дрекслера это не убедило. Он искренне восхитился способностями рабби в торговле и попробовал зайти с другой стороны.

– Хорошо, вы предлагаете такой подход; согласен. Давайте подумаем и посмотрим, к чему это приведет. Вы говорите, что хотите отпуск. В вашем письме вы сказали – три месяца. Это именно то, чего вы хотите?

Рабби кивнул.

– Значит, вы уходите на три месяца. И рассчитываете на полную оплату, я полагаю?

– На самом деле, я не думал об этом. – Он задумался. – Нет, пожалуй, при таких обстоятельствах я не имею права на какую-либо оплату.

Дрекслер был раздражен. Как торговаться с тем, кто ничего от вас не хочет? Он собирался намекнуть, что если храм выплатит ему жалованье за три месяца – немалые деньги, – они должны будут заключить соглашение о том, как он им это возместит. Но если он ни на что и не рассчитывал…

– Допустим, мы откажем вам в отпуске, рабби?

Рабби слегка улыбнулся.

– Боюсь, что так или иначе, я возьму его.

– Вы имеете в виду, что уйдете в отставку?

– Вы не оставили бы мне другого выбора.

– Тогда значит ли это, что если мы даем вам отпуск, вы обязательно вернетесь?

– Не знаю. Не знаю, что я буду чувствовать или чего я буду хотеть через три месяца. – Он улыбнулся. – А кто знает?

– Но послушайте, вы ставите нас в трудное положение. Я имею в виду, что нам придется нанять кого-то на ваше место, пока вас нет, и если вы не уверены, что вернетесь…

– Я понимаю вашу проблему, мистер Дрекслер. Хорошо, почему бы нам не предположить, что я вернусь? И когда я вернусь, мы сможем заключить контракт, который будет взаимоприемлем. – Он улыбнулся. – Конечно, если я не вернусь, нам не придется этого делать.

Зазвонил телефон, и Мириам подняла трубку.

– Это Нью-Йорк, Дэвид. Наверное, твоя мама. Возьми другую трубку, а?

Рабби извинился и вышел из комнаты. Мириам сказала в трубку: «Привет, мама. Все хорошо?… Да, у нас все в порядке… Да, с Джонатаном все отлично… Да, Дэвид здесь, он сейчас подойдет. – Она услышала щелчок. – Ну, все, мама, пока. У нас гости».

Вернувшись на место, она обратилась к Дрекслеру:

– Мой муж в Барнардс-Кроссинге больше шести лет, мистер Дрекслер. За все это время у него не было настоящего отпуска – только случайные уикэнды. Он устал. Выдохся. Ему надо освободиться от этой постоянной работы, чтобы иметь возможность подумать. Вы думаете, для меня это просто – подняться, уехать на три месяца и жить на наши сбережения? Вы правы, это я веду хозяйство. Это я беспокоюсь о расходах, а поездка будет дорогой – один проезд…

– Вы хотите путешествовать или…

– Мы собираемся в Израиль, в Иерусалим.

– О, миссис Смолл, если это Израиль, все понятно. Я имею в виду, что для рабби это вполне естественно, ему надо посетить это место. Он, наверное, единственный рабби из всех вокруг, который там еще не был. И вот что: Дон Джакобсон, член правления, занимается туристским бизнесом. Держу пари, он может придумать какой-нибудь проект, какой-нибудь трехнедельный тур, где ваш муж будет гидом, и это не будет ему стоить ни цента. Я поговорю с ним.

Тем временем рабби вернулся в комнату.

– Ничего важного, – сказал он Мириам. И Дрекслеру:

– Это очень любезное предложение с вашей стороны – что-нибудь организовать, но мы собираемся не просто съездить, а пожить некоторое время в Иерусалиме.

– Вы имеете в виду именно в Иерусалиме? Вы не собираетесь путешествовать, чтобы посмотреть достопримечательности? И целых три месяца? Зачем?

Рабби коротко рассмеялся.

– Вряд ли мои доводы покажутся вам убедительными, мистер Дрекслер, но попробую объяснить. Песах – наш основной праздник. Мы празднуем его не просто со службой, но со сложным ритуалом, чтобы его урок, философия, на которой основана наша религия, запечатлелись в нашем сознании.

– О, вы все еще беспокоитесь из-за нашего решения не проводить общинный Седер? Видите ли, там были значительные финансовые…

– Нет, мистер Дрекслер, дело не в решении правления, – заверил его рабби. – Есть серьезные аргументы у обеих сторон, хотя, должен отметить, – это вопрос, относительно которого конгрегации обычно должны бы консультироваться с рабби. Нет, я собирался сказать, что ритуал заканчивается пожеланием: «В следующем году в Иерусалиме». В общем, я произносил это в конце каждого пасхального Седера, но в прошлом году это было для меня не пожелание, а обещание, религиозный обет, если хотите.

Дрекслер был поражен, и оставшиеся несколько минут вел себя тихо и почтительно. Но к приходу домой привычный цинизм взял верх, и когда жена спросила о результате визита, он ответил:

– Он говорит, что хочет поехать и пожить какое-то время в Иерусалиме; это у него вроде религиозного обета. Кому он пробует морочить голову? Он просто ленивый и хочет пофилонить. Скопил немного деньжат и решил потратить их.

– Получая жалованье…

– Нет.

– Вы не собираетесь платить ему? – Она была удивлена.

– Он берет отпуск. Тому, кто берет отпуск, жалованье не платят.

– Немножко некрасиво, а? Так решило правление, или это твоя идея, Марти?

– Слушай, Этель, это не мои деньги; это деньги конгрегации. Как казначей я обязан использовать их в ее интересах. Я не могу швырять деньги на ветер только потому, что он – рабби. К тому же, он сам это и предложил.

Она не отреагировала, как и в течение всего вечера, когда во время коммерческих телепередач он вставлял по ходу: «Некоторым, конечно, хорошо, если они могут уехать на три месяца, и их жены согласны с этой сумасшедшей идеей»; или: «Конечно, если он сам оплачивает проезд, у него нет перед нами никаких обязательств. Он, небось, прямо сейчас пишет в кучу конгрегаций, узнавая насчет работы».

Но позже, когда они лежали в постели и он уже засыпал, она сказала:

– Знаешь, Марти, это безумие, конечно, но в то же время и здорово.

– Ты о чем?

– Я имею в виду – бросить все, и просто уехать…

Глава IV

– Он просил три месяца отпуска, и они дали ему три месяца отпуска. – Харви Кантер перебросил одну ногу через ручку кресла, запустил руку в шапку седых волос и обратил синие навыкате глаза на своего шурина, Бена Горфинкля. – Так почему ты считаешь, что они подложили ему свинью?

Харви был женат на старшей из двух сестер и на добрых десяток лет старше Горфинкля – за пятьдесят. И он, и жена относились к младшим родственникам несколько покровительственно. «Таймс-Геральд» в Линне, где он был редактором, могла уместить в один абзац новости высочайшей государственной или международной важности, а введению в должность чиновников местного благотворительного общества посвятить две колонки. Он писал передовые статьи, отражавшие закоснелое консервативное республиканство владельцев газеты, но в частной жизни был левым радикалом, агностиком и вообще не проявлял должной почтительности ни к чему – особенно к связи его шурина с храмом в Барнардс-Кроссинге, которую он находил весьма забавной.

– Но без оплаты, а этот парень не мог накопить много денег.

– Ты, вроде, говорил, что рабби сам этого хотел.

– Я сказал, что Марти Дрекслер так нам это изложил.

– Думаешь, соврал? Он кто, банкир?

– Кредитная компания «Большие атлантические финансы». Нет, думаю, не мог он соврать, это обязательно всплывет. Но этот тип мог поставить рабби в такое положение, что тот просто вынужден был так сказать. Что-нибудь вроде: «Вы считаете, рабби, что вы уедете на три месяца, мы найдем вам замену, а вам тоже будем платить за ничегонеделание?» Что-нибудь в таком духе.

– Вообще-то рабби большой мальчик и должен уметь о себе позаботиться.

– По части денег и бизнеса он страшно наивен. Мог бы иметь пожизненный контракт и годовой отпуск. Правление пошло бы на это, если бы он настоял.

– Это ты предложил? – Харви посмотрел на шурина.

– Это то, что правление в прошлом году решило предложить ему. Но был конец срока, и мы решили, что вопрос о пожизненном контракте надо передать новому правлению. Мы, правда, надеялись, что оно не будет так уж сильно отличаться от остальных. Как обычно – что-то старенькое меняется на что-то новенькое, а в среднем почти одно и то же, из года в год. Но группа Рэймонда – Дрекслера составила полный список и победила.

– Как им это удалось?

– Во-первых, в середине прошлого года конгрегация почти раскололась. Было две группы – моя и Мейера Паффа. Мы, конечно, были в большинстве, с самых выборов. Но большинство было незначительное, а после неприятности, в которую попали наши дети, мы немного растерялись и вообще уже не хотели воевать за управление храмом. А многие просто разочаровались во всем этом деле. И мы почти не боролись.

Видя скептический взгляд шурина, Бен попробовал объяснить подробнее.

– Нам казалось, что это и не потребуется. В группе Рэймонда – Дрекслера одна молодежь – всем под тридцать пять, в храме они почти все новички, по два-три года, не больше, – и мы решили, что они немногого добьются. Но за последние годы этой самой молодежи в конгрегации стало очень много, и сейчас, думаю, их больше, чем нас, что постарше. Дети растут, люди нынче уходят на пенсию намного раньше… да много причин.

Не похоже было, что Харви уже поверил, и Бен продолжал.

– Храм основали Джейк Вассерман и Эл Беккер, люди пожилые. Они всегда соблюдали традицию, поэтому храм был так важен для них. Все, конечно, шло от Вассермана, он очень религиозен. Кроме того, когда храм только-только зарождался, нужны были люди с деньгами, я имею в виду с большими деньгами, как Вассерман и Беккер, потому что они могли время от времени оплатить счет за топливо или жалованье преподавателя из собственного кармана, когда казна пуста. Они брали расписки у администрации храма, но не думаю, будто они действительно ожидали, что храм будет когда-либо в состоянии возместить им расходы. Наверное, некоторые из них все еще не оплачены. Да, надо немало прожить, чтобы накопить столько.

– Это правда, – признал Харви.

– А затем, когда храм уже стоял на ногах, я имею в виду, когда мы столкнулись с настоящими расходами, к власти пришли люди вроде Морта Шварца. Они были помоложе, но все еще достаточно обеспеченные, потому что в те дни мы всегда проводили кампании по сбору средств, а ты не сможешь убедить кого-то сделать большое пожертвование или дать под залог, если не сделаешь этого сам.

Харви поднял бровь с подчеркнутым удивлением.

– Ну, уж у тебя-то нет таких денег. Или есть, Бен, и ты держишь это в секрете?

На это Горфинкль не отреагировал.

– И к тому времени, когда моя группа пришла к власти, – серьезно сказал он, – храм был полностью платежеспособен. Им нужен был только кто-то, кто мог квалифицированно вести дела, административный работник.

– А Рэймонд и Дрекслер? Они что, не администраторы?

Бен покачал головой.

– Нет, они другие. С одной стороны, они моложе. У всех есть или профессия, или собственное дело, и у всех – думаю – хорошо идут дела, но, конечно, все они еще только делают карьеру. И если ты адвокат, как Берт Рэймонд или Пол Гудман, полезно быть важной шишкой в такой организации, как храм. Ты на виду, многие иначе и не знали бы тебя. И бухгалтеру, вроде Стэнли Аграната, и врачам, и дантистам, – всем им это идет на пользу.

– Ты имеешь в виду, что они занимаются этим только для рекламы? – мягко поддразнил его Харви. – Не то, что все вы.

– Не совсем так, – сказал Бен, игнорируя шпильку в свой адрес, – это было бы несправедливо. Скажем, они об этом не забывают. Они достаточно в себе уверены и хотят делать дело. В городской политике они участвуют по той же самой причине.

– Хорошо, – сказал Харви уже серьезно, – так почему ты думаешь, будто они что-то имеют против рабби, хотят подложить ему свинью?

Горфинкль на минуту задумался.

– Трудно объяснить. Видишь ли, ему тридцать пять, как и им, но он не такой. Он не хочет ни больших денег, ни большой престижной кафедры. Он сделал кое-что довольно эффектное за то время, что он здесь, но никогда не стремился использовать это с целью рекламы – не из скромности, нет, а просто потому, что не считает это достойным внимания. Они, возможно, стерпели бы такое в человеке постарше, но в человеке их возраста… Понимаешь?

Харви кивнул.

– Думаю, да.

– Тут другое: он точно знает, что он думает, и не стесняется говорить это.

– Вы имеешь в виду, что он категоричен? Самоуверен? Упрям?

– Нет, хотя кое-кто, кажется, так и думает. – Бен холодно засмеялся. – И я так думал одно время.

– Я помню.

– Но тут нечто другое, – продолжал Бен. – Старый Джейк Вассерман однажды сказал о нем, что у него в голове что-то вроде радара, настроенного на еврейскую традицию. Когда конгрегация отклонялась в ту или иную сторону, он слышал сигнал и возвращал нас на правильный курс. Дети из младшей школы и из колледжей, вроде моего Стью, тянутся к нему. Стью объясняет это тем, что они точно знают, какие у них отношения. Насколько я понял, он не подыгрывает им и не говорит с ними свысока.

– Думаю, я уловил, в чем дело. Так что тебя волнует?

– Эти дети не голосуют.

– Ты боишься, что Дрекслер и компания вытеснят его? – Харви все пытался понять, к чему шурин клонит.

– Это, и… Ну, – Бен отвел взгляд, – я не хотел бы видеть его обиженным.

– И это все? – Харви засмеялся и поднялся в кресле. – Успокойся, Бен. Люди вроде Дрекслера не могут обидеть такого человека, как ваш рабби.

Глава V

Молодого выпускника семинарии даже не стали серьезно обсуждать. Почему он вообще решил приехать? Если на раввинов такой большой спрос, почему он хочет временную работу, когда мог бы получить постоянную?

– Он сказал, что хочет какое-то время осмотреться.

– А что, на постоянной работе он осмотреться не может? Если надумает куда-то уйти, его что там, силой будут держать? Хотите, скажу, почему он хочет эту работу? Потому, что не может найти никакой другой. Мы такого хотим? А его борода? Это все, что нам нужно, – бородатый рабби!

– И жена – обратили внимание? С этой идиотской тушью у нее глаза как у енота. И платье до пупика[13]13
  В оригинале: pupik.


[Закрыть]!

Рабби Гарри Шиндлер произвел совершенно другое впечатление. Ему было за сорок, он казался личностью обаятельной и в то же время волевой. Главное возражение состояло в том, что он несколько лет не работал раввином. Он объяснил это с обезоруживающей искренностью: «Я все объясню. После семинарии мне предложили работу – помогать рабби большой конгрегации в Огайо. Они сказали, что рабби через год-два собирается на пенсию, и я получу его место. Я был не просто помощником, заметьте, а носил звание заместителя раввина. Через полтора года рабби заболел, и до конца года я исполнял его обязанности. Подходит время заключать новый контракт, в правлении появляются новые люди и говорят, что им нужен человек постарше, но что я могу остаться в той же должности и за то же самое жалованье. Это действительно работа для одного человека, но меня пригласили потому, что их рабби был не очень здоров.

Мужчина в первую очередь должен заботиться о своей семье – у меня жена и дети – а жалованья помощника раввина было недостаточно. Но я хочу, чтобы вы четко понимали: здесь не было вины конгрегации. И не было вины правления. Просто недоразумение. Возможно, это моя ошибка, что все не было четко оговорено, но конгрегацию я не виню».

Настойчивое утверждение, что конгрегация не была виновата, произвело на комитет большое впечатление.

– И я пошел работать в торговлю, о чем нисколько не жалею. Мне иногда кажется, что семинария должна требовать, чтобы все ее выпускники год или два проходили обучение в бизнесе, чтобы они могли получить представление о том, чем живет их конгрегация, что ее интересует, что беспокоит, какие возникают проблемы. Я думаю, что большинство раввинов теряют связь с повседневной жизнью и, значит, связь с действительностью.

– Что вы имеете в виду, рабби?

– Пожалуйста, возьмем наши праздники. В основном они длятся два дня, и большинство раввинов беспокоит посещаемость именно в этот второй день. Так вот, поработав в бизнесе самостоятельно, я знаю, что иногда просто невозможно обеспечить себе второй выходной. И могу понять и посочувствовать прихожанину, занятому в большом бизнесе, который не может прийти в храм на другой день. У меня нет к нему никаких претензий. Даже если он, скажем, должностное лицо в храме.

Слушатели поощрительно закивали головами.

– Так вот, я решил, что раз Бог призвал меня служить Ему в области бизнеса, я хоть в доску расшибусь, но буду идти по этой стезе, пока не добьюсь успеха. Я много работал и, не скрою, не раз думал о возвращении к безопасному и святому труду раввина, но каждый раз понимал, что этим признаю свое поражение. А когда в компании я стал заместителем генерального директора северо-восточной части Огайо, то решил, что отслужил свой срок и даже больше, и могу теперь вернуться в раввинат без ощущения, будто делаю это из-за неудачи в бизнесе. И хочу сказать вам, джентльмены, что я мог бы зарабатывать намного больше, оставшись в национальной агрохимической корпорации, чем могу надеяться получать, будучи раввином. Но раввинство – моя настоящая работа. Я чувствую, что это мое призвание, и именно поэтому я заинтересован в этом месте.

– Но вы утратили связь, отстали…

– Совсем наоборот, когда я перестал выполнять обязанности рабби официально, я стал даже активнее. Я был президентом местного общества сионистов, фактически, помог его организовать. В течение трех лет я был вице-председателем общинного фонда. Все это написано в моем резюме. Я возглавлял экуменический комитет, чья деятельность направлена на улучшение отношений между евреями, католиками и протестантами. Я был в комитете посещений городской больницы. Три года руководил кружком по изучению Библии в «Киванис»[14]14
  Киванис – общественная организация в США и Канаде, объединяющая, в основном, представителей среднего класса – бизнесменов и членов их семей – и имеющая клубы по всей стране, особенно в небольших городках.


[Закрыть], занятия в котором проводились каждый второй четверг в течение всего года, зимой и летом.

Вы догадываетесь, джентльмены, кто больше всех выступал на занятиях этого кружка. И нет нужды говорить, что всякий раз, когда я уезжал из города, первыми в мою дорожную сумку попадали мои талес[15]15
  Талес (идиш), талит (иврит) – шелковая или шерстяная накидка, еврейское молитвенное облачение.


[Закрыть] и тфилин[16]16
  Тфилин (иврит), филактерии (греч.) – две коробочки из черной кожи с вложенными отрывками из Торы – Пятикнижия Моисея. Ремешками прикрепляются одна к левой руке (против сердца), другая – на лбу. Возлагаются перед началом утренней молитвы в будние дни.


[Закрыть], потому что, перестав работать раввином, я не перестал быть хорошим евреем.

Хотел бы я иметь столько пятицентовиков, сколько раз я вел молитвы в миньяне[17]17
  Миньян – кворум из десяти взрослых евреев, необходимый для совместной молитвы. Американские евреи часто употребляют это слово как синоним синагоги.


[Закрыть] какого-нибудь городка, и сколько раз меня просили произнести небольшую проповедь. В маленьких городах на северо-востоке Огайо я был известен как Путешествующий Рабби. И конечно, по природной склонности я все время продолжал научные занятия, – добавил он, чтобы охватить все стороны деятельности раввина.

Комитет был в восторге от рабби Шиндлера, но в процессе обсуждения трезвые рассуждения взяли верх. Не то, чтобы они сомневались в его способностях проповедника – их более чем удовлетворили присланные им магнитофонные записи проповедей, благодаря которым его, собственно, и пригласили. К его поведению во время интервью тоже нельзя было придраться. Он был прям, хладнокровен и искренен, как хороший продавец, который уверен в качестве своего товара и соответственно подготовил его подачу.

– Можно, конечно, обратиться в его конгрегацию…

– Не думаю, что мы много узнаем, прошло восемь лет, как он уехал. Вполне возможно, что и людей этих там уже нет.

– Тогда надо попробовать разузнать о нем в национальной агрохимической, – сказал Дрекслер.

– Черт побери, нельзя этого делать, Марти, – сказал Рэймонд. – Он все еще работает у них. Им может не понравиться, что он подыскивает другую работу. Ты же знаешь эти компании.

– Но нельзя брать его только по голословным утверждениям. Он мог сочинить всю эту историю, – настаивал Дрекслер.

– Мы знаем, что он раввин, семинария это подтвердила. Так? Мы знаем, что он может проповедовать, потому что его проповеди есть в записи. И все согласны, что он нам подходит.

– И все-таки что-то тут не так, – сказал Арнольд Букспан. – Эти записи сделаны прямо в синагоге. Правильно? А с какой стати?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, зачем раввину нужны записи своих проповедей?

– Многие раввины хотят их иметь.

– Да, но тогда сначала они их пишут на бумаге. Это я к тому, что если он уже тогда делал эти записи, то значит, уже тогда искал работу и собирался посылать их в конгрегации, где есть место.

– Ты попал в точку, Арнольд.

– Да, но он мог начать поиски работы в самом конце, – сказал Барри Мейснер, страховой агент, – и по-моему, это нормально. Скажу честно, я в восторге от этого парня. На его месте я действовал бы точно так же. У меня были ситуации, когда намечалась сделка, и все срывалось из-за какого-нибудь недоразумения, в котором на самом деле не было ничьей вины, и мне приходилось заново продумывать все дело и идти другим путем. Со всеми такое бывало. Мы подходили с другой стороны, и часто выходило даже лучше, чем по первоначальному плану. Так что я могу представить себя в его роли. Если бы я готовился к этой встрече, я бы все так и спланировал.

– Это-то меня и выводит меня из себя, – настаивал Букспан. – Если бы я собирался продать пару дюжин дождевиков какой-нибудь большой компании, куда меня до того не звали, я бы действовал именно так. Так же ловко, как этот парень.

– Ну и?

– И в этом проблема: он точно такой же, как и мы.

– То есть мы вернулись к тому, с чего начинали. Все это требует времени, а у нас его не так уж и много, – заметил Рэймонд. Надежные ребята, соль земли, но иногда так трудно заставить их принять решение, особенно когда он пытался достичь полного согласия. Он чувствовал, что голосование, когда одна группа побеждает другую, только испортит отношения.

– Да, но мы не можем взять первого попавшегося, – сказал Букспан.

– А почему нет? Всего-то на три месяца.

– Или намного дольше, если рабби решит не возвращаться.

Джеф Винер заговорил, несколько смущаясь. Он совсем недавно основал в этом регионе собственное дело, «Винер Электроникс». Берт Рэймонд проделал для него необходимую юридическую работу и заставил присоединиться к управлению храмом.

– Послушайте, ребята, я тут у вас недавно, и не думайте, что не ценю ваше приглашение работать в этом комитете. Но вот что мне кажется, если вы, конечно, не возражаете, что новичок, так сказать, такое говорит: у нас к этому неправильный подход. Я имею в виду, что мы ищем не того парня. Мы приглашаем молодого, и оказывается, что с ним что-то не так, непонятно, почему он хочет временную работу, даже не зная, надолго ли это. Сорокалетний должен бы уже иметь постоянную работу и не оставил бы ее ради временной, если бы у него там было все в порядке. Так вот, я считаю, что мы должны искать человека постарше.

Рабби храма, в который я ходил в Коннектикуте, откуда я родом – он, кстати, женил меня, – только что ушел на пенсию, проработав в нем тридцать лет. Они сделали его чем-то вроде почетного рабби. И не подумайте, что рабби Дойч – какой-то старикашка с палочкой. Ему шестьдесят пять, но в гольфе мне давали большую фору.

– У него акцент или что-нибудь в этом роде? Я имею в виду, он говорит на хорошем английском, или он один из ветеранов? – спросил Дрекслер.

– Говорит ли он на хорошем английском? Хотел бы я говорить так, как он. Он родился здесь, его отец тоже, и даже, думаю, его дедушка, хотя, возможно, он приехал сюда ребенком. Он в родстве с Нью-Йоркским семейством Дойчей, знаете, банкирами.

– Тогда почему он стал раввином? Почему не занялся банковским делом? – вопрос задал Дрекслер, но возник он у большинства.

– Это надо принимать как факт: есть такие люди. Они что-то вроде крестоносцев, несут веру…

– А ребицин?

«О» – показал Винер в знак полного одобрения. – Поверьте мне, ребицин – высший класс, она закончила Уэлсли или, может быть, Вассар или Брин Мор – во всяком случае, один из лучших женских колледжей. Кстати, если хотите знать, она урожденная Стедман.

– А что такое Стедман?

– Дэн Стедман. Вы что, никогда о нем не слышали?

– Ты имеешь в виду этого комментатора на телевидении?

– Именно. Это ее брат.

– Ну что ж, пока все звучит неплохо, – сказал Рэймонд. – Не мог бы ты ему позвонить и договориться, чтобы он приехал, а мы бы на него посмотрели и послушали, или чтобы он провел вечернюю службу в пятницу?

– Ого! – покачал головой Винер. – Такого человека, как рабби Дойч, не приглашают на смотрины. Если вы, ребята, заинтересованы, я мог бы прощупать почву. И если это заинтересует его, мы поедем посмотреть на него и поговорить с ним.