Текст книги "В понедельник рабби сбежал"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава XXXVIII

Адуми никогда не вызвал к себе Иш-Кошера, нет, он просто звонил инспектору из своего пыльного маленького кабинета на третьем этаже.

– Хаим? Это Авнер. Ты занят?

И даже если важнее чтения газеты ничего не было, Иш-Кошер отвечал:

– Сейчас да, Авнер, но минут через пять-десять…

– Я хотел бы повидаться ненадолго. Мне спуститься?

– Пожалуй, лучше я поднимусь. Меньше вероятности, что помешают. Приду, как только смогу.

Потом он тянул время, пока не решал, что пора, и только тогда, прихватив портфель, не спеша, но целеустремленно, как и подобает инспектору, шел по коридору, затем по лестнице до перехода в соседнее здание, еще по одному длинному коридору и еще через один пролет лестницы. Там он останавливался, делал несколько глубоких вдохов, приводя себя в норму, и уже небрежно шел по короткому коридору к кабинету Адуми.

Он сел, поставив портфель на пол между ног.

– Надеюсь, госпоже Адуми лучше.

Адуми покрутил ладонью.

– По-разному. Доктор Бен Ами хочет, чтобы она опять легла в «Хадассу» на обследование и еще какие-то анализы. Он уезжает на месяц с лишним и хочет положить ее до отъезда.

– Месяц отпуска? Эти доктора хорошо устраиваются.

– Он летит на какой-то медицинский съезд в Женеву. Потом на другой, в Вальпараисо. Им же достаточно послать заявку – и они уже официальные участники. А потом вычитают это из подоходного налога. И он объедет вокруг света, потому что из Вальпараисо можно лететь что на запад, что на восток. А нам с тобой, считай, повезло, если мы сможем урвать неделю для поездки в Эйлат. Но Бен Ами хороший парень, я не завидую ему.

Он смахнул в сторону папку, словно приглашая Иш-Кошера представить имеющиеся бумаги.

– Ладно, у тебя что-нибудь есть?

Иш-Кошер вытащил папку из портфеля.

– Только всякая обычная ерунда об отце мальчика. Вплоть до недавнего времени он был зарубежным корреспондентом одной из американских телекомпаний. Ты должен помнить, он был их корреспондентом по Ближнему Востоку и находился здесь до и во время Шестидневной войны. Довольно хорошо владеет ивритом. Сейчас живет в «Кинг Дэвид» и, похоже, ничем особенно не занят. Говорят, что он пишет книгу об израильском общественном мнении. Заводит с кем-нибудь беседу и записывает на пленку. У него скрытый магнитофон и петличный микрофон. По словам горничной, у него в комнате куча пленок, все аккуратно подписаны.

– Она твой человек?

– М-гм.

– Тогда организуй копии пленок.

– Хорошо. Да, вот кое-что интересное: одна из лент подписана «Мимавет».

Адуми пожал плечами.

– Если сын не врет насчет покупки машины, что подтвердил тот малый, раввин, – тогда, скорее всего, это просто запись встречи. – Он посмотрел в окно и пробормотал: – Ходит везде и записывает разговоры, а? Хорошее прикрытие, если подумать. Он говорит с кем угодно и заявляет, что записывал это для своей книги.

– Думаешь, агент? ЦРУ?

– Как и все эти американские корреспонденты, – сухо сказал Адуми. – Если они и не платные агенты ЦРУ, по крайней мере, обмениваются с ним информацией. Что-нибудь еще о нем?

Иш-Кошер покачал головой.

– Не считая того, что он уехал на пару дней в Тель-Авив. Он позвонил оттуда в отель спросить, были ли для него какие-нибудь звонки, и сказал, что проведет пару дней в «Шератоне».

– В «Шератоне»? Это интересно.

– Что тут интересного?

– Только то, что именно туда он поехал, прилетев в Израиль. Вместо того, чтобы ехать прямо в Иерусалим, он отправился в Тель-Авив и остановился в «Шератоне».

– Вы следили за ним?

Адуми едва заметно нехорошо улыбнулся.

– Мы следили не за ним. Там была румынская балерина, прима-балерина румынского балета, выступавшего в Тель-Авиве, Ольга Рипеску. Она русский агент. Мы следили за ней. Когда Стедман зарегистрировался, она почти сразу заметила его, и они общались какое-то время. Что ты об этом думаешь?

– Они могли быть когда-то знакомы. В конце концов, эти иностранные корреспонденты ездят повсюду.

– Это так, но все равно интересно. А ты узнал что-нибудь об этом раввине?

– Только то, что сказал тебе сразу после допроса. Он кажется достаточно безобидным. Ничем не занят, просто гуляет по городу, иногда со Стедманом, иногда по утрам ходит в синагогу…

– И просто случайно живет в доме 5 по Виктори-стрит, в том доме, дорогу к которому кто-то спрашивал у парней из гражданской обороны в тот вечер, когда на соседней улице взорвалась бомба, – сухо сказал Адуми.

– Это может быть чистым совпадением и ничего не доказывает.

– О-ох, Хаим, ты – полицейский. Ты всегда рассуждаешь на языке доказательств, того, что прокурор сможет представить в суде, – цепь свидетельств, ведущих к определенному выводу. Но в разведке мы заняты безопасностью государства и не можем позволить себе роскошь абсолютного доказательства. Мы ищем канву, или какую-то странность, или – еще лучше – канву странностей. – Он постучал по столу коротким указательным пальцем.

– Что ты называешь странностью в данном случае?

– Тут их полно, Хаим. Возьми любого из тех, кто нас интересует. Каждый из них ведет себя не совсем нормально. Начнем со Стедмана. Он прибывает в Израиль и вместо того, чтобы ехать прямо в Иерусалим, где живет его сын, едет на пару дней в Тель-Авив.

– Но у него там друзья…

– Можно объяснить и так, конечно, но все же это немного странно, потому что сына он давно не видел и всегда мог съездить в Тель-Авив позже. Странно даже то, что сын не встретил его в аэропорту. Но вдобавок ко всему, одна из первых, с кем он встречается в Тель-Авиве, – Рипеску, известный агент. Опять странно. Но на этом дело не заканчивается. Он приезжает в Иерусалим и занимается странным делом, которое может служить прикрытием. Оно позволяет ему запросто, и с виду совершенно невинно, говорить с кем угодно. Никаких встреч в особых местах, никаких замечаний шепотом, проходя мимо, все открыто и честно. Если мы прямо спросим, почему он говорил с кем-то, за кем мы ведем наблюдение, он просто скажет, что это его обычный метод сбора материалов.

– Но послушай, информация, записанная на пленку служит доказательством…

– Брось, Хаим, не надо считать его таким простачком. Если это опасная информация, он просто сотрет запись. Останови его на улице один из наших людей, и он может стереть ее прямо на месте, держа одну руку в кармане, пока его держат за другую. Поверь, эта идея с книгой, основанной на уличных беседах, дает прекрасные возможности. Кстати, Хаим, тебе не приходило в голову, что это он мог спрашивать, как пройти на Виктори-стрит, 5, – правда, это только добавило бы нам странностей?

– Это возможно, мы можем проверить. Свозим дружинника в «Кинг Дэвид». – Иш-Кошеру явно понравилась перспектива определенного задания.

– Стоит попробовать. Пошли дальше. В следующий раз мы натыкаемся на него в связи с Мимаветом. Вечером того самого дня, когда он идет к нему, в квартире Мимавета происходит взрыв. Чертовски странно.

– Совпадение, конечно, интересное, особенно, если это он обращался к дружиннику, – оно связывает его с обоими взрывами.

Адуми продолжал.

– И вот тебе самая интересная странность. Он отец Роя Стедмана, который не только во время взрыва у Мимавета был рядом, но еще и дружит с Абдулом Эль-Халди, которым мы давно интересуемся.

– Вы хоть раз его допрашивали?

Адуми покачал головой.

– Нет, он же из интеллектуалов. Мы обращаемся с этими арабскими интеллектуалами осторожно, особенно, если они студенты университета. Это политика правительства, и насколько возможно, мы ее придерживаемся. Так, продолжаем. Я уже назвал странным, что Рой не встретил самолет отца. И странно, зачем это еврейскому мальчику так уж сильно дружить с арабами. Но возьми обоих вместе, отца и сына, и ты найдешь еще одну странность. Мы забираем паспорт мальчика, и вместо нормальной реакции – заявить в консульство – они сидят и ждут, пока его не пришлют по почте. Ладно, мальчик ничего лучшего придумать не может, но отец, конечно, мог бы. А дальше у нас есть раввин…

– Его ты тоже подозреваешь?

– Он живет через одну улицу от той, где произошел первый взрыв, и произошел он в ту же ночь, когда раввин прибыл в город. Совпадение? Хорошо. Но кто-то, кто мог подложить эту бомбу, спрашивал о доме, где живет наш раввин. Совпадение? Возможно. Наконец, он подружился со Стедманами и идет с ними покупать машину у человека, в ту же ночь убитого взрывом бомбы. И это в шабат; раввины ходят на деловые встречи в шабат? Совпадение? Вполне может быть, но как по мне, это напоминает канву.

– И все-таки…

– Это цепь, Хаим, ты что, не видишь? – Он поднял большую руку, отмечая звенья на коротких пальцах. – Рипеску, известный агент, старший Стедман, младший Стедман, Абдул – араб, которого мы подозреваем. И рабби Смолл где-то посередке как одно из звеньев.

– Это интересно, – согласился Иш-Кошер, – и странно, и действительно похоже, что там есть какая-то канва, но там нет ничего, чтобы я мог начать что-то делать. – Он выглядел разочарованным.

И снова Адуми нехорошо улыбнулся.

– Ты не можешь, а я могу.

– Ты хочешь сказать, что пойдешь напролом и…

Адуми с сожалением покачал головой.

– Пока нет. Мне действительно не хватает данных. Но если вокруг Виктори-стрит крутился действительно Стедман, это могло бы помочь. И записка, которую молодой Стедман оставил в почтовом ящике Мимавета.

– А она чем?

– Помнишь, что в ней? «Я вернулся, как обещал». Это могло означать то, что есть, не больше, но могло и еще что-нибудь.

– Например?

– Предположим, – сказал Адуми, – что у него уже были какие-то дела с Мимаветом, возможно, не без проблем, и он говорит: «Смотри, я не забываю об этом. Я вернусь!»

– Но ты же был уверен, что Мимавета убили террористы и просто случайно, не имея ничего против него лично.

– Правильно, но в свете того, что мы знаем теперь, этот Мимавет мог быть убит потому, что кто-то хотел его убить. И может, стоит немного тщательнее проверить его деловые записи, как можно более ранние, и, пожалуй, допросить людей в мастерской.

– Я выясню, что смогу сделать, – важно сказал Иш-Кошер.

– Это даст нам повод, понимаешь?

– Понимаю. Это как раз то, что тебе надо?

– Есть еще куча вопросов к моим собственным людям. В этой сумасшедшей работе никогда не знаешь, с чем столкнешься. Все эти люди могли быть чьими-то агентами и все же каким-то невероятным образом работать на нас тоже. Я должен все проверить.

– Понимаю, – сочувственно кивнул Иш-Кошер.

Некоторое время оба молчали, и Иш-Кошер не мог понять, кончен ли разговор.

– Это все, Авнер? Или у тебя есть что-то еще?

– Есть кое-что. Мне сообщили, что американцы сочтут одолжением, если мы не станем мешать Стедманам покинуть страну. Для этого Стедман и поехал в Тель-Авив – устроить, чтобы об этом одолжении попросили.

Иш-Кошер удивился.

– Ты хочешь сказать, что он поехал с протестом в посольство?

– О, нет, не с протестом. Это слишком сильно. Он поговорил с кем-то, кто передал словечко одному из наших людей…

– Я хочу разобраться, Авнер, – осторожно начал инспектор. – Ты хочешь сказать, что если мы найдем доказательство того, что Рой Стедман убил Мимавета, американцы захотят, чтобы мы отказались от обвинения против него?

– Нет. Если у нас будут доказательства, что он нарушил закон, им и в голову не придет пытаться просить для него снисхождения. Это только в том случае, если все, что у нас есть, это канва, которая в итоге может привести к доказательству, но сейчас это канва и только, понимаешь?

– И что ты собираешься делать?

– Твои люди могли бы что-нибудь придумать, но на это, скорее всего, понадобится время. И мы не можем просто продолжать держать этих людей про запас. А ситуация тупиковая. Вот если бы они начали действовать…

– А если не начнут? Я просто отсылаю паспорт Стедмана назад – извините, мол, за временные неудобства?

– Вот я и думаю, может, слегка подтолкнуть их?

– Что ты имеешь в виду?

– Дернем за один из концов цепочки, это может вызвать реакцию. Рипеску уехала, она отпадает. А вот Абдул… В их группе есть девушка по имени Лейла М’зсоуми. Что, если твои люди арестуют ее…

Глава XXXIX

Рабби Хьюго Дойч стоял у плиты в пижаме и махровом халате, наливая себе вторую чашку кофе. Бетти, все еще в ночной рубашке и халате, забеспокоилась

– Может, ты оденешься, дорогой? Ты опоздаешь на заседание правления.

– Я не пойду. Сегодня меня попросили не приходить. Думаю, они собираются обсуждать вопрос о моем пребывании здесь. Поэтому я решил взять выходной, миньян тоже пропущу.

– Тогда давай попьем кофе на веранде. Похоже, на улице тепло и приятно. Вдохни этот воздух! – Она открыла дверь на веранду и остановилась на пороге с чашкой в руке.

– Это утренний бриз. Мы дышим океаном. Весна в Новой Англии, Хьюго, – прежде я никогда не получала такого удовольствия.

– Да уж, Дарлингтон – фабричный город, и весенний ветер обычно приносил запах дыма и серы – помнишь?

– М-м. Я так рада, Хьюго, что мы остаемся. Я боялась, что ты будешь чересчур уж… щепетильным.

– Одну минуту, Бетти. – Он принес свою чашку и сел в кресло рядом с ней. – Я не изменил своего мнения. Я только сказал, что хотел бы остаться, если рабби Смолл решит не возвращаться.

– Но ты сказал…

– О сегодняшнем заседании? Там должны решить, хотят ли они меня, – если не вернется рабби Смолл.

– То есть Дрекслер сказал тебе, что они хотят Смолла, а ты просто их запасной вариант?

Он отхлебнул кофе.

– Нет, у меня такое впечатление, что если бы мы были на равных, их первым вариантом был бы я. Но это все-таки его место.

– Это их мнение, Хьюго, или твое?

– Это мое мнение, – упрямо сказал он. – Я не отнимаю работу у человека.

Бетти прикусила губу, с трудом сдерживая слова, которые рвались наружу. Она знала, как он реагирует на возражения, когда упрямится, и улыбнулась.

– Здесь легко работается, правда?

– Настоящие каникулы. Я все время думаю об этом – почему здесь настолько лучше, чем в Дарлингтоне? Пожалуй, в немалой степени из-за денег. Материально раввин зависит от конгрегации, от правления, если уж совсем точно, и подсознательно они не могут избавиться от чувства, что он наемный служащий. Поскольку платят они, это дает им преимущество, и вполне в человеческой природе иногда воспользоваться им. Но они знают, что я на пенсии и не нуждаюсь в их жаловании. И это ставит меня на другой уровень.

– О, не думаю, что дело только в этом. По-моему, они более… более респектабельны, чем конгрегация в Дарлингтоне.

Он покачал головой.

– Нет, тут я с тобой не согласен. Может быть, они чуть состоятельнее, но это новые деньги, которые они заработали за последние десять-двенадцать лет. Многие замечательные дома, в которых мы бывали, полностью заложены. И если честно, время от времени я замечаю в них подленькие штучки, чего в Дарлингтоне не было. Например, рабби Смолл, не получающий жалованье.

– Да, но ты говорил, что это был его собственный выбор.

Рабби Дойч кивнул.

– Они так сказали. Но ты знаешь, как это бывает. Человека загоняют в угол, и у него практически нет никакой альтернативы. Прилично было бы вообще не упоминать об этом, а просто продолжать посылать ему чеки.

– Тебя это волнует? Поэтому ты не решаешься на эту работу?

– В отношении меня можно не волноваться. Я просто думал о бедном Смолле. Что касается меня, я в некоторой степени просто использую ситуацию, хотя с моей стороны это, пожалуй, немного нечестно. Понимаешь, здесь у меня преимущество, я не нуждаюсь в них. Нам хватает на жизнь, я не забочусь о продолжительной карьере. Если я останусь здесь, сколько это продлится, три года? Пять? Максимум – семь. Ты же видела, за все время здесь у меня не было ни споров, ни конфликтов вроде тех, которые в Дарлингтоне возникали, кажется, каждую вторую неделю. Они знают, что если уж я высказал свою точку зрения, то намерен придерживаться ее. – Он самодовольно улыбнулся.

– Не так уж часто ты и высказывал здесь свою точку зрения.

– Тоже правда. Здесь работа временная, я не чувствую потребности немедленно решать любой вопрос, как это было в Дарлингтоне. Там из-за любой мелочи я должен был искать выход не потому, что она была важна сама по себе, а потому что боялся последствий. Здесь я не беспокоюсь. Я чувствую в себе достаточно силы, чтобы справиться и с серьезным конфликтом. Помнишь мистера Слонимски в Дарлингтоне?

Миссис Дойч рассмеялась.

– Эйб Кохен был в больнице целую неделю, рабби, а вы не сходили его навестить.

– Он еще вел учет случаев, когда я пропустил миньян, – усмехнулся рабби.

Теперь, когда он был в хорошем настроении, она снова осторожно попробовала:

– А тебе не приходило в голову, что для меня это тоже приятная перемена, Хьюго?

– Что ты имеешь в виду, моя дорогая?

– В роли ребицин я должна была быть осторожна и осмотрительна. Мое поведение могло повлиять на твою работу. Я должна была приспосабливать свои отношения к политике в синагоге. Арлин Рудман звонила мне практически каждое утро и каждый раз болтала со мной по часу, а я слушала и никогда не прерывала ее, потому что ее богатый муж был в конгрегации одним из твоих самых сильных покровителей.

– Но ты продолжала болтать с ней и после моего ухода на пенсию.

– Только потому, что трудно менять сложившиеся привычки. – Она посмотрела вдаль. – Всякий раз, когда они приходили к нам в гости, у меня было ощущение, что она проводит инспекцию помещения.

– Вот как! Я думал, она тебе нравится.

– На самом деле она мне никогда не нравилась, Хьюго. Я просто привыкла к ней. И когда ты ушел на пенсию, ничего не изменилось. Отношение женщин конгрегации ко мне и мое отношение к ним складывались в течение тридцати лет. Их нельзя изменить одним махом. У меня никогда не было настоящих друзей; подруги, которых выбираешь в зависимости от веса их мужей в конгрегации, немного стоят.

– Но когда я ушел на пенсию…

– Стало только хуже. Я перестала быть официальной ребицин, и меня можно было не принимать во внимание. У меня не было ни детей, ни внуков, чтобы ходить к ним в гости и заниматься ими. В нашем доме никогда не было молодых людей, кроме Роя. И видели мы его только тогда, когда Лаура отправляла его к нам, чтобы самой немного отдохнуть. Но я всегда чувствовала, что он мешает тебе. Я думаю, он тоже чувствовал это, бедный мальчик.

Казалось, она готова расплакаться.

– Поверь мне, Бетти, я люблю мальчика. Что касается Дарлингтона, я понятия не имел – но… но мы и не должны возвращаться в Дарлингтон, когда я закончу работу. Теперь мы можем жить где угодно, знакомиться с новыми людьми и заводить новых друзей. Можем снять квартиру в Бостоне или Кембридже, где я смогу работать в библиотеке…

– Это бесполезно, Хьюго. Наука не в твоем вкусе. Если бы она тебя действительно интересовала, ты бы уже давно нашел возможность для занятий. Копание в пыльных книгах не твоя сильная сторона. Ты должен иметь дело с людьми. В этом ты хорош. Я знаю, ты будешь притворяться и каждое утро торопиться в библиотеку с портфелем, полным тетрадей и ручек, но в первый же ненастный день ты останешься дома, ритм нарушится, и ты будешь оставаться дома все чаще и чаще, пока, наконец, окончательно не перестанешь притворяться и станешь просто ходить за мной из комнаты в комнату, пока я занимаюсь работой по дому, – два старика, которым нечего сказать друг другу и которые путаются друг у друга под ногами.

Он не ответил сразу, и между ними повисло длительное молчание. Наконец он сказал:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Согласись на эту работу, если тебе предложат. Оставь этические вопросы им. Это их дело.

Глава XL

Иш-Кошер говорил с Адуми утром, а к полудню один из его сержантов ехал в Тель-Авив, и на пассажирском месте рядом с ним сидел Шмуэль из гражданской обороны.

Шмуэль был уже не так уверен, как во время допроса.

– Понимаешь, это было поздно вечером, в темноте. И с тех пор я видел много людей. Как я могу быть уверен, что именно этот человек, а не кто-то другой, обратился ко мне в тот вечер?

– Бывает так, что описать человека ты не способен, но если хоть раз видел его, то находишь что-то знакомое…

– А если нет?

Сержант был терпелив.

– Я все объяснил. Ты подходишь к нему и здороваешься. Если он ответит на приветствие, что вполне возможно, – отвечает почти любой, независимо от того, знает он тебя или нет, – тогда ты говоришь: «Вы легко нашли этот дом на Виктори-стрит?» Если это тот человек, он скажет: «О, да, без проблем» или что-нибудь вроде этого. Если спросит, что ты делаешь в Тель-Авиве, скажешь, что приехал по делу или что у тебя встреча с другом – что угодно.

– А если он скажет: «О чем это вы?»

– Значит, ты славно прокатился в Тель-Авив и обратно и немного оттянулся.

Другой сержант расспрашивал пожилого бородатого механика в автомастерской, где у Мимавета был стол.

Механик в отчаянии посмотрел на стенные часы, а затем на машину, владелец которой скоро должен был появиться.

– Я шесть раз говорил с вашими людьми. Я не имел никакого отношения к этим делам и ничего о них не знаю.

– Знаю, знаю, – успокаивающе сказал сержант. – Но если у человека был здесь рабочий стол, он должен был иногда говорить с тобой о своих клиентах. Он не мог быть настолько занят, чтобы целый день сидеть за столом. Наверняка крутился около, когда делать было нечего.

– Конечно, но…

– И разговаривал, так?

– Конечно. Молчаливым он не был.

– Так о чем говорит бизнесмен? О какой-нибудь сделке, которую упустил, об удачной сделке, которую провернул, о клиенте, с которым были проблемы. А они у него наверняка были. Всем не угодишь.

– Конечно, когда занимаешься сделками…

– Так подумай и постарайся вспомнить – это все, чего я от тебя хочу.

Механик ухватился за предложение.

– Хорошо, я подумаю и постараюсь вспомнить. Зайди как-нибудь на следующей неделе, и я расскажу все, что вспомню.

– Нет-нет, прямо сейчас. Послушай, когда ты работаешь, тебе видна передняя часть мастерской, где стоит стол. Правильно?

– Когда я работаю, я работаю. Я занят своим делом…

– Конечно, но глаза-то ты поднимаешь время от времени. Хотя бы для того, чтобы инструмент поменять. И не можешь не видеть, кто сидит за столом.

– Хорошо, я вижу, что кто-то сидит у стола…

– И если они спорят, ты слушаешь, иначе не бывает, так уж человек устроен. Не говори, что ни разу не слышал, как Мимавет спорит с клиентом.

– А кто говорит? Конечно, слышал.

– И слышал, как клиент выходит из себя и вылетает, хлопнув дверью…

– Послушай, парень, при сделках клиенты часто хлопают дверью, но потом обычно возвращаются. Если бы ты занимался бизнесом, ты бы это знал.

– Конечно, – вежливо сказал сержант, – и держу пари, что много раз Мимавет рассказывал тебе об этом, вы посмеивались, а ты успокаивал его: «Не волнуйся, он вернется».

– Почему нет? Когда два человека работают рядом, они поддерживают друг друга, если только они не конкуренты.

– Правильно. А теперь скажи, не помнишь ли ты, чтобы кто-то настолько разозлился, что обещал отомстить? Я имею в виду молодого человека, иностранца, американца…

Ранним вечером Рой и Абдул прогуливались по улице после обеда. Возле дома Роя навстречу им из тени выступила фигура. Это был Махмуд.

Рой поздоровался, и Махмуд приветливо улыбнулся. Потом быстро заговорил по-арабски.

– Я знал, что вы придете сюда. Я искал тебя. Они взяли Лейлу.

– Это плохо, Махмуд. Думаешь, она заговорит?

Махмуд пожал плечами.

– Если бы мы были хозяевами положения и взяли бы их девочку, у меня бы она заговорила.

– Ты прав. Что ты собираешься делать?

– У меня есть место в Старом Городе. А тебе советую уехать на север.

– Да, похоже, это лучше всего. Мне понадобится машина.

– Я могу пригнать ее сюда через полчаса.

– Хорошо. И мы сразу едем.

– Мы? Ты имеешь в виду американца?

– Правильно. Я попробую взять его с собой. Для страховки.

Когда они поднимались по лестнице, Рой спросил:

– О чем вы там говорили?

– Мой дядя выдает замуж дочь. Там большой праздник, на несколько дней, и нас с Махмудом пригласили.

– Вы едете?

– Махмуд не может бросить работу. Правда, он даст мне свою машину, но это длинная дорога. Дядя живет в Галилее. Страшно не хочется в одиночку сидеть ночью за рулем три часа.

– Так езжай завтра утром…

Абдул покачал головой.

– Ты не понимаешь. Собирается вся семья, и если не приехать сегодня вечером, лучшие комнаты и кровати будут заняты. Нет, если ехать, то только сегодня.

– Вот как… послушай, Махмуд говорил что-то про меня? По-моему, я уловил слово «американец».

– Да, было кое-что еще, он говорил о тебе. – Абдул подобрался, как для прыжка. – Он видел, как полицейские звонили в твою дверь.

– Звонили в дверь? Черт возьми, наверное, приносили паспорт.

Абдул покачал головой.

– Их было двое. Чтобы принести паспорт, двое не нужны. Он слышал, как один говорил, что они вернутся утром.

– И что мне делать, по-твоему?

Абдул задумался.

– Пожалуй, если бы ты убрался отсюда ненадолго, пока твой отец улаживает дела в Тель-Авиве, это было бы… – он ткнул его в бок. – У меня идея, поехали со мной.

– Ты имеешь в виду – на свадьбу?

– Почему бы нет? Пир горой, танцы, девушки, – сказал он, широко улыбаясь, – много девушек.

– Но меня не приглашали.

Абдул засмеялся.

– А я приглашаю. Я представлю тебя дяде как своего друга, и ты будешь его самым почетным гостем. У тебя будет возможность увидеть арабское гостеприимство.

– Ты это серьезно? Ты берешь меня с собой?

– Конечно. Ты мой друг. – Тут ему в голову пришла мысль. – Твой отец в Тель-Авиве. Позвони в «Кинг Дэвид» и оставь для него сообщение, что на несколько дней уезжаешь в гости к друзьям, чтобы он не волновался, если не найдет тебя, когда вернется.