Текст книги "В понедельник рабби сбежал"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава XXVIII

Доктор Бен Ами, крупный, коренастый и неуклюжий человек, остановил свой «фольксваген» у насыпи, одним плавным движением, рожденным долгой практикой, выбрался из-за руля вместе с большой врачебной сумкой и тут только увидел, что в квартире Адуми темно. Он остановился на минуту и прошел несколько шагов вперед на площадку между домами 2 и 4 по Коль Тов-стрит, где Авнер Адуми обычно ставил машину. Ее там не было. Он был абсолютно уверен, что его пациентка, Сара Адуми, дома. Наверное, задремала засветло, а муж еще не вернулся.

Он мог позвонить в дверь и разбудить ее. В конце концов, его ждали, может, она и не спит, а просто отдыхает. Но осматривать ее в отсутствие мужа не хотелось. Было почти семь, через несколько минут наверняка появится Авнер. Лучше подождать.

Тут он вспомнил о другом больном, некоем Мимавете, живущем через улицу, в доме 1 по Мазл Тов-стрит. Пациент новый, судя по звонку, у него скорее всего катар верхних дыхательных путей. Аспирин, покой, может быть, микстура от кашля, чтобы смягчить раздражение в горле. У него уйдет на это десять-пятнадцать минут, а к этому времени Адуми будет дома. Ему нравилось заканчивать день у Адуми. Можно не спешить, выпить чашку чая и посидеть за дружеской беседой, прежде чем идти домой.

Чтобы не разворачиваться на узкой, грязной улице, он пошел пешком между насыпью и домами. Было темно, и он включил фонарик.

На полпути он остановился, минуту стоял, как вкопанный, потом вернулся. В вестибюле был телефон-автомат, и он набрал номер кабинета Адуми.

– Авнер?.. Это Бен Ами… Я в вашем доме, то есть, в вестибюле… Нет, Сару пока не видел. В доме темно, и я решил, что она задремала… Нет, подожду, пока ты не вернешься. Но я должен сообщить тебе кое-что важное… Нет, лучше не по телефону. Когда ты будешь? Через полчаса? Хорошо… Нет, все в порядке, у меня еще один пациент в следующем квартале. Я сначала зайду к нему.

На углу Шалом-авеню и Мазл Тов-стрит Рой Стедман остановился и посмотрел на часы. Почти семь.

Вечер был облачным, туманным, начал накрапывать дождь. Он поднял воротник куртки и пошел к дому Мимавета. Машины не было. Ни новой, ни подержанной, – вообще ни одной машины на всей улице. До семи оставалось еще несколько минут.

В четверть восьмого машины тоже не было, и он понял, что никто уже не придет.

Он перешел улицу и собирался позвонить, когда из дома вышел человек и тщательно закрыл за собой дверь. Он с удивлением посмотрел на Роя.

Рой увидел черную сумку.

– О, вы, наверное, доктор. Я к мистеру Мимавету.

– Да, я его врач. Мистер Мимавет нездоров. Он в постели, и я не хочу, чтобы его беспокоили. Имейте в виду, я только что уложил его в постель и сделал укол. Чтобы открыть, ему придется вставать.

– А, ну да, в таком случае… пожалуй… я зайду завтра утром.

– Да.

– Так я пошел, пожалуй. Э-э – спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Рой пошел по улице. Он оглянулся и увидел, что доктор стоит и наблюдает за ним. Пройдя половину улицы, он снова оглянулся; на этот раз доктора не было. Рой остановился, затем повернулся и пошел назад.

Глава XXIX

Взрыв был негромким. За исключением зияющей дыры в стене квартиры Мимавета и нескольких разбитых окон, материальный ущерб был невелик. Но в отличие от взрыва, который пару месяцев назад унес жизнь профессора Карми, этот произошел ранним вечером, поэтому собралась большая толпа, привлеченная если не самим взрывом, то шумом пожарных машин, и полиция с трудом сумела огородить участок.

Да и реакция на смерть старика совершенно отличалась от реакции на смерть профессора. После гибели Карми пресса выдвигала предположения, почему жертвой был выбран именно он. И через несколько дней оказалось, что он был занят важным сельскохозяйственным исследованием, которое могло привести к поразительному увеличению урожая некоторых зерновых культур. Точных данных о его исследованиях не было, и в то время, как одна газета авторитетно заявила, что он был занят разработкой нового чудесного удобрения, другая не менее авторитетно сообщала, что он работал над использованием неопресненной воды, чтобы сделать пригодными для вспашки тысячи акров земли, которые до сих пор считались бесполезными. В любом случае, все признавали, что он был крупным ученым, чья смерть стала большим ударом для Израиля.

Но Мимавет не был важной персоной и не занимался ничем таким, что могло помочь или повредить Израилю. И это тем более приводило в бешенство, потому что убийство явно было бессмысленным и бесцельным.

Была и другая реакция, вызванная иронией ситуации, как показало заявление доктора, который посетил его незадолго до взрыва. Заявление, сделанное в полиции доктором Бен Ами, широко цитировалось в прессе.

– Это был новый пациент, он выбрал меня из списка «Купат Холим», – думаю, потому что я живу поблизости. У меня был расписан график на весь день, хоть и был шабат. Болезнь не соблюдает шабат, видите ли. Но мне удалось втиснуть этот визит, так как у меня был другой больной на соседней улице, а приехал я немного раньше. Это судьба. Я был там около семи, позвонил, и он крикнул, что дверь открыта. Он был очень простужен, сильно кашлял и сказал, что не спал несколько ночей. Я дал ему лекарство от кашля, ввел снотворное, проследил, чтобы он лег в постель, выключил свет, захлопнул дверь и ушел. Утром я собирался снова зайти. Но, очевидно, он заснул не сразу. Должно быть, немного позже он встал, чтобы налить себе бренди из бутылки, которая стояла на полке в гостиной. Если бы он остался в постели, то был бы сегодня жив, я уверен, так как взрыв был в гостиной, а окно спальни даже не разбилось.

– Представляете, он вызывает доктора, получает лекарство и туда, и сюда, и доктор еще следит, чтобы он лег в постель. Мой доктор не стал бы так заботиться. Он осматривает тебя, выписывает рецепт и уходит. Ты хочешь поговорить с ним, спросить о чем-то? Он слишком занят. Пять минут – это его предел. И где ты получишь рецепт в шабат или в любой вечер после семи, его совершенно не касается. И после всего этого бедняга встает, наливает себе – и бах!

– Откуда они знают, что он вставал, чтобы выпить?

– Это было в газетах. Я видела это в «Ха-маарив». Когда его нашли, он все еще держал в руке бутылку. Они считают, что взрывом его ударило о мраморную полку в гостиной. Наверное, стоял рядом. Голова разбита вдребезги.

И, качая головами, они на минуту смолкали, размышляя о превратностях судьбы человеческой.

А в восточном Иерусалиме, где молодые арабы собирались в многочисленных кафе за чашкой кофе, картами и горячими дискуссиями о политике, и где сообщение о любой неудаче Израиля, какой бы незначительной она ни была, встречалось с большой радостью, весело шутили, что жертве взрыва больше подошло бы имя Ламавет, а не Мимавет – то есть, скорее «к смерти», чем «от смерти».

Конечно, террористы немедленно взяли ответственность на себя, практически все группировки. Аль Фатах, базирующийся в Иордании, выпустил заявление: «Наши храбрые коммандос продемонстрировали, что они могут проникать в самый центр еврейской крепости, и что ни один еврей, живущий в Палестине, не защищен от нашей мести. И так будет до тех пор, пока резолюция Организации Объединенных Наций не будет выполнена, и жители Палестины не добьются справедливости».

Интеллектуалы за арабскую независимость, находящиеся в Ливане, заявили, что в попытках завоевать симпатию мировой общественности израильское правительство прибегло к своим старым уловкам, выдавая жертву взрыва за невинное гражданское лицо. Хорошо известно, что Мимавет был связан с Еврейским Агентством и всего за несколько дней до взрыва находился с секретной миссией в Цюрихе.

Палестинский комитет в Сирии объяснил, что в доме 1 по Мазл Тов-стрит находилось секретное оборудование Армии Израиля, электронный центр управления, уничтоженный их храбрыми коммандос, и что смерть Мимавета была чисто случайной.

Каирская «Аль-Ахрам» утверждала, что израильское правительство скрывает истинные факты. Газета цитировала главу Организации освобождения Палестины, который сказал, что в это время на Мазл Тов-стрит, 1 проходило секретное стратегическое совещание, что там находилось много высокопоставленных израильских должностных лиц и что число смертельных потерь доходит до пятидесяти.

Лига англо-арабской дружбы в своем информационном бюллетене намекала на множество улик, доказывающих, что взрыв был организован израильтянами с целью вызвать к себе сочувствие в мире, что они уже делали такие попытки, взрывая пассажирские самолеты и обвиняя в этом арабов.

Рабби услышал новость по радио, в вечернем выпуске новостей. Первый шок от осознания того, что убит человек, которого он видел только этим утром, разговаривал с ним, тут же сменился ощущением, что он должен что-то предпринять. Он позвонил Стедману.

– Да, я услышал об этом раньше, в вестибюле отеля. Ужасно!

– Я думаю, мы должны пойти в полицию.

– В полицию? Зачем? Мы можем сообщить им что-то полезное, рабби?

– Мы можем передать его рассказ. Вы можете дать им прослушать свою запись. По поводу его врага…

– Простите, рабби, не вижу логики. Если бы убили этого, как его там – Резникова, эта история еще могла представлять хоть какой-то интерес для них. Но убили-то Мимавета.

– Думаю, они должны знать.

– Поверьте мне, они знают. А если нет, то достаточно скоро узнают. Как только спросят в той мастерской, где у него был стол, и…

– Откуда вы знаете, что он рассказывал там об этом?

– Полно, рабби, вы же слышали, что говорил механик. Сумасшедший старик всем рассказывал о своих проблемах – как он это назвал? – как заведенный. Уж не думаете ли вы, что мы трое, совершенно незнакомые ему, первыми услышали эту историю? Можете быть уверены, что он рассказывал ее любому, кто соглашался слушать.

– Но все-таки, я думаю, что… я хочу сказать, что хуже бы от этого не стало…

– Рабби, – убежденно произнес Стедман, – я очень много бывал за рубежом и усвоил одну вещь: не связывайся с полицией, если можешь этого избежать. Я знаю, вы думаете, что в Израиле все иначе, но поверьте мне: во всем мире полиция одинакова. И нам нечего сообщить им за исключением того, что мы видели его утром в тот день, когда он погиб. После нас у него могло быть сколько угодно гостей. Тот доктор видел его совсем незадолго до происшествия.

– Однако, я хотел бы обсудить это с вами. Завтра, например…

– Сожалею, рабби, но рано утром я на несколько дней еду в Хайфу. Встретимся, когда вернусь.

Рабби никак не мог успокоиться. Стедман, вроде бы, прав во всем, и все же он чувствовал, что они должны пойти. Но идти один он не мог. Сам собой возникал вопрос, почему об этом не сообщил Стедман, – а именно этого тот и старался избежать.

Глава XXX

– Эй, откуда такой загар, В.С.? Ты был во Флориде, или приобрел солнечную лампу?

– Во Флориде? Нет, мы с Кацем были в Израиле.

– Израиль? Без шуток? Эй, парни, В.С. был в Израиле. Когда вы вернулись?

– Позавчера. Мы ездили всего на десять дней – по делу.

Это был воскресный завтрак Братства, и народ стоял кучками в ожидании, пока члены комитета накроют столы, – в женской общине все бывало готово днем раньше.

Маркевича обступили.

– Ну, как там, В.С.?

– Как погода?

– В тебя стреляли арабы, В.С.?

– Ты открываешь отделение в Израиле, В.С.? Будешь международным финансовым магнатом?

– Как там люди? Боятся?

– Боятся! – громыхнул В.С.Маркевич – да в любом городе вы можете гулять в любое время дня и ночи. Мы с Кацем ходили по ночам в темноте, ни о чем не беспокоясь.

– Вы все осмотрели? Где вы были?

– Большую часть времени мы провели с ребятами из министерства развития промышленности. Они сопровождали нас и представили некоторым важным шишкам в правительстве. Это была классная поездка.

– А в Иерусалиме были? Видели рабби?

– Да, – сказал В.С., – мы его видели. Мы провели с ним почти целый день, он нас сопровождал.

– Он показал вам могилу Царя Давида?

– А витражи Шагала? Это было первое, что я увидел там.

– А в больницу «Хадасса» ездили?

– А в Меа Шеарим?

– На нас самое большое впечатление произвел «Яд Вашем». Вы там были?

Маркевич, усмехаясь во весь рот, поворачивался от одного спрашивающего к другому. Наконец он поднял руки.

– Правду сказать, парни, нам не удалось повидать ни одно из этих мест. Как я сказал, рабби сопровождал нас. Он решил, что мы хотели бы увидеть Стену, как оно и было. И он провел нас по Старому Городу, без которого мы могли обойтись. Я имею в виду, что как по мне, так это просто кучка маленьких вонючих улочек. А затем мы пошли смотреть на университет, и все это заняло у нас почти целый день. По правде говоря, – и он понизил голос до громкого шепота, – у меня создалось впечатление, что рабби не знает половины мест, о которых вы говорите, парни.

– Да? Я думал, что к этому времени он будет знать каждую щелочку и каждый камешек.

Маркевич пожал плечами.

– Мы тоже. Честно говоря, это была одна из причин, почему мы ему позвонили. Мы думали, он должен знать, что стоит посмотреть.

– Наверное, у него просто не было времени на осмотр достопримечательностей. Думаю, он целыми днями сидит в университетской библиотеке…

– Шутишь? – насмешливо спросил Маркевич. – Когда мы возвращались оттуда, он признался, что был там до этого всего пару раз.

– Так что же он там делает?

– Насколько мы смогли выяснить, он просто бездельничает, – по улицам ходит, кофе пьет – в таком духе.

– Я знаю, что он не больно-то бойкий, но думал, что уж в Иерусалиме… А он не говорил, когда вернется?

Маркевич медленно покачал головой.

– Ни слова. И если подумать, это немного странно. Я имею в виду, можно было надеяться при прощании на что-нибудь вроде: «До встречи в Барнардс-Кроссинге». Ни слова. Просто: «До свидания».

– К чему ты клонишь, В.С.?

– Помните мою идею, на последней встрече я говорил об этом – насчет того, чтобы у нас были два рабби-партнера. Так я вроде как прощупал его на этот счет.

– Не мог ты такое сделать, В.С.!

– Еще как мог. Вы знаете мой девиз: не спросишь, не узнаешь. Почему не спросить? Может, я и не совет директоров, но я полноправный член общины. Взносы у меня все уплачены.

– Ладно, спросил так спросил. И что?

– Ничего! – торжествующе сказал Маркевич. – Он не прыгал от счастья, но и не рассердился. Вообще никакого интереса. Спокойно и вежливо выслушал.

– Может, просто осторожничает…

Маркевич ткнул собеседника локтем и понимающе подмигнул.

– Может и так, а возможно, его это просто не заинтересовало. Правду сказать, наш рабби нас немного достал. Я имею в виду, если он – наш раввин, то мы вправе ожидать, что он за нас помолится. Когда ты едешь в Вашингтон и сообщаешь об этом своему конгрессмену, он интересуется твоими проблемами. Он пробует тебе помочь или, по крайней мере, заставляет тебя поверить в это. Во всяком случае, пошлет кого-нибудь из своего офиса сопровождать тебя. Правильно? Так вот, мы надеялись, что так же можем рассчитывать на рабби. Ну вот, например, мы идем к Стене. Правильно? Ты ждешь, что раз уж твой рабби рядом, так он за тебя помолится у Стены. Для нас это самое священное место, и если уж появился шанс помолиться там, ты не хочешь его упустить. Правильно? Так вот, когда мы его попросили, он сказал, что предпочел бы не делать этого, мы, видите ли, должны сделать это сами. Ладно, мы, конечно, помолились, но это, знаете ли, не одно и то же. Во-первых, нам пришлось говорить по-английски…

От главного стола донесся резкий удар молотка, и председатель призвал:

– Все готово, может, уже сядете? Рассаживайтесь, пожалуйста.

Все засуетились, а собеседники автоматически заговорили тише.

– Действительно странно. Как ты думаешь, В.С., что бы это значило?

Маркевич понизил голос до шепота, который было слышно за восемь столов.

– Я вам так скажу: Маркевич трепаться не любит, но Маркевич готов поставить свою десятку против чьей угодно пятерки, что когда наш рабби отправился в Израиль, он отправился навсегда.

Глава XXXI

Хотя считалось, что полиция в лице Хаима Иш-Кошера и Шин-Бет, представленная Авнером Адуми, «сотрудничают», тот факт, что обычно они встречались в маленьком пыльном офисе Адуми на верхнем этаже штаба полиции, временно отведенном разведке, а не в удобном и просторном офисе Иш-Кошера в противоположном конце здания, давал понять, что сотрудничество это несколько одностороннее.

По стилю они очень отличались. Иш-Кошер, в отглаженной и на все пуговицы застегнутой синей форме, в белой рубашке с черным галстуком, распространял вокруг себя атмосферу бодрой деловитости. Он легко улыбался должностной улыбкой, сверкая ровными белыми зубами, показывая интерес и понимание. Авнер Адуми – крупный, дородный, круглоголовый, с коротко подстриженными уже поседевшими волосами, среди которых изредка проглядывали прежние светлорыжие, – был без галстука и в рубашке с короткими рукавами. Его расстегнутый воротник, подобно кипе Иш-Кошера, был чем-то вроде символа причастности к политике Израиля. Он был бесцеремонен, авторитарен и редко улыбался, а если и улыбался, то немного вымученно.

– Как себя чувствует госпожа Адуми? – вежливо спросил Иш-Кошер.

– Легла на пару дней в «Хадасса», на обследование.

– Мои соболезнования.

– Ничего страшного. Просто кое-какие анализы.

– Шок от взрыва?

– Доктор говорит – нет. Завтра, наверно, будет дома. Позже, вероятно, придется опять лечь на несколько дней. – Он взглянул на кипу Иш-Кошера. – Это твои люди устроили, что я не могу навестить ее в шабат.

Быстрая, легкая улыбка.

– Мои люди? А, ты хочешь сказать, религиозные. Ну, почему же, навещать можно. Дело в том, что пешком не доберешься, а ехать автобусом или на машине, значит осквернить шабат.

Адуми сердито погрозил ему пальцем.

– В один прекрасный день все остальные откажутся терпеть это, Хаим.

– Тогда государство перестанет быть еврейским государством.

– Это будет нормальное еврейское государство, но для всех евреев, а не только для вашей небольшой горстки. Ладно, к делу. Нашли что-нибудь по Мимавету?

– Нет, но я уверен, что охотились за ним. Его бизнес…

– Темные дела? Ворованные машины? Он имел дело с арабами?

– Насколько мы знаем, нет. Но в этих делах с машинами всегда кто-нибудь недоволен. Покупатель думает, что его надули, или продавец считает, что мог бы получить больше. Или заподозрил, что Мимавет что-то припрятал. В конце концов, он был брокером, и имел право только на комиссионные, не на прибыль.

– Но все опрошенные сказали, что у него хорошая репутация, что дела он вел честно.

– Да, но…

– Хорошо, не хочу с тобой спорить. Продолжай в том же духе, если хочешь, но могу сказать, что ты прешь прямо в тупик. Университетский профессор…

– Мы нашли там арабский след, – быстро сказал Иш-Кошер.

– Конечно, но нам он не годится. Он хотел помочь им, это их друг.

– Но в этом-то и дело, – возбужденно сказал Иш-Кошер. – Понимаешь…

– Да знаю, знаю. Террористы не хотят, чтобы их народу помогали. Вся эта теория, – он отмахнулся, – только теория. Террористы действуют не так. Они думают не так. Арабы думают не так. Один араб убивает другого, и семья жертвы мстит, убивая убийцу. Это понятно. Это нормально. Это не наш метод, не метод цивилизованных людей, но это понятно. Но если они не могут расправиться с убийцей, они мстят, убивая кого угодно из его семьи – брата, дядю, отца. Это уже другое дело, понимаешь ли. Нам они хотят отомстить с тех пор, как наша армия победила их в Шестидневной войне. Это нормально. Но победить армию они не могут, поэтому убивают нас, считая это разумной заменой. Кого из нас? Им совершенно безразлично. Старика вроде Мимавета, женщин, детей.

– Но…

Адуми опять остановил его, подняв руку.

– И чем больше, тем лучше. Поэтому они и взрывали бомбы на рынках и в многолюдных местах, где есть вероятность большого количества жертв. Но там мы за ними следим, и есть шанс быть пойманными. Поэтому они стали действовать наверняка. Ищут безопасные цели. Если мы их не поймаем, они опять обнаглеют и опять нацелятся на общественные места. Почему они подбросили бомбу Мимавету? Я тебе скажу: потому что он был легкой добычей. Старик, живущий один в новом многоквартирном доме, единственный житель на улице, на темной улице. По ней они могли пройти незамеченными…

– Но их видели. Доктор видел…

– Доктор видел молодого человека, который сказал, что у него дело к Мимавету. Вполне возможно. И он мог что-то видеть. Его стоило бы допросить.

– Тогда почему ты вырезал эту часть из заявления доктора, когда мы передавали его прессе?

– Потому, Хаим, что было бы лучше, если бы он пришел сам. Это доказало бы, что он никак с ними не связан. Он не сделал этого, следовательно, может быть, что-то есть…

– Или просто не хочет быть втянутым.

– Это террористический акт. Каждый должен хотеть помочь. – Адуми устало покачал головой. – Я рисковал, скрывая это от прессы. Впрочем, раз не пришел, то и пресса не помогла бы. Шел дождь, он был с поднятым воротником и знал, что доктор не сможет опознать его. Я бы, тем не менее, хотел разузнать о нем хоть что-нибудь.

Иш-Кошер широко улыбнулся.

– Возможно, я могу помочь тебе. Хочешь знать, как его зовут?

Из лежащего на коленях портфеля он извлек листок бумаги и передал его через стол Адуми. Тот прочел: «Был в семь, как и обещал. Стедман».

– Где ты это взял?

– Один из моих людей решил заглянуть в почтовый ящик. Она лежала там.

– Но здесь нет даты. Это могли оставить пару дней назад. Доктор не говорил о записке и сказал, что видел, как тот уходил.

– Но он мог вернуться.

– Возможно. – Адуми изучал записку. – Стедман, Стедман – где я слышал это имя?

– Есть довольно известный американский журналист Стедман. Он сейчас здесь, остановился в «Кинг Дэвид».

– Нет, нет. – Он начал рыться в папках на столе, перелистывая одну за другой. – Ага, вот оно – Стедман. Так зовут, Хаим, – с выражением сказал он, – одного американского студента из университета, которого часто видели в компании со студентом-арабом по имени Абдул Эль-Халди. А этот Абдул какое-то время интересовал нас.

– У тебя на него что-нибудь есть? – нетерпеливо спросил Иш-Кошер.

– В смысле, что интересовало бы вас, полицию? Нет. Ничего подозрительного в поведении. Он очень осторожен.

– Но тогда…

– Это само по себе может быть подозрительно, Хаим.

– То есть арабы, которые что-то делают, вас интересуют, а те, которые ничего не делают, вас тоже интересуют?

Адуми коротко рассмеялся.

– Недалеко от истины, Хаим. Мы подозреваем их всех. Но когда я говорю, что мы интересуемся Абдулом, то имею в виду, что хотя за ним и нет ничего, о чем нам было бы известно, мы следим за ним, потому что есть кое-какая информация. Арабы, которые по той или иной причине хотят быть на нашей стороне, время от времени дают нам немного сведений. И его имя упоминалось больше одного раза. Так что мы держим его под наблюдением. Не круглосуточно, конечно, для этого у нас не хватает людей. Но мы следим за ним, и в последнем сообщении упоминается студент по имени Стедман, который часто бывает в его компании. Значит, у меня возникает интерес к Стедману. И когда я узнаю, что некто по имени Стедман как-то связан с Мимаветом, может, даже заходил к нему в тот самый вечер, когда он был убит…

– Ты собираешься арестовать его?

– Нет, Хаим. Думаю, некоторое время я побуду в стороне. Твои люди задержат его, и ты его допросишь. И вот чего я от тебя хочу…