Текст книги "Обвиняется в убийстве"
Автор книги: Гарри Картрайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Как и предполагалось, Фил Бэрлсон и Майк Гибсон тут же обратились в суд с иском "хабеас корпус акт" – незаконном содержании под стражей, и потребовали, чтобы прокурор представил доказательства, на основании которых их подзащитный был лишен права на освобождение под залог. Через четыре дня было назначено слушание этого дела в 213-м окружном суде под председательством судьи Тома Кейва. После того как он заслушает обе стороны, Кейву предстояло решить, есть ли основания предположить, что будущее жюри признает Дэвиса виновным и приговорит его к смертной казни. Если он убедится в том, что такие основания имеются, то должен будет вынести решение оставить обвиняемого под стражей без права на освобождение под залог. В ходе четырехдневного судебного разбирательства с показаниями выступили Бубба Гаврел и Присцилла (оба они сидели в креслах-каталках). И тот и другая заявили, что абсолютно уверены, что человеком в черном был Каллен. Обвинение не вызвало в суд Бев Басе: вероятно, хотело сохранить ее для основного судебного процесса. Защита тоже ее не вызывала, хотя Карри чувствовал, что рано или поздно адвокаты Дэвиса наверняка вытащат Бев Басе на место для дачи свидетельских показаний и попытаются найти изъяны в ее показаниях.
Вынужденный изложить существо доказательств обвинения, Карри с любопытством ожидал, что же предпримет защита: попытается ли доказать алиби или же будет настаивать на сумасшествии своего подзащитного. Но защита не сделала ни того, ни другого. Адвокаты Каллена Дэвиса намеревались держать Карри в неизвестности как можно дольше. А тем временем они вызвали в суд Уолтера Стриттматтера, главного консультанта "Кендэвис индастриз" по финансовым вопросам. Тот заявил, что освобождение Дэвиса под залог совершенно необходимо для успешного функционирования компании. Стриттматтер сообщил суду, что за Калленом числится долг на сумму 14 миллионов долларов. В связи с бракоразводным процессом и другими судебными делами все его авуары заморожены. Хотя у Дэвиса и имеются деньги "более чем в двадцати банках", продолжал Стриттматтер, они находятся там для того, чтобы обеспечивать займы, а потому не могут быть извлечены. Далее между Стриттматтером и Марвином Коллинсом произошел диалог, который показал, что для Каллена Дэвиса сумма залога, по-видимому, не имеет особого значения: нет такой суммы, которую он не смог бы внести тут же.
Вопрос: Если бы г-ну Дэвису пришлось немедленно внести залог наличными, какую сумму он мог бы внести?
Ответ: Надо проконсультироваться с банками.
Вопрос: Вы могли бы внести миллион?
Ответ: Уверен, что да.
Вопрос: А могли бы вы внести два миллиона, скажем, через неделю?
Ответ: Да, мог бы.
Коллинс попросил финансового эксперта дать приблизительную оценку активам "Кендэвис индастриз", но Стриттматтер, обращаясь к судье Кейву, ответил, что на основании судебного приказа ему запрещено касаться этой темы. Впервые в ходе этого утомительного разбирательства в зале раздался смех. Даже Каллен Дэвис позволил себе улыбнуться. Постановление суда, на которое ссылался Стриттматтер, было как нельзя кстати. Лишь за день до этого федеральный суд отклонил иск Билла Дэвиса на том основании, что "в ближайшее время данный вопрос будет урегулирован без судебного вмешательства". По ходатайству адвокатов Каллена федеральный судья наложил запрет на все Материалы предварительного разбирательства и предписал сторонам воздерживаться от разглашения данных ими показаний. Лишь такой ценой (и столь поздно) братьям Дэвис удалось, наконец, предотвратить дальнейшее разглашение семейных тайн. Хотя, возможно, это им только казалось: вскоре пронесся слух, что разрешение возникшего между тремя братьями спора повлечет за собой выплату 40 миллионов долларов наличными.
Защита вызвала еще нескольких свидетелей, включая Кена Дэвиса-младшего. Тима Карри разозлил Джон Холбрук, психиатр, который должен был освидетельствовать Каллена, но которому последний по совету адвокатов дал ранее отвод. Теперь, однако, выяснилось, что по их же рекомендации Холбрук все же обследовал Дэвиса и заявил на суде, что, по его мнению, нельзя ожидать, что в обозримом будущем Каллен Дэвис совершит насильственное преступление против кого бы то ни было.
27 августа судья Том Кейв отклонил ходатайство об освобождении Каллена Дэвиса под залог, не вдаваясь при этом ни в какие объяснения.
А между тем в конце лета 1976 года происходили и другие события. Семья Стэна Фарра предъявила Каллену Дэвису иск на 9 миллионов долларов. Бывшая жена Фарра – Карин Элизабет Фарр – тоже возбудила против него собственное судебное дело. Джек Уилборн также подал иск, требуя выплаты ему 325000 долларов за "неправомерное лишение жизни" его дочери. Учитывая тяжесть переживаемого им горя, это была удивительно скромная сумма, но, как объяснил Уилборн, разве восполнишь деньгами утрату Андрии? Пока Присцилла лежала в больнице, Ди Дэвис попала в автомобильную катастрофу и получила травму, а находившийся с ней в машине Брент Краз погиб. Тем временем Джо Майерс, бывший агент ФБР, собирал сведения о личной жизни Присциллы, однако его многочисленные вопросы в большинстве случаев так и остались без ответа. Вскоре его заменил Стив Самнер – молодой адвокат, работавший вместе с Филом Бэрлсоном.
Судьи во всем штате Техас были поражены и обескуражены известием о том, что их коллега Том Кейв постановил лишить Дэвиса права на освобождение под залог. Один из законодателей, предложивший в свое время формулировку нового закона о тяжком убийстве, караемом смертной казнью, сказал: "Но ведь назначение этого закона состояло в другом. Они ссылаются на какой-то судебный запрет, вынесенный всего-навсего гражданским судом по делу о разводе. А нарушение такого запрета мы вовсе не собирались интерпретировать как берглэри". Но Кейв толковал его именно так, и в течение нескольких месяцев его примеру последовали апелляционный суд штата Техас, окружной суд США, федеральный апелляционный суд и, наконец, два члена Верховного суда США. Таким образом, невероятная на первый взгляд теория Марвина Коллинса была поддержана судами всех инстанций. Защита наняла адвоката Сэма Дэша, участвовавшего в расследовании "уотергейтского дела", и попросила его поддержать ее апелляцию в Верховный суд, но и там теория Коллинса восторжествовала.
Был, однако, один адвокат, который не очень удивился, когда узнал, что апелляционный суд штата отклонил ходатайство об освобождении Каллена под залог. Этим адвокатом был Фил Бэрлсон, возглавлявший все увеличивавшуюся бригаду высокооплачиваемых защитников Каллена Дэвиса. Бэрлсон не только не удивился, это не вызвало у него и тени беспокойства. Один из лучших техасских адвокатов по уголовным делам, он знал из собственного опыта, что подобные дела ке проигрываются и не выигрываются на начальной стадии, когда производится всего лишь разведка боем.
Бэрлсон знал, что дело Каллена Дэвиса можно выиграть, лишь приложив всю свою энергию и мобилизовав максимум воображения. "Всякий раз, – говорил он, – когда у вас есть, казалось бы, стопроцентные очевидцы, знайте, что могут возникнуть трудности. Ваши сомнения могут развеяться лишь после того, как вы получите показания и проверите их. Об этом уже написаны целые тома. Судья Генри Кинг, например, У которого было меньше отмен вынесенных приговоров, чем у любого окружного судьи за всю историю Америки, любил повторять, что предпочитает, чтобы вина подсудимого была доказана с помощью улик, а не показаний очевидцев. Во-первых, человеческая память имеет свойство не удерживать все детали того или иного события. Во-вторых, вольно или невольно человек легко становится лжесвидетелем. Вы можете поклясться, что видели Грегори Пека на улицах Далласа, хотя он в то время находился в Лос-Анджелесе. Вам тогда просто показалось, что человек, шедший вам навстречу, был Грегори Пек".
Поэтому Бэрлсона не так волновали три очевидца, как вещественные доказательства (или их отсутствие). Он был уверен, что обвинение располагает большим количеством прямых улик, чем было предъявлено в ходе судебного разбирательства по вопросу о залоге, но какие это были улики, он не знал. Отпечатки пальцев? Окровавленная одежда? Клочки волос? Следы? Пистолет? Или, может быть, еще один очевидец, видевший обвиняемого около особняка в ту ночь?
"И в газетах ничего не было, – сетовал Бэрлсон. – Ни догадок, ни намеков. Мне это показалось довольно странным. Когда Каллена отпустили под залог, окружной прокурор запросил у нас копию отпечатков пальцев Дэвиса, на что он имел полное право. Мы поехали с Калленом в полицейский участок, чтобы снять отпечатки. Когда мы туда приехали, следователь Джим Слотер, проводивший расследование на месте преступления, очевидно, принял нас за детективов и, не подумав, выпалил: "А зачем вам еще и отпечатки? У вас же есть три очевидца!" Как раз в это время вошли настоящие детективы, которые быстренько выпроводили нас из комнаты. Вот тогда я впервые подумал: а может быть, у обвинения и нет больше никаких вещественных доказательств? Оно, видимо, рассчитывает, что выиграет дело на одних лишь очевидцах".
Очевидцы, конечно, были чрезвычайно важным фактором, особенно в глазах общественности. За всю историю Форт-Уэрта еще не было дела, столь оживленно обсуждавшегося всеми средствами массовой информации. Если судить по печати, радио и телевидению, ежедневно доводивших до сведения широкой публики все новые и новые детали, казалось, что Каллен уже практически осужден. Бэрлсон и Майк Гибсон ожидали, что в какой-то момент столь широкая огласка станет работать на них: может, например, объявиться свидетель, который подтвердит алиби Каллена. Пока, однако, хороших новостей не появлялось. Оба далласских адвоката пришли к заключению, что им ничего другого не остается, как только ждать. "Мы черпали информацию из прессы, – вспоминал Гибсон. – Каллену это очень не нравилось. Когда он читал, какие коленца выкидывала Присцилла, чувствовалось, что он едва сдерживается, чтобы не ответить, и нам приходилось все время повторять: "Каллен, пусть она порезвится в газетах. Мы же будем действовать в суде"".
Стив Самнер, юрист, возглавивший расследование, которое вела защита, раскапывал всевозможные сведения о личной жизни свидетелей и уже собрал кое-какую информацию, которая могла пригодиться позже. "Мы уже тогда могли использовать некоторые из имевшихся в нашем распоряжении сведений и повернуть общественное мнение в свою сторону, – говорил Бэрлсон. – Однако мы считали, что лучшей для нас стратегией было не предпринимать пока ничего и позволить обвинению немного порисоваться и почувствовать уверенность в себе". Адвокаты Каллена, конечно, признавали, что вся эта газетная шумиха до начала судебного процесса затруднит, а возможно, и вообще исключит вынесение ему оправдательного приговора, если суд состоится в Форт-Уэрте. Поэтому они хотели ходатайствовать перед судьей Кейвом о переносе дела в другой город. Прокурор, вероятно, выступит против, но в данном случае глазным препятствием для защиты был не прокурор и не судья Кейв, а сам Каллен. Он хотел, чтобы суд над ним состоялся именно в Форт-Уэрте. Даже настаивал на этом. Здесь жили люди, которые хорошо его знали. Присцилла же была для них чужой. В этом, конечно, была своя логика: Форт-Уэрт был родным городом для "Мид-континент", тысячи потенциальных присяжных работали в самой корпорации или в одной из ее дочерних компаний, а еще многие тысячи были либо Друзьями, либо родственниками служащих "Мид-континент".
Один юрист, не имевший отношения к процессу и считавший Каллена виновным, сказал так: "Если бы он убил лишь Стэна Фарра и Присциллу, ему бы дали за это медаль". Техасские юристы все еще находились под влиянием неписаного закона, гласившего, что муж может убить свою жену и ее любовника, особенно если он застанет их в собственном доме. Поэтому адвокаты Каллена были уверены, что прокурор построит обвинение на убийстве Андрии Уилборн. Но существовало множество способов отвлечь внимание суда от этого убийства.
Через некоторое время адвокаты Каллена внесли ходатайство о переносе суда в другой город, но потом взяли его обратно, еще до того как судья Кейв смог вынести соответствующее постановление.
Первоначально Том Кейв назначил суд на 11 октября. Однако в связи с рассмотрением ходатайства об освобождении обвиняемого под залог суд был вскоре перенесен на 21 февраля. Тем временем судья по семейным делам и разводам Джо Эйдсон вынес окончательное постановление и назначил дату слушания бракоразводного процесса на 17 января. Разумеется, никто, кроме самого Эйдсона, не верил, что процесс действительно состоится до завершения дела об убийстве.
Присцилла вновь перебралась в особняк и восстанавливала силы после полученного ранения. Она старалась войти в свою новую роль главного свидетеля на самом громком процессе об убийстве в Форт-Уэрте и справиться с возникшими в связи с этим трудностями. Большую часть времени она проводила теперь на своей огромной постели, беспрестанно названивая своим подругам – Джуди Маккрори, Кармен Томас и Линде Арнольд. Джуди подала на развод и теперь часто проводила свободные вечера и уикенды в особняке. Иногда Присцилла играла в "скрэббл"[10]10
Игра в слова наподобие кроссворда. – Прим. перев.
[Закрыть] с Ричем Сауэром – новым мужчиной в ее жизни (когда-то он вместе с Фарром играл в университетской баскетбольной команде). Внизу теперь постоянно дежурил охранник, а на стене в спальне Присциллы была смонтирована панель с лампочками, на которой сразу было видно, все ли двери и окна заперты. Кроме того, под подушкой она держала заряженный пистолет 32-го калибра. Спальня почти не изменилась. Только стены были увешаны десятками фотографий в рамках, на которых были изображены Стэн Фарр (этот добрый великан), Андрия, Ди, Джеки и, разумеется, сама Присцилла.
Присцилла редко теперь покидала спальню. Адвокаты, ведущие ее бракоразводный процесс, советовали ей "держаться подальше от улицы". Когда она все же отваживалась выйти погулять (а это всегда происходило поздно вечером и только в сопровождении телохранителя и близких друзей), то брала с собой посеребренный пистолет в специально сделанной для него кобуре, которая пристегивалась к ее правому сапожку. Вся ее жизнь за пределами спальни сводилась в основном к одному простому ритуалу: каждый вечер после захода солнца она спускалась вниз и включала систему, которая автоматически тут же опускала все шторы на окнах. Отгородившись таким образом от надвигающейся ночи, она как бы гарантировала себе полную безопасность.
Узнав, что из местного справочника высшего общества исключили ее имя (оставив, однако, имя Каллена), Присцилла рассмеялась. Ей, конечно, было наплевать, но где-то в глубине души она почуяла что-то недоброе. Группа "уважаемых граждан", включая наследника местной издательской компании Эймона Картера-младшего, крупного маклера Бейба Факуа и нескольких ведущих банкиров, обратилась с петицией освободить Каллена под залог. Это не был акт благотворительности или знак дружбы с их стороны – просто этого требовали интересы бизнеса. Все эти люди были кровно заинтересованы в благополучии человека, который владел многими миллионами долларов и который, даже находясь в тюрьме, все еще контролировал один из крупнейших в городе финансовых конгломератов. Впервые за всю его историю большинство завсегдатаев клуба "Колониал" заговорило вдруг о правах заключенных. А жена одного очень богатого и влиятельного бизнесмена даже позвонила как-то Присцилле по телефону и попросила ее "не впутывать Каллена во всю эту историю".
* * *
Каллена Дэвиса поместили в специально оборудованную камеру в центральной тюрьме города. В его распоряжении был цветной телевизор и целая батарея телефонов. Там он ежедневно проводил свои деловые совещания и именно там принял важнейшее для себя решение: включить в бригаду своих адвокатов Ричарда Хейнса – легендарного юриста из Хьюстона.
Хейнс заинтересовался делом Каллена Дэвиса еще до того, как был приглашен принять участие в его защите. Впервые об убийствах он услышал лишь несколько недель спустя на вечеринке членов Техасской коллегии адвокатов в Форт-Уэрте. "Я адвокат, работающий по найму, – сказал он тогда. – Я берусь не за все дела подряд, а только за те, которые меня интересуют и которые обещают приличное вознаграждение. К тому же в данном случае дело происходит в Техасе, в особняке стоимостью 6 миллионов долларов. Когда в телевизионных репортажах фигурирует человек с шестимиллионным состоянием, это уже само по себе интересно, не правда ли?" Хейнс был абсолютно уверен в том, что, имея в своем распоряжении достаточно времени и денег, он сможет выиграть любой судебный процесс, где бы он ни происходил. Так, например, он успешно защитил банду мотоциклистов, обвинявшихся в том, что они распяли на дереве преследовавшую их женщину; полицейских из Хьюстона, которые так избили ногами черного заключенного, что тот умер; спикера палаты представителей сената штата Техас и "великого дракона" ку-клукс-клана. Так что дело Каллена Дэвиса ничем особенным не выделялось, если не считать, конечно, его огромного состояния: это был самый богатый в Америке человек, когда-либо обвинявшийся в убийстве. Хейнсу нравилось представлять, что после его смерти на его надгробном камне будет помещена эпитафия: "Он запрашивал баснословные гонорары, но дело свое знал отлично".
С Калленом Дэвисом Хейнс встретился в конце сентября. Решение судьи Тома Кейва, запрещавшее освобождать Каллена под залог, было обжаловано в судах высшей инстанции. Обвиняемый тем временем уже четыре недели находился в тюрьме. Подача апелляционных жалоб отнимала массу времени, поэтому на подготовку к предварительным слушаниям оставалось всего два месяца. Некоторые наблюдатели считали, что, помимо этих объективных трудностей, защита столкнулась с проблемой своего рода соперничества. Ведь Бэрлсон тоже был в некотором роде знаменитостью. К тому же он возглавлял защиту уже в течение семи недель, и вот теперь в центре внимания вдруг оказался Хейнс. Сам Бэрлсон, однако, не видел здесь ничего особенного: ведь он сам рекомендовал обратиться за помощью к Хейнсу. Единственная трудность, признавался он, заключалась в том, что Хейнса необходимо было теперь подробно знакомить с уже проделанной работой.
Пока Хейнс, Бэрлсон и Майк Гибсон разрабатывали юридические аспекты защиты, молодой Стив Самнер прочесывал город, собирая всевозможные обрывки информации, проверяя полученные частным образом сведения и беседуя с потенциальными свидетелями. Имея в своем распоряжении пятерых следователей, работавших с полной нагрузкой, и от 15 до 20 тайных осведомителей, привлекавшихся к работе эпизодически, Самнер сумел незаметно проникнуть в подпольный мир наркоманов и торговцев наркотиками. Сведения, собранные им в течение первого месяца, особой радости не принесли. "Мы получали всевозможную информацию о злоупотреблениях наркотиками и происходивших в особняке оргиях, – говорил он, – но концов так и не могли отыскать. Нам не удалось найти ни одного человека, который согласился бы выступить с показаниями в суде". Адвокаты Каллена понимали, что, по сравнению с обвинением, они были поставлены в куда менее выгодное положение: прокурор мог вызвать в суд любого, кто, по его мнению, должен был давать показания перед тайным составом большого жюри, в то время как защита не могла заставить говорить никого.
Хотя количество фактов и всевозможных сведений продолжало увеличиваться и до начала предварительного слушания, то есть до декабря, оставалось менее двух недель, у защиты еще не было рабочей версии. Самнер разыскал водителя "скорой помощи", который согласился выступить в суде с заявлением о том, что Бубба Гаврел не смог сказать, кто в него стрелял, но все же сообразил, что надо избавиться от имевшейся у него марихуаны. К этому времени защита уже знала об аборте Бев Басе, а также о том, что по счету за него уплатила Присцилла и что обе женщины сговорились зарегистрировать Бев в больнице под именем ее сестры. Но только Каллен с его математическим умом сумел увязать все эти разрозненные факты с убийством.
За несколько дней до начала предварительного слушания Самнер спросил у Каллена, говорит ли ему что-нибудь имя Уильяма Таскера Рафнера. Тот ответил "нет".
– А Лэрри Майерс? Или Санди Гатри?
– И эти имена мне ни о чем не говорят, – сказал Каллен. – А в чем дело?
Самнер ответил, что пока не знает сам. На данной стадии это были лишь ни о чем не говорящие фамилии.
К тому времени, когда 20 декабря судья Том Кейв пригласил стороны на предварительное слушание дела, защита уже представила на рассмотрение суда 102 ходатайства. Среди свидетелей, вызванных защитой, была и Бев Басе. Ее засыпали целым градом вопросов, что казалось вполне естественным. Ни один из репортеров, освещавших ход слушаний, не придал особого значения вопросу Хейнса: "Подвергались ли вы каким-либо операциям за последние пять лет?" Бев пожала плечами и ответила: "У меня как-то вырвали зуб мудрости. Вот, пожалуй, и все". Хейнс был более чем доволен, когда ответ проскочил незамеченным. Тот факт, что Басе солгала и скрыла, что в сентябре 1975 года ей был сделан аборт, не должен был пока предаваться широкой огласке. Защите было важно занести это ложное показание в протокол. Хейнс хотел быть абсолютно уверенным в том, что какой-нибудь репортер не станет копаться в этом в поисках темы для своей статьи в утренней газете. Поэтому он сам подсказал заголовок для такой статьи. Беседуя с газетчиками в коридоре, он раскрыл им существо своей тактики. Невзначай, как бы оговорившись, он сказал, что в нужный момент "назовет имя настоящего убийцы".
Приближался Новый год, а поданное в октябре ходатайство о передаче дела в другой суд все еще не было рассмотрено. Оно было внесено просто так, на всякий случай, как средство, позволяющее защите просить о переносе назначенной судьей даты, но Кейв, конечно, об этом и не подозревал. Оглядываясь назад, можно предположить, что он был готов удовлетворить просьбу защиты, поскольку было очевидно, что любой судья в Форт-Уэрте, который должен будет решать судьбу такого человека, как Каллен Дэвис, окажется мягко говоря, в весьма незавидном положении. А участие в процессе Хейнса еще более усугубляло ситуацию. Судья и этот знаменитый хьюстонский адвокат уже скрестили шпаги по целому ряду вопросов, связанных с предварительным слушанием дела, но худшее, однако, было еще впереди. Уже сейчас было ясно, что перебранка между этими двумя юристами не сводилась к простым разногласиям в интерпретации закона – они просто невзлюбили друг друга. Хейнс пока еще не сформулировал тех многочисленных версий, которыми он забросает присяжных, но Кейв совсем не собирался позволить ему дурачить кого бы то ни было в суде, где он будет председательствовать. Когда защита официально взяла назад свое ходатайство о передаче дела в другой суд, Кейв очень расстроился.
К тому времени, когда 20 февраля начался отбор присяжных, Каллен Дэвис уже полгода находился в тюрьме. Хотя он и сидел в одиночной камере, одиноким себя он не чувствовал. Согласно тюремным записям, в течение ноября, декабря и января Дэвиса навещали 399 раз. Шериф Лон Эванс отрицал, что Карин Мастер было разрешено навещать своего возлюбленного, и всячески оправдывал частые визиты его коллег по работе. "В данном случае речь идет не о каком-то обыкновенном заключенном, а о человеке, которому принадлежат 83 компании, – говорил он. – К нему каждый день ходят люди и приносят то бумаги на подпись, то какие-то чертежи для просмотра. Это очень занятой человек".
Хотя отбор присяжных продолжался уже восемь недель, отобрано было всего восемь человек. Судья Кейв распорядился об изоляции присяжных, что означало, что, как только утверждалась кандидатура очередного присяжного, тот становился как бы "заключенным" округа Таррент (изолированные от общества присяжные пользовались еще меньшей свободой, чем сам подзащитный, которому по крайней мере разрешалось видеться со своими адвокатами и коллегами и свободно разговаривать по телефону). Изоляция жюри уже сама по себе представляет довольно сложную техническую проблему. Когда же одно его укомплектование продолжается четыре месяца, возникают дополнительные осложнения. 13 апреля – ровно через шесть недель после того, как был отобран первый присяжный, – все вдруг развалилось на части. Выяснилось, что "бикфордов шнур" тлел еще с 7 марта, когда Элизабет Пэнки – второй отобранный присяжный – попросила разрешения навестить своего тяжелобольного отца в Элмхерсте (штат Иллинойс) и Кейв согласился. Хотя Пэнки и отправилась к отцу в сопровождении судебного пристава, в его отсутствие она все же сделала несколько телефонных звонков, что запрещалось законом. Кейв узнал, что во время по меньшей мере одного телефонного разговора она обсуждала с кем-то дело Каллена Дэвиса, хотя сама Пэнки отрицала это. Кейв чувствовал, что попал в весьма щекотливое положение. Поскольку никто из оставшихся семи присяжных не знал о телефонном разговоре Пэнки, многие юристы считали, что Кейв мог просто отвергнуть ее кандидатуру и продолжить отбор присяжных. Но Кейв не был уверен, что он вправе так поступить. Поэтому он в судебном заседании официально заявил, что сегодня же вечером изучит соответствующие прецеденты.
На следующее утро Кейв пришел в суд с экземпляром уголовного кодекса штата Техас. Обращаясь к притихшему залу, он зачитал положение, касающееся рассмотрения дел с участием присяжных, которое гласило, что в том случае, "если один из присяжных обсуждал с кем-либо данное дело", назначается новое судебное разбирательство.
Суровым, чуть дрожащим голосом Кейв затем сказал: "Таким образом, суд со всей определенностью считает своим долгом объявить о том, что в данном случае была допущена ошибка, исключающая возможность дальнейшего судебного разбирательства".
Заявление Кейва произвело эффект разорвавшейся бомбы. Шутка ли: три недели предварительного следствия и восемь недель отбора присяжных! И вот теперь все летит к черту! Хейнсу показалось даже, что Кейв с радостью ухватился за возможность спихнуть с себя дело Дэвиса. Уже за пределами суда Хейнс сделал несколько заявлений. В частности, в беседе с журналистами он сказал: "Главный итог всего этого состоит в том, что теперь Каллен Дэвис лишился возможности получить оправдательный приговор, на который имеет полное право". Такой поворот событий, по его мнению, лишь еще раз подтвердил, что выдвинутое прокурором обвинение против его подзащитного было настолько слабым и неподготовленным, что следствию просто необходимо дополнительное время. На это Тим Карри заметил: "Мы были, есть и будем готовы вести это дело!" Присцилла тоже сделала несколько заявлений. "Защите не за что ухватиться, поэтому она будет делать все, чтобы только оттянуть время, – сказала она. И добавила с некоторой грустью: – Она оттягивает и тот день, когда я снова оживу".
На этой стадии Тому Кейву уже не нужно было дожидаться, пока кто-то официально внесет предложение о передаче дела в другой суд. Теперь он мог сделать это сам. Он пришел к заключению, что в данных условиях суд просто не может проходить в округе Таррент, и подыскивал другой город в штате Техас, как можно дальше от своего округа.
Адвокаты Каллена вновь вернулись к вопросу об освобождении своего подзащитного под залог. Сделать это было очень трудно (если вообще возможно), поскольку два члена Верховного суда уже отклонили соответствующее ходатайство. Защите нужны были новые доказательства, которые заставили бы судью Кейва самого вернуться к вопросу о залоге.
Как раз в это время Стив Самнер и нашел Дэвида Маккрори (а может быть, и наоборот). Как бы там ни было, старый приятель Каллена по бильярду встретился с его адвокатами и рассказал им несколько прелюбопытнейших историй. На следующее утро те внесли ходатайство о проведении нового судебного заседания по вопросу об освобождении их подзащитного под залог и представили объемистый документ, состоявший из 113 страниц, в котором утверждалось, что торговец наркотиками по фамилии Уильям Таскер Рафнер "однажды угрожал убить всех" в особняке. К этому Документу прилагался аффидевит[11]11
Письменное показание под присягой. – Прим. перев.
[Закрыть] Дэвида Маккрори.
Написанный на 9 страницах документ читался как обвинительный акт средневековой инквизиции. Присцилле Дэвис вменялось в вину совершение целого ряда безнравственных поступков. Назывался и соучастник – некий У. Т. Рафнер. Рассказ Маккрори начинался с поездки в Бостон. "Присцилла и У. Т. Рафнер, – говорилось в аффидевите, – привезли туда кокаин, марихуану и всевозможные таблетки. Я сам видел, как, находясь в Бостоне, Присцилла Дэвис и У. Т. Рафнер принимали кокаин, марихуану и таблетки". По словам Маккрори, Рафнер сказал ему, "что собирается пристрастить Присциллу к наркотикам, чтобы сделать из нее "постоянную клиентку"". Маккрори вспомнил и о других случаях употребления наркотиков, а также о буйных вакханалиях на берегу озера спустя несколько месяцев после его возвращения в Форт-Уэрт. "Присцилла рассказывала мне, что приглашала на некоторые вечеринки у озера и у себя дома и Ди [свою дочь]".
После того как Каллен выехал из особняка, говорилось далее в аффидевите, в дом въехал Рафнер и еще несколько торговцев наркотиками. Маккрори назвал "Лэрри Майерса, его девушку по имени Санди и других людей", имен которых он уже не помнил. Присцилла якобы сказала Маккрори, что все они "сбывали наркотики из дома Каллена". Маккрори утверждал, что видел, как во время устраиваемых в особняке вечеринок гости употребляли наркотики: героин, кокаин и ЛСД: "Я сам видел, как Присцилла Дэвис принимала кокаин и героин". Одновременно, говорилось в документе, Присцилла много пила и принимала противозачаточные таблетки.
Затем Маккрори описал, как закончился роман между Присциллой и Рафнером. "Я видел, как У. Т. Рафнер взял какое-то большое растение в горшке и бросил его в ванну. Оттуда выскочила Присцилла и закричала: "Вышвырните отсюда этого подонка!" Я подошел к Рафнеру и попытался его как-то урезонить. Но он выхватил пистолет (мне показалось, это был пистолет 36-го калибра), направил его мне в живот и сказал, что убьет меня. Я спокойно ответил: "Ты этого не сделаешь. Если бы ты действительно хотел меня убить, ты давно бы уже спустил курок. Поэтому опусти-ка лучше свой пистолет". Он послушался. В тот же вечер Рафнер отрезал голову игрушечному медвежонку, которого ему подарила Присцилла, выпотрошил его и разбросал содержимое по всей комнате. Чуть позже я слышал, как Рафнер грозился пристрелить Присциллу Дэвис. В другой раз он угрожал смертью всем троим: Присцилле, Джуди и мне. Мне кажется, что именно в тот вечер между Присциллой Дэвис и У. Т. Рафнером произошел окончательный разрыв".
