355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гарри Картрайт » Обвиняется в убийстве » Текст книги (страница 10)
Обвиняется в убийстве
  • Текст добавлен: 19 марта 2017, 03:00

Текст книги "Обвиняется в убийстве"


Автор книги: Гарри Картрайт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

В начале четвертой недели допроса свидетелей Бэрлсон зафиксировал несколько фактов, с помощью которых он намеревался доказать, что Гаврел отнюдь не был правдивым и беспристрастным свидетелем. Он вынудил того признать, что его семья возбудила против Каллена Дэвиса иск на 13 миллионов долларов. Кроме того, он спросил у Гаврела, выпивали ли они с Басе вечером 2 августа и курили ли марихуану. Гаврел ответил, что они действительно немного выпили, но никакой марихуаны не курили. Бэрлсон оставил пока его ответ без внимания и стал задавать свидетелю другие вопросы, пытаясь выявить противоречия в его предыдущих показаниях.

Вопрос: Вы говорили когда-нибудь, что он [человек в черном] повернул налево?

Ответ: Да, говорил.

Вопрос: Но сейчас вы говорите присяжным, что он повернул направо, не так ли?

Ответ: Да, так.

Указав на целый ряд противоречий в его показаниях, Бэрлсон вдруг спросил Гаврела, слышал ли тот когда-нибудь имя Пола Гохина. Гаврел чуть вздрогнул и ответил, что слышал. В аффидевите, переданном защите, Гохин (санитар "скорой помощи", которая отвозила Гаврела в больницу) заявил, что Гаврел не знал, кто в него стрелял, и что по дороге в больницу тот передал санитару два пакетика с марихуаной.

Вопрос: Вы говорите, что не помните, что произошло, когда вас везли на «скорой помощи»?

Ответ: Я помню, что санитар на заднем сиденье сказал водителю, чтобы тот ехал помедленнее. А я сказал, чтобы они ехали побыстрее.

Вопрос: Что еще?

Ответ: Помню, как парень на заднем сиденье разрезал мне рубашку.

Вопрос: Давали ли вы что-нибудь санитару?

Ответ: Нет, не давал.

Вопрос: Вы не помните, давали ли ему два пакетика марихуаны?

Ответ: Нет, не помню.

Вопрос: Вы не помните, спрашивал ли вас Дж. Л. Содерс [полицейский из Форт-Уэрта], кто в вас стрелял, на что вы ответили: «Я не знаю этого человека»?

Ответ: Нет, я не помню, чтобы с ним разговаривал.

Вопрос: Вы не помните, говорили ли вы полиции, что человек, стрелявший в вас, был намного меньше вас ростом и что ему было примерно 34 года?

Ответ: Нет, не помню.

Позже Бэрлсон задал Гаврелу несколько вопросов, пытаясь выяснить, насколько хорошо тот помнил свой разговор с родителями в больнице.

Вопрос: Вы не помните, как ваш отец сказал: «Послушай, та девушка сказала, что это был Каллен Дэвис, поэтому, если кто спросит, ты так и говори»?

Ответ: Нет, не помню.

Вопрос: Вы помните Томми Джордена?

Ответ: Нет, не помню. Я знаю, что он говорит сейчас, но его лично я не помню.

Мелочи, которые собирал Бэрлсон, начали наконец приносить дивиденды. Показания Гаврела стали выглядеть слишком продуманными, а его память обнаружила удивительное свойство: там, где это было выгодно для него, в ней появлялись провалы. Бэрлсон закончил допрос свидетеля, чувствуя, что присяжные стали с сомнением относиться к его показаниям. Что ж, это было хорошо. Ведь в любом уголовном деле "разумное сомнение" вполне удовлетворяло защиту.

Теперь право допросить свидетеля было вновь предоставлено обвинению. В течение последующих нескольких дней оно пыталось установить, что и Гаврел и Присцилла были настолько серьезно ранены, что физически не могли "вступить в сговор" против Кал лена Дэвиса. Врач Майкл Герд, молодой практикант, дежуривший в ту ночь, когда раненых Гаврела и Присциллу привезли в операционную больницы Джона Питера Смита, заявил, что Гаврел пребывал в шоковом состоянии и потерял почти два литра крови, то есть чуть ли не ее треть, когда его положили на операционный стол. Через несколько минут он был анестезирован и подвергнут операции, длившейся три часа. Отвечая на вопросы, умело поставленные Марвином Коллинсом, доктор описал примененные обезболивающие средства как препараты, способные "полностью отключить" Гаврела. Одним из таких анестезирующих средств было похожее на ЛСД вещество, вызывающее у больных галлюцинации. После операции Гаврелу дали демерол. Этот препарат, как и предоперационные анестезирующие средства, мог вызвать временные провалы в его памяти.

Заявление Герда о том, что Гаврел находился в шоковом состоянии, было явно не в пользу защиты, поэтому она неоднократно прерывала его показания протестами. Доулен, однако, разрешил Коллинсу продолжать допрос.

Воскрешая в памяти некоторые события той ночи, чтобы доказать, что провалы в памяти Гаврела еще до его прибытия в больницу можно было объяснить с точки зрения медицины, Коллинс задал врачу несколько теоретических вопросов. Гаврел, например, показал, что, добравшись до столовой, он попытался сесть и дотянуться до телефона.

Вопрос: Что произойдет, если, находясь в таком состоянии, человек попытается сесть?

Ответ: От этого увеличится вероятность шока.

Вопрос: А что это значит?

Ответ: Будет кружиться голова, человек начнет бредить, давление крови упадет еще ниже.

Вопрос: А как быстро все это произойдет?

Ответ: Это может случиться в течение нескольких минут.

Вопрос: А может больной потерять при этом сознание?

Ответ: Больной может находиться в самом различном состоянии: от нормального до коматозного.

Вопрос: Как вы считаете, с точки зрения медицины могли ли глаза у такого человека оставаться при этом открытыми?

Ответ: Да, могли.

Вопрос: Как вы считаете, могли ли у него появиться провалы в памяти?

Ответ: Могли, но не обязательно.

Вопрос: Как вы считаете, мог ли он что-то говорить, но не помнить этого?

Ответ: Да, мог.

Далее Герд пояснил, что после операции и Гаврелу и Присцилле вставили в дыхательное горло респираторы и поместили обоих в разные палаты. В течение всех трех дней до ее перевода в другую больницу, продолжал Герд, Присцилла Дэвис ни разу не пыталась встать с постели, Гаврел же не в состоянии был этого сделать при всем своем желании. Врач добавил, что пуля, застрявшая рядом с позвоночником, находится там и по сей день.

В течение двух последующих дней Хейнс отчаянно, но безуспешно пытался подвергнуть сомнению показания Герда. Сославшись на историю болезни, Хейнс язвительно заметил, что там ничего не сказано ни о шоковом состоянии Гаврела, ни о провалах в его памяти.

Вопрос: Если бы он находился в шоковом состоянии, это было бы как-то зафиксировано [в истории болезни], не так ли.

Ответ: Нет, не так, если речь идет о человеке, истекающем кровью от пулевой раны. Это могло и не фиксироваться. К тому же слово «шок» в истории болезни мы не употребляем, поскольку понятие это весьма расплывчато. Мы записываем то, что ясно видим. Например, давление и потерю крови, то есть то, что можно измерить.

Впервые Хейнс, казалось, был поставлен в тупик именно в той области, где он всегда считал себя весьма компетентным. Вынужденный вести беспорядочный огонь, адвокат стал теперь подвергать сомнению компетентность врача и попросил его дать определение некоторым медицинским терминам. Но ему так и не удалось поколебать заключение Герда о том, что оба больных находились в состоянии, исключающем возможность вступления в сговор. Но самым ужасным, с точки зрения защиты, было то, что теперь присяжные получили заключение эксперта, объясняющее, почему у Гаврела были столь странные провалы в памяти.

Наступил второй месяц суда. Для дачи показаний перед присяжными обвинение вызвало целый отряд полицейских и следователей, работавших на месте преступления. На этом этапе оно хотело подкрепить показания, уже данные Присциллой и Буббой Гаврелом, а также подготовить жюри к допросу третьей главной свидетельницы обвинения – Бев Басе. Настало время, как заявил один из следователей, "разобраться со всеми трупами, пулями и пятнами крови".

Главной фигурой обвинения на этой стадии судебного разбирательства был X. А. Перес, один из полицейских из Форт-Уэрта, с которым Бев Басе приехала на место преступления. Поскольку защита оспаривала способность Гаврела опознать в убийце Каллена Дэвиса из-за слабого освещения, Джо Шэннон начал допрос Переса с того, что поинтересовался, достаточно ли светло было в ту ночь вокруг особняка и можно ли было читать при этом газету.

– Да, – ответил Перес, – света было достаточно, так что вполне можно было читать газету или книгу.

В зале воцарилась мертвая тишина, когда Перес стал описывать, как в ту душную и жаркую августовскую ночь они подошли к особняку. Через разбитую стеклянную дверь Бев Басе увидела Гаврела, который был весь в крови и неподвижно лежал на полу в столовой. "Она попыталась оттолкнуть меня, – сказал Перес, – но я крепко схватил ее за руку и не отпускал. Я отвел ее подальше и усадил у стены". Затем Перес и другой полицейский, Джимми Содерс, выхватив пистолеты, стали осторожно продвигаться к разбитой Двери и проникли через нее в дом. Тогда они еще думали, что убийца, возможно, прячется где-то внутри. Пока Перес возился с Гаврелом, Содерс пошел вдоль широкого кровавого следа на полу и попал на кухню, где лежало тело Стэна Фарра. К этому времени уже подоспело подкрепление, а еще несколько полицейских были на подходе. Быстро осмотрев все двадцать комнат, полицейские вернулись на кухню. Вот тогда-то Перес и заметил кровавый след на двери, которая вела в подвал.

– Вот здесь на лестнице я увидел кровавое пятно, похожее на отпечаток ладони, – сказал Перес, показывая место на плане. – Несколько точек крови были обнаружены также на окне около входа в подвал.

Держа в одной руке фонарь, а в другой пистолет, Перес в сопровождении сержанта Дж. Т. Тайгерта стал спускаться вниз по лестнице в подвальные помещения. Осветив стены, полицейские увидели несколько дверей. Перес направился к левой стене, открыл одну из дверей и тут же отпрянул назад. Он не знал, что там внутри, и сделал это так, на всякий случай. Оказалось, что там валялся какой-то садовый инвентарь. Двигаясь очень медленно, он подошел к соседней двери и открыл ее. "Я прижался к стене, приоткрыл дверь сантиметров на десять и заглянул внутрь. Там виднелись чьи-то ноги… ступнями к двери. Я закрыл дверь и жестом позвал серя анта Тайгерта…"

Тайгерт увидел тело Андрии Уилборн, которая лежала на спине в луже крови. Ее лицо и руки были испачканы кровью. Глаза были широко открыты, но было ясно, что она мертва.

А между тем наверху уже собралось по меньшей мере 25 полицейских, и, возможно, столько же было за пределами особняка. По некоторым подсчетам, на место преступления приехало около 80 полицейских, хотя никто не может утверждать этого точно. Эта неспособность установить, кто же в действительности был на месте преступления сразу после убийства, была лишь на руку защите. Хейнс саркастически заметил: "Полицейские не сумели справиться со своим делом на месте преступления по той же причине, по которой этот процесс вызвал такой шум в прессе. Все дело в том, что местом происшествия стал огромный дом на холме, который вызывает любопытство и удивление, поэтому вместо того, чтобы отправиться туда и выполнить свою работу на высоком профессиональном уровне, полицейские стали бегать по дому, осматривать его и прикидывать, сколько же все это стоит". По мере того как обвинение допрашивало все новых и новых полицейских и представляло все новые и новые вещественные доказательства, защита потом не раз напоминала об этом. "Работа следователей на месте преступления ниже всякой критики, – заявил на каком-то этапе Хейнс. – Они так и не проверили, есть ли другие пятна под ковриком, на котором лежало тело Стэна Фарра… Они не объяснили происхождение пятен с другим типом крови, например на окнах… Они не установили, кому принадлежат все обнаруженные отпечатки пальцев… Они даже не побеспокоились снять отпечатки пальцев, оставленные на ботинках Стэна Фарра. Перед нами выступает женщина и говорит, что кто-то взял это тело за ноги и поволок. Но никто почему-то не потрудился снять хотя бы отпечатки пальцев с ботинок! Ведь что произошло? Заведомо согласившись с первой же выдвинутой версией, они провели следственную работу лишь в том объеме, какой был необходим, чтобы подтвердить эту версию".

В течение двух дней Хейнс допрашивал детектива Грега Миллера, пытаясь доказать, что полицейские проявили халатность при сборе улик на месте. При этом он ссылался на инструкцию о порядке проведения расследования на месте преступления, которая действовала в полицейском управлении Форт-Уэрта. Хейнс с пристрастием допрашивал Миллера о пятнах крови, с которых не был сделан соскоб для последующего лабораторного анализа, о тех местах в особняке, которые не были тщательно осмотрены в целях обнаружения возможных отпечатков пальцев, о кусочках целлофанового пакета, на которые никто не обратил внимания и по которым иногда даже ходили, производя осмотр помещения, о еще одном целлофановом пакете для мусора, который, по словам шофера "скорой помощи", валялся около особняка, но так и не был обнаружен следователями, а также о странных обстоятельствах, при которых были найдены туфли Бев Басе. Одна из туфель была обнаружена там, где и предполагалось – на дорожке, по которой убегала Басе. Но местонахождение второй туфли сразу установить не удалось. Она была обнаружена лишь позже. Хейнса больше всего интересовало то, как она была найдена.

– Кто тот человек, который принес вам туфлю? – спросил он у детектива Миллера.

– Это был не человек, – вынужден был признаться Миллер. – Это была собака.

Собака? Хейнс посмотрел в сторону жюри и многозначительно поднял бровь, словно хотел спросить: "Я не ослышался?" Подумать только: какая-то собака, преспокойно разгуливавшая по территории особняка, нашла потерянную туфлю и услужливо принесла ее полиции! Позже Хейнс показал фотографию, снятую на месте преступления. На ней была изображена собака, которая без всякого сопровождения свободно разгуливала по столовой среди таких важных вещественных доказательств, как испачканные кровью телефон, сигареты и куски разбитого стекла. Где-то на заднем плане был виден полицейский, равнодушно наблюдавший за собакой. В перерыве Хейнс сказал репортерам: "Не удивительно, что по территории бродила собака с башмаком в пасти. Полиции было на все это наплевать. Как еще можно охарактеризовать их отношение, если, расследуя дело об убийстве, они позволили своим собакам спокойно разгуливать по месту преступления чуть ли не с сигаретой в зубах?"

Случай с собакой был скорее смешным курьезом, но обвинению стало не до смеха, когда оно поняло, к чему клонит Хейнс, обрушивший на их свидетеля целый град вопросов. Обвинители попросили Хейнса дать им для ознакомления документ, который тот цитировал в ходе допроса Миллера. Это была фотокопия нескольких страниц должностной инструкции полицейского управления Форт-Уэрта о порядке проведения расследования на месте преступления. Положения этой инструкции, утверждал Хейнс, свидетельствовали о том, что следователи отнеслись к сбору улик халатно. Хейнс отказался передать документ обвинению, указав, что в свое время защита просила включить его в качестве своего вещественного доказательства, но обвинение выступило с протестом, в результате чего его вычеркнули из списка. "Они хотят, чтобы и волки были сыты, и овцы целы", – заметил по этому поводу Хейнс, обращаясь к Доулену. Однако по-настоящему страсти вокруг инструкции разгорелись чуть позже, когда Джо Шэннон обвинил защиту в преднамеренном искажении содержания полицейского документа, поскольку при снятии ксерокопии был умышленно выпущен тот раздел инструкции, в котором говорилось, что при сборе улик на месте преступления следователи могут поступать так, как считают нужным, а не следовать строго ее предписаниям. Шэннон обвинил Хейнса в том, что в результате его допроса "создалось неправильное впечатление, будто этот полицейский не выполнил требований инструкции, в то время как защита умышленно опустила ту ее часть, которая подтверждала правильность его действий".

Хейнс подпрыгнул как ужаленный и заявил, что замечание Шэннона – это "грубое и оскорбительное обвинение". Он тут же потребовал, чтобы судья рекомендовал присяжным оставить без внимания слова обвинителя. Но Доулен отказался, указав, что, если на то пошло, защита вообще не получала разрешения зачитывать этот документ. Когда присяжных отпустили, Фил Бэрлсон внес формальное ходатайство прекратить процесс из-за неправильного его ведения. Судья, к великому облегчению обеих сторон, отклонил ходатайство.

В течение последующих нескольких дней обвинение представило множество вещественных доказательств, включая целый ряд окровавленных предметов, которые должны были подтвердить уже внесенные в протокол показания свидетелей:

– пробитую пулей трехметровую дверь, через которую был сделан первый из четырех выстрелов по Стэну Фарру;

– фотоснимки тел Стэна Фарра и Андрии Уилборн, сделанные в морге. Тело Фарра было сфотографировано с четырех точек, чтобы лучше была видна каждая из четырех пулевых ран. На отдельной фотографии была снята обнаженная грудная клетка Андрии, на которой была хорошо видна пулевая рана чуть ниже левой груди;

– окровавленную полосатую майку, которая была на Андрии в ночь убийства;

– окровавленную сорочку Стэна Фарра;

– дюжину всевозможных образцов и фотоснимков кровавых пятен, оставленных в подвальном помещении, где было найдено тело Андрии, а также на двери, ведущей в подвал;

– образцы крови, обнаруженной около столовой, где была ранена Присцилла и убит Фарр, на полу в коридоре, вдоль которого волокли тело Фарра, а также на дорожке, по которой Присцилла пыталась убежать от убийцы в первый раз;

– туфли и сумочку Бев Басе;

– две пули. Одна из них была найдена на лестнице, где по Фарру был сделан первый выстрел, а вторая – за стеклянной дверью, которая могла быть пробита пулями, выпущенными, по словам Гаврела, Калленом Дэвисом, с тем чтобы разбить стекло и проникнуть в особняк. Ранее обвинение предъявило еще пять пуль. Одна из них была обнаружена под телом Андрии Уилборн, а остальные четыре – в столовой. Позже, когда обвинение вызовет в качестве свидетеля Фрэнка Шиллера, директора лаборатории полицейского управления Форт-Уэрта, будут предъявлены еще две пули, извлеченные из тела Стэна Фарра. И последняя пуля находилась пока рядом с позвоночником Гаврела. Все десять пуль полностью вписывались в версию обвинения. Убийца застрелил сначала Андрию Уилборн – это была первая пуля. Затем он перезарядил пистолет в ожидании следующих жертв. Второй пулей была ранена Присцилла. Третьей, четвертой, пятой и шестой пулями был убит Фарр. Седьмой пулей был ранен Гаврел. Этим объяснялось также и то, что убийца не выстрелил в Бев Басе, а погнался за ней – у него больше не было патронов. Гаврел показал, что, перед тем как выстрелить в стеклянную дверь и войти в дом, убийца перезарядил пистолет;

– кусочки целлофанового пакета для мусора, найденные в столовой, на лестнице, где был убит Фарр, и в подвальном помещении. Сам пакет, обнаруженный наверху в спальне, тоже был предъявлен в качестве вещественного доказательства;

– искусственные волоски с парика, прилипшие к целлофановому пакету.

Для опознания вещественных доказательств был вызван детектив Гэри Николе, работавший вместе с Грегом Миллером. В ходе перекрестного допроса Фил Бэрлсон акцентировал внимание на трех стаканах, найденных на кухне, наличие которых должно было доказать, что в тот вечер между девятью и двенадцатью часами Андрия Уилборн была в доме не одна. Бэрлсон спросил, была ли обнаружена какая-нибудь жидкость в одном из этих стаканов. Николе ответил, что была, но никто так и не проверил, какая именно.

Вопрос: Разве вас не учили, что, проводя расследование на месте преступления, следует сохранять любые обнаруженные там жидкости?

Ответ: Нас учили действовать по собственному усмотрению.

Вопрос: Тогда что же вы сделали с содержимым стакана? Вылили? Выпили?

Ответ: Я вылил его в раковину.

Выпаливая скороговоркой один вопрос за другим, Бэрлсон спросил у Николса, сделал ли тот слепки следов, обнаруженных рядом с особняком, отдал ли на анализ ворсинки с ковра и обивки, снял ли отпечатки пальцев с ботинок Фарра и, наконец, обнаружил ли в доме "пластмассовые пакетики с белым порошкообразным веществом".

На каждый из этих вопросов Николе давал отрицательный ответ.

Окровавленные сорочка Фарра и майка Андрии, а также другие вещественные доказательства были разложены на столе рядом со скамьей присяжных и оставались там в течение всего судебного процесса. По мере того как предъявлялись все новые и новые вещественные доказательства, коллекция окровавленных предметов все более разрасталась. Все выглядело так, будто на сцене постепенно возводились декорации для какого-то страшного действа.

* * *

Наступило время заслушать свидетельские показания Бев Басе. Фил Бэрлсон, высокий седовласый адвокат из Далласа, уже хорошо к этому подготовился. Хотя Васе и считалась наиболее сильной свидетельницей обвинения, он уже видел в ее будущих показаниях множество слабых мест. Главным среди них были весьма странные отношения между Басе и Присциллой Дэвис. Бэрлсон ни на минуту не верил, что их связывали обычные отношения матери и подруги ее дочери, как это утверждало обвинение. Не верил он и в то, что между ними сложились отношения двух сестер – младшей и старшей. Здесь было нечто другое. Никто, разумеется, ни разу не произнес слов «лесбийская любовь», и никто не представил каких-либо конкретных доказательств такой связи, однако множество красноречивых намеков защиты и постоянное напоминание об особых отношениях между этими двумя женщинами заронили соответствующую мысль в сознании многих.

Позже Бэрлсон так объяснял свою теорию: "Присцилла знала, кто был убийцей, и решила этим воспользоваться. В ту ночь все мысли Бев были сосредоточены на Каллене – ведь накануне в клубе "Рангун рэкит" они обсуждали с Присциллой ее развод. Вспомните: у Присциллы в ту пятницу не все складывалось так гладко и просто. Ей стоило большого труда уговорить врача дать ей фальшивую справку. Она долго притворялась, поэтому, когда в следующий понедельник узнала о решении судьи, ей захотелось тут же с кем-нибудь поделиться своей новостью. Бев говорит, что собиралась в тот вечер переночевать у Ди. Вздор! Ведь она прекрасно знала, что Ди уже договорилась со своим возлюбленным остаться на ночь у него. Просто Бев захотелось узнать подробнее, что же произошло в тот день в суде. Я убежден, что тогда ночью им каким-то образом удалось встретиться и договориться назвать убийцей Каллена. Может быть, они знали имя настоящего убийцы, а может быть, и нет, но они решили свалить все на Каллена".

Когда Бев Басе, красивая девушка с копной золотистых волос, заняла место для дачи свидетельских показаний и начала свой рассказ, в зале не было человека, который слушал бы ее более внимательно, чем Фил Бэрлсон.

Басе рассказала о том, как в тот роковой день 2 августа она приехала в особняк на собственном автомобиле. Это было, как ей помнится, примерно в полдень. Накануне из Хьюстона вернулась Андрия, гостившая там у бабушки, поэтому Бев решила взять девочку с собой и отправиться вместе с ней за покупками. Далее Бев Басе рассказала, как сама выбрала для Андрии майку и помогла той одеться. Это лишь укрепило в сознании присутствовавших представление об Андрии как о невинном ребенке, во всем полагавшемся на старших подруг и членов своей семьи и полностью доверявшем им.

Тим Карри считал чрезвычайно важным, чтобы присяжные стали испытывать симпатию и добрые чувства к Андрии, чтобы она представлялась им мягкой, чувствительной натурой с артистическими наклонностями, девочкой, которая приходила в восторг от красоты окружавшего ее мира, существом столь добрым и нежным, что могла научить уживаться друг с другом птицу и кошку. Ведь до сих пор присяжные знали лишь то, что девочке было 12 лет и что ее уже нет в живых. В своих письменных показаниях Басе трогательно рассказывала о том проведенном вместе с Андрией дне, когда девочка, поделившись впечатлениями о своей поездке, потом долго стояла у витрины зоомагазина с одной лишь целью – "поболтать" с продававшимися там зверюшками. Но защита, разумеется, уже заранее ознакомилась с этими показаниями, поэтому, когда Басе дошла до эпизода у зоомагазина, Хейнс заявил протест, сказав, что это к делу не относится. Протест был принят – и присяжные так никогда и не услышали эту историю. Басе и Андрия вернулись в особняк около четырех часов. В это время там уже были Присцилла и Ди со своим приятелем. Они поболтали примерно час, а может быть, и дольше. Затем приехал Бубба Гаврел.

В самом начале показаний Бев Басе Тим Карри установил, что девушка знала семью Дэвисов в течение семи лет, поэтому вряд ли могла обознаться. Окружной прокурор поинтересовался, куда еще заезжали Басе и Гаврел в тот вечер 2 августа, а также попросил рассказать об их случайной встрече с Фарром и Присциллой в клубе "Рангун рэкит", умело подводя ее к моменту убийства. Басе вспомнила, что из клуба они выехали примерно в 11.30 вечера, минут через двадцать после того, как оттуда уехали Фарр с Присциллой. У нее, как и у Гаврела, в тот вечер часов не было, поэтому время она могла назвать лишь приблизительно. Затем она рассказала, как они подъехали к особняку и как, выйдя из машины Гаврела, она услышала что-то похожее на крик, доносившийся из дома.

Басе почти слово в слово подтвердила версию Гаврела. Во дворе она увидела человека в черном. Первое, что ей пришло в голову, было: они наткнулись на грабителя, пытавшегося проникнуть в дом.

– А что сказал этому человеку Бубба Гаврел? – спросил окружной прокурор.

– Он сказал: "Эй, послушайте, что здесь происходит? Куда все подевались?" Человек ответил: "Они все там. Я вас проведу".

По словам Басе, Гаврел пошел за ним, а она – за Гаврелом, держась от него на расстоянии нескольких шагов. Они прошли мимо гаража и направились по дорожке к двери, ведущей в столовую. Это был главный вход в особняк.

Вопрос: На каком расстоянии вы находились от человека, когда подошли к хорошо освещенному месту?

Ответ: Насколько мне помнится, Бубба был от него на расстоянии одного метра, а я шла сразу же за Буббой.

Вопрос: Вы узнали человека в черном?

Ответ: Да, узнала, когда он повернул за угол.

Вопрос: Вы сказали что-нибудь, когда человек повернул за угол?

Ответ: Да. Я сказала: «Бубба, это же Каллен!» Тогда человек повернулся и выстрелил, Бубба вскрикнул, споткнулся и упал прямо передо мной.

Вопрос: А что делал подсудимый потом?

Ответ: Он нагнулся над Буббой и протянул к нему руку.

Вопрос: Когда он нагнулся, какое расстояние было между ним и Буббой?

Ответ: Наверное, с полметра. Я закричала, и тогда он [Каллен] выпрямился и посмотрел мне прямо в лицо. Я бросилась бежать… Он погнался за мной.

Вопрос: Как долго вы стояли друг против друга?

Ответ: Несколько секунд.

Вопрос: Вы ему что-нибудь сказали?

Ответ: Я сказала: «Каллен, прошу вас, не стреляйте в меня! Это же я, Бев!» Я все время кричала: «Каллен, прошу вас, не стреляйте в меня! Это я, Бев!»

Басе рассказала, как перепрыгнула через невысокую ограду и побежала в сторону Хален-бульвара, все время петляя, так как боялась, что человек может выстрелить в любую минуту. "Я то и дело оборачивалась и видела, что он за мной гонится", – сказала она дрожащим голосом. Когда она взглянула на Каллена, сидевшего в противоположном конце зала, у нее задрожали руки. "Я видела у него в руках целлофановый пакет и знала, что там пистолет. Я не слышала, стрелял ли он, потому что у меня звенело в ушах… К тому же я все время кричала: "Каллен, прошу вас, не стреляйте в меня! Это я, Бев!" Пробежав примерно три четверти пути [по направлению к Хален-бульвару], я обернулась и снова его увидела. Не знаю, стоял он или бежал. Помню только, он поднимал свой пакет все выше и выше… Я боялась, как бы он не начал стрелять, и продолжала бежать то по дорожке, то по траве, все время петляя. Когда я вновь обернулась, его уже не было. Он исчез куда-то".

После этого присяжных попросили покинуть зал суда, и Карри стал расспрашивать Басе о том, что она сказала Роберту Сохиллу (владельцу автомашины, в которую та вскочила на Хален-бульваре), а затем охраннику Джону Смедли и двум полицейским, подъехавшим чуть позже. Окружной прокурор пытался доказать, что в то время девушка все еще находилась в крайне возбужденном состоянии из-за всего увиденного, и потому ее показания должны восприниматься с учетом вызванного этим потрясения, в результате чего и возникла возможность каких-то неточностей в ее показаниях при сопоставлении с показаниями других свидетелей.

Хотя обвинение было вполне довольно тем, как вела себя Басе, Карри знал, что могут возникнуть трудности в связи с одним вопросом. По словам Басе, она назвала Каллена Дэвиса убийцей четырем лицам, которых встретила сразу же после всего случившегося. Этими лицами были: Роберт Сохилл (владелец автомашины, в которую она вскочила на Хален-бульваре), охранник Джон Смедли и двое полицейских. Но получилось так, что в течение нескольких недель расследования, которое началось сразу же после убийства, следствие не очень-то старалось отыскать Сохилла. Басе просто-напросто не запомнила фамилии водителя машины, в которую вскочила в ту ночь на Хален-бульваре, а сам Сохилл не спешил объявиться по собственной инициативе. К великому смущению и замешательству Карри, Сохилла удалось разыскать лишь с помощью объявления, помещенного в газете защитой. Таким образом, человек, который мог бы частично подтвердить показания Басе, выступал теперь в качестве свидетеля не обвинения, а защиты. Позже в ходе перекрестного допроса защита задаст Басе вопрос об "объявлении в газете", из которого она и узнала фамилию Роберта Сохилла. Доулен не разрешит ей отвечать на этот вопрос, но Карри все равно будет уверен, что рано или поздно защита вызовет в суд Сохилла и что его показания не будут полностью соответствовать тому, что рассказала Басе. Рано или поздно этот неприятный момент должен был наступить, и обвинению не оставалось ничего другого, как покорно ждать его и постараться пережить. А пока Карри хотел задать свидетельнице лишь два последних вопроса. Прежде всего он хотел получить от нее подтверждение того, что после их случайной встречи в клубе "Рангун рэкит" Басе не встречалась с Присциллой Дэвис "в течение трех или четырех дней".

Окружной прокурор знал, что его последний вопрос был самым трудным для Басе. Нахмурив брови, он подошел к столу, вынул что-то из конверта и, быстро повернувшись к ней, спросил: "Вы узнаете, кто здесь?" Когда Басе взглянула на фотографию застывшего тела Андрии Уилборн, лежавшей на полу в подвале, слезы так и хлынули у нее из глаз. "Это… Андрия…" – с трудом проговорила она. После этого она уже никак не могла овладеть собой и была под руки выведена из зала. После получасового перерыва Доулен объявил, что свидетельница больше не может давать показаний, поэтому суд переносится на завтра. Это был жестокий, но необходимый ход со стороны обвинения. Карри хотел, чтобы в течение хотя бы одного вечера присяжные хорошенько поразмыслили над показаниями Бев Басе, прежде чем на нее обрушится со своими вопросами защита.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю