Текст книги "Обвиняется в убийстве"

Автор книги: Гарри Картрайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Таким образом, единственным знаменательным событием, которое пришлось отметить Каллену Дэвису в канун Нового года, было завершение 588-го дня его пребывания в тюрьме с тех пор, как он впервые был арестован в августе 1976 года. Пока другие заключенные местной тюрьмы округа Харрис голосовали, какой футбольный матч смотреть по тюремному телевизору, в голове у Каллена Дэвиса стала обретать реальные очертания новая и, без всякого сомнения, внушающая страх перспектива. Когда несколько репортеров позвонили Гершелу Пейну в Форт-Уэрт и рассказали о последних показаниях Каллена, тот был крайне удивлен.

"Кое-что из всего этого действительно имело место, но многое – нет, – сказал Пейн. – У меня на руках повестка в суд, поэтому мне лучше пока воздержаться от дальнейших комментариев".

* * *

Когда на другой день после Нового года судебные заседания возобновились, защита вновь вызвала Каллена Дэвиса. За прошедший уикенд он «проанализировал» свои прежние показания и хотел теперь пояснить некоторые моменты. Никого не удивило, что пояснения касались двух основных эпизодов, связанных с его разговорами с Гершелом Пейном.

Каллен вспомнил теперь, что Карин Мастер была единственным человеком, которому он рассказал о телефонном звонке агента ФБР Акри 10 августа. Кроме того, он заявил, что семь дней тому назад ошибочно утверждал, будто рассказывал Гершелу Пейну об этом звонке, а также о том, что агент ФБР посоветовал ему подыгрывать Маккрори. Каллен также вспомнил, что не назвал Пейну имен лиц, об убийстве которых они говорили тогда с Маккрори, не упоминал он и о магнитофонных записях. "Насколько мне помнится, – сказал Каллен, – я ничего этого не говорил, а если и говорил, то совсем в другом смысле".

Предполагалось, что присяжные не могли знать, что Каллен изменил свои показания после того, как в газетах было напечатано опровержение Гершела Пейна. Выступление Каллена с новыми показаниями дало обвинению возможность задать ему вопрос: сообщал ли он о своей договоренности с Акри кому-нибудь еще, например полицейским? До сих пор обвинение воздерживалось от попыток выяснить, что именно Каллен мог или не мог сказать во время ареста: ведь в таком случае пришлось бы напомнить Дэвису о его правах, вытекающих из "правила Миранды"<sup>[24]24
  В 1966 году Верховный суд США вынес решение по делу некоего Миранды, в соответствии с которым любой обвиняемый перед допроси в полиции должен быть предупрежден, что имеет право отказаться от дачи показаний, поскольку все, что он скажет, может быть использовано против него. – Прим. перев.


[Закрыть]</sup>. Теперь Толли Уилсон поинтересовался, просил ли тот при аресте разрешения связаться с Акри. Каллен признался, что не просил. Но Толли не стал продолжать выяснение противоречий в его показаниях.

На следующий день защита вызвала в суд Гершела Пейна. Обе стороны уже знали, что именно тот собирается рассказывать. Хотя Пейн и успокоился после первого шока, ему все же пришлось достаточно долго промучиться в ожидании своего часа, поэтому на суде он выглядел несколько растерянным. После того как Каллен порвал с Роем Риммером, Пейн стал, пожалуй, его самым близким другом. Вот почему тот прекрасно понимал, что от его показаний будет во многом зависеть будущее столь ценного для него знакомства.

Пейн подтвердил, что Каллен действительно рассказывал ему о Дэвиде Маккрори, который говорил ему что-то о наемных убийцах и обещал подарить глушитель. Но, добавил Пейн, советы он давал не как "адвокат Каллена, а как его деловой партнер и личный Друг. "Я сказал ему, что, на мой взгляд, закон не запрещает иметь пистолет с глушителем, если соответствующее правительственное учреждение дало на то Разрешение и зарегистрировало это оружие. Я также сказал ему, что нет ничего преступного в разговорах об убийстве, если при этом он не собирается делать этого и если сделка не будет доведена до конца". Пейн подтвердил, что Каллен говорил ему о "большой сумме денег", которую Маккрори дал ему на хранение, но отрицал, что Каллен когда-либо называл при этом цифру 25000 долларов.

В ходе перекрестного допроса Джек Стрикленд попросил свидетеля рассказать о его четырех беседах с Калленом Дэвисом, в ходе которых тот упоминал либо имя Маккрори, либо глушитель. Все беседы, сказал Пейн, начинались с обсуждения состояния дел на урановых рудниках, в которые они вложили свой капитал, а затем "почти случайно" переходили к вопросам, которые в данный момент рассматриваются в суде. Впервые Каллен упомянул имя Дэвида Маккрори в январе или феврале. "Я ему тогда еще посоветовал держаться от Маккрори подальше, – сказал Пейн. – Но Каллен лишь усмехнулся и ответил: "Не волнуйся. Дэвиду я доверяться не буду"". В конце мая или начале июня Каллен сказал Пейну: "Послушай, Дэвид Маккрори снова говорил со мной. Он сказал, что, если я хочу, он может организовать для меня убийство. Ведь меня не могут арестовать или посадить в тюрьму за то, что я разговаривал об убийстве с Дэвидом, правда?"

Далее Пейн пояснил: "Я подумал, что Каллен Дэвис просто шутит. Да и сам он, по-видимому, не предполагал, что Маккрори говорит обо всем этом серьезно. У меня не возникло впечатления, будто Каллен намерен вступать с Дэвидом Маккрори в какую-то сделку. Скорее, это был случайный разговор. Если бы я подумал, что речь тогда шла о серьезном сговоре с целью лишить кого-то жизни, я непременно сообщил бы об этом окружному прокурору".

Как-то в июле, продолжал Пейн, Каллен стал снова интересоваться глушителем. Между ними состоялся примерно такой разговор:

Пейн: Почему ты об этом спрашиваешь?

Каллен: Не волнуйся, я тебе потом все расскажу.

Пейн: Надеюсь, ты хочешь приобрести его не для себя, потому что тебе-то как раз и нельзя иметь при себе пистолет, да еще с глушителем.

Каллен: Да ты не волнуйся, Гершел.

Пейн: Если тебя серьезно все это интересует, советую тебе переговорить с кем-нибудь, кто в этом больше разбирается.

Позже в том же месяце Каллен как-то сказал, что

Маккрори дал ему крупную сумму денег. "Я посоветовал ему вернуть деньги обратно, – продолжил

Пейн, – но в ответ Каллен сказал лишь что-то вроде

"Успокойся. С Дэвидом я как-нибудь справлюсь"".

Далее Пейн заявил, что Каллен Дэвис ни разу не говорил ему ни о магнитофонных пленках, ни о ФБР, ни об угрозах в его адрес, ни о вымогательстве, ни о пуленепробиваемом жилете, ни о планах убийства судьи Эйдсона. Он также сказал, что Каллен никогда не говорил ему о телефонном звонке 10 августа и не упоминал имени Джима Акри. "Имя Акри, – сказал он, – я впервые услышал лишь здесь, в суде". Свидетель также опроверг утверждения Каллена, будто тот звонил ему после записи разговора с Маккрори 11 августа.

Стрикленд спросил у свидетеля: "Вам не кажется, что все это было специально подстроено для того, чтобы вы обеспечили Каллену Дэвису алиби?"

Ответ: Я не думаю, чтобы Каллен Дэвис – человек, с которым я дружу вот уже десять или двенадцать лет, – что-то мне подстраивал.

Вопрос: А разве вы не говорили как-то, что не хотите стать шестнадцатой жертвой в его списке?

Хейнс тут же гневно заявил протест, и Стрикленд, посмотрев в сторону присяжных, перефразировал свой вопрос.

Вопрос: Вы не думаете, что ваш друг Томас Каллен Дэвис в состоянии подстроить вам что-то или как-то иначе воспользоваться вами, чтобы обеспечить себе прикрытие? Разве вам в течение последних пяти-Шести месяцев не приходила в голову мысль, что такое может случиться?

Ответ: Возможно, такая мысль и приходила мне в голову. Особенно после того, как я стал свидетелем Целого ряда следовавших друг за другом событий.

Вопрос: Вы не догадывались, почему именно вам, Неспециалисту по уголовным делам, задавались вопросы, касавшиеся вещей, связанных с нарушением Уголовного законодательства?

Ответ: Здесь следует учесть, что я, возможно, самый близкий друг Каллена. Если помнить об этом, то мой ответ на ваш вопрос будет утвердительным.

Вопрос: Не делая никаких выводов и не давая никакой оценки характера этих событий, вы все же сумели обнаружить определенную их последовательность, не так ли?

Ответ: Я думаю, что могу лишь рассказать об этих событиях – не более. Факты есть факты.

Стрикленд постепенно подходил к моменту, который, на его взгляд, был решающим. Он напомнил Пейну, что утром 21 августа тот имел свидание с Калленом в его камере. Можно было предположить, что Каллен не стал настаивать на разговоре с агентом ФБР Акри во время своего ареста или в ходе последовавшего затем допроса, так как не доверял задержавшим его властям. Но ведь Гершелу Пейну он доверял. Потому-то Стрикленд и спросил у свидетеля, упоминал ли Каллен утром в понедельник имя Акри и не говорил ли он своему другу чего-нибудь вроде: "Все это какое-то ужасное недоразумение… Ведь я действовал по указанию ФБР".

– Нет, – сказал Гершел Пейн. – Об этом мы не говорили.

Отправляясь в тот вечер на свидание с Калленом, Пейн дрожал от страха, поскольку не знал, как тог отнесется ко всему этому. Каллен, однако, сказал лишь: "Спасибо тебе. Огромное спасибо". По его мнению, Гершел Пейн здорово помог защите. Толли Уилсон, однако, был уверен, что Пейн помог обвинению.

Когда адвокаты Каллена неожиданно бросили все свои силы на раскрытие другого, второстепенного заговора, кое-кто решил, что это было актом отчаяния или по меньшей мере попыткой отвлечь внимание от показаний Пейна. Хейнс вновь обвинил Билла Дэвиса в том, что именно он финансировал заговор против Каллена, и заявил, что защита готова теперь доказать это. Оплата связанных с этой операцией расходов, заявил Хейнс, производилась тайно, чеками, выписанными на одну компанию, якобы находившуюся в городе Ларамай (штат Вайоминг). Деньги получала адвокатская контора в Денвере, в прошлом представлявшая интересы Билла Дэвиса. Затем они поступали к бывшему обвинителю Джо Шэннону, нанявшему бригаду следователей, которые, в частности, "тайно подслушивали телефонные разговоры" Каллена с его адвокатами, его адвокатов – со свидетелями и адвокатов – друг с другом. Хейнс сказал судье, что на автомашинах были тайно смонтированы специальные электронные устройства для слежки и что за всеми адвокатами и свидетелями защиты было установлено наблюдение по всему Хьюстону. Помещения, в которых жили и работали защитники, заявил Хейнс, тоже находились под наблюдением. И наконец, добавил адвокат, он может представить доказательства, подтверждающие, что Присцилла, Пэт Бэрлсон и Дэвид Маккрори имели прямое отношение к этому наблюдению.

Несмотря на то, что процесс и так уже затянулся, Пит Мур решил, что иного выбора у него нет, и разрешил Хейнсу вызвать большую группу новых свидетелей, хотя с показаниями перед присяжными из них выступило лишь несколько человек. В ходе допроса выяснилось, что заявление Хейнса имело один весьма существенный недостаток – что бы там ни замышляли осведомители и следователи Шэннона, к работе они приступили лишь после ареста Каллена 20 августа. Пит Мур был на пределе. К тому времени он уже выкуривал чуть ли не по две пачки сигарет ежедневно, и порой казалось, что дым валит у него прямо из ушей. Когда судья решился наконец на открытое столкновение со своим старым другом Ричардом Хейнсом, лицо его побагровело, а в голосе зазвучала сталь.

– Мне кажется, вы злоупотребляете всей системой правосудия, и мне это не нравится! – сказал он Хейнсу.

Хейнс надулся, как рыба-шар, и быстро парировал:

– Я хочу знать, кто платил этим людям, кому понадобилось следить за нами и почему!

– А кому это интересно?! – прорычал Мур, еле сдерживая ярость. – Мне, например, нет! Мы просто впустую тратим время! Я не понимаю, какое отношение имеет наблюдение, проводившееся в октябре, к событиям, имевшим место до 20 августа.

Хейнс, по-видимому, все понял. Через два дня защита вызвала своего последнего свидетеля. Им оказалась бывшая официантка из Лас-Вегаса, которая заявила, что в 1975 году Дэвид Маккрори долго расспрашивал ее о льготах, предоставляемых по "Федеральной программе защиты свидетеля" (с ней она была хорошо знакома). Защита, видимо, хотела показать, что Маккрори сам выдумал всю эту историю, чтобы стать федеральным свидетелем и получать все вытекающие отсюда льготы.

После пяти недель допроса своих свидетелей защита заявила, что на этом прекращает представление доказательств со своей стороны, после чего обвинение тут же вызвало новых свидетелей для опровержения показаний, данных свидетелями защиты. Тем самым оно стремилось восполнить ущерб, нанесенный обвинению защитой. Обе стороны заявили, что через неделю присяжные приступят к обсуждению окончательного приговора. Никто, однако, не знал, кто выиграл дело.

В понедельник 8 января по всем подсчетам наступала последняя неделя судебного разбирательства, однако даже беглого взгляда на заголовки газет было достаточно, чтобы понять, что до окончания процесса еще далеко. "Свидетель Дэвиса брошен в тюрьму за лжесвидетельство", – гласил один из заголовков. Этим свидетелем был Лэрри Джин Лукас, который не смог внести залог в сумме 100000 долларов и был упрятан в тюрьму округа Харрис после того, как против него было выдвинуто обвинение в лжесвидетельстве при отягчающих вину обстоятельствах. Большое жюри вынесло вердикт еще 20 декабря, но обвинение хотело держать его в секрете до окончания процесса. Однако получилось так, что два свидетеля обвинения, которые должны были выступить с опровержением показаний свидетелей защиты, отказались делать это до тех пор, пока Лукаса не упрячут в тюрьму. Когда по Хьюстону разнесся слух, что Лукаса посадили, Ричард Хейнс пришел в бешенство.

Одним из свидетелей большого жюри, помогшим упрятать Лукаса в тюрьму, был Джо Эспиноза, который по расчетам Хейнса должен был как раз подтвердить его показания. Другим свидетелем была Кимберли Вандайвер, невестка Мэри Уэйр, сожительницы Лукаса. Третьим свидетелем была сама Мэри Уэйр. Все трое заявили, что Лукас лгал, когда 11 декабря заявил в присутствии присяжных, что Дэвид Маккрори будто бы предложил ему 20000 долларов за убийство Каллена Дэвиса.

Ким Вандайвер представила суду письмо, написанное Лукасом своей "даме сердца" Мэри Уэйр. На нем стоял почтовый штемпель от 13 ноября, что означало, что письмо было отправлено меньше чем за месяц до того, как Лукас дал показания в суде. Содержание письма было весьма красноречивым. В нем, в частности, говорилось:

"Привет, крошка!

Позвони Биллу Моррису. Он занимается залогами… Скажи ему, что ты моя жена. Скажи, что со мной встретился Дэвид Маккрори и попросил убрать Каллена Дэвиса. Скажи ему, что я знаю Дэвида 14 лет. Могу доказать, что он действительно говорил со мной. Скажи ему также, что мне нужно много денег, чтобы умотать отсюда. ФБР поднимет такой хай, что мне нельзя будет здесь оставаться. Если он скажет, что моя информация может пригодиться, свяжись со мной… Сделай это, потому что здесь можно сорвать большой куш.

Целую, Джин.

P.S. Сделай все, что я прошу, хочется тебе или нет".

Лэрри Джин Лукас был довольно частым гостем в тюрьме, однако, судя по тому, с каким негодованием и рвением Хейнс бросился его защищать, можно было подумать, что тот чуть ли не невинная жертва инквизиции. Хейнс заявил, что обвинение нарочно предало Гласности факт ареста Лукаса для того, чтобы настроить Присяжных против обвиняемого, и потребовал, чтобы Пит Мур объявил о нарушении судебной процедуры, ведущей к роспуску суда присяжных. Тот отказался сделать это. Тогда Хейнс потребовал, чтобы судья опросил каждого присяжного в отдельности и выяснил, знают ли они об этом, после чего все присяжные должны быть изолированы до самого конца процесса. Мур снова отказал ему, хотя и рекомендовал присяжным не обращать внимания на любую информацию, которую они могут прочитать или услышать о том или ином свидетеле. Но Хейнс продолжал упорствовать. Он заявил, что рассматривает все это как личное оскорбление, и потребовал, чтобы суд расследовал, каким образом произошла утечка информации.

Мур снова отказался удовлетворить его требование, хотя и разрешил допросить Толли Уилсона под присягой.

Хейнс спросил у главного обвинителя, каким образом факт ареста Лукаса просочился в прессу, на что Уилсон ответил: "Первый позвонивший мне репортер сказал, что узнал об этом из анонимного источника".

– Все тот же старый анонимный источник, да? – заметил Хейнс злобным, саркастическим тоном.

– Уверен, что вам-то он хорошо известен, – парировал Уилсон.

– Не хотите ли вы этим сказать, что тем анонимным лицом был я?

– Этого я сказать не хочу, – ответил Уилсон. – Но мне кажется, вы способны все это подстроить.

– Вы хотите сказать, что все это подстроил я? – спросил Хейнс, не веря своим ушам.

– Да, сэр!

– Вы что, недавно чем-то переболели? – спросил Хейнс, готовый вот-вот взорваться.

– Вы, господин Хейнс, видимо, совсем лишились рассудка, – парировал Толли дрожавшим от негодования голосом.

– Это самая большая глупость, которую мне приходилось когда-либо слышать, – ответил Хейнс.

– Ну, довольно! Давайте продолжим, – сказал Мур, имея в виду судебное разбирательство, а не перебранку. Но Хейнс никак не мог успокоиться. Теперь он потребовал у Мура сведений о том, когда именно (21 или 22 декабря) судья впервые услышал о решении большого жюри в отношении Лукаса. Он потребовал также занести в протокол, что защите никто ничего не оказал ни об этом решении, ни об аресте Лукаса.

Атмосфера вновь накалилась, когда Толли Уилсон приступил к допросу Мэри Уэйр. Эта высокая, измотанная жизнью женщина лет сорока рассказала присяжным, что после того, как в конце 60-х годов умер ее муж, она жила с Лукасом. Вскоре после ареста Кал лена Дэвиса, сказала она, Лукас стал обдумывать своп план. "Он сказал, что знает Маккрори и что если то смог вступить в такую выгодную сделку, то почему бы и ему [Лукасу] не попробовать сделать то же самое и не помочь Каллену Дэвису. Он сказал, что Маккрори предложил ему деньги за убийство Дэвиса и что разговор этот состоялся в конце декабря или начале января". За день до того, как Лукас выступил в качестве свидетеля на суде в Хьюстоне, продолжала Уэйр., он пришел к ней вечером домой вместе с Джо Эспинозой. "Джин хотел, чтобы я отправилась в Хьюстон вместе с ним и подтвердила его показания, сказав, что была с ним, когда он разговаривал с Маккрори. Он решил, что мне поверят скорее, чем Джо". На следующий день вечером Лукас позвонил ей: из Хьюстона и сказал, что перенес время своего разговора с Маккрори с зимы на лето. Вот тогда-то, сказала Мэри. Уэйр, она и обратилась в прокуратуру округа Таррент. В тот же вечер к ней пришли оттуда и она отдала письмо Лукаса.

Хейнс начал перекрестный допрос свидетельницы с того, что установил, что Мэри Уэйр была проституткой и, по всей вероятности, солгала о том, что состояла в браке с Лэрри Джином Лукасом, чтобы получать пособие. Мэри Уэйр признала, что в прошлом действительно занималась проституцией, но твердо стояла на том, что Лукас под присягой давал ложные показания.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что Лэрри Джин Лукас действительно сказал вам, что вообще не встречался с Дэвидом Маккрори?

Ответ: Да, утверждаю.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что он действительно сказал вам, что собирается все это сочинить, а затем выступить в качестве свидетеля?

Ответ: Да, утверждаю.

Почему же тогда она сразу не пошла в полицию, спросил Хейнс. Уэйр ответила, что думала, что никто к словам Лукаса серьезно не отнесется. Ну хорошо. А почему тогда она не вызвала полицию, когда Лукас наставил на нее пистолет? На это Уэйр ответила, что, по правде говоря, была не в ладах с полицией. И все же она хотела, спросил Хейнс, чтобы присяжные поверили, что она сама позвонила в окружную прокуратуру и добровольно отдала письмо Лукаса?

Хейнс продолжал истязать свидетельницу, но во всем этом чувствовалось какое-то отчаяние. Кое-кто подумывал, а не тянет ли он время умышленно. "К этой тактике прибегают уже давно, когда хотят, чтобы присяжные так и не пришли к согласию", – сказал Толли Уилсон. Пит Мур готов был с ним согласиться. Он уже не раз видел Хейнса в работе, "но тогда тот еще не допрашивал свидетелей своим нынешним методом, когда им подолгу задаются одни и те же вопросы, только в разной формулировке". Видно было, что Мур восхищается Хейнсом как адвокатом и что, когда вес это закончится, они, по-видимому, останутся приятелями. Но одно все же было потеряно навсегда – уважение. Разумеется, любой адвокат должен сражаться за своего клиента, но у Мура появилось теперь неприятное ощущение, что на сей раз Хейнс сражается лишь за свое собственное реноме.

Прежде чем завершить допрос своих свидетелей, обвинение хотело заслушать еще нескольких человек. Одним из них был агент ФБР Джим Акри. Он отрицал, что разговаривал с Калленом Дэвисом в августе, но сказал, что за восемь месяцев до этого действительно давал ему номер своего телефона. Фактически он дал ему не один, а четыре номера, объяснив при этом, что тот не должен встречаться ни с одним вымогателем до тех пор, пока заранее не поставит об этом в известность Акри, а тот организует соответствующее наблюдение.

К середине недели, когда обвинение наконец заявило, что на этом прекращает допрос своих свидетелей, в зале суда воцарилась напряженная обстановка.

Все теперь было позади, и предстояло лишь выслушать заключительные речи сторон, после чего присяжные должны были приступить к обсуждению вердикта. И обвинение, и защита утверждали, что они удовлетворены результатами судебного разбирательства. В течение 11 недель присяжные заслушали более 100 свидетелей, но все сводилось, в сущности, к выяснению вопроса: ито из двоих лжет – Каллен или Маккрори – и кому они поверят? Если бы защите нужно было доказать собственную версию о существовании заговора, процесс завершился бы уже несколько недель назад. Из более чем 60 свидетелей, вызванных защитой, лишь некоторые производили впечатление заслуживающих доверия. Одному из свидетелей было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве, другой едва избежал той же участи, а еще человек пять вынуждены были нанять адвокатов для собственной защиты. Один юрист из Хьюстона сравнил тактику защиты с жонглированием ручными гранатами. Обвинение допустило много ошибок, но в конце концов оно всегда могло обратиться к видео– и звукозаписям и спросить: "Кого вы здесь слышите: человека, который "подыгрывает", или миллионера, договаривающегося об убийстве?" И все же, как заметил Майк Гибсон, защите достаточно было "убедить лишь одного присяжного". Кто-то спросил у Пита Мура, что тот будет делать, если присяжные так и не смогут прийти к согласию. Судья ответил, что скорее всего перережет себе вены. Когда наступило время для заключительных речей сторон, в зале собрались все участники этого драматического спектакля. Толли Уилсон, обвинитель, подключенный к этому делу прокуратурой округа Харрис, получил слово первым. Он вызвал у присяжных несколько усмешек тем, что стал изображать Каллена Дэвиса, пытаясь как можно нагляднее показать, насколько абсурдными были все его утверждения. "Согласно разыгранному Калленом Дэвисом сценарию, – сказал он, обращаясь к присяжным, – Дэвид Маккрори был настолько беден, что не мог даже купить себе билет в Лас-Вегас. И тем не менее вас хотят убедить в том, что он вернулся из Лас-Вегаса и отдал все выигранные там 25000 долларов Каллену Дэвису на хранение". Анализируя вслух показания свидетелей, Толли Уилсон отошел от скамьи для присяжных и подошел поближе к тому месту, где неподвижно, с каменным лицом сидел Каллен Дэвис. Когда обвинитель подошел к показаниям, касавшимся загадочного магнитофона "Норелко", который, по словам Каллена, был у Маккрори во время их встречи 18 августа, он спросил, посмотрев сначала на Дэвиса, а затем на присяжных: "А куда девался этот магнитофон? Его не было ни у самого Маккрори, ни в его машине, когда агенты ФБР обыскивали его перед встречей. Его не было там и после встречи. Откуда он взялся? Куда он пропал?" Обвинитель щелкнул пальцами перед носом у Каллена Дэвиса. "Оп-ля – магнитофон есть!" Он щелкнул еще раз: "Оп-ля – его больше нет! Чудеса, да и только!" А что же приключилось с мини-кассетами, которые, по словам Дэвиса, Маккрори показывал ему 20 августа? Исчезли, как и магнитофон! Уилсон напомнил присяжным, что Каллен утверждал, будто делал магнитофонные записи для того, чтобы доказать на бракоразводном процессе, что Присцилла транжирит получаемые от него деньги на наемных убийц. Вместе с тем Каллен признал, что был вынужден попытаться переманить их на свою сторону, пообещав заплатить больше. Затем, передразнивая Каллена, обвинитель сказал: "Судья с ума сойдет, если я скажу, что собираюсь убить Присциллу. Но этого не будет, если я скажу, что хочу убить его самого!" Перегнувшись через стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Каллена, Уилсон вдруг рявкнул: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел!", а затем, отойдя от стола, сказал: "Хорошо!" Наконец обвинитель подошел к месту для дачи показаний и стал играть роль свидетеля. "Послушайте, судья, – сказал он. – Я один из наемных убийц Присциллы. Я зарабатываю себе на хлеб тем, что убиваю людей. Но сейчас я хотел бы рассказать вам не об этом. Я хотел бы рассказать, как Присцилла тратит деньги".

В течение четырех часов, отведенных им на заключительные речи, три защитника пытались доказать, что заслушанные судом показания недостаточны для признания Дэвиса виновным по двум предъявленным ему обвинениям: в подстрекательстве к убийству и в участии в преступном сговоре с целью совершения убийства. Оба обвинения влекли за собой суровое наказание, вплоть до пожизненного тюремного заключения. Присяжным предстояло либо оправдать обвиняемого, либо выбрать одно из двух обвинений.

"Единственное, чем располагает обвинение, – напомнил присяжным Майк Гибсон, – это пленки. Но поскольку имеются два объяснения происхождения этих пленок – одно достоверное, а другое – то, которое дал Маккрори, – недостоверное, улик для признания Каллена Дэвиса виновным недостаточно".

Фил Бэрлсон предложил присяжным посмотреть на все это под другим углом зрения. Представьте себе, сказал он, что роли поменялись и что главным свидетелем выступает Каллен, а обвиняемым – Маккрори. "Давайте представим себе, что по телефону действительно звонил Джим Акри, что мы находимся сейчас в окружном суде и рассматриваем дело "Соединенные Штаты против Чарльза Дэвида Маккрори", а свидетелем, вызванным подтвердить достоверность пленок, является Томас Каллен Дэвис. Если бы в этом случае он дал те же показания, а Маккрори занял место для дачи свидетельских показаний и повторил то, что он уже здесь сказал, уверяю вас, окружной прокурор утверждал бы, что Томас Каллен Дэвис говорит правду. Отсюда, из зала суда, изолированного от окружающего мира, очень трудно понять, почему человек может поступить так, как поступил Каллен Дэвис. И все же даже отсюда можно понять человека, который, услышав по телефону голос официального лица, обратившегося к нему с просьбой о содействии, соглашается на это, не спрашивая у него удостоверение сотрудника министерства юстиции США".

Все слушавшие заключительное слово Ричарда Хейнса единодушно признали его "замечательным". Самым замечательным, однако, было то, что не нашлось и двух людей, которые были бы согласны с тем, что от него услышали. Создавалось впечатление, будто Хейнс говорил одновременно на двух чем-то похожих и в то же время совершенно различных языках. Несмотря на то что у адвоката была простуда, переходившая теперь в грипп, он говорил в течение двух часов, то потрясая зал своим гневным голосом, то переходя на еле слышный шепот, полный сострадания. Порой у него на глазах даже появлялись слезы. Главной мишенью его нападок были Маккрори и Присцилла. "Маккрори, этот пройдоха… этот человек, имевший нужные Каллену сведения… этот человек, записавший в анкете при поступлении на службу в компанию "Джет эйр": "продаю все"… этот человек, продавший сначала Присциллу, потом Каллена, а затем и ФБР, пытается теперь торговать и волей присяжных". Несколько раз Хейнс говорил о последовательности событий. Все началось с требования Присциллы уплатить ей при разводе 20 миллионов долларов (впоследствии это получило название "ставка Присциллы"); затем было получено письмо анонимного вымогателя; потом последовал неприятный эпизод с ФБР, агенты которого отнеслись к письму "наплевательски"; затем Кал лен совершил, по его собственному признанию, ошибку, обратившись к услугам Маккрори, завидовавшему черной завистью состоятельным людям; затем начались волнения, связанные с огромной загруженностью Каллена на работе и колоссальным нервным напряжением, вызванным обстоятельствами его личной жизни [здесь Хейнс чуть понизил голос]: он узнал о "ставке Присциллы", требовавшей 20 миллионов долларов. Ее планы провалились, потому что Чарльз Дэвид Маккрори не мог рассказать Присцилле, что ведет теперь двойную игру [в конце этой фразы Хейнс перешел почти на шепот]. "Зная ее, я подозреваю, что она предпочла бы оказаться вдовой [здесь он вновь повысил голос], чтобы с большим основанием наложить лапу на часть фамильного состояния". Затем последовал эпизод с небрежно заполненной Дженнингсом формой № 302. После этого почему-то не вызвали для дачи показаний некоторых сотрудников ФБР. А затем на сцене появился Чарльз Дэвид Маккрори – "человек, который все продает…"

По лицам присяжных трудно было определить, следят ли они за "последовательностью событий" в изложении Хейнса.

По закону, последнее слово в обмене заключительными речами сторон принадлежало представителям обвинения. Первым выступил Джек Стрикленд, который напомнил присяжным, что они заслушали уникальное дело, поскольку были фактическими "свидетелями" преступления. "В этом деле нет нужды о чем-то догадываться или в чем-то сомневаться, – сказал он. – Вам не нужно гадать, что имел в виду Каллен Дэвис, сказав "хорошо", когда ему сообщили, что сидящий в этом зале человек [и он указал на судью Эйдсона в первом ряду] мертв. Спрашивается: разве можно дать его словам какое-то иное толкование? Вам, возможно, и не хочется в это верить, но вы хорошо знаете, что именно сказал Дэвид Маккрори и что именно на это ответил Каллен Дэвис". Защита же, продолжал Стрикленд, не нашла ничего лучшего, чем объяснить происхождение и смысл пленок ссылками на всевозможные слухи, различными выпадами, порочащими свидетелей заявлениями, а также всякого рода теориями, которые можно охарактеризовать так: кто угодно – только не Каллен.

Ранее, когда Стрикленд сидел в номере гостиницы и обдумывал свою заключительную речь, он хотел выдвинуть самый веский, на его взгляд, довод. Он хотел сказать присяжным: "Перед вами сидит Каллен Дэвис – человек, обладающий колоссальной властью, огромным состоянием и чрезвычайным высокомерием, человек, обвиняемый в подстрекательстве и сговоре с целью убийства 15 человек. Если нынешний состав присяжных и на сей раз отпустит его, то ответственность за любые его последующие преступления будете нести вы и именно вы рискуете стать соучастниками этих преступлений". Но потом Стрикленд передумал, решив, что от подобных резких слов лучше воздержаться. Вместо этого он лишь указал на Дэвиса и тихо сказал: "Помешать этому человеку делать все, что только взбредет ему в голову, можете только вы, присяжные, 12 потерпевших сторон".