Текст книги "Венгерский политический детектив"

Автор книги: Габор Йожеф

Соавторы: Иштван Немере,Дёрдь Фалуш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

2

В жизни современного человечества все меньше становится благ, которые ничего не стоили бы. Даже личная жизнь стоит денег. Особенно дорого обходится она, когда эгоизм, произвол, непомерное честолюбие делают проблемы сугубо приватные проблемами общества или, во всяком случае, тех его ведомств и институций, которым приходится в них разбираться. Ведь в такой ситуации пострадавший или обидчик – а чаще всего обе стороны одновременно – ищут правды, заверенной официальной печатью, в коих поисках первой инстанцией обычно становится приемная адвоката.

В Будапеште приемные адвокатских коллегий размещаются большей частью в помещениях мрачноватых и тесных, бывших некогда складами или лавками. Посетители в ожидании встречи со своими заступниками стоят вдоль стен или бродят по коридорам, едва освещенным двадцатипятисвечовыми лампочками.

Контора д-ра Лайоша Немеша, члена коллегии адвокатов, в этом смысле являла собой исключение. В ней было два помещения. Одно – кабинет самого адвоката. В другом работали секретарша и молодой стажер, которые готовили для него материалы.

Жуже Шелл, секретарше, в прошлом месяце минуло двадцать восемь. Это была высокая, бесподобно стройная девица с золотистыми мягкими волосами, стриженными по-мальчишески коротко и расчесанными на прямой пробор; серые глаза ее глядели на мир с легким презрением; плотно сжатые губы и все лицо, изящное и в то же время решительное, придавали ей вид неприступности. На Жуже была желтая шелковая блузка, надетая на голое тело, и бирюзовая юбка макси, которая при каждом шаге эффектно обтягивала бедра.

Она только что вернулась из похода по магазинам – с сумочкой через плечо, в руках фирменный пластиковый пакет универмага «Люкс».

– Босс у себя? – спросила она, останавливаясь у письменного стола, за которым сидел молодой человек с бакенбардами.

– У себя, – ответил стажер – рослый парень чуть старше Жужи, добродушный, с карими, слегка навыкате глазами. На широких, нескладных плечах его висела, будто на вешалке, белая тенниска. – Просил не беспокоить его, – добавил он, окидывая фигуру девушки мечтательным взглядом.

– Какое мне дело! Пока он тут в кабинетике прохлаждается, я бегаю по жаре, устраивая его дела. Кто я ему, жена, по магазинам носиться? – Она вскинула пластиковый пакет. – Да он и не думает разводиться со своей старой калошей.

– А я тебя не устрою? – рассмеялся стажер.

– Разве что лет через десять, – пожала она плечами. – Ты знаешь, Ретфалви, я обожаю звучные имена и зрелых мужчин, но картофельный паприкаш и соцстраховские путевки со скидкой меня не прельщают.

Жужа вытащила из стола блок «пэл-мэла» и со злостью его распечатала.

– Даже о его сигаретах приходится мне заботиться!

С двумя пачками сигарет и пакетом из «Люкса» она подошла к кабинету шефа, выпрямилась, чтобы лучше смотрелась линия бюста и бедер, постучала и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.

Д-ру Лайошу Немешу было уже за пятьдесят. Напряженная работа ума оставила на его лице лишь две небольшие морщинки, пересекающиеся над переносицей. Вообще благодаря здоровому образу жизни, достатку и любимой работе он производил впечатление человека без возраста. Работал много, но относился к той категории людей, для которых работа ни при каких обстоятельствах не бывает обузой. Читал он уже с очками, но в волосах еще не было ни сединки. «Труд хорошо консервирует!» – любил говорить он, когда кто-нибудь интересовался секретом его почти идиллических отношений со временем.

– Босс, – обрушилась на него Жужа, – я купила рубашку в полосочку и к ней гольфы!

– В полосочку я не люблю, – недовольно взглянул он на упакованную в целлофан рубашку.

– Что поделать, сейчас это модно! Не брать же какое-нибудь старье!

Адвокат поправил съехавшие на нос очки и снова уткнулся в бумаги.

– Не слишком она молодит? – пробурчал он с убийственным равнодушием к стоящей перед ним секретарше со всей ее галантереей.

– Естественно, молодит! – воскликнула Жужа насмешливо. – Именно потому я ее и выбрала!

– Спасибо, – смиренно сказал адвокат, спохватившийся, что, в сущности, ему нужно быть благодарным ей за заботу. Но дел у него было слишком много, чтобы тратить на эту рубашку и какие-то там носки больше полминуты.

Жужа проглотила обиду. Она решила быть терпеливой и ласковой.

– Преуспевающий адвокат должен одеваться по последней моде, – снисходительно объявила она, чувствуя, как ее разбирает злость, но пытаясь держать себя в руках. – К вашему уму и деньгам остается добавить только мой вкус! – Однако такое распределение ролей показалось ей столь унизительным, что она не выдержала и взорвалась: – Не знаю, стоит ли все это продолжать? Во всяком случае, с меня хватит! – Жужа Шелл швырнула на стол две пачки «пэл-мэла» и вызывающе посмотрела на шефа.

Немеш убрал одну пачку в карман, из другой предложил сигарету девушке и закурил сам.

– Займемся-ка лучше делом, – невозмутимо сказал он, протягивая секретарше несколько бумаг. – Вот это перепечатайте, на это подготовьте ответ и соберите мне все, что касается дела Феледи против Семеша. Не откажите в любезности, – добавил он с рассеянной улыбкой, которую Жужа могла при желании истолковать как знак примирения и призыв не терять надежды.

В приемной разобиженную девицу встретил испытующий взгляд Ретфалви.

– Ну как там? – полюбопытствовал он.

– Кошмар, Ретфалви! Кошмар! Клянусь тебе, я уволюсь. Этому импотенту лишь бы деньги грести!..

– Тут новое дело прислали... – Он положил перед нею досье.

– К черту новое дело! Что ты уставился на меня, не понесу я его. Довольно!

Она со смертельно усталым видом упала на стул, раскинула длинные стройные ноги и беспомощно уронила руки на колени. Во рту ее грустно дымилась сигарета «пэл-мэл».

Ретфалви встал и, натянув на себя пиджак, купленный явно по случаю распродажи, постучался к Немешу.

– Вчера из суда сообщили, что вы назначены защитником по делу о подозрении в шпионаже, – доложил он. – Я принял бумаги и попросил на сегодня свидания с подзащитным.

Спокойствие на минуту оставило Немеша.

– Как вы посмели принять решение без меня?!

– От дел, назначаемых судом, мы обычно не отказываемся! – уверенно ответил Ретфалви.

– Но ведь я не успею подготовиться! Во сколько свидание?

– В четыре.

Немеш взглянул на часы.

– Ну, удружили вы мне! Что в деле?

– В дела под грифом «особо секретно» я заглядывать не привык!

В кабинет вошла Жужа.

– Пожалуйста! – положила она перед Немешем тоненькое досье.

«Дело Пала Ковача», – прочел адвокат на обложке. Он нерешительно протянул руку к папке. Раскрыл ее. Досье было пусто.

– Как это понимать? – воскликнул он изумленно.

– Это все! – ехидно заметила секретарша.

Немеш хотел еще что-то сказать, но зашелся в приступе кашля. Его душил дым «пэл-мэла».

– Довольно с меня! – Он смял сигарету. – К черту весь этот шик!

– Преуспевающий адвокат не может позволить себе курить какую-нибудь «симфонию», – не скрывая злорадства, сказала Жужа и повернулась к стажеру: – Идемте, Ретфалви, у шефа много работы!

3

На свидание с подзащитным д-ра Немеша сопровождал молодой офицер следственного отдела.

Предварительно они коротко посовещались. Информация следователя исчерпывалась несколькими фразами – он и сам пребывал почти в полном неведении. Кроме полосок бумаги, исписанных столбцами цифр, других обвинительных материалов у него не было. Он изложил адвокату обстоятельства катастрофы, заметив, что Ковачу еще крупно повезло – отделался раной на лбу, машины же обе разбиты вдребезги, или, выражаясь языком госстраха, ущерб стопроцентный.

Следователь рассказал также, что алюминиевые капсулы были обнаружены в момент, когда Ковач находился без сознания. Надо думать, очнись он раньше, он непременно попытался бы спрятать их. Но вышло так, что патрульный милиционер извлекал эти самые капсулы из «опеля» на его глазах.

И с тех пор он молчит, хотя медицинское освидетельствование показало, что органы речи и мозг подследственного в результате аварии не пострадали.

Больше следователю сообщить было нечего, поэтому оба молчали, ожидая, пока приведут Пала Ковача.

За десятилетия адвокатской практики д-р Немеш усвоил: двух одинаковых дел не бывает, поэтому каждое дело требует основательной подготовки. Но о какой подготовке может идти речь, если к его услугам – лишь немое досье и более чем скупая информация следователя?

Он ждал с беспокойством, в воображении рисуя себе камеру, где без галстука и в ботинках без шнурков сидит, уставясь в беленую стену, его подзащитный. У стены – по-военному строго прибранная тюремная койка с пустой полочкой наверху. Деревянный стол с алюминиевой ложкой – единственным предметом казенной сервировки. В углу – унитаз и раковина с зубной щеткой и мылом. Над ней – полотенце.

Два конвоира в сопровождении офицера, наверное, уже ведут его подзащитного в помещение для свиданий. Они шагают в гнетущей тишине по крашенным ослепительно белой краской коридорам, перекрытым решетками, вокруг ни души: за минуту до этого по требованию офицера заперли даже тех, кто был занят на хозработах.

Подозреваемый понурил голову, руки заложены за спину. Стук шагов по надраенному до стерильного блеска каменному полу отдается от стен гулким эхом.

Не намного приятней и обстановка в комнате для свиданий. Посреди нее – стол с двумя стульями по сторонам. Окно с армированными стеклами забрано снаружи решеткой. В дверях, будто еще один предмет обстановки, застыл конвойный.

Наконец Пала Ковача привели. Конвоир встал у двери с таким расчетом, чтобы от глаз его не могло укрыться ни малейшее движение присутствующих.

На голове у подозреваемого белела узкая повязка – единственное, что напоминало о катастрофе. «И впрямь повезло ему», – подумал, глядя на него, адвокат.

– Пал Ковач, – первым нарушил молчание следователь, – за сбор разведывательной информации вам грозит лишение свободы сроком до двенадцати лет!

Взгляд Ковача устремился куда-то поверх головы следователя. Тот посмотрел на адвоката и продолжал:

– Если вы будете упорствовать в молчании и при этом будет доказано, что шпионажем вы занимались систематически и в составе шпионской группы, то приговор может оказаться и самым суровым!..

Лицо и глаза арестованного застыли, он словно окаменел.

С минуту следователь глядел на него в упор, потом круто повернулся.

– До свидания! – попрощался он с адвокатом и вышел.

– Доктор Немеш, – представился адвокат, протягивая руку Ковачу. – По вашему пожеланию я назначен защитником. Садитесь.

Ковач сел, подтянув под себя стул, положил руки на стол, пристально оглядел Немеша и перевел взгляд на стену.

Адвокат подошел к нему ближе.

– Я спешил увидеться с вами, – начал он дружелюбным тоном, – чтобы попытаться пробудить вашу совесть и здравый рассудок! Единственное, что вам может сейчас помочь, – это чистосердечное признание вины.

В ответ молчание. Ковач лишь бросил взгляд на адвоката и снова уставился на беленую стену.

Немеш прошелся к окну и, закурив сигарету «пэл-мэл», выпустил струйку голубоватого ароматного дыма.

– Должен признаться, – продолжал он, но уже значительно суше, – что дела ваши обстоят весьма скверно. Как смягчающее обстоятельство суд может принять во внимание только полное раскаяние. В этом случае законодательство позволяет определить минимальную меру наказания.

Ковач будто воды в рот набрал. Адвокат стал терять терпение.

– Коль скоро, – тоном выше взял он, – из целого списка защитников вы изволили выбрать меня, так потрудитесь хотя бы ответить!

Тишина.

Раздражение Немеша нарастало. Отыскав пепельницу, он загасил сигарету и снова подошел к подзащитному.

– Да поймите же наконец, если вы будете играть со мной в молчанку, я не смогу защитить вас. Вы должны мне довериться, слышите? Иначе не ждите помощи!

Ни звука в ответ.

Немеш потянулся за новой сигаретой. Вынув пачку «пэл-мэла», он угостил подзащитного и жестом предложил конвоиру, на что тот качнул головой: «Спасибо, мол, не курю». Адвокат дал огня Ковачу, закурил сам и, несколько успокоившись, продолжал:

– Чистосердечное признание, только оно, повторяю вам, может смягчить вашу участь. Иначе вас сам господь бог не спасет.

Ковач глубоко затянулся, медленно поднялся со стула и, словно о чем-то задумавшись, стал прохаживаться, поглядывая на адвоката. Вот он повернулся спиной к конвоиру – и к Немешу – и, неуловимым движением оторвав фильтр сигареты, спрятал его в рукав. Ни тот, ни другой ничего не заметили. В следующее мгновение Ковач уже стоял лицом к ним, продолжая курить.

– Я хотел бы остаться со своим подзащитным наедине! – попросил д-р Немеш.

Конвоир кивнул и молча вышел из комнаты.

Ковач вопросительно посмотрел на адвоката.

Тот, вздохнув, продолжал уговаривать:

– Убедительно вас прошу быть со мной откровенным! – В голосе его звучали чуть ли не дружеские нотки. – Неужто вам непонятно? С вами все кончено! После провала для ваших работодателей вы больше не существуете!

Снова молчание.

– В том списке, что вам представили, мое имя значится не случайно. Я готов бороться за вас в меру сил и способностей, требуется только ваше желание!..

Ковач молча курил сигарету, огонек которой уже обжигал ему пальцы.

Он был нем.

– Ну что вы упрямитесь! – закричал на него адвокат.

Молчание.

Д-р Немеш развел руками.

– Не понимаю вас, – сказал он, отчаявшись, и впился глазами в Ковача. Не выдержав его взгляда, подзащитный отвернулся.

4

Ковача увели.

Очутившись в камере, он подошел к окну и замер, подняв лицо к свету.

Конвоир закрыл за ним дверь, заглянул для порядка в глазок и ушел.

Неимоверным усилием воли Ковач заставил себя выждать несколько минут и только потом, не меняя позы, запустил пальцы в рукав, где был спрятан фильтр сигареты. Он осторожно разорвал его и нашел внутри скрученную трубочкой тончайшую полоску бумаги. С замирающим сердцем прочел он отпечатанные на машинке несколько слов:

БУТОН ПРИКАЗЫВАЕТ МОЛЧАТЬ!

МАК ВЫРУЧИТ ВАС!

По сдержанному лицу Ковача скользнула тень облегчения и исчезла столь же быстро, как исчезает тень ласточки, стремительно пролетевшей над головой. Бумажка тут же была разорвана на мельчайшие клочки. Вместе с остатками фильтра Ковач бросил их в унитаз, спустил воду и проследил, чтобы от записки не осталось ни малейшего следа.

5

Приблизительно в то же время, когда Ковач читал в камере эту записку, в фешенебельном номере венского отеля «Интерконтиненталь» беседовали два господина.

– ...А где сейчас Мак? Он остался в Шопроне? – спрашивал пожилой, седовласый, подтянутый господин. Судя по его тону, он привык отдавать приказы и не терпел возражений.

– Сообщив о случившемся, он тут же вернулся в Будапешт. Ведь утром ему нужно быть на работе! – докладывал господин помоложе, с военной выправкой.

– Верно, – одобрительно кивнул седовласый. – В сложившейся ситуации он должен быть осторожен, как никогда! Ничего подозрительного, ничего привлекающего внимания!

– Именно так я его и проинструктировал!

– Правильно сделали! Этот канал нужно спасти во что бы то ни стало, раз уж с Ковачем вышла такая осечка. Если этот несчастный заговорит, рухнет все, что мы с таким трудом возводили в течение десяти лет. Он знает всех наших агентов и потянет их за собой на скамью подсудимых. Я уж не говорю о международном скандале! После Бутона он важнейший наш человек.

– Уж лучше бы эта дурацкая катастрофа закончилась его смертью! – произнес молодой.

– Арестом! Вот чем она закончилась! – в ярости ударил кулаком по столу седовласый. – Нужно действовать, а не рассуждать! И действовать незамедлительно! Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

– Так точно!

– Вы уверены, что Мак говорит правду? У него в самом деле налажена связь с Ковачем?

– Мак – один из лучших наших агентов. Выполнив задание, он должен вернуться сюда. Какой ему смысл обманывать нас, да еще так наивно? Он слишком многим рискует.

– Пожалуй, вы правы, – помолчав, произнес господин в летах. – Так, говорите, он просит двоих?

– Так точно.

– Он их получит!

– Кого вы имеете в виду? – спросил младший из собеседников. – Задачка будет не из простых.

– Мюллер! Вольф! Эти ребята выручали нас в самые трудные времена.

– И, кстати, умеют держать язык за зубами!

– Ну, это самое меньшее, что от них требуется. Не забудьте, что в нашем деле очень многое зависит от обстоятельств. Я это к тому, что там, – он кивнул, – теперь тоже научились работать.

– Равно как и Мюллер с Вольфом.

– Я в этом не сомневаюсь. К тому же они сейчас под рукой, готовы отправиться в любую минуту.

– Так точно, – кивнул господин помоложе. – Но все же я предлагаю подстраховать их. Проверить, как переправятся. Охрана границы усилена, всех въезжающих тщательно проверяют. Конечно, Вольф бывал там неоднократно, свободно владеет венгерским, но...

– Никаких «но»! – раздраженно прервал его собеседник и швырнул на стол карту.

Это был план Будапешта, помеченный кое-где зелеными точками с цифровыми обозначениями.

– Как по-вашему, для чего я это достал? – похлопал седовласый по карте.

Его визави промолчал, зная, что любое его высказывание или вопрос вызовут у хозяина приступ гнева.

– Так, не знаете? – подзадоривал его шеф. – Тогда слушайте. Вместе с ними поедет Мадам. Только Мюллер с Вольфом отправятся поездом, а Мадам на машине. Она пересечет границу через час после поезда. В Дёре они встретятся у театра. Не заговаривая с ними, она убедится, что парни благополучно переправились через границу, и проводит их до Будапешта, где на вокзале проверит, нет ли за ними хвоста.

– Все понятно.

– Я еще не закончил!

– Простите!

– Да заткнетесь вы наконец?! – Он ткнул пальцем в план Будапешта. – Ежедневно, согласно инструкции, ровно в полдень Мак появляется в точке под номером семь. Здесь Мадам сообщит ему, чтобы он в пункте «2» принял двоих наших людей. Вольф останется с Маком, а Мюллер будет работать самостоятельно. О местонахождении Мюллера Вольф знать не должен. Все ясно?

– Так точно.

– Какие есть предложения?

– Хорошо, если бы Мак доложил затем Мадам о том, что он принял людей.

– Согласен.

– Когда их отправлять?

– Как только я с ними поговорю. Пригласите Вольфа и Мюллера, потом Мадам. Радиостанцию включите на постоянный прием. Хотя едва ли они рискнут сейчас выйти в эфир.

– На встрече в Шопроне Мак сказал мне, что в эфир он выйдет только в том случае, если терять уже будет нечего. То есть в случае, если Ковач заговорит.

Подтянутый пожилой господин на мгновение замер, лицо его побагровело и кулак с грохотом опустился на стол.

– Он не должен заговорить!

Глава II

1

Иштван Кути после гимназии учился на телемеханика, но всю жизнь мечтал стать писателем.

И вот стал... офицером милиции.

Его талант открыл подполковник Балинт Ружа. Правда, открыл он его не для будущих поколений, а для органов внутренних дел. А началось с того, что Кути написал детективный роман, который направлен был на спецрецензирование подполковнику Руже.

Тот прочел рукопись в один вечер, а два дня спустя, также вечером, долго беседовал с подающим надежды автором. После знакомства с рукописью он уже знал о юноше очень многое – и, скорее, благодаря не писательскому таланту автора, а своему собственному, следовательскому. О художественных достоинствах романа сказать было просто нечего!

– А вы не хотели бы приобрести некоторый профессиональный опыт? – неожиданно спросил Ружа у автора.

– Я был бы счастлив, – ничего не подозревая, ответил начинающий беллетрист.

С тех пор минуло восемь лет. И все это время Кути постигал опыт профессионала с такой увлеченностью, что к тридцати трем годам, когда он между делом окончил уже не одно соответствующее учебное заведение, ему присвоили звание капитана. Иногда он, правда, давал себе обещание приступить наконец к большому роману – ведь, кроме той первой книжонки, он так ничего и не написал, – но подполковник Ружа, взявший юношу под свою опеку, советовал ему лучше подналечь на чтение.

О чем вскоре сам же и пожалел.

Свои устные доклады Кути для придания им выразительности сопровождал теперь таким количеством литературных цитат, что подполковнику легче было сообразить, что читал накануне его юный сотрудник, чем вникнуть в суть сообщения. Протоколы допросов выходили из-под его пера, словно мастерские интервью, а донесения были просто художественными репортажами. И, учитывая, что на прокуратуру парламентом возложены функции, от вынесения эстетических суждений весьма далекие, их нередко приходилось переписывать.

Так что Ружа нимало не удивился, когда неподалеку от его сада в Будаэрше затормозила черная «волга» и выбравшийся из нее долговязый темноволосый Кути, в мгновение ока перемахнув через изгородь, приветствовал его классическим гекзаметром.

– «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!» – нараспев процитировал он, чем-то явно расстроенный.

– Ну-ну, – кивнул ему Ружа, опуская распылитель, чтобы не забрызгать Кути ядовитым раствором. – Чем разгневан так наш Ахиллес?

– Молчит!

– Кто молчит?

– Ковач, кто же еще?! – И, распираемый злостью, продекламировал «под Гомера»: – Он молчит, как воды в рот набрал, чтоб его разорвало!

– Пойдем в дом. – Ружа грустно взглянул на обработанную наполовину виноградную беседку, сбросил на землю заплечный опрыскиватель, перепачканную робу и, оставшись в майке и шортах, направился к веранде.

– Я уже в следственном отделе боюсь показываться, – жаловался, идя рядом с ним, Кути. – Только и слышу от них: собирай доказательства, чем больше, тем лучше, тогда он как миленький заговорит. А где мне их взять, если нет их! Провели на квартире обыск: ничего. Коллег опросили: опять ничего.

– Друзья? Родственники? Знакомые?

– Ни родственников, ни друзей! Живет в Пеште, одинок, квартира отдельная. Закончил экономический факультет. Ревизор. Разведенный. Есть дочь, с которой сейчас он мог бы отметить ее восемнадцатилетие.

– Что значит «мог бы»?

– Жена с дочерью во время туристской поездки остались на Западе. Живут в Бельгии.

В углу веранды, распространяя пьянящий аромат, стояла корзина с грушами. Кути, не церемонясь, подтащил ее к плетеному креслу, удобно расположился и с жадностью принялся их уплетать.

– На аппетит, я гляжу, ты не жалуешься! – заметил завистливо Ружа.

Подполковник, пятидесятичетырехлетний, седовласый, широкий в плечах и крепкий еще мужчина с огромными ручищами, не любил фруктов. Врач, обращая его внимание на опасную предрасположенность к полноте, посоветовал ему умерить свой аппетит. «Ешьте фрукты, как можно больше фруктов!» – говорил он подполковнику. К несчастью, сказано это было в присутствии жены, и с тех пор его завтраком, полдником и ужином были фрукты. Бедный Ружа держался только за счет министерской столовой, поскольку давать указания поварам МВД жена все-таки не могла.

– Ну а подруга жизни есть у этого Ковача?

Кути от неожиданности поперхнулся и закашлялся до испарины.

– Ну-ну, – приговаривал, хлопая его по спине, Ружа. – Ты готов задохнуться при одном только упоминании о женщинах.

– В том и беда, что у него нет даже женщины.

– Да где их нет! – разочарованно махнул рукой Ружа. – Женщины – всюду, иногда даже больше, чем требуется.

Кути молчал, зная, что шеф имел в виду жену и невестку. Они жили вместе с молодыми. И поддерживать мир между двумя женщинами, которые и раньше-то не были друг от друга в восторге, с тех пор как в семье год назад появился внук, удавалось с большим трудом. Капитан же не был женат. Уже не раз находилась ему подходящая невеста, но, как только дело доходило до женитьбы, ему казалось, что он не любит свою избранницу по-настоящему.

– Что еще удалось узнать? – вздохнув, спросил подполковник.

– Как ревизору ему приходилось много ездить. Так что имел возможность вести наружные наблюдения, заниматься сбором разведданных, мог быть использован как связной.

– Это только предположения. Нужны доказательства.

– Их нет!

– Думай, брат! Быть может, он относится к той компании, которую мы уже несколько месяцев держим на подозрении, но пока не имеем конкретных данных!

Огорченный Кути уставился снова на желтые груши, взял еще одну и, откусив, стал задумчиво, но с тем же завидным аппетитом пережевывать.

– Пока я одеваюсь, – заметил Ружа, – можешь отнести корзину в машину. Разумеется, если в ней еще что-нибудь останется!

– Уж не хочешь ли ты сказать, – перестав жевать, с надеждой спросил Кути, – что решил подключиться к делу?

– А разве ты не за этим сюда пожаловал? – стоя уже в дверях, ответил Ружа.