Текст книги "Венгерский политический детектив"
Автор книги: Габор Йожеф
Соавторы: Иштван Немере,Дёрдь Фалуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
Неожиданно он слышит рев, но не со стороны лестничной клетки, а из-за собственной спины. Стучат шаги. Манч поворачивается и, завидев незнакомца, не раздумывая, стреляет.
За секунду до выстрела Бруннен прыгнул, сейчас кажется, будто он плывет в воздухе, затем вдруг планирует на каменный пол и с хрипом падает. Изо рта хлещет кровь.
– Он напал на меня, гадюка, – тяжело дышит подбежавший Маарен. Из-под черного чулка по лбу его стекают кровавые струйки. Он стягивает чулок на макушку.
К ним подбегает Лиммат.
– Что случилось?
Маарен рассказывает. А Манч смотрит на умирающего. Ноги Бруннена подергиваются, затем замирают. Конец. В секретариате нетерпеливо названивает телефон.
– Оставайтесь здесь и глядите в оба! – бросает Лиммат обоим и бегом возвращается в секретариат, догадываясь, что «гепардов» обеспокоил выстрел. Катарина стоит в дверях зала заседаний, на лице у нее чулок.
– Возьми трубку, твой полковник с ума сойдет!
Лиммат поднимает трубку.
– Что случилось? – взволнованно спрашивает Эберт.
«Вам какое дело?» – чуть было не ответил Лиммат, но, передумав, твердо говорит:
– У нас осталось десять заложников, полковник.
– Вы не должны были этого допускать, – после паузы так же твердо произносит полковник.
– Не учите меня! Сами знаем, что делаем.
– Надеюсь! Может, ответите, кто это был?
– Пока нет. Могу только сказать, что не профессор.
Он бросает трубку, делает знак рукой стоящему в дверях Гейду.
– Пошли в коридор! Обсудим план действий на вечер.
Эберт смотрит на Трааля. Капитан полиции нерешительно говорит:
– Может, просто хотели нас напугать... Может, никого не убили.
– Они дорожат каждым заложником, им нет смысла убивать, – соглашается с ним доктор Амстел. Но Эберт качает головой.
– Во-первых, в такой напряженной ситуации без причины не стреляют. К сожалению, они не любители, а профессионалы. Именно потому, что им необходимы заложники, они не станут внушать нам, будто потеряли один из своих козырей.
– Значит?..
– Возможно, была попытка к бегству. Кто-то попробовал убежать, его пристрелили.
Прикрыв глаза, Эберт силится проанализировать случившееся, призвав на помощь свой богатый опыт. Вряд ли это была женщина. Среди заложников четверо или трое мужчин. Профессора Дрейменса как будто можно исключить. Кто же это был?
Поулис и Ньюинг в семнадцать двадцать пять встречаются в многоэтажном гараже возле церкви святого Михаила. На девятом этаже огромного бетонного строения – сейчас здесь почти нет машин – два автомобиля остановились рядом. Водители даже не выключили моторы, только опустили стекла окон.
– Что с ними будет? – спросил Ньюинг.
– Они должны выбраться из института.
– Но вопрос – какой ценой? Мне, правда, не жаль заложников, но лучше обойтись без крови.
– А цилиндры? – спросил Поулис.
– Ваши люди, несомненно, вынесут их с собой, хотя бы в интересах собственной безопасности. Положитесь в этом на них. Пока цилиндры в их руках, «гепарды» не осмелятся на атаку. В радиосвязь больше не вступайте, наверняка все волны прослушивают. – Голос Ньюинга звучал повелительно.
– Надеюсь, они сфотографировали материалы. Оригиналы, конечно, придется оставить, если они хотят целыми и невредимыми выбраться из передряги. Какие будут еще указания?
– Никаких. Все идет по плану. Вечером не отходите от телефона. Когда наступит черед третьего варианта, у вас появятся новые задачи. Достали машины?
– Да. Меня только бактерии тревожат.
– Меня тоже, Поулис. Это было неожиданно. Мы не могли предвидеть, что Лиммат на них наткнется! Теперь-то все равно отступать нельзя. Придется пойти на риск.
– Понял.
Ньюинг кивнул, дал газ и умчался. Поулис обождал, лучше не уезжать одновременно. Машина Ньюинга исчезла на спуске. Поулис оглянулся – поблизости никого. Он медленно закатал левый рукав куртки. Его рука во время разговора лежала на опущенном стекле сантиметрах в сорока от Ньюинга. Маленький микрофон, замаскированный под электронные часы, наверняка все записал. Поулис вынул из кармана магнитофон величиной с сигаретную пачку, перекрутил миниатюрную ленту, поднял коробочку к уху и включил кнопку. Услышав фразу Ньюинга: «В радиосвязь больше не вступайте...», злорадно ухмыльнулся. «Ты у меня в руках!» – прошептал он и стронул с места большую черную машину.
Лиммат стоит, прислонясь к стене, на плече его автомат. Гейд и Манч караулят неподалеку, Маарен – рану на лбу Гейд ему промыл – наблюдает за лестничной клеткой.
– По-моему, переговоры прошли удачно, – говорит Лиммат.
– Ты командир, – уклончиво отвечает Гейд.
– А сможем определить, где находимся, когда выпрыгнем из самолета? – спрашивает Манч, волнение которого постепенно проходит.
Узнав от Лиммата о плане спасения, он почувствовал себя гораздо лучше. Манч принимал уже участие во многих операциях Фронта, но в такую ловушку попал впервые.
– Надеюсь. Я не желторотый птенец, старик. – Лиммат беззвучно рассмеялся. – Был летчиком на халавайском фронте.
– Тебе легко, – пробормотал Гейд. – А я только пять раз прыгал с парашютом.
– Это будет шестой, – беззаботно засмеялся Маарен, сам прыгавший много раз.
– А деньги?
– Двадцать миллионов. Фотокопии документов Катарина сделала, мы унесем их с собой. Из-за них ведь и вся заваруха. Получим награду от шефа. Но у меня есть еще одна идея, ребята!
– Идея?
– Да. Она принесет по парочке-другой миллионов на брата! Но об этом потом. Отправляйтесь по местам, чтобы эти проклятые «гепарды» не застали нас врасплох.
Полицейский офицер принес Траалю еще один конверт. Капитан вскрыл его.
– Новые данные о вожаке террористов Кирке Лиммате. Пятнадцать лет назад окончил электроинженерный факультет Центрального университета, в армии научился водить вертолеты, воевал на халавайском фронте. В военном формуляре записано, что совершил сто пятьдесят прыжков с парашютом. Имеет судимость за нарушение права частной собственности. Вторгся в квартиру одного банкира, пытался спрятать там подслушивающий аппарат, но был пойман. В тюрьме познакомился с террористами мелкого пошиба, от них нахватался анархистских идей. Позднее сам организовал террористические группы. Но посадить его за решетку больше не удавалось, хотя есть подозрения, что именно он стоял за многими крупными акциями.
– Трудный противник, – покачал головой Амстел. Перед глазами его все время стояли четыре маленьких цилиндра, четыре белых цилиндрика.
В роскошно обставленном зале военный министр Фальконер, Фрогне и Стейдел ожидали президента. Советник по делам здравоохранения чувствовал себя неловко в бывшем королевском дворце. В зале стояла мебель с золотой инкрустацией, паркет блестел как зеркало, стены украшали дорогие картины. Особенно угнетающе действовала на Стейдела висевшая против входной двери большая картина прошлого века, изображавшая охоту. Пегие охотничьи собаки преследовали перепуганную лису, на заднем плане, на фоне темных деревьев, мчались всадники во фраках.
Отворилась дверь. Поспешно вошел президент. Все трое вскочили с кресел. Президент несколько минут назад прилетел на вертолете из небольшого городка, где произнес предвыборную речь. Он был в темном костюме с мягким серым галстуком. Голова гладко причесана.
– Ну так что, господа? – хрипло спросил он, не здороваясь.
– Вышли вечерние газеты, – сказал Фальконер, кивая на большую кипу.
– Доложите кратко, что пишут.
– Как и следовало ожидать, смакуют скандал. Обсуждают, какова ваша роль в этом деле.
– Меня сильно ругают?
– Сильно.
Фрогне чувствовал, что его положение шатко. В конце концов, зачем нужен советник по выборам кандидату, выдвижение которого с минуты на минуту становится все сомнительнее? Он понимал, что должен вступить в разговор.
– Противники наши молчат, – заговорил он. – Наварино сделал только одно заявление. «Пока нет доказательств, что нынешнее правительство действительно дало указание о производстве бактериологического оружия, мы никого ни в чем не обвиняем». Так он сказал.
– Ишь ты, как благородно! – выпятил губы президент.
– Грондейл дал интервью «Радио Маддалена». Он кандидат и от защитников окружающей среды, поэтому, естественно, заявил, что «ведение бактериологической войны – преступление против человечества, природы и всего живого мира», – продолжал Фрогне.
– Значит, никаких признаков того, что они воспользовались удобным случаем, – сказал президент и сел. Остальные последовали его примеру.
– Еще воспользуются, просто ждут, чтобы ситуация прояснилась. Не хотят вслепую набрасываться, дело-то обоюдоострое.
– Да, это так. – Фальконер взял сторону советника, хотя и недолюбливал Фрогне. Но теперь они стали вынужденными союзниками. – Завтра атака на нас усилится. Они ко всему станут придираться.
– Как бы все ни кончилось, неприятностей не оберемся. – Стейдел решил, что и ему следует внести свою лепту в разговор. – Даже если «гепардам» удастся разделаться с террористами, институт, как ни крути, «погорел»! Там будут кишеть репортеры, вынюхивать, высматривать. Как же – зловещая слава!
– Я уже распорядился перевести его в другое место, – сообщил Фальконер.
– Какова будет смертность, если бактерии вырвутся на свободу? – спросил президент у Стейдела.
Тот подумал и медленно ответил:
– Это зависит от многого. От того, какая погода в данном районе в данное время, какой ветер дует, от населенности территории. Если это произойдет в столице, инфекция быстро распространится на весь город. В первые два-три дня число погибших достигнет двух – двух с половиной миллионов. Потом еще возрастет. Ущерб может быть неисчислимым. В течение нескольких часов расстроится вся общественная жизнь, снабжение, работа учреждений, полиции, армии. Практически мы окажемся на военном положении. И на собственной шкуре ощутим, что значит быть атакованными бактериологическим оружием.
Ничего хорошего объяснение Стейдела не предвещало. Минуту все молчали.
– Вы преувеличиваете, – заговорил Фальконер. Голос военного министра был спокоен, но одно веко предательски подрагивало. Стейдел всего пять лет назад попал в министерство, потом стал советником президента. Раньше он был практикующим врачом и уж в подобных-то симптомах разбирался.
– Надеюсь, сегодня ночью этот кошмар кончится, – вздохнул президент. – Уполномоченный правительства Эберт, которого вы хорошо знаете, обещал к рассвету доложить об окончании «акции Кортези».
– Весьма легкомысленно с его стороны, – зловеще процедил Фрогне. – Я бы на его месте таких обещаний не давал. Дело зависит не только от него. Это уж точно.
– Во всяком случае, мы в него верим. В Эберта и его «гепардов»! На его месте, – Фальконер выпятил грудь, – я бы разделался с террористами, как только стемнеет.
– И вспыхнула бы эпидемия, – презрительно отмахнулся президент. На это министр не смог ответить, наступила неловкая тишина. Все ощутили облегчение, когда открылась дверь и вошел секретарь.
– Господин президент, вам надо переодеться. Прием начнется в половине восьмого.
– Действительно, чуть было не забыл об этом министре иностранных дел! Моя супруга готова?
– Она звонила, что ждет вас.
– Иду.
С порога он обернулся. При свете лампы было видно, как скверно он выглядит. «Сразу постарел», – недовольно подумал Фрогне.
– Не уходите, господа! После банкета я вернусь. А к тому времени, возможно, получим более благоприятные известия.
Ровно девятнадцать часов.
Темнота приближалась к городу с востока. На западе нет-нет да блистал солнечный луч, словно арьергард потерпевшей поражение армии, кусочки света, обращенные в постыдное бегство. Они быстро исчезали со стен, с тускло сереющих оконных стекол. Сумрак окутывал город, тени труб, брандмауэров растворялись в приближавшейся ночи. На улицах загорелись гирлянды белого жемчуга. Спешили люди с серыми лицами. С обманной веселостью заплясали чередой, заиграли потрескивающие, крутящиеся, мерцающие неоновые огни. Крыши домов еще хранили следы солнца. На западе неярко тлели полосы подсвечиваемого снизу небосвода. Скоро и они поблекнут, вступит в свои права вечер, уже сейчас пульсирующий на тысячах улиц города – чудовищного исполина с сердцем – дизелем внутреннего сгорания, глазами-рекламами, руками-электрокабелями, ногами – лестницами метро.
Редакция почти опустела. Давно ушли печатники, в подвале темно. У вахтера тихо звучит радио, передают «Патетическую симфонию». Масперо с Пьетро Хаутасом сидят в большом общем зале, разгороженном стеклянными стенками на клетушки.
– Если кто-нибудь поднимет крышу и заглянет сюда, то увидит лабиринт, а в нем два человеческих существа. Сидят они там в центре и гадают, какой же из путей единственный спасительный, верный путь, – рассуждает Масперо.
– Мы и в самом деле как подопытные крысы в искусственном лабиринте, – ворчит Пьетро, запуская пятерню в кучерявую шевелюру. Чувствуется, что мыслями он где-то далеко, сидит как на иголках.
– Не нервничай, – говорит Масперо, хотя и сам не может похвастать спокойствием. Сегодняшний успех неплохо бы закрепить. «Подбросить бы огоньку». Но он тревожится. Понимает, что началась опасная игра, но говорить об этом Пьетро не хочет. Парень и так мается. Быть может, что-то предчувствует? А вдруг террористы не позвонят? Хотя по радио передавали, что институт все еще в осаде. Значит, дело не прикрыто.
– Сам не нервничай, – отвечает Пьетро, продолжая безостановочно мерить шагами зал от стены до стены. Взгляд у него отсутствующий, он с нетерпением ждет, когда наконец зазвонит телефон.
По радио с аэродрома лейтенант Меравил сообщает, что самолет и парашюты готовы. Почти в тот же момент по городскому телефону полковнику Эберту докладывают, что Национальный банк под сильной полицейской охраной отправил деньги – двадцать миллионов в стофранковых купюрах, бывших в употреблении. Словно ощутив, что пришло время, звонят террористы.
– Значит, так, полковник, – слышит Эберт голос Лиммата, – мы решили принять ваше предложение. С небольшими поправками.
Эберт предпочел помолчать несколько секунд, чтобы не выдать своего облегчения, потом спросил:
– А именно?
– За автобус мы даем двух заложников. На аэродроме перед взлетом – документы и четырех заложников. Остальные четверо полетят с нами. Все прочее – как договорились.
– Хорошо, – перевел дух Эберт.
– Автобус должен быть здесь через час, – добавил Лиммат.
– Я могу прислать его сейчас же. Он стоит неподалеку.
– Я сказал: через час! Предварительно позвоню.
Щелчок, трубка положена.
– Странно, что они не спешат. Другие террористы обычно хотят получить все сразу, – сказал Бренн.
– Наверное, действуют по заранее разработанному плану, – предположил Трааль. – Это подтверждает радиосообщение, перехваченное Центром. Они упоминали о каком-то варианте плана, которым хотят воспользоваться.
– Да, и еще с времени и месте.
– Вероятно, о том месте, где по окончании акции должны встретиться со своими сообщниками, – добавил Эберт.
– У меня есть предложение, – обращается Бренн к полковнику.
– Выкладывайте.
– Надо привести авиабазы в боевую готовность. В важнейших пунктах держать наготове вертолеты. В них положить парашюты. За самолетом, на котором полетят террористы и заложники, должен следовать другой. Я сам полечу вслед за ними с отборными парашютистами. На нашем самолете должно быть инфракрасное фото– и кинооборудование. Надо поднять по тревоге специалистов Военного картографического института.
Трааль не улавливает взаимосвязи слов и фраз. А полковнику Эберту логика Бренна ясна.
– Вы правы, – кивает он. – Распорядитесь насчет самолета. Я займусь остальным. – Эберт набирает номер городского телефона и, услышав мужской голос, приказывает: – Соедините меня с военным министром Фальконером!
Через десять минут на одиннадцати крупнейших военных авиабазах страны прозвучали сигналы тревоги. По специальным линиям телетайпов и с помощью коротковолновых радиопередатчиков начальникам всех подразделений полетели короткие закодированные указания. Объявлялась тревога третьей степени, не затрагивающая уволенных в отпуск рядовых и офицеров. На взлетные дорожки баз, расположенных вдоль границ, выкатились сверхзвуковые истребители-перехватчики, скорость полета которых в два раза превышает скорость звука. Пилоты в шлемах сидят на своих местах. Получив приказ о взлете, который передаст диспетчер, они в ту же минуту поднимутся в воздух. Но пока машины неподвижно стоят у начала бетонных полос, их алюминиевые тела тускло поблескивают в сумраке. На полях, окружающих авиабазы, отрывисто стрекочут кузнечики, ветерок доносит летние ароматы. Ночь обещает быть теплой.
На других базах рокочут моторы вертолетов – проводится техническая проверка. Рядом дислоцированы военные штурмовые отряды. Радары внимательно уставились в небо. Десятки глаз на наземных станциях слежения впиваются в круглые экраны, наблюдая за мелькающими световыми точками и линиями.
В полиции тоже объявлена тревога третьей степени. Большие полицейские автобусы выкатываются из гаражей. В маленьких городках патрульные машины развозят к главным узлам коммуникаций всех сотрудников полицейских управлений, каких только можно снять с постов. Детективы в штатском дежурят на железнодорожных вокзалах, конечных станциях автобусов, в портах и на аэродромах гражданской авиации. В руки военного министра и министра внутренних дел стекаются суммированные донесения. Из них выясняется, что в девятнадцать часов тридцать минут по стране в связи с акцией Кортези поднято по тревоге двадцать четыре тысячи человек. Из всей этой армии, быть может, только десяток посвящены в серьезность ситуации.
Почти совсем стемнело. Еще полчаса, и страну окутает тьма.
В девятнадцать сорок пять по второму каналу телевидения прервали передачу. Светловолосая красавица дикторша сообщила, что вместо объявленной программы из студии будут передавать политическую дискуссию с участием известных комментаторов и ведущих журналистов.
– Вопрос в том, – без всяких предисловий заявил один из участников дискуссии, – действительно ли в так называемом Исследовательском институте сельского хозяйства ведутся опыты, цель которых – создать биологическое оружие. Если да, это ставит под сомнение авторитет правительства Ореллона. Наша страна подписала в Женеве договор о запрещении биологического и химического оружия. Кабинет Ореллона, принимая присягу, торжественно поклялся соблюдать все международные и прочие обязательства, взятые на себя страной.
– Если в связи с этим делом парламент поставит на голосование вопрос о доверии, администрация Ореллона будет забаллотирована, – бесстрастно предсказал главный редактор известного внешнеполитического еженедельника, – тем более что оно потеряет доверие в глазах мирового общественного мнения. До сих пор симпатизирующие нам страны считали нашу администрацию верным союзником, а те, кто не особенно нам симпатизирует, – надежным партнером.
– Если будет доказано, что мы нарушили соглашение, другие страны с полным правом могут последовать нашему примеру!
– Нет необходимости ни в каких доказательствах. Нынешнее событие послужит прецедентом для наших противников, чтобы осуждать нас на всевозможных международных форумах и в то же время чувствовать себя вправе нарушить любое другое соглашение об ограничении вооружений.
– Не говоря уже о том, что́ будет, если в этом институте на самом деле создали оружие массового уничтожения! Военное министерство и, разумеется, администрация Ореллона проявили величайшее легкомыслие. В непосредственной близости от крупного, пятимиллионного города...
– Даже в пределах его административных границ!
– ...в пределах административных границ столицы хранить такое оружие...
– Так или иначе этому правительству конец!
– Вовсе не обязательно!
– Возникает новый вопрос: ввиду того что через три недели состоятся выборы, не имеем ли мы дело с кампанией политических противников Ореллона, затеянной, чтобы его дискредитировать?
– Значит, вы считаете других двух кандидатов политиками, способными прибегнуть к столь крайним методам? Думаете, с них станется нанять террористов, чтобы дискредитировать соперника в глазах общественного мнения?
– Господа, мы живем в такое время, когда все возможно. В том числе и это.
– Но простите...
– Это только одно из многих предположений!
За минуту до двадцати часов раздался телефонный звонок.
– Полковник Эберт слушает.
– Подавайте автобус, – сказал Лиммат. – Напомню об условиях. Когда шофер выйдет из машины, погасите свет, и пусть ни один «гепард» не показывается на расстоянии ближе пятидесяти метров. Если заметим, что вы что-то замышляете, вернемся в здание и убьем еще одного заложника.
– Можете не беспокоиться. Отход «гепардов», считайте, уже начался.
Эберт рукой сделал знак Бренну, и тот отдал в микрофон соответствующий приказ.
– Полицейская машина с синей мигалкой должна следовать в ста метрах впереди. Движение остановите. На какой аэродром мы едем?
– На военный аэродром Аточа. Он отсюда в двадцати двух километрах, – ответил Эберт, но Лиммат нетерпеливо перебил:
– Знаю, где он находится. Самолет готов к взлету?
– Да.
– И еще, полковник. Не делайте попыток пустить в ход снайперов. Мы наденем заложникам на головы чулки. Будет неприятно, если «гепарды» кого-нибудь из них застрелят!
– Договорились.
– Тогда подавайте автобус.
Эберт лихорадочно распоряжался.
– Трааль, пришлите сюда двух своих лучших офицеров! Одному сразу же заняться освобожденными заложниками. Он отправится с ними на «скорой» в больницу, там их обследуют врачи. Пусть расспросит их обо всем и запишет на магнитофонную ленту. Нужно узнать, сколько всего террористов. Быть может, заложники видели кого-нибудь в лицо. Если да, показать им альбом из нашей картотеки с фотографиями террористов. Другому офицеру немедленно заняться вторым этажом. Снять отпечатки пальцев с мебели, стен, различных предметов, дверных ручек, тарелок и сейфа. С ним пойдут доктор Амстел и сотрудники института, чтобы установить, какие документы унесены. О результатах тут же доложить!
– Будет сделано! – Трааль поспешно вышел вместе с доктором Амстелом.
– Я полечу вертолетом над автобусом с террористами, вы останетесь внизу. Моей штаб-квартирой будет пока Аточа, – сказал полковник Бренну и пристроился к окну наблюдать за событиями.
«Гепарды» по двое покидали места засады. На дворе еще горели фонари. Бренн отослал снайперов, поднес к глазам полевой бинокль, предназначенный для ночной охоты.
– Ты тоже можешь идти, – сказал он лейтенанту Пирону. – Отправишься с двумя парнями в полицейской машине во главе процессии. Я с остальными поеду сзади. Парашютисты прибыли на аэродром?
– Меравил сообщил – в полном снаряжении сидят в самолете. Ждут тебя.
– О’кей! Ну что же, в путь!
Средних размеров автобус, рассчитанный на восемнадцать пассажиров, въехал во двор. Шофер, не выключая мотора, вышел из машины, оставив дверцу открытой, и быстрыми шагами ретировался. «Шкуру спасает», – подумал Эберт, отдавая распоряжения стоящим рядом полицейским офицерам: отключить свет, выслать патрульные машины, перекрыть движение. Обеспечить на всем пути свободный и беспрепятственный проезд.
Первым спустился Гейд. Обошел холл – нигде ни души. Заглянул в ведущие из холла двери кабинетов.
– Порядок! Пошли! – крикнул он, вернувшись на лестницу.
Заложники с руками на затылках спускались гуськом. Труп лаборанта террористы прикрыли одеялом, чтобы заложники не заметили его, на головы им натянули чулки, сквозь которые те почти ничего не различали. Медленно, спотыкаясь, пленники вышли в холл, дрожащие и перепуганные встали у стены – им не сообщили о результатах переговоров между полицией и террористами, они не знали, какая участь их ожидает.
Лиммат схватил одну из женщин и, подталкивая ее перед собой, вышел во двор. Там царила напряженная тишина.
Прижав к глазам бинокль, Бренн тихо говорил в микрофон:
– Первая линия, внимание! Идут! Снайперы, осторожнее!
У дверцы автобуса остановилось несколько темных фигур, затем они медленно проскользнули внутрь. Бренн считал про себя тени. И слушал, как Эберт разговаривает по телефону с Центральным радиоперехватом: необходимо тщательно следить за эфиром, у террористов, по всей вероятности, есть переносная рация.
– Пятнадцать человек, – доложил Бренн.
– Десять заложников, значит, их пятеро, – нахмурился Эберт. – Но они просили шесть парашютов!
– Чтобы ввести нас в заблуждение. Или хотят иметь запасной. – Бренн всматривался, остались ли возле автобуса две тени. Если нет, надо тотчас отдать приказ, чтобы дорогу перекрыли стоящие у ворот грузовики. Но все оказалось в порядке, и он сказал в микрофон:
– Двое идут вдоль стены, уходят от автобуса. Внимание! Вероятно, это освобожденные заложники. На головах у них нет чулок. Похоже, две женщины... Да, женщины!
Автобус тронулся. За рулем сидел мужчина с чулком на голове. Это все, что разглядели «гепарды», когда автобус вывернул из ворот. Впереди стартовал полицейский вездеход с синей мигалкой. Они выехали на шоссе.
– Машину мне!
Бренн вышел из ворот. Возле него затормозил автомобиль «гепардов». Майор прыгнул на сиденье рядом с шофером, и они помчались за автобусом. За ними в четырех машинах ехали «гепарды». С ближайшей, очищенной от машин автостоянки взлетел вертолет уполномоченного правительства Эберта. Всю дорогу он будет лететь над конвоем, поддерживая постоянную радиосвязь с Бренном.
– Сегодня ночью выяснится, верен ли ваш девиз, – мрачно кивает полковник в сторону сидящего рядом с ним снайпера. При слабом внутреннем освещении на значке видны бегущие вокруг головы «плачущего» гепарда слова: «Никогда не отступать!»
Репортеры неистовствовали. Большинство уже с утра теснились за кордоном полиции, ближе их не пускали, и информации они не получали, хотя испробовали все. Полицейские власти под различными предлогами уклонялись от объяснений. Автомобиль с репортерами местной радиокомпании помчался вслед за «гепардами», «скорой помощью» и полицейскими машинами с воющими сиренами. Остальные тоже спохватились и бросились за конвоем. Стало ясно, что террористы вместе с заложниками покинули институт. Куда они направляются? Конвой повернул в сторону окраины, однако проехал ее и понесся дальше по широкому шоссе. На темно-сером небе изредка поблескивали звезды, затем оно снова затягивалось клочьями облаков.
Уполномоченный правительства сидел рядом с вертолетчиком. Его штатский костюм, белая рубашка, галстук выглядели довольно странно в сочетании со шлемом. Из прозрачной кабины он наблюдал за идущей внизу колонной машин. Сами машины были невидимы, но фары их излучали белый свет, да иногда еще зажигались красные двойные точки стоп-сигналов. Тогда колонна притормаживала, а затем снова неслась дальше. По обеим сторонам шоссе мелькали повороты, развилки...
Минут через десять полковника Эберта вызвали с земли. Заместитель Трааля докладывал из института, что отпущенных заложников отвезли в ближайшую больницу. Это женщины средних лет; конечно, пережитые события надломили их, но состояние сравнительно сносное. Сейчас их допрашивают. Установлено совершенно точно: террористов пятеро, среди них женщина.
– Могу поспорить, что они отпустили уборщицу! – крикнул в микрофон Эберт. В вертолете стоял ужасный шум.
– Разумеется. И одну лаборантку. Самых ценных заложников они возьмут с собой в самолет, – уверенно заключил полицейский офицер.
В восемь часов семнадцать минут зазвонил телефон. Пьетро вскочил, но Масперо оказался быстрее. Рука его сжала холодную пластмассовую трубку.
– Алло! Масперо слушает.
– Алло, – отозвался голос. Масперо ощутил, как сердце заколотилось прямо в горле. Сомнений нет! Тот самый голос! Который звонил утром.
– Это я. Можете говорить спокойно, – ободрил Масперо.
– Отправляйтесь на своей машине в сторону Стренне. У города сверните направо на двести одиннадцатую дорогу, поезжайте в горы. Когда проедете Лунгар, остановитесь и ждите. У вас в машине есть телефон, не так ли? Я позвоню вам и сообщу конечную цель.
Щелчок, разговор окончен.
– Обо мне ни слова, – оскорбился Пьетро, отводя голову от трубки, к которой он тоже прилип.
– Не расстраивайся, старик! – хлопнул его по плечу Масперо. Напряжение его спало – это видно было и по лицу, – он снова стал самоуверенным «великим Масперо», «асом». – Поедешь со мной, и все! Вместе начали дело, вместе и продолжим. «Маддалена» и «Мустанг»! Едем!
Они сбежали с лестницы. Пьетро тащил магнитофон. Ввалились в стоящий у освещенного подъезда автомобиль. Пьетро включил мотор, Масперо вынул автомобильную карту, развернул и начал искать Стренне и Лунгар.
Полицейская машина с воющей сиреной свернула на шоссе, ведущее к военному аэродрому Аточа. Последние два автомобиля, замыкающие колонну, затормозили, развернулись и стали поперек дороги. Журналисты разочарованно чертыхались. Среди деревьев возвышались сторожевые вышки, там и тут тянулись заграждения из колючей проволоки, замаскированные кустами. На опушке леса стояли ангары. Беззвучно вращались радары. Все было окутано темнотой.
Автобус осторожно следует за синей мигалкой полицейской машины. Лиммат с автоматом в руках стоит впереди рядом с шофером. Чулок он стянул повыше, чтобы лучше видеть. Глаза сверкают, он начеку. Сейчас Лиммат напоминает принюхивающегося зверя, в любой момент готового к кровавой схватке. На лбу его пульсирует жила, он нервно облизывает пересохшие губы, напряженно вглядывается в темноту. Странно, но он любит такое состояние. Еще с детства его тянуло к риску. В мечтах бывал первооткрывателем и космонавтом, командиром штурмового отряда и грабителем банков.
– Тормози, – громко приказывает он.
Гейд повинуется. Повернувшись лицом к салону, Лиммат окидывает взглядом пассажиров. Вооруженные Катарина и Манч стоят между кресел, Маарен занял место сзади, наблюдает, не приближаются ли «гепарды». Но те сохраняют обусловленное расстояние. В ночи резко светятся фары идущих машин. Самая первая – не ближе ста метров.
– Вон самолет, – показывает подбородком Гейд. За широко открытыми, неохраняемыми воротами тянется бетонное поле. Прожектора освещают лишь входы в здания и один самолет. Лиммат тоже заметил его. В потоке света самолет сверкает белизной. Он стоит у самого последнего ангара. Вокруг тишина и спокойствие.
Гейд тормозит. Автобус замедляет ход, почти останавливается. Манч и Маарен внимательно осматриваются.
– Подгони к самолету, – приказывает Лиммат.
Вертолет Эберта покачивался на бетоне. Полковник сбросил на сиденье кожаный шлем и выпрыгнул. Начальник авиабазы, прижав к голове фуражку, спешил ему навстречу, но полковник и внимания на него не обратил. Взгляд его искал Бренна.
