Текст книги "Венгерский политический детектив"
Автор книги: Габор Йожеф
Соавторы: Иштван Немере,Дёрдь Фалуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
Когда пленка кончилась, Хаутас заявил: через час, если события в институте не изменятся, радио повторит передачу. Но, добавил Пьетро Хаутас, текст интервью можно прочитать и в специальном выпуске «Мустанга», который вскоре появится на улицах. И вновь заиграла музыка.
Типографские машины «Мустанга» работали на полную мощность.
А в это время президент принимал делегацию руководителей «Союза рыболовов». С его улыбающихся губ слетали ничего не значащие слова, он пожимал руки направо и налево. Принял подарок – великолепную удочку-супермодерн для ловли форели. Фоторепортеры толкались, щелкали затворами, стараясь опередить друг друга. У входа в большой зал аудиенций переминались с ноги на ногу представители владельцев гостиниц. Начальник протокольного отдела поглядел на часы: тринадцать часов восемнадцать минут. В тринадцать тридцать должен прибыть министр иностранных дел одного островного государства. Начальник нервничал, мысли его лихорадочно мчались наперегонки с секундными стрелками часов.
Вошел секретарь в очках от Диора. Теперь даже он не мог скрыть волнения. Президент заметил это и быстро распрощался с рыболовами. Секретарь что-то шепнул ему на ухо. Начальник протокольного отдела, увидев болезненную гримасу на лице президента, окончательно понял, что и министру иностранных дел придется обождать, не только владельцам гостиниц.
В тринадцать тридцать из управления полиции прибыл на мотоцикле курьер. Он привез адресованную Траалю магнитофонную ленту. Присутствующие внимательно прослушали интервью «Радио Маддалена». Ленту передали из центральной радиоперехватной, где постоянно записывали на магнитофон передачи всех легальных (и неофициальных тоже) радиокомпаний. Через неделю, если передача не вызывала каких-либо конфликтов, ленту стирали. Одновременно из радиоперехвата Траалю сообщили, что аппаратура настроена на все находящиеся в частных руках коротковолновые передатчики. Весьма вероятно, окруженные террористы поддерживают связь со своими сообщниками вне института с помощью радио.
– Значит, все-таки сведения просочились, – проворчал Эберт.
Бренн молчал. Ему было абсолютно наплевать, кому и что известно об этом деле. Его интересовали только террористы и культура бактерий. Да жизнь заложников. И еще он хотел, чтобы атака, когда они получат приказ от полковника, оказалась удачной.
Эберту доложили по телефону, что на улицах продают специальный выпуск «Мустанга». Он задумался, прикусив губу. Всего на секунду. План у него был готов.
– Нужно как можно быстрее ударить по источнику информации! Сейчас каждое известие опасно. Трааль, это ваша задача, мы не можем посвящать в дело посторонних.
Капитан полиции ответил не задумываясь:
– Это не в моем районе.
– Не имеет значения! Как уполномоченный правительства я поручаю вам и беру на себя всю ответственность перед вашим начальством.
Трааль кивнул и, не прощаясь, вышел. Почти сразу же донесся рев удаляющейся полицейской сирены.
Было тринадцать часов тридцать шесть минут.
Профессор Дрейменс уже отобедал. Один из террористов в натянутом на голову черном чулке унес его тарелки, столовый прибор. Настал черед получить свою порцию самой молодой ассистентке. На другом конце стола ел руководитель лаборатории со второго этажа. Его все еще тошнило, он давился, насильно запихивая еду в рот, старался не думать о происходящем. «Может, все обойдется», – внушал он себе.
На стол поставили очередные две тарелки. Ложки получили рыжеволосая секретарша и перепуганная взлохмаченная пожилая уборщица. Горло у секретарши пересохло и сжалось, она едва могла сделать глоток, а у уборщицы так дрожали руки, что суп расплескивался с ложки.
Дрейменс пытался собраться с мыслями. Он вспомнил специальные курсы для руководящих лиц, которые посещал несколько лет назад. Там обучали тех, кто служил в учреждениях, работающих в режиме повышенной опасности. Прежде всего, говорили им, нельзя терять спокойствия. Главное – хладнокровие. Для страха у террористов причин не меньше, чем у заложников. Им объясняли, что заложник никогда не должен брать на себя посредничество между полицией и террористами, это обычно плохо кончается. Заложник должен сознавать, что он, только пока жив, представляет для похитителей ценность.
Потом профессор подумал о жене, дочери и внуке. Последний раз он видел малыша на прошлой неделе. А вдруг никогда больше не увидит? Он вздрогнул, медленно повернул голову к окну. Солнце светило ярко. Перевалило за полдень. До каких пор это будет тянуться? Когда это кончится?
– Вы были правы, – мрачно сказал президент, обращаясь к Фрогне.
Советник по избирательной кампании молчал. Что он мог ответить?
– Скверно, – суммировал свои соображения Стейдел.
– Первая задача – опровергнуть, – решительно заявил президент. – Представитель правительства через двадцать минут зачитает информацию о том, что в институте ведутся опыты, относящиеся исключительно к сельскому хозяйству. Любое сообщение о бактериологических исследованиях, о создании бактериологического оружия абсолютно необоснованно, – закончил он, отдуваясь.
– Проклятые писаки! – Министр Фальконер сердито хмурил брови. – Вечно они всюду суются!
Секретарь принес несколько экземпляров специального выпуска «Мустанга». Все углубились в чтение.
– Вот, полюбуйтесь! – воскликнул президент. – Безоговорочно обвиняют правительство! Меня даже лично упомянули!
– Этого следовало ожидать, – проворчал Фальконер.
– Теперь вся надежда на «гепардов», – сказал Стейдел.
Лиммат послал к заложникам Катарину. Гейд, Маарен и Манч стояли в коридоре, в дверях секретариата. Отсюда они могли наблюдать за всеми стратегическими пунктами второго этажа.
– Скоро начнем переговоры, – объявил Лиммат. Его высокую фигуру ловко облегал пиджак, на загорелом лице ни следа тревоги. Черные волосы прикрыты, словно шапкой, чулком.
– Думаешь, они будут упрямиться? – спросил Гейд, скрестив на груди массивные руки.
– Конечно! – пожал плечами Лиммат. – Но в конце концов им придется уступить. Полковник еще утром упомянул о переговорах. Пока потянем время, а там и начнем.
– Не спеши, – предупредил Манч. Он был бледнее обычного и нервно моргал, поглядывая то на лестничную клетку, то на дверь лифта. Но повсюду царила тишина.
– Нам спешить сейчас некуда, подождем, пока станут уступчивее, – сказал Маарен и прислонился к стене. Движения у него, как и всегда, были замедленные.
– Не бойтесь, я в этом прекрасно разбираюсь. Не впервые в таком деле. В позапрошлом году в банке, когда мы унесли три с половиной миллиона франков, я тянул с переговорами, пока они, щадя заложников, не согласились почти на все, что мы требовали. И сейчас так будет.
– Ты участвовал в той операции? Я читал о ней в газетах, – улыбнулся Маарен. Казалось, ему сразу стало легче.
– Смотри о деньгах не забудь! – тоже почувствовав облегчение, добавил Манч.
– Скоро начнем, – сказал Лиммат, взглянув на часы.
К четырнадцати часам Виктор Масперо пожал все возможные лавры. Он купался в славе. Его шеф Леонте принес шампанское. Коллеги и кое-кто из наборщиков поздравляли журналиста.
– Вот это да! – в который раз повторял Леонте. – Молодец парень! Всего за час сделал специальный выпуск, и кто знает, сколько еще шкур мы сдерем с этой лисы! Бактерии – прекрасная тема! – Он потирал руки, глаза его сияли. Масперо был счастлив. В конце концов, ради этих минут он живет. В такие моменты забываются недели неудач, утопающие в коврах приемные боссов, откуда его вышвыривали спесивые секретари, телефонные звонки, поднимающие по ложной тревоге, неизвестные любители шуток, ночью выманивающие его из дома на безлюдные городские окраины, где ничего не стоило распроститься с жизнью, ибо всегда найдутся охотники сквитаться по старому счету.
Но сейчас он наслаждался успехом. Мало кто из коллег ему завидовал. Большинство радовались: популярность «Мустанга» возрастет, тираж увеличится, а это поднимет и их доходы. Чествование еще не кончилось, когда кто-то вызвал Леонте из корректорского зала. Тот быстро вернулся, не в силах скрыть смущения, отозвал в сторону Масперо:
– Иди в мою комнату. Там с тобой хотят поговорить. Срочно!
Масперо глянул в честные голубые глаза Старика и вышел. «Вечно испортят радость», – досадливо щелкнул он пальцами. Войдя в комнату шефа, журналист насторожился. Возле кресла стоял мужчина в полицейской форме. Офицер.
– Капитан Трааль.
Масперо кивнул и с горечью сказал:
– Значит, цветочки уже были, а теперь пойдут ягодки. Головомойка! Удивлен, что вы явились в форме.
– Я представляю уполномоченного правительства, полковника Эберта. Садитесь, вам придется ответить на несколько вопросов. Думаю, нет смысла говорить, о каком деле идет речь.
Масперо молчал. «Интересно, они уже были у Пьетро?» – подумал он. Капитан словно прочитал его мысли.
– Я беседовал с вашим коллегой Хаутасом. От него мы узнали, что на магнитофонной ленте было несколько фраз, которые не вошли ни в передачу, ни в материалы специального выпуска. Мы знаем, что это за фразы.
– Да. Они могли вызвать страшную панику.
– Вы правы. Думаю, мы поймем друг друга и в остальном.
Масперо выжидательно уставился на полицейского.
На допрос беседа не походила. Отвечая Траалю, журналист рассказал, как ему позвонил неизвестный. Потом принес и прокрутил магнитофонную ленту, на которую записал свой разговор с ним. «Хорошо, что я догадался это сделать!» – мысленно похвалил он себя. Капитан Трааль сунул кассету в карман.
– Рация останется у вас. На каких бы волнах ею ни пользовались, она будет прослушиваться. Планы неизвестного явно связаны с вами и Хаутасом, поэтому он просил вас вечером быть в редакции. Им нужно, чтобы захваченные террористами документы были опубликованы в «Мустанге» и прозвучали по «Радио Маддалена».
– Вы так считаете? Для этой цели они могут обратиться и к другим репортерам.
– Не думаю. Они подбросили дело вам и Хаутасу. Отныне люди будут следить за материалами именно вашей газеты и сообщениями «Радио Маддалена». Совершенно ясно, и в ближайшие дни тоже. Террористы и их сообщники на это рассчитывают. Они хотят, чтобы как можно больше людей узнало о якобы неправильных действиях администрации Ореллона.
– Якобы?
Трааль сделал вид, будто не слышал вопроса. Но его следующую фразу можно было расценить как ответ.
– Через несколько минут представитель правительства даст опровержение информационным агентствам. В институте не ведется никаких бактериологических опытов, так он скажет. Дальше видно будет. Надеюсь, вам понятно, что, если террористам удастся вынести культуры бактерий из института, последствия могут быть ужасающими. У вас есть семья?
– Да, – кивнул Масперо и почувствовал, как у него вдруг пересохло во рту.
– Тогда подумайте о ней! Это опасная игра, Масперо. Я могу прислать к редакции детективов, и они не отстанут от вас, куда бы вы ни пошли. Но меня больше устраивает другой вариант.
– А именно?
– В ваших собственных интересах, как только получите известие от таинственного незнакомца или от кого-то иного, сообщить об этом нам. Вот номер телефона. Стоит вам позвонить и произнести слово «Кортези», как вас тотчас соединят с уполномоченным правительства или со мной.
– Понял. – Масперо взял бумажку.
Трааль мгновение нерешительно постоял в дверях, потом тихо проговорил:
– Мы на вас рассчитываем, господин Масперо.
Масперо позвонил домой. Набрал не свой номер, а соседский. Попросил позвать жену, мол, их телефон, похоже, испорчен. Соседка, ничего не подозревая, выполнила просьбу. Масперо солгал без всяких угрызений совести. Вполне вероятно, полиция все-таки прослушивает его домашний телефон.
Стоя в одном из таксофонов редакционного холла, он через стекло наблюдал за снующими мимо людьми. А вдруг среди них затесалась парочка детективов?
– Это ты, Виктор? Что случилось? Почему не звонишь прямо домой?
– Есть на то причины. Слушай меня внимательно, Сишане! – Голос у Масперо был твердым, решительным. – Бери Мириам, садись в такси и поезжай в центр города. Там найми машину и немедленно отправляйся к своей тетке.
– Но в чем дело? – воскликнула Сишане, сразу заподозрив беду.
– Не спрашивай, времени для объяснений нет! Если слушала радио, можешь догадаться. Вы должны уехать! В провинции будете в большей безопасности. Я вам позвоню. Отправляйтесь немедленно!
– Хорошо, – прошептала жена.
– И не забудь: я люблю тебя!
– Я люблю тебя! – повторила Сишане.
Масперо положил трубку, машинально глянул на часы. Четырнадцать тридцать четыре.
Наконец зазвонил телефон. Эберт поднял трубку.
– Перечисляю наши требования, – произнес уже знакомый голос.
– Слушаю, – ответил полковник и принял успокоительную таблетку.
Бренн пообедал, был сыт, спокоен, ничего не боялся. Он никогда не испытывал страха. Только так и можно выжить. Если во время акции потеряешь голову, тебе конец. Кодовое наименование «гепардов» в армии – «специальное пятьсот двадцать пятое соединение». Платят им много. И все же найти подходящих людей трудно. У Бренна восемьдесят солдат, «суперменов». В их соединение попадают лишь те, кто из ста выстрелов набирает по меньшей мере девятьсот очков; снайперы, разумеется, должны выбивать больше. Кроме того, все владеют приемами каратэ и дзюдо, могут пробежать без передышки десять километров, водят легковые машины, грузовики, трейлеры, тракторы, дизель-электровозы. У них должно быть за плечами не менее пятидесяти парашютных прыжков. Они обязаны знать все системы имеющегося в обращении оружия. Среди «гепардов» есть пилоты самолетов и вертолетчики, специалисты по электрооборудованию, замка́м и сигнальным устройствам. «Гепарды» занимаются альпинизмом, плаваньем под водой с кислородными приборами и без оных, выдерживают большие перепады температур. Они знакомы с приемами ближнего боя на борту пассажирского самолета, в заваленных туннелях, на крышах небоскребов, мчащихся экспрессов, на кораблях и в штольнях шахт.
Доктора Амстела мало волновали переговоры. Он размышлял о том, кто стоит за террористами. Ведь за ними всегда кто-то стоит, даже если им это неизвестно. Их действиями всегда кто-то манипулирует.
– Заложников мы отпустим, если выполните наши условия, – говорит Лиммат. – Условия следующие...
«Этот парень не простой уголовник, не полуграмотный анархист, не напыщенный лжефилософ, – слушая, думал Эберт. – Он целеустремлен, холодно-расчетлив. Трудно будет договариваться».
– Вечером подгоните во двор к главному входу автобус средних размеров. Затемнение должно быть полным! Шофер выйдет из машины, а вы отведете своих «гепардов». Если раздастся хоть один выстрел, перебьем заложников. Понятно?
– Продолжайте! – Эберт набрался терпения, ему ясно, что список будет длинным.
– Мы сядем в автобус, поедем в аэропорт. Безопасность дороги обеспечите вы. Все машины должны находиться от нас на расстоянии не ближе ста метров. На аэродроме приготовьте небольшой самолет, заправленный горючим. С экипажем из двух пилотов. В дорожную сумку положите тридцать миллионов бывшими в употреблении стофранковыми купюрами.
– Это все? – бесстрастно спросил Эберт. – Вы ничего не забыли?
– Что вы имеете в виду, полковник?
– Несколько мелочей, например заложников. Когда вы их отпустите? Что будет с захваченными документами? И с культурой бактерий?
– Обсудим. Заранее оговариваю: в самолете мы будем чувствовать себя в безопасности только вместе с заложниками.
– Ну-с, – Эберт намеренно начал с наименее важного, – во-первых, тридцать миллионов франков многовато. Во-вторых, даром мы не дадим вам ни автобуса, ни самолета. Придется платить.
– Нам платить? – поразился Лиммат.
– Да, заложниками.
– Ага, вот оно что!
– Только так.
– Если вы не выполните наших требований, мы пристрелим парочку заложников. И... в крайнем случае разобьем цилиндрики!
– Это на самом деле будет крайний случай, не забывайте. Бактерии из цилиндров прежде всего проникнут в организм людей, находящихся в непосредственной близости. Более подробную информацию можете получить у профессора Дрейменса, если не верите мне.
– А в-третьих?
– В-третьих, не может быть и речи о вашем отлете за границу.
Долгая напряженная тишина.
– Это вы серьезно, полковник?
– Абсолютно серьезно. Поэтому и говорю сейчас, чтобы у вас не было иллюзий. На этот счет я получил ясные указания.
– Из-за бактерий?
– Из-за документов тоже.
– Но ведь радио и печать уже ухватились за это. И за рубежом узнают.
– Я не уполномочен спорить с вами, перечислять доводы. Одно несомненно: за границу вы не полетите!
Снова долгая пауза, затем Лиммат говорит:
– Подумайте, полковник. И скажите своему начальству, что дело плохо кончится, если вы не выполните наших требований.
Щелчок. Конец первого раунда переговоров. Эберт тяжело, громко отдувается, оглядывает присутствующих.
– Надо позвонить президенту, – говорит он и протягивает руку к телефону.
– Крепкие парни! – качает головой Бренн.
В голосе его Трааль с удивлением улавливает похвалу. Капитану невдомек, что участие Бренна в подобных переделках сводится лишь к боевым действиям, и его вовсе не тянет вникать, что кроется за кулисами событий. Слишком часто он натыкался бы на всякое свинство, это уж точно. К чему терзаться сомнениями? Не думать куда лучше. Так считают большинство людей. Бренн любит своих «гепардов», его устраивает жизнь, которую он ведет. Со временем, когда по возрасту он уже не сможет служить в специальном соединении, если его не подстрелят до тех пор и не превратят в инвалида, за него обеими руками ухватятся фирмы, поставляющие телохранителей частным лицам.
Пока Эберт звонит по телефону, от забора отделяется полицейский офицер с белым конвертом в руках. Он подходит к Траалю.
– Данные на убитого террориста, господин капитан.
– Благодарю.
– За кордоном собралось не меньше пятидесяти журналистов. Среди них и зарубежные. И телевидение подъехало. Что делать?
Трааль смотрит на Эберта. Тот закончил разговор.
– Журналисты? Еще чего! Гоните их прочь! И без них хлопот хватает!
Офицер уходит. Трааль вскрывает конверт, пробегает глазами текст:
– «Стен Флатро, двадцати четырех лет... В прошлом году присоединился к Третьему фронту. По донесениям тайной службы, принимал активное участие в нескольких операциях. Отличный шофер. В последнее время перешел на нелегальное положение. Скрывался, вероятно, у людей, симпатизирующих террористам. Личность установлена по отпечаткам пальцев и ладоней, всякое сомнение исключено».
– Да, маловато, – проворчал Бренн. Он подозвал лейтенанта Чаринга, приказал сменить «гепардов» из первой цепи окружения, дать им возможность отдохнуть. Одну группу снайперов отвести назад. Остальным следить за происходящим еще внимательнее.
– Президент сердится, – кратко резюмирует свой телефонный разговор Эберт. – Но другого выхода у нас нет, уступать террористам нельзя.
– Тяжелый предстоит денек, – говорит Бренн и смотрит на часы. Скоро пятнадцать часов.
У большого стола – тяжелая тишина. Лишь изредка слышно, как кто-то скрипнет стулом или вздохнет. Сквозь зарешеченные окна светит послеполуденное солнце.
Профессор украдкой оглядывается. Его интересует не стоящий в дверях террорист, а товарищи по несчастью – заложники. Он видит их дрожащие руки на столе, поникшие плечи и искаженные страхом бледные лица. Испуганно бегающие глаза. Или уставившиеся в одну точку отрешенные взгляды.
Где-то трезвонит телефон. «Кто, интересно, звонит?» – думает секретарша. Прядь волос падает на глаза, она не осмеливается отвести ее. Стоящий в дверях террорист может неправильно истолковать ее жест. «Кто звонит в такое время?» Секретарша судорожно цепляется за эту мысль, чтобы не думать о положении, в котором они оказались. Где-то кто-то набрал номер их телефона, наверное, ждет ответа, прижав к уху трубку. Ему и в голову не приходит, что сейчас в институте не суетятся лаборанты, не склоняются над микроскопами ученые, не вспыхивают лампы в фотолаборатории, не бегают за стеклом под пытливыми взглядами мышки с розовыми носиками. С ними-то что? Кормили их?..
Молодой лаборант напряженно о чем-то думает. В голове его вырисовываются контуры отчаянного плана, и, несмотря на страх, решение его крепнет, он все больше уверен, что осуществит его.
Так проходит более часа.
Бренн спокоен. В войне нервов всегда побеждает тот, у кого они крепче. Майору привычна атмосфера, когда в воздухе вибрирует напряжение, люди – словно натянутая стальная струна, а во рту от ожидания появляется какой-то странный привкус.
– Значит, ждем, – говорит Трааль.
– Вот именно, – ворчит Эберт, не глядя на капитана.
Звонок городского телефона. Траалю докладывают о результатах анализа звуколаборатории.
– Голос на первой магнитофонной пленке с записью, сделанной в институте, вероятно, принадлежит Кирку Лиммату. Ему тридцать девять лет, неоднократно был судим за вооруженные ограбления и террористические акции. Давно числится на нелегальном положении. Подробности о нем тайной службе неизвестны.
– А другой голос? Того, что звонил журналисту?
– Установить не удалось. В звуковой картотеке его нет.
– Благодарю.
– Так мы ни на шаг не продвинемся, – размышляет Эберт. – Возможно, будет какой-то результат, если установим, кому принадлежит другой голос.
– Я все думаю о заложниках, – со вздохом проговорил Амстел и посмотрел на часы. – Им, наверное, страшно. Давайте звонить террористам!
– Знаю, что страшно, – раздраженно кивнул Эберт. – Но если позвоним сами, то выкажем слабость.
– По-вашему, это теперь так важно? – вскочил Амстел. – Безопасность заложников и культуры бактерий – вот что главное! А не мнение о нас каких-то паршивых уголовников!
– Как раз это их мнение очень существенно, – перебил Бренн. – От него зависит, как они поведут себя с заложниками. Нельзя еще более обострять положение.
Сказав это, Бренн, в сущности, признал правоту обоих.
Эберт снова задумался. Как и майор, он прекрасно знал, что встречаются террористы с неустойчивой психикой, которые способны убить заложников, а потом пустить себе пулю в лоб. Если такое случится, что станет с бактериями? Доктор Амстел говорил о двух миллионах трупов. Сначала два миллиона, а потом сколько? Эберт вздохнул и подошел к телефону.
– Чего ты нервничаешь? – Лиммат смотрел на Манча сверху вниз. Теперь было особенно заметно, насколько тот ниже его ростом. Манч с трудом скрывал волнение, а Лиммат такие вещи замечал сразу.
– Они обозлятся да напустят на нас своих «гепардов». Тогда нам крышка! Конец! – пробормотал Манч.
– Лучше б тебе мессы в церкви служить, там не страшно. Ну, чего трусишь? – Лиммат дружелюбно хлопнул его по спине.
Однако и он был встревожен. Именно из-за Манча. «Крепость любой цепи зависит от ее самого слабого звена, – подумал он. – Авось остальные не перетрусили и продержатся до конца, иначе и в самом деле скверно придется».
– Хорошо еще, что сам я убежден в успехе. – Лиммат выглянул в коридор. Маарен невозмутимо стоял на часах, это успокоило Лиммата. – Если бы вел переговоры ты, они бы уже атаковали нас. По твоему голосу ясно, что ты колеблешься. А ведь как шеф тебя расписывал! Говорил, без Манча и не беритесь: если он с вами, все удастся!
– Так и сказал? – немного ободрился Манч. Лиммат, пристально посмотрев на него, кивнул.
– Да. Но теперь я сомневаюсь в его словах.
– Не сомневайся! Я уже в порядке. – Манч встал и направился к двери. – Сменю Маарена.
– О’кей! И пришли сюда Катарину.
В четыре часа семнадцать минут на столе секретарши зазвонил телефон. Лиммат ухмыльнулся. Катарина подошла ближе. Ей тоже хотелось слышать разговор.
– Говорит полковник Эберт. Вы обдумали?
– А вы? – Последовала пауза, потом Лиммат снова заговорил: – Мы должны вылететь за границу, полковник. Думаю, вы не впервые руководите такой акцией, не так ли? Значит, вам ясно: после того что произошло в институте, нам нельзя оставаться в стране!
– Ваши интересы нас не волнуют. Мы не можем принять их во внимание.
– А придется! Условия диктуют именно наши интересы! Или рассчитываете, что мы поднимем руки и промаршируем в ваши объятья, а?
– Нет. Но о загранице не может быть и речи!
– А о самолете?
Эберт помолчал, потом медленно, обдуманно ответил:
– Может.
– Отвечайте определеннее!
– Да.
– О’кей! Мы это обмозгуем. А что с деньгами?
– Даем десять миллионов. Банки уже закрыты.
– Не смешите меня, полковник! Такие деньги приносят не из банков. Для подобных случаев есть специальные резервные фонды. Тридцать миллионов франков, полковник!
– Десять.
– Не унижайтесь, полковник! Мы оба рождены не для торга.
– Десять миллионов.
– Значит, торгуетесь? Тридцать!
– Сойдемся на половине, – предложил Эберт.
– Двадцать пять. Это мое последнее слово! – чуть помолчав, сказал Лиммат.
– Предлагаю двадцать.
Новая пауза. Лиммат и Катарина переглянулись. Казалось, в эти секунды даже воздух сгустился.
– О’кей! Пусть будет двадцать, но, как я сказал, бывшими в употреблении банкнотами. Доставьте их в самолет!
– Хорошо. – Голос Эберта звучал бесстрастно. Вожак террористов не уловил в нем ни усталости, ни волнения. – А теперь о заложниках.
– Оставим пока заложников! У нас есть новое требование.
– Говорите. – Эберт держал себя в руках.
– Положите в самолет шесть военных парашютов. В днище должен быть люк, из которого можно выпрыгнуть.
И опять короткая пауза.
– Доложу начальству, – ответил Эберт. – А теперь наши условия. Обсудите их.
– Говорите, полковник, говорите! – В голосе Лиммата звучало высокомерное превосходство.
– Одновременно с прибытием автобуса вы отпускаете четырех заложников. На аэродроме прежде, чем сесть в самолет, отпускаете еще четырех. Остальных трех заберете с собой.
– Дальше! – Лиммат ничего не обещал. Он хотел выслушать все до конца.
– На аэродроме вернете документы, передадите с заложниками. Если этого не произойдет, машина не взлетит. Понятно?
– Продолжайте.
– Мы дадим вам самолет, в котором кабина герметически отделена от салона. Пилоты по внутреннему телевизору будут следить за тем, что происходит в пассажирском салоне. Поэтому не рекомендую причинять заложникам вред. Случись с ними беда, люк не откроется!
– А как с бактериями?
– Оставите в самолете с заложниками.
– Сколько дадите горючего?
– Сколько потребуется. Но повторяю: машина границу не перелетит! – голос Эберта отвердел.
– В самолете должна быть двусторонняя звуковая связь с пилотами, шесть компасов и один высотомер, – перечислил новые требования Лиммат. После упоминания о компасах Эберт понял, что он затевает, и не стал возражать.
– Значит, договорились? – спокойно заключил он.
– Еще нет, полковник, еще нет! Пока только о деньгах. Что касается остального, я посоветуюсь с товарищами и позвоню.
Через две минуты Институт радиоперехвата Центрального полицейского управления на одной из коротких волн услышал и записал на пленку следующий разговор:
– «Флора» вызывает «Джонатана»! «Флора» вызывает «Джонатана»!
– «Джонатан» слушает.
– Вероятно, придется осуществить третий вариант плана. Время и место встречи согласно договоренности.
– Понял. У вас все?
– Я кончил, «Джонатан».
– Желаю успеха, «Флора»!
Пеленгаторы продолжали шарить в эфире, но безуспешно. Через десять минут было готово заключение звуколаборатории: «Голос с позывными «Флора», говоривший по коротковолновой радиостанции, принадлежит Кирку Лиммату. «Джонатан» – кличка неизвестного, который утром звонил по телефону Масперо. Замеры показали, что один из передатчиков находится в Исследовательском институте сельского хозяйства, местонахождение другого ввиду краткости передачи установить не удалось».
– Вы считаете, что-нибудь выгорит? – спросил Бренн Эберта. Полковник успел проинформировать президента и сейчас расхаживал по тесному помещению, пытаясь преодолеть нервозность. Ясно, террористы что-то замышляют. И если им это удастся...
– Они в конце концов выскользнут у нас из рук! – Полковник рубит рукой воздух.
– Подозрительно тянут время, – качает головой Бренн.
– Явно ждут ночи, – вмешивается Трааль.
– Мне не нравится, что вы разрешили вынести бактерии из института. Если их вынесут, мы рискуем какого-нибудь цилиндра недосчитаться. А последствия... – вступил в разговор Амстел.
– Мы знаем о последствиях, – прервал его Эберт. – Лучше подумайте о том, что делать.
– В любом случае дать приказ о подготовке второго самолета, – предлагает Бренн. Эберт соглашается. Бренн подносит к губам микрофон передатчика, отдает распоряжение лейтенанту Меравилу: взять вертолет и лететь с несколькими «гепардами» на расположенный вблизи города аэродром.
Молодого лаборанта зовут Бруннен. Он невысокого роста, со спортивной фигурой. План в его голове окончательно созрел. Бруннен успокаивается, но лишь на короткое время, потом снова ощущает волнение. Подняв руку, он делает знак стоящему в дверях террористу. Рукав белого халата соскальзывает, взгляд лаборанта падает на часы. Семнадцать с минутами.
– Ну, чего тебе?
– Мне нужно выйти.
– Давай, но быстрее!
Бруннен встает. Только теперь он чувствует, как затекли все суставы. Но через несколько шагов это ощущение проходит. В секретариате он видит двух террористов, лица их закрыты, да это и не имеет значения. Он выходит в коридор. За ним шагает террорист, в руке у него пистолет. Всего лишь один пистолет.
Туалеты размещены в углу коридора. Бруннен заходит, террорист – следом за ним. На стене холодно блестит зеркало, сверкают белые плитки кафеля, фаянсовый умывальник.
– Давай быстрее! – Конвоир ростом не выше Бруннена, но плотнее, движения у него замедленные.
Бруннен одним глазом косится в зеркало, подмечает и взвешивает. Зайдя в кабину, он становится так, чтобы ему видна была на освещенной стене тень конвоира. Тот шагает взад-вперед, ожидая Бруннена. Оставшихся в зале заложников, по-видимому, сторожит его напарник.
Облегчившись, Бруннен пристально следит за тенью. Террорист делает очередной шаг влево, дойдя до стены, на мгновение поворачивается к нему спиной, и тут Бруннен прыгает. Ведь этот парень так близко – всего один шаг! Лаборант рассчитал хорошо. Доли секунды достаточно для прыжка – и вот уже пистолет ему не страшен. Железной хваткой Бруннен сжимает бандиту руки, наваливается всем телом. Тот ударяется лбом о плитку. Левым кулаком Бруннен бьет его снизу в закрытое чулком лицо, по голове, тот снова стукается о стену. Лаборант, отпустив обмякшее тело, выскакивает в коридор. Не оглядываясь по сторонам, мчится налево. Из туалета слышен душераздирающий вой.
Манч стоит на верху лестничной клетки, тут его пост. Он нервно шагает по площадке, напряженно вслушиваясь в доносящиеся снизу шорохи. С того момента, как они застряли на втором этаже института, его преследует страх. Что будет, если на них нападут «гепарды»? Эти коммандос не знают ни страха, ни пощады. Когда их бросают против террористов, им почти всегда предоставляют свободу действий.
