Текст книги "Венгерский политический детектив"
Автор книги: Габор Йожеф
Соавторы: Иштван Немере,Дёрдь Фалуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
– Не будем увиливать от истины, господа, – сухо продолжал доктор Амстел. – В этом институте, как и в ряде других подобных учреждений, уже несколько лет ведутся испытания нового биологического оружия. Его применение, способное вызвать массовые эпидемии, даже в наше время, в эпоху атомных и водородных бомб, может решить судьбу ограниченной войны.
– Теперь мне ясно, почему наш консультант – эпидемиолог, – с горечью заметил Трааль.
Эберт без обиняков подступил прямо к сути, не обратив внимания на его реплику.
– Конкретно: что́ в настоящее время находится в руках террористов?
– В учреждениях, где разводят культуру бактерий первой степени опасности, – ответил доктор, – в конце каждого дня материалы опытов выносят из лабораторий и запирают в сейфы. Очевидно, так было и здесь. Профессор Дрейменс – человек очень аккуратный и блестящий руководитель. Он всегда строго придерживался правил. Кроме того, сам он микробиолог и осознавал опасность. В институте занимались усовершенствованием различных видов бактериологического оружия. Самую серьезную опасность представляет средство под названием БЦ-8. По всей вероятности, на ночь в сейф директора помещали резервуары, содержащие культуру именно этих бактерий.
– У террористов прекрасные связи, – пробурчал Эберт. – Они знали, что в сельскохозяйственном институте ведутся опыты отнюдь не с почвенными бактериями.
– Если документы, подтверждающие характер исследований, попадут им в руки, нам несдобровать, – сказал Амстел.
– Они, конечно, хотели забрать документы, – прикинул вслух Трааль. – На цилиндры с бактериями наткнулись случайно.
– Так или иначе, суть в том, что в их руках, к сожалению, четыре цилиндра с БЦ-8. А из захваченных описаний им ясно, чем они располагают. Скоро одиннадцать. Неужели все это затянется надолго? – Эберт взглянул на часы.
После небольшой паузы Амстел продолжал:
– Каждый день в институте готовили новые дозы БЦ-8. Дело в том, что бактерии этой культуры еще недостаточно стойки. В лабораториях работа идет, естественно, в стерильных условиях. Четыре резервуара, попавшие в руки террористов, содержат вариант бактерий, которые хорошо переносят колебания температуры от минус двадцати до плюс семидесяти градусов Цельсия. Они начинают гибнуть лишь при семидесяти пяти – восьмидесяти градусах.
– Но если эти штуковины в их руках, – вырвалось у Трааля, – не грозит ли нам опасность?
– Нет, – без промедления отрезал доктор. – Цилиндры сделаны из прочного материала, и, прежде чем вынести из стерильного отсека лаборатории, их герметически запаяли. Находящийся в цилиндрах новый вид бактерий БЦ-8 размножается делением, причем очень быстро. Деление происходит каждые двадцать пять минут. Через шестьдесят – шестьдесят пять часов, считая со времени запаивания цилиндра, запасы питательного вещества иссякнут, и тогда бактерии начнут погибать.
– Расскажите подробнее о бактериях, – попросил Эберт.
– Ну... Бактерии БЦ-8 – это простейшие одноклеточные микроорганизмы величиной в три микрона. По форме напоминают пламя свечи. Слизистая оболочка охраняет их от иммунных реакций человеческого организма.
– Но если эти цилиндры не представляют опасности... – начал было Эберт.
– К сожалению, все не так просто, – хмуро покачал головой Амстел. – Если будет нарушена герметичность цилиндров, бактерии, попав в воздух, тотчас рассеются и... и затем, господа, начнется настоящее светопреставление!
Масперо мчался по городу, ловко лавируя в потоке транспорта, несущегося по улицам в эти предполуденные часы. На сиденье рядом с ним лежала чужая сумка. В ней – рация. Свободной рукой он поднял трубку автомобильного телефона:
– Пьетро?.. Меня мало волнует, что ты занят. Бросай все и беги на улицу! Я сейчас подъеду к вашему жалкому нелегальному радио! Останавливаться не могу. «Бомба», понимаешь? Ничего не спрашивай. Если Масперо сказал «бомба» – значит, «БОМБА»! Скорее! Да, захвати магнитофон! Двухкассетный! Давай скорее!
Он бросил трубку, затормозил, чуть не врезавшись в идущую впереди машину. Пробка. Масперо нервно хмурился и поглядывал на сумку: рация новейшей модели, чудо техники. До сих пор такие он видел только в фильмах. За нее, пожалуй, тысяч пять франков уплатили. А вдруг аппарат останется у него навсегда? Теперь он всерьез верил, что «бомба» на самом деле получится. Кто-то очень заинтересован в том, чтобы он сделал интервью с террористами. И Масперо прибавил газ.
– Что вы имеете в виду под «светопреставлением»? – поинтересовался полковник.
Амстел вздохнул. Бренн встал и спросил что-то у сидящего на корточках под окном снайпера, слушавшего по коротковолновой рации разговор своих товарищей, оцепивших здание института. Снайпер отрицательно потряс головой. Никаких важных новостей не было. Бренн быстро вернулся на место.
Трааль следил за электронными часами, висящими на стене. Одиннадцать ноль три. Он вспомнил жену. Сейчас она на работе. Быть может, в полдень позвонит в управление, узнать, когда Трааль придет домой. «А правда, когда я попаду домой? И попаду ли сегодня вообще?»
– Оказавшись в воздухе, бактерии БЦ-8 тут же повсюду рассеются, и с этого момента эпидемия неизбежна. Предположим, это произойдет в районе нежилой или малонаселенной территории. Тогда инфекция распространится на близлежащие города и села только через несколько дней. Но если это случится вблизи больших городов, катастрофа разразится немедленно. Теплая, влажная погода, характерная для нашей страны в это время года, очень благоприятна для бактерий. При такой температуре они быстро начнут размножаться. Каждый отдельный экземпляр раздвоится в течение двадцати пяти минут, то есть вместо него появятся две полноценные, способные вызвать заражение бактерии. Следовательно, двадцать пять минут спустя их станет две, сто минут спустя – шестнадцать, двести минут спустя – двести пятьдесят шесть. За четыре часа количество их достигнет тысячи, шесть часов спустя – шестнадцати тысяч, а через восемь часов – полумиллиона. И не забудьте, что в момент начала деления там будет не одна бактерия. В каждом цилиндре их больше десяти тысяч единиц!
– Скажите, доктор, какую эпидемию они могут вызвать? – мрачно перебил Эберт.
– Не забывайте, что речь идет о биологическом оружии. Правда, БЦ-8 находится в экспериментальной стадии, тем не менее его создали именно для того, чтобы в случае необходимости в кратчайший срок сделать недееспособными как можно больше людей.
– А как же с гражданским населением? – спросил Трааль.
Доктор Амстел раздраженно дернул плечом:
– Сейчас неподходящее время для разъяснений, почему в современной стратегии нет такого понятия – «гражданское население». Мы живем в эпоху опустошительного ядерного оружия. Нейтронная бомба не делает различия между жертвами в форме и в штатской одежде, она убивает всех подряд. Это, так сказать, демократичное оружие. Той же цели служит бактериологическое оружие. Если на территорию врага удастся доставить – по воздуху с помощью ракет или самолетов, по суше или по рекам – большое количество вредоносных бактерий или вирусов в автоматически открывающихся резервуарах, через определенное время эффект будет ужасен. Повторяю, ужасен для каждого, кто подвергнется воздействию болезнетворных бактерий. В наше время укрепленный тыл, населенный гражданскими лицами, вместе со всеми военными и прочими заводами и учреждениями, обеспечивающими снабжение армии, может стать такой же важной целью любых военных действий, ударов и контрударов, как и объекты в строго военном смысле – искусственные спутники, ракетные площадки, корабли, оснащенные ядерным оружием, подводные лодки и так далее.
– Нас интересует, что случится, если эти парни, засевшие на втором этаже, сломают какой-нибудь цилиндр. – Бренн мотнул головой в сторону главного здания.
– Если они откроют хотя бы один из них, массовая катастрофа неминуема. Зараженные через несколько часов станут жаловаться на головную боль, температура подскочит до предела. Одновременно начнутся тяжелые расстройства нервной системы, припадки, судороги. Потом появятся признаки менингита, энцефалита, наступят необратимые изменения головного мозга. Затем – смерть. Симптомы также напоминают болезнь Лисса, иначе говоря – бешенства. Специальная литература называет заболевание, вызванное БЦ-8, болезнью Кортези. Повторяю, симптомы ее похожи на признаки самых разных болезней, но по количеству заболевших, а следовательно, и смертности, она значительно превосходит их. Судя по проведенным нами опытам, разумеется совершенно секретным и на ограниченном числе особей, в первые семьдесят два часа умирает сорок процентов заболевших; значительная часть остальных – в следующие два-три дня. Практически если сегодня в столице окажется хотя бы один заболевший болезнью Кортези, через неделю из пятимиллионного населения останутся в живых только полтора-два миллиона, да и те будут полутрупами. Чтобы ситуация стала вам совершенно ясна, я довел суть дела до абсурда, но не забывайте: все это может стать реальностью. Итак, в начале следующей недели в столице будут гнить три миллиона незахороненных трупов, а полтора миллиона полуживых людей – фактически без всякой помощи – валяться в домах, парках, метро, машинах, общественных зданиях, где придется. Ввиду того что болезнь будет косить людей массами, в начале вспыхнувшей эпидемии многие побегут из столицы и понесут бактерии в соседние города. А с двух международных аэропортов во все концы мира... Понимаете теперь, что находится в руках террористов?
Трааль вскочил:
– Вы так говорите, доктор, будто террористы сами вырастили культуры бактерий. А это ваша работа! Как вы могли создавать такое ужасное оружие?!
– Меня нечего обвинять. Знаете, сколько ученых мира работает на военную промышленность? Выполняют заказы. Нас просят или нам приказывают, и мы делаем, – развел руками Амстел.
– Но это может привести к мировой катастрофе!
Доктор сел на место и совсем другим тоном сказал:
– Предвидя ваши вопросы, отвечу: против болезни Кортези нет лекарств. Соответствующих опытов с препаратами, годными для массовых вакцинаций, не проводилось. Для этого необходимо более основательно изучить механизм действия БЦ-8. Теперь понимаете, почему запретили стрельбу в районе института? Ведь если хоть одна пуля попадет в цилиндр, всем конец!
На верхнем этаже президентского дворца расположены апартаменты с окнами, выходящими во внутренний, хорошо охраняемый парк. У ведущей на крышу лестницы, где постоянно в полной готовности держат вертолет, стоят телохранители. Рядом в комнате ожидания их начальник, пилот и дежурный врач убивают время за картами.
Секретарь – молодой человек с нервным лицом, в очках от Диора, в безукоризненном костюме – осторожно приоткрывает большую резную дверь.
– Господин президент! Военный министр господин Фальконер сейчас явится.
– Прекрасно. Немедленно вызовите Стейдела и Фрогне.
– Сию минуту, господин президент!
Президенту Ореллону за шестьдесят. Заметно лысеет, постоянно носит очки, исключая те случаи, когда выступает на митингах профсоюзов или позирует фоторепортерам для плакатов в дни избирательной кампании. Он розовощек, склонен к полноте, даже пальцы у него жирные. Четвертый год он пребывает на этом посту.
Отодвинув лежащие перед ним бумаги, Ореллон нехотя встает, когда отворяется дверь.
– А, Фальконер... Входите, входите! В какое грязное дело вы снова влипли?
Фальконеру сразу ясно, что разговор будет не из приятных. Он к этому подготовился, принес с собой кое-какие документы. Министр в штатском, хотя имеет чин генерала. Он моложав, на загорелом лице, несмотря на седьмой десяток, почти нет морщин, из-за чего президент ему завидует. Об этом министру доложили верные люди.
– Мы в этом деле неповинны, – быстро говорит Фальконер.
– Как бы не так, генерал, как бы не так! По-вашему, охрана института была достаточной? Мне доложили, что человек, занимающий там ключевую позицию, – директор, профессор, как его?.. – разъезжает по городу с одним-единственным телохранителем! А ваши люди не способны защитить столь важный объект!
– Господин президент, – Фальконер явно сдерживается, стараясь оставаться вежливым и предупредительным, – охрана института малочисленна потому, что мы хотели избежать шума, не вызывать толков. В свое время под вашим руководством было вынесено памятное решение...
– Под моим руководством, да. – Президент проглотил слюну. – Но не забывайте, я уступил вашим пожеланиям. Вы и члены генерального штаба постоянно допекали меня шпионскими донесениями, в которых сообщалось, что наши враги занимаются исследованиями подобного рода. Я и сейчас не убежден, что это правда!
К счастью для генерала, дверь в эту минуту распахнулась. Секретарь без доклада пропустил двух мужчин.
– Это мои специалисты, – бросил президент Фальконеру, ответившему улыбкой, которая застыла на его лице легко снимаемой маской. – Советник по делам здравоохранения Стейдел, – представил он пятидесятилетнего блондина с быстрыми, нервными движениями. – И Фрогне. Советник по избирательной кампании.
Лысеющий краснолицый крепыш неловко согнул в поклоне толстую бычью шею.
Фальконер знал обоих понаслышке, в особенности Фрогне. В партии президента он занимал какой-то незначительный пост. Типичный серый кардинал! Настоящую работу он вел здесь, в президентском дворце. Сейчас, когда приближались выборы, Фрогне был особенно необходим президенту.
Тот, несомненно, тоже подумал об этом:
– Приближаются выборы, и надо же, какая фатальная случайность! Что будет, если разразится скандал?
– А случайность ли это? – быстро спросил Стейдел.
Фрогне его понял.
– Если правда, что там велись бактериологические исследования, об этом могли узнать многие. Такие вещи хранятся в секрете лишь до поры до времени. Даже военные тайны. В институте работают по меньшей мере тридцать человек, знающих, какая идет игра. Исследователи, лаборанты и прочие. У большинства есть жены, мужья, Дети, любовницы и другие доверенные лица. В конце концов просто удивительно, что слухи об этом не просочились гораздо раньше, – сказал Фрогне.
– Если пресса начнет копать, какие опыты там ведутся, – произнес генерал, – все станут обвинять нас в том, что мы нарушили международное соглашение.
– И будут правы, – раздраженно щелкнул пальцами президент. – А если они поднимут этот вопрос, сколько всяких дел всплывет!
– Через три недели выборы, – прозвучал низкий, как набат, голос Фрогне. – И я подозреваю, что за этим делом стоит либо Наварино, либо Грондейл.
– Вечно вам ужасы мерещатся. – Президент еще не потерял надежды.
– Институты общественного мнения считают, что партия Наварино получит сорок процентов голосов. Грондейл много воды не замутит, но как стрелка весов может сыграть важную роль, если наберет процентов двадцать.
– Увидим, увидим. – Президент о чем-то задумался, погрузившись в черное кожаное кресло. Фальконер нашел время подходящим, чтобы обратиться к советнику по здравоохранению:
– Возможно, террористы не подозревают о том, какое оружие попало им в руки?
– Пока не знаем. Вероятнее всего, их послали туда раздобыть описания опытов. Именно это докажет виновность правительства.
Услышав последние слова, президент поднял глаза к потолку, но ничего не сказал. А Фрогне, ни на кого не глядя, продолжал спокойно, вполголоса рассуждать:
– Многие рассчитывают на победу Наварино. Это и вы хорошо знаете, генерал. Разумеется, генеральный штаб исключение, но в министерстве внутренних дел немало сотрудников думают, что после выборов Наварино даст им больше, не станет держать на коротком поводке контрразведку, разрешит жестко разделаться с левыми. Они считают нашу внутреннюю политику в этой области слишком мягкой.
– Значит, по-вашему, за всем этим стоят сторонники Наварино? – сердито спросил президент.
– Без доказательств ничего нельзя утверждать, – осторожно ответил Фальконер, – но кое-какие признаки подозрительны. Например, что это произошло именно накануне выборов.
В дверь проскальзывает секретарь, по всему видно, что ему хотелось бы сделаться невидимкой. Он молча протягивает президенту записку и неслышно удаляется.
– Вот, пожалуйста! – встает президент; его собеседники тоже вскакивают. – Это донесение о том, что министр внутренних дел разослал по столице и провинциям своих соглядатаев и начались повальные обыски и аресты левых.
– Лучшего предлога ему не сыскать, – говорит Фрогне, водя носком ботинка по рисунку ковра. – Но это не изменит тяжелой ситуации.
– Что произойдет, если производство бактериологического оружия получит огласку? – спрашивает президент.
– Первый шаг – опровержение! – решительно говорит Фальконер. – Представитель правительства заявит, что в институте ведутся исключительно сельскохозяйственные исследования.
– Но ничем не прикрыть фактов, если разразится эпидемия. Наше опровержение гроша ломаного не будет стоить! – замечает Стейдел. – Самое большее, что мы сможем сделать, – заверить, что эпидемия вызвана какой-нибудь другой болезнью.
– Если это действительно дело рук наших политических противников, они легко загонят нас в угол, – хмурится Фрогне.
– Пока мы вынуждены ждать. – Президент изрекает свою любимую фразу, которой пользуется главным образом во время телевизионных выступлений.
– Другого нам и не остается, – с горечью заключил Фрогне.
– Подождем еще? – спрашивает Бренн Эберта.
Тот подходит к окну, долго глядит на второй этаж главного здания, потом отвечает вопросом на вопрос:
– Канализационные тупики перекрыты?
– Я сразу вызвал коменданта института, он превосходно знаком со всеми помещениями, и приказал перекрыть выходы канализационных каналов, водопровод, запереть гаражи и котельные. Электричество отключено, телефоны прослушиваются полицией. – В голосе майора звучит обида. Он не новичок в своем деле. Он начальник лучшего в стране отряда коммандос.
Но голова Эберта, очевидно, занята другими мыслями, он не замечает нюансов в тоне Бренна.
– Скоро полдень, а они все еще молчат, – говорит он.
– Тянут время, – предполагает Трааль.
– По-моему, не случайно. На что-то рассчитывают, – размышляет вслух Эберт.
На холме у Малагского моста Масперо находит почти пустую автостоянку и ставит туда машину.
– Может, это розыгрыш? – сомневается Пьетро, беря в руки магнитофон, но, взглянув на сумку с рацией, умолкает.
Масперо выключает мотор. Кладет рацию на колени, вытягивает антенну. Пьетро внимательно осматривается по сторонам. Кудрявый, с бачками, в распахнутой на волосатой груди красной с синим рубахе, весельчак и слегка циник, Пьетро работает в одной из четырех частных «независимых» радиокомпаний города, в «Радио Маддалена». Его обязанности там, пожалуй, напоминают функции Масперо в «Мустанге». Не раз бывало, репортеры помогали друг другу в подобных ситуациях. Тем охотнее, что они не конкуренты.
– Вытяни антенну из окна, и начнем. Скорей бы с этим развязаться, – говорит Пьетро.
Масперо включает рацию, зажигается маленькая зеленая лампочка. Журналист подносит к губам микрофон:
– Вызываю «Флору»! «Флора», «Флора», откликнитесь, перехожу на прием!
Некоторое время Масперо слышит только тихое гудение. Будто из космоса доносится. Вероятно, так гудят далекие миры... Он повторяет вызов. И слышит спокойный, твердый мужской голос:
– Я «Флора». «Флора» слушает. Кто вызывает?
– Виктор Масперо из «Мустанга». И Пьетро Хаутас из «Радио Маддалена». Если вы согласны, мы сделаем о вас репортаж.
– Валяйте! Правда, времени у нас немного.
Первый вопрос задает Масперо:
– Где вы сейчас?
– В так называемом Исследовательском институте сельского хозяйства. В двенадцатом районе города.
– Почему в «так называемом»?
– На самом деле это заведение принадлежит военному министерству. С ведома правительства и при его материальной поддержке здесь уже три года ведутся опасные опыты.
– Что вы имеете в виду под словом «опасные»?
– То, что здесь производят, может в течение нескольких дней истребить целый город, целую страну.
– Это звучит неожиданно. Не расскажете ли подробнее?
– В моих руках доказательства. Жаль, что вы не можете их увидеть. Цель опытов, которые здесь ведутся, – изготовить для армии бактериологическое оружие.
– Насколько мне известно, подобное оружие и опыты по его производству запрещены международным соглашением, – говорит Масперо. – Если все, что вы сказали, правда, это настоящая «бомба»!..
– Повторяю, опыты ведутся с ведома нынешнего правительства и лично президента Ореллона, больше того, поощряются ими.
Микрофон перехватывает Пьетро:
– «Радио Маддалена»! Слушателей очень интересует, кто вы такие.
– Мы бойцы Третьего фронта.
– Террористы?..
– Не наклеивайте ярлыки на тех, кто пытается противостоять несправедливости ущербного, изнеженного общества.
– Вы считаете, что боретесь конструктивным образом? Я имею в виду ограбления банков, поездов, угон самолетов, ответственность за которые вы брали на себя...
– У нас нет времени для идеологических дискуссий! В данном случае мы, безусловно, правы. Мы сорвем маску с вашего прогнившего правительства. Пусть все знают, на что тратятся деньги налогоплательщиков. Пусть и за рубежом станет известно, как выполняет правительство Ореллона международные обязательства!
– Вы руководитель Фронта?
– Нет, я руковожу только этой группой.
Микрофон снова у Масперо.
– Имя свое вы, конечно, нам не сообщите?
– Само собой.
– И не скажете, сколько человек захватило институт?
– Нет. Утром мы заняли главное здание, а теперь окружены полицией и небезызвестной командой «гепардов»... Мы взяли больше десяти заложников, среди них директор института и другие ученые, которые занимались этими проклятыми опытами.
– Что вы намерены делать?
– Наша цель – открыть общественности глаза на то, что происходит за кулисами власти.
– Документы, которые вы захватили, интересны?
Крутится лента в магнитофонных кассетах. Палит солнце. Полдень миновал. Голос, доносящийся из аппарата, спокоен:
– Безусловно! Мы унесем их с собой.
– Но как вы из института выберетесь? Ведь вы окружены!
– Не забывайте, что в наших руках заложники. И кое-что еще!
– А именно?
– Несколько цилиндриков с ядом, который настряпали эти ученые! Бактериологическое оружие. Мы знаем, какое средство в наших руках. Достаточно сломать один цилиндр – и миллионы людей в столице погибнут. Вы этого хотите? – теперь голос звучал громко и агрессивно.
– Мы этого не хотим, – осторожно ответил Масперо.
– Все равно. Бактерии у нас, а мы никогда не колеблемся.
– Ну что же, давайте закругляться. Спасибо за интервью. Будем внимательно следить за ходом событий.
– О’кей! Закончим!
Раздался щелчок, и снова послышалось тихое гудение. Пьетро выключил рацию. Масперо запустил мотор, и они тронулись со стоянки. Пьетро вынул кассеты, одну из них отдал Масперо.
– Вы будете первыми, – сказал Масперо. – Звуковой материал ваш. А мы...
– Ясно! «Мустанг» все опубликует. Когда газета попадет на улицы?
– Сейчас узнаю. Вы, конечно, сошлетесь на нас?
– А то как же.
Масперо связался по телефону с редакцией. Машина уже мчалась по Малагскому мосту.
– Леонте? Слушай внимательно, я буду краток. Передай в типографию, чтобы были готовы. Что значит к чему? Специальный выпуск, старик! Ты правильно понял. На одной полосе. Пока сто тысяч экземпляров, а там посмотрим. Предупредите мальчишек-газетчиков. Материал передаст «Маддалена» через сорок минут и объявит о нашем специальном выпуске. Мы выйдем с полным текстом репортажа. Заголовок можно набирать: «Террористы в тайной бактериологической лаборатории». Ты понял правильно. Бак-те-ри-о-ло-ги-чес-кой. А подзаголовок такой: «Отставка правительства ожидается через несколько часов». Я сейчас подъеду.
Он положил трубку. Несколько минут они ехали молча. Пьетро судорожно сжимал магнитофон. Заговорил он не скоро.
– Знаешь, что будет, если мы пустим в эфир эти несколько фраз в конце пленки? Начнется такая паника, что город просто разнесут.
– Ты прав.
– Выбросим эти фразы.
– О’кей! После упоминания о заложниках вырежь пленку до фразы «Спасибо за интервью».
– Ладно. Будет сделано.
В двенадцать часов сорок минут зазвонил телефон.
– Эберт слушает, – поднял трубку полковник.
– Нам нужна еда, – кратко сообщил Лиммат.
Благодаря усилителю слова его были слышны всем находящимся в комнате. Доктор Амстел нервно облизнул губы. Трааль вспомнил о столовой в полицейском управлении, густом запахе еды, вентиляторе, приятно ерошащем волосы на затылке. Появился офицер «гепардов» Чаринг с каким-то донесением.
– Когда мы начнем переговоры? – поинтересовался полковник.
– Терпение, терпение! Пришлите нам сначала обед. И погорячее. Пусть его принесет на второй этаж женщина.
– Ни в коем случае! Еще заложницу захотели?
– Не нервничайте, шеф! Женщина принесет еду на лестничную клетку, мы опустим веревку с крюком, она повесит на него корзину с посудой. И не забудьте о ножах и вилках.
– Сколько вам порций? – схитрил Эберт. Его уступчивость преследовала определенную цель, но для Лиммата это было шито белыми нитками.
– Не считайте меня ребенком, полковник. Пришлите двадцать порций. – И Лиммат положил трубку.
– Спеси-то сколько, – проворчал Трааль.
– Ничего, поубавим, – с угрозой пообещал Эберт.
– Моему отряду принесите восемьдесят две порции. И побольше! – велел Бренн появившемуся полицейскому офицеру.
Трааль ощутил усталость. Он встал в пять утра, с шести на службе. Ноги его налились свинцом. Он поднялся и, чтобы размяться, стал прохаживаться взад и вперед по маленькому помещению. Необходимость все время оставаться на одном месте угнетала его. Лето в разгаре, снаружи настоящее пекло, тени почти совсем исчезли. Солнце словно неумолимый огненный шар. В своих укрытиях сидят, не шевелясь, «гепарды».
Эберт набрал номер президента, через несколько секунд его соединили, и он кратко доложил, что пока ничего существенного не произошло.
– Что значит ничего существенного? – рассердился президент. – Почему вы ничего не предпринимаете?
– Вы сами знаете, господин президент, о штурме и думать нельзя! В лабораториях есть такие препараты... не буду говорить по телефону, вам лучше меня известно, господин президент. Вдобавок они в руках террористов, и те, к сожалению, знают, чем завладели. Перестрелка может привести к ужасным последствиям.
– Так что же тогда делать? – нетерпеливо спросил президент. – Они там до вечера просидят? Или, может быть, несколько дней, недель?
– Будем вести с ними переговоры.
– Подобные переговоры всегда кончаются бегством террористов за границу. Надеюсь, вам ясно, полковник, что этого не должно произойти? Ни в коем случае не выпускайте их за рубеж, да еще с этими материалами!
– Разумеется, господин президент. Мы с коллегами обсудили все возможные меры, даже те, что на первый взгляд кажутся невероятными.
– Надеюсь, Эберт, вы понимаете, что поставлено на карту?!
– Понимаю, господин президент.
– Держите меня в курсе событий. Не принимайте серьезных решений без моего участия. – И президент, не прощаясь, положил трубку. Но Эберт не обиделся. Он понимал его положение – ставка действительно велика. Полковник и сам был неспокоен. Ведь если рухнет президент, с ним падет все его окружение. В том числе руководитель отдела национальной безопасности...
Бренн оживился.
– Газ! – воскликнул он.
– Когда он подействует? – быстро спросил Эберт.
– В течение тридцати секунд.
– Не пойдет! – решительно отрезал Эберт.
Трааль ничего не понял. Поймав его удивленный взгляд, Эберт объяснил:
– Майор имеет в виду газовую атаку против террористов. Газ подействует через двадцать пять – тридцать секунд.
– Хорошая мысль! – воодушевился капитан, но уполномоченный правительства охладил его:
– Ничего хорошего. У них будет двадцать пять секунд с момента, когда они заметят действие газа, до того, как потеряют сознание. Этого времени хватит, чтобы разбить один или несколько цилиндров. И бактерии окажутся на свободе.
– Да, нужно что-то другое, – согласился Трааль.
В двенадцать пятьдесят полицейская машина привезла из ближайшего ресторана обед для заложников и террористов. Женщина-полицейский в белом халате понесла к зданию серебристые бачки и плетеные корзины с посудой из пластмассы.
– Подмешать бы в еду какое-нибудь лекарство, чтобы их одурманить, – спохватился Трааль.
Бренн и полковник переглянулись. Затем с улыбкой сожаления посмотрели на него. В ответе майора ощущался богатый опыт:
– Во-первых, террористы всегда пробуют полученную еду на заложниках. Во-вторых, если мы подсыплем средство, действующее не сразу, у них хватит времени для какой-нибудь пакости. Не говоря о том, что такие средства сказываются на всех по-разному. Это зависит от возраста, веса и прочих обстоятельств.
Они помолчали. Где-то проехал поезд, донесся монотонный гудок дизель-электровоза.
Потрясшая общественное мнение «бомба», вторая по счету, взорвалась в тринадцать часов. Первая – утренняя новость о непонятном нападении террористов – не стала сенсацией. Большинство только плечами пожимали – сколько в нынешние времена подобных случаев! «И чего это они напали на сельскохозяйственный институт? – озадаченно говорили некоторые и сами себе отвечали: – Террористам нужны деньги». В последнее время экстремистские группировки расплодились, словно грибы после дождя.
В подвале редакции «Мустанга» грохотали печатные машины.
В тринадцать часов дежурный диктор «Радио Маддалена» прервал музыкальную передачу и сообщил: через несколько минут будет зачитано чрезвычайное сообщение. Две минуты спустя снова прервал передачу и заявил: событие, о котором радиослушатели вскоре услышат, по своему значению далеко превосходит все случившееся за последние месяцы. При этом смутно намекнул, что известие, которое передаст «Радио Маддалена», повлияет на ход приближающихся выборов. Затем снова заиграла музыка. Она звучала в радиоприемниках бесчисленных автомашин. В городе и в провинции. Ее слушали обедавшие в это время семьи. «Радио Маддалена» всегда передавало много музыки, и за это его любили. Перерывы для кратких сообщений и рекламы бывали сравнительно редко. Слушали «Маддалену» идущие по улицам подростки, чиновники, торопливо заглатывающие куски у стоек буфетов, дельцы в такси, залах аэропортов, на террасах своих вилл, в шикарных бассейнах. Слушали его в тесных квартирках окраин, бабушки и домашние хозяйки, покуривающие на лесах рабочие в защитных шлемах, больные в больницах.
В тринадцать часов четыре минуты музыку снова выключили. Тишина, продолжавшаяся несколько секунд, предвещала недоброе. И вот в нее ворвался взволнованный голос Пьетро Хаутаса. Он рассказал, как они с Масперо записали на магнитофон сенсационное интервью. Затем в эфире прозвучал записанный ими разговор. В тринадцать часов шестнадцать минут все слушатели уже знали, в чем дело.
