Текст книги "Дальняя командировка"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Это ты выпил, Павел Петрович, – вроде бы успокаиваясь, тише заговорил Кривенко. – А депутатша мне поклялась, что у них и грамма во рту не было. Кому я должен верить – ей или тебе? А ей я, к твоему сведению, просто обязан верить. И знаешь почему? Что молчишь, не знаешь? Ну у тебя еще будет время подумать. А потому что тебя я слишком хорошо знаю, Затырин. И еще после этого в полковники метишь! Так вот, в ближайшем декабре у Григория Олеговича последние, может, на всю страну прямые и всенародные выборы, дальше уж президент сам будет назначать губернаторов. И к твоему сведению, эти двое являются основными спонсорами нашего Кожаного в предстоящей выборной кампании. Ты понимаешь теперь, что натворил? Да губернатор, узнай он об этом, шкуру с тебя немедленно спустит! А уж от собственного руководства, от Седлецкого, вообще пощады не жди! В каком они состоянии?

– Э-э… оставил в камере… До утра, чтоб разобраться…

– Значит, так, отправляйся туда, становись перед ними на колени и вымаливай себе прощение, убеждай, что бес попутал. Впрочем, насчет коленей, это я так, к слову. Но смотри, если на тебя от них придет сюда хоть одна жалоба, я скрывать твою дурь не буду. Все, что изъяли, вернуть, дело закрыть, а вот их заявления принять к сведению. С бумажками мы потом разберемся. И последнее. Наперед думай, что делаешь. У вас там, я смотрю, у многих уже мозги поехали. А впереди, между прочим, выборная гонка. И мы ее с блеском провалим из-за таких вот, как вы там! Действуй! Можешь не докладывать, я надеюсь, что у тебя хватит ума найти слова для извинений.

Долго слушал Затырин короткие гудки. Потом будто опомнился, позвонил в отдел:

– Гусаков! Что там у вас? Задержанных не трогать! Сейчас сам подъеду!

– Товарищ подполковник, но вы же сказали Малохоеву…

– Убью, Гусаков, если вы там что-нибудь с ними учините! Оставить! Все отменить! Приказываю!

Холодная волна прокатилась по спине. «Это ж надо, – думал полковник, одеваясь, – заставь дураков Богу молиться, так они и себе, и Господу нашему все мозги повышибают! С кем работать приходится!.. Вот же, блин, афронт! Всяко бывало, но чтоб такое…»

Нехороший внешний вид был у задержанных. Правильнее сказать, что озверевший Малохоев сделал с ними то же, что Сороченко с Теребилиным устроили ему с Быковым. На лицах обоих закованных в наручники задержанных, валявшихся на полу в разорванных и окровавленных рубашках, не осталось живого места. «Эх! – с отчаянием подумал подполковник. – Как тут извиняться?»

Но он громко, чтоб слышали избитые люди, приказал дежурному всех тех, кто принимал участие в истязании задержанных, немедленно отправить под строгий арест. И применить статью о превышении служебных полномочий – по всей ее строгости, чтобы суд влепил зарвавшимся негодяям по максимуму.

Естественно, новое указание было как гром среди ясного неба, но возражать разъяренному начальнику управления и тут никто не рискнул. Кажется, все начали понимать, что их крепко подставили и за скорыми «наградами» дело не станет.

А Затырин велел немедленно снять с пострадавших наручники и вызвать медика, чтобы обработал раны. Передать задержанным все, что у них было изъято, и со всем уважением доставить в его кабинет.

Подполковник приказал еще накрыть в кабинете чай, может, они захотят попить после всей этой встряски. Да оно и как-то по-человечески, когда не просто – извиняюсь, мол, а вежливо – не желаете ли чайку, а то ночь холодная.

К счастью, когда задержанные умылись и привели себя и одежду в порядок, вид у них оказался не то чтоб полностью пристойный, нет, помятый, конечно, но не так сильно, как сначала показалось. Тертые, видать, мужики, им терпение привычно. И другое объяснение было. Это только будучи в трезвой и холодной ярости можно изуродовать человека как бог черепаху, а когда ты ослеплен жаждой мщения – и удары у тебя все же не те. И потом, в камеру к задержанным вошел только Малохоев, Быков-то отказался, не говоря уже о Чуркине, который претензий к мужикам вообще не имел. А Малохоев хоть и дурак, каких мало, зато все-таки более наглый, чем умелый. Лупить сапогом по почкам – этому он научился, а больше ничему, поэтому и серьезных ран у пострадавших от него снаружи не видно. Опять же и его понять можно – согнувшись передвигается, видать, крепко ему досталось.

Но так или иначе, а извиняться пришлось. И подполковник призвал себе на помощь все свое обаяние, с помощью которого он всегда успешно охмурял женщин. Правда, на этот раз перед ним сидели не бабы, а мужики и смотрели на него не столько враждебно, сколько с непонятной и раздражающей иронией, будто они все наперед знали.

Они отказались от чая и только поморщились, едва он начал приносить им свои извинения. Теребилин, у которого правая сторона лица была сплошным синяком – хорошо, хоть зубы целы остались, – процедил распухшими губами, что лично к нему, Затырину, они особых претензий не имеют, ну а что касается милиционеров, так про это будет отдельный разговор – и позже. И показали, что желали бы покинуть кабинет, где остывал гостеприимно струящийся парком чай в блестящих подстаканниках.

Подполковник, однако, не забыл передать свои горячие и искренние извинения и женам их, если отчасти и пострадавшим, то по совершенной случайности. Потом Затырин стал уверять поднявшихся из-за стола Теребилина и особенно Сороченко, почему-то взиравшего на него с откровенной насмешкой, что так просто это дело он конечно же не оставит и что за ложную информацию, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор, будут строго наказаны его подчиненные.

– Поди, и дело уголовное заведете на них, да? – криво усмехаясь по причине тоже разбитых губ, спросил Сороченко.

– А как же! – горячо и искренне соврал подполковник.

– Ну тогда, может быть, и пистолет вернете? Если он уже вам не нужен.

– Без проблем! – поспешил заверить Затырин. – Уже проверили, никаких претензий к вам нет, ствол чистый.

И подполковник вернул им принесенные дежурным милиционером бумажные пакеты с отобранными вещами и документами. По поводу пистолета он, разумеется, загнул, никто его и не собирался проверять, да и времени для этого просто не было, но теперь-то чего уж? Покончить бы все разом, да и забыть поскорее.

И пока те разбирали свои вещи и рассовывали их по карманам, подполковник, изобразив на лице озабоченную, глубокую задумчивость, произнес монолог, не особо рассчитывая, впрочем, на внимание коммерсантов.

– Вот жалуются, бывает, на нас… на нашу службу. Неаккуратно, мол, действуют, не по закону… Но ведь, если вдуматься, чтоб действовать строго в рамках, им нужно, – Затырин сделал ударение на последнем «о», – образование! Интеллигентность! А откуда их взять, если у кадров поголовно неполное среднее? В лучшем случае. Попадаются и совсем тупые, неотесанные. Из деревни– в армию, а там, известное дело, не с людьми работают, а с техникой. «Калаш» в руках держать научат – и, считай, отслужил, отдал долг Родине. И куда ему потом идти? Если не к братве, то к нам. А у нас зарплаты маленькие, чтоб на них книжки читать! Вот и хлопнет иной с устатку стакан – да на бабу, извиняюсь. Тут тебе и вся культура. До стыда иной раз доходит… А с другой стороны, разве мало у нас богатых людей, за которых они жизнями, случается, рискуют?.. Нам бы кто помощь оказал… Мы б и от материальной не отказались, хороший телевизор купили бы, на лекции бы приглашали, приличной жизни учили… Но что-то нет таких желающих… – Подполковник тяжко вздохнул и огорченно покачал красивой своей головой с благородно седеющими висками.

Еще он не преминул посетовать на то, что вот и с железнодорожными билетами тоже вышла неувязка. Поинтересовался, не нужна ли его помощь. Нет? Ну и слава богу, уже почувствовал подполковник, что в порядке усердия его стало заносить куда-то не туда.

И в конце совершенно пустого и ненужного своего монолога – так ведь ни черта и не поняли коммерсанты, эти богатые буратины, либо сделали вид, что сказанное их не интересует и лично к ним отношения не имеет, – спросил, не нужен ли транспорт. Но и тут его вежливость оказалась излишней. Позвонивший в кабинет дежурный сообщил, что за Теребилиным и Сороченко прибыли на машине их супруги, которые и ожидают их у входа в отдел. И Затырин почувствовал окончательное облегчение, когда бизнесмены, выходя из его кабинета – провожать их до выхода подполковник счел для себя необязательным, и так уже всю ночь, можно сказать, на службе провел, – все ж таки вяло пожали ему руку. Вяло – это понятно, им тоже досталось сегодня.

Ушли. Подполковник посмотрел на часы – шел четвертый час. Скажи пожалуйста! А он-то думал, что скоро уже утро… Оказывается, сегодня можно еще и вздремнуть. Но перед уходом домой он добыл из сейфа початую бутылку, выплеснул из одного стакана чай в пустую пластмассовую урну для бумажек и налил его водкой почти до краев. А выпив, сел и, прихлебывая остывший чай из другого, опустил подбородок на сжатые кулаки. Это ж надо так пролететь! Во, блин, афронт! Хорошо хоть, мужики оказались вроде незлопамятными. Впрочем, судить об этом было еще рано. Но вот уж Савелию Тарасовичу, который и затеял, собственно, эту кашу, он завтра все выскажет. Снова ему в мэры, видите ли, захотелось! Ишь ты! А может, еще и в губернаторы? Так ты давай приказывай, еще кого-нибудь не того отлупим по твоей милости, а потом станем на коленях прощение вымаливать!.. Нет, в следующий раз сам занимайся личными проблемами…

4

Он спал на удивление крепко и был раздосадован, когда раздраженная жена стала толкать его в плечо, подсовывая под нос телефонную трубку.

Хорошо врезал вчера. Допил все, что оставалось в сейфе, добавил еще дома, и без всякой закуски, а теперь во рту ощущал то самое, про что рассказывают в анекдоте – будто там эскадрон гусар переночевал, причем вместе с конями. Голова потрескивала, но это понятно – она опохмела требует. Ладно, сообразим… Но кто это, к черту, так рано?

Действительно, показалось, что было рановато для звонков, поскольку ночь за окном только отступала, небо было серым.

– Кто это? – прохрипел он в трубку.

– Ты заболел, что ли? – насмешливо спросил знакомый голос с легким, мягким акцентом. Кто ж это? А, вспомнил, прокурор же, Керимов. Чего ему в такую рань?

– Не заболел, но чувствую себя хреново, всю ночь на службе… Какие у тебя проблемы, Иннокентий Мурадович?

– Да разве это у меня проблемы, дорогой? – с легким смешком ответил Керимов. – Это они у тебя, я так чувствую, назревают, да.

– Ничего не понимаю, объясни толком!

– Ну зачем же я буду не своим делом заниматься, дорогой? Пусть тебе объясняет тот, кому это положено. Через час у Савелия будет совещание, мне только что позвонили… Ты как, нормально?

– Да нормально! – словно от боли, сморщился Затырин. – А в чем дело?

– Могу только в двух словах, дорогой, как я это понимаю… Ты зачем тех мужиков отпустил, которых вечером задержали?

– А что, уже все в курсе?

– Конечно, дорогой. Савелий звонит мне: какие меры предпринял? Я говорю: сейчас выясню и перезвоню. Соединяюсь с дежурным, а он мне рассказывает, как ты вчера еще их выпустил. Ты чего, Павел, ненормальный? Они ж ведь наверняка уже в области, а там и медицина тебе, и газеты, которым только дай повод. В общем, Савелий в ярости, имей это в виду и найди оправдания. Больше я тебе ничего не могу добавить.

– А у меня, Кеша, между прочим, нет нужды искать оправдания. Наоборот, я сам могу Савелию кое-что высказать. Это было его указание, между прочим, если тебе неизвестно!

– Мне-то как раз известно. И что?

– А то, что я вчера получил из области такой втык, что пришлось перед ними на коленях извиняться!

– То есть как? – насторожился Керимов.

– А вот так, Кеша, позвонил мне среди ночи сам Кривенко и устроил такой разнос, что мало не показалось. Эти-то двое, оказывается, самого Кожаного спонсируют! Вот Кривенко, которому тут же доложила депутатша, ну жена одного из буратин, потребовал, чтоб я немедленно спустил это дело на тормозах и закрыл его, а иначе… Ну ты, Кеша, сам знаешь, на что способен Кожаный, когда идут поперек его воли. И еще этот, наш, туда же! А сам бы я, конечно, не стал… Но ты и представить не можешь, как орал Геббельс! Чем только не грозил… – громко вздохнул Затырин, искренно пожалев себя.

– Не, ну это, конечно, другое дело, дорогой, – посочувствовал прокурор. – Как думаешь, без последствий обойдется?

– Да тебе-то чего волноваться?.. Не знаю, по-моему, мужики оказались нормальными. Это при том, что им в камере еще рожи начистили… А у них железнодорожные билеты были, они в Москву собирались. Я так понимаю, мои их прямо от провожающих взяли, возле ресторана… Я еще предложил им помочь с новыми билетами, поскольку по своим-то они уже опоздали, но они ответили, что сами справятся. Ну да, у них же, у этих буратин, возможностей куда больше, чем у нас с тобой…

– Ладно, может, вправду обойдется, – вздохнул теперь и прокурор. – Ты только не опаздывай – я ж говорю, Савелий вне себя…

Поднялся Затырин, вернул трубку на место и, взглянув на часы, стал спешно одеваться. Времени-то уже девятый час! А сплошная серость за окном – по причине так и не прекратившегося дождя. Да и не дождик даже, а мелочь, сыпь какая-то водяная. Зато небо, похоже, затянуло надолго… Осень опять же…

Сменившийся дежурный в городском отделе милиции доложил, что подполковнику звонили от мэра и просили к десяти прибыть на срочное совещание по текущим вопросам. Проходя по коридору, Затырин лишь кивнул, что уже знает. А поднявшись к себе в кабинет, достал из ящика стола кипу заявлений на свое имя, составленных пострадавшими от неправомерных действий милиции и многочисленными свидетелями происшествия у ресторана. Эти заявления он положил в папочку – на всякий случай. Чтоб не подумал Савелий Тарасович, будто происшествие оказалось делом пустяковым – просто взяли да задержали, – ишь какие все умные! А вы сами попробуйте, когда нет у вас на конкретных людей никакого компромата! Можно бы, конечно, за управление транспортом в нетрезвом виде, но они, как назло, это же видно было, оба ни грамма не приняли, вот сволочи! Тут любая медицина не станет брать грех надушу… Да еще и баба у одного оказалась с депутатским мандатом! Заранее думать надо, на кого морковку задираешь!

Накачал себя подполковник соответствующим образом, да и отправился пешком, с папочкой под мышкой, в здание напротив, где располагалась районная администрация.

В приемной главы администрации уже сидели прокурор межрайонной прокуратуры Керимов и судья районного суда Антон Захарович Слепнев. «Его-то зачем пригласил Гузиков? – подумал Затырин. – Неужели всестороннее алиби себе готовит? Припекло, значит?» Показалось, что на этот вопрос может ответить прокурор.

Подполковник поздоровался с коротышкой Слепневым, который недобро сверкнул на него темными глазками из-под круглых очков, и подсел к Керимову. Словно невзначай, наклонился к его уху:

– Привет, Кеша. Слушай, ты после нашего разговора на Савелия не выходил?

Прокурор улыбнулся, отчего круглое его лицо с азиатским разрезом глаз расплылось блином.

– Я не стал бы, да он сам позвонил. Пришлось поневоле… Но это я, ты ж понимаешь, исключительно в твою защиту, а то больно уж грозен был.

«Врет, сам настучал, – понял Затырин. – Господи, ну и команда!.. Да оно и понятно, верно говорят, что рыба всегда начинает гнить с головы».

– Ну и чего он, как отреагировал?

– Не поверишь, – снова расплылся в улыбке Керимов, – притих. Однако сейчас увидим.

«Жаль, что так получилось», – думал между тем Затырин. Своей опережающей информированностью прокурор лишил его веских доводов, с помощью которых он мог бы не только скинуть с себя обвинения в связи с сорванной операцией, но даже в определенном смысле воткнуть мэру перо в зад, чтоб потом поглядеть, как тот станет выкручиваться и оправдываться в собственных непродуманных распоряжениях.

Появился заместитель мэра Иван Порфирьевич Сажин и, заглянув в кабинет начальства, обернулся и махнул рукой: заходим!

Не здороваясь ни с кем из четверых, просто кивая каждому, а на Затырина даже и не взглянув, мэр, показал, чтобы все рассаживались.

– Посоветоваться хочу, – пробурчал он, не поднимая глаз от полированной поверхности стола, на котором не было ни единой бумажки, – ситуация неподконтрольная… Давай рассказывай… – И после короткой паузы добавил: – Павел Петрович. Что у тебя творится в отделе?

– Да вы ж, как я понимаю, в курсе, – решив держаться максимально спокойно, чтобы не дать и мэру повысить на себя голос, потому что он мог тогда сорваться и наговорить бог знает чего. – А для товарищей… Если в двух словах…

– Не надо повторять уже известного, – прорычал мэр. – Ты по делу. Свои соображения! Как, что и почему? И выводы… чтоб не тянуть дорогое у всех время.

«Ишь ты, как ставит вопрос! Я же еще, выходит, и виноват! Ну уж хренушки!»

И Затырин, набрав в грудь воздуха, чтобы окончательно успокоиться, начал нарочито негромко и словно отстраненно пересказывать вчерашние события, которые начались в полном соответствии с принятыми решениями – Затырин не стал подчеркивать, кем конкретно они были приняты, просто отметил, – а закончились полным афронтом.

Очень к месту пришлось старинное слово, характеризующее поступки, задуманные с определенно благородными намерениями, но приведшие к неожиданному моральному проигрышу.

Судье все рассказанное, как заметил подполковник, вероятно, было до фонаря, его и пригласил-то к себе мэр наверняка не столько с целью проинформировать, сколько из каких-то иных, более важных для себя соображений. Короткими пальцами Слепнев поигрывал очками на полированном столе, его сонно прикрытые глазки были обращены в сторону окна, а неспокойное душевное состояние изредка выдавали тревожные вздохи. Что же его волновало?

Умный человек, прокурор Керимов – тот сразу понял смысл произнесенного слова «афронт», а также и адрес угадал, по которому оно прозвучало. На его плоском лице застыла дежурная усмешка, и глаза щурились будто от ослепительного солнца, которого на самом деле и в помине не было.

Мрачный Сажин, неодобрительно покачивая рано облысевшей головой, не проронил тем не менее ни слова. Он поглядывал на мэра и озабоченно играл густыми бровями.

Не перебивая Затырина, Савелий Тарасович выслушал рассказ до конца, попросив только об одном – еще раз повторить про телефонный звонок из области. Естественно, подполковник нигде не назвал Кривенко Геббельсом, но сам факт разговора в резких и приказных тонах подчеркнул особо. Как и тот факт, что его ответные действия носили вынужденный характер.

Обмена мнениями не получилось. Присутствующие на совещании неопределенно пожимали плечами, отводили взгляды в сторону, отделывались ничего не значащими междометиями. И видно, мэру надоела эта недосказанность.

– Ну и как мы должны реагировать на подобные распоряжения в дальнейшем? – задал он явно провокационный вопрос.

– Если вас смущает собственно неопределенность, – мягко заговорил судья, – можно, вероятно, позвонить, но обязательно по какому-нибудь серьезному делу, Николаю Александровичу, – судья имел в виду Кривенко, – и в разговоре заметить, что его указание выполнено. А если он попросит напомнить, о ком идёт речь, что лично я не исключаю, добавить, что конфликт с предпринимателями полностью исчерпан. К обоюдному удовлетворению сторон. Но это если есть дело, а так, специально… не знаю… – И судья снова уставился в окно.

– А ты, Иннокентий Мурадович, что подскажешь?

– Я на вашем месте, наверное, поручил бы эту миссию Павлу Петровичу. Они уже разговаривали. Позвонил и доложил – все в порядке. Меня тут другое больше волнует. Закрыли мы вопрос – и ладно. Но если они действительно спонсируют Кожаного, важно, чтобы в данном вопросе прежде всего сам Кривенко был на нашей стороне. Поэтому проявить озабоченность должны именно вы, Савелий Тарасович, так будет гораздо правильнее в политическом смысле.

Высказав свое мнение, Керимов бросил быстрый и хитрый взгляд на Затырина: мол, как я ловко перевел стрелки с тебя на него?

«Нуда, – подумал подполковник, – а кто первым же меня и предложил? Ишь умник! Еще, поди, и благодарности потребует – хитрющие эти азиаты… » И Затырин решил опередить неприятную для себя ситуацию.

– Я бы, конечно, давно уже и сам это сделал – позвонил бы и доложил: все честь по чести, – кабы не одно «но». Э-э… этот э-э… ну Кривенко… – Сидящие за столом заулыбались, сообразив, как хотел назвать помощника губернатора подполковник, но тут же убрали улыбки под строгим взглядом мэра. – Он сам вчера недвусмысленно сказал: «Об исполнении можешь не докладывать!» Он ведь уверен, что уж его-то указания мы всегда выполняем, так какая ж после этого дополнительная процедура проверки? А своим звонком я мог бы усугубить положение. Придать ничтожному вопросу дополнительную и ненужную остроту. Они пожаловались, мы исправили положение и принесли свои извинения, которые ими приняты, – значит, конфликт полностью исчерпан. А если будут новые претензии к моим ребятам, так я их уложу в больницу, и врачи зафиксируют у них и сотрясение мозгов, которых там отродясь не бывало, и ушибы, и ссадины, и переломы, и что угодно. Но ведь и мои парни тоже не выдвигают обвинений против тех, кто нанес ущерб их здоровью, правильно? Хотя… речь об этом у нас заходила, но… я не уверен, что такой ход был бы все-таки верным, им лучше пока помолчать.

Подполковник внимательно посмотрел на прокурора, ожидая его поддержки. И тот утвердительно кивнул.

– Ага, так ставишь вопрос?.. – Мэр задумался. – А что, это аргумент! Они – нам,’ а мы – нате, мол, вам! Вот оно, врачебное заключение! Хорошая мысль, Паша. Пусть-ка их обследуют, а ты, со своей стороны, подскажи медицине, в чем там могут быть наши интересы. Верно мыслишь… А вот что с Кривенко этим, прямо и не знаю… Подкосил он меня… А ты чего молчишь, Иван Порфирьевич, чего глаза прячешь? Все выступают, дельные советы высказывают, а ты один в рот воды набрал! Несогласный, что ли? Так и говори!

– А я чего? – пожал плечами заместитель мэра. – Я ничего, я их понимаю. Дело высказывают. Ты сам-то, Савелий Тарасович, крепко себя на стуле ощущаешь? Так и колготиться нечего тогда. Считай каждый шаг свой правильным. А которые несогласные, как ты выражаешься, – вот им бог, а вот и порог. Мы никого здесь не держим. А уберутся, остальным только спокойнее будет.

– Ага, – едко заметил мэр, – все позакрываем, всех разгоним, а жить-то кто в городе останется? Кто людей кормить будет, ты, что ли?

– А за это не надо беспокоиться, умные люди всегда найдутся.

– Ты потому так говоришь, Иван, – Гузиков резко, словно ствол пистолета, направил палец на своего зама, – что сам интересы имеешь. И не государственные, а собственные! Хотя ты прежде всего лицо государственное и потому ответственное!

– Можно подумать… – огрызнулся Сажин.

– И нечего думать! – повысил голос мэр. – У нас тут у каждого свои интересы имеются. И немалые! Но это не дает нам права думать только о себе! Я верно мыслю, Антон Захарович? – Гузиков пристально уставился на судью.

– В общем и целом, да, – подтвердил он.

– Вот так, слышал, как наша судебная система реагирует, Иван Порфирьевич? – строго упрекнул заместителя мэр. – И нам всем сейчас надо не о личных карманах беспокоиться, а о грядущих выборных программах! У нас с вами тут будет немало противников. Про сторонников я не говорю, это уже известные люди. Меня настораживает также провокационная публикация в «Новостях». Мы должны оппозиции рот закрыть, а не населению. Народ не в оппозиции, если он сыт и при деньгах. Надо людям объяснять, чтоб они верили, что новая политика насчет монетизации льгот не коснется их кошелька, что мы костьми ляжем, а надуть инвалидов и пенсионеров не позволим! Как там дальше получится, еще неизвестно, но на выборы мы должны выйти с четкой программой помощи неимущим.

– Это все правильно и хорошо, – вздохнул районный прокурор. – Но я предвижу, что в скором времени – и придет оно ближе к зиме, через месячишко-другой, – меня завалят жалобами по поводу этой явно не продуманной наверху льготной политики. А жалобы на вас пойдут, Савелий Тарасович. Если в Москве еще кое-как обойдутся с дополнительными средствами, то у нас с вами ни одной лишней копейки не сыщется. Помяните мое слово. Выборы будут в декабре, а мы должны основную работу с населением провести гораздо раньше. Так я понимаю задачу?

– Правильно понимаешь, Иннокентий Мурадович. А если которые станут резко возражать против государственной политики, то мы с ними особо церемониться и не обязаны. У нас для этого имеется целая правоохранительная система, и даром есть народный хлеб мы ей не позволим!

– Вот это трезвая и деловая постановка вопроса, – поддакнул наконец Сажин. – А с газетенкой той я все– таки предлагаю разобраться.

– Не торопи, придет и ее время, – строго пригрозив пальцем, пообещал мэр. – Усякому овочу свий час, как у нас говорили, на батькивщине…

– Свой-то он, может, и свой, – хмыкнул прокурор, – но у меня вопрос к Павлу Петровичу: до каких пор будет бездельничать наш славный областной ОМОН? Может, учения какие-нибудь показательные у нас в районе провести, чтоб народ видел нашу силу? А то ведь с этими газетками мы скоро вообще всякое уважение к себе потеряем… Не знаю, я сказал, а вы подумайте, это не по моей части… А касаемо спонсоров, тут, думаю, надо продумать кампанию. Кто, к примеру, заботится о спокойствии своего города? Вот и помоги тому конкретно, а не на словах. Это, между прочим, нашего Прапорщика тоже касается, Савелий Тарасович. Я знаю, что с ним у нас установились паритетные отношения, но этого скоро окажется мало.

– Ты хочешь предложить ему надавить на оппозицию?

– А почему бы и нет? Самое время начинать. Приструнить можно и тех свидетелей, которые заявления вчера вон ему, – Керимов кивнул на подполковника, – писали. А Паше нашему проявить бы твердость характера и как бы снова начать с братвы, умеет же он аккуратно это делать. – Прокурор хмыкнул: – Ну а под флагом борьбы с преступностью, мы же знаем, любая необходимая акция может иметь место, вплоть до вызова ОМОНа и конкретной зачистки. – Керимов усмехнулся. —Чтоб Павлу, понимаешь, и невинность свою соблюсти, и моральный капитал приобрести у населения. А кое-кого и припугнуть лишний раз – все польза.

– Подумаем. По-моему, дельный совет, – кивнул мэр. – Заметь себе, Павел, проработай вопрос и доложи. Того Прапора всегда найдется на чем подцепить…

На том и завершилось совещание.

У Савелия Тарасовича маленько отлегло от сердца. Все-таки сталкиваться лбом с Кривенко, которому, известно, благоволит Григорий Олегович Кожаный – человек крутой и часто непредсказуемый в своих поступках и решениях, – Гузикову очень не хотелось. Ну промахнулся, бывает. Но ведь можно всегда заявить, что это не его личная инициатива, а подчиненных дурней. Скажет: зачем таких держишь? Можно ответить: а где взять других?

Но одно сомнение где-то в глубине души все-таки осталось. Если те коммерсанты, из-за которых разгорелся сыр-бор, поддерживают в финансовом отношении губернатора и его выборную кампанию, тогда почему они так негативно относятся к мэру? Ведь они тут свои, им бы дружить с местной властью, а они не только носы воротят, но еще и гадости учинить норовят? Как опять же с той газеткой. Нет, что-то тут не так, непонятное происходит. «А может, сами рвутся к власти? – словно обожгла вдруг мысль. – Вот и обхаживают теперь Кожаного, в надежде что тот тоже окажет им содействие – на районном уровне? Нет, ты только погляди, какие хитрые!.. А если у них уже и договор какой-нибудь с областью сложился, тогда понятно, почему и Кривенко так за них ратует! Вот бы что узнать надо… Но своим такой вопрос не поручишь, им дай только повод – увидят твои сомнения и переметнутся. Ох, как пить дать переметнутся…

А вот с «Новостями» этими, правильно Сажин подметил, придется разобраться. Пусть только дадут еще один, хоть маленький, повод…

Не мог мэр в данный момент даже и представить, что подходящий повод уже имеется, осталось просто совсем немного времени, и предложенные ему заместителем меры воздействия на газетчиков-клеветников обернутся жесткой необходимостью и станут фактом. Ну а дальше – как тот малый камень с горы, что рождает все сметающую на своем пути лавину непредвиденных последствий. Только кто ж о том думает, стоя высоко на вершине и отпихивая ногой в общем-то совершенно не мешающий тебе камешек…

5

Елена Ивановна Котова, редактор еженедельника «Новости», издаваемого на спонсорские деньги и стоящего в оппозиции к властям предержащим, представляла себе, конечно, как откликнется районная администрация на публикацию статьи под названием «Караул, спасители!». Но ей и в голову не могло прийти, что дело в конечном счете может обернуться именно так, как оно затем обернулось, когда относительно небольшой тираж еженедельника – всего каких-то три сотни экземпляров – в мгновение ока исчез с газетных прилавков. Появилось у Елены Ивановны даже подозрение, что власти дали специальную команду – убрать с прилавков эти «Новости», чтоб и духу от них не осталось. Иначе чем объяснить многочисленные звонки читателей в редакцию с просьбой помочь достать ну хотя бы один экземплярчик?..

Статья была небольшой, но довольно едкой и носила ярко выраженный полемический характер. Причем полемизировали «Новости» с откровенно верноподданнической городской газетой «Глас народа», редактор которой черпал свои идеи и темы для материалов исключительно в мэрии, где это издание лично курировал заместитель мэра Сажин. Человек он был малообразованный – заместитель, разумеется, ни в экономике, ни в культуре толком не разбирался, но был, вероятно, удобным помощником и проводником в жизнь непопулярных решений руководства области и района. Тем и приходился ко двору.

В последних номерах «Гласа» были опубликованы несколько репортажей о роли мэрии в значительном укреплении правопорядка в районе. А в качестве примеров правильной политики как районной администрации, так, разумеется, и руководства милиции приводились случаи, когда дежурные наряды бесстрашно вступали в конфликты с бандитами и, исключительно путем переговоров, без всякого кровопролития, ставили тех на место. Подобных фактов перечислялось множество. Но почему-то умалчивалось, что известная в районе банда Прапорщика как крышевала продовольственный рынок и ряд городских магазинов, устанавливая в них свои цены, так крышует и по сей день. И все эти разговоры об усмиренных бандитах не более чем сотрясение воздуха. А громкие заявления типа «мэр держит под своим личным контролем… » или «правосудие в районе достигло высшего признания граждан, отправив на нары бензинового короля, – сплошная туфта и не выдерживали никакой критики.