Текст книги "Дальняя командировка"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Приятно слышать, – улыбнулся Турецкий, – что ты постоянно думаешь о своем друге. И что на этот раз? Какую свинью ты ему подложил?

– Я долго думал, Саня… Слушай, тут все чисто? – Он окинул комнату беглым взглядом.

– Чище не бывает, Филя постоянно проверяет.

– Это хорошо. Ты мне потом подробно расскажешь, что вы тут делали, пока меня не было, поскольку мне на какое-то время придется здесь остаться за главного.

– «Вы меня увольняете, сэр?» – с мольбой в голосе воскликнул Турецкий и продолжил другим тоном: – «Я – вас?! Да как вам, дорогая, пришла в голову такая мысль?!» – «Ах, ну как же, я видела, как двое рабочих выносили из вашего кабинета диван!.. »

– Смешно, – без тени улыбки отреагировал Гряз– нов. – Я вот чего придумал, послушай…

И они, усевшись друг против друга, заговорили, как два классических заговорщика, тихими, почти неслышными голосами.

Турецкий выслушал, прикинул и… согласился.

– А теперь валяй ты рассказывай! – сказал Грязнов.

Но тут без спроса явился Гордеев. Он шумно вошел,

как к себе домой, швырнул в сторону давно ставшую притчей черную папку на «молнии» и подсел к генералам.

– Ну вот что, отцы-милостивцы! Втравили вы меня… за что я вам земно благодарен. Чувствую, застряну я в этой провинциальной дыре. Снова был в прокуратуре… Нет, не так, сначала ездил в ИВС, к мадам Котовой, которую содержат там исключительно из-за каприза местного вашего генерального прокурора, каковым он всерьез мнит себя. Этот Мурадыч, как его заискивающим тоном зовут подчиненные, пред которым, видно, есть причина заискивать… Слушайте, а может, он этот? Ну, национальный кадр? В общем, прямо по Гоголю, в сильнейшей степени моветон.

– Это у Гоголя, кажется, судья был такой, а прокурора у него нет, – поправил Гордеева Турецкий.

– Не важно, есть – нет! Здесь этот козел существует, и он уже заранее не желает никого слышать, кроме самого себя. Он, блин, как треска вареная! Глаза выпучит и молчит. Я ему говорю: надо то-то и то-то, а он словно спит с открытыми глазами!

– Нет, Юра, ты им просто не пришелся ко двору, – объяснил Турецкий. – Со мной, например, он был весьма любезен. И, кроме всего прочего, должен быть благодарен мне за то, что я, жертвуя собственным здоровьем, вынужден был спасать в первую очередь его задницу, как говорят американцы.

– Ну между нами – тобой и мной – все-таки есть разница, господин генерал от юстиции, – парировал Гордеев. – А я для него просто мелкая сошка, заноза, песчинка, которая натирает веко и мешает смотреть спокойно. Не больше. Я ему толкую по поводу Котовой, которую держат за решеткой без предъявления обвинений уже больше недели. А он знаешь что ответствует? Вот послушай, я даже записать попробовал. – Юрий Петрович достал блокнот, нашел нужную страницу и прочитал: – «Никаких жертв среди населения нет и не было. Это злостные слухи, распространяемые преступными элементами, устраивающими в городе беспорядки, и поощряемые прямыми противозаконными действиями лиц, выдающих себя за журналистов и действующих с единственной задачей – накалить обстановку в городе и районе. То есть любыми путями дестабилизировать ее накануне выборов губернатора, а затем и мэра нашего города. Этого мы им позволить не можем!» Кто «мы» и кому «им», надеюсь, объяснять не надо.

– Да на фоне всего остального это мелочь!

– Нет, не скажи. Я знаю, что он уже делал предложения то ли Теребилину, то ли Сороченко – обеспечить прокуратуру компьютерной техникой. Но те послали его подальше. Не исключаю, что здесь и гнездится главная здешняя загадка, название которой «уязвленное до глубины души самолюбие». Ну и остальное – тоже. Кто-то из тех двоих заявил, что выставляет свою кандидатуру не то на пост мэра, не то даже губернатора! И понеслось! А Котова эта, вместо того чтобы действовать с умом, понадеялась на собственные силы и финансовую поддержку олигархов местного значения и будущих кандидатов. Поперла танком, думая, что против лома нет приема. А всю присказку до конца не знала, потому что там говорится: «окромя другого лома». Вот и схлопотала. Лично я ее не оправдываю, хотя понять могу. Не знаю, что скажет Саня… – И Грязнов сел, высказавшись, как ему показалось, до конца.

– Так вы, может, считаете, что ее и защищать не надо? – взъерошился Гордеев.

– Напротив, надо, – ответил Турецкий. – Как всякого человека, против которого власть применила неадекватные ответные действия. Но это когда мы рассуждаем о Власти – с большой буквы. А здесь таковой не наблюдается. Здесь у руля клан. Разные люди, но одинаково кровно заинтересованные в удержании в своих руках основных подходов к кормушкам. Ты посмотри на их дома, на обстановку в них. Я был, видел! Такое не соорудить, даже если станешь получать президентскую зарплату. Так на какие деньги? Воруют. Взятки берут. Ты, кстати, возможно, и не поинтересовался, а я, разговаривая с людьми, спрашивал: «А почему же вы к своим собственным адвокатам не обратились? Почему вам нужно, чтоб обязательно из Москвы приехал и был к тому же известным правозащитником?» Знаешь ответ? «А потому, что все местные – все без исключения холуи и прихлебатели нашего мэра. И стукачи у прокурора. А которые пытались быть самостоятельными, так те давно уехали в другие места». Вот и выходит, что ты гордиться можешь своим положением, господин Гордеев. – Турецкий засмеялся, снизив тем самым накал эмоций.->

– И что мне теперь делать? С моей-то гордостью?

– Напирай танком. Тебе можно. А мы будем помогать. Тоже, со своей стороны, давить на прокурора. Вышибем последнюю опору из-под ног Гузикова, тот и сам завалится.

– Да? – усмехнулся Юрий Петрович. – Но тогда из твоих слов, Саша, я могу сделать вывод о том, что самоубийство Слепнева как бы это… Ну было не совсем самоубийством. О чем, между прочим, говорят и горожане. Я им втолковываю, конечно, что быть такого не может, а они все равно мне не верят. Изверился народ… Скромную мечту готов выдать за истину в последней инстанции.

– Юрочка, – мягко заметил Грязнов, – неужели у тебя не хватает собственных мозгов, чтобы понять: им же старательно подбрасывают эту идею! А говоришь – умный!

– Ну, положим, это не я о себе говорю, а вы. Но ведь даже злостный слух все-таки не с потолка берется, в этом– то вы меня упрекнуть не можете?

– Не можем, – с улыбкой ответил Грязнов.

– Но, значит, и…

– Значит, и! – ответил Турецкий. – А че ты мне душу мотаешь? Че за грызло берешь? – с блатной интонацией процедил сквозь зубы Турецкий. – Все равно я в отказе! В натуре! Хошь, пасть те порву?

– Похоже на правду, Александр Борисович, – с уважением отреагировал Юрий Петрович и рассмеялся. – И когда же вы собираетесь «убрать» третью ногу, отцы мои?

– Ох, не торопи, Юра, – вздохнул Грязнов. – Дай нам свой коронный вопрос решить, да, Сань?

– А он – заметил? – все о себе да о себе. Дался ему этот прокурор. Ты, Юрочка, следователя Валетова прищучь, который аппаратуру изъял – и без всяких протоколов! Вот и Мурадыч твой разлюбезный зашатается. Верно я мыслю, Слава?

– Еще как верно, Саня…

– Нет, мужики, с вами, вижу, компот не сваришь. – Гордеев поднялся, забрал свою папку. – А где остальной народ?

– Народ пока у Поремского. Увидишь Филю, скажи, чтоб заглянул, – сказал Грязнов.

Через минуту голову в приоткрытую дверь просунул Агеев:

– Звали?

– Садись, как тебя? Гургеныч?

– Слушай, папу Самсоном звали! Зачэм путаэшь?

– Ну пусть Самсоныч. Заходи, садись. Значит, так, кодовое название операции – «Улет».

– Мудрено, – заметил Турецкий.

– Ни хрена себе! – высказал и свое отношение Филипп Агеев. – И что, полный улет?

– Нет, не полный. Но… достаточно серьезный. А у тебя будет прекрасная возможность показать, чему тебя научила армия.

– Слушайте, вы меня просто заинтриговали. И еще – мой шеф знает?

– Это ты о Дениске? – с уничижительной интонацией спросил Грязнов.

– Кому Дениска, а кому отец родной, кормилец и поилец, Денис Андреич! И попрошу…

– Принято, – рассмеялся Вячеслав Иванович. – Ну тогда, как говорят у тебя на Востоке, Гурген Самсоныч, возьми уши в собственные руки и постарайся не обращать внимания на сладкий яд похвалы, которая может пролиться в твой адрес по ходу дела…

–Я весь внимание. Но предупреждаю, без согласия шефа – ни-ни. Он говорит, что я у него редкий кадр, рисковать которым он не имеет морального права…

– Кончили базар, – поднял руку Грязнов. – Ты сегодня проверил, здесь все чисто?

– Как в пустой бутылке.

– Тогда пошли. По пунктам. Пункт первый – посещение мэра…

3

– Савелий Тарасович, – наклонившись к интеркому и одновременно поглядывая на Александра Борисовича, таинственным голосом сказала секретарша, – к вам просится господин Турецкий.

– Через минутку.

Турецкий с юмором посмотрел на нее:

– Как вас зовут?

– Ангелина Петровна.

– Так вот, Ангелина Петровна, – максимально доброжелательно сказал он ей, – просто на будущее, чтобы вам потом не было неловко чувствовать себя перед посетителями, которые, например, могут взять и обидеться, понимаете? Нехорошо говорить «просится». Это ребенок, извините, просится пописать. А я не за этим сюда пришел. Чувствуете разницу?

Он широко и добродушно ей улыбнулся, а ее лицо залило краской.

– Извините, – робея, произнесла она.

Турецкий не успел ответить, ибо «проснулся» интерком и повелительный голос мэра произнес:

– Аля, пусть заходит.

«Вот так тебя любой может приложить, блин, друг ты мой Турецкий», – натянуто уже усмехнулся Александр Борисович и взялся за бронзовую ручку двери.

За столом у мэра сидела сильно поредевшая, но знакомая компания. Прокурор Керимов с каменным лицом иезуита. Заместитель мэра Иван Порфирьевич Сажин, смотревший на Турецкого с нескрываемым интересом. Заместитель начальника РУВД майор Ступин, этакая верста коломенская, на голову выше всех остальных, временно осуществлявший функции «отдыхающего» под домашним арестом Затырина. И, наконец, Рашид Султанов. Этот мельком взглянул на Александра Борисовича, и по губам чекиста скользнула почти неприметная ухмылка, но не злорадная, а, скорее, приятельская. Он единственный не боялся демонстрировать «особое» свое отношение. Но его помощь в данный момент абсолютно не нужна была Турецкому.

Мэр Гузиков сидел за столом истуканом. Смотрел прямо перед собой, и Александр Борисович, таким образом, поневоле оказывался вне поля его зрения.

– Здравствуйте, господа, – вежливо начал он. – Это хорошо, что я застал вас всех вместе, значит, не надо будет объяснять дальнейшее развитие ситуации каждому в отдельности. Имею сообщить вам следующее.

– Садитесь, – процедил мэр.

– Благодарю, мое сообщение будет коротким, – отверг его приглашение Александр Борисович, продолжая стоять. – Завтра, первым утренним авиарейсом, я убываю в Москву, господа. Основные материалы по расследованию преступлений сотрудников милиции в отношении жителей вашего города нами собраны…

– Но позвольте! – вмешался прокурор.

– Я не кончил, вопросы – потом. – Турецкий жестом остановил Керимова. – Здесь остаются сотрудники

Генеральной прокуратуры и ГУУР МВД под руководством моего заместителя по оперативно-следственной группе генералом Грязновым для уточнения ряда второстепенных деталей и дальнейшего выяснения отдельных обстоятельств дела. Материалы же расследования и наши основные выводы я забираю с собой, чтобы с ними могло ознакомиться руководство Генеральной прокуратуры и Министерства внутренних дел для принятия окончательного решения, которое нами, в общем, уже сформулировано. У меня просто нет времени, господа, подробно знакомить вас со всеми нашими выводами, но хочу обратить ваше внимание на главное. Дело это беспрецедентное и, по-своему, резонансное. Ввиду этого мы будем настаивать, господа, чтобы и наказание коснулось не нескольких особо ретивых исполнителей, как это у нас часто случается, а всех, я подчеркиваю, всех виновных в грубейшем произволе и нарушении гражданских прав населения. Всех, повторяю, сверху донизу. Никто из виновных не должен уйти от уголовного преследования. Все, господа, разрешите откланяться.

– Вы перебили меня! – возмутился прокурор. – И не ответили на мои вопросы! Это что, теперь так полагается у вас, в Генеральной прокуратуре? Игнорировать мнение заслуженных работников?

Турецкий сделал изумленные глаза.

– У меня ощущение, господин Керимов, что вы не изжили еще известный провинциальный синдром – в любой ситуации считать себя Господом Богом. А между тем могу вас упрекнуть в том, что вы, открыто нарушая все положенные сроки и соответствующие статьи Конституции, содержите под стражей, без предъявления обвинения, гражданку Котову. А то, что вы пытаетесь предъявить ей, является грубейшей фальсификацией, за которую прокуратура, в первую очередь в вашем лице, должна будет понести ответственность. И мы все сделаем, чтобы справедливость восторжествовала. Я ответил на ваши вопросы? До свиданья, господа.

– Не торопитесь, – солидно и хмуро заметил мэр. – Садитесь, садитесь, господин Турецкий. Не лишайте нас своего общества. И потом, как вы изволили заметить, самолет у вас только завтра. А у нас накопились к вам вопросы. Например… Так что мы будем делать с фактом доведения до самоубийства гражданина Слепнева Антона Захаровича? Или это для вас проходной эпизод?

– Мой сотрудник, – по-прежнему, не садясь, ответил Турецкий, – был на происшествии и держал в руках предсмертную записку. Никакого указания на то, что уход из жизни господина председателя районного суда каким– то образом связан со мной, там нет. И вы это сами прекрасно знаете. Поэтому давайте не будем лукавить друг перед другом, господин мэр. А писать жалобы в Москву вы, естественно, вправе. Но, по опыту своей работы, могу предупредить, не следует обижаться, если палка, которой человек замахивается, чтобы кого-то ударить, может отскочить и больно стукнуть его же. Еще вопросы? Тогда я, так и быть, приоткрою вам одну следственную тайну. Речь о взрыве моей машины. Задержанный уголовник дал показания относительно того, кто является заказчиком этого преступления. Мы полагаем также, что уголовный авторитет Солдатенков не захочет брать чужую вину на себя и подтвердит фамилию заказчика.

– И кто же это? – насмешливо спросил мэр.

– Вы очень скоро узнаете. Генерал Грязнов умеет работать с этим преступным контингентом. Так что вам обязательно сообщат.

– Вы, кажется, пробуете угрожать? – Насмешливая ухмылка не сходила с губ Гузикова.

– Возможно, вам, Савелий Тарасович, хотелось бы этого, но, уверяю вас, угрозы не в моих правилах. Я оперирую только фактами. Вернемся к разговору позже.

– И что же, за несколько дней, что были здесь, вы успели провернуть столько дел? Что-то не верится… – Тон мэра был непререкаемым.

– Объясняю. Все они были шиты белыми нитками. Никакого труда не стоило отыскать концы. Было бы желание. Есть еще вопросы? Нет? Тогда желаю здравствовать, господа.

И Турецкий вышел.

Кажется, удалось. Идея была такая – всколыхнуть болото. А то они тут стали привыкать к тому, что где-то что-то движется и если б не происшествия со Слепневым или Затыриным, так вообще благодать. И на фоне того, что тут происходило две недели назад, эпизод с покушением на Турецкого мог бы показаться слабым отголоском прошлых событий. Нет, следовало напомнить тем, кто желал бы все спустить на тормозах, что они сидят, на самом деле, на бочке с динамитом и жонглируют не словами, а факелами.

Сейчас зашевелятся. И посыл им дал Турецкий совершенно конкретный – завтра с утра самолет. Яснее некуда. И с чем летит – тоже. Короче, бомба и еще раз бомба! Нет, они не должны его выпустить, не совсем же дураки, раз однажды попробовали уже, но не получилось. Значит, должно в другой раз получиться. Да и не такая уж серьезная фигура этот Турецкий, чтобы из-за него целый регион лихорадило и будто других более важных проблем нет у государства. А издержки, некоторые потери – что ж, они бывают, они даже логичны.

Губернатор наверняка потребует, чтобы все материалы Турецкого немедленно кровь из носу легли ему на стол. И они поднимут все свои службы. Что и требовалось доказать…

Грязнов, которому Александр Борисович рассказал о своем посещении местной «инстанции», одобрил проделанное, но добавил, что, пока Саня ходил «во власть», они тут кое-что пересмотрели и уточнили. Пересмотр касался того, что официально полетит вместе с Турецким не Филя, а Володя Поремский. Каким образом? И этот вопрос решили.

Сегодняшнюю ночь Александр Борисович проведет не в пансионате и не в гостинице, а в доме егеря Тихона Платоновича Воробьева. Вместе с Поремским и Филиппом Агеевым. А провожать Турецкого на аэродром выедут всей бригадой, за исключением Гали, которая останется охранять оригиналы материалов следствия. Местные деятели не могут знать, что с собой у Турецкого будут только копии. Ну, и плюс весьма нелицеприятные выводы комиссии. А всего материалов уже набралось на пяток увесистых томов. И чтобы не тащить с собой всю эту груду, были отобраны лишь наиболее важные и красноречивые, которые нельзя было читать без внутреннего напряжения, и вот с них сняты ксерокопии. Тут уж постарались Галкины знакомые, помогли и с компьютером, и с копировальной техникой, так чтоб об этом не узнали милицейские стукачи, не спускавшие, казалось теперь, с сотрудников опергруппы глаз.

Поступили в соответствии с уточненным планом. И в шесть утра, еще по темноте – первый самолет, на который Денис, съездивший в аэропорт еще накануне, купил в разных авиационных кассах два билета по паспортам на фамилии Турецкий и Поремский, улетал в десять часов, – выехали небольшим кортежем в областной город. В первой машине, с милицейской мигалкой на крыше, ехали Грязнов, Поремский и Яковлев. Вел ее Михаил Евграфович. Поремский был одет неброско – в темной куртке и в кепочке, низко надвинутой на лоб.

Он, кстати, не преминул поинтересоваться, где Александр Борисович, и получил ответ: Турецкий встретит провожающих уже в аэропорту. Стало быть, если расчеты оказались верны, порт наверняка уже напичкали милицией.

Вторую машину, ту, что взяли напрокат Филя с Денисом, двигающуюся на почтительном расстоянии от первой, вел Грязнов-младший. Филя сидел рядом с ним, а Турецкий – в темной шляпе и длиннополом светлом плаще, с большим портфелем – полулежал на заднем сиденье. Александр Борисович был неузнаваем. На глазах – темные очки, широкополая бежевая шляпа закрывала лицо, воротник плаща поднят. Словом, сплошная конспирация.

На всем пути следования дважды останавливали черную «Волгу» Грязнова-старшего, несмотря на то что над ее крышей посверкивала синяя мигалка. Сотрудники дорожного патруля тут же извинялись перед генералом милиции, отдавая ему честь и мельком заглядывая в салон, и объясняли, что все это делается по указанию начальника ГУВД генерала Седлецкого – для их же спокойствия. Никакой логики! Но Грязнов посмеивался и не возражал, не выказывал своего неудовольствия.

На немытую «девятку» с областными номерами никто из патрульных не обращал внимания.

В аэропорту Турецкий – в столь” нехарактерной для него шляпе и плаще до пят – появился в окружении двоих сопровождающих, одним из которых был генерал, а второй капитан милиции. Они тут же, предъявив служебные удостоверения, прошли в зал для VIP-пассажиров.

Аэропорт был старой постройки. Никаких, естественно, переходов-гармошек здесь еще не знали, и на посадку к самолетам пассажиров доставляли маленькие открытые микроавтобусы, списанные, видно, в аэропортах крупных городов. Будучи уже знаком с этой системой посадки, Грязнов вместе с Турецким отправился к дежурному по аэровокзалу и, упирая на то, что помощник генерального прокурора везет с собой совершенно секретные материалы, потребовал разрешения – после прохождения, естественно, всех необходимых контрольных формальностей – доставить «важного пассажира» прямо к трапу самолета на автомобиле начальника ГУВД области.

Возможно, и такой вариант предусматривался «оппонентами», поэтому возражений у дежурного не возникло. Он только, натянуто улыбаясь и показывая глазами на объемистый груз в портфеле, спросил, не атомная ли бомба запрятана в нем.

Турецкий, взаимно улыбнувшись, ответил, что это как для кого, возможно, кое-кому может показаться и пострашнее.

Вот так, обменявшись любезностями, Грязнов с Турецким и оставили кабинет дежурного, а тот, успел заметить Вячеслав Иванович, тут же схватился за телефонную трубку. Ура, все по плану!..

К стойке регистрации авиабилетов Турецкий и Поремский подошли порознь. Грязнов-старший и Владимир Яковлев, пользуясь своими удостоверениями, провожали Александра Борисовича – больше охраняя, что было заметно со стороны, его толстый портфель.

На вопрос дежурной у стойки, что в нем, Грязнов ответил за Турецкого: «Документы, милая». И на экране рентгеновского аппарата проехавший через его контроль портфель показал, что внутри одни бумаги. И ничего лишнего.

«Ну что, рискнут?» – светился вопрос в глазах Турецкого, и Грязнов, тоже взглядом, а также легким качком головы из стороны в сторону, молча отвечал: «Нет!»

«Неожиданно» Александр Борисович захотел в туалет. Краем глаза он увидел, как туда только что прошел Поремский. Турецкий, не расставаясь с портфелем, отправился следом. Вышел он несколько минут спустя, по– прежнему в-> темных очках и надвинутой низко на лоб широкополой шляпе, с тем же портфелем в-> руках. Подошел к Грязнову с Яковлевым и, в сопровождении генерала и капитана, направился к выходу, куда уже подъехала черная «Волга» с синей мигалкой.

Вышли, быстро сели и уехали.

Если кто-то сейчас и наблюдал за ними, а таковые наверняка были, то они увидели, как лихо подкатила машина к трапу, как вышли из нее двое, обнялись, и тот, кто был в светлом плаще, показав стюардессе билет и паспорт, быстро, помахивая плотно набитым портфелем и прыгая через ступеньку, поднялся в салон. Генерал прощально помахал вслед ладонью и сел в машину, которая тут же отъехала и направилась к выезду с летного поля.

А сутулый человек в черной куртке и кепочке, выйдя из туалета, вышел из здания аэровокзала на летное поле, однако на первый отъезжающий микроавтобус не успел, пришлось ожидать следующего, который уже отъезжал от самолета. Но тут пассажиру в черной куртке из-за угла здания махнул рукой невысокий мужчина в синей одежде, напоминающей ту форму, в которую были облачены служащие на аэродроме. Пассажир, словно прогуливаясь, отделился от общей группы улетающих пассажиров и, не привлекая к себе внимания, сделал несколько шагов в сторону, после чего скрылся за углом.

Вывернутая наизнанку его куртка оказалась тоже синего цвета. А кепочку сменила синяя бейсболка, похожая на те, которые носила тут вся обслуга.

– За мной, – сказал «служащий» и пошел вдоль ограды.

Впрочем, отошли они недалеко, протиснулись через раздвинутые в стороны прутья ограды – и оказались рядом со стоянкой машин. Ближайшей к ним была грязная, немытая «девятка», вот в нее они и сели.

– Порядок? – спросил Денис, сидевший за рулем.

– Полный, – ответил Филя. И обернулся к Турецкому, избавившемуся наконец и от тесной куртки, и от дурацкой бейсболки. – Билет будем сдавать, Сан Бори– сыч? Все-таки он денег стоит!

– Подошьем к отчету, – ответил Турецкий. – Поехали, пока они тут не чухнулись…

Машина рванула в сторону железнодорожного вокзала.

– Я смотрел, – сказал Денис, – ближайший поезд на Челябинск примерно через минут сорок. Так что, пока доедем, пока то, другое, как раз без затей получается.

– Проходящий – он даже лучше, – вмешался Филипп. – И билет в кассе брать не надо, я прямо с проводником договорюсь. Он за сотню баксов в собственном купе тебя устроит, Борисыч, если только захочешь. Да там, я думаю, вообще полно пустых мест. А тут езды всего ничего, уже ночью будешь на месте. А там прямой самолет на Москву. И в Домодедове тебя Володька Поремский встретит.

– Пока, слава богу, все идет четко и по плану. Но поеду я все-таки, мужики, не в купе, а в плацкартном – от греха. Документы где?

– В багажнике, – ответил Филя и вдруг рассмеялся: – Воображаю, что будет с ментами, когда они наконец обнаружат в самолете твой пустой портфель!

– Ага, – тоже смеясь, ответил Турецкий. – Мы с Володькой газеты рассовали по углам, а две свернули в трубки и поперек вставили, вот его и раздуло, а вынешь, враз похудеет.

– Все правильно, да и черт с ним, с портфелем, старый уже, ни на что больше не пригодный. Шмотье в нем всякое возили…

Отъехав подальше от аэровокзала, Грязнов попросил водителя остановиться у ограждения летного поля, откуда просматривалась вся взлетная полоса. Он даже вышел из машины и стал наблюдать за стоящим вдали самолетом. Никакого движения вокруг него еще не было. Но это ни о чем не говорило. Наверняка шмон они проведут, когда посадка закончится и самолет вырулит на стартовую позицию.

Так и случилось.

Порыв ветра принес отдаленный рев двигателей, самолет покатился, выехал на взлетную полосу, остановился, и тут к нему устремились сразу три милицейских автомобиля с мигалками. Они окружили самолет, и с ходу подъехавший трап присосался к открывшемуся люку. По трапу быстрой цепочкой ринулись наверх фигурки вооруженных людей.

Грязнов сел на свое место и кивнул водителю:

– Поехали, Михаил Евграфович, вашему тезке, с его злым языком, это было бы, пожалуй, в самый раз, а нам уже неинтересно. На базу! Дела ждут…

Телефонный звонок застал Вячеслава Ивановича на подъезде к пансионату, фактически на мосту через Каму.

– Привет, Вячеслав Иванович, – мягко сказал Седлецкий. – У вас там все в порядке?

– В полном, Иван Христофорович, а что? Появились проблемы?

– Улетел… твой товарищ?

– Так точно, уже в пути.

– Да? – без удивления спросил генерал.

– А ты сомневаешься? Иван, зачем же мне тебя обманывать? А пуще – подводить? У нас с тобой честный договор – что сказал, то и сделал. Или на тебя наседают? Так пошли их подальше, как ты это умеешь. А я, видимо, к концу дня, если не возражаешь, подскочу к тебе, как нынче говорят, перетереть парочку вопросов, вот и обсудим ситуацию, лады?

– Что ж, лады, – ответил Седлецкий, но сомнение все-таки прозвучало в его голосе.

Уже из Москвы, то есть в середине дня, позвонил

Поремский и рассказал, посмеиваясь, какой шмон учинили в самолете ворвавшиеся омоновцы.

Ну, во-первых, они с ходу кинулись к тому месту, на которое был продан билет Турецкому. И… замерли в удивлении. На нем сидел посторонний гражданин, поскольку стюардесса при посадке громко предложила пассажирам, ввиду наличия свободных мест, занимать свободные кресла.

А где же тогда тот, который им нужен и должен занимать это место? А его нигде не оказалось!

И стали тогда омоновцы осматривать всех пассажиров, не пропуская никого и невзирая на их пол и возраст, полагая, что хитрец, которого они искали, мог загримироваться и одеться женщиной. При этом они сравнивали лица с фотографиями, которые держали в руках. Когда и здесь ничего не получилось, они, похоже, расстроились.

Поремский был отдаленно похож на Александра Борисовича – недаром Меркулов называл его копией Сани, но только в молодости. Правда, видимо, Константин Дмитриевич имел в виду не столько портретное сходство, сколько общие, и не всегда положительные, с его точки зрения, качества характера. Но все же сейчас рисковать не стоило. Однако желание взглянуть на фотографию, которой помахивал перед своим лицом омоновец, было слишком велико.

– Кого ищете, мужики? – спросил он.

– Да хрен его… – выругался про себя омоновец и показал ему фотографию… Турецкого, естественно. – Не видал такого?

–Нет.->

– А ну-ка свои документы предъяви! – вдруг потребовал он, будто проснулся.

Поремский протянул билет на самолет, заложенный в паспорт. Тот внимательно посмотрел, сравнил фото в документе со своим снимком и нехотя вернул Владимиру.

– Кого хоть ищете-то?

– Рецидивист какой-то, – сквозь зубы процедил омоновец. – Террорист, а маскируется под прокурорского работника.

– Не, не видал.

– Ну, значит, отбой, – сказал тот и пошел к входному люку, поправляя на спине автомат Калашникова.

Грязнов, услышав рассказ Поремского, хохотал как ребенок. А часа два спустя пересказал то, о чем ему доложил следователь, Ивану Христофоровичу Седлецкому. Но сделал это в такой форме, словно забавное происшествие конкретно к генералу никакого отношения не имело, а речь шла о неких дураках, которые так ничему за долгие годы не научились. Это ж надо! Выдать Саню Турецкого за террориста! Это ж каким местом надо было думать!..

Судя по тому, что Седлецкий не обижался на него либо делал вид, что дело действительно его не касается, хотя такого ну никак не могло быть – просто по определению, Грязнов снижал накал своей иронии, сведя всю историю к глупому казусу, о котором и говорить-то неловко.

– А он, значит, отбыл? – вел свою линию Седлецкий.

– Ну а как же! Я сам его и проводил. На поезд. Посадил, по рюмочке взяли – на дорожку, как обычно. Традиция у нас с ним такая. А самолетов он почему-то не любит, боится, что ли…

Но это уж Вячеслав Иванович явно приписал другу свои собственные качества – больше всего на свете Гряз– нов ненавидел именно самолеты, которые имеют обыкновение падать. Да он-то, сам по себе, ладно, пусть падает, но ты ж ничего не можешь сделать, повлиять не в силах на неожиданные повороты судьбы – вот в чем беда.

– А кого ж ты тогда провожал в порту? – спросил вдруг генерал, полностью выдавая себя, – наверное, надоело уже кружить вокруг да около.

– Донесли, да? – рассмеялся Грязнов. – Володьку Поремского проводил. Его Меркулов зачем-то срочно к себе вызвал. Вот Саня и попросил меня помахать ему ручкой… А тебе чего донесли?

– Пустяки, – отмахнулся Седлецкий. – Ну давай, с чем приехал? А то меня через полчаса вызывает губернатор.

– А-а-а! – запоздало «сообразил» Вячеслав Иванович. – Ответ держать? А ты по-нашему его, по-простому, чтоб нос не шибко задирал. Ладно, не хочу тебя задерживать, давай к делу… Речь о прокуроре Керимове… Извини, – снова перебил себя Грязнов и взглянул на генерала с шутливой серьезностью, – а что, Иван, крепко нагорит?

– Да брось ты, – нахмурился тот.

– Ну и слава богу, не бери в голову…

4

Александр Борисович и Владимир Поремский сидели в кабинете Меркулова, когда секретарша Клавдия Сергеевна доложила по телефону, что генеральный прокурор ждет у себя своего заместителя и помощника.

– У меня просьба, Саня, – идя по коридору, сказал Меркулов, – веди себя сдержанно. Жалобы на тебя оттуда я уже показал. Думаю, что с них и начнется. Поэтому не гоношись.

– Костя, за меня не бойся, имею такой аргумент, против которого никакой генеральный не устоит, вот увидишь. Даже два аргумента.