Текст книги "Кто стреляет последним"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Вы из тунисского посольства? – спросила дежурная.

– Из консульства, – немедленно среагировал Вадим.

– Они просили передать, что, если будут звонить из посольства, пусть позвонят после восьми вечера. В восемь, они сказали, вернутся. Оставьте на всякий случай ваш номер, я передам.

Значит, на аппарате дежурной не было автоматического определителя номеров, чего Вадим слегка опасался. Он без запинки продиктовал ей номер прачечной на Рязанке, куда сдавал белье, и повесил трубку. Значит, в восемь. Сейчас – шесть. Времени было достаточно. Вадим снял пиджак, чтобы не испачкаться, и подсел к туалетному столику жены приятеля. Минут через двадцать, перепробовав десяток кремов и пудр, он окинул свое лицо как бы посторонним взглядом и решил: сойдет. В аптечке нашелся и биопластырь. Кусочки, правда, были маленькие, со спичечный коробок, так что пришлось наклеивать их несколько, друг на друга. Снова посмотрел в зеркало. Совсем недурно. Ну, разбил себе человек лоб, с кем не бывает. А если еще очки и шляпа…

Часть денег Вадим сунул в карман, другую – на всякий случай – решил оставить здесь, положил под коврик в спальне. Огляделся. Заметил на подоконнике ампулу из груза, которую вынул из кармана, когда стирал куртку. Прихватил и ее, не зная зачем, чтобы просто не оставлять в чужой квартире. А вдруг ему не придется сюда вернуться?

Все. Можно было выходить на свет Божий.

Стоп. Папки. Все-таки придется вернуться. Впрочем, при нужде за ними могут приехать и другие. Вадим поискал глазами подходящее место и засунул их под матрас в спальне. Вот теперь все.

Он вышел на улицу.

II

День клонился к вечеру, улицы были оживлены, народ ехал с работы, у торгового центра кишмя кишела толпа. У каждого были свои заботы, простые, житейские, и Вадим вдруг ощутил острую зависть ко всем этим людям, которые живут обычной, трудной, но нормальной жизнью, какой и сам он жил всего неделю назад. «Какой там неделю!» – поразился Вадим. Еще в понедельник утром он перебирал в гараже картошку и радовался, что ее хватит не меньше чем на месяц. А сегодня только четверг. Всего за каких-то четыре дня его жизнь словно бы переломилась надвое, он будто бы внезапно провалился сквозь тонкий лед и оказался в жизни совсем иной, страшной, чудовищной, которая, оказывается, существовала параллельно обычной жизни, и лишь тонкая пленка отделяла одну от другой.

Да, остро, до смертельной тоски он завидовал тем, кто живет так, как всего четыре дня назад жил он сам. Но в глубине души знал: если бы высшие силы сделали бы для него возможным выбор – вернуться в ту, прежнюю, жизнь или оставаться в этой, он без колебаний отказался бы от возврата.

Каждый человек несет свой крест. Ему выпал такой, и хочет он того или нет, но должен донести его до своей Голгофы. Господь посылает человеку испытания не за вину, а по силам его, – вспомнил Вадим библейское. И помолился, чтобы хватило у него сил выполнить все, что выпало на его долю.

В оживленной, занятой своими заботами толпе никто не обращал на него внимания. Вадима это порадовало. В обменном пункте он продал три сотни долларов, чтобы не разбрасываться баксами, и подошел к стоявшей возле метро «Волге» с шашечками.

– На Кутузовский, к «Украине».

– Полтинник, – заломил таксист, мгновенно – опытным глазом – оценив платежеспособность клиента.

– А не крутовато? – спросил Вадим.

– Для чего, собственно, нужны деньги? – философски отозвался таксист. – Чтобы превращать необходимость в удовольствие. Правильно?

– Правильно, – согласился Вадим. – Поехали!

По пути он высмотрел универмаг и сразу нашел в нем то, что искал: элегантную шляпу, белую, с короткими полями и металлическими дырками по бокам. В соседнем отделе высмотрел трость, как раз такую, какую он нарисовал в своем воображении: черную, легкую, с изящной резьбой.

– Английская ручная работа, – объяснила продавщица и, поколебавшись, добавила: – Сэр.

– Сэнк ю, – небрежно кивнул Вадим.

Через квартал, в «Оптике», Вадим нашел и очки – темные, в тонкой золотой оправе. Правда, это были не хамелеоны, как он хотел, но времени выбирать и заезжать в другие магазины уже не оставалось.

И шляпа, и трость, и очки стоили бешеных денег. Вадим, словно бы вернувшись на мгновение в прежнюю свою жизнь, даже ужаснулся себе: да что же я делаю, швыряю такие бабки! Но тут же успокоил себя. В конце концов, это были бандитские деньги и тратил их он не ради удовольствия, а для дела. Производственные расходы.

Выходя из «Оптики», он приостановился у огромного, во всю стену, зеркала и оглядел себя. В полном порядке. Даже лучше, чем он ожидал. От гомика, конечно, что-то было, но больше – от заезжего иностранца. Это Вадима вполне устраивало.

Возле гостиницы «Украина» он расплатился с таксистом, накинув ему червонец за остановки у магазинов, и взглянул на часы. Десять минут восьмого. Из автомата набрал телефон 352-го номера. Долго слушал длинные гудки. Не отвечали. Значит, еще не вернулись.

При входе в гостиницу дорогу ему преградил швейцар:

– Вашу визитную карточку, господин!

Не удостоив его даже внимательным взглядом, Вадим сунул ему полтинник. Деньги мгновенно исчезли из руки швейцара. Он открыл перед Вадимом тяжелую дверь и козырнул:

– Добро пожаловать, мистер.

В холле Вадим высмотрел удобное кресло в углу, купил в киоске толстый «Штерн» и, погрузившись в кресло, стал небрежно просматривать его, время от времени поглядывая на входные двери.

Он узнал их мгновенно, в первые секунды, они даже не успели войти в холл. Петрович был не совсем прав, они были не как американские гангстеры, а как палестинские террористы, которых Вадим насмотрелся в Израиле. Он научился каким-то шестым чувством, чутьем улавливать злобу и агрессивность, исходившую иногда от самого простого с виду феллаха, и интуиция почти никогда не подводила его. Эти были не так сильно эмоционально заряжены, но агрессивность была в самой их сути, и Вадим безошибочно ее угадал. Они вошли в лифт и исчезли из поля зрения Вадима. А ему и не нужно было больше на них смотреть. Он отметил главное: оружия у них нет, оба были одеты легко, по-летнему, под такой одеждой даже «беретту» не спрячешь, в руках у них тоже ничего не было – ни сумки, ни даже какого-нибудь пластмассового пакета. Значит, он был прав: оружие они рассчитывают получить у Марата завтра.

Теперь нужно было хорошенько подумать. У Вадима и раньше мелькала мысль, что Марат может попытаться решить проблему привычным ему, домашним способом: попросту убрать этих неудобных гостей-рижан. Но теперь, увидев их, Вадим понял: Марат никогда на это не пойдет. Он тоже видел этих двоих и не мог не понять: за ними – не банда, даже очень сильная, за ними – организация, государство, страна. И если он сделает даже малейшую попытку пойти на конфликт с Аббасом, то будет уничтожен – этими или другими – так же безжалостно и жестоко, как эти собираются уничтожить его, Вадима.

Значит, будет врать, попытается подсунуть им труп какого-нибудь бедолаги с разможженным до неузнаваемости лицом, ростом с него, Вадима.

Поверят ли они?

А ведь могут и поверить.

Выгодно это ему, Вадиму? Он уже твердо знал: нет.

Значит, нужно их предупредить, что он жив и находится вне досягаемости людей Марата.

Предупредить. Как?

Да очень просто, вдруг понял Вадим: поговорить с ними. И не по телефону, а лично, с глазу на глаз. Сначала он усмехнулся нелепости этой мысли, но тут же подумал: все правильно. Что они с ним могут сделать в людном холле гостиницы? Выкрасть и спрятать в номере? Но малейший шум привлечет внимание охраны. Просто убить – ножом или руками? Могут, даже в толпе. Но их задача – не просто убить Вадима, а сделать это демонстративно-показательно. «Чтобы весь мир узнал…» И это – не пожелание. Это – приказ. А для таких людей приказ – это приказ.

Какой-то риск, конечно, все-таки был. Вадим даже пожалел на секунду, что после аварии не вытащил кольт из-за пояса мертвого Сергуни. Но тут же отбросил эту мысль. Даже если бы у него было оружие, он не успел бы им воспользоваться. А разговаривать с ними, держа их на мушке, это и вовсе нелепость.

Придется рискнуть. Ставка стоила того: если бы удалось перевести свирепую энергию и решимость этих двоих с него, Вадима, на Марата – это было бы решением всех проблем.

Вадим подошел к внутреннему телефону и набрал 352-й номер. Ответили быстро, высоким голосом:

– Говорите, вас слушают.

– Я хотел бы поговорить с мистером Сильвио или мистером Родригесом, – произнес Вадим.

– Я – Сильвио. Кто со мной говорит?

– Тот, кого вы сегодня целый день искали в поселке, – ответил Вадим.

Пауза.

– Повторите то, что вы сказали.

– С вами говорит человек, которого вы сегодня искали, – повторил Вадим.

Долгая пауза. Затем в трубке:

– Я – Родригес. Кто вы?

– Вадим Костиков.

– Как вы это докажете?

Вадим даже усмехнулся: они были явно обескуражены.

– У вас есть моя фотография?

– Да, есть, – несколько помедлив, ответил Родригес.

– Вы сможете меня по ней узнать?

– Полагаю, что да.

– Ну так спускайтесь в холл первого этажа. В углу небольшой бар, справа от лифта. Я буду вас здесь ждать.

Пауза.

– Когда?

– Да прямо сейчас, – беззаботно предложил Вадим. – Конечно, если у вас нет более важных дел.

Пауза.

– Мы будем через четыре минуты.

– Жду.

Вадим повесил трубку.

Они спустились через четыре минуты. За это время Вадим, сунув официантке пятидесятитысячную бумажку, попросил сдвинуть один из столиков в сторону и чуть дальше от бара, почти к проходу, и поставить один стул со стороны бара, а два других – напротив, чтобы гости сидели спиной к холлу. В случае чего у него была маленькая возможность перепрыгнуть стойку бара и попытаться уйти через служебный ход. Это была единственная мера предосторожности, которую он мог предпринять.

Первым из лифта вышел Сильвио, за ним – Родригес. Они осмотрелись по сторонам. Вадим поднялся со своего стула и сделал им приглашающий жест. Они подошли и остановились у столика.

– Добрый вечер, – проговорил Вадим. – Садитесь, господа.

Но они продолжали стоять.

И молчать.

Наконец Родригес решительно произнес:

– Вы – не Костиков.

Вадим снял шляпу и очки. Предложил:

– Смотрите внимательней. Фотография с вами? Сравнивайте.

Сильвио вынул из кармана легкого пиджака снимок. Взгляд на снимок, взгляд на Вадима. И снова – на снимок и на Вадима. Передал фотографию Родригесу. Тот всмотрелся, кивнул:

– Он.

– Показать паспорт? – спросил Вадим.

– Покажите, – сказал Родригес.

Вадим достал из кармана и бросил на стол свой паспорт. С минуту они изучали его, потом вернули – так же бросив на стол. Вадим сунул паспорт в карман.

– Вы – господин Родригес? – спросил он громилу.

Тот молча кивнул.

– А вы – господин Сильвио? – повернулся Вадим к блондину – «хлыщу», как назвал его Петрович.

– Совершенно верно. Какая интересная встреча. Что с вами случилось, господин Костиков? Попали в аварию?

– Да нет, слегка поспорил с женой.

Сильвио засмеялся. Родригес угрюмо молчал.

– Не присесть ли нам, господа? – повторил приглашение Вадим. На этот раз оба сели. – Что будете пить?

– Ему – «Боржоми», мне – виски со льдом, – ответил Сильвио.

– Бутылку «Боржоми» и два виски со льдом, – отдал Вадим распоряжение официантке.

Через минуту заказ был на столе.

Вадим взял свой стакан:

– Ваше здоровье, господа!

– И ваше, господин Костиков! – Сильвио тоже сделал глоток.

Родригес даже не притронулся к своему «Боржоми».

По-видимому, он никак не мог понять, что происходит. Наконец, прямо спросил:

– Какова цель вашего визита к нам?

– Мне передали, что вы искали меня сегодня полдня, – объяснил Вадим. – Я подумал, что вы хотите о чем-то со мной поговорить. Вот я и приехал.

Сильвио и Родригес переглянулись, но не ответили.

– Значит, вы не поговорить со мной хотели? – спросил Вадим. – А тогда зачем вы меня искали? Хорошо, – продолжал он, не дождавшись ответа. – Я буду делать предположения, а вы меня поправьте, если я ошибаюсь. Согласны?

– Вы очень интересный собеседник, господин Костиков, – заметил Сильвио и закурил. – Слушаем вас.

– Вы искали меня для того, чтобы все в поселке узнали, что вы ищете меня. Вы, так сказать, создавали общественный интерес к событию, которое вслед за этим должно последовать. Пока я не ошибаюсь? – прервался он.

– Допустим, – согласился Сильвио. – Что же это, по-вашему, за событие?

– Сам акт убийства. Точнее – публично-показательного уничтожения меня. Чтобы это попало во все газеты. Как говорит уважаемый Саид аль-Аббас: «Чтобы весь мир знал, как мы расправляемся с врагами нашей родины». Я прав?

– Вы знаете аль-Аббаса? – спросил Родригес.

– Мы виделись во вторник вечером в Риге. Мистер Марат возил меня туда, чтобы убедить аль-Аббаса в правдоподобии его версии исчезновения известного вам груза. И ему это удалось.

– Вы заходили в израильское посольство, – проговорил Родригес, словно бы уличая Вадима в злодействе.

– Да, мне пришлось это сделать, – согласился Вадим. – По приказанию господина Марата. Он знал, что люди Аббаса будут за мной следить.

– О чем вы говорили с послом?

– Я попросил его помолиться за меня у Стены плача. Он обещал.

– И все? – недоверчиво переспросил Родригес.

– И все, – подтвердил Вадим. – Важен был сам факт моего появления в израильском посольстве. Иначе аль-Аббас не поверил бы, что я агент Моссада.

– А вы не агент Моссада? – с интересом спросил Сильвио.

– Я два года служил в отряде по борьбе с террористами на оккупированных территориях. А этот отряд и Моссад – разные вещи. Это – тонкость, которой люди Марата не знают. Отсюда и пошло – Моссад.

– То есть вы хотите сказать, что господин Марат вас подставил? – уточнил Сильвио.

– Да.

– И не вы украли груз?

– Не я.

– Кто же?

– А вы еще сами не поняли? – спросил Вадим. – Марат.

– Для чего?

– Чтобы продать его более выгодному покупателю. И он его уже продал.

– Кому?

– Этого я точно не знаю, – ответил Вадим. – Думаю, кому-то из Пакистана. А может быть – иранцам. Не буду гадать. Во всяком случае, груза у него уже нет.

Вмешался Родригес:

– Вы говорите, что Марат вас подставил. Почему вы согласились на это?

– Иначе он убил бы и меня, и членов моей семьи. У меня не было выбора, – объяснил Вадим. – Он обещал, что, как только я сыграю свою роль, он меня прикроет и оставит в покое. Он не ожидал, что аль-Аббас воспримет все так остро и пришлет вас. Поэтому он решил выдать меня вам. Но мне удалось скрыться.

Воцарилось напряженное молчание.

Вадим взял свой стакан:

– Чюз!

И сделал глоток.

Сильвио закуривал уже третью сигарету.

– Я вам не верю, – проговорил наконец Родригес.

– Я и не ожидал, что вы вот так сразу мне и поверите. Есть способы проверить мои слова.

– Какие?

– Вы должны встретиться с Маратом завтра утром, не так ли? – Он не получил ответа, но понял, что угадал. – Сегодня четверг, 20 часов 30 минут. Ровно 20.30. Вы видите меня живым и здоровым, хоть и не совсем невредимым. И вне досягаемости людей Марата. Имейте это в виду – как факт.

– И что из этого вытекает? – спросил Сильвио.

– Это вы поймете завтра, когда Марат будет вам объяснять, почему он не может меня вам выдать. Не знаю, как он будет выкручиваться. Скорее всего – вам представят труп человека, похожего на меня. Хотя бы ростом. Якобы погибшего прошлой ночью в автокатастрофе. Катастрофа действительно была. И в ней действительно погиб человек Марата, который меня захватил и вез к нему. На скорости сто пятьдесят километров в час его машина врезалась в асфальтовый каток.

– Как же удалось уцелеть вам?

Вадим пожал плечами:

– Мне просто повезло.

Сильвио лишь головой покачал:

– Вам не просто повезло. Вам очень повезло.

– Возможно, – согласился Вадим. – Второй способ. Потребуйте у Марата показать вам груз.

– У нас нет задания забрать груз, – проговорился Сильвио. Родригес с гневом на него посмотрел.

– Я сказал: не забрать. Всего лишь показать, – уточнил Вадим. – Он не сможет этого сделать. Найдет какие-нибудь отговорки.

Сильвио и Родригес вновь переглянулись. В глазах Сильвио мелькнула растерянность, и Вадим понял, что самого груза они могли никогда и не видеть.

– Вы знаете, как выглядит груз? – прямо спросил он. – Вижу – нет. – Он достал из кармана ампулу и положил на стол. – В коробке – сто таких ампул. И двадцать небольших металлических капсул.

– Откуда у вас эта ампула? – спросил Родригес.

– Она оказалась у меня случайно. Я взял ее у человека, который пытался похитить меня и погиб.

– А у него откуда? – настаивал Родригес.

– Он возил ее на анализ к профессору Осмоловскому. И после получения результатов анализа профессора убил.

– Значит, господин Марат знает, что это такое? – спросил Сильвио.

– Да.

– А вы?

– Знаю.

– Что же это такое?

– А сами вы – знаете? – спросил Вадим.

– Да, – кивнул Сильвио.

– Литий, – сказал Вадим. – Без него невозможно создание термоядерной бомбы.

«Кажется, я их достаю», – отметил он, наблюдая за реакцией на свои слова.

– Вы позволите нам взять эту ампулу с собой? – спросил Родригес.

– Мне очень нравится деликатность вашего тона, – ответил Вадим. – Эта ампула стоит больше трех тысяч долларов. Но я вам ее отдаю, чтобы при проверке груза вы не попали впросак. Только не попадитесь с ней, а то вам пришьют убийство профессора Осмоловского и его лаборантки.

– Спасибо. – Родригес передал ампулу Сильвио, тот спрятал ее в карман своего летнего легкого пиджака. – И за предупреждение спасибо.

– Вы можете предложить еще какой-нибудь способ проверки? – спросил Сильвио.

И Вадим рискнул:

– Да. У меня есть еще только один способ доказать, что я не враг вашей родины…

– Вы хотите сказать, что вы – друг? – прервал его Сильвио.

– Нет. Ваша родина мне безразлична. Мне небезразлична моя родина.

– Израиль? – уточнил Сильвио.

– И Россия, – сказал Вадим.

– Вы счастливый человек, у вас две родины, – с иронией констатировал Сильвио.

– Да, у меня две родины, – подтвердил Вадим и подумал, что сказал чистую правду: и Стена плача в Иерусалиме, и парящая над водой колокольня в Калязине одинаково трогали его сердце.

– Итак, что за способ? – вернул разговор в деловое русло Сильвио.

– Если после проверки вы убедитесь, что прав Марат, а неправ я, завтра днем я буду ждать вас в центре поселка. И вы сможете без помех провести свою показательную акцию уничтожения. Напротив торговых рядов там есть кинотеатр – обратили внимание? Перед ним – небольшая площадь. Днем она обычно пустая, так что случайных жертв не будет. Я буду стоять на краю площади, и вы сможете расстрелять меня, не выходя из машины. А потом сразу уйдете вперед и под мост. Какое время вас больше устраивает? Двенадцать часов дня – годится?

– И не будет никаких милицейских засад, никакого ОМОНа? – недоверчиво спросил Сильвио.

– Нет, – подтвердил Вадим.

– Как мы это узнаем?

– Не мне вас учить, – усмехнулся Вадим. – Вы достаточно опытные люди, чтобы провести предварительную проверку.

Похоже, он их не просто озадачил, а поразил.

– Почему вы на это идете? – спросил Родригес.

– Я устал, – почти искренне признался Вадим. – Прятаться, скрываться, вздрагивать от каждого стука. Если вы мне не поверите, вы меня все равно достанете. Вы или ваши люди. Или люди Марата. А так… Что ж, я погибну, вы выполните свое задание, зато хоть мою семью оставят в покое.

– Мне хотелось бы верить в вашу искренность, – заметил Сильвио.

– Завтра вы в ней убедитесь. В двенадцать, на площади у кинотеатра, – напомнил Вадим. – А теперь, господа, позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Он поднялся из-за столика и, чуть прихрамывая, опираясь на трость, пошел к выходу. От дверей оглянулся: Сильвио и Родригес все еще сидели за столом и молча смотрели ему вслед.

Выйдя на улицу, Вадим сел в такси и назвал адрес квартиры в Чертанове. По привычке проследил: хвоста не было. Он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Когда он говорил им о последнем варианте проверки, он не знал еще, блефует он или действительно придет на площадь. А теперь вдруг понял: придет. Один. И будет стоять под дулами их автоматов.

В его игре у него просто не было более сильного хода.

III

В тот же день, когда Вадим сначала приводил себя в порядок после ночной аварии, а потом вел многосложные переговоры с посланцами аль-Аббаса, в прокуратуре России с самого утра шла напряженная работа. После установления личности Барыкина – Сергуни и выхода на банду, обосновавшуюся в «Руси», по указанию генерального прокурора группе Турецкого была дана санкция на прослушивание телефонных разговоров всех, заподозренных в причастности к деятельности банды, выделен дополнительный транспорт, необходимые технические средства и сотрудники для наружного наблюдения и оперативно-розыскных мероприятий.

Турецкий прекрасно понимал, чего от него ждет генеральный прокурор: в возможно более краткие сроки найти и арестовать второго убийцу профессора Осмоловского. Здесь была явная политическая подоплека: общественность возбуждена и возмущена, быстрое раскрытие этого нашумевшего преступления повысило бы авторитет Генеральной прокуратуры и вызвало бы больше доверия населения и депутатов Государственной думы к ее деятельности. Разумеется, во главе с новым генеральным прокурором.

Понимал это и Меркулов. Докладывая генеральному прокурору о результатах работы бригады Турецкого, он ни словом не обмолвился о том, что Мишурин, основной убийца профессора, уже найден. Формальным основанием, дающим Меркулову право на это умолчание (право, конечно, весьма сомнительное – это прекрасно понимал сам Меркулов), был тот факт, что еще не все доказательства вины Мишурина получены. Не было еще, в частности, результатов дополнительной проверки кабинета и лаборатории профессора Осмоловского – на этой проверке настоял Турецкий. Истинной же причиной было другое. Меркулов понимал: доложи он об этом, генеральный прокурор прикажет немедленно арестовать Мишурина, предъявит ему обвинение и примет меры для того, чтобы широко осветить этот факт в прессе и по телевидению. Со своей точки зрения, точки зрения вчерашнего политического деятеля и теоретика, не имевшего практического опыта работы в прокуратуре, он был конечно же прав. Но у самого Меркулова были на этот счет свои соображения.

К полудню группа опытных экспертов-криминалистов научно-технического отдела ГУВД Москвы, посланных по требованию Турецкого для повторного, более тщательного обследования лаборатории Осмоловского, закончила свою работу. Турецкий оказался прав: скрупулезное обследование лаборатории позволило найти отпечатки пальцев Мишурина. Очень неявных – на ручках кресла и отчетливых – на деке принтера. Как раз там, где и предполагал Турецкий.

Эти должным образом оформленные результаты обследования привез в Генпрокуратуру член бригады Турецкого, начальник второго отдела МУРа подполковник Яковлев. Ознакомившись с ними, Турецкий удовлетворенно кивнул:

– Порядок. Пошли к Меркулову.

Меркулов внимательно изучил документы.

– Что ж, давайте обсудим ситуацию. – Он обернулся к Турецкому. – Зови Косенкова. Парень с головой, да и психология у него современная. Может, что дельное и подскажет.

– Современная! – слегка обиделся Турецкий. – А мы, значит, совсем мастодонты?

– Не совсем, Александр Борисович. Совсем – это, наверное, я. Но согласись: есть разница в восприятии жизни человеком двадцати шести лет и сорока.

– Да я, собственно, ничего против Аркадия не имею, – легко сдался Турецкий.

Вызванный Турецким, в кабинете появился Косенков. Как обычно, лицо у него было сонное, будто его только что подняли с постели. Он четко доложил о прибытии, пристроился на стуле в углу и словно бы задремал.

Обсуждение не заняло много времени.

– Ситуация ясна, – заключил Турецкий. – Последняя точка в расследовании дела об убийстве профессора Осмоловского поставлена…

– Мы ничего не знаем о том, кто убил лаборантку профессора, – напомнил Яковлев. – Знаем только, что к этому причастен Барыкин, Сергуня.

– Пока не знаем, – согласился Турецкий. – Но сейчас важно другое. Во всяком случае – с точки зрения генерального прокурора, как я ее себе представляю. Мишурин вычислен, все улики против него собраны, доказательства его вины неопровержимы. Таким образом, мы можем арестовать его в любую минуту. Что будем делать?

В кабинете воцарилось молчание.

– А почему бы так и не поступить? – нарушил его удивленный вопрос Косенкова.

Меркулов и Яковлев слегка усмехнулись.

– Вот вам и современная психология, – не скрывая иронии, заметил Турецкий.

– Я сказал какую-то глупость? – спросил Косенков.

– Ну почему? – отозвался Меркулов. – Ты сказал то, что сказал бы и генеральный прокурор, если бы я доложил ему обо всех результатах расследования.

– А вы не доложили? – удивился Косенков.

– У меня еще не было последнего заключения экспертизы, вот этого, – показал Меркулов на документы, привезенные Яковлевым. – Если бы генеральный сейчас меня об этом спросил, я бы обязан был доложить. А пока о том, что второй убийца Осмоловского найден, знаем только мы четверо. И больше – ни одна живая душа.

– А эксперты? – спросил Косенков.

– Они выполнили свою часть работы и не посвящены в суть дела.

– И все-таки я не понимаю, почему мы должны медлить с арестом Мишурина? – повторил Косенков.

– Объясни ему, Александр Борисович, – кивнул Меркулов. – Все-таки, некоторым образом, твой ученик.

– Попробую объяснить. И быть доходчивым. Хоть у нас и большая, как вы, Константин Дмитриевич, изволили выразиться, разница в восприятии жизни. – Турецкий повернулся к Косенкову. – Допустим, арестовали. Практически реально – примерно через час. А дальше?

– Ну, как? Допросить. Улики неопровержимы. Расколется.

– Расколется? Ты уверен, что он назовет организаторов убийства? Расскажет об анализах, о которых мы ничего не знаем? Ответит еще на ряд вопросов, которые нас чрезвычайно интересуют: что за банда, на которую он работает, какова ее структура, кто стоит во главе?

Аркадий пожал плечами:

– А почему бы и нет? Когда человеку грозит вышка, он на все пойдет, чтобы смягчить себе участь.

– И все это он выложит прямо сегодня, на первом же допросе? – продолжал Турецкий.

– Ну, не на первом, – не сдавался Косенков. – На втором. На пятом. Пусть даже на десятом. Но выложит.

– Согласен, – кивнул Турецкий. – На пятом или десятом, может, и выложит. Но самая паскудная реальность нашей жизни в том, что даже второй допрос может не состояться. А уж про пятый или десятый я и не говорю.

– Почему?

– Да потому, пытливый мой ученик, что даже до второго допроса он, скорее всего, не доживет. Его убьют. В камере. Понял? Или при попытке к бегству при перевозке из прокуратуры в следственный изолятор. Или повесится на кстати оказавшемся в камере шнурке. Или – от внезапного сердечного приступа.

– Но можно же содержать его в одиночной камере!

– Можно, – согласился Турецкий. – Но гарантий, что его и там не достанут, нет.

– Бывали и такие случаи, – подтвердил Яковлев.

Косенков перевел недоверчивый взгляд на Меркулова:

– Вы тоже согласны с этим?

Меркулов ответил не сразу и как бы с неохотой:

– Не исключено.

– Так что же делать? – вырвалось у Косенкова.

– Мы и собрались, чтобы решить именно этот вопрос, – ответил Меркулов. – Есть какие-нибудь предложения?

– Что тут предложишь! – неопределенно отозвался Турецкий. – Продолжать выявлять связи. Может, что новое и откроется.

– Основные связи его практически выявлены, – заметил Яковлев. – Оперативники не спускают с него глаз со вторника – как только Саша Турецкий его опознал. Продолжать наблюдение, конечно, можно, но вряд ли это что-то новое принесет.

– Да, занятие малоперспективное, – согласился Меркулов. – Но никакого другого решения у нас, к сожалению, пока нет…

Совещание было неожиданно прервано: в кабинет заглянула секретарша Меркулова Валерия Петровна:

– Константин Дмитриевич, к вам посетитель. Грошев Михаил Андреевич, начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Примете? Или попросить подождать?

– Приму, конечно. Просите. Оставайтесь на своих местах, мы еще не закончили, – обратился он к присутствующим в кабинете, которые поднялись, чтобы не мешать встрече Меркулова с важным гостем.

– Проходите, пожалуйста!.. – Валерия Петровна широко открыла тяжелую дубовую дверь.

В кабинете появился высокий, несколько склонный к полноте человек в темном, прекрасно сшитом костюме, довольно молодой – не намного больше сорока лет, с лицом выразительным, жестким, знакомым всем присутствующим по довольно частым выступлениям Грошева в недавнюю пору, когда он был депутатом Государственной думы. Он был там кем-то вроде заместителя председателя Комиссии по борьбе с коррупцией. Его выступления в Думе всегда были резкими, острыми и охотно транслировались телевизионщиками.

Меркулов поднялся из-за стола и сделал шаг навстречу важному посетителю. Они обменялись рукопожатием.

– Рад наконец познакомиться с вами, Константин Дмитриевич, – довольно низким, хорошо поставленным голосом заговорил гость. – Раньше нужно было, да все случая не было: проклятая текучка прямо захлестывает. Сегодня был у вашего генерального, решали, так сказать, вопросы, и тут уж не упустил возможности.

– Я тоже давно хотел познакомиться с вами, – доброжелательно ответил Меркулов. – Присаживайтесь, – отодвинул он для Грошева дубовое кресло.

– Я не помешал? – спросил Грошев. – У вас, вижу, совещание.

– Да нет, так, обсуждаем текущие дела. Разрешите, товарищи, представить вам Михаила Андреевича Грошева, нового начальника Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Да вы его и так знаете – не раз видели по телевизору. А это – мои ближайшие помощники, познакомьтесь. Владимир Александрович Яковлев, начальник второго отдела МУРа.

Гость пожал Яковлеву руку:

– Очень приятно познакомиться.

Когда Меркулов представил Турецкого, Грошев задержал его руку в своей:

– Так вы и есть тот знаменитый Турецкий? Наслышан о вас. Мечтал бы о таком сотруднике.

Турецкий молча ответил на его рукопожатие и лишь слегка покраснел. Он постарался казаться безразличным, но чувствовалось, что слова Грошева доставили ему удовольствие.

– А это наш самый молодой сотрудник, следователь Мосгорпрокуратуры Аркадий Николаевич Косенков, – отрекомендовал Меркулов Косенкова. – Надеюсь, станет мастером высокого класса. Задатки, во всяком случае, проявляет.

– Поздравляю, молодой человек. – Грошев пожал Косенкову руку. – Такая оценка Константина Дмитриевича дорогого стоит.

– Ценю, – сказал Косенков.

– Когда я узнал о вашей отставке, – продолжал Грошев, возвратившись в свое кресло и обращаясь к Меркулову, – я был до глубины души возмущен. И выступал на заседании думского комитета. Тем более я рад вашему возвращению. От всей души поздравляю вас. Хотя поздравлять, наверное, не с чем: просто восстановлена справедливость.