Текст книги "Кто стреляет последним"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

III

Турецкий и Косенков приехали на место ночной аварии в десятом часу утра. Дежурная следственно-оперативная группа уже заканчивала свою работу. Место происшествия было сфотографировано, труп увезли в морг еще ночью. Лишь на ноже бульдозера, в который врезался водитель, мелом было обрисовано место удара, а на асфальте рядом с бульдозером – положение тела, в котором он, уже мертвый, лежал.

Картина для оперативников была совершенно ясной. Бутылка «Абсолюта», почти пустая, закатившаяся после удара под сиденье, подтверждала общее мнение. Темно. Скорость далеко за сто двадцать, шансов уцелеть у него не было никаких. Машину изуродовало и развернуло так, что неясно было даже, в какую сторону она ехала. Только по тому, что водитель вылетел вперед, высадив своим телом лобовое стекло, можно было определить направление движения.

Протокол осмотра места происшествия был уже составлен, вызвана аварийка, и только эксперт-криминалист из НТО, научно-технического отдела ГУВД, все еще ходил вокруг останков машины, время от времени озадаченно почесывая в затылке.

Эксперта звали Никита Иванович Кондрашов. Турецкий был знаком с ним едва ли не с начала своей карьеры.

– Вас что-то смущает? – поинтересовался Турецкий после теплых приветствий и обмена мелкими новостями. Эксперту было уже немного за пятьдесят, за годы службы он привык к неторопливости в выводах и даже предположениях. Он ответил не сразу:

– Как вы думаете, сколько человек было в машине?

– Один, разумеется, – удивился вопросу Турецкий.

– Иначе было бы больше трупов, – добавил Косенков.

– Логично, – согласился Кондрашов. – Но только на первый взгляд. Взгляните сюда.

Он подвел Турецкого и увязавшегося за ними Косенкова к лобовому стеклу. Его практически не было, осколки его валялись по всему асфальту, целой осталась лишь небольшая, сантиметров в двадцать шириной, полоска триплекса, да и та была почти вся в трещинах.

– Что вы об этом скажете? – спросил эксперт.

– А что можно об этом сказать? – удивился Турецкий. – Хороший триплекс. От сильного лобового удара он весь рассыпается. А тут водитель вылетел изнутри. Был бы пристегнут ремнями, может, и уцелел бы. Хотя вряд ли, – добавил Турецкий, окинув взглядом то, что осталось от машины.

– Вот эта небольшая круглая вмятинка вам ничего не говорит? – спросил эксперт, показывая на часть уцелевшего стекла.

– Ничего, – признался Турецкий.

– А вам, молодой человек? – обратился Кондрашов к Аркадию.

– Тоже ничего, – ответил Косенков.

– Хорошо, – как бы даже с удовлетворением проговорил эксперт. – Пойдем дальше. Какой у вас рост? – неожиданно спросил он Турецкого.

– Метр семьдесят восемь. Или семьдесят девять.

Эксперт открыл водительскую дверь и кивнул Турецкому:

– Сядьте на водительское кресло.

Турецкий влез в машину. Колени его едва ли не упирались в панель, а ноги приходилось держать согнутыми, чтобы управлять педалями.

– Кресло могло сдвинуться от удара, – предположил Турецкий. – И именно вперед.

– Водитель, между прочим, был примерно вашего роста, – сказал Кондрашов и кивнул Косенкову, который был почти на голову ниже. – А теперь вы попробуйте.

Косенков повиновался. Анатомическое кресло словно бы облило его фигуру, руки свободно лежали на руле, а ноги – точно на педалях.

– Подвигайте кресло, – предложил эксперт.

Кресло двигалось вперед и назад без малейших затруднений.

– А теперь максимально подайтесь вперед, – сказал эксперт Косенкову. – Как можно дальше, как при ударе.

Тот грудью навалился на руль, лоб его коснулся остатков триплекса как раз в том месте, где была вмятинка.

– Еще одна мелкая деталь, – невозмутимо продолжал эксперт. – Обратите внимание: ремни безопасности инерционные. Посмотрите, как выгнуло болт крепления на водительском сиденье. Едва не вырвало. А на пассажирском – целехоньки. Что это значит?

– Что водитель был пристегнут ремнями безопасности, а пассажир нет, – вынужден был сделать вывод Турецкий.

– Ага! – оживился эксперт. – Значит, мы уже говорим не об одном человеке, а о двух, не так ли?

– Один, маленький, как я, вел машину, а высокий сидел рядом, – высказал свое мнение Косенков. – И хлебал «Абсолют», – подумав, добавил он.

– Почти убедили, – признался, подумав, Турецкий.

– Почти? – обиделся Кондрашов. – Вы мне напоминаете старшего нашей группы, которого убедить вообще ни в чем невозможно. Особенно если это дело из ряда обычных ДТП переходит в разряд преступлений. Последний эксперимент, – пообещал он. – Когда сюда приехали оперативники, водительская дверь была открыта. А теперь смотрите.

Он с силой захлопнул дверь и предложил Турецкому:

– Попробуете открыть?

Несмотря на все усилия, открыть дверь снаружи Турецкий не смог.

– А теперь вы, изнутри, – кивнул эксперт.

Косенкову пришлось несколько раз изо всей силы садануть плечом по двери, прежде чем она поддалась.

– Подвожу итоги, – сообщил эксперт. – Если следовать вашей, Турецкий, версии, единственный водитель машины сначала разбил себе голову о бульдозер, потом вернулся, влез через лобовое стекло в салон и изнутри открыл водительскую дверь.

Косенков засмеялся. Турецкий хмуро задумался:

– Тогда где же водитель?

– А это уже вопрос не ко мне. К вам, милейшие.

– Вы укажете это в заключении криминалистической экспертизы по этому делу? – спросил Турецкий.

Кондрашов пожал плечами:

– Тут – обычное дорожно-транспортное происшествие. И, как говорится, с плеч долой. Единственное, что я могу, – изложить свою версию в акте экспертизы. А еще лучше – в протоколе допроса эксперта.

– Сделайте это, Никита Иванович, – попросил Турецкий. – Вот вам протокол, внесите свои показания и перешлите мне. – Он повернулся к Косенкову: – Я всегда говорил: Никита Иванович – криминалист номер один в НТО!

– Только для вас, Саша. Хотя я понимаю, что ваши слова – это просто грубая лесть.

– Ничего подобного, – запротестовал Турецкий. – Чистая правда!.. Так… интересные дела… – пробормотал он, еще раз обходя машину, к которой уже подползала задом техничка.

– Интересно другое, – отозвался Кондрашов. – Действительно интересно. Я вот о чем думаю: каким же классом должен был обладать водитель, чтобы на такой скорости ударить машину точно туда, куда нужно. Левее – остался бы жив пассажир. А хоть на десять сантиметров правее – водителя не спасли бы никакие ремни. Вот что действительно интересно, друзья мои!

– А если вышло случайно? – предположил Турецкий. – Если это просто авария?

– Где же, в таком случае, водитель?

– Вопрос, – согласился Турецкий.

– Но он же, наверное, тоже сильно поранился, – предположил Косенков.

– Наверняка, – согласился эксперт. – Лоб у него точно разбит. И лицо порезано осколками, тоже наверняка. Но, по-видимому, не настолько он поранился, чтобы не найти в себе сил и уйти с места происшествия. Назадавал я вам вопросов? – усмехнулся Кондрашов. – Ну, решайте, вам за это деньги платят.

Он помахал рукой и пошел к дежурной милицейской машине, откуда ему уже нетерпеливо сигналили.

Когда Турецкий и Косенков вернулись в Генпрокуратуру и зашли, как им и было велено, к Меркулову, в кабинете заместителя генерального прокурора только что закончилось оперативное совещание. Сообщение Турецкого о том, что удалось выяснить на месте аварии, вызвало сначала недоуменное молчание, а затем началось оживленное обсуждение.

С выводами Кондрашова все согласились сразу. Тем более что Никита Иванович, уже расставшись со следователями, снял отпечатки пальцев с руля «БМВ», а потом – уже в морге – у погибшего. Они не совпали. Спорить тут было не о чем: в машине было двое.

С Барыкиным все было ясно. Но вот кто был тот – второй? И что это было: случайная авария или преднамеренное убийство? Ясно, что, когда фоторобот Барыкина распространили по Москве, это сразу стало известно организаторам и Барыкина они не могли не убрать. Но – таким способом? Слишком сложно. И слишком опасно для исполнителя убийства, если это было убийство.

Напрашивалось самое простое объяснение: авария произошла случайно, а водитель скрылся, чтобы избежать ответственности. Но здесь были серьезные контраргументы. Кольцевая в этом месте, хоть и заставленная по обочинам асфальтоукладчиками, бульдозерами и катками, была достаточно широкой, свет у этой модели «БМВ» был прекрасный, и случайный наезд на каток был практически невероятен. Значит, специально? Зачем?

Водитель и Барыкин были, бесспорно, знакомы, и, может быть, очень хорошо: Барыкин не доверил бы свою роскошную машину незнакомому человеку. Значит, в машине сложилась какая-то ситуация, которая и заставила водителя идти на смертельный для себя риск, чтобы избавиться от попутчика.

Позвонили в НАМИ, на полигон, где испытывают машины на безопасность. Сначала задали общий вопрос: можно ли так рассчитать и выполнить лобовой удар, чтобы водитель остался жив, а пассажир, не пристегнутый ремнями, погиб? Там даже засмеялись: наши испытатели проделывают подобное в день по два-три раза. Приезжайте – посмотрите. Собрали все фотографии искореженной «бээмвухи» и послали с ними одного из следователей на полигон НАМИ.

Минут через сорок он позвонил: точно рассчитанный удар, ни малейших сомнений. Причем выполнен водителем, каких даже у них, на полигоне, раз-два, и обчелся.

Значит, убийство. Но кто же был тот, второй? Ответ на этот вопрос мог бы полностью разъяснить ситуацию. Но у следователей не было даже намека на сколько-нибудь достоверное предположение.

– Закрыли тему, – подвел итог Меркулов. – Пока. Информации нет, так что впустую сушим мозги, по третьему кругу уже пошли. Поживем – узнаем, какие наши годы! – привычной шуткой заключил он. Позвонил в фотолабораторию: – Снимки готовы? Давайте их сюда. Ну, ничего, что сырые…

Принесли фотографии, скрытно снятые возле «Руси», не успевшие еще даже подсохнуть, разложили на старых газетах на полу, потому что места на столе и подоконнике явно не хватило бы. Ребята хорошо поработали, сняли человек тридцать, причем каждого в двух-трех ракурсах, так что снимков набралось под сотню. Пристальное их изучение ничего не дало. Ни одного знакомого лица. Одна была явно барменша – с мощными плечами и в сарафане, другая – красивая девушка из тех, что пасутся возле «Националя». Мужчины – определенного сорта, из деловых, может быть – «новых русских», как их принято было теперь называть. Было что-то общее в их выражении лиц, спокойном и самоуверенном, в уверенности жестов – насколько их могла передать статичная фотография. Человек десять было из «качков» – явно охрана.

– А ведь это – сходняк, – поделился своими выводами Турецкий.

– «Русь», видимо, их база, – подтвердил Меркулов. – Но – кто они? Александр Борисович, что тебя там так заинтересовало? – спросил он, обратив внимание, что Турецкий уже минут десять рассматривает три снимка, поднеся их к окну, чтобы разглядеть получше.

– По-моему, я знаю этого типа, – не сразу ответил следователь. – Мне кажется, что я его знаю. – Он подумал и еще раз поправился: – Я чувствую, что его знаю.

На снимке в трех ракурсах был изображен очень полный, словно бы выпирающий из темного серого костюма человек лет сорока, с блестящим от пота лицом: на одном из снимков блики на лице были видны отчетливо. Вот он с явным трудом вылезает из тесной для него «Нивы». Вот стоит с барменшей и пьет из стакана минеральную воду – барменша стоит рядом с бутылкой в руке. Вот он пожимает руку какому-то лысоватому, в ковбойке с подвернутыми рукавами.

– Точно знаю, – с неожиданной решительностью повторил Турецкий. – Знаете, кто это? – спросил он Меркулова.

– Нет.

– По-моему, он.

– Кто – он?

– Второй. Который убил Осмоловского!

– Ну, ты загнул, – засмеялся Меркулов. – Ты же его в глаза не видел!

– Не видел, – согласился Турецкий. – Но проверить не помешает.

– Твои действия? – спросил Меркулов.

– Поеду в институт и еще раз допрошу всех. Фотографии – люкс. Может, кто и вспомнит.

Он был почти на сто процентов уверен, что прав. Сошлись воедино все мелочи, которые он скрупулезно выуживал и в институте Осмоловского, и у академика Козловского.

– А мне можно с вами? – попросился Косенков.

– Нет, – решительно отказал Турецкий. – Будешь мешать.

– Чем я могу помешать? – обиделся Косенков.

– Ты будешь мешать мне думать, – ответил Турецкий и, не вдаваясь в разъяснения, вышел из кабинета и быстро сбежал вниз, к машине.

– Не расстраивайся, у меня есть для тебя дело. И очень важное. – Меркулов счел необходимым утешить молодого следователя. – Ребята, все свободны, занимайтесь своими делами, – отпустил он следователей, все еще разглядывающих фотографии. Когда кабинет опустел, взял один из снимков и подвел Косенкова к окну. На снимке была барменша.

– Что ты про нее можешь сказать? – спросил Меркулов.

Косенков только пожал плечами:

– Бабища.

– Но не без изюминки, – добавил Меркулов. – Хотя в твои юные годы ты в этом еще не разбираешься. Сколько, по-твоему, ей лет?

– Лет пятьдесят.

– Согласен. Пятьдесят лет. Барменша валютного бара. Значит, в торговле она уже лет тридцать, не меньше.

– Почему вы в этом так уверены? Может, недавно сменила профессию. Сейчас многие вынуждены так делать.

– Барменшами валютного бара не становятся случайно. И случайные люди. Она в торговле очень давно. А значит… Ну?

– Могла сидеть, – предположил Косенков.

– Молодец, – кивнул Меркулов. – И значит… Ну?

– На нее есть дело. Или досье.

– Дважды молодец. Вот твое задание: выясни ее фамилию, адрес и найди в архивах все, что на нее есть. И сразу ко мне. Задание спешное, – предупредил Меркулов. – И не афишируй, ясно?

– Зачем вам она? – спросил Косенков.

– Неужели не понял? Мы не знаем этих людей. А она знает. И очень хорошо.

– Думаете, расскажет?

– А почему бы и нет? Если нормально поговорить с человеком… В общем, действуй.

Косенков вышел.

Пока Меркулов занимался текущими делами, а Косенков рылся в архивах, следователь по особо важным делам Турецкий рыскал по этажам института Осмоловского. Аспирантку из Казахстана он нашел сразу, вызвал ее с лекции и показал снимки.

– Это тот человек, которого вы видели в лаборатории Осмоловского?

Она долго рассматривала снимки.

Наконец сказала:

– Похож. Даже очень похож Но точно сказать не могу, я же видела его издалека, через окно.

Турецкий вывел ее на курительную площадку, предложил вглядеться в окна лаборатории Осмоловского и еще раз посмотреть на снимки.

Она с сомнением покачала головой:

– Нет, точно сказать не могу. Есть ощущение, что это он. Но утверждать – нет, не могу. Если бы я увидела, как он двигается, – возможно, узнала бы. А так – извините.

– Что ж, и на этом спасибо. Может быть, нам удастся показать его в движении. И не через окно, а в нашем кабинете.

– Тогда, если он, точно узнаю, – пообещала аспирантка. – Извините, мне нужно на лекцию.

Это было кое-что, но совсем не то, на что рассчитывал Турецкий. Еще с час он бродил по комнатам и показывал фотографии, но никто не узнал изображенного на них человека.

Турецкий по-прежнему был твердо уверен, что он на верном пути, но доказательств практически не было.

Он вышел в скверик перед институтом, присел на пыльную оградку и задумался. Было душно. Зелень уже перла из всех расселин старого асфальта, березы покрылись листвой, но она была еще слабой, не прикрывала от солнца.

Тогда был тоже душный день, даже жаркий, почему-то пришло на память Турецкому. Стоп, сказал он себе. Профессор работал над анализом около трех с половиной часов. Все это время убийцы должны были ждать. Допустим, за это время они сделали какие-то свои дела, но сюда вернуться они должны были ну как минимум за час до завершения работы профессора. Рассуждение самое бытовое: а вдруг он закончит раньше и уйдет домой? А результаты нужны были немедленно. Итак, час. Жарко. И хочется пить. Как и ему самому сейчас. Зайти в институт и попить в туалете из-под крана? Турецкий уже сделал несколько шагов к институтскому подъезду, но тут же остановился. В туалете? Из-под крана? Это Барыкин-то и этот толстяк, у которых денег куры не клюют? Турецкий внимательно огляделся и увидел то, что искал: небольшое открытое кафе на другой стороне улочки. Четыре белых пластмассовых столика с такими же белыми удобными креслами, что-то вроде стойки бара, уставленной фантами и прочими пепси. Что-то в нем словно бы подобралось.

Небрежно, как человек, которому некуда спешить, он подошел к кафе и облокотился на стойку.

– Как вы здесь работаете? – с сочувствием спросил он у смуглой девушки, орудовавшей посудой. – Пекло же! Хоть бы какой-нибудь брезентовый навес сделали, что ли? Знаете, такой, в полоски. И красиво, и прохладно.

– И не говорите! – отозвалась девушка. – Каждую неделю обещают, а толку – нуль! Вам чего налить?

– Минералочки, со льдом, – попросил Турецкий.

– Есть «Нарзан».

– А «Боржоми»?

– Вы будете смеяться, но «Боржоми» кончилось. В понедельник, как раз в мою смену, один толстяк последние запасы выхлебал. Стакан за стаканом. Причем текло с него, как будто только из бани. Аллергия, наверное, – предположила она, размешивая в бокале лед. – Весна, все цветет, у многих аллергия на разное цветение…

Она еще рассуждала о коварностях аллергии, а в голове у Турецкого всплыли слова академика Козловского: «Аллергия, возможно». Сомнений уже не оставалось. Турецкий вытащил из кармана снимки толстяка и показал девушке:

– Это он?

Она взглянула и засмеялась:

– Точно! Такой смешной. И такой толстый, в свою машину еле влез. В школе у нас таких называли «жиртрест».

– А какая у него была машина – не запомнили?

– «Нива». Белая. У нас такая же, только у него новая, а нашей уже пять лет.

Турецкий достал из кармана фоторобот Барыкина:

– А этого парня случайно с ним не было?

– Был. Точно. Этот. С золотой цепочкой, красивой такой. И машина у него – класс! Белая. Не разбираюсь, правда, в иностранных моделях, но тоже новенькая, как игрушка.

– Вы твердо уверены, что эти двое сидели у вас в кафе в понедельник около пяти вечера? – спросил Турецкий.

– Конечно, твердо, – ответила она и насторожилась. – А почему вы спрашиваете?

Турецкий молча показал ей удостоверение следователя Генеральной прокуратуры.

– Неужели бандиты? – испугалась девушка.

– Нет, – на всякий случай решил успокоить ее Турецкий. – Финансовые жучки. Вроде «Чары».

– Вот гады! Так им и надо! – неожиданно горячо прореагировала продавщица. Видимо, и она клюнула на халяву. – Вы их уже арестовали?

– Да, – соврал Турецкий. – Теперь просто ищем дополнительные доказательства. И вы нам очень помогли.

– Спасибо, что ловите таких, – ответила она. – Если что еще от меня будет нужно – я через день здесь, приезжайте.

– Спасибо, – отозвался Турецкий и, едва не забыв расплатиться, влез в служебные, раскаленные на солнце «Жигули». Его прямо распирало от радости. Удалось. Все-таки удалось! Все-таки мы этих гадов взяли! При минимуме исходных данных – ай да мы! Пусть Барыкин мертв, а этот толстяк еще на свободе – детали. Номер его «Нивы» виден даже на снимке, вычислить его – минутное дело.

Но по мере того как машина приближалась к прокуратуре, то и дело увязая в дорожных пробках, настроение Турецкого менялось. Ну, взяли толстого. Доказали, что в момент убийства он был возле института. И что? Даже если аспирантка из Казахстана твердо опознает его – что? Любой адвокат докажет, что она могла ошибиться: видела-то она его издали и через стекло. А что еще? Сидел с Барыкиным? Мало ли кто с кем может сидеть. Может, случайно разговорились. Барыкин – убийца, это ясно. Но толстый-то причем?

Мало. Знать – знаем, а доказать пока не можем. Ни один судья такое дело даже к рассмотрению не примет. А примет – вынужден будет освободить из-за недостатка улик. А уж адвокаты там будут не из последних.

Что же делать?

Турецкий немного поколебался и свернул к конторе Грязнова.

В прокуратуру он вернулся часа через два. Меркулов сидел за своим столом в сильных, для чтения, очках и при свете настольной лампы внимательно изучал какое-то средней пухлости архивное дело. На молчаливый вопрос Турецкого кивнул на фотографию барменши, лежавшую рядом с папкой.

– Интересно? – спросил Турецкий.

– Как взглянуть. Для детектива не годится, но нам – может быть и интересно. И даже очень. От этого света глаза устают, – пожаловался он и выключил настольную лампу. – Докладывай.

Турецкий сообщил: второй убийца узнан. Не слишком уверенно – аспиранткой из Казахстана и безусловно – продавщицей газированной воды. Установлена личность – по номеру «Нивы»: Мишурин Александр Яковлевич, сорока одного года, два высших образования: финансовое и юридическое, член коллегии адвокатов, финансовый и юридический консультант нескольких фирм.

– Значит, тебя можно поздравить?

– Можешь. Авансом. Нет главной улики: никто не видел его в самом институте. Аспирантка для суда – не в счет.

– Все равно поздравляю. Все-таки вычислил. Очень хорошо, Саша. А улики мы добудем.

Необычное добродушие Меркулова крайне удивило Турецкого.

– Костя, мы – на пустом месте, – счел он необходимым уточнить ситуацию.

– Не прибедняйся, не на таком уж пустом. Просто нужно еще немного поработать. И главное сейчас – достать его отпечатки пальцев.

Турецкий выложил перед ним хорошо проработанный и увеличенный дактилоскопический снимок. Коротко объяснил:

– С руля его «Нивы».

– Ты проник в чужую машину без санкции прокурора? – поразился, вернее, сделал вид, что поразился, Меркулов. – Ай-яй-яй, это нехорошо!

– Я? – в свою очередь сделал вид, что возмутился, Турецкий. – Нарушить требования Уголовно-процессуального кодекса?! За кого вы меня принимаете?

– Грязнов?

– Да. В конце концов, дактилокарту Мишурина мы все равно получили бы, и вполне официально. А сейчас нам нужно просто совершенно точно убедиться, что он – это он. Кабинет Осмоловского и его лаборатория по-прежнему опечатаны, – продолжал Турецкий. – Этот толстый, Мишурин, явно непрофессионал. Он не мог не наследить. Садился в кресло, клал руки на стол, открывал и закрывал дверь. Нужно завтра же послать очень сильную бригаду, и пусть еще раз все хоть обнюхают, но пальчики должны найти. Особенно пусть проверят принтер. Когда он вырывал распечатку, другой рукой он должен был опереться на деку. Бумага крепкая, ее так просто не вырвешь.

– Согласен, – кивнул Меркулов. – А пока – чтобы ты ночь от волнения не провел без сна, возьми-ка вот это.

Он аккуратно взял за край обернутую в целлофан визитную карточку и протянул Турецкому. Сквозь целлофан было видно: «Александр Федорович Минкус, начальник отдела стратегического сырья Московской государственной таможни». С обратной стороны та же надпись, но на английском.

– Минкус? – повторил с недоумением Турецкий. – Так он представился академику Козловскому, у него записано. Но ведь никакого Минкуса нет. Как и такого отдела на таможне. Мы специально проверяли. Липа это.

– Минкуса, возможно, и нет, а вот пальчики на этой визитке наверняка есть. Иди в НТО, пусть сделают дактилокарту и идентифицируют.

– Откуда у вас эта визитка? – спросил Турецкий.

– Это я тебе потом скажу, – пообещал Меркулов. – Двигай. И стой у них над душой, пока не сделают. Скажи: мой приказ. Все. Не мешай мне работать.

Меркулов включил настольную лампу и вновь углубился в бумаги.

Турецкий взял за край целлофана визитку и отправился к экспертам НТО, надеясь, что ввиду близкого окончания рабочего дня они не пошлют его куда подальше.

Послали. К счастью, не куда подальше, а поближе – в соседний киоск за бутылкой. Турецкий с радостью принял это условие. Ребята тут же принялись за работу. Турецкому оставалось лишь ждать.

Минут через двадцать в кабинете Меркулова раздался телефонный звонок.

Не отрывая взгляда от документов, он взял трубку:

– Слушаю.

– Докладывает следователь Косенков, – прозвучало в мембране. Меркулов выключил настольную лампу и повторил: – Можешь говорить, слушаю.

– Объект сдала смену и прибыла домой.

Меркулов перебил:

– Говори уж просто – Ирина Ивановна. А то звучит совершенно идиотски: объект сдала смену. Продолжай.

– Смены у нее через день: день – с утра до четырех, день – с четырех до двенадцати ночи, но часто кончает позже – часа в два, даже в три, в зависимости от гостей. Сегодня она закончила в начале пятого, приехала домой на «восьмерке», у нее своя «восьмерка», поставила машину в гараж и с двумя сумками пошла домой. В квартире никого не было. И сейчас, кроме нее, нет. Гостей, видимо, не ждет.

– Почему ты так думаешь? – спросил Меркулов.

– Минут через тридцать вышла во двор с мусорным ведром. У помойки поболтала с соседкой, пожаловалась: ноги пухнут, не высыпаюсь, сейчас поужинаю и спать – до утра. В домашнем халате, без прически, в тапочках.

– Дальше.

– Сейчас – дома. Свет горит только на кухне. Видимо, готовит ужин.

– Адрес? – спросил Меркулов.

Косенков продиктовал. Добавил:

– Это в районе метро «Щелковская».

– Найдем, – заверил его Меркулов. – Выезжаю. А ты отправляйся в научно-технический отдел и помоги Турецкому заставить экспертов сделать то, что я им приказал. Висите у них над душой – вдвоем.

– Константин Дмитриевич, а может, мне самому допросить барменшу? – предложил Косенков. – Или Турецкий пусть допросит. Зачем вам время терять, у вас дел поважнее хватает.

– Спасибо за заботу, – усмехнулся Меркулов. – Но я не собираюсь ее допрашивать.

– А зачем же вы к ней хотите ехать?

– Просто поговорить.

– Но и мы могли бы поговорить.

– Могли бы, – согласился Меркулов. – Но у вас ничего не выйдет. Если выйдет – только у меня…

Меркулов сложил все полученные утром снимки и фоторобот Барыкина в большой коричневый конверт, конверт сунул в видавший виды кожаный портфель, туда же положил архивное дело и вышел из кабинета.

Барменша жила в длинном двенадцатиэтажном доме, торцом выходившем на Щелковское шоссе. Дом был обычный, с размалеванными подростками стенами, с выбитыми стеклами, так что встроенный домофон висел только для видимости. Меркулов поднялся на лифте на четвертый этаж и нажал кнопку звонка.

Готовясь к этому разговору, внимательно изучая архивные материалы по делу, вернее, по двум делам барменши «Руси» Ирины Ивановны, Меркулов не составлял никакого плана разговора, не готовил «домашних заготовок» – неожиданных, ставящих в тупик вопросов, не искал он и информации, которая могла бы своей неожиданностью поразить допрашиваемого и заставить его расколоться. Он действительно не собирался ее допрашивать. Он ехал к ней, чтобы поговорить как человек с человеком. Опыт подсказывал ему, что, если эта Ирина Ивановна – тот тип, к которому он ее интуитивно отнес, все получится. Ошибся – ну, значит, ошибся. Не первый раз. И, наверное, не в последний.

За дверью отчетливо прозвучал мелодичный звонок, но никакой реакции не последовало. Видимо, слишком громко работал телевизор. Меркулов вновь нажал кнопку, подержал ее подольше. За дверью послышались шаги, женский голос спросил:

– Кто там?

– Я хотел бы поговорить с Ириной Ивановной, – ответил Меркулов и встал так, чтобы через дверной глазок ее можно было хорошо разглядеть.

Пауза. Разглядывала.

– А кто вы?

– Заместитель Генерального прокурора России генерал Меркулов.

Длинная пауза.

– Покажите документ, – потребовали из-за двери.

Меркулов поднес к глазку служебное удостоверение. Предложил:

– Давайте, я его лучше вам под дверь подсуну, а то так ничего не увидите.

Пауза. Покороче. И – решительно:

– Подсовывайте.

Это было, конечно, не по правилам, но Меркулов без колебаний протолкнул удостоверение под дверь.

Длинная пауза. Потом звякнул замок, повернулся ключ во втором, и дверь открылась.

– Заходите.

Как и докладывал Косенков, барменша была в домашнем халате, вполне обычном, без всяких там фазанов, и в таких же обычных тапочках, в каких ходят дома обычные женщины.

– Проходите, раздевайтесь.

Она посторонилась, впуская Меркулова, и заперла за ним дверь. Пока он снимал плащ, молча рассматривала его.

– Не разувайтесь, мне все равно убираться, – проговорила она, заметив, что он взглядом ищет какие-нибудь тапки.

– Вообще-то я уважаю труд женщин…

– Завидую вашей жене.

Ирина Ивановна молча вернула Меркулову его удостоверение, провела в гостиную, из которой выходила еще одна дверь, очевидно, в спальню. Дом был старой постройки, со смежными комнатами и тесным пеналом прихожей.

– Располагайтесь, – показала она на кресло. – Чаю?

– Не откажусь.

Пока барменша звенела чашками на кухне, Меркулов осмотрелся. Мебель. Ну, мебель как мебель. Немного хрусталя в серванте. Обычный ковер на стене. И телевизор тоже самый обычный, «Рубин».

– Теперь я понимаю, почему у вас нет железной двери, – заметил Меркулов, когда хозяйка внесла поднос с чаем и вазу с какими-то печеньями.

– А что у меня красть-то? – усмехнулась она. – Разве что саму меня, так я и рада бы, да охотников нет.

– Не скромничайте, Ирина Ивановна. Вы многим молодым дадите пять очков вперед.

Она снова усмехнулась:

– Ну, спасибо. Как мне вас называть? Товарищ генерал? Или гражданин прокурор?

– Называйте меня просто Константином Дмитриевичем. Я сейчас для вас и не генерал, и не прокурор.

– А кто же?

– Человек, попавший в трудное положение, который пришел к человеку, попавшему в трудное положение.

Она была явно не из тех, кто за словом лезет в карман, но эти слова Меркулова ее озадачили.

– Значит, вы – в трудном положении? – уточнила она.

– Да, – кивнул Меркулов.

– И я тоже, по-вашему, в трудном положении?

– Да, – повторил Меркулов. – И вы сами это прекрасно знаете.

– Что же я знаю?

– Вы очень неглупая женщина с богатым жизненным опытом. И не можете не понимать, что у вас в «Руси» обосновалась банда.

Она даже руками всплеснула:

– С чего вы взяли? Какая банда? Приходят люди, кушают, выпивают, танцуют – какая банда, Константин Дмитриевич, о чем вы?!

– Банда, – повторил Меркулов. – И очень сильная, очень серьезная и очень опасная. И есть у меня ощущение, что вам самой это не очень нравится. А правильнее даже – очень не нравится.

– Есть гости, которые нравятся, есть, которые не нравятся. А чем они занимаются – не наше это официантское дело разбираться.

– Я сейчас о другом… – Меркулов подошел к серванту и взял в руки фотографию очень симпатичной молодой девушки, чем-то похожей на саму Ирину Ивановну.

– Дочь, – объяснила барменша. – Тоже Ирина. Сейчас учится.

– На третьем курсе колледжа в Итоне, – уточнил Меркулов.

В глазах барменши мелькнул испуг.

– Откуда вы знаете?

– А разве это так трудно узнать? Кстати, теперь я понял, почему в вашей квартире не больше роскоши, чем, скажем, в моей. Или в квартире какого-нибудь инженера. Дорого платить за учебу?

– Ой, и не говорите! Все, что зарабатываю, туда уходит. Лишней тряпки себе купить не могу. Но ведь дочь – единственная, сама воспитывала, без мужика. Пусть сама не больно многому выучилась, так хоть она пусть получит настоящее образование. Ради этого и вкалываю как лошадь.