Текст книги "Кто стреляет последним"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– И вот представьте: пройдет совсем немного времени, она закончит курс и вернется домой. Девочка красивая, из Итона – а ну какой-нибудь из ваших… пусть так и будем называть их – гостей – глаз на нее положит?

– Глаз? На мою Иришку? Да я любому глаза выцарапаю! Разогнались! Своих б… им мало! Я ее к «Руси» и близко не подпущу.

– Запрете под замок? А вдруг прознают и попросят привезти?

– Я привезу! Я им такого привезу!

– Ирина Ивановна, а ведь они и спрашивать вас не будут. Неужели вы не понимаете, что это люди, для которых главное – их животный инстинкт: мне, все, сразу, немедленно. И если жизнь человека для них – тьфу, то про честь и говорить неуместно. Вы же не хотите, чтобы ваша единственная и любимая дочь стала ресторанной валютной б…?

– Пейте чай, стынет, – хмуро кивнула барменша.

– Спасибо… очень хороший чай… – Меркулов сделал глоток и отставил чашку. – Платят-то они хоть хорошо?

Ирина Ивановна только рукой махнула:

– Какой там хорошо! У меня подруга официанткой в обычном ресторане работает, валютном, конечно, так она в три раза больше приносит.

– А что ж так? – удивился Меркулов. – Денег им вроде бы не занимать.

– Не в этом дело, – объяснила Ирина Ивановна. – Платят за себя нормально, даже хорошо. Но если в зале всего шесть человек вместо пятидесяти – что я имею, хоть золотом они плати? А у нас постоянно: то спецобслуживание, то еще что. Ментов на въезде купили, чужие машины заворачивают. А они-то как раз – с иностранцами, им наша «Русь» – в самый бы кайф. Кухня у нас отменная. И вообще. Представляете, даже рекламу нашу отовсюду велели убрать. Чтобы поменьше чужих у нас было. И убрали, а что сделать. Скоро все вообще забудут, что был такой ресторан «Русь».

– Вот вам второй аспект ваших проблем – чисто экономический, – констатировал Меркулов. – Есть и третий, – помолчав, сказал он. – Вы в этот бар вложили все, что копили всю жизнь, правильно?

– Ну, я не одна в доле. Но… Конечно, правильно, – согласилась Ирина Ивановна.

– И вот представьте, что в один прекрасный день между вашими… гм, гостями… и какими-то другими, назовем их тоже гостями… произойдет то, что на современном жаргоне называют разборкой. И в результате ее ваш прелестный деревянный теремок под названием бар «Русь» попросту взлетит на воздух? Может быть, вместе с вашими гостями. И даже скорее всего. Вы никогда не допускали такую возможность?

Барменша ответила не сразу.

– Допускаю. Каждый день, будь они прокляты, допускаю! Утром подъезжаю, с горки гляну – стоит. И хоть крестись, слава Богу… А что я могу сделать? Они сначала наехали, как на всех, я отстегивала. Потом им понравилось: место тихое, спокойное, вокруг почти никакого жилья. Брать с меня, правда, перестали. А толку-то? Нравится не нравится, а что я могу сделать? – повторила она.

– Вы – не можете, – согласился Меркулов. – А мы – можем.

– Вы? – с иронией переспросила барменша. – Так что ж не делаете? Ко мне пришли. С трудным положением. В чем же оно, ваше трудное положение?

– Банду мы возьмем. Раз уж на нее вышли – обязательно возьмем, можете не сомневаться. Это только вопрос времени. С вашей помощью или без нее. Но с вашей помощью мы смогли бы это сделать гораздо быстрей. Вот почему я к вам и пришел.

– Чем же это я могу помочь?

Меркулов вынул из портфеля пакет с фотографиями и протянул их барменше. Она молча перебирала их одну за другой.

– Вы знаете этих людей? – спросил Меркулов.

– Кого знаю, кого не знаю, – уклонилась она от прямого ответа.

– А мы не знаем почти никого, – признался Меркулов. – Узнаем, но на это уйдет время.

Барменша молчала.

– Что ж, я вижу, что не сумел убедить вас в том, что у нас общие интересы. Жаль.

Он собрал фотографии, засунул их снова в пакет, а пакет – в портфель. Но пакет как-то не так повернулся, и Меркулову пришлось вначале вынуть из портфеля архивное дело барменши, пристроить пакет, а потом вернуть на место и папку досье.

При виде папки Ирина Ивановна нахмурилась:

– Вот, значит, в чем дело. Вы и историю мою подняли? Да, сидела. В молодости, по глупости, за растрату. Было.

– Два раза, – поправил Меркулов. – Во второй раз дело не дошло до суда из-за амнистии.

– И что? – с вызовом спросила барменша. – У меня каждый квартал ревизия, и всегда все чисто. У меня вообще дела чистые.

Меркулов усмехнулся. Продолжая укладывать папку в портфель, он заметил:

– Вас всякий раз проверяли местные ревизоры. В течение последних десяти лет. Ирина Ивановна, не считайте меня недоумком. Я тоже кое-что видел в жизни. И если сейчас прислать к вам мощную финансовую группу для аудиторской проверки за последние десять лет, я думаю, что лет пять строгого режима вам обеспечено. Или даже семь – в силу рецидива преступлений. А такие группы у нас есть. И их не достанут ни ваши покровители, ни даже высокие покровители ваших бандитов.

Ирина Ивановна уточнила:

– Значит, если я не соглашусь вам стучать, вы посадите меня на пятерку? Или даже на семь лет?

Меркулов защелкнул портфель и встал.

– Нет. Мы могли бы это сделать без малейших усилий, но делать этого не будем. Наши дела – особо важные преступления. Если бы я решил это сделать, это была бы просто месть вам с моей стороны. А мне не за что вам мстить. Я на вас не обижен, каждый человек сам отвечает за свою судьбу. Поверьте, Ирина Ивановна, я вам даже сочувствую. Потому что мои проблемы – служебные. А ваши – ваши совсем другие. Спасибо за чай. Где-то тут был мой плащ.

Ирина Ивановна молча подала ему плащ.

Натягивая его, Меркулов предупредил:

– Мы с вами никогда друг друга не видели и никакого разговора между нами никогда не было. В этом-то со мной вы, надеюсь, согласитесь? Извините, что побеспокоил вас. Спокойной ночи.

Он остановился у двери, ожидая, когда барменша ее откроет.

– А если я вас заложу своим? – неожиданно спросила она.

Меркулов безразлично пожал плечами.

– Пожалуйста. Это их всполошит, а чем больше они всполошатся, тем больше наделают ошибок. Нам же лучше. Но сразу возникнут вопросы – у них: а почему это именно к вам приезжал заместитель генерального прокурора, почему именно вечером, один? Не проговорились ли вы о чем-то ненароком? А может, что-то и специально рассказали? Так что подумайте, прежде чем закладывать меня, как вы сказали, своим. Так вы меня выпустите или нет?

Но вместо того чтобы отпереть дверь, Ирина Ивановна решительно протянула руку к портфелю Меркулова:

– Давайте ваш конверт.

Через час на обороте почти всех фотографий рукой Меркулова со слов Ирины Ивановны были записаны клички, имена, адреса, которые она знала. Некоторые люди на снимках оказались случайными посетителями.

Закончив работу, барменша попросила:

– Возьмите их, Константин Дмитриевич. А то у нас последнее время черт-те что творится, Марат бросается на всех как бешеный, Сергуня на своей тачке разбился, какой-то парень, который им позарез нужен, сбежал. Ужас, в общем.

– Марат – это вот этот? – кивнул Меркулов на снимок.

– Ну да, я же сказала. Он у них самый главный.

Меркулов показал Ирине Ивановне фоторобот Барыкина:

– А этого человека вы знаете?

– Это и есть Сергуня. Который разбился по пьянке на кольцевой.

Меркулов написал телефон своей секретарши Валерии Петровны и передал листок барменше. Предупредил:

– Ирина Ивановна, если случится что-то экстраординарное или вам понадобится наша помощь, позвоните по этому телефону и скажите только одну фразу: «Для Константина Дмитриевича есть важное сообщение». Я буду знать, что это вы. И свяжемся с вами, найдем способ. А теперь – спасибо вам. Еще раз – спокойной ночи!..

В кабинете Меркулова его дожидались Турецкий и Косенков. Оба были в подозрительно приподнятом настроении, и Меркулов верно угадал причину.

– Много у вас выдоили?

– Две бутылки, – признался Турецкий.

– Но больших, – педантично уточнил Косенков.

– Зато смотрите… – начал Турецкий, но Меркулов его перебил:

– Сначала посмотрите вы.

Он выложил перед ними снимки и показал надписи на обороте.

Турецкий от восхищения только развел руками:

– Ну, Константин Дмитриевич, у меня нет слов! Но и у вас сейчас тоже не будет слов.

Он положил на стол перед Меркуловым заключение экспертов НТО. Объяснил:

– Пальцы на визитке Минкуса и на руле «Нивы» Мишурина полностью совпадают.

– Визитка лежала на столе профессора Осмоловского, – сказал Меркулов.

– Это точно? – переспросил Турецкий.

Меркулов достал из стола листок и протянул следователям. Это было заявление на имя заместителя генерального прокурора. Там стояло: «Я, Костиков Вадим Николаевич, 1959 года рождения, проживающий там-то, настоящим подтверждаю, что эту визитную карточку взял со стола профессора Осмоловского лично сразу же после убийства профессора, невольным свидетелем которого я явился. Я готов подтвердить это мое заявление в суде под присягой…» Число. Подпись.

– Откуда это? – не выдержал Косенков. – Просто подарок!

– Один знакомый принес, – неопределенно ответил Меркулов. – И это не подарок, а самая что ни на есть неопровержимая улика. Теперь мы знаем точно: Мишурин – убийца. Ну, а что у тебя?

Турецкий обернулся к Косенкову:

– Скажем?

– Мы же обязаны.

– А если он ночь спать не будет?

– Хватит болтать, – приказал Меркулов.

– Дело вот в чем. На визитке были пальчики трех разных людей. Убийцы. Самого профессора Осмоловского. И еще одни – того человека, который эту визитку взял со стола и принес к вам.

– И что же?

– Пока мы вас ждали, делать было особенно нечего, и мы попросили ребят… ну, просто из интереса… сделать дактилоскопическую экспертизу. Они сравнили пальчики на визитке – этого, Костикова Вадима Николаевича, с пальчиками, которые Кондрашов снял с руля «БМВ». И что бы вы думали? Они совпали на сто процентов. На все сто! – повторил Турецкий. – Что вы на это скажете?

И Меркулов сказал то, чего от него и ждали:

– У меня нет слов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Вадим плохо помнил, как в ту ночь, когда он разбил «бээмвуху» Сергуни, ему удалось добраться до квартиры знакомого, от которой у него были ключи. Лицо его было залито кровью, кожа на лбу от удара о стекло была содрана, как казалось ему, до костей, голова раскалывалась от боли, руки еле шевелились от удара ремнями безопасности по мышцам плеча и груди. Счастье еще, что руль «бээмвухи» был разработан так, что складывался при лобовом ударе, чтобы обеспечить безопасность водителя. Если бы не это, у него оказалась бы переломанной половина ребер. Преодолевая боль в колене, которое он разбил о камень, скатываясь по насыпи с кольцевой, Вадим все дальше углублялся в придорожный березняк. И только когда стал еле слышен гул проходящих по кольцевой тяжелых грузовиков и милицейская сирена подоспевшей к месту аварии патрульной машины, он позволил себе повалиться на землю и слегка перевести дух.

Он был где-то в районе Гольянова, на самых его задворках. Впереди, в просвете между гаражами, по слабо освещенной улице то и дело скользили огни легковых машин, к остановке подошел полупустой автобус, постоял и двинулся дальше. Но об автобусе или метро нечего было и думать. Пешком? Но приятель жил у черта на куличках, в Чертанове, да и первый встречный милиционер задержал бы Вадима, попадись он ему навстречу. Вадим нащупал за пазухой и в карманах пачки долларов и порадовался, что не успел, как собирался, хорошенько припрятать их в своем захламленном гараже.

Но и деньги помогли не сразу. Частники и таксисты шарахались от него, принимая за пьяного. Хоть он умылся из какой-то лужи и, как смог, счистил грязь с одежды, вид у него не стал, вероятно, заметно лучше. Наконец ему удалось тормознуть грузовой «уазик», и водитель, здоровенный мужик, которому никакие пьяные были не страшны, согласился за сто долларов отвезти его в Чертаново. Деньги он потребовал вперед, вышел из машины и при свете фар долго придирчиво изучал банкноту. И лишь когда разглядел защитную полоску и свежий год выпуска, поверил, что деньги не фальшивые. Кивнул Вадиму:

– Грузись!.. Э, да ты на ногах не стоишь, – констатировал он и помог Вадиму забраться на пассажирское сиденье.

Некоторое время они ехали молча. Водитель то и дело искоса поглядывал на Вадима и наконец заключил:

– А ведь ты не датый. Я думал – вдугаря, ан нет. Что стряслось, парень?

– Напали. Бандиты, – с трудом ворочая языком, ответил Вадим.

– И что? Ограбили?

– Не успели… убежал…

– Ну, повезло… А отделать успели. Вот Москва стала, на улицу страшно выйти!.. Может, в травмпункт тебя отвезти?

– Нет, – отказался Вадим. – Домой.

– Ну, домой так домой, – согласился водитель. Он еще что-то говорил, но Вадим не слышал: он потерял сознание. Очнулся оттого, что водитель похлопывал его по щеке и тряс за больное плечо.

– Очнись, парень! Эй! Очнись, говорю!

Вадим открыл глаза.

– Во, молоток, – одобрил водитель. – Сейчас мы тебя вылечим, я знаю, что тебе надо.

Он остановился у ярко освещенной палатки, вылез из машины и вернулся с литровой бутылкой спирта «Рояль». Отвинтил пробку и поднес горлышко к лицу Вадима.

– Глотай. Сколько сможешь. Давай, поможет!

Вадим с усилием сделал несколько глотков. Сначала его едва не вырвало, но уже через минуту он почувствовал себя как бы слегка ожившим.

– Я же говорил – поможет! – порадовался водитель.

– Спасибо. Я сейчас заплачу.

Вадим полез за деньгами, но водитель его остановил:

– Не надо. Ты уже хорошо заплатил. А бутылек себе оставь, он тебе будет ой как впору – и внутренне, и наружно…

Часа через полтора, которые показались Вадиму вечностью, они оказались в Чертанове. Не доезжая до дома, Вадим отпустил машину и некоторое время постоял в кустарнике, оглядывая подъезд и темные окна квартиры. Был уже второй час ночи. Подъезд был освещен, но пуст. Осторожно, стараясь не шуметь, Вадим поднялся пешком на третий этаж, чтобы не привлечь внимание шумом лифта, беззвучно отпер дверь, так же беззвучно, стараясь лишний раз не звякнуть ключом, заперся и только тут рухнул на раскладушку, специально для него вытащенную приятелем с антресолей.

И вновь потерял сознание.

Очнулся он только под утро от слишком громкого, как показалось ему, чириканья воробьев за окном. Все тело было наполнено тупой болью, но по сравнению со вчерашним это было уже терпимо. Он сел на раскладушке и потряс головой. Прислушался к себе. Еще потряс. Боль в голове еще жила, но позывов к тошноте явно не было. Это означало, что сотрясения мозга удалось избежать, чего Вадим больше всего боялся. Он не знал, что будет делать в ближайший, уже засветившийся свежим рассветом день и в другие дни, но понимал, что голова у него должна быть ясной: сотрясение мозга означало бы для него катастрофу.

В комнате стоял полумрак, но двигаться можно было, не зажигая света. Вадим прошел в ванную и только тут щелкнул выключателем. И даже засмеялся, посмотрев на себя в настенное зеркало. Оттуда глядел на него какой-то полузнакомый тип с всклокоченными волосами, осатаневшим видом, огромным лиловеющим синяком на лбу и половиной лица, покрытой порезами в черной запекшейся крови. Вадим сбросил куртку и ковбойку. Через всю грудь от левого плеча к правому бедру тянулись два длинных синяка – от ремней безопасности, принявших на себя основную силу удара.

Нужно было начинать лечиться.

Вадим открыл краны в ванной, пустив воду по стенке, чтобы шумом не привлечь соседей. Они были предупреждены приятелем, что Вадим будет иногда заезжать, чтобы следить за квартирой. Но если хоть кто-нибудь увидит его в таком виде, он тут же позвонит в милицию. А встречаться с милицией не входило ни в какие планы Вадима.

Пролежав минут сорок в горячей воде, он вылез, закутался в куцый халатик жены приятеля, висевший тут же, в ванной, нашел кусок ваты и начал спиртом обрабатывать раны, вспоминая добрым словом вчерашнего водителя. Дело двигалось: синяк на лбу не то чтобы уменьшился, но стал словно бы благородней, черные страшные шрамы превратились в розовые штрихи порезов. Лицо жгло нестерпимо, но Вадим не прекратил своего занятия, пока не убедился, что большего сделать невозможно. Потом он выстирал свою одежду, вымыл кроссовки и разложил все сушиться.

Теперь следовало выспаться. Вадим удобно устроился на раскладушке, но сон не шел. Он вспомнил совет водителя: «и внутренне, и наружно». Налил треть стакана неразведенного спирта из того, что осталось в бутылке, заставил себя залпом выпить и занюхал сухарем, завалявшимся в хлебнице на кухне. Через четверть часа он уже спал беспробудным сном.

Разбудил его телефонный звонок. Вадим настороженно вслушался. После третьего звонка телефон умолк. И тут же зазвонил снова. После восьмого звонка Вадим поднял трубку. Это мог быть только Петрович – так договорились они созваниваться, если возникнет острая необходимость. Видимо, она и возникла.

– Вадим, ты? – услышал он в трубке голос участкового. И только тогда заговорил сам:

– Я.

– Слава Богу, жив, – обрадовался Петрович. – А я уж начал черт знает что думать. – Но радость в его голосе тут же сменилась встревоженностью. – Нужно поговорить, Вадим. Не по телефону.

– Но я не могу приехать, – сказал Вадим. – Я даже на улицу сейчас не могу нос высунуть.

– Почему? – спросил участковый.

– Есть причины, – уклончиво ответил Вадим.

– Тогда я к тебе приеду, – решительно заявил Петрович. – Это можно?

– Тащиться вам на край света, стоит ли? – усомнился Вадим.

– Стоит, – твердо сказал Петрович. – Диктуй адрес. Не бойся, я из автомата.

Вадим продиктовал адрес, объяснил, как доехать, и попросил:

– Коль уж вы все равно едете, привезите мне мою одежду. Запасной ключ у соседки. В шкафу – белый костюм, черная рубашка, туфли. И еще – папки захватите.

– Обе? – спросил Петрович.

– Обе.

– Вот это правильно, – почему-то оживился участковый. – Правильно это, – повторил он.

– Почему?

– Приеду – узнаешь. Жди. Три звонка длинных, один короткий. Будешь знать, что это я.

– Жду, – ответил Вадим и положил трубку.

Через полтора с лишним часа – столько времени и должна была занять дорога на электричке и метро – раздался условный звонок: три длинных и один короткий. Вадим выглянул в дверной глазок и с удовлетворением отметил, что Петрович догадался приехать в штатском. Правда, костюм на нем висел, как с чужого плеча, а большая хозяйственная сумка делала его похожим на замотанного жизнью работягу, которого жена гоняет и в булочную, и в магазин, и в прачечную за бельем.

Вадим впустил его и быстро запер дверь.

– Упарился, – пожаловался Петрович, сняв кепку и вытирая платком потное красное лицо с белой незагорелой полоской на лбу. – Народу – тьма, и куда все прутся?.. – Он внимательно посмотрел на Вадима и кивнул: – Все ясно. Значит, это ты был в машине с Сергуней?

Вадим не стал отпираться:

– Я.

– Я так и подумал. Все наши уверены, что Сергуня был один, так и протокол оформили, а я-то видел, как от дома отъезжали двое на его тачке. Вышел на балкон покурить и случайно увидел. Только я не понял, что это ты. И как же ты умудрился его замочить, тачку вдребезги, а сам как огурчик?

Вадим пожал плечами:

– Повезло.

– Везучий ты парень, Вадик, скажу я тебе. А зачем это нужно-то было – ну, Сергуню?

– Пришлось, Петрович. Они же везли меня убивать. К Марату. А перед этим пытали бы.

– Зачем? Что Марату от тебя нужно?

Вадим кивнул на сумку Петровича:

– Эти документы.

– Допустим, разобрались. Убийство неумышленное или в пределах необходимой обороны. А теперь вот что, почему я и приехал. Тебя сегодня с утра ищут.

– Они меня второй день ищут.

– Я не про людей Марата. Двое других. Совсем не наших. На красной иномарке с открытым верхом. Даже не знаю, как тебе про них и сказать. Бандюги – не то слово. Верней, бандюги, но как из американского кино. Понимаешь, что я хочу сказать?

«Люди Аббаса», – понял Вадим и кивнул:

– Кажется, понимаю.

– У них твоя фотография, увеличенная с паспорта. Причем искали они тебя как-то странно. Нагло – вот как. Ко всем подходили, к торговцам, к прохожим, карточку твою показывали, спрашивали, не знают ли они, где ты. И говорили, не скрываясь, не сами про себя, а как бы для других: мы эту сволочь все равно найдем. Понимаешь? Они как-будто не искали тебя, а всем показывали, что тебя ищут. Они и ко мне зашли.

– Домой?

– Нет, на работу. Мне, правда, про сволочь не говорили, спросили вежливо. Объяснили, что вы подружились в Израиле и теперь они хотели тебя повидать. Я, конечно, про тебя сказал, что не знаю, где ты, может, в деревню уехал или еще куда по делам. Но документы попросил показать. Оба из Риги. В полном порядке паспорта, визы и все такое. Из гостиницы «Украина» бумажка, что там живут, так что все законно. На всякий случай я фамилии их записал. – Петрович извлек из кармана потрепанную записную книжку. – Вот, для тебя переписал. Один, громила, Родригес Гуаро. Испанец, но родился в России. Я поинтересовался, как это могло быть. Он рассказал: в гражданскую войну в тридцать седьмом в Россию из Испании вывозили детей коммунистов. Чтобы спасти. И его родителей тоже вывезли. Здесь они выросли, поженились, и он, получается, второе поколение русских испанцев. Я узнавал потом – да, было такое. Так что, может, он и вправду русский испанец. И по-русски говорит хорошо. Второй – поменьше ростом, хлыщ. Сильвио Пельше, латыш. А имя такое, объяснил, потому что родители были простыми крестьянами и им хотелось, чтобы у сына было красивое имя.

– Оружие у них было? – спросил Вадим.

– Нет, – уверенно ответил Петрович. – Когда они от меня ушли, я позвонил на пост ГАИ – ну, на выезде, знаешь. Там омоновцы всегда дежурят. Попросил проверить. Проверили досконально. И самих, и всю машину. Не было у них оружия, никакого, даже ножа. И еще. Когда они увидели, что я записываю их фамилии, им вроде бы это не очень понравилось. Сильвио спросил, для чего я это делаю. Я сказал, что такой порядок: мы регистрируем всех, кто к нам обращается. Не знаю, поверили или нет, но спорить не стали. И ушли. Еще с час покрутились по поселку и уехали. А я вот сразу – к тебе.

– Спасибо, Петрович.

– Кто они, Вадим?

– Убийцы.

– А ты им зачем?

Вадим пожал плечами:

– Чтобы убить.

– За что?

– Они считают, что я у них увел кое-какие материалы. Они им позарез нужны.

– А ты увел?

– Нет. Увел Марат. А меня он просто подставил.

– Ну вот что. Хватит загадок. Собирайся и поехали к Меркулову. Прямо сейчас. Бери свои папки. И все ему выложишь.

Вадим покачал головой:

– Нет, рано мне еще к Меркулову. У меня еще ничего нет на Марата. Есть, но мелочи. А главный, сам знаешь, Марат.

– Но ведь прихлопнут тебя! Не те, так эти! Вот так будешь сидеть и ждать, кто первым до тебя доберется?

– Зачем ждать? – возразил Вадим. – Попробую изменить ситуацию. Есть у меня кое-какие соображения.

– Ну, как знаешь, – решительно объявил Петрович. – Ты как хочешь, а я сейчас еду к Меркулову. И все, что знаю, про тебя расскажу. И не отговаривай меня. Я как решил, так и сделаю. Иначе я себе никогда не прощу, если тебя прикончат.

– А чем он может меня защитить? Приставить ко мне охрану? – спросил Вадим.

– Пусть думает. Он – заместитель генерального прокурора, не пустое место. Вот пусть и думает вместе со своими «важняками». Все, еду. Вот твои шмотки и папки, будь они неладны, а я, что смогу, сделаю.

– Минутку, Петрович, – попросил Вадим. – Оставьте мне фамилии этих, из Риги.

Петрович вырвал листок из записной книжки:

– Держи.

– И еще секунду, – остановил его Вадим. – Если вы уж все равно будете у Меркулова, передайте ему вот это… Сейчас найду.

Вадим извлек из пакета небольшой белый листок в целлофане. Присев к столу, написал несколько строк на листке бумаги, все это вложил в конверт и конверт заклеил.

– Вот. Ему это сейчас очень пригодится.

– А что здесь? – поинтересовался Петрович.

– У него спросите. Если сочтет нужным, скажет. Для него это очень важно, можете не сомневаться.

– Опять загадки! – недовольно проворчал участковый, но конверт взял и бережно спрятал в карман.

– И последняя просьба, – проговорил Вадим. – В этом пакете – деньги. Сорок тысяч баксов…

– Ничего себе! Откуда у тебя такие бабки?! – поразился Петрович.

– Осталось от того, что я привез из Израиля, – нашел простейшее объяснение Вадим. – Я же там прилично зарабатывал. И мать хорошую пенсию получала.

– Ты же на «Чаре» погорел!

– Погорел, – согласился Вадим. – Но не такой же я лох, чтобы все до копейки туда вложить. Эти – берег. На черный день. Так вот, если со мной что-нибудь случится, приберегите их. Для матери и Аленки. Только не отдавайте Рите сразу много – растренькает. Баксов по триста в месяц – чтобы на дольше хватило.

– Ох, не нравится мне все это! – вздохнул Петрович. – Ладно, давай.

– Спасибо. Счастливо вам.

– Это тебе счастливо, – отозвался Петрович, спрятал пакет в авоську и нахлобучил на голову кепку.

– Скажите Меркулову: пусть выпишет для меня пропуск.

– Скажу, – пообещал участковый. Предупредил: – Домой не суйся, твою квартиру пасут. Днем и ночью. Они комнату в доме напротив сняли – оттуда и смотрят. Понял?

– Понял, – кивнул Вадим.

Петрович молча пожал ему руку и вышел, снова став похожим со своей авоськой на замотанного жизнью и женой работягу.

Проводив участкового, Вадим вновь занялся своим лицом, обрабатывая раны тампоном со спиртом, а сам между тем думал о том, что рассказал ему Петрович.

Ясно, что это были люди Аббаса. Ясно, что они не искали Вадима, а только демонстрировали, что ищут. «Нагло», как заметил Петрович. И у них не было оружия, потому что они и не рассчитывали найти Вадима. Подготовка общественного мнения? Вадим вспомнил голос Аббаса во время его разговора наедине с Маратом – он был отчетливо слышен на кассете, которую Вадим выкрал из машины Николая, когда он с Маратом сидел в кафе: «Весь мир должен знать, как мы расправляемся с врагами нашей родины! Весь мир!» Демонстративно-показательное убийство? Похоже на то.

Оружие. Не было в машине, наверняка не было и в гостинице – это было бы просто опасно, любая горничная могла на него наткнуться. Значит, оружие они рассчитывали получить накануне или в сам день намеченного убийства. Скорее всего, завтра, для чего им время тянуть. И был только один человек, который это оружие мог им дать, – Марат. Все правильно. Марат должен был снабдить их оружием, и он же должен был выдать им Вадима. Недаром же Сергуня обмолвился о том, что его ждут люди из Риги. Но с ним, Вадимом, номер у Марата не прошел. Какая же складывается ситуация?

Телефонный звонок прервал размышления Вадима. Три звонка. Отбой. И снова – раз, два, три, четыре… После восьмого звонка Вадим взял трубку. Звонил, как Вадим и понял, Петрович.

– Слышишь меня?

– Слышу, Петрович.

– Я звоню от известного тебе человека. Он передает тебе привет и огромное спасибо за то, что ты ему передал. Он сказал, что это чрезвычайно важная для них информация.

– Я рад, что она ему пригодилась.

– Он говорит, что очень хотел бы с тобой познакомиться и что ты можешь рассчитывать на любую помощь, которую он в состоянии тебе оказать. Запиши его прямой телефон…

– Спасибо, передайте ему. Записал.

– Пропуск для тебя оставлен в бюро пропусков. Можешь приехать в любой день недели в рабочее время. Или звони.

– Спасибо, – повторил Вадим.

Повесив трубку, он вновь занялся своей физиономией и анализом ситуации.

Итак, Марат. Допустим, завтра утром являются к нему эти двое и требуют: оружие, его – Вадима и, может быть, груз. «Нет, с грузом – потом разберемся, – сузил тему Вадим. – Проблема номер один у Марата – я. Ему придется выкручиваться. Как?» Да очень просто, вдруг понял Вадим. Сергуня – вот кто его выручит. Везли ночью, авария – врезались в каток, оба погибли – и его человек, Сергуня, и клиент – Вадим. Покажут фотографии «бээмвухи», достанут у ментов, если сами не сделали, даже саму «бээмвуху». И даже подходящий труп в морге могут подобрать. А что? И подберут, не поленятся: дело для Марата очень важное. Так что, господа, извините, от случайностей не застрахован никто, сама жизнь выполнила за вас вашу работу. Поверят ли они?

«Взглянуть бы на них, хоть одним глазом!» – мелькнуло в голове у Вадима. Теоретически это было вполне возможно, он знал, что они остановились в гостинице «Украина», знал даже номер – 352. Но с такой рожей соваться в «Украину»?!

Вадим отложил в сторону тампон со спиртом, наскреб в морозилке снега и приложил ко лбу холодный компресс.

Итак, поверят ли они? Если поверят – Марат в порядке. А если нет?

Не так, остановил себя Вадим. Вопрос нужно ставить иначе: что ему, Вадиму, выгоднее – чтобы поверили или чтобы не поверили? Если поверят и уберутся к себе в Ригу – одной головной болью у него, Вадима, меньше. Но меньше и у Марата, а Вадиму вовсе не хотелось упрощать для Марата жизнь.

Еще вариант: Марат говорит им то, что есть: упустили клиента, промашка вышла. Но обязательно найдем, бросим все силы, возьмем и дадим вам знать. Вы приедете и выполните то, что вам приказано.

Возможен такой вариант? Вадим глубоко задумался и решительно заключил: нет. Исключено. Для Марата такое признание – поражение. Аббас никогда не будет иметь дело с человеком, допускающим такие ошибки. Признать свою слабость – значит автоматически выбыть из того большого бизнеса, занять в котором ведущее место ставил своей целью Марат с самого начала, только задумывая эту аферу.

Отпадает. Остается главный вопрос: поверят или не поверят?

«Я должен их увидеть», – понял Вадим. А рожа? Он внимательно посмотрел на себя в зеркало. Ну, рожа как рожа. Порезы можно загримировать – на туалетном столике теснилось десятка три склянок и коробочек с наборами для макияжа. На синяк – пластырь наклеить. Если еще шляпу и темные очки, лучше – хамелеоны… Ну-ка прикинем…

Вадим надел черную рубашку-апаш, белый стильный костюм, в котором ездил в Ригу, туфли, часы. Подошел к зеркалу. Значит, еще будет белая шляпа, под костюм, темные очки. И тросточка еще нужна, понял Вадим. Не только потому, что колено болело и он прихрамывал. Нет, для образа. Что же получится? Несколько странноватый господин со слегка побитой физиономией, стройный, вызывающе элегантный, явно не из бедных. Буду похож на гомика, понял Вадим. И подумал: да и черт с ним. Главное, чтобы милиция не прицепилась. А прицепится: документы у Вадима в полном порядке. Рискнем? Можно, решил Вадим. И поправился: нужно.

Не снимая костюма, он дозвонился до справочной «Украины» и узнал номер телефона дежурной по третьему этажу и телефон 352-го номера. Сначала набрал телефон номера. Длинные гудки. Еще раз набрал, подождал подольше. Не отвечали. Значит, в номере их нет. Дозвонился дежурной по этажу. Спросил, чуть грассируя, – это получилось само собой, костюм обязывал:

– Мне нужен господин Гуаро или господин Пельше из триста пятьдесят второго номера. Их телефон не отвечает. Они не сказали, когда вернутся?