Текст книги "Гонцы смерти"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

На совете в Нью-Йорке было решено предложить сотрудничество сначала Шелишу, а если он не согласится, то сделать аналогичное предложение Белову. Если не согласится и премьер, то его тоже предстояло убрать. Уже шла работа по прощупыванию второго вице-премьера, и там шансов было неизмеримо больше. Он пришел из президентской команды: мягкий, покладистый, энергичный. И фамилия у него была под стать: Тихов. Станкевич знал его. Но Белов в первые замы Тихова не возьмет. Ходили слухи даже о его отставке, и Геннадий Генрихович не торопился его агитировать в свою команду. Балласт ему тоже не нужен. Постепенно готовилась кандидатура нового премьера. И как ни странно, из сухановского окружения. Доктор экономических наук Виталий Кречетов был патриотом умеренным. Но жестким, распорядительным, сильным экономистом. В свои сорок пять он успел побывать начальником отдела Госплана СССР, поработать заместителем председателя Комитета по внешнеторговым связям, защитить диссертацию, издать несколько книг. Суханов уговорил его войти в патриотический блок, но, выступая по телевидению, умный Кречетов постоянно оговаривался, что не во всем разделяет взгляды своего лидера, особенно по части крутой национализации, и выступал больше за миттерановскую модель социализма. Это сняло с него клеймо ортодокса в среде демократов, и на Западе на Кречетова посматривали благосклонно.

Никто не знал, что еще до внедрения в сухановский блок он был завербован Станкевичем и посвящен в члены «клана». Благодаря Кречетову Станкевич стал любимым гостем сухановских посиделок, хотя бывать на них, и особенно красоваться перед камерами, Геннадий Генрихович не любил совсем. И в тот день, когда его вытянули в президиум, Суханов клятвенно заверил его, что никаких съемок не будет. И точно, журналистов в зале не было, а уж тем более репортеров. И все же их сняли. Репортер из НТВ подкупил киномеханика, тот ночью затащил аппаратуру, а сам оператор с красным бантом прошел на форум патриотических сил как активист от люберецкой ячейки, с мандатом, как полагается. И все запечатлел, паскуда. И не преминул снять крупно улыбающегося Станкевича, а зубоскалы пера из команды Киселева вволю повеселились в своих «Итогах».

Геннадий Генрихович устроил скандал Кречетову и Суханову, те пообещали принять меры против строптивого журналиста.

– Мои ребята ему все ребра переломают! – пригрозил Суханов.

– Вот этого не надо! – строго сказал Станкевич. – Я все это выговорил вам на будущее. А избивать журналистов в подъезде – это не стиль больших политиков. Лаской, суровой лаской.

За день до смерти Шелиша Станкевич добился того, что Кречетова принял Президент. Виталий изложил свою программу, уложившись в пятнадцать минут. Президенту понравились умные, толковые расчеты, которые никак не укладывались в Сухановский курс, а сам Кречетов заявил, что во многом расходится с Сухановым и не чувствует себя органично в этом политическом блоке. Президент пообещал использовать его в правительстве. Если Кречетов туда войдет сейчас – вице-премьером вместо Шелиша, то программа-минимум для Станкевича будет выполнена. Он лично поможет новому вице-премьеру зарекомендовать себя несколькими серьезными акциями, и Белова можно будет убирать, расчистив дорогу для Кречетова. В отличие от Билла Станкевич не верил, что нынешний премьер согласится войти в «клан». Он слишком стар менять свою жизнь. Правда, на его счету в Швейцарии лежало несколько миллиардов долларов. Редли полагал, что это весомый козырь, чтобы заполучить Белова на свою сторону. Вряд ли он захочет огласки, а ее можно будет устроить, если премьер заартачится.

В Нью-Йорке многие считали, что против этого аргумента Белов не устоит. Но пока Станкевич думал, как поделикатнее преподнести эту информацию Владимиру Алексеевичу, чтобы она не напоминала грубый шантаж, а выглядела как дружеская забота уберечь репутацию первого министра, его опередили французские журналисты, опубликовав большую статью о богатствах премьера. Статью перепечатали в Москве. Билл пришел в ярость, он назначил специальное расследование по этому поводу, потому что кто-то воспользовался информацией, принадлежавшей только «клану», ибо за нее была уплачена весьма кругленькая сумма. Здесь, в столичных кругах, разразился скандал, но его быстро замяли, Белов сказал, что все это чепуха, и Президент поверил ему на слово. А народ просто не мог представить, откуда у простецкого мужика Белова эти миллиарды. Станкевич матерился целый вечер: в какой стране после таких сенсационных материалов верят вору на слово?! Только в России. Но Билл, не дожидаясь конца расследования по утечке этих сведений, по телефону сказал Станкевичу, что перешлет ему, если потребуется, подлинники самих счетов, подписи Белова, его расписки. Поэтому не надо отбрасывать этот крюк. Но если Белов откажется вступить в «клан», его придется уничтожить сразу же, потому что тогда за Станкевичем будет организована самая настоящая волчья охота. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Лежа на диване, Геннадий Генрихович почему-то был уверен, что вместо Шелиша назначат Кречетова. В этом случае у Президента складывалась своя игра с патриотами. Давая как бы уступку Суханову, который постоянно кричал, что его блок не пускают в правительство, а они-де знают, как добиться процветания России, Президент тем самым затыкал ему рот в Думе, а заодно и всей его команде. А если Суханов позже заявит, что Кречетов предал их интересы, то тогда Президент, умыв руки, невинно скажет россиянам: «Вы видите, я сделал все, чтобы добиться исторического согласия с патриотами! Но они сами этого не захотели. А значит, они попросту экстремисты!» И снова выиграет свой тур борьбы с Сухановым. Это был выгодный политический шаг. А Станкевич в случае прихода Кречетова в правительство получал заветные ключи от подземных кладовых и мог строить свою политику. Но он знал, что демороссы и «Яблоко» уже суетились, двигая на место Шелиша своего Евгения Кромина.

Плейбой Кромин когда-то заглядывал в рот Станкевичу. И среди девчонок они выбирали закадычных подружек, чтобы всегда быть вместе. Кто знал, что у этого смазливого мальчика жуткое честолюбие, и что он, узнав о выборе Редли Станкевича, возненавидит бывшего друга и превратится в заклятого врага. Вот уж поистине неисповедимы пути Господни! Если, приглашая на откровенный разговор Шелиша, Станкевич в глубине души еще лелеял надежду повлиять на него, то Кромин был враг и допускать, чтобы он занял кресло вице-премьера, было никак нельзя.

Станкевич стал придремывать, когда зазвонил телефон. Он помедлил, открыл глаза, не желая ни с кем разговаривать, но все же поднялся. Могла прорываться Апухтина, а ее звонка он ждал. Но звонила Элла. На второй день после смерти Олега Геннадий Генрихович послал ей букет хризантем с соболезнованиями. Он знал, что она обязательно позвонит и даже предусматривал вариант ее возвращения. Но к последнему он относился неоднозначно. Если в первые месяцы после разрыва брошенный муж готов был все простить и принять жену обратно, то теперь не хотел и видеть предательницу в своем доме. Об этом же ему сказал и старый Билл, узнав о несчастье. «Женщины всегда и всем изменяют, даже мужьям-красавцам, если подворачивается крепкий кобелек, – сказал он по телефону. – Их губит любопытство. Поэтому настоящий мужчина забывает о них, едва они выходят за порог дома. Не переживай, Эжен».

– Нам надо бы встретиться и поговорить, – дрогнувшим голосом попросила она.

– Ты так считаешь? – Станкевич, услышав ее голос, испытал даже некоторое волнение.

– У нас сын, он скоро приедет, – напомнила она.

– Через месяц, – уточнил Геннадий Генрихович.

– И насколько я осведомлена, он пока ничего не знает о нас. Это так?

– Похороны твоего милого дружка передавали на весь мир, а ты на редкость эффектно выглядела в своем траурном платье, чтобы он не обратил на это внимание. И потом, почти все газеты напечатали твою фотографию в траурном платье, – не без иронии заметил Станкевич. – А наш сын читает московские газеты. Так что…

– Дима не звонил?

– Пока нет. Видимо, он обдумывает этот факт. Мальчик уже достаточно взрослый, чтобы деликатно не заметить нашего развода.

– Я так понимаю, ты не хочешь встречаться? – с вызовом, раздраженно спросила Элла. «Боже, до чего легко женщины всё поворачивают в свою пользу! – вздохнул про себя Станкевич. – Ее уже раздражает, что я не бегу и не плачу у нее на пороге, умоляя вернуться».

– Ты решила снова изменить свою жизнь? – нарочно спросил Геннадий Генрихович, зная, что гордая и самолюбивая Элла Максимовна никогда не скажет «да».

– Я не хочу менять свою жизнь! – гордо заявила она, и Станкевичу больше ничего было не нужно.

– Ты нуждаешься в деньгах?

– Нет.

– Тогда я не понимаю, зачем нам встречаться, – сказал мягко Станкевич. – Утешитель из меня неважный, а вся неделя жутко напряженная, – пояснил он.

– Давай на следующей, – предложила Элла.

– Хорошо, позвони во вторник.

– Договорились. До свидания.

– Пока.

Геннадий Генрихович положил трубку.

– Черт! – выругался он.

Станкевич знал, что она позвонит, и не раз давал себе слово не идти ни на какие уступки. Счастья уже не будет. Он все будет помнить, что этот золотушный упрямец тискал и пользовался ею, как хотел, а она шептала ему, что ни с кем большего счастья не испытывала. А потом, она просто не любит его. Ей нужно отсидеться, но отсидеться комфортно, иметь много денег, машину, опять участвовать в тусовках, носить платья от Диора, поехать отдохнуть, к примеру, в Италию, а на свою зарплату… Впрочем, какая зарплата? Она же больше не работает в журнале. После женитьбы Олег не захотел, чтобы Элла ходила в журнал. Она безработная. Место уже занято, на первое время ей что-то дали, Олег никогда не ходил в отпуск, значит, выплатили всякие компенсации, да и у молодоженов немного было. Этак тысячи две долларов. А дальше помахали ручкой: живите, устраивайтесь, госпожа Шелиш, у нас свободная страна, а пенсии для жен вице-премьеров не предусмотрены. Нет, он не будет с ней встречаться. Не бу-дет! Никогда!

Со двора донесся энергичный голосок Вики. Ох, ах, она сразу бросилась к Кузьме и к шашлыкам. Станкевич выглянул в окно, но так, чтобы его не заметили. Вика уже повисла на Кузьме, а последний, поглядывая на окна, все же потискал ее за попку и вручил, как награду, кусок осетрины.

– А где Геннадий Генрихович? – манерно вскрикнула она в сторону окон второго этажа.

– Он отдыхает, – сказал Кузьма.

– Но он же сам меня позвал!

– Спустится через полчасика. Садись, киска, отдыхай.

– Мне не нравится это прозвище! Я тебе уже говорила!

– Будь проще, не выпендривайся, – урезонил ее помощник.

Станкевич с тоской на лице отошел от окна. Он терпеть не мог пьяных баб, да еще таких прорв, как Вика. Но делать нечего, для этого задания именно она и подходит.

Хозяин надел светлый костюм и собирался спуститься вниз, когда снова зазвонил телефон. Он застал его у лестницы, и Станкевич подошел к столу, взял трубку.

– Только что закончилась встреча Белова и Кромина, – сообщила Людочка Апухтина. – Завтра утром они идут к Президенту. И он, по всей видимости, утвердит Кромина первым вице-премьером.

Она выдала это четко, без всяких вступлений и комментариев. Несколько секунд Геннадий Генрихович молчал.

– Спасибо, Людочка, – не выдав своего потрясения, ровным голосом ответил он.

– Насколько я знаю, вы вместе учились? – спросила она.

– Да, поэтому поводов для беспокойства нет, – проговорил он наигранно-веселым тоном.

– Когда мы увидимся?

– Думаю, завтра-послезавтра, я уже соскучился по тебе.

– Я тоже.

– Спасибо за ободряющую информацию. Целую тебя.

– Целую, пока.

Станкевич положил трубку. Посмотрел на часы: 17.45. В запасе только сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Кромин не должен доехать до Президента. Правда, есть еще ночь. Где только проведет ее Кромин? У себя дома или на даче? Женя не любитель дачной природы, поэтому, скорее всего, дома. На Кутузовском. Там жена, ее мать-старушка и дочь. Пятый этаж. Он помнит окна. А где спальня? Второй такой же смерти, как с Шелишем, быть не должно. Смерти вообще быть не должно.

– Геннадий Генрихович! Ау! Я здесь и хочу вас видеть! – кричала со двора Вика.

– Идиотка! – негромко и зло бросил в ответ Станкевич.

21

Турецкий появился у себя только к половине седьмого. Денис измаялся, болтаясь у ворот, потому что Лару куда-то услал Меркулов с поручением, а звонить Константину Дмитриевичу и просить его заказать пропуск Грязнов не хотел, да и какая разница, где ждать.

Александр Борисович отругал его за это.

– Для дела хоть самого Президента можно поднять с постели, – изрек он. – Но коли ты здесь, дуй за Питером, он только что звонил из гостиницы и наверняка плещется в душе. Пропуска закажу.

– Вы даже не спросили меня… – начал было Денис, которого распирало оттого, что он нашел террористов, но Турецкий перебил молодого сыщика:

– Вижу-вижу, что нашел! Молодец! А я постараюсь сейчас отыскать твоего дядю. Дуй!

Когда Денис привез Питера, которому еще по дороге Грязнов успел рассказать о своих мытарствах и сомнениях, у Турецкого уже сидели Славка и Меркулов.

Александр Борисович победно оглядел вошедших.

– Вот он, герой дня! Изловитель злосчастных террористов! – ткнул он пальцем в Дениса.

Питер, расширив глаза, прижал палец ко рту и умолял Турецкого не произносить вслух таких слов, ведь их наверняка подслушивают.

– Вот! – Турецкий выложил на стол два «жучка». – Конечно, могут быть и еще, но в других кабинетах. А теперь посмотри на это! – подвел он Питера к окну. Наверху, скрытый широким карнизом, помещался продолговатый прибор, прикрепленный к стене.

– Такой? – спросил Александр Борисович у Реддвея.

– Ну есть и такой, есть и поменьше. Это самый дешевый, – улыбнулся Питер.

– Государство не Ротшильд! – резюмировал Турецкий, – но оно беспокоится о нас. Я пожаловался Белову на утечку сведений и намекнул, – Турецкий похлопал Питера по плечу, – что имею сведения, которые смогу доказать документально, о некоторых высокопоставленных товарищах, не будем называть фамилий, которые работают на преступные кланы. Вчера твой Фомин прислал свою справку Президенту и Белову, а сегодня начал уже трезвонить по всем каналам. Премьер вызвал меня и спросил мое мнение на этот счет.

Александр Борисович гордо посмотрел на Реддвея, по лицу которого разлилось уныние.

– Я же просил, Алекс! – умоляюще проговорил американец.

– Я ничего ему не сказал! Я как раз хотел обсудить с тобой возможность сковырнуть этого тарантула с нашей шеи. Разве плохо?

– Плохо, – сказал Питер. – И потом, я не решаю такие проблемы.

– Ладно, – согласился Турецкий. – А Косте можно сказать?

Питер молчал.

– Все! Но я пожаловался. Сказал, что не могу работать в таких условиях. И попросил обеспечить мне полную секретность следствия. Белов – четкий мужик!

– Нет, ты расскажи, как он тебя принимал! – просиял от гордости за друга Грязнов.

– Ну зачем, господа из ЦРУ могут подумать, что мы тут запросто с премьерами на короткой ноге, а это не так. Или еще хуже, что Турецкий отчаянный грубиян. Так вот, я пожаловался. И намекнул. Премьер возмутился. И полчаса назад, когда я вернулся, некоторые товарищи, присланные Беловым не из ФСБ, прошу заметить, а отдельные специалисты из «Белого дома», нашего «Белого дома», пошукали тут с приборами, нашли и показали мне эти «жучки» иностранного производства, сказали, что доложат об этом Белову и поставили электронную защиту по его указанию. Поэтому говори все, что думаешь! – громко сказал Александр Борисович.

Питер грустно вздохнул и опустил голову.

– Ты недоволен?

– Да, – простодушно ответил Питер.

– Чем ты недоволен?

– Тебе надо все же советоваться. Я хотел провернуть одну операцию с этими, – Реддвей кивнул на «жучки». – Подсунуть ему кое-какую дезинформацию. Очень важную. Так все красиво было задумано, а ты все испортил!

– Извини, – посерьезнев, проговорил Турецкий. – Что ж ты сразу не сказал?!

– Ладно, проехали, как у вас говорят, – усмехнулся Питер.

Зазвонил телефон. Александр Борисович с грустью смотрел в сторону, даже не думая снимать трубку.

– Ты чего телефон не берешь? – возмутился Меркулов и снял трубку.

– Алло?.. Да, это я… У нас тут оперативное совещание… Да по поводу Шелиша… Да, нашли… Поставили… Понял. Сейчас зайду! – Костя поднялся. – Генеральный. Почему-то по городскому. Вы еще не уходите?.. Саша! Я к тебе обращаюсь!

– Нет, Костя, иди, я дождусь.

– Не грусти, Питер, все будет хорошо, – улыбнулся Меркулов и ушел.

– Ладно, займемся делом, – затянув узел галстука и сделав официальное лицо, проговорил Турецкий. – Питер, больше ошибок не будет. Ты меня знаешь.

– Я тебя знаю, – улыбнулся Реддвей, стараясь снять ту напряженность, которая возникла по его же вине.

– О'кей! Ну что там, Денис?

Грязнов-младший рассказал о своих успехах. Александр Борисович выслушал его сообщение без видимого энтузиазма.

– Что-то тут не то, – сказал он. – Не водят ли эти хлопцы нас за нос? То, что Нортон провел Дениса, сомнений не вызывает. А вот вся эта история насчет школы… – Турецкий посмотрел на Питера. – Тебе не кажется, что все это липа? Два террориста с физическим образованием приезжают в Россию, чтобы обучать местных головорезов. Чему? А, Питер?

– Хотя бы электронным средствам разведки, работе с новейшей аппаратурой подслушивания и прослушивания, химическим способам воздействия на людей, с пластической взрывчаткой, это не так уж мало, – серьезно ответил Питер. – Террористы сегодня меньше работают кулаками, но больше головой.

Он говорил как по писаному, точно собирался прочитать присутствующим лекцию о современном терроризме. Турецкий слушал его с усталым видом.

– А ты считаешь, что у нас нет своих ребят, которые все это знают? – удивился он.

– Может быть, и есть, но их не так много. Раз! – Питер выбросил большой палец. – Потом, на Западе вся эта индустрия развивается быстрее. Конечно, у Гжижы и Нортона наверняка здесь есть еще какие-то дела. Эта поездка для них тоже практика, а потом, они еще, как это сказать, проверяемые…

– Проверяющие, – подсказал Турецкий.

– Да, проверяющие. Там в Нью-Йорке Билл Редли должен знать, что за школа есть в России. Они, как и мы, создают универсальный тип террориста и антитеррориста. Это очень серьезно. Я удивлен, Алекс, что ты так легкомысленно к этому относишься – Питер даже обиженно посмотрел на Турецкого.

– Питер говорит важные вещи, – согласился Грязнов-старший.

– Хорошо, я с вами согласен, вы меня задавили, – поднял руки вверх Турецкий. – Но клуб отдыха «Солнышко» – это насмешка Нортона над Денисом. Как считаешь? – Александр Борисович обратился к Славе Грязнову.

– Похоже, – кивнул Реддвей. – Надо проверить.

– И все же эта идея со школой… – начал было Турецкий, но Питер бросил на него предупреждающий взгляд, и следователь замолчал. – Хорошо, заряжай, Вячеслав Иванович, своих ребят, и будем все проверять. Идет?

– Идет! – кивнул Реддвей.

Денис повез Питера к себе в агентство, куда должны были подъехать и оперативники Грязнова, выделенные им в помощь Реддвею. Они должны были разработать конкретный план действий на завтра.

Когда американец уехал, Турецкий облегченно вздохнул, достал из сейфа фляжку с коньяком, налил полстакана и залпом выпил. Ему хотелось выматериться, но он сдержался. Питер – друг, но сейчас эта дружба становилась обременительной. Белов, предоставивший ему всю полноту действий и свое покровительство, надеялся, что убийца будет найден в самое ближайшее время, а Фомин посрамлен. И Турецкий пообещал ему это. Тут уж не только его личная честь, но и честь всей Генеральной прокуратуры была поставлена на карту, а он должен отвлекаться от дела и заниматься террористами.

– Ладно, все, Питер наш друг, но он уехал, – наливая коньяк Грязнову, сказал Турецкий. – Что у тебя, Славка?

– Я выяснил, что с Володиным работали еще трое: Тюменин, Старостин и Клюквин. Двое последних технари, собирали узлы по схеме, а вот Тюменин разбирался и в основах. Родители Тюменина сказали, что сын в командировке где-то на секретном объекте, наезжает редко, когда будет – неизвестно. А со Старостиным и Клюквиным дела похуже. Первого отравили в Стамбуле. Он был «челноком». В желудке обнаружен сильнодействующий яд, а Клюквин пропал. Поехал за билетами для ансамбля, и с концами: ни его, ни билетов. Я говорил с кассиршей, это агентство на Дзержинке, Клюквин – парень не промах, успел ее закадрить, и она прождала его два часа у памятника Пушкину. Но билеты она ему выдала, пять паспортов он имел с собой, народу в агентстве почти не было. Но когда он вышел и приблизился к машине – у него светлая «девятка», мы ее тоже поставили в розыск, – то к нему подошли двое. Поскольку Клюквин ее закадрил, то Танюшка через окно, естественно, проследила за ним, углядела машину и тех двоих: один худой, другой – с рыжей бородой. Она еще подумала, что кто-то из ансамбля.

– Гжижа и Нортон?! – загорелся Турецкий.

– Я это как-то не взял в расчет… – задумался Грязнов. – А ведь могут быть и они, черт возьми! Слушай, давай-ка возьмем их портретики и прокатимся прямо к Танюше.

– Поехали! По дороге договорим.

Относительно Володина Грязнов узнать ничего не мог. Сирота, из детдома, пропал бесследно. Славка ездил в институт Басова, разговаривал с директором Ильей Евгеньевичем. Володин занимался практически теми же разработками, что и НИИ Басова. Академик был знаком с Валерианом и постоянно звал к себе. Но где он сейчас, директор не знал.

– Басов, правда, занервничал, когда я заговорил о Володине, и мне показалось, что академик чего-то недоговаривает, – добавил Грязнов.

– Чего, как думаешь? – спросил Турецкий.

– Мне кажется, он знает, где Володин, – твердо сказал Грязнов.

Турецкий помолчал.

– Тебе бы потрясти его – мягко, душевно, – закуривая в машине, проговорил Славка. – Потому что, когда я стал расспрашивать о Шелише, не могла ли его смерть быть вызвана некими излучениями, – Басов четко ответил: могла, но нужен прибор.

– Откуда он знает про прибор? – удивился Турецкий.

– Вот то-то и оно! – зацепился Грязнов. – Я задал аналогичный вопрос. Басов ответил, что эта идея давно витает в воздухе, но создавал ли такой прибор Володин, он не знает. А после этого вопроса он вообще заторопился, сослался на то, что ему надо ехать на заседание президиума Академии. Я не поленился, позвонил туда. Никакого заседания у них на этот день не намечалось.

– Крутит академик.

– Крутит! – согласился Славка. – Но я – МУР, уголовка, поэтому он меня побаивался, а ты все же прокуратура, к тебе он с большим почтением отнесется. И хорошо бы Костя поприсутствовал. На таком уровне с ним погутарить.

– Может, еще Белова пригласить? – язвительно заметил Турецкий, но Славка насмешку пропустил мимо ушей.

– В Стамбул не надо ехать?

– Хорошо бы прокатиться. Да, боюсь, денег не дадут.

– А ты Белову позвони!

– Вас так и тянет за границу пивка попить!

Они приехали в агентство, вызвали Танюшу, показали ей фотографии. Нортона она опознала сразу же, он курил у самого окна, Гжижу рассмотрела похуже, но и он был похож на второго.

– О нашем разговоре, Танюша, никому ни слова! – строго предупредил Грязнов. – В случае чего звоните прямо мне! – И полковник милиции кокетливо заулыбался, подсунул ей свою визиточку, написал даже домашний телефон.

Они вышли из агентства.

– Что, разослать всем ориентировку с фотографиями? – спросил Славка.

– Немедленно! Но предупредить, чтобы не задерживали, а взяли под колпак. Правда, наши так возьмут, что переполошат мальчиков, – вздохнул Турецкий.

У следователя тоже имелись кое-какие сведения. Так, в день убийства на территорию госдач Совмина заезжала машина Геннадия Станкевича. Он сам был за рулем, позади двое охранников. Александр Борисович узнал, к кому приезжал бывший помощник Президента. Зам министра приборостроения Дитковский показал даже точное время его появления: четверть пятого. Но именно в 16.15. – 16.20 наступила смерть Шелиша. Вряд ли Станкевич мог успеть доехать до дачи Дитковского, с одного края на другой ехать минут десять – пятнадцать. Это в том случае, если он имел приборчик, а на заднем сиденье вместо одного из охранников сидели Володин или Тюменин. Но тем не менее Турецкий намеревался навестить Геннадия Генриховича или вызвать его к себе.

Шелиш увел у последнего красавицу жену. За это, правда, давно не убивают, но чем черт не шутит. Надо еще раз заехать к Элле Максимовне расспросить о бывшем муже. На какие средства они жили, к примеру? На деньги фонда Станкевича? Но доходов у фонда кот наплакал, поскольку не ведется никакой коммерческой деятельности. Возникает вопрос в задачнике: кто его тогда субсидирует? Да столь хорошо, что команда Станкевича проводит крупные международные конференции, а сам председатель то и дело разъезжает по заграницам. И еще один вопрос: в чем не ладили два закадычных дружка Шелиш и Станкевич? Эту информация сообщил Летецкий, кого Турецкий успел еще раз допросить. Сплошные вопросы, в которых нужно разбираться и разбираться. Но в первую очередь надо потрясти Басова, Грязнов прав. И искать террористов Питера. Все это может иметь значение по делу о смерти Шелиша. Вот теперь Турецкий всерьез им займется.

22

Кромин уехал с работы в три часа дня, дома была одна теща, и он, наскоро перекусив, заварил себе крепкого кофе и закрылся в кабинете, набрасывая конспект выступления о программе своей деятельности на посту первого вице-премьера. Завтра в одиннадцать утра его вместе с премьером Беловым ждал президент, и за пятнадцать минут Кромин должен был высказать те идеи, которые помогли бы выбраться правительству из неплатежей и вывели бы страну на уровень процветания. Его козырная карта – программа деприватизации, которую они разработали вместе с Олегом и суть которой в общих чертах Президент уже одобрил. Собственно, Кромина и брали исключительно по этой причине: Президент в свой последний четырехлетний срок очень хотел сокрушить таким цивилизованным путем нарастающую на теле новой демократической власти мафию, за счет немыслимых богатств которой нищал простой народ. Поэтому Евгений Сергеевич и хотел обозначить реальные контуры будущей деприватизации и показать полученные уже в этом году выгоды. А они заключались в следующем: прекратить вывоз капиталов за границу, а значит, правительство должно во всех крупных акционированных предприятиях либо иметь контрольный пакет акций, либо право вето на подобные операции. Кромин с Шелишем предлагали как бы миттерановский вариант перераспределения средств и доходов в пользу государства. Тогда не будет головной боли с выплатой пенсий и зарплат госслужащим, шахтерам, рабочим оборонных отраслей. Реальные цифры у Кромина имелись, требовалось сжато, четко и лаконично рассказать об этом Президенту, произвести на него впечатление умного, энергичного и масштабно мыслящего стратега. Посему в речи никаких вводных предложений. Телеграфный, тезисный стиль изложения доклада с краткой расшифровкой наиболее сложных положений. Повтор только выигрышных моментов. Легкость, живость подачи, все бумаги должны лежать в стороне, все цифры держать в уме, использовать яркие примеры, метафоры, живой образный язык. Глупых улыбок не производить, но и мрачность лица не выказывать. Открытость. Умение маневрировать. И сразу же без натуги отвечать на любой вопрос. Прикинуть кандидатуру председателя Счетной палаты, об этом просил Белов, даже выдал свой список, подчеркнув тех, кого он будет поддерживать.

Премьер просил не волноваться. «Вопрос уже практически решен, – сказал он, – Президент вас знает, так что не волнуйтесь». Еще назначая Кромина в Счетную палату, первое лицо государства напутствовало его на решительную борьбу со всякого рода финансовыми нарушениями, и о первых докладах Евгения Сергеевича одобрительно отзывался Белов, а следом за ним и Президент, который конечно же знал о них от своих помощников.

– Авторитет и лицо у вас есть, поэтому речь пойдет только о программе, сроках ее реализации и конкретной отдаче. Вот три кита, об остальном не думайте, – напутствовал его Белов, когда они вместе возвращались с поминок. – Я думаю, мы с вами продолжим то, что начал Олег… Жалко, что так все случилось… – Он помолчал. – А Элла Максимовна где работала до замужества? – спросил неожиданно Белов.

– В одном экономическом журнале, она доктор наук, – ответил Кромин.

– Вы спросите у нее деликатно, если ей потребуется помощь в трудоустройстве, то мы поможем, – проговорил Белов.

– Хорошо…

– А со Станкевичем вы не общаетесь?..

– Нет. Я еще раньше с ним идейно разошелся, – усмехнулся Кромин.

– Мне Олег рассказывал об «Азотроне». Они ведь до сих пор не внесли ни копейки, а прибыль уже получают. Просто так, за красивые глаза! Ох и авантюрист Геннадий Генрихович! Светлая голова, и многое ведь мог сделать для России… – Премьер не договорил.

Кромин хотел поправить Белова, сказав, что Станкевич давно уже не авантюрист, а самый настоящий бандит с большой дороги, но воздержался. Все ж, когда-то они были друзьями, и сейчас хула могла прозвучать навязыванием своего мнения. Олег, царство ему небесное, правильно говорил: «Не надо разглагольствовать, кричать на всех углах, что Станкевич вор и мафиози! Надо бить фактами. Точными, сухими цифрами: сколько дал, сколько взял, куда дел, во что превратил и так далее. Против фактов никому еще отбиться не удавалось».

Олег по своей запальчивости даже считал Гену главным врагом России. Перебравшись на дачу, он позвонил Кромину и сказал: «Приезжай, я встречался со Станкевичем и такого тебе порасскажу, что у тебя волосы дыбом встанут!»

Волосы дыбом встали. Когда Кромин узнал о смерти друга. Теперь ему одному придется довести до конца то, что не сделал Олег. Это его долг.

А завтра надо все же постараться. Противники уже знают, что выбран Кромин, и Кречетов, мечтавший занять это место, активизирует свою патриотическую гвардию. И не только патриотическую. Гвардию Станкевича, к примеру. Шелиш предупреждал: если кого-то и стоит опасаться, то Геннадия. Бывшего друга. Вот уж никогда бы не подумал. Он темная личность, все это говорят. Суханов наверняка позвонит Президенту и попросит его переменить решение, обещая вечный мир и согласие в обществе. В Кузбассе опять зреет забастовка, и Суханов будет гарантировать, что, если поставят Кречетова, он ей не позволит начаться. Да мало ли какие у него найдутся козыри. И все может измениться в течение часа.

От этой мысли у Кромина пересохло во рту, он поднялся, налил себе немного джина, набросал много льда, добавил тоник. Это был любимый его напиток. В дверь скребся Чарли. Хозяин помедлил и впустил пса. Бело-коричневый, из породы биглей, Чарли прибежал к нему, положил голову на колено и с такой тоской посмотрел на него, что Кромин удивился.