Текст книги "Гонцы смерти"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Положение было затруднительное. Выручил Меркулов.

– Раз премьер сам дал Александру Борисовичу такое право, то, я думаю, тут не будет большого нарушения субординации, если он им воспользуется, – мягко сложил фразу Константин Дмитриевич.

– Пожалуйста, воспользуйтесь этим правом, – согласился генеральный, – но я бы хотел присутствовать при этом разговоре.

– Хорошо, – ответил Турецкий.

Вопрос о прекращении дела Шелиша был временно приостановлен до консультации с премьер-министром.

Они вышли с Костей из кабинета генерального, зашли к нему. Меркулов закрыл дверь на ключ, вытащил из сейфа бутылку кизлярского «Юбилейного», который предпочитал всем остальным сортам коньяка, наполнил две двадцати граммовых рюмочки. Они молча выпили.

– Что за осведомитель у нас появился? – сердито поинтересовался Костя.

– Тут можно грешить на кого угодно, – махнул рукой Александр Борисович. – Секретарша генерального Вера в курсе, потому что в последнее время зачастила к Ларе: то зовет ее покурить, то показать модную тряпку, то подарила ей помаду, потом тени. Откуда такая внезапная любовь?

– Ты серьезно? – удивился Меркулов. – Думаешь, он сам?

– Трудно сказать. Но думаю, носит сплетни наверх не она. Ее используют другие.

– Кто?

– Полагаю, что полковник Фомин из ФСБ. Мне Лара сказала, что Вера захаживает на Лубянку. А уж Фомин в элегантной упаковке преподносит нашему. Меня настораживают его симпатии к этому пройдохе. Тот же действует тихо и осторожно, шпигуя шефа «наушной» информацией о пошатнувшейся дисциплине в подведомственном аппарате. А генеральный – человек строгий, принципиальный, ему не нравится, что следователи позволяют себе пропустить рюмочку в течение рабочего дня. Раньше за это с работы снимали. Хотя он и не ханжа, он демократ, он за справедливость. А Фомин тихо гадит. И происходит процесс наращивания кристалла. Видишь, и в тебя камешек уже пущен…

– Да я хоть завтра на пенсию. Мы уже поругались. Вроде была устная договоренность относительно Скопина, приношу приказ о прикомандировании Льва к следственной части, не хочет подписывать. Сказал, за два месяца заплатите, а в штат не возьму! Кого-то своего хочет перетащить из глубинки. Не знаю теперь, как Леве в глаза смотреть. Выдернули парня из аспирантуры!

– Что же ты мне раньше не сказал?! – возмутился Турецкий.

– Он поставил в известность об этом за секунду до твоего прихода к нему.

– Черт! – Турецкий налил себе еще рюмку и залпом выпил.

Подошел к окну и несколько секунд стоял молча.

– Зачем тебе встреча с Беловым? – спросил Костя.

Турецкий тяжело вздохнул.

– Пойдем ко мне.

Костя взглянул на потолок и кивнул. Они зашли в кабинет к Турецкому.

– Мне надо ехать с Питером в Женеву и арестовать этих мерзавцев. Иначе мы ничего не докажем. А они прямые свидетели. Я думаю, что и аппарат они увезли с собой. А бездоказательные показания того же Володина ничего не решат, ты же понимаешь. И естественно, я буду расследовать это дело в нормальный двухмесячный срок, как и предусмотрено УПК!

Зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку.

– Сергей Басов никуда не уезжал, – доложил Скопин. – Он и сейчас дома.

– Ты где?

– Я звоню из автомата напротив.

– Я еду, жди! – сказал Александр Борисович. – Встретимся у подъезда.

Он положил трубку.

– Лева? – спросил Меркулов.

– Володин дома. Едем к нему.

– Ни пуха!

– К черту! – Турецкий подмигнул Косте, и первым вышел из кабинета.

33

Турецкий примчался в район метро «Академическая», где жил Сергей Басов, минут за двадцать. Лева сиротливо потягивал квасок, стоя у будки рядом с ханыгами, которые попивали пивко, с недоумением поглядывая на рослого блондина, глотавшего кислый квас.

Увидев шефа, Скопин оставил недопитую кружку и бросился к нему.

– Может быть, взять бутылочку коньячка? – деловито осведомился он и, заметив недоуменный взгляд Турецкого, смущенно пробормотал: – Нет, я не буду, но иногда для доверительного общения это помогает. Потому что, сами понимаете, разговор будет нелегким… Деньги у меня есть.

Александр Борисович задумался.

– Ладно, возьми, – согласился он.

Меркуловские сорок пять только раззадорили Турецкого, которому для вхождения в норму требовалось сто пятьдесят, никак не меньше. Да и беседа с генеральным слегка взвинтила старшего следователя по особо важным делам, особенно его грубоватое упоминание о девушках и коньяке. А информация о Скопине вообще вывела Турецкого из себя. И еще то, что Костя принял это как данность, даже не попытавшись что-либо возразить генеральному. Раньше он умел драться. А теперь… Укатали сивку прокурорские горки.

Вадим вернулся радостный с бутылкой «Метаксы» в руках. Он чувствовал свою вину за то, что напился пару дней назад, и старался хоть чем-то ее загладить.

Басов открыл дверь и удивленно посмотрел на незнакомых посетителей.

– Я – Турецкий Александр Борисович, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, – протягивая свое удостоверение, отрекомендовался он. – Это мой коллега, следователь Лев Скопин. Можно войти?

Сергей неожиданно смутился. Он даже не взглянул на удостоверение, не отводя глаз от следователя.

– Я вас узнал, – сказал он. – Видел по телевизору. Входите!

Они вошли. Басов занимал маленькую двух комнатную хрущобу. В комнате помимо письменного стоял большой чертежный стол, по стенам высились стеллажи с книгами, рулонами бумаги, старый шкаф с посудой и безделушками, висел парадный портрет академика Басова, написанный маслом, старинная конторка, для того чтобы писать стоя, в углу тахта, заправленная теплым пушистым пледом, на ней подушка, рядом на тахте и на полу стопка книг. Видимо, Сергей до их прихода читал, лежа на тахте.

– Я прошу прощения, у меня постоянно такой кавардак, – проговорил он, убирая книги на полку. – Ко мне редко кто заходит, поэтому я живу, как мне удобно.

– Нормальная творческая атмосфера, – улыбнулся Турецкий. – Это мы должны просить прощения за такой нежданный визит, но я уже неделю безрезультатно звоню к вам в институт, а застать вас не могу…

– Мне не передавали, – снова смутился он.

– Правильно, потому что я не представлялся, – улыбнулся Александр Борисович. – Не хотелось, знаете ли, будоражить чиновничье воображение. А то моя должность звучит несколько сурово: следователь, да еще по особо важным делам Генпрокуратуры, у дамочек сразу придыхание в голосе и повышенный интерес. Собственно, мы заехали проконсультироваться с вами по одному вопросу. – Турецкий скосил глаз на Вадима и вытащил бутылку «Метаксы». – Набрались нахальства и позволили себе заявиться к вам с коньяком. Знаете ли, по русскому обычаю с пустыми руками в гости не ходят. Но если вы не употребляете, то мы тут же этот вопрос снимаем.

– Нет, коньячок я пью. Немного, но иногда полезно, чтобы снять лишнее напряжение, – закивал Сергей. – У меня лимончик и апельсины есть…

– Вот и чудесно! – промурлыкал Турецкий.

Басов ринулся на кухню. Турецкий снял пиджак, оставшись в одной рубашке.

Лева порадовался тому, как шеф легко преодолел первый барьер, тотчас расположив к себе незнакомого человека, и действительно создал непринужденную атмосферу визита. «Учись, Лева, мотай на ус!» – сказал он себе.

– А может, мы на кухне? – предложил Турецкий, заходя туда.

– Но я боюсь, тут тесно, – пробормотал хозяин. – Эти хрущевские кухни рассчитаны для одного человека.

«Нордическая фактура лица совсем не соответствует характеру, – тотчас подметил Вадим. – Такое лицо к суетливости и бормотанью не располагает. То первое, круглое, подходило больше».

– Поместимся! – уверенно сказал Александр Борисович. – Зато курить можно. Опять же с вашего разрешения. Это я один только такой неисправимый греховодник. Лева у нас не курит.

– Пожалуйста, курите! Проходите, если вас не смущает такая теснота!

Через минуту они уже сидели за кухонным столом, а «важняк» уже разливал коньяк. Плеснул он две капли и Леве. Для компании.

– Что ж, за знакомство? – подняв рюмку, предложил Турецкий.

– Рад познакомиться, – заулыбался Басов. – Кстати, давно хотел с вами познакомиться, наслышан!

– Вот как? – промурлыкал Турецкий. – Надо же! Я, оказывается, еще и популярность имею!

Они выпили. Рюмки были подходящие для Турецкого – сорокаграммовки.

– Мы, чтобы долго вас не задерживать, сразу перейдем к делу, – начал Александр Борисович, доставая свои «LM» и закуривая. – Нам порекомендовали к вам обратиться…

– Кто? – удивился Басов.

– Игнатий Федорович Оболенский, – тут же приврал Турецкий. – Мы запухли в деле Шелиша, вы, наверное, слышали?

– Слышал, – помрачнев, проговорил Басов.

– Вот. Ситуация непонятная. Жил здоровый, цветущий человек, и вдруг такая оказия. Все сходятся на том, что присутствовало вмешательство извне, некая сила, которая в один миг свела вице-премьера в могилу… – Турецкий выдержал паузу. Молчал и Басов. – Вот… Нас некоторые ваши коллеги уверяют, что могло иметь место некоторое электромагнитное влияние, даже некий аппарат…

– Володина, – подсказал Басов.

– Вот! – ухватился Александр Борисович. – И вы о нем слышали?

– Это я его сконструировал, – признался Сергей.

От неожиданного этого признания, которое произошло в первые же минуты разговора, Скопин даже махнул залпом свои полрюмки и закашлялся.

– Сережа, дайте ему что-нибудь запить!

Хозяин засуетился, открыл бутылку боржоми, и Скопин, выпив воды, вытер слезы, выступившие на глазах.

– Я больше не буду, – пообещал он.

– Я, честно говоря, давно к вам собирался, просто есть одно обстоятельство, которое не давало мне это сделать, – проговорил Басов. – Я сейчас все объясню…

Сергей подробно рассказал, как делал аппарат, как его уничтожил, как согласился по предложению академика Басова сделать пластическую операцию, как мучился, когда узнал о смерти Шелиша, ибо сразу все понял.

– Получается, что Тюменин украл его? – уточнил Турецкий.

– Выходит так.

Александр Борисович покачал головой.

– Что со мной будет? – собравшись с духом, спросил Сергей.

– Мы не собираемся вас наказывать или привлекать к ответственности. Ваше право менять лицо и даже фамилию, уголовного наказания за это не предусмотрено. Оно могло бы быть, если бы вы с помощью этого задумали избежать правосудия за совершенное преступление, но ведь вы его не совершали… Так я вас понял?

– Да, все, что я вам рассказал, чистая правда, – признался Басов.

– Хотя своими действиями вы ввели нас в заблуждение, и я долгое время предполагал, что преступник – это вы. То есть он мог выдавать себя за вас и от вашего имени совершать преступления, – уточнил Турецкий.

– Я понимаю… – Басов опустил голову.

Александр Борисович вытащил фотографию, которую Денис снял, наблюдая за дачей Станкевича: лысоватый человек, сидящий на лавочке во дворе с книгой.

– Вы не знаете этого человека?

– Это Миша Тюменин, – помолчав, ответил Сергей. – Тот, кто работал со мной над аппаратом. Только он жутко постарел… Я знал его совсем молодым… – Басов долго не мог оторвать глаз от фотографии. – Это он все сделал?

– А были другие? – не понял Турецкий.

– Были еще Старостин и Клюквин. Они, конечно, работали технарями, исполнителями, но разобраться в устройстве аппарата, думаю, смогли бы…

– Их нет в живых…

– Разве они умерли? – пробормотал Сергей.

– Их убили…

Несколько секунд Басов сидел неподвижно.

– Кто?..

– Это нам еще предстоит выяснить, – сказал Александр Борисович.

– А когда вы снимали Тюменина?

– Несколько дней назад.

– Где?

– В интересах следствия мы не можем пока вам ответить на этот вопрос, Сергей Константинович. Как бы вы могли охарактеризовать Тюменина?

Турецкий выпил коньяк и снова закурил.

– Можно я тоже закурю? – попросил Басов.

– Пожалуйста. – Александр Борисович пододвинул пачку сигарет Басову.

– Я когда-то курил, потом бросил…

– Может быть, не стоит и начинать? – усмехнулся Турецкий.

– Ничего, еще раз брошу.

Сергей закурил. Руки у него дрожали. Скопин не сводил глаз с Сергея, обеспокоенный его нервным состоянием.

– Тюменин нормальный вроде мужик. Был женат, разошелся, он фанатик, как и я, вся жизнь в работе. Разошелся из-за того, что не хватало денег, жена нашла какого-то бизнесмена, который прилично зарабатывал, и ушла к нему. Миша очень переживал. Вообще-то он скрытный по характеру. Интроверт. Все в себе. Немного медлительный, но упорный. Если поставит цель, то добьется. Безусловно способный технарь. Я старался не посвящать их во все тонкости работы, потому что понимал, что аппарат может быть использован во зло, а когда пошли звонки с разными предложениями, я и решил его уничтожить, знал, что рано или поздно меня обманут и превратят его в мощное оружие. Но он, видимо, раскусил мой замысел и обманул. Хотя я всегда считал его честным человеком и доверял ему. Так мне казалось. В потаенные уголки его души, естественно, не проникал, мы не были настолько дружны…

– А если бы вы написали ему письмо, он знал ваш почерк?

– Да… – подумав, ответил Басов.

– Если б вы написали ему письмо с просьбой прийти к нам, – неожиданно попросил его Турецкий. – Сейчас Тюменин – единственная наша зацепка, единственный свидетель, кто бы мог разоблачить эту преступную группу. Она очень влиятельна, и нет никакой надежды, что преступники раскаются и в чем-то признаются. Судя по вашему рассказу и этой фотографии, а она снята скрытным путем, ваш Тюменин здесь не позирует, он сам с собой, и, как вы сами понимаете, он не до конца опустившийся человек. Его могли, наконец, заставить это сделать. И если б он помог нам, то мы бы избавили людей от этого страшного орудия и разоблачили бы злодеев. Пока мы знаем двоих, кто пострадал…

– Второй Кромин? – спросил Сергей.

– Да. И эти люди ни перед чем не остановятся. Следом за Шелишем и Кроминым может последовать и третий, и четвертый. А если аппарат попадет за границу и его начнут тиражировать?! Представляете, какое зло он может принести людям?

– Я представляю… – прошептал Басов.

Он вдруг закрыл лицо руками и выбежал в другую комнату. Турецкий не ожидал такой реакции, вздохнул и почесал затылок. Посмотрел на Леву. Тот поднялся и тоже вышел в комнату. Басов был в спальне. Оттуда слышались порывистые всхлипывающие вздохи, и Скопин постеснялся войти за ним следом. Турецкий явно перестарался в своем обличительном пафосе, и хрупкая психика Сергея не выдержала этого нажима.

Сергей вернулся через пять минут. Он уже держал себя в руках, только лицо его было бледным, и глаза горели сумасшедшим огнем.

– Я согласен написать все, что вы скажете. Я могу даже сам пойти к нему и встретиться с ним, – проговорил он.

– Нет, этого не надо, – сказал Турецкий. – Я попросил бы вас написать собственноручно все, что вы нам рассказали, а мы с Левой пока набросаем текст письма Тюменину. Здесь важно продумать каждое слово, а вы как бы пропустите этот смысл через себя, подбросите туда тех словечек, оборотов, которые он знает, которые ваши, понимаете?..

– Да-да, я понимаю.

– Значит, так и сделаем. Простите, что несколько взволновали вас, но ситуация у нас непростая. И еще: никому ни слова о нашем визите. Даже дяде не надо. Он человек немолодой, разволнуется. Пусть это будет нашей тайной. Договорились?

– Да.

Через два часа протокол допроса Володина-Басова был готов. Положив листы в портфель, Турецкий протянул свою визитку.

– Я позвоню вам прямо завтра. Вот мои телефоны, если что-то из ряда вон выходящее, срочно звоните.

– Спасибо. – Глаза Сергея посветлели, на лице вспыхнула улыбка. – Я хочу еще сообщить, что разработал чертежи «антифантома Володина». Опытный экземпляр будет готов через неделю. Новый прибор сможет регистрировать действие «фантома», определять его местонахождение и даже в состоянии вывести его из строя.

– Прекрасно, – кивнул Турецкий. – Это честный поступок ученого и конструктора.

На улице Скопин остановил Турецкого.

– Но ведь мы могли его задержать на несколько дней, чтоб он был под рукой! Басов принял другое имя, фамилию, живет по подложным документам, это уголовно наказуемо!

Александр Борисович удивленно взглянул на Леву.

– Ты всерьез так считаешь?

– Нет, я считаю, что вы, то есть мы поступили правильно. Я даже не ожидал от вас такой человечности… – Скопин не нашел подходящего слова. – Почему вы так поступили?

– Надо быть идиотом, чтобы применять букву закона там, где она принесет вред, тем более что проступок Володина малозначителен. А так он еще немало сделает для России. И в этой ситуации он уже ничем не может помочь. Вот разве что письмо…

– Он же сделал «антифантом»! – напомнил Лева.

– Тем более.

Они подошли к киоску с пивом.

– А как насчет того, чтобы по кружечке пивка? – спросил Александр Борисович. – Ты любишь пиво?

– Не знаю, – пожал плечами Лева.

– Надо определяться, – наставительным тоном произнес «важняк». – В таких вещах мужчина в твоем возрасте уже должен разобраться. Вкусы, пристрастия, взгляды, позиции. А все начинается с элементарного. С пива, например!

И они встали в очередь за коренастым мужичком в кепке, который держал под мышкой пустую трехлитровую банку.

34

Пока Турецкий продумывал текст разговора с Беловым, оперативники Грязнова придумали, как проникнуть на территорию дачи Станкевича и передать записку Тюменину. Поскольку дачи были бывшего Совмина и к ним подходили трубы газа, воды и отопления, то существовал свой ремонтный участок со слесарями, сантехниками и газовщиками, которые время от времени проверяли, нет ли утечки газа, воды, меняли старые прокладки в кранах. Публика на дачах жила грозная, правительственная, и начальство гоняло обслугу, заставляя их проявлять инициативу. А тут еще пошел разговор о счетчиках на газ и воду, и руководство требовало проводить разъяснительную работу. Вот под этим предлогом Турецкий с Грязновым и решили послать Скопина.

Вячеслав Иванович поначалу жутко сопротивлялся. Лева вызвался сам, и Турецкий согласился.

– Ты что, с ума сошел?! – возмутился Грязнов. – Какой из него слесарь-сантехник?! Типичный интеллигент! Его тут же просекут и по башке наколотят!

– Я, между прочим, когда учился на юрфаке, два года подрабатывал этим ремеслом у себя в РЭУ, – встрял в разговор Лева, обсуждение происходило в его присутствии.

– Это важно!

– Да возьми моих ребят! Они тебе таких сантехников изобразят, пальчики оближешь. Мы же часто для проверки квартир косим под кого-нибудь, а сантехник у них у всех вторая специальность! – настаивал полковник милиции. – Ты не забывай, там Кузьма, каратист, обладатель черного пояса, хладнокровный убийца.

– А я об этом и помню, – кивнул Турецкий. – И твоих муровцев он всех в лицо знает.

– Да у меня есть новые оперативники, которые пару месяцев всего работают! – возразил Славка.

– Для меня важно не только техническое исполнение этой акции, – проговорил Александр Борисович. – Лева быстро оценит обстановку в доме, настроение людей, того же Тюменина, подметит те детали, мимо которых твои новички прошлепают, а от этого визита, единственного, считай, многое зависит. Кроме того, Скопин вообще не производит впечатление человека, каким-то боком относящегося к правоохранительным органам. Есть стереотипы, которые сразу же настораживают. Крепкий, плечистый, с осторожным взглядом сантехник тотчас привлечет внимание. А этот похож на студента, который подрабатывает себе на хлеб, и одним своим видом он сразу же опустит планку подозрительности.

– Ну не знаю, смотри! – раздраженно сказал Грязнов. – Ты у нас бригадир, тебе и решать.

– Давай, Лева, готовься! – помолчав, решительно приказал Турецкий. – Только никакой самодеятельности! Задача одна: постараться найти Тюменина, и точка. Если не получится, если он где-нибудь в лаборатории, в подвале, куда тебя не пустят, не лезь. Поблагодари, выжми чаевые и сматывайся. Будем тогда дальше думать.

Текст записки был уже готов. Турецкий составлял ее вместе с Левой. Остановились на коротком, на страницу, тексте, который с добавлением своих словечек переписал Басов. В послании сообщалось, что следствию все известно об убийстве Шелиша и покушении на Кромина, что дача Станкевича под наблюдением, и Володин поручился за него: если Тюменин придет с повинной, то основная вина падет на организаторов – Станкевича и Кузьму. В конце записки Сергей вспомнил, что у Миши были живы родители, люди простые, нормальные, которых он очень любил, и Басов-Володин дописал: «Подумай о своих стариках, для которых ты единственная надежда и опора, какой для них будет позор, если тебя возьмут как убийцу. Я бы такого не перенес. В.».

Володин всегда все записки так подписывал. В конце были указаны телефоны, по которым Тюменин должен был позвонить и произнести кодовые фразы. «Добрый день! А мне нужна Марина Сергеевна!.. Извините!» – первая фраза на случай согласия. Марина Сергеевна была его тетка, ей он мог позвонить справиться о родителях. Володин не знал, что тетка умерла полгода назад. Тюменин сам узнал об этом спустя три месяца после ее смерти. Вторая фраза: «Извините, это квартира Морозовых? Извините!» – на тот случай, если он не может самостоятельно покинуть дачу и его нужно освобождать, выводить, но и эта фраза также означала согласие. Василий Трофимович Морозов был старый сослуживец отца, и Тюменин с ним часто общался. Память у Володина всегда была хорошая. Имена родственников Тюменина упоминались для того, чтобы не возникло сомнений относительно подлинности записки. Любой почерк можно сымитировать, а такие вещи не подделываются. В конце была приписка: «Телефоны запомнить, записку уничтожить, спустить в унитаз».

Только менты были способны написать три последние фразы, ибо всегда держали преступников за дебилов. Интересно, что на этой фразе настоял Грязнов.

– Сразу почувствуется ментовский дух! – сказал он. – А то пишете, как пособие для нелегала.

– Не чрезмерно мы педалируем? – спросил Турецкий.

– А как еще? Он наверняка об этом ночи напролет думает, – заметил полковник Грязнов.

Лева считал тон записки довольно суровым.

Они втроем поспорили относительно того, стоит ли сообщать об убийстве Старостина и Клюквина, но Грязнов настоял и на этом, дабы Тюменин знал, что такая же участь ждет и его. Турецкий боялся перегнуть палку. И без того информация убойная, а тут еще о Старостине и Клюквине.

Экипировал Скопина Турецкий, сам слегка подгрязнил берет и спецовку, чтобы сантехник имел соответствующий вид: не чумазый, но и не ухоженный. И время выбрали послеобеденное, когда Тюменин, пусть даже проработавший всю ночь, должен проснуться, хотя Басов не замечал, чтобы напарник любил работать по ночам. Когда конструировали аппарат, просто была вынужденная ситуация, но Турецкий предположил, что ностальгия по старым временам и нежелание видеть себя на ярком свету могли переменить распорядок жизни физика, в чем, как убедился чуть позже Скопин, руководитель следственной группы не ошибся.

Впустили его на территорию дачи не сразу. Сначала проверили документы, потом, видимо, звонили в РЭУ, проверяли. Александр Борисович специально запретил местным начальникам звонить самим и предупреждать о приходе, что иногда делалось. «Но тут должно пахнуть русским разгильдяйством», – сказал он. Начальница эксплуатационной конторы даже с уважением на него посмотрела.

– Вы и такие вещи продумываете? – удивилась она.

– Когда не нужна лишняя дырка в голове, то будешь продумывать и это, – усмехнулся «важняк».

Наконец Леву впустили. Охранник провел его к дому и сдал на руки Кузьме, который пронзительным зеленым глазом прощупал его, как рентгеном, осмотрел сумку, прошарил комбинезон.

– У вас доступ как в министерство, – насмешливо заметил Скопин.

– А ты в первый раз, что ли? – спросил Кузьма.

– Я уже два месяца работаю. У Снегиревых был, у Потаниных, но такого супершмона не было.

– У нас и есть министерство, – отозвался Кузьма. – Куда тебе?

– Мне надо осмотреть все точки в доме, где есть водяные, газовые краны и конфорки. Потому что там будут поставлены счетчики. Если скроете и обнаружится утечка, а мы сразу это засечем, то заплатите огромный штраф, а можем в наказание вообще отключить газ и воду. Теперь с этим делом строго.

– Что, так сразу и обнаружите? – усмехнулся Кузьма.

– А как же! Меня, собственно, на компьютер взяли, его на следующей неделе поставят, а машину не обманешь, она будет все считать: сколько вы потребляете по счетчикам и сколько фактически. На выходе тоже будет счетчик, и по разнице сразу обнаружится, сколько у вас лишних кранов и горелок. Из «Московского комсомольца» уже звонили, попросили им сообщать, кто газ и воду утаивает. Живут-то здесь министры, а для «комсомольцев» кого-нибудь из больших чинов выстегать – удовольствие на первую полосу.

У Левы разыгралась фантазия, и он лил воду как из ведра, чувствуя, что Кузьма клюет. Скопину было важно, чтобы он показал все горелки. Несколько штук обязательно должно было быть в лаборатории, и сейчас обладатель черного пояса напряженно обдумывал, вести сантехника туда или нет.

– Значит, скоро ты будешь главный человек в нашем ремонтном ведомстве? – спросил Кузьма.

– Ну не главный, но и не последний, а может быть, первый, потому что все цифры будут у меня в электронной памяти, а каждая цифирька, сами понимаете, – немалая денежка. Конечно, не такие уж астрономические суммы вы будете платить, но все же.

– Ну что ж, значит, будем дружить! – весело сказал Кузьма. – А ты краны-то чинить умеешь? У нас в ванной и на кухне подтекает. А если счетчики поставите, то за день столько накапает, что жить не захочется.

– А как же! Все краны починим. Я и прокладочки захватил. Немецкие! Личные!

– Понял! – рассмеялся Кузьма. – Не бойся, не обидим! Пивка, водочки, мартини для разгона?

– Не, это после. Сначала – дело.

– Молодец! Пора на смену старым козлам и вымогателям приходить молодой поросли! – бодро сказал Кузьма. – Со знанием компьютера. Учишься?

– А как же! На программиста и учусь. Кончаю уже.

– Значит, и программы составлять умеешь?

– А як же ж, – на украинский манер отозвался Скопин, приняв шутливый тон разговора распорядителя-охранника.

За полчаса Лева сменил прокладки в ванной и на кухне. Кузьма постоял, посмотрел, как он работает, и ушел, оставив сантехника одного: сомнений в его подлинности у охранника не появилось. Лева прислушивался к звукам и запахам, исходящим из дома. То сверху, то снизу доносился непонятный шорох, в доме находились люди. И один из них был Тюменин. Встретятся ли они? Физик мог читать в своей комнате и за все это время не выйти оттуда, а Скопин при такой плотной опеке Кузьмы, естественно, туда не сунется. Он даже не знает, где эта комната находится.

– Молодец, – проверив краны, проговорил Кузьма и протянул пятьдесят долларов. – За личные прокладки. Хватит?

– Нормально! – пряча деньги, кивнул Лева.

– Кофейку тяпнешь? Или чего-нибудь покрепче?

– Кофейку, – согласился Скопин. Ему важно было тянуть время, чтобы придумать ситуацию, при которой он мог встретиться с Тюмениным.

– Вот настоящий интеллигентный сантехник! – радовался Кузьма. – Он и работу делает на совесть, с ним и о политике потолковать можно, – доставая кофе, сахар и печенье из старого буфета и снимая чайник с горелки, комментировал он. – Если лет через десять ваше поколение займет ключевые позиции, то можно будет надеяться, что мы приблизимся к Европе. Тогда и машину можно будет бросать где угодно, не включая охранную сигнализацию. Механическое соблюдение порядка – обязательный признак цивилизованного человека. В Германии или во Франции, когда загорается красный свет на перекрестке, все механически останавливаются, а на зеленый идут, точно так же и водители. Ни у кого в башке и мысли не возникает, что можно перебежать. А у нас черт-те что! Я бы разрешил гаишникам пристреливать нарушителей, потому что по-другому это быдло не понимает! А едет в «мерсе» слизняк упакованный, гонит на желтый, и не стукнет ему в башку, что надо притормозить.

Кузьму понесло, и он еще минут пять, пока они пили кофе, разглагольствовал о порядке, который любил больше всего на свете, а потому и немцев – как самую разумную нацию.

– Недаром у них больше всего философов, и каких! Гегель, Кант, Шопенгауэр, Ницше – это вершины!

Они сидели на кухне, Кузьма не торопился показывать ему краны и горелки, точно ждал, что Леве надоест его болтовня, он запишет количество и спокойно удалится. Так оно и оказалось.

– Ну что, может, ты запишешь количество и на этом покончим? – спросил он. – Тут я тебя не обману, потому что из-за копеек мы себе сложности устраивать не намерены. Потом притащишь свои счетчики, мы их поставим, и найн проблем.

– Мне надо обязательно самому посмотреть краны и горелки, – с грустью сказал Лева, точно ему не хотелось делать всю эту черновую работу. – У нас есть разные конфигурации счетчиков: квадратные, прямоугольные, круглые, плоские. Есть наши, а есть импортные, разных цветов. К примеру, к какому-то крану прямоугольник не подойдет, не поместится или по цвету смотреться будет некрасиво. Надо прикинуть, чтобы потом прийти и за полчаса все поставить. Порядок такой.

– И опять ты прав! – согласился Кузьма. – А во мне, чуешь, сидит эта русская закваска анархии! Пошли!

И он повел его сразу в лабораторию, уставленную приборами, сказав, что Хозяин в прошлом технарь, физик, любит науку и для собственного удовольствия сидит паяет, и тут пара кранов и пара конфорок. В лаборатории никого не было. Лева пристально оглядел ее, оценив, что оснащена она весьма пристойно. Даже есть установка для вакуумной пайки, а огромные микроскопы предназначены для сборки микроплат.

– Усек, какие нужны счетчики?

Скопин кивнул, с сожалением покидая лабораторию. Внутренне он уже смирился с тем, что Тюменина не увидит.

– Есть еще одна ванная и туалет наверху, рядом со спальней хозяина, но тебе придется поверить мне на слово, потому что туда мы не пойдем. Хозяин там не один, а с невестой, сам понимаешь, что вторгаться туда неудобно. Но там, я тебе расскажу, два крана, ванна, душ, туалет и биде. Все. Сантехника итальянская, поэтому ты себе представляешь. Туда счетчики желательно поэлегантнее, может быть, импортные, подумай. Все сделано под белый фарфор, так что и счетчики желательно такие же. Кстати, я видел итальянские, они хорошо вписываются, поэтому если в вашей конторе нет, то мы сами купим. Ты позвони мне, когда проверишь.

Лева кивнул. Они зашли еще в ванную, Скопин записал в блокнот цвет стен, прикинул, где ставить счетчики.

– А на кухне у вас тесновато, – проговорил Скопин, направляясь туда. На удачу, там наливал себе кофе Тюменин. Он был в длинном махровом халате, на редких седоватых волосах блестели капельки воды, видимо, он только что вышел из душа.

– Проснулся, Миша! – радостно поприветствовал его Кузьма. – А это наш сантехник, скоро придет счетчики ставить, и прощай вольная вода! Сколько за перерасход там?