Текст книги "Гонцы смерти"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– У тебя выпить есть?

– Нет.

– Пойдем тогда ко мне.

– Там же Питер.

– Ах да. Вот видишь, я даже о нем забыл.

– Ну хорошо, я понял: ситуация вызвана внешними факторами, так? Какими, не будем уточнять, пока не ознакомимся с результатами вскрытия. Можно так сформулировать?

– Можно.

– Вот, мне пока больше ничего и не нужно. То бишь Александр Борисович Турецкий, следователь, которому поручено расследовать это дело, придерживается мнения, что смерть произошла насильственным путем. То есть налицо умышленное убийство? – закруглил Меркулов.

– Да…

– Ну вот, я хоть могу что-то вразумительное ответить Президенту, – обрадовался Костя, берясь за трубку прямого телефона с генеральным. – А ты пока составь короткое спецдонесение на мое имя.

– Хорошо. Я пойду. Там Питер один кукует. Ты зайдешь? Славка сейчас приедет.

– Конечно. Отзвоню и зайду.

– Слушай, – остановившись уже на пороге, бросил Александр Борисович, – а какого черта опять фээсбэшников подключили? Снова наперегонки будем бегать, информацию друг у друга выхватывать?

– Это Президент распорядился. И еще он сказал по «ящику», что лично будет держать это дело на контроле. Так что всем придется несладко, – вздохнул Меркулов. – Кстати, я тут Леву Скопина к тебе сагитировал. Переводится на заочное в своей аспирантуре и идет к тебе на подмогу. Все как ты просил.

Скопин, учась на последнем курсе юридического факультета МГУ, практику проходил у Турецкого и очень ему понравился. Живой, с фантазией, великолепной памятью на детали, интуицией, он оказался незаменим, когда они разыскивали одного матерого убийцу, и благодаря кропотливому труду Левы они таки его вычислили. Вычислили в прямом смысле, потому как, великолепно владея компьютером, Скопин ввел в память все данные о преступнике, выстроил программу и стал моделировать его дальнейшие поступки. Турецкий поначалу с иронией относился к компьютерным играм практиканта, но потом так увлекся, что они целыми вечерами просиживали за монитором, вводя разные мотивы и выстраивая последующие ходы убийцы. И на одном из них он попался. Поэтому сообщение Меркулова обрадовало следователя. Скопина именно сейчас ему всерьез не хватало.

Он вернулся к себе. Лара еще сидела на месте, хотя часы показывали половину седьмого.

– Чего домой не идешь? – спросил Александр Борисович.

– Кофе сделать?

– Давай.

Лара молча поднялась.

– Меня сегодня пригласили в Большой театр, а я идти не хочу, – улыбнувшись, доверительно сообщила она.

– Кто такой смелый?

– Да есть один воздыхатель. Сокурсник. Уже второй год пристает.

– А мы такие противные, что возим мордой по батарее своих воздыхателей? – усмехнулся Турецкий.

– Потому что эти противные любят таких же противных, и ничего поделать с собой не могут! – с вызовом ответила Лара.

Турецкий подошел к ней и обнял ее. Лара затрепетала, прижалась к нему, обхватив руками.

– Я люблю тебя! – прошептала Лара. – Такого, как ты есть, жутко противного!

Турецкий коснулся губами ее уха, чуть прикусил его.

– Я сейчас начну раздеваться, – томно простонав, сказала Лара. На покусывание уха она реагировала безотказно. – Что ты делаешь со мной!

– Это еще что такое?! – послышался зычный грозный голос за спиной Турецкого, и он резко обернулся, отстранившись от Лары. На пороге с набитым до отказа продуктами полиэтиленовым пакетом стоял улыбающийся Грязнов. – В служебном помещении настоящее грехопадение! Правда, во внеслужебное время, что вас несколько извиняет, – взглянув на часы и съехав на ласковый тон, договорил он.

– Я вас кипятком когда-нибудь ошпарю, Вячеслав Иванович! – возмутилась Лара.

– Вот так вся Прокуратура России относится к МУРу! – резюмировал полковник Грязнов. – За исключением отдельных личностей. Не будем уточнять и показывать пальцем.

– Будет вам! Я сейчас кофе принесу, – не скрывая своей радости, сказала Лара, взяла кофейник и пошла за водой.

В кабинете мирно похрюкивал Питер, запрокинув голову на кресло.

– Ты что, опять? – шепнул Грязнов.

– Девушек надо жалеть, – вздохнул Турецкий. – Особенно в тот момент, когда они пытаются совершить ошибку в личной жизни.

– Но не будущих адвокатов. Какие люди! – загремел Грязнов, пробуждая Питера.

– Не надо, пусть поспит, – попытался остановить его Турецкий, но было уже поздно. Реддвей, зевая, протирал глаза.

– Укатали наши горки сивку-бурку! – выкладывая на стол продукты, заулыбался Грязнов.

– Про сивку я знаю, – обрадовался Питер. – Не было факса?

– Ты же у нас дежурил, – упрекнул его Турецкий.

– Но ты разве не поставил на автомат? – не понял Реддвей.

– Я поставил, а полковник Грязнов спас прокуратуру от голода, – оглядывая гору продуктов, принесенных Грязновым, заметил Александр Борисович. – Что, Ротшильдом стал? Или премию дали за рационализаторское предложение? А может, взятку всучили?

– Один раз живем, Александр Борисыч! А потом, как-никак, иностранец в гостях. Хоть откормим немного, а то скажут – похудел в России.

– Откармливать, как свинью, меня не надо. Я вернусь, а моя жена скажет мне бай-бай и помчится искать худеньких джентльменов. Что тогда? Кто виноват и что делать? – рассмеялся Питер.

– Ну, жену мы тебе здесь найдем, не волнуйся. Баба с возу – кобыле легче! – отмахнулся Грязнов.

– Как ты сказал? – заинтересовался Питер.

– Ты меня слушай, я тебе столько расскажу, что уши завянут.

– Уши? Почему уши?

Лара принесла кофе.

– О, кофе, наконец-то! – просиял Питер.

– Ларочка, помоги нам оформить это хозяйство по-культурному на столе. А то мы лапти деревенские! – попросил Грязнов.

– Кто лапти? – не понял Реддвей.

– Он меня с ума сведет своей тягой к русскому языку, – вздохнул Турецкий.

– А что есть тяга? – снова спросил Питер.

Включился факс, замигала лампочка, и через мгновение поползла бумажная лента.

– О, наш! – подскочил Питер, бросившись к аппарату.

Подошел и Турецкий. Это был акт судебно-химической экспертизы: «Никаких ядов или токсических, отравляющих веществ в желудке и кишечнике Шелиша химиками не обнаружено. Кандидат химических наук Перцовский». Внизу рукой остряка Николаши была сделана приписка: «Продолжение следует».

– Это мне, иди пей кофе, – отрывая лист, полученный по факсу, сказал Питеру Турецкий, отметив, что Реддвей сумел быстро прочитать содержание акта, хотя все время канючил, что читает и пишет по-русски хуже, чем говорит. «Интересно, для чего он мне эту лапшу вешает? – подумал Александр Борисович. – И милая игра под любителя русских пословиц. Это у профессионального-то разведчика. Ухо надо держать востро, в две секунды облапошит».

– Ты хоть расскажешь, что там случилось? – нетерпеливо спросил Грязнов.

– Как видишь, ничего! – передавая факс, хмуро процедил Турецкий.

– От чего хоть смерть-то? – пробежав глазами факс, не понял Славка.

– От кровоизлияния в мозг.

– Инсульт?

– Инсульт. Обширный инсульт – таков окончательный диагноз.

– Инсульт – дело врачей, а не сыщиков! – усмехнулся Грязнов.

– Поверишь, Слава, не знаю, что и сказать. Все странно в этом случае. Я даже в некоторой растерянности, – погрустнев, признался Турецкий. – По всем признакам как бы насильственная смерть, убийство, но в спальню никто не входил, не влезал, и, как видишь, никто ничем не травил.

– Есть электромагнитные волны, с помощью которых можно, ну как это, манипулировать биополем человека, – закуривая сигару, неожиданно вклинился в разговор Питер.

– Забавно, – вздохнул Турецкий. – Но все это пока из области фантастики.

– К нам поступила секретная информация, что один ваш ученый такой прибор сделал, – сообщил Реддвей.

– Какой ученый?

– Его фамилия Володин. Но такого здесь, в Москве, нет, мы все уже проверили. – Питер скорчил грустную гримасу.

Даже Лара перестала накрывать на стол, слушая «сказки дядюшки Реддвея», – как определил про себя жанр этого сообщения Турецкий.

– Ты слышал, они проверили, – усмехнулся Турецкий.

– Да, наши очень хотели взять этот прибор. Но теперь, когда ничего не нашли, я вам выдал секрет. До этого не мог. Мне приказали там, наверху: молчи. Я и молчал, я подчиненный человек. – Питер развел руками и виновато улыбнулся. Через секунду он посерьезнел и сказал: – Но теперь я думаю, что такой прибор существует. Только так все это можно объяснить, Алекс. Ты согласен?

Своим невинно-проникновенным взором Питер умел убеждать, и Турецкий засомневался. Да и версия была слишком неожиданна, а такие Александр Борисович любил. «Но каковы америкашки! Оказывается, облазили всю Москву в поисках этого Володина, который создал какой-то там прибор, а они и про дело ничего не знали. Но коли американцы искали, значит, они не дураки. Этим, конечно, можно все объяснить, но это слишком просто. Впрочем, как все гениальное», – подумал про себя «важняк» Турецкий.

10

Их звали Тим Нортон и Владислав Гжижа. Денис засек их сразу, как только они вышли из дверей аэропорта и стали оглядываться в поисках машины. Денис подъехал поближе, чтобы быть на виду. Его «четверка» была хоть и старенькая, но чистая. Гжижа подошел сначала к таксисту, но тот его быстро отфутболил, видимо, кого-то ждал, потом поляк ткнулся в «бээмвушку», от которой тоже отошел, хозяин, скорее всего, заломил большую цену, не меньше полтинника баксов, а то и весь стольник, и Гжижа, поморщившись, окинул тоскливым взором череду иномарок. «Да у них еще и бабок нет, у террористов хреновых», – подумал Денис.

Заангажировал его на сегодняшний вечер Турецкий. Позвонил домой, приказав немедленно ехать к нему. А когда Денис примчался, то Питер уже попросил лететь стрелой в Шереметьево, выискивать в толпе эту парочку, сесть ей на хвост и проследить, куда они поедут. Хотя у Дениса на этот вечер были совсем другие планы. Он пригласил к себе старую боевую подружку Маринку, с которой они встречались уже третий год, а точнее, просто жили, и Маринка всерьез рассчитывала навсегда поселиться в однокомнатной квартирке Дениса на Первомайской. У нее были уже здесь свои тапочки, халат и даже пара трусиков и бюстгальтеров. Дядя, когда все это увидел, обреченно махнул рукой.

– Ну все, пиши пропало, – весело сказал он. – Если твоя подружка халат и тапочки принесла сюда, живым она тебя не отпустит.

Но Денису Маринка давно нравилась. Кудрявенькая, круглолицая, с блестящими черными глазами и постоянной улыбкой на полных губах, она обладала веселым, легким характером, не умела ссориться, дуться, а если и плакала, то стоило Денису показать ей язык, как она тотчас почти навзрыд хохотала. Природная отзывчивость и веселость избавляли ее от многих гнусных бабских черт – капризности, стервозности, жадности, завистливости. Вдобавок она была неболтлива и умела хранить тайны, что при профессии обоих Грязновых было чрезвычайно важно. И Денис спокойно мог приглашать великих сыщиков к себе, любой отдых которых при наличии выпивки и закуски не обходился без деловых обсуждений. Маринка же умела приготовить хорошую закусь из топора, не обращая внимания на мужские разговоры, а если и обращала, то ни с кем не делилась секретами, понимая, сколь опасно разглашать подобные вещи.

Грязнов-младший, как-то поругавшись с Маринкой, попробовал несколько раз затащить к себе на Первомайку других девочек, но те даже посуду после себя не мыли, а Маринка, приходя к нему, первым делом занималась уборкой, начинала готовить ужин, замачивала белье, все делала быстро, легко, успевая подставить свой упругий и лакомый задик во время готовки ужина, и Денис западал на нее с такой силой, что на следующий день долго не раздумывал над тем, чем занять себя вечером.

Звонок Турецкого застал их врасплох. Маринка заканчивала жарить котлеты, которые сама же сварганила из принесенного ею фарша, нашпиговав их чесноком и всякими специями, а Денис, приняв душ, уже расхаживал в махровом халате на голое тело и предвкушал сладкие любовные ласки, надеясь в объятиях темпераментной подружки забыться после вчерашнего удара по затылку. Он успел красочно ей поведать, как ему пришлось схлестнуться с пятью бандюгами, один из них скрытно подобрался к нему со спины и чем-то железным долбанул по голове. Не мог же Денис рассказать, что схлопотал этот удар просто так, из-за своей беспечности. Марина уже стала гладить его и целовать, тихо постанывая в его объятиях, но в эту секунду зазвонил телефон. Денис не хотел брать трубку, да и Маринка шептала: «Нас нет, не бери!», но какой-то сумасшедший сигнал из кодекса великого сыщика прорвался сквозь заслоны: мог звонить информатор, а «вовремя полученная информация – половина успеха» (Турецкий). А услышав голос учителя и то, что он хочет его немедленно видеть, Денис мигом забыл о нежной Марининой грудке и сказал, что выезжает. Марина от такой наглости несколько секунд не могла прийти в себя. Но Денис успокоил ее тем, что это всего на часок оттянет сладостный миг соединения, они прокатятся, возьмут по дороге шампанского и фруктов, коих не хватает на столе. Да и Турецкий без него дал опять слабину. Они уже видели с Маринкой его интервью, которое крутили по всем каналам, и звонок «важняка» означал одно: Александр Борисович решил подключить Дениса к расследованию убийства Шелиша.

– А ты что, этим тоже занимаешься? – ахнула Маринка. – У тебя ведь частное агентство?

– А куда Борисыч без меня денется? – усмехнулся Денис. – А потом, мы давно уже в связке работаем.

И они помчались. Маринка увидела, как Турецкий его встретил, обнял – пропуск выписывать было некому, чиновничий прокурорский народ исправно в шесть вечера разошелся по домам, и Александру Борисовичу пришлось спускаться вниз, чтобы провести мальчишку к себе. Заметив Марину, он весело махнул ей рукой, и она тоже радостно ответила.

– Мы что, тебя прямо с тела сняли? – нахмурившись, спросил Турецкий.

– Почти, – сказал Денис.

– Ну извини, брат, за такое хамство, – забубнил следователь, – но дело возникло неотложное и деликатное, а кроме тебя, подключать в данный момент некого.

Последняя фраза, брошенная Турецким не случайно, очень польстила Денису, и отказаться после такого комплимента он конечно же не смог. Когда они поднимались по широкой прокурорской лестнице, Александр Борисович вкратце описал историю с террористами. Питер тоже встретил его как родного, попросив об одолжении, и Денису было вдвойне приятно, что сам Реддвей подключает его к столь важной операции. Дядя незаметно подмигнул племяннику, что означало: давай, давай, не робей, мужик, видишь, какие дела затеваются. Другой бы до потолка прыгал от радости. Денис, понятное дело, не раздумывая, согласился. Он отправит Маринку домой, а через пару часов заявится, и они успеют восполнить сладкий греховный пробел. Маринка немного поворчала для приличия, но, когда Денис ей сказал: «Видишь, за кого ты замуж собираешься?! Что делать, если работа такая – бандитов да террористов ловить», – она затихла и прижалась к нему. Слова о замужестве легли бальзамом на ее сердце. Три года она ждала их, и вот теперь уже никаких сомнений не оставалось: Денис созрел для семейной жизни, и можно на полную катушку запускать предсвадебный маховик. А то мать уже запилила ее. «Если живете как муж и жена, то давайте расписывайтесь и живите дальше, как все люди делают, а не так: сегодня с одним, завтра с другим». Мать не понимала и не принимала никаких шведских вариантов, когда молодые пары живут несколько лет без всякой регистрации, чтобы проверить себя. А потом, матери хотелось побыстрее сбагрить старшую дочку, подрастала младшая, Танька, и она требовала забот, хлопот и расходов.

Грязнов даже не смог завезти Маринку домой, выкинул ее на «Чеховской», чмокнул в щеку, дал денег на фрукты и шампанское и сказал: «Жди, и я вернусь. Только очень жди!»

«Это, конечно, никуда не годиться, – нудел про себя Денис, мчась в аэропорт, – потому что я могу кончить, как дядя, таким же трудоголиком, без семьи и детей в холостяцкой запущенной квартире. У Турецкого же замечательная жена. Она не закатывает истерик, когда он по двое суток не приходит домой, не ревнует, что еще важнее, но дом блюдет, дочь воспитывает, Борисыч всегда в чистой рубашке. Это необходимо при их опасной профессии. А дядя носит свои форменные рубашки по две недели. Хорошо хоть носки меняет». Денис рассмеялся, лихо обгоняя «семерку» и поглядывая вперед: только бы на гаишника не нарваться!

К счастью, ему повезло. Гаишник, стоящий неподалеку от поворота на Шереметьево, уже схватил темно-синий «мерседес» и теперь, не спеша с ним расправляться, осматривал грязно-синие бока и поржавевший номер. «Потерю стольника долларов крутому водиле не миновать», – усмехнулся Грязнов.

Ориентировки, выданные Реддвеем и Турецким, Денис помнил наизусть: Тим Нортон и Владислав Гжижа. Второй по рождению чистокровный поляк, учился пять лет в Москве, даже был женат одно время на некой Снежане Буслаевой. Потом они развелись, и он уехал. Американец Тим Нортон изучал физику в Чикагском университете, несколько раз приезжал в Москву: в 91, 93 и 96-м на разные симпозиумы и конференции. Его интересовала проблема магнитных волн. Гжижа изучал математику и физику сначала в России, потом в Сорбонне. Но ни в России, ни в Париже университетов не закончил. Оба хорошо говорят по-русски. Нортону – 42, Гжиже – 36.

Когда они подошли поближе, Денис смог их разглядеть. Нортон, крепкий, плечистый, с рыжей окладистой бородкой а-ля рюс и небольшими глубоко посаженными светлыми глазками, вполне смахивал на вологодского мужика. Да и ходил он слегка переваливаясь, враскачку. Но, видимо, обладал недюжинной физической силой. Руки мощные, тренированные. Если ударит, то моментально собьет с ног. Гжижа – пожиже. Худенький, щупловатый, рот узкий, почти безгубый, небритость на лице, но глаза цепкие, острые, хорошая реакция, ориентированность. И, судя по поведению обоих, Гжижа, несмотря на возраст, в этой парочке главный. Инициатива принадлежит ему. Оба, как вышли, не произнесли ни слова, точно все заранее расписано, кто, чем занимается. Денис все считывал с их поведения и запоминал, чтобы потом подробно рассказать о прибывших Реддвею и Турецкому.

Факс пришел в 19.45. Там же был указан номер рейса, каким они прибывали: 21.30. Денис успел впритык в аэропорт, через десять минут ребята объявились. И не гони он под сто по Ленинградке, мог бы опоздать. Еще хуже, если б гаишник тормознул. Больших вещей у террористов не было. Одеты оба в джинсовые куртки, грубые ботинки на шнуровке, типа наших альпинистских. Таким, если вмочить, то противника вырубишь с одного удара. Одеты так, чтобы не выделяться в толпе. Скромничают. Наши бандиты в кожаных куртецах щеголяют. У каждого из террористов по спортивной сумке, плечи не оттягивают, значит, примчались налегке. И видимо, кто-то крутой их ждет здесь. Куда они без оружия?

Гжижа потолкался, подошел к другому таксисту и тоже получил отлуп. Двое парней подошли к ним. Поторговались и отошли. И тут поляк увидел Дениса. «Ну иди же, иди! – забормотал Денис. – Не я же за тобой побегу!» Гжижа помедлил и подошел.

– Куда? – деловито спросил Денис.

– На Серпуховку, – без всякого акцента сказал Гжижа, и Грязнов даже обалдел: настолько чисто, без всяких фонетических примесей поляк говорил по-русски. Не заподозришь, что иностранец.

– Садись, – бросил Денис.

– Сколько? – спросил Гжижа.

Денис вообще готов был везти их бесплатно. Работу, бензин, машину оплачивал Питер. Но везти бесплатно – значит вызвать подозрения. И тут надо не продешевить, но и не отпугнуть ценой. Вон автобус подходит, и ребятки побегут на него.

– Стольник, – сказал Денис, понимая, что цена смехотворная. Поэтому он оговорился: – Мне просто домой надо, хоккей сегодня, чемпионат мира.

– Поехали! – согласился Гжижа.

Он махнул рукой Нортону, а сам сел рядом с Денисом. Нортон у него за спиной.

«Профессионально сели», – отметил Денис.

– Как жизнь в Москве? – завел разговор Гжижа.

«Это хорошо, что разговорчивый», – подумал Грязнов-младший.

– Бьет ключом, и все по голове, – ответил он. – Гаишники штрафы собираются увеличивать. Это хуже, чем инфляция.

– Это точно, – искренне рассмеялся Гжижа, точно знал об этом не хуже Дениса.

– Где там, на Серпуховке-то? – спросил Денис.

– Покажем, – процедил Гжижа.

«Глупый вопрос задал! – отругал себя Денис. – Ведешь себя, как пацан!»

– А как заграница, братва? – бодро спросил он.

– Шумит. Курить можно?

– Кури, только окно приоткрой.

Гжижа вытащил пачку красного «Мальборо», предложил Денису, но он отказался.

– Не курю. Кефир и гантели.

– Что, спортсмен? – поинтересовался Гжижа.

– Раньше занимался. А сейчас просто держу себя в форме. Болеть нынче дорого.

– Извозом давно прирабатываешь?

«Э, браток, слишком литературно фразу строишь. Наши гопники так не говорят. Хоть и правильно глаголишь, да чересчур грамотно», – промелькнуло у Дениса, но он и почувствовал, что вопрос задан с дальним прицелом.

– Года два уже. Денег же ни хрена не платят. А так вечерок поработаешь, пару стольников имеешь, неделю можно жить, – рассуждал Денис.

Гжижа кивнул. Но с предложением не торопился. Хотя машина им нужна будет на эти дни. Ребята тертые, хорошо проинструктированы.

– А ты где работаешь? – спросил поляк.

– Работал. Менеджером в «Сникерсе». Полон орехов, съел – и порядок. Брали с машиной. Разъезжал, развозил товар, агитировал. Неплохо платили. Но сказали: в два месяца выучить английский. Чего я только не делал! И во сне учил, и репетитора нанял, но девчонка хорошая попалась, мы с ней вместо английского траханьем занимались. А через два месяца меня вызвали на экзамен, спросили чего-то по-английски, а я не бум-бум. И погнали. Вторую неделю никуда не могу устроиться. – Денис рассказал им историю своего приятеля Лехи Гаврилова один к одному. И про английский ввернул не случайно, чтобы те могли при нем спокойно базарить, хотя язык он знал, и довольно прилично.

– Что, и на завод не берут? – удивился Гжижа.

Нортон молчал. Видимо, говорил с акцентом и не хотел себя выдавать.

– Кому же на завод охота? Да и не платят им тоже по полгода. Сейчас присматриваю одно местечко.

– Нам будет нужна машина на неделю. Ты оставь телефон. Мы раскрутимся с делами и позвоним. Может быть, даже завтра… – неожиданно предложил Гжижа.

У Дениса знобкий холодок пробежал по коже. Он может влипнуть. Ребята проверят телефон и тут же поймут, что он за птица. Поймут, что им сели на хвост, и постараются его убрать. Такие церемониться не будут. Его даже Питер перед отъездом с Большой Дмитровки предупредил: «Только осторожнее. Они ребята опасные. Заметят слежку и могут повести на поводке, чтобы потом ликвидировать».

– Больших бабок не обещаем. Пятьдесят долларов в день устроит? Но с утра до вечера.

– Полтинник – нормально, – кивнул Денис. «Ребята цены знают», – подумал он.

– Диктуй телефон. Тебя как зовут?

– Леха. Леха Гаврилов. – Денис напряг последние извилины, даже вспотел, чтобы вспомнить телефон приятеля. С памятью после того удара было туговато. Но все же вспомнил. Надо будет только сразу ему позвонить, предупредить. Денис может даже пожить у него какое-то время. Под своей крышей ему никак нельзя. Фамилию «Грязнов» каждый московский уркаган знает, да и за бугром тоже. Денис продиктовал Гжиже телефон Лехи. «С другой стороны, это наилучший вариант – работать с ними, – подумал Денис. – Не надо голову ломать, сидеть на хвосте, маскироваться. Все адреса и явки они сами преподнесут нам на тарелочке с голубой каемочкой. Питер должен радоваться, что именно я взялся за это дело. Они бы с Турецким такого роскошного крючка не получили».

– Может быть, мы и сегодня позвоним, – сказал Гжижа.

Он, видимо, доверял своей интуиции, видя перед собой простецкого парня, желающего просто подработать. А может быть, успел перемигнуться с Нортоном. Он оглядывался, передавая ему сигареты. Хотя слишком уж все хорошо складывается. «Когда все идет в масть, жди подвоха», – любил повторять Александр Борисович.

– Ты когда будешь дома? – спросил поляк.

– Вас отвезу, и домой, – сказал Денис.

Они уже ехали по Большой Ордынке к метро «Добрынинская». Гжижа с интересом смотрел по сторонам.

– А Царицыно далеко? – поинтересовался Гжижа.

– Далековато. Это на окраине. Что, туда надо?

– Нет, я просто так спросил.

Поляк замолчал.

– Дальше поедем по Люсиновке, на Серпуховке одностороннее движение. Какой номер дома, чтобы понять, где сворачивать? – спросил Денис.

– Сорок четыре. Напротив института Вишневского, – подсказал Гжижа.

– Понял. Там только корпусов у этих домов до хрена. По десять-одиннадцать. – Они уже заворачивали на Серпуховку.

– Мы найдем. Ты притормози у почты.

«Гжижа хорошо изучил район, – пронеслось у Дениса. – А может, жил здесь с этой Буслаевой. У нее и решил остановиться. Или у соседей». В этих домах жило много пенсионеров, и большинство сдавало одну-две комнаты. Денис тут как-то искал одного хачика. Он притормозил у почты. Гжижа выдал ему стольник.

– Ну что, Леха, договорились, – сказал Гжижа. – Я тебе звякну. – Они вылезли из машины, огляделись, поджидая, пока Денис отъедет. И заодно проверяли: нет ли за ними хвоста. Питер просил его проследить номер дома и подъезд. А по возможности даже квартиру. Но сейчас Денису светиться никак нельзя. А эти еще стоят, смотрят, куда и как он едет. С какой скоростью. Им важно убедиться, что он уехал. И возможно, дом сказали наобум, а сами поползут на Люсиновку или на Мытную. И получается, что они обвели парнишку вокруг пальца. А позвонить пообещали так, для отвода глаз. И великий сыщик Грязнов-младший провалил важное задание Реддвея. Он не узнал, где остановились террористы. Денис притормозил на светофоре, уже намыливаясь повернуть обратно, но в последний миг раздумал. А вдруг позвонят? Реддвей просил сразу же заехать к нему в номер, рассказать обо всем. Но Денису надо мчаться к Лехе в Кузьминки, чтобы быть у него и ждать звонка. И это тоже дурацкая ситуация. Вот как он себя сейчас повел, как полный идиот или же выбрал единственно верный вариант? И спросить не у кого. Турецкий наверняка поехал к Ларе. Уж очень она жалась к нему. Телефон Ларисы у него есть.

Он остановился у телефонной будки, позвонил Гаврилову. Жетоны всегда носил с собой. На его счастье, бывший проповедник «Сникерсов» торчал дома. Но на заявление Дениса, что тот сейчас завалится к нему по важному делу, Гаврилов сердито промычал, что он не один. Лучше завтра. «Опять с этой коровой репетиторшей здоровье поправляет!» – разозлился Грязнов.

– Леха, я должен сегодня кровь из носа быть у тебя! – твердо сказал Денис. – Потом все объясню, это важно! Поэтому даю тебе полчаса, чтобы ты закончил свои сексуальные игры. Дело важное, повторяю. По телефону сказать не могу. Отправляй свою Элизабет домой. Все, до скорого!

Грязнов даже не стал выслушивать дальнейшие Лехины возражения. На Гаврилова надо переть танком, тогда он сдается. «Мне в случае чего хватит гонорара Питера, а двести баксов отдам Лехе за беспокойство и пользование его фамилией, – подумал Денис. – Будет у меня на подхвате».

Он уже сел в машину, когда вдруг вспомнил о Маринке. «Черт!» – даже вскрикнул он. Грязнов представил, как его хохотушка уже кусает себе локти, не ест, не пьет, считает минуты, поджидая любовничка, а он нагло собирается ее кинуть. Что он ей сейчас скажет? Пригласить ее к Лехе тоже не может. Денис только что его подружку вычистил. Да и как это будет выглядеть: они втроем в Лехиной семнадцатиметровке. Травматизм идиотизма. Несколько секунд он тупо сидел в машине, не зная, что делать, но потом махнул рукой. «От Лехи позвоню, – наконец решил он. – По дороге что-нибудь придумаю. Если, конечно, мозгов хватит».

11

Турецкий был у Лары. Ее родители укатили в Штаты. Отца Лары, известного профессора-сейсмолога, составившего новую программу борьбы с ураганами и смерчами, пригласили на месяц читать лекции в нескольких американских университетах, и он взял с собой жену, Ларкину мать, оставив дочурку горевать одну. Лара шепнула об этом Турецкому еще до приезда Дениса, и Александр Борисович, чувствуя, что несколько захмелел, решил дома не показываться. Тем более что повод был. Он позвонил жене с работы и сказал, что подъедет утром или позвонит, завтра пусть она читает газеты, и ей все станет понятно. Ирина Генриховна заявила, что об этом уже трубят по телевизору, и даже показали интервью с ним самим.

– А что значит «смерть при загадочных обстоятельствах»? – спросила жена.

– Я не могу говорить об этом по телефону, – ответил Турецкий.

– Тебе не страшно?

– Страшно.

– Мне тоже, – ответила Ира. – Приезжай поскорее.

– Хорошо, – сказал он и положил трубку.

И поехал к Ларе. К ним в компанию набивался и Грязнов, но Турецкий отправил его с Питером. Во-первых, Денис должен заехать к нему доложиться, а во-вторых, у Реддвея наверняка найдется еще пара бутылок виски, а Турецкий же на этом алкогольный марафон прекращает. Голова наутро должна работать как часы, дело ему поручили нешуточное, и стружку будут снимать только так. Да и Костю нельзя подводить.

– Я-то буду работать или нет? – обиженно спросил Грязнов.

– Я когда-нибудь без тебя справлялся? – с вызовом ответил Турецкий, и Славка расплылся в довольной улыбке.

– У меня тут кое-что появилось, – загадочно сказал он, постучав по голове.

– Запиши, чтоб не забыть, – кивнул Александр Борисович.

Грязнов посмотрел на друга, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Он никогда этого не понимал.

Лариса приготовила крепкий чай с бутербродами. Она предлагала пожарить осетринки, давая понять, что умеет хорошо готовить, но Турецкий отказался. Они выпили по чашке крепкого майского чаю и занялись любовью. Разлука подействовала на нее благотворно, и Саша испытал давно забытое блаженство. Он даже признался, что был круглым дураком, пытаясь ее забыть, потому что лучшего наслаждения не знал с их первой встречи.

– Я тоже, – сказала Лара.

– У тебя кто-то был после меня?

– Один раз, – призналась она.

– Кто? – ревниво спросил он.

– Этот, сокурсник, кто меня в театр сегодня зазывал.

– И как он?

– Никак, – ответила она. – Я лишний раз поняла, что потеряла, и мечтала только о сегодняшнем вечере. Оказывается, это жуткая мука – любить. Поневоле сумасшедшей станешь. Видишь, как я влипла? Мне даже не стыдно все это говорить тебе. Сначала, когда мы расстались, я подумала, что все к лучшему. Да и родители уже попиливали, твердили о замужестве, вот я и решила: а вдруг? Парень он неглупый, работает юрисконсультом в одной крупной фирме, хорошо зарабатывает, у него машина. Пока «семерка». Словом, приличная партия. Мне хотелось увидеть твою вытянутую рожу, когда я объявлю всем о свадьбе. Мы несколько раз сходили в ресторан, потом у него был день рожденья, и он попросил меня остаться. У него своя двухкомнатная квартира. Приличная, у Савеловского. Я осталась. Он очень старался, но от волнения все сделал слишком рано, а потом у него вообще не получилось. Я его утешала. И когда утешала, поняла, что совсем его не люблю и у нас ничего не получится. Я думала, что он все понял. А тут вдруг звонок и приглашение в Большой театр, – Лара вздохнула. – Вот и все, что было.