Текст книги "Монстр"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Нам просто нужен ещё один день! – Джимми был непреклонен.

– Он перемещается. Он ушёл из наших мест, – сказал Пит. – Сколько бы твои ребята ни сидели там…

– Послушай! Твои люди шатались по лесу, производя шум, распугивая животных, оставляя повсюду свой запах. Неудивительно, что нам не удалось поймать этого медведя!

– Я не могу прекратить поиски, – сказал шериф Миллз. – Не могу, пока мы…

– Вы обследовали все восемь зон. Где ещё вы собираетесь пройти? Весь остальной лес?

Пит, шериф Миллз и Джимми стояли лицом к лицу на веранде «Высоких сосен», восстановившие силы после ночного сна и готовые сшибиться рогами.

Пит поднял руку, надеясь выступить с хотя бы одной законченной фразой.

– Что бы за зверь это ни был, он движется на юг. Ему наплевать на твои засады и пирожки.

– Ты этого не знаешь!

– Ну, Рид выдвинул довольно разумную гипотезу… Джимми выразительно закатил глаза.

– Так значит, теперь ты слушаешь его?

– У него есть интересные соображения, если послушать!

– Я хочу услышать, – сказал Миллз.

– Вы потеряете доверие окружающих! – предостерёг Джимми. – Вы уже теряете людей, или вы не заметили?

Кейн и Макс, мало спавшие ночью и не добившиеся никаких результатов, стояли в стороне. Их не приглашали участвовать в разговоре, но Кейн всё же подал голос:

– Прошу прощения, шериф, но многим из нас необходимо знать, что мы тратим время не попусту. У нас есть определённая, чётко сформулированная задача или нет?

– Мы по прежнему ищем кого-то? – вставил Макс. – Мы охотимся на медведя, на снежного человека или что?

– Мы не охотимся на снежного человека! – рявкнул Джимми. Он повернулся к шерифу Миллзу. – Видите? Вот такого рода пожар мне постоянно приходится тушить, и я уже сыт по горло!

– Просто объясните, в чём заключается наша задача, раз и навсегда, – сказал Кейн. Шериф посмотрел на Пита.

– Может, лучше вы объясните мне, что происходит?

– Удержать людей не удалось, – пришлось признать Питу. – Джоана и Крис слиняли домой при первом удобном случае. Дон вышел из игры. Мне пришлось отпустить Бенни. Медики не сидят на телефоне, мы все это знаем.

– Никто не доверяет этому Шелтону, вот в чём проблема, – сказал Кейн. – Откуда нам знать: может, он пришил свою жену и теперь сочиняет истории?

Пит взвился:

– Кейн, почему бы тебе не заткнуться?

– Я не единственный, кто так думает!

– Всё равно помолчи, – сказал шериф Миллз.

– Шериф, – со вздохом сказал Джимми, – поиски закончены. Бек Шелтон мертва и Рэнди Томпсон тоже. Нам нужно разобраться с опасностью, которая по-прежнему остаётся. Нам нужно поймать медведя. Пока все бродят по лесу толпами, сделать это невозможно.

Шериф посмотрел на Пита, словно пытаясь прочитать его мысли.

Пит боролся с волнением.

– Шериф, здесь всё не так просто. Вы знаете не все обстоятельства дела. Вам просто надо довериться мне.

– Как насчёт поисков? С ними покончено? Пит опустил глаза.

– Я знаю, некоторые не видят большого смысла в продолжение поисков и, возможно, они правы. Я лично возвращаюсь в лес, даже если мне придётся идти одному.

Джимми вздохнул.

– Пит, мы все испытываем такие же чувства.

– Неужели? – спросил Миллз.

– Патрик… шериф. Вы знаете истинное положение дел. Мне нет необходимости говорить вам, что у нас не осталось никаких шансов найти Бек или Рэнди живыми.

– Надо полагать, вам нужно, чтобы я принял решение. – Миллз глубоко вздохнул, немного помолчал, подбирая и взвешивая слова под пристальным взглядом всех четверых, а потом заговорил: – Легко сказать мне – чёрт, даже самим себе, что Бек Шелтон мертва. Но кто из вас хочет сказать это Риду? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Когда вы сможете посмотреть Риду Шелтону в глаза и сказать, что его жена мертва, хотя у вас нет никаких доказательств факта смерти, когда вы будете готовы увидеть, как надежда угасает и умирает в нём, когда кто-нибудь из вас найдёт в себе силы разбить сердце человека и по-прежнему называть его своим другом… – Он помолчал, в свою очередь борясь с волнением. – Тогда ладно. Я смирюсь с ситуацией и скажу, что мы сделали всё возможное.

Все молчали и больше не смотрели в глаза Миллзу. – Шериф Миллз! – Рид в охотничьем костюме вылетел из своего номера.

Миллз бросил на собеседников суровый, предостерегающий взгляд, а потом посмотрел на Рида.

Рид подошёл крупным шагом, держа в руке бумаги: карты, планы местности, увеличенные фотографии.

– Доброе утро, сэр. Я хочу показать вам кое-что… – Он заметил остальных. – В чём дело?

– Рид… – Миллз указал взглядом на Пита и Джимми. Рид посмотрел на них. Джимми набрал в грудь воздуха…

– Шериф! Шериф! – Арлен Пик вылетел из двери отеля, с клочком бумаги в руке. – Её нашли!

Рид пришёл в крайнее возбуждение.

– Где? Где? Она жива?

– Нет. То есть… я не имею в виду «нет», а «нет, он не знает». Я понятно выражаюсь?

У шерифа Миллза был такой вид, словно он готов схватить хозяина отеля за шиворот, но и одного его тона было достаточно.

– Мы тебя слушаем, Арлен!

Арлен сверился со своими наспех нацарапанными записями и попытался изложить всё в логической последовательности. Ему позвонил один приятель…

– Кто? – осведомился Миллз. – Имя?

– Гм… Флем Кринкович.

– Повторите, – попросил Джимми.

Арлен повторил имя и объяснил, откуда он знает паренька, а потом пустился в объяснения насчёт участка с приманкой, фруктов, вскопанной земли…

– Надеюсь, мы имеем дело не с очередным психом? – рявкнул Джимми.

– Дайте ему договорить! – раздражённо сказал Рид. Следы на мягкой земле.

– Снежный человек? – спросил Джимми. Он скрестил руки на груди.

Арлен взъерошил пальцами волосы.

– Гм… ну… да, если вам интересно знать! Джимми выругался и отвернулся.

– Я так и знал!

– Но там были другие следы! – продолжал Арлен. – Отпечатки ботинок, понимаете, человеческие следы, маленького размера, как женские!

Переход от вызванной потрясением бледности, к свидетельствующей о ярости, багровости на лице Джимми завершился.

– Это самая гнусная, самая презренная, самая оскорбительная ложь, которую мне доводилось слышать в жизни!

– Джимми, – одёрнул его Миллз.

– Это мистификация! Парень читал газеты! Он просто псих с садистскими наклонностями!

– Нет! – возразил Арлен. – Нет, он… он действительно немного странный, но он не псих. Он честный. Он говорит правду.

Рид уже собирался вырвать бумажку из руки Арлена.

– Я жду, Арлен!

Арлен показал Риду цифры, продиктованные Флемингом.

– Что это такое?

– Это было нацарапано на земле рядом со следами. Рид прочитал, потом расплакался и рассмеялся одновременно.

– Что это? – осведомился шериф Миллз. Глаза Рида наполнились слезами.

– Это… это номер моего мобильника. Код района и первые четыре цифры!

Все столпились вокруг Рида, показывавшего клочок бумаги.

– Бек бегает по лесу с сасквотчами и оставляет номера телефонов? – презрительно спросил Джимми. – Да бросьте вы, ребята!

Миллз хотел прояснить один момент:

– А этот Флеминг мог достать где-нибудь номер твоего мобильника?

Рида била дрожь.

– Вы шутите?

– Где находится это место?

Арлен ответил, постучав пальцем по бумажке.

– Уайттейл, в одном из глубоких ущелий. Я могу отвести вас туда.

Пит кивнул.

– Уайттейл. Это дальше на юг, Рид. Южнее Камайи. Рид понял, что он хотел сказать.

– Южнее! Я отправляюсь туда.

– Эй, подождите минутку! – Джимми преградил Риду путь. – Рид, послушайте…

– Джимми! – Миллз наставил палец Джимми в лицо. – Теперь ты заткнись. – Он выразительно поднял брови, и Джимми угомонился. – Поисковые команды начинают там, где закончили, и если они обследовали все зоны, значит, начнут по второму кругу с первых. Пит, дай всем задания, вызови Тайлера, а потом хватай своё снаряжение. Джимми, если ты хочешь участвовать в деле…

– Нет, спасибо. У меня есть медведь, настоящий медведь…

– Охоться на своего медведя, как тебе угодно. Пит, нам нужен четвёртый человек.

Пит посмотрел на Макса, который бросил насмешливый взгляд в сторону Кейна и сказал:

– Я с вами.

Пит похлопал Рида по плечу.

– Эй, может, Синг стоит взять свою передвижную лабораторию … – Он осёкся, увидев надежду в глазах Рида.

– Что такое? – спросил Рид.

Пит хотел бы ответить, но у него не было ни слов, ни времени.

– Ничего. Давай займёмся делом.

– Кэп, это невозможно. – Доктор Эмиль Баумгартнер, снявший пиджак и галстук и расстегнувший воротник рубашки, отпил глоток кофе из чашки, потом улыбнулся, словно забавляясь. – О, всё это очень занимательно. Такая история наделала бы шуму, но это невозможно.

Баумгартнер привёз Кэпа к себе домой в уютный особняк в викторианском стиле в южной части Спокана. Они сидели за кованым железным столом во внутреннем дворике, потягивая кофе под журчание дождевальной установки, разбрызгивавшей в разные стороны сверкающие радужные струйки на другой стороне лужайки. Ноутбук Кэпа стоял на столе между ними с полученными из лаборатории Джудит Ферфакс данными на мониторе.

– Невозможно? – Кэпу нравилось слышать это слово из уст эволюциониста – особенно Баумгартнера, уважаемого антрополога и научного сотрудника Йоркского центра. В течение многих лет он являлся самым благожелательным оппонентом Кэпа в дебатах по вопросу эволюции. Они много дискутировали в разных местах, иногда наедине, иногда публично, на разных уровнях громкости, но всё же умудрялись оставаться друзьями. – Вы уверены, что хотите сказать именно это слово?

Баумгартнер рассмеялся.

– Я не боюсь его. Оно у меня постоянно на уме. Кэп тоже рассмеялся, из вежливости.

– А потом вы предоставляете жалким марионеткам вроде меня произносить его вслух – или писать.

– Это был ваш выбор. Но сейчас меня удивляет, что не кто-то, а именно вы находите это возможным, когда вы в сущности разрушили свою карьеру, доказывая обратное.

– Буркхард считал, что сможет доказать это, – сказал Кэп.

Баумгартнер выразительно закатил глаза и усмехнулся:

– До сих пор считает, и Мерилл думает, что он действительно может доказать, поскольку Буркхард так говорит, но я уверен, вы согласитесь, что слепая приверженность теории порой подменяет настоящую науку.

– Мерилл поддерживает Буркхарда? Баумгартнер поднял руку.

– Стоп-стоп-стоп! Не забывайте о правилах. Больше ни слова об этом.

– Хорошо.

– Достаточно сказать, что Буркхард прискорбно близорук в своей области, но вполне способен создать систему. Он пользуется уважением научной общественности, водит дружбу с богатыми людьми, опубликовал несколько занимательных теорий. Университетское начальство души в нём не чает, словно он второй Уотсон или Крик, и вполне возможно, так оно и окажется, если он когда-нибудь сумеет доказать хоть одно из положений, которые выдвигает.

– Завидуете? – спросил Кэп. Баумгартнер издал смешок.

– Конечно. Но он исходит из совершенно ошибочной идеи, как вы указывали.

– Неужели? Вы говорите, что я был прав? Баумгартнер рассмеялся.

– Да перестаньте! Вы не всегда неправы, что бы я ни говорил!

– Но где я прав?

– Вы хотите услышать это от меня!

– Разумеется!

– Хорошо, хорошо. – Баумгартнер отпил ещё глоточек кофе и поставил чашку на стол, задумчиво глядя на сверкающие струйки спринклера на лужайке. – Когда вы утверждали, что любой организм представляет собой нечто большее, чем набор структур ДНК, вы были правы. Здесь я с вами согласен.

– Значит, вы согласны также, что мы не можем найти специфические гены, которые определяют особенные поведенческие характеристики вроде качания на ветках или предпочтения винограда огурцам.

– Или которые заставляют хомо сапиенса ходить прямо или даже читать Шекспира. Согласен.

– Но похоже, Буркхард считает, что такие гены можно найти.

– Он выбрасывает на ветер кучу денег. – Антрополог снова спохватился. – Я этого не говорил. – Он продолжал: – Любой может сравнить ДНК человека с ДНК шимпанзе и найти сходства и отличия, даже установить количественное соотношение между ними.

– Например, заявить: «Мы на 98 процентов шимпанзе»?

– Вы меня в конфуз не вгоните, Кэп. Не я придумал эту фразу, хотя был бы гораздо богаче, если бы сделал это. Но как вы указывали, и здесь я с вами согласен, мы можем выявить специфические особенности в структуре ДНК. Мы можем даже установить, какому животному или растению принадлежит ДНК, но мы не в силах создать генетический код и изменить его. Это слишком, слишком сложно.

Кэпа премного удивило количество уступок, сделанных Баумгартнером.

– Погодите минутку. И никаких доводов в пользу сайтспецифического мутагенеза?

Баумгартнер рассмеялся.

– Я слышу саркастические нотки?

– Вы доказывали такую возможность, помните?

– В случае с обратными мутациями, Кэп. С обратными. Если мы можем идентифицировать мутацию, испортившую здоровый ген, то можем прибегнуть к сайт-специфическому мутагенезу, чтобы восстановить исходный ген и спасти мутанта, возвратив в нормальное состояние. Вы же сами признали мою правоту тогда.

– О'кей. Очко в вашу пользу.

– Спасибо. За это вы получаете бонус. – Он понизил голос, словно их могли подслушивать враги. – Однако за все годы работы с обратными мутациями мы ни разу на самом деле ничего не улучшили. Мы ни разу не получили особь, превосходящую по своим качествам исходную.

– Ещё одна уступка?

– Допущенная с глазу на глаз, строго между нами.

– Ладно, с учётом этого, как насчёт довода, что насекомые мутируют и вырабатывают иммунитет против инсектицидов?

Баумгартнер сверкнул на него глазами в притворном гневе.

– Так вот как вы мне отвечаете на великодушие! Кэп поднял брови.

– Вы использовали этот довод в публичном споре со мной. Сейчас, когда мы с вами беседуем конфиденциально…

Баумгартнер медленно отпил кофе из чашки, явно собираясь с силами, чтобы сказать следующее:

– Здесь вы тоже правы. При наличии токсина естественный отбор, безусловно, происходит в пользу мутантов, имеющих иммунитет, и здесь возникает искушение прекратить все наблюдения и прийти к выводу о выгодной адаптивной мутации. Но вам требуется лишь устранить токсин и продолжать наблюдение. Тогда вы обнаружите, что обладающий иммунитетом против токсина мутант имеет много других слабых мест, и поэтому не в состоянии соперничать с нормальными насекомыми, отчего вымирает. Это невыгодная сделка: так больной серповидноклеточной анемией, имеющий иммунитет против малярии, в конечном счёте умирает от анемии. Здесь нет никакой выгоды. – Он откинулся на спинку кресла, испытывая боль от своих собственных слов: – Если бы вы ещё имели хоть какой-то вес в научных кругах, я бы никогда не сказал вам этого. Но поскольку вас никто не станет слушать…

– Я всегда ценил вашу честность.

Баумгартнер расслабился – теперь, когда худшее осталось позади, – и после минутной паузы продолжил:

– Все эксперименты с ДНК подобны попыткам ребёнка настроить современный компьютер с помощью игрушечного молотка. Они всегда ведут к отрицательным результатам и никогда к положительным. В доказательство мы можем предъявить вагоны дохлых мутированных дрозофил и лабораторных мышей.

Кэп помолчал, в свою очередь уставившись на сверкающие струйки спринклера.

– Вы понимаете, что говорите? Баумгартнер кивнул.

– Нечто такое, что я никогда не попытаюсь предать гласности.

– Что мутации не ведут к улучшению?

– Нет, тогда бы я просто выдал вашу идею за свою. Я только говорю, что любые эксперименты с ДНК дадут отрицательные результаты. Если вы попытаетесь изменить генетический код шимпанзе, к примеру, вы получите один из трёх возможных результатов: нормального, нисколько не изменившегося шимпанзе, умственно отсталого шимпанзе урода или мёртвого шимпанзе.

Кэп страшно удивился.

– На каком основании вы допускаете такое?

– На том основании, что мы достигли всех трёх перечисленных результатов. – Он поднёс чашку к губам, успешно за ней прячась.

Для Кэпа это было новостью.

– Вы пытались изменить генетический код шимпанзе? Баумгартнер весь передёрнулся, словно от удара электрическим током.

– Мы попытались, сделали выводы и закрыли проект. По причинам профессионального и юридического свойства я ничего больше не могу вам сказать по данному поводу.

– А что насчёт Буркхарда?

– О нём я тоже не стану говорить.

– Я подозреваю, он не отказался от проекта, – сказал Кэп.

Баумгартнер бросил на него укоризненный взгляд.

– Ладно, ладно, молчу. – Кэп вскинул руки. Баумгартнер допил свой кофе.

– К тому же мне нечего сказать о ваших результатах анализа ДНК, могу лишь ещё раз повторить своё мнение: то, что вы предполагаете, невозможно, и думаю, мы доказали это дорогой ценой.

– Вы не потрудитесь прокомментировать слухи, которые мне сообщили демонстранты? – Баумгартнер презрительно рассмеялся. – Они утверждают, что некоторых шимпанзе вывозили с территории университета, из Центра…

– Кэп. Мы можем сделать вид, будто вы никогда понятия не имели, как там ведутся дела. Мы можем сделать вид, будто вы никогда не догадывались о вреде, который можете принести науке. Мы можем сделать вид, что вы не заметили того, что теперь в любом случае безработный, но, Кэп, не заблуждайтесь: я заметил это. Все ваши бывшие коллеги заметили, и, конечно же, существует договорённость о неразглашении сведений. Больше я ничем не могу вам помочь.

Кэп принял удар, потом кивнул.

– Это вопрос выживания, я полагаю. Баумгартнер согласился с Кэпом в последний раз:

– И я так полагаю. – Потом он отвёл глаза в сторону, явно заинтересованный миром, лежащим за пределами разговора, – таким образом он давал понять, что разговор закончен.

– Я просто пытаюсь выяснить, почему пропала жена моего друга… – Кэп пожал плечами. Он понимал, что это удар ниже пояса, но у него не оставалось выбора. Он подался вперёд, чтобы выключить ноутбук.

Баумгартнер вытянул руку, останавливая его.

– Однако я могу задать риторический вопрос – только вопрос и всё.

Кэп оставил компьютер включённым.

– Валяйте.

Баумгартнер снова отвёл глаза в сторону, словно разговаривая с кем-то другим.

– Что если бы вы были Буркхардом и у вас над душой стоял Мерилл, требуя результатов, поскольку у него над душой стоят крупные спонсоры, требуя результатов? И что если бы утверждение некоего доктора Капеллы, что у эволюционистов нет исходных оснований для честности, в действительности являлось верным?

Кэп не знал толком, как ответить. Если Баумгартнер давал ему шанс, он не хотел потерять его.

– Вы не могли бы… э-э… немножко пояснить свой вопрос?

Баумгартнер по-прежнему не смотрел на него – очевидно, таким образом он вёл беседу, словно и не ведя никакого разговора.

– Ну, просто интереса ради: если бы от вас требовали, скажем, ликвидировать двухпроцентный разрыв между человеком и шимпанзе с целью доказать, что мы произошли от одного предка и приобрели отличия в результате мутаций, сколько комплементарных пар основании нуклеиновых кислот вам пришлось бы преобразовать, переставить, скорректировать в правильной последовательности с помощью одного только сайт-специфического мутагенеза?

Кэп уже знал ответ. Они с Баумгартнером несколько раз публично дебатировали на данную тему.

– Человеческий геном содержит около трёх миллиардов комплементарных пар. Два процента составят шестьдесят миллионов.

Баумгартнер кивнул, явно удивлённый цифрой.

– Шестьдесят миллионов. Потребовалось бы произвести огромное количество преобразований – даже для четырёх миллионов лет, которые, как мы все считаем, у нас имеются, и разумеется, каждое отдельное преобразование должно было бы дать положительный эффект. Представьте, насколько удручила бы перспектива такой работы амбициозного антрополога без малого пятидесяти лет.

Баумгартнер наконец перевёл взгляд на монитор компьютера, словно желая найти подтверждение своим мыслям.

– С учётом всего вышесказанного, разве вы на месте Буркхарда не попытались бы смошенничать? Разве не соблазнились бы возможностью, к примеру, перемещать огромные количества ДНК, даже целые гены, максимально быстрым способом?

Внезапно Кэп понял, к чему ведёт Баумгартнер. Это было настолько очевидно, что даже оторопь брала. Он подался к компьютеру и начал различать в мириадах перепутанных, сбивающих с толку линий систему, которой прежде не видел.

– Вирусные переносы. Баумгартнер сам указал на несколько линий.

– Ваши бросовые ДНК, возможно, вовсе не отбросы, как вы подумали. – Он откинулся на спинку кресла с отстранённым видом. – Массовые горизонтальные переносы зачастую приводят к нежелательным результатам. Вы никогда не знаете наверное, куда пойдёт новая информация или как организм на неё отреагирует. Кэп схватил свой ноутбук.

– Эмиль, вполне возможно, однажды вы станете настоящим учёным. Вам это известно?

Баумгартнер отмахнулся.

– Я просто поставил вопрос!