Текст книги "Чудо пылающего креста"

Автор книги: Френк Джилл Слотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

2

Отряд в пятьсот всадников на расстоянии более чем недельного пути от Александрии переправился через реку Иордан близ Иерихона и поскакал дорогой, ведущей чуть на северо-восток, к древнему городу Амман, названному теперь Филадельфией. Дацию уже случалось тут ездить и раньше, и он убедил Константина, что до Дамаска этот путь короче, чем тот, что проходил вдоль извилистого русла узкой и грязной реки.

Все они были рады, когда вновь оказались среди заросших зеленью холмов: уж и впрямь нелегкая им выпала дорога с тех пор, как возле городка под названием Рафия они сошли с древнего «морского пути», ведущего на север вдоль берега моря. От Рафии они ехали по такой труднопроходимой и пустынной местности, каких Константин еще никогда не видел, пробираясь к городу Хеврон и далее к поселку Эн-Гади, из которого открывался вид на свинцово-голубую поверхность странного моря, которое, как объяснил Даций, не имело в себе никакой жизни из-за чрезмерной солености своих вод.

Рядом с Эн-Гади из земли выбивались большие источники, превращая поселок в оазис. Но, продвигаясь вдоль берега Мертвого моря на север, они снова оказались в местности все с теми же застывшими волнами камня, с разломами ущелий и пропастей, подобной скомканному в руке листу пергамента. Зеленые орошаемые поля вокруг Иерихона явились приятной переменой рельефа, и теперь, когда их путь за рекой постепенно уходил вверх, характер местности стал более походить на родную Константину Иллирику: вокруг были заросли кедра, лавра, серебристого тополя, акации, фисташки и олеандра.

Стаи птиц взлетали в воздух, потревоженные во время кормежки такой многочисленной группой проезжающих мимо всадников. А из зарослей, с берегов реки, до них изредка доносились то рычание льва, то глухое ворчание медведя, то пронзительный визг кабана. Несколько раз они мельком замечали странного вида зверька – Даций назвал его тушканчиком – с задними конечностями той же длины, как и тело, и с еще более длинным хвостом, которые позволяют ему преодолевать земное пространство с помощью ряда удивительно легких прыжков, создающих впечатление полета.

Поскольку они часто переправлялись через льющиеся с плато наверху реки, лошадям в изобилии хватало пресной воды. Однажды отряд остановился отдохнуть на высоте, откуда Даций показал рукой далеко на север, на искрящиеся синие воды озера, которое он назвал морем Тивериады или Галилеи. За ним, еще дальше на север, тянулась цепь заснеженных гор, и Константин вспомнил, что видел ее с другой стороны, когда они высадились в Кесарии. Даций, воевавший в этих краях с персами, назвал вершину горой Ермон, а район богатых пастбищ, густо поросших лесами холмов и процветающего там народа – частью древней области, называвшейся Гилеад.

– Именно в эту область, – сказал он Константину, – около тысячи лет назад бежал Давид, царь Израиля, изгнанный из Иерусалима своим старшим сыном Авессаломом.

– Откуда ты все это узнал? – поинтересовался Константин.

– Не думай, это не бабушкины сказки, – с ухмылкой заверил его Даций. – С нашими армиями императора Тита воевал один местный военачальник по имени Иосиф, когда в этих местах подавляли крупное иудейское восстание – это было больше двухсот лет назад. Иосиф написал историю своего народа; тебе понравится, почитай.

А почему этот твой Авессалом пошел на своего родного отца?

– Давид являлся одним из величайших царей Израиля, но когда он состарился, Авессалому стало невмоготу поскорее занять его место. Он был у народа любимчиком и к тому же очень тщеславным, поэтому кое-кто из знати решили, что, посадив его царем на место отца, они смогут добиться большей власти для самих себя.

– Много раз такое случалось – и раньше, и после этого.

– И будет случаться, пока люди не изменятся в сердце своем, – согласился Даций. – Давиду и Иову, главному начальнику его войска, требовалось время, чтобы собрать армию; Давид же не хотел, чтобы в битве между ним и Авессаломом пострадал Иерусалим, поэтому он и покинул столицу. И даже когда Авессалом гнался за своим отцом за Иорданом, Давид все еще приказывал, чтобы молодого царевича не убивали. Но Иов позаботился об этом. Авессалом отрастил очень длинные волосы, и когда он верхом спасался бегством во время битвы, они запутались в ветвях дерева, и он остался висеть. Иов увидел его и несколькими Дротиками поразил в сердце.

– Этого он и заслуживал за то, что хотел уничтожить своего отца.

– Несомненно, – согласился Даций. – Но иудеи дают другое объяснение. Они утверждают, что на все это была воля их Бога, чтобы другой его сын, Соломон, смог унаследовать царство и построить ему храм в Иерусалиме.

– Это тот же самый Бог, сына которого должны были распять?

Даций бросил на него быстрый изучающий взгляд.

– Откуда ты слышал об Иисусе из Назарета?

– Минервина была христианкой; да и мать моя имеет к ним склонность. В Дрепануме я однажды оказался в христианской церкви.

– Когда снова будешь писать своей матери, передай ей, чтобы держала свое отношение к христианам в тайне, – посоветовал Даций. – После этих новых эдиктов Диоклетиана о твердых ценах, выплатах денег и содержании золота и серебра в монетах дела идут не слишком-то хорошо. Я слышал, что некоторые придворные, ответственные за проведение этих указов в жизнь, стремятся взвалить вину на христиан, утверждая, что они своими заклинаниями вызывают злых духов, чтобы мутить народ.

– Два года назад с лишним я говорил императору, что это не сработает, – сказал Константин.

– Тогда будем надеяться, что виновными у него окажутся христиане, а не ты. Человек, которого звали Иисус из Назарета, проповедовал в этих местах, и у него было много сторонников, особенно вокруг Галилейского моря, к северу отсюда. И вот за восстание-то галилеян в Иерусалиме он и поплатился своей жизнью на кресте.

– Но христиане говорят, что он пришел спасти мир и отдал свою жизнь за тех, кто верит в него.

Даций издал звук, выражающий острое разочарование.

– Тогда почему же он не спас свой собственный народ? Спустя каких-то сорок лет после его смерти они снова взбунтовались против Рима, и с ними пришлось обойтись так же, как ты совсем недавно с Бусирисом и Коптом.

3

В Филадельфии, или Аммане, Константин со своим отрядом всадников стал лагерем в караван-сарае, месте отдыха для путешествующих, расположенном на окраине города. Кое-кто из его солдат был из Филадельфии, и Даций дал им увольнение, чтобы они могли провести ночь в своих семьях. Константин удивился, увидев одного из них разговаривающим с Дацием едва ли час спустя после ухода из лагеря. Вскоре оба пришли туда, где слуга Константина поставил его палатку.

– Вот тут Иосиан рассказывает странную историю, – доложил центурион. – Его отец занимается торговлей и слышал ее от погонщика каравана, который прибыл сегодня утром на рынок.

– Что за история?

– Хозяин каравана говорит, что он слышал, будто римская армия под началом цезаря Галерия движется из Антиохии на восток, чтобы напасть на персов.

– Какая же это новость? Император знал об этом до того, как мы ушли из Египта.

– Но этот человек говорит, что Галерий пошел по дороге в Карры, а не на север через Армению.

– Карры! Что это ему вздумалось идти по такому рискованному маршруту?

– Причина та же, что была у Красса сто лет назад: надежда покрыть себя славой, внезапно нанеся удар по центру персидской сторожевой границы, пока Нарсех занят устрашением армян.

– Какие у него шансы на успех?

– Это безрассудный шаг. Но иногда там, где умным – погибель, глупым – победа.

– Приведи ко мне хозяина каравана, – приказал Константин солдату по имени Иосиан. – И вот еще что, Даций.

Скажи-ка мне, удалось ли командирам турм достать такое количество зерна и продовольствия, которое способны нести их лошади помимо самих седоков?

– Чтобы обеспечить форсированный марш?

– Для чего же еще?

Даций не ответил, но кликнул своего ординарца и велел ему принести карты, которые всегда носил с собой в походах в цилиндрическом футляре за седлом. Когда они прибыли, он развернул одну из них.

– Мы находимся здесь, – сказал он, ткнув пальцем в Филадельфию, – Дамаск – почти точно на север, до него дня два пути, если поднажмем. Там мы, вероятно, узнаем больше о том, что делает Галерий, и подготовим докладную для императора. Она дойдет до него к тому времени, как он прибудет в Антиохию, и, если Галерий действительно позволит поймать себя в пустыне, тогда придется назначать нового цезаря Востока.

Константин склонился над картой, с минуту изучал ее внимательно, затем сказал:

– А почему бы не обойти Дамаск, а там двинуть прямо на северо-восток, к Киркесию, где граница пересекает Евфрат? Так мы могли бы выиграть несколько дней.

– Как бы ты ни спешил, все равно Галерий будет утверждать, что ты слишком запоздал, чтобы помочь ему, какую бы он ни одержал победу, – напомнил ему Даций, – А если он попадет в ловушку, нам что – тоже в нее попадаться?

– Ты спрашиваешь или испытываешь меня, старая лиса?

– Понемногу и то и другое, – с ухмылкой признался Даций.

– Если цезарь Галерий будет побеждать, я скажу императору, что мы прибыли слишком поздно, чтобы оказать какую-то помощь. А если он будет проигрывать, армии понадобится вся помощь, которая только есть.

– Включая и нового полководца?

Константин пожал плечами.

– Кто знает? Самое главное сейчас – это не допустить еще одни Карры.

Тут подошел Иосиан с хозяином каравана – темноволосым, с гордой физиономией и ястребиным носом торговцев-бедуинов, способных ходить по древним, лежащим в пустыне дорогам, по которым веками ходили их предки со своими караванами. Константин почтительно с ним поздоровался и с помощью Иосиана как переводчика сразу же устремил на него поток вопросов.

– Ты видел эту римскую армию – ту самую, о которой говорил? – спросил он.

– Своими глазами – нет, благородный трибун, – отвечал хозяин каравана. – Но в Зуре мне о ней рассказывал человек, которому я доверяю. Он только что прибыл из города Баты и видел армию своими глазами.

– Баты находятся на главном пути из Антиохии в Карры и Резайну, – Даций поднес свой толстый, похожий на обрубок палец к карте. – Галерий, должно быть, захочет переправиться через верховья реки Хаборы и пойдет дальше к Низибису, что на границе. Если он успеет прийти туда, пока армии Нарсеха все еще будут сдерживаться севернее в Армении, он сможет сделать тогда быстрый марш-бросок через Сингару и выйти к Нину на реке Тигр.

– И всадить стрелу в самое сердце Персидского царства, – согласился Константин, – Отважный шаг, подстать только смельчаку.

– Или дураку.

– Галерий не таков, и ты, Даций, знаешь это не хуже меня.

– Тогда скажем так, что честолюбие может превратить его в дурака. – Даций показал на карте участок между Антиохией и широким изгибом Евфрата на западе, – Между горной местностью вокруг Карр и рекой Евфрат лежит песчаная пустыня, совершенно бесплодная, где не сыщешь даже дерева или источника пресной воды, чтобы напоить идущую по ней армию. Пока не проделаешь такой путь, не поймешь, какую жажду может испытывать человек, но в сто раз хуже возвращаться назад, когда отступаешь. Тогда легион должен держать свои ряды и смыкать их всякий раз, когда кто-то падает, и не останавливаться, чтобы помочь ему. Ведь когда шеренги ломаются, вражеская кавалерия может проникнуть вглубь и за считанные минуты искромсать весь легион на куски.

– Мрачную ты нарисовал картину, – сказал Константин. – Но если Галерию удастся разделить войска Нарсеха, римская граница передвинется намного дальше к востоку, чем прежде. – Затем добавил так тихо, что только Даций мог услышать: – И понадобится третий цезарь, чтобы править такой обширной территорией.

– Красс поставил десять легионов как раз на эту сторону игральной кости – и проиграл, – напомнил ему Даций. – Какие будут распоряжения на завтра? Поедем на север – к Дамаску или в пустыню?

– Какой кратчайший путь до Киркесия, где граница с Персией пересекается с рекой Евфрат? – спросил Константин у хозяина каравана.

Иосиан быстро перевел вопрос темнокожему бедуину, затем внимательно выслушал ответ и повернулся к Константину.

– Он говорит, что его люди не пользуются такими картами, как эта, господин, – перевел тот. – Знания о караванных тропах устно передаются от отца к сыну. В пустыне проводник выбирает звезду и идет по ней.

– А не знает ли он более прямого пути в Киркесий, чем через Дамаск? – настаивал Константин. – Если знает, скажи, что я ему хорошо заплачу за то, чтобы он провел нас туда.

Снова состоялся короткий диалог, с окончанием которого Иосиан доложил:

– Он знает один путь в окрестности Киркесия, по которому мало ходят, господин. Дорога каменистая, но проходимая и сокращает путь на несколько дней. Но ему придется заплатить за караван, который он только что привел сюда, ведь дальше он не пойдет.

– Твой отец ведь торговец, правда? – спросил Константин Иосиана.

– Да, благородный трибун.

– Скажи ему, чтобы купил караван у этого человека и позже перепродал его за то, что дадут. Ему заплатят разницу из средств императорской казны.

– Будет сделано, господин. – Иосиан без лишних слов отправился с хозяином каравана.

Константин молча смотрел, как Даций сворачивает карты и убирает их в футляр. Он ждал, какой приговор вынесет старый центурион по поводу намеченного им действия, но когда Даций заговорил, его речь скорее была похожа на монолог.

– Значит, молодой орел расправляет свои крылья, – проговорил тот с улыбкой и затем добавил: – Скоро мы увидим, как остры его когти.

Глава 7

1

Позади уже осталось много дней трудного пути верхом, когда наконец Константин и его команда остановили своих лошадей на западном берегу Евфрата, недалеко от того места, где великая река делала резкий поворот на север, в сторону цепи Таврских гор. В этой точке они находились на расстоянии целого дня пути на запад от их исходной цели назначения, от Киркесия, где римская граница пересекалась с Евфратом.

Решение повернуть на север было принято в связи с тревожными слухами о бедственном положении римской армии, которые дошли до них в оазисе на одной из главных караванных дорог, связывавших народ, живущий в бассейне Тигра и Евфрата, с территорией, веками называвшейся Ханааном, а теперь – провинцией Келесирия[40]40
  Так римляне называли земли Сирии, Киликии и Палестины.


[Закрыть]. На противоположном берегу широко разлившегося Евфрата они увидели стены римской крепости, охранявшей этот район, но она казалась странно опустевшей.

– Что ты об этом думаешь? – День за днем молодой начальник все больше усваивал властные привычки – с полного одобрения седеющего центуриона, который первым осознал тот факт, что птенец уже вполне созрел, чтобы покинуть гнездо.

– Либо они эвакуировали крепость, – предположил Даций, – либо ожидают осады.

– Переправимся и посмотрим. Пошли три турмы на восточный берег и разведай местность.

С тех пор как они выехали из Египта, у лошадей и всадников сложилось такое близкое взаимопонимание, что для осуществления переправы почти не понадобилось команды. Константин переправлялся среди первых и, когда все уже были на другом берегу, приказал трубачу построить войско в одну колонну. Затем с орлами Рима в голове колонны и их гордо развевающимися на ветру знаменами они стали приближаться к укреплениям, охранявшим речную переправу. Однако на расстоянии доброго полета стрелы от крепости Константин приказал колонне остановиться, а сам подъехал чуть ли не к самым воротам окруженной частоколом территории, что было типично для римской пограничной крепости. Константина сопровождали лишь двое его знаменосцев, и по его знаку – кивку головой – трубач протрубил сигнал.

– Флавий Валерий Константин, первый трибун, выполняет задание императора и просит допуска в крепость, – громко объявил он.

Какое-то время все было спокойно, затем ворота распахнулись, и вышел одетый в форму коренастый центурион, а за ним двое легионеров, несущих знамена, сходные с теми, что были рядом с Константином. На открытой площадке перед воротами центурион стал по стойке смирно и отдал приветствие сжатым кулаком, как было принято у римских солдат, на которое Константин ответил с придирчивой щепетильностью.

– Луций Катулл, центурион четырнадцатой когорты, командующий гарнизоном, – отрекомендовался он. – Въезжайте со своими людьми, трибун Константин. Конюшни у нас пусты, но корм для ваших лошадей найдется.

Когда ала въехала в крепость, Константин с Дацием проследовали за центурионом в штаб крепости.

– Наверное, вы удивлены, что мы не встречали вас с распростертыми объятиями, – сказал Луций Катулл – Но я всегда следовал принципу – si vis pacem, para bellum.

– «Если хочешь мира, готовься к войне», – повторил за ним Константин одобрительно. – Отличный девиз.

– Верно. Война где-то к северу от нас, если она еще не кончилась, – продолжил Луций Катулл. – Но когда персы у нашего порога, лучше им не знать, что в гарнизоне осталось всего лишь несколько охранников, а остальных я послал на север, на помощь цезарю Галерию.

– Так, значит, он и впрямь попал в беду? – поспешно спросил Константин. – До нас дошли слухи.

– Если верить рыночным сплетням – а они обычно на несколько дней опережают официальные донесения, – зятя императора вот-вот обратят в бегство, – сообщил Луций Катулл. – Жду вот, что со дня на день мне придется отступать к Антиохии, чтобы спасти шкуры оставшихся у меня людей, уже не говоря о своей собственной.

– Опять Карры? – спросил Даций.

– Что-то похожее, насколько я слышал. У персов прорицатели всегда были мудрее наших. Должно быть, они сказали Нарсеху, что Галерий ударит по центру, а не пойдет отвоевывать Армению. А вас-то чего сюда прислали?

– Император беспокоился насчет арсенала в Дамаске, – объяснил Константин. – И ему нужно было знать, что же в самом деле происходит на персидской границе.

– Пока арсеналу ничего не грозит. Какое-то время у Нарсеха руки будут заняты, ведь отступление римлян началось всего лишь несколько дней назад.

– Отступление! – воскликнул Константин. – Куда?

– К Антиохии, если слухи правдивы, – мрачно отвечал Луций Катулл. – Может даже, к порту Селевкия или в море. Я так слышал, что Галерий уж очень спешил одержать победу в Персии и поэтому сколотил свою армию из неопытных солдат из Киликии и Келесирии, а своих ветеранов оставил позади для защиты дунайских укреплений, а то вдруг готы снова захотят посетить Грецию.

– Ты, как и старый ветеран Даций, – без обиды будет сказано, трибун, – можешь себе представить, что там стало твориться, когда такой сброд пошел отступать от Карр к Евфрату.

– Было бы добрым делом, если бы им сперва перерезали глотки, – согласился Даций. – Эти кривые сабли, что у персидских всадников… Еще не знаешь, что с тобой происходит, а у тебя уже перерезано горло. Уж там небось столько людей порублено…

– Значит, ты не имеешь никакого представления, где конкретно проходят бои? – спросил Константин.

– Или есть ли вообще кому воевать, – добавил Луций Катулл. – Персы разделаются с Галерием и явятся сюда. Мой совет тебе, трибун, – переправляйся-ка ты снова через реку и гони в Антиохию.

– Совсем уклониться от боя?

– Зато остаться в живых, – весело сказал центурион и добавил уже серьезно: – Не рискуй пятью сотнями конных, послав их в сражение, которое уже проиграно, они еще могут пригодиться для спасения Антиохии. – Он повернулся к Дацию: – Разве ты не согласен?

– Решение за трибуном Константином, – сказал Даций, не спуская глаз с лица молодого человека, – Он один отвечает перед Диоклетианом за нашу алу.

– Но благоразумие все еще…

– Разверни-ка карту, Даций, и дай мне взглянуть, что там находится на севере отсюда, – сухо прервал его Константин.

Даций развернул карту, и они втроем молча принялись ее изучать. Наконец Константин проговорил:

– Насколько я помню, на север ведут две дороги, а тут я вижу только одну.

– Через два-три часа пути на север она разветвляется, – пояснил Луций Катулл. – Один путь ведет на восток, другой – на запад, в Антиохию.

– Нельзя ли нам перебраться через Евфрат там, где у персов не слишком много сил? Не хочется быть застигнутым в таком положении, когда между тобой и Антиохией река, переправиться через которую нет никакой возможности.

– Вот здесь, – Луций Катулл ткнул пальцем в карту, – есть разрушенный город Зура, который теперь иногда называют Европос. Там, я уверен, можно переправиться, хотя вам, может, придется немного проплыть.

– Когда уйдем отсюда утром, свернем на северо-запад и постараемся побольше узнать о том, где находятся главные силы Галерия.

– Вам понадобится зерно для лошадей и дополнительные мехи для воды, – заметил Катулл. – На рассвете все вам подготовлю.

– Хорошо, – сказал Константин. – Я позабочусь, чтобы сообщение о твоей помощи было внесено в твой послужной список.

– Тот, кто повезет эту похвалу в мой адрес, скажет тебе спасибо, – невесело улыбнулся Луций Катулл. – Мало ему будет удовольствия ехать по дорогам в такой час.

Через два дня тяжелого верхового пути Константин узнал то, что со страхом ожидал услышать все это время. Римская армия, всего лишь несколько недель назад предпринявшая наступление, задуманное как молниеносный удар в сердце Персидской империи, теперь повсеместно отступала к Евфрату и Антиохии. Еще задолго до того, как конница Константина достигла зоны ее отступления, столбы поднимающегося вверх дыма и хищные птицы, кружащиеся в утренних небесах, наглядно рассказали им о том, что происходит.