Текст книги "Незримые узы"
Автор книги: Фреда Брайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
У озера
Накануне возвращения Ким и Бетт в Штаты Аликс пригласила их на прощальный ужин.
– Отец рекомендовал мне какой-то сногсшибательный ресторан в часе езды отсюда. Не знаю, как у вас, – заметила она тактично, на самом деле зная, что Весты с самого приезда ни разу не выходили за пределы территории клиники, – а у меня уже развивается нечто вроде клаустрофобии. Поэтому вы окажете любезность, если согласитесь составить мне компанию в посещении этого знаменитого ресторана.
И пусть пребывание в «Маривале» самой Аликс тоже подходило к концу, ей было жаль, что Весты уезжают. Она чувствовала, что ей будет не хватать интимных бесед с Ким в их любимой беседке… Не хватать даже шуточек Бетт. Ни с кем из близких Аликс не чувствовала себя так легко и непринужденно.
Аликс продумала вечер во всех деталях, от мерседеса с шофером до обсуждения по телефону меню ужина с шеф-поваром в Гловере. И хотя роль хозяйки вечера была для нее непривычной, она твердо решила организовать все по высшему разряду, как бы провести генеральную репетицию перед началом новой жизни – перед тем, как навсегда покончить с затворничеством и стать новой мисс Аликс Спенсер-Брайден – светской дамой.
– Что за обивка у этих сидений! – воскликнула Бетт, усаживаясь в шикарный лимузин. – Чувствуется настоящий класс, Аликс, как и в вас самой. Что-то подсказывает мне, что сегодняшний вечер надолго запомнится нам.
Навешанные на Бетт побрякушки делали ее похожей на рождественскую елку в уборе. Ким выглядела очаровательно в своем цветастом хлопчатобумажном платье. Что же касается Аликс, она остановила свой выбор на искусно сделанном «маленьком черном платье» от Дональда Брукса, в котором чувствовала себя элегантной и уверенной в себе.
Обед начался с паштета из трюфелей и крошечных равиолей [4]4
Род пельменей.
[Закрыть]с начинкой из лесных грибов. Затем последовал нежнейший раковый суп кораллового цвета, с кусочками окуня. Аликс немного ослабила пояс. Она чувствовала себя необыкновенно счастливой.
Официант убрал рыбные тарелки и принес лимонный шербет с мятой.
У Бетт вытянулось лицо:
– Уже десерт?
Аликс поспешила успокоить ее, заверив, что это лишь передышка перед следующим блюдом.
И вот наконец прозвучали фанфары: подали фазанов. Три птицы, покрытые хрустящей поджаристой корочкой, украшенные перьями, со всевозможными соусами… Даже Аликс, старавшаяся казаться искушенной особой, восторженно, совсем по-девчоночьи ойкнула.
Бетт рассмеялась:
– По-другому и не выразишься! – Перегнувшись через стол, покрытый белоснежной скатертью, она легонько постучала по фужеру девушки вилкой. – По такому случаю полагается тост, милочка! Что-нибудь необычное. Интересно, можем ли мы заказать здесь шампанское?
– Разумеется! – воскликнула Аликс, смущенная тем, что сама об этом не подумала.
После краткого совещания с метрдотелем выбор был остановлен на «Буллингер'52», и официант торжественно откупорил бутылку.
Ким захлопала в ладоши от радости.
– Un petit souvenir de cette soirée charmante, monsieur? [5]5
Нельзя ли маленький сувенир на память об этом прелестном вечере, мсье? ( фр.).
[Закрыть]– спросила она с безупречным произношением.
– Разумеется, мадам. – Он протянул девочке пробку от шампанского.
Ким хихикнула: еще никто не называл ее «мадам».
– А мне можно шампанского, мамочка?
– Пожалуй, тебе еще рановато, но ради такого случая…
И вот бокалы наполнены, и Бетт с удовлетворением огляделась: белоснежные скатерти, цветы в вазах, внимание обслуживающего персонала…
– Настоящее торжество! – заключила она. – Мне бы никогда не надоела такая жизнь! Ах, быть богатой… Ну, Аликс, раз уж вы заказываете музыку, то вы должны и предложить тост.
Аликс вспыхнула. Что же сказать? Ведь она совсем не привыкла к публичным выступлениям… Однако времени на раздумья не было. Ведь то, что сейчас происходило, – действительно событие, одно из тех, что пробуждает самые сильные и возвышенные чувства: упоение юностью… чудо преображения… радость дружбы. Если бы только Аликс могла голосом выразить обуревавшее ее счастье! Видя свое отражение в серебряном ведерке со льдом, она подняла свой фужер. Слова полились сами собой.
– Ну что ж… Тогда тост благодарности. Мастерам и волшебникам «Маривала», особенно нашему кудеснику Мерлину, известному под именем доктора Фрэнкла, осуществившему самое заветное желание каждого из нас: подарившему Ким внешность, которой мог бы позавидовать и ангел, открывшему Бетт врата в мир славы и богатства. А мне… – она запнулась, готовая разрыдаться, – мне давшему второй шанс в жизни, на который я и не рассчитывала. Для всех нас эти последние недели были поворотным пунктом, лучшим подарком…
– Чертовски дорогим подарком… – пробормотала Бетт, но Аликс, уносимая вдаль на волнах своих чувств, вряд ли расслышала это бормотанье.
– Мы получили в подарок будущее. Неограниченные возможности. Сбывающиеся мечты… – Аликс остановилась, ужаснувшись собственной выспренности. Потому что если Аликс и ненавидела что-нибудь на свете, так это выставление себя на посмешище. Надо бы хоть закончить попроще… – В общем, я предлагаю тост за нас троих. То есть, за нашу новую жизнь.
– Лучшую жизнь… – прошептала Ким.
– Жизнь в славе и знатности! – последнее слово осталось, разумеется, за Бетт.
Наступила минута благоговейного молчания: каждая была погружена в собственные грезы. Затем Бетт нарушила тишину:
– За здоровье, удачу, исполнение желаний! – И она одним глотком осушила бокал. Официант тут же наполнил его снова. – Господи, какой дивный напиток! Пузырьки ударяют прямо в нос. Как насчет следующего тоста? За Швейцарию? Я считаю, она этого заслуживает – великолепные пейзажи, великолепные продукты… Но я вам вот что скажу: я буду счастлива вернуться в добрую старую Америку. – Она откашлялась. – А теперь прослушайте важное сообщение, как говорят по радио. Мы с Кимми направляемся в Майами. Завтра мы уже будем там, как раз успеем к полуночному купанию. Тебе там понравится, голубка моя: солнце, море и пальмы. Кроме того, у меня грандиозные планы.
– А как же Талса? – поинтересовалась Ким. – И дядя Эд?
– А что дядя Эд? – Бетт предостерегающе посмотрела на дочь и снова повернулась к Аликс: – Мы будем участвовать в конкурсе штата на звание «Юная мисс Америка». Знаете ли, это самый представительный конкурс в нашей возрастной категории! Иногда они даже показывают его по телевидению. Стоит нам выиграть – и мы на коне! Выше только небеса. Нью-Йорк… Голливуд… Впрочем, возможно, нам придется проделать еще кой-какую работу, чтобы усовершенствовать овал лица. Но конкурс «Юная мисс» – решающий этап. Решающий! Послушайте, я не рассказывала вам, что когда мы участвовали в конкурсе «Маленькая русалочка»…
Аликс подмигнула Ким и принялась за еду.
Фазанье жаркое было бесподобным. За ним последовали шоколадные пирожные, и когда, наконец, подали кофе, троица гурманов уже явно перебрала шампанского и калорий.
Аликс заплатила по счету кредитной карточкой отца и напоследок, достав из сумочки двадцать франков, положила их под тарелку.
– А я думала, что чаевые во французских ресторанах включаются в счет, – заметила Бетт.
– Да, но за хорошее обслуживание принято оставлять некоторую дополнительную сумму. Ну что, уходим?
Они уже дошли до выхода, как вдруг Бетт остановилась.
– Черт побери! – воскликнула она. – Я забыла зажигалку! Подождите меня в машине, детки, я сейчас вернусь.
Она поспешила назад к столику, осмотрелась по сторонам и сунула в карман двадцатифранковую купюру – так быстро, что официант не успел ничего заметить. «Какого черта! – подумала она. – Все равно мы никогда больше сюда не попадем».
Девушки все еще хихикали, когда шофер остановил машину у парадного входа.
– Я слишком возбуждена, чтобы уснуть! – заявила Ким. – Такая великолепная ночь, да еще полнолуние… Кто-нибудь хочет прогуляться?
– Вы, детки, идите, – ответила Бетт. – А я начну потихоньку упаковывать вещи. Только недолго, Кимми, ладно? Чтобы хорошо выглядеть, надо выспаться.
Лунный свет заливал все вокруг холодным серебром – макушки кипарисов, черепичную крышу веранды, мраморные ступени, ведущие к озеру. Каждая линия, каждый контур были четко очерчены, но лишены какого-то определенного цвета, словно черно-белые фотографии в альбоме.
Пройдя через сад, девушки устроились на своей любимой скамейке в беседке.
– Да-а… – вздохнула Ким, подбирая под себя ноги, – похоже, Талсу я больше не увижу… Я это предчувствовала. Мамочка просто не может подолгу оставаться на одном месте! Печально… Мне там нравилось, да и дядя Эд славный… Видит Бог, он всегда ко мне хорошо относился, а мамочку просто обожал. Он прозвал ее «Мисс Индивидуальность». Ей это нравилось. Знаешь, она всегда хотела вращаться в мире шоу-бизнеса, хотя дядя Эд считал, что все это глупая суета и ничего больше. Сам-то он стоматолог. – Ким задумалась. – Он говорил, что у меня великолепные десны, научил, как правильно чистить зубы, и все такое. Представляю, как бы он отнесся к удалению моих верхних коренных зубов… Вообще-то я об этом случайно узнала… потому что мамуля как-то попросила его сделать это – ну, ты знаешь: для улучшения овала лица. Многие модели к этому прибегают. Так он просто на стенку полез, и у них произошла та жуткая ссора. Их можно было слышать за целый квартал. Моя мамочка хоть и маленького роста, но легкие у нее дай Боже! А потом… Потом, после этой стычки, – ничего: мир и согласие несколько месяцев. До тех пор, пока шесть недель назад мамуля не забрала меня из школы прямо с середины урока английского языка. У нее уже были наготове чемоданы, и я узнала, что мы едем в «Маривал».
– Значит, ты даже не попрощалась с дядей Эдом?
– Не-а. – Ким покачала головой. – Не правда ли, странно?
Но Аликс не удивилась: она уже разгадала причину внезапного возвращения Бетт за якобы забытой зажигалкой в ресторане. Женщина была не только лгуньей, но и воришкой, и в этом свете неожиданное бегство из Талсы тоже обретало свой смысл: видимо, Бетт выжидала, пока будет достигнута твердая договоренность относительно пребывания в «Мари-вале», а потом сняла деньги с банковского счета своего мужа и дала тягу.
Аликс изучала лицо Ким, омываемое лунным светом, и пыталась отыскать на нем хоть малейший след возмущения или недовольства, но не нашла. Только озадаченность. Ким и в голову не приходило спрашивать мать о мотивах ее поступков – они, как и пути Господни, были для нее неисповедимы.
– Значит, теперь Майами… – размышляла вслух Ким. – Но кто знает, куда нас занесет на самом деле. Может, мы как-нибудь приедем в Новую Англию и навестим тебя, если ты там будешь… А как ты думаешь, будешь?
– М-м-м, – промычала Аликс, замявшись, но быстро нашлась: – Я решила изучать право, а теперь, когда в Гарвардский университет принимают девушек, это будет намного проще. И потом, я бы хотела работать в фирме моего отца. У него уже есть юридический отдел, но мне кажется, что ему будет приятно, если и я войду в его состав.
– Участвовать в семейном бизнесе! – воскликнула Ким. – Ой, я просто потрясена! Ты станешь промышленной магнаткой! Бьюсь об заклад, так и будет! – Ким сжала руку Аликс. – Ты такая замечательная!
Некоторое время девушки сидели, погрузившись в блаженное молчание и слушая пение соловья. Внезапно Ким вздрогнула.
– Ты слышала? – спросила она.
– Что?
– Какой-то всплеск… – Она вскочила. – Смотри, Аликс! Туда, на озеро! Сразу за пристанью.
Аликс уставилась на смутные очертания какого-то предмета, раскачивающегося на поверхности воды. Темный предмет с белым пятном.
– Лодка, кажется. Или лебедь. Я не вижу без очков.
– Черный лебедь? – Ким покачала головой. – Об этом не может быть и речи. Мне кажется, это похоже на…
– О нет! Не может быть… – Аликс напрягала зрение, всматриваясь и стараясь отогнать возникшую вдруг догадку. – Ты же не думаешь, что…
Но ее подружка уже мчалась прочь.
– Матерь Божия! – кричала Ким на бегу, продираясь сквозь кусты и перепрыгивая через клумбы. Она заскакала по ступенькам мраморной лестницы, ведущей к пристани, и задержалась лишь для того, чтобы скинуть туфли у кромки воды. Аликс, задохнувшись, намного отстала от Ким.
«Не может быть! Не может быть!» – стучало в ее голове. Ким видела лишь игру теней в лунном свете… Обман зрения… Когда с бешено колотящимся сердцем – «не может быть, не может быть!» – Аликс добежала до воды, Ким уже нырнула с края пристани и исчезла в темноте.
– Ким! – вскрикнула Аликс. – Вернись!
Луна скрылась за облаком, и несколько секунд, показавшихся Аликс вечностью, она ничего не видела – ни темного предмета, привлекшего их внимание, ни малейшего следа Ким. Такое приветливое, сверкающее при дневном свете озеро превратилось в зловещую черную гладь, таящую в своей глубине водовороты и встречные течения.
Ловушки смерти.
Но тут вновь выплывшая из-за облака луна высветила на поверхности воды прелестную головку Ким. Девушка удалялась от берега, рассекая озерную гладь мощными взмахами рук, уверенная в правильности выбранного направления. И Аликс похолодела.
Прыгнув в воду, Ким испытала легкий шок – такой она была ледяной. Куда холоднее, чем казалось в солнечный полдень… Да еще луна играла в прятки с облаками… Но Ким, которая бесстрашно вступала в борьбу с прибоем в Монтерее, которая заняла второе место на конкурсе «Маленькая русалочка» в Пасадене, не паниковала.
Пока ее глаза не привыкли к неровному свету, она плыла наугад. Потом стала напряженно осматриваться.
Вот оно!Наверное, метрах в двадцати от нее, точнее определить расстояние было трудно: вода пенилась и бурлила.
Вперед! Ким набрала полные легкие воздуха и поплыла. Она слышала доносившиеся издалека крики Аликс, но заставила себя не обращать на них внимания: ничто не должно отвлекать ее от цели.
Сильными и равномерными движениями Ким доплыла до мысленно зафиксированной точки на воде, но там ничего не оказалось. Она не слышала ни единого звука, кроме собственного прерывистого дыхания. Поздно, слишком поздно! Озеро сыграло с ней злую шутку.
– Боже милостивый, – взмолилась Ким, – не оставь меня!
И тут она увидела. Какое-то белое пятно, плавающее на поверхности. Рука? Платок? Ким рванулась к непонятному предмету, дотянулась до него… Схватила. Это был конец бинта.
– Господи, дай мне силы! – вскричала она и, как лезвие ножа рассекая водную гладь, нырнула, уходя все глубже и глубже, пока не заложило уши. В следующую минуту ей уже пришлось бороться за свою жизнь.
Женщина была меньше, легче, чем Ким, но сильна яростью отчаяния. Она цеплялась за Ким руками и ногами словно осьминог щупальцами и тянула свою спасительницу в глубину. Казалось, Ким целую вечность старается ослабить смертельную хватку…
«Если я сейчас утону, – мелькнуло у нее в голове, – мамочка меня убьет». Эта мысль придала ей силы. Мощным рывком она взлетела вверх, увлекая за собой свою противницу.
– Ну ладно… – наконец выдохнула Ким, – вы сами напросились!
Высвободив правую руку, она размахнулась и с силой ударила женщину кулаком. «Щупальца» разжались, и Ким, приподняв несчастную за Подбородок другой рукой, потащила ее к берегу.
К тому времени, когда они выбрались на землю, Аликс куда-то исчезла – видимо, побежала за подмогой, решила Ким. Впрочем, на долгие размышления у нее времени не было, ей еще предстояло довести дело до конца.
Из последних сил дотащив «леди Икс» – а это, разумеется, была она, – до травы и уложив на нее безжизненное тело, Ким наклонилась над ним, чтобы сделать искусственное дыхание.
Но это было невозможно: мешали намокшие повязки, которыми было обмотано ее лицо. Под ними нельзя было найти губы, чтобы вдохнуть в них жизнь.
Ким перевела дух и принялась разматывать бинты.
Что же делать?
Аликс стояла на пристани, всматриваясь туда, где исчезла Ким. Она хотела прыгнуть в воду следом за ней, проявить себя благородной, смелой, сильной… Но вместо этого стояла как вкопанная и кляла себя за то, что никогда не училась плавать.
Позвать на помощь!
Позади высился особняк «Маривала» – темный и безмолвный. Вне пределов слышимости. Сколько времени потребуется, чтобы добежать туда и обратно? Сто ступеней… Может ли она оставить Ким и броситься за подмогой? А вдруг Ким уже утонула? Аликс чувствовала себя слабой и беспомощной…
Внезапно Аликс развернулась и как подстегнутая помчалась к дому, вопя во всю мочь.
Когда она вместе с ночным швейцаром и растерянным, ошеломленным доктором Мэйнвэрингом вернулась на берег, Ким уже полностью контролировала ситуацию.
– Все в порядке! – помахала она им рукой и снова склонилась над распростертым на земле телом. – Что вы сказали? – спросила она, подставив ухо к губам «леди Икс». – Я ничего не поняла!
Аликс, стоящей поодаль, гортанные звуки, которые издавала спасенная, меньше всего казались похожими на человеческую речь. Однако Ким, видимо, все-таки разобрала произнесенные слова, потому что энергично замотала головой:
– О нет, нет! Вы не должны говорить такие вещи! Пожалуйста! У вас все будет хорошо. Доктор уже здесь.
Питер Мэйнвэринг мягко отстранил Ким и нащупал пульс на руке «леди Икс».
– Теперь мы сами займемся этим, – сказал он, усилием воли возвращая себе профессиональное самообладание, – а вы, девушки, возвращайтесь в свои комнаты. Сейчас подойдут санитары с носилками.
Но Ким и Аликс медлили, слишком взволнованные, чтобы удалиться.
– Что она сказала? – прошептала Аликс. – Когда ты над ней наклонилась, что она сказала? Похоже, у нее шок.
– Она сказала: «Вы должны были дать мне умереть».
У Аликс закружилась голова.
– Когда я спускалась по ступенькам и увидела тебя рядом с ней… я подумала, что она мертва. Цветы на твоем платье, она в черном одеянии – как будто цветы на могиле. – Аликс потерла глаза, чтобы прогнать возникшее видение. – Это ведь «леди Икс», да?
Ким кивнула.
– Ты видела ее лицо?
Ким снова кивнула – чуть заметно.
– И…? – выдохнула Аликс.
– О Боже! – Ким расплакалась. – Это было ужасно! Чудовищно! Я никогда не видела ничего похожего, даже в фильмах ужасов… Ее лицо напоминает кусок сырого мяса. Котлету. Если бы что-нибудь подобное случилось со мной, мне бы тоже захотелось умереть.
Они наблюдали с лестницы, как Питер, нежно полуобняв женщину, что-то говорит ей, успокаивая, утешая, точно убаюкивает ребенка. Потом появились санитары и уложили ее на носилки.
– Нам пора идти, – сказала Аликс.
Ким, с платья которой все еще стекали капли воды, подобрала свои туфли, и обе девушки стали подниматься по ступенькам. Через несколько мгновений их догнал уже спокойный, как обычно, доктор Мэйнвэринг.
– Вы очень смелая девушка, – сказал он Ким. – А вы, Аликс, поступили правильно, быстро прибежав за помощью.
– Мне нужно было бы сделать больше, – ответила Аликс. – Мне нужно было прыгнуть вслед за Ким и помочь ей. Но дело в том, что… о Боже! Я чувствую себя такой идиоткой! Видите ли, я не умею плавать…
– И поэтому вы послушались голоса разума, а не эмоций, – улыбнулся Питер. – Это тоже неплохо. Вы обе можете гордиться собой. А теперь я хотел бы попросить вас кое о чем, что может оказаться потруднее спасения чьей-то жизни. Я хочу попросить вас не говорить никому ни слова о том, что произошло сегодня вечером. Даже вашей матушке, Ким. Бедняжка, которую вы только что спасли, и так уже достаточно настрадалась. Будет милосердно не подвергать ее еще одному унижению. Могу я положиться на вашу сдержанность? – голос его предательски дрогнул.
– Разумеется, – ответила Аликс.
– Клянусь! – Ким подняла вверх два прижатых друг к другу пальца.
Через полчаса они сидели, уютно устроившись, в спальне Аликс. Ким приняла душ, и теперь на ней был купальный халат подруги, волосы замотаны полотенцем, а ее платье сушилось на балконе. Доктор Мэйнвэринг позаботился о том, чтобы им принесли горячее какао.
– Черт знает что! – проговорила Ким в промежутке между глотками обжигающего напитка. – Трижды черт знает что! Когда моя мамуля заявила, что это будет запоминающийся вечер, она даже не подозревала, насколько права окажется!
Аликс невольно рассмеялась:
– Великолепный финал твоего пребывания здесь, мисс Маленькая русалочка! – И снова к ней вернулось грустное настроение. – Знаешь, Ким, говорят, что если спасешь кому-нибудь жизнь, будешь связана с ним навсегда. Незримыми узами.
– Навсегда… – Ким поежилась. – Нет, все это глупость! Безумие. Как я могу быть навсегда связана с той, чьего имени даже не знаю?
Бостон
Октябрьским днем, на втором году обучения на юридическом факультете, произошло событие, которое разрушило прежний уклад жизни Аликс Брайден.
Проведя этот день в суде, знакомясь с процедурой судебных заседаний, она вышла на Гавернмент-сквер и оказалась в гуще антивоенного митинга.
У подножия здания было наспех сооружено подобие трибуны. На ней возвышался мускулистый молодой человек, назвавшийся Сэмом-Хьюстоном Мэттьюзом и сообщивший, что именно здесь развернулся «театр военных действий второй американской революции».
Несмотря на осеннюю прохладу, он был одет только в простую легкую хлопчатобумажную рубашку и джинсы, как бы демонстрируя, что его согревает внутренняя энергия.
В другой ситуации Аликс просто прошла бы мимо – подобные митинги были обычным явлением, но сама постановка действа заинтриговала ее: организовав акцию протеста на ступенях здания суда, парень замахнулся на общественные устои.
Он обладал полемическим даром, которому могли бы позавидовать адвокаты высшего класса, и густым баритоном, становящимся поочередно язвительным, уничтожающим, вкрадчивым, возбуждающим.
– Остановите войну во Вьетнаме! – призывал он. – Перенесите ее туда, где ей настоящее место, – на улицы, в суды, в ваши сердца!
Аликс протиснулась поближе, движимая противоречивыми чувствами, потому что оратор говорил вещи, в которых она не решалась признаться самой себе: эта война была жестокой и бессмысленной. Для дочери Льюиса Брайдена подобные мысли посчитались бы ересью, и лучше было бы на них не зацикливаться.
И все же выступающий приковывал к себе внимание. Очень быстро и доходчиво он обрисовал суть американской политики, подверг ее осмеянию и доказал, что ей самое место на свалке истории. К тому моменту и Аликс, и вся толпа уже смотрели ему в рот как зачарованные.
Внезапно он остановился, улыбнулся победоносной, обращенной ко всем улыбкой и принялся ритмично скандировать:
– «К черту, нет!» – наш ответ!
Широко размахивая в такт руками, он словно дирижировал присоединяющимися к нему голосами.
Как загипнотизированная, Аликс тоже произносила за ним, видимо, только что родившийся лозунг.
– Пусть они услышат вас! – засмеялся он, кивая головой в сторону здания суда. – «К черту, нет!» – наш ответ!
Подняв кверху руки, он начал размеренно и негромко, но постепенно голос его креп, словно он черпал силы в криках толпы, пока, как показалось, не завибрировали даже булыжники, которыми была вымощена площадь.
Позже Аликс узнала, что этот эффект достигается автоматически. Но тогда, выкрикивая вместе со всеми хриплым голосом так понравившийся лозунг, она полностью относила магию происходившего на счет заводилы на трибуне. Она была им совершенно очарована.
Сэм Мэттьюз буквально излучал сексуальную энергию. Его тело словно рвалось на свободу из оков одежды: крепкие бедра, мускулистые икры, мужское естество – все подчеркивалось тесно облегающими джинсами. А сжатый кулак мог бы быть вылеплен самим Роденом.
В своих мечтах и снах Аликс уже знала это тело. Оно сливалось с ее собственным бессчетное число раз, овладевало им сотней способов… Только тогда Он не имел лица. Она осторожно продвинулась в первые ряды. Ее плоть буквально пела от восторга.
Вблизи внешняя привлекательность трибуна куда-то испарилась. Ничего общего с кинозвездой, героем ее девичьих грез: грубо высеченные черты лица, широкие скулы, неухоженная кожа в оспинах… Высокий лоб полузакрыт густыми прядями черных кудрявых волос. Что касается волос, то впоследствии он утверждал, что это, якобы, наследство бабушки-индеанки, но Аликс так никогда и не узнала, правду ли он говорил, потому что Сэм был по необходимости фантазером, и легенда об «индейской крови» могла возникнуть для отражения возможных нападок. Например, когда Мэттьюзу язвительно замечали, что если уж ему так не нравится Америка, то пусть убирается туда, откуда пришел, он мог ответить: « Якоренной американец, парень. Это ты пришел на мою землю!»
Но вся информация поступит к ней позже, а в тот ясный осенний день Аликс рассматривала Сэма с благоговейным трепетом, без тени скептицизма.
Он стоял расставив ноги и наблюдал, каких демонов выпустил на волю. Потом, точно уловив момент, когда крики стали постепенно стихать, а напряжение – ослабевать, снова воздел руки к небу.
– Молодцы! – воскликнул он. – Просто здорово! Но одних лозунгов мало. – Он слегка наклонился вперед и понизил голос: – Может кто-нибудь помочь мне и притащить сюда мусорную корзину? Любую, какая попадется где-нибудь здесь рядом.
Двое студентов-старшекурсников оказали ему эту услугу, притащив железный бачок, битком набитый банками из-под кока-колы и старыми газетами.
– Прекрасно! – произнес Сэм Мэттьюз. – Большая любезность со стороны славного города Бостона. Спасибо мэру Уайту.
Кто-то в толпе захихикал. Сэм присел на корточки и поковырялся в бачке.
– Ну вот, друзья, готово загореться! Великолепный мусор, осталось только его поджечь. Кто-нибудь из вас знает, что такое аутодафе? В Испании времен инквизиции существовал такой «акт веры» – аутодафе – публичное осуждение и сожжение на костре грешников. – Он полез в карман своей рубашки и достал оттуда кусочек бумаги.
– Это моя повестка. Она олицетворяет собой циничность, оскорбление всех идеалов, за которые раньше боролась эта страна. – Из другого кармана Сэм вытащил оранжевую зажигалку «Крикет». – А это, друзья, факел свободы. И теперь я хочу, чтобы каждый присутствующий здесь мужчина внес свою лепту в костер справедливости. Передайте мне свои повестки! Час пробил, братья! Сегодня или никогда! Не упустите момент, разожгите это пламя! Пусть его жар почувствуют в Белом Доме! Пришло время, когда настоящие мужчины делают свой выбор… Что такое? Я слышу, как кто-то бормочет о нарушении закона? Ничего подобного! Просто скажите себе, что настоящее преступление – только трусость!
На площади воцарилась мертвая тишина. Слово «преступление» обрушилось на толпу как ушат ледяной воды. И в самом деле наступило время принятия решения – когда каждый находящийся здесь молодой человек должен был спросить себя, хватит ли у него духу совершить то, что предлагает Сэм, и решимости нести за это ответственность.
Сожжение повестки расценивалось как прямое оскорбление власти. Мало кто не понимал, что за этим может последовать: в худшем случае – арест, суд, штраф в десять тысяч долларов и пять лет тюрьмы.
Все продолжали молчать. Всеобщее радостное возбуждение превратилось в кошмар неопределенности.
Серьезность создавшегося положения усугублялась еще и тем, что вдоль тротуара вытянулись в линию две дюжины полицейских с дубинками. Так что даже если правонарушителю удалось бы избежать ареста, остаться незамеченным он не мог. К тому же здравый смысл подсказывал людям, что в толпу наверняка затесались агенты ФБР, которые берут себе что-то на заметку, запоминают имена, лица… Вся эта суета могла заставить дрогнуть даже самого отчаянного смельчака.
Первой нарушила тишину Аликс, которая так и стояла у помоста, прямо напротив оратора.
– Я бы хотела… – вырвалось у нее, – я бы хотела сейчас быть мужчиной с повесткой, которую могла бы сжечь… чтобы подать пример другим!
Сэм Мэттьюз, находящийся всего в нескольких футах от нее, прорычал в знак одобрения:
– По крайней мере, нашелся хоть один человек, способный на активный протест! – Он наклонился и протянул Аликс руку, чтобы помочь ей взобраться на помост. Она вцепилась в свою юбку, стараясь одернуть ее пониже.
– Ну же, малышка! Иди сюда, и пусть все увидят, как выглядят по-настоящему мужественные леди!
Даже не успев запротестовать, Аликс оказалась рядом с ним, взметнув подолом, приоткрывшим на мгновение ее ноги. Но ей уже было все равно: она находилась в возбуждении, почти в опьянении открывшейся перспективой впервые в жизни оказаться в центре внимания – словно выйти на свет Божий из сумрачной атмосферы библиотеки отцовского дома. Ее приводила в экстаз одна лишь возможность угодить этому некрасивому, но симпатичному парню с черной львиной гривой, белоснежными зубами и вибрирующим баритоном.
Она инстинктивно выбрала наиболее подходящий ей стиль поведения.
– Как я уже сказала, – голос ее зазвучал громче, – мы – просто женщины, и нас не могут призвать в армию, но у нас есть и свое оружие! Наверное, кто-нибудь из вас помнит историю Лизистраты… В преддверии войны греческие женщины предъявили мужчинам ультиматум: они примут в свои объятия только тех, кто сложит оружие. Другими словами – занимайтесь любовью, а не войной. Вот это были настоящие женщины! А мы чем хуже? У нас тоже есть сердце, тело, свои привязанности! И мы, настоящие женщины, спим только с настоящими мужчинами! Поэтому я призываю здесь всех девушек – давайте поставим условие своим парням: если вы не сожжете это, – она указала на мусорный бачок, – мы не станем зажигать огонь в вас!
Волна смеха прокатилась по площади. Сэм Мэттьюз дружески обнял ее за плечи.
– Парни, вы слышали? – спросил он, сияя. – Поняли, на что намекает наша… наша американская Лизистрата? Кстати, как тебя зовут? Представься нашим друзьям!
– Меня зовут Аликс Бр… – начала было она и вдруг похолодела. Время будто остановилось. Чудовищность того, кто она и что себе позволяет, обрушилась на нее.
Аликс Брайден? Назвать свое имя перед этими людьми – безумие! Брайден, имеющая отношение к «Брайден Электроникс»…
Имя, перед которым раньше открывались все двери, которое пользовалось всеобщим уважением и было предметом ее собственной гордости, теперь бесспорно ассоциировалось с войной во Вьетнаме: Льюис Брайден теперь не какая-то там шишка на ровном месте – Льюис Брайден обслуживает Пентагон. Для него вьетнамская война была настоящим подарком судьбы, так как с каждым витком ее эскалации рос и курс акций «Брайден Электроникс Интернэшнл». Каждый воздушный налет приносил доход, потому что каждый бомбардировщик В-52 был оборудован системой управления, разработанной компанией. Она же обеспечивала связь Генерального штаба в Вашингтоне с любым самым отдаленным форпостом во вьетнамских джунглях. Всего только месяц назад «Ромпартс Мэгэзин» назвал Льюиса Брайдена военным преступником! И теперь он ездил только в бронированном автомобиле.
Персональная точка зрения Аликс не имела значения: этот человек был ее отцом, а она – его плотью и кровью.
Она уже представила себе газетный заголовок в «Бостон Глоб»: «Дочь Брайдена арестована во время антивоенного митинга». Ее рука непроизвольно дернулась к лицу – как бы для того, чтобы прикрыть его. Но не угроза ареста парализовала ее страхом – она страшилась ярости отца.
