Текст книги "Незримые узы"
Автор книги: Фреда Брайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Без ума от любви, думала Аликс. Влюбленный человек всегда немного сумасшедший. А если нет, то обязательно станет им. Что еще, кроме любви, может бесповоротно загубить жизнь?
Что ж, Аликс сама однажды сошла с ума от любви – со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Да, она продолжала жить, родила ребенка, сделала карьеру, у нее были кратковременные любовные связи. Правда, ни одна из них не затронула всерьез ее сердца: секс сам по себе не имел для нее большого значения. А любовь – имела. Невероятная, не поддающаяся определению любовь. Самая ненадежная вещь на свете.
Как выяснилось, любовь Аликс была безрассудной и не принесла ей счастья. Но была ли она любима? Она так и не забыла слова отца о том, что Сэм Мэттьюз встречался с ней только из-за ее принадлежности к семейству Брайденов. Если Льюис был прав, значит великая любовь в жизни Аликс – Сэм – рядовой пройдоха.
Она отказывалась в это верить. Само это предположение было унизительным. После всех прошедших лет она все еще тосковала по нему. И несмотря на неприязнь к Тонио Дюмену, завидовала счастью Ким.
Сэм Мэттьюз… К настоящему времени он либо уже умер, либо сидит в тюрьме, либо совершенно «одомашнился». Последний вариант наиболее вероятен. Сейчас когда-то молодой и лихой подрывник приближается к сорокалетнему рубежу – староват для прежних забав.
Аликс попыталась представить себе, как он мог выглядеть в этом возрасте. Поредевшая шевелюра и кругленький животик. Спокойная жизнь в Швеции или где-нибудь еще, жена и дети (тут она почувствовала укол ревности), курительная трубка в зубах. На жизнь зарабатывает аккомпаниаторством…
Аликс вздохнула, переодела туфли и отправилась на работу.
В тот вечер Аликс легла спать в совершенно расстроенных чувствах. Прошло целых семь лет, а этот человек по-прежнему занозой сидит в ее сердце!
« Будь ты проклят, Сэм Мэттьюз! – шептала она в подушку. – Когда же ты окончательно исчезнешь из моей жизни?»
Снова полюбить! Быть захлестнутой волной страсти! Что может сравниться с этим?..
Четырнадцатая улица
В начале июля мир потрясла страшная весть реактивный пассажирский лайнер компании «Транс-Атлантик», следовавший рейсом 106 «Нью-Йорк – Лондон», взорвался над территорией Ирландии. Все пассажиры и весь экипаж самолета погибли. Сведений о технических неисправностях на борту его не поступало, следовательно… Террористический акт?
Только в августе арестовали виновника этой трагедии. Ко всеобщему изумлению, террористом оказался семнадцатилетний подросток Родни Джилкрист из Ривердейла, ученик средней школы, никаких криминальных проступков в прошлом не совершавший: парень просто решил свои личные и финансовые проблемы, подложив самодельную бомбу в портфель отца перед отлетом родителей в Лондон.
То, что должны были погибнуть и другие люди, являлось частью его плана: Джилкрист счел, что вина за взрыв будет возложена на террористов, а он спокойно получит в наследство значительную сумму…
Так бы и случилось, если бы домработница Джилкристов не наткнулась на его дневник и не помчалась с ним прямиком в ФБР. На допросе Родни полностью во всем сознался.
– Они постоянно ко мне придирались, – таково было его объяснение своего преступления.
В течение нескольких недель эта история находилась в эпицентре внимания средств массовой информации. Она вызвала такую бурю негодования, которую можно было сравнить только с реакцией на зверское преступление Чарльза Мэнсона. В день, когда Родни должно было быть предъявлено обвинение, тысячная толпа собралась на площади перед зданием суда на Фоли-сквер, взывая к отмщению. Потому что если бы смертная казнь не была введена снова, это надо было бы сделать из-за Джилкриста: несовершеннолетний Родни Джилкрист отправил на тот свет 271 человека…
По утверждению Аликс, не она добивалась передачи дела в ее руки, а совсем наоборот, ее уговаривали об этом.
– Но ты могла отказаться! – возразил Джефф Аронов.
Он влетел в ее кабинет «попросить об одолжении», но вместо этого завел пустой разговор о предстоящем судебном заседании.
– Нет, не могла. – Аликс покачала головой. – Никто больше не возьмется за его защиту.
– Аликс Брайден, святая с Четырнадцатой улицы…
– Заступница в безнадежных ситуациях? – Аликс рассмеялась.
– Ты прямо предвкушаешь удовольствие, – заметил Джефф.
– Что ж, это действительно великолепная возможность для меня поднять свой престиж. И есть еще одна приятная сторона – я смогу попортить нервы Биллу Кернсу. – Аликс усмехнулась, представив себе эту перспективу. – На случай, если не знаешь, это один из самых безжалостных и наглых прокуроров. Как-то мы крепко сцепились с ним на одном процессе, и он одержал победу, так что теперь я хочу взять реванш. Вот как я думаю построить свою защиту…
Еще несколько минут она продолжала быстро рассказывать, что собирается делать, прежде чем заметила, что Джефф с отсутствующим видом рассматривает свои руки и не слушает ее. Бедный дурачок, он все еще переживает по поводу замужества Ким… Аликс знала только одно противоядие в таких случаях. Она твердо верила – и лучшим доказательством тому была ее собственная жизнь, – что самым надежным лекарством от разбитого сердца являются напряженная работа и время. А что может быть более захватывающим, чем взяться за труднейшее и громкое дело об убийстве!
– Стоит попробовать. Как ты насчет этого?
– Насчет чего «этого»?
– Насчет того, чтобы взяться со мной за это дело.
Джефф провел пальцем по горлу.
– Надо понимать, это означает «нет», – констатировала Аликс. – Что ж, по крайней мере, я предложила… Ладно, ты сказал, что зашел о чем-то попросить.
– Ты не могла бы одолжить мне немного денег до завтра?
Аликс вытащила кошелек.
– Бери сколько надо.
Он отсчитал пятьдесят долларов и отдал кошелек обратно.
– Тебе не интересно узнать, почему я на мели? – спросил он.
– Нам не обязательно отчитываться друг перед другом.
– А я все-таки скажу, почему! Когда я выходил сегодня из зала суда, где бился изо всех сил за своего подзащитного, то обнаружил, что у меня пропал бумажник. Думаю, это дело рук моего клиента, этого маленького негодяя. Господи, тебя грабят люди, защищая которых, ты набиваешь себе синяки и шишки!
– Да, хреново, конечно, но что поделаешь, бывает! – вздохнула Аликс.
– Хреново… – поморщился Джефф. – Что за выражение! Ты не замечала, что мы начинаем походить на тех бездельников, чьи интересы отстаиваем? Может наступить день, когда мы уже ничем не будем отличаться от них. Посмотри на это! – Он брезгливо взял двумя пальцами кусок остывшей пиццы с ее стола, словно это была дохлая крыса, и с возгласом: «Экая мерзость!» – швырнул ее в мусорную корзину.
– Эй! – возмутилась Аликс. – Это был мой завтрак!
Однако Джефф не выказал и тени раскаяния. Уголки его рта были опущены, ноздри презрительно раздувались.
– Все мерзость! – продолжал он. – Едим мерзость! Говорим мерзости! Слушаем мерзости! Одеваем на себя мерзость!
– Может, тебе купить костюм-тройку и пойти работать юрисконсультом в какую-нибудь корпорацию? – спросила Аликс.
– Может быть. – Он наклонился вперед и уставился на нее, как будто видел впервые в жизни. – Ты меня поражаешь, Аликс! Как в тебе уживаются студенческие идеалы с неразборчивостью в тактических методах? Ты словно не замечаешь грязи вокруг себя! Ну а я так не могу… Наверное, я безнадежно буржуазен по своей природе.
– Я тоже, – заметила Аликс, удивленно подняв брови.
– Не-а! – протянул Джефф, покачав головой. – Ты выросла в богатой семье. Все, что отличается от тех условий, в которых ты воспитывалась, кажется тебе ужасно романтичным. Ты не боишься окружающей тебя действительности так, как я. А я ненавижу своих клиентов за то, что они бедны, обсыпаны перхотью, невежественны и сквернословят. Я ненавижу их даже за то, что от них пахнет чесноком! Дело в конце концов дойдет до того, что я утрачу способность к состраданию и сочувствию. Сегодняшнее происшествие было последней каплей. Знаешь, что я особенно ценил в Ким Вест? Просто смотреть на нее уже было удовольствием. Что, звучит не слишком серьезно? Ты выглядишь удивленной.
– Так и есть! – Она могла бы добавить, что и огорченной тоже – ведь Ким обладала не только хорошеньким личиком, но и другими, более важными человеческими достоинствами. Но Джефф продолжал как ни в чем не бывало:
– Наверное, все дело было в разительном контрасте между ней и людьми, с которыми мне приходилось чаще всего общаться, – моими клиентами. Она всегда была такой аккуратной, безукоризненно одетой… Как луч света в царстве тьмы… Вот так все просто объясняется. Ну ладно… – Он поднялся. – Спасибо за пятьдесят баксов! Желаю удачи в деле Джилкриста. Если кто и может вытащить это маленькое ничтожество, то только ты.
Спустя несколько дней Джефф объявил, что переезжает в Бингемптон и будет работать на своего отца в ресторанном бизнесе.
– Хороший город. Работа с девяти до пяти. Может, мне повезет найти девушку, которой я действительно буду нужен. Говорят же – Бог троицу любит. Прости, Аликс, что оставляю тебя в трудном положении, – я имею в виду аренду помещения. Хочешь, найду кого-нибудь вместо себя?
– Нет проблем, Джефф. Я сама займу твою площадь, хотя мне ужасно жаль, что ты уезжаешь… Сначала Эдди Мартинец, теперь ты… Старая банда распадается. – Она проглотила вставший в горле ком. Джефф был важной частью ее жизни. – Знаешь, я не оставляла надежды, что в один прекрасный день мы с тобой…
– Будем ставить зубные щетки в один стакан? – поддразнил он ее.
– Что-то в этом роде. Похоже, я прозевала свой шанс. И что я буду без тебя делать? Ты мне нужен, Джефф! Твоя дружба.
– Тебе никто не нужен, – возразил он с натянутой улыбкой. – В этом и твоя сила, и твоя слабость.
После отъезда Джеффа она наняла на работу под свое начало двух молодых юристов, секретаря-машинистку и стажера и сменила вывеску на дверях конторы.
«Аронов, Мартинец и Брайден» превратились в «Аликс Брайден и партнеры».
«Парадиз»
Задолго до возвращения молодоженов из свадебного путешествия стали прибывать вещи, приобретенные ими в поездке. Редкий день проходил без новых поступлений: коробки, ящики, контейнеры, битком набитые всевозможными сокровищами чуть ли не изо всех стран мира.
Чего тут только не было: наряды от лучших модельеров Парижа и Милана, антиквариат из Англии, богемское стекло, сундуки с отрезами богатейшей материи, рояль марки «Стейнвей» из Гамбурга, обеденный сервиз «Розенталь», окаймленный золотом, парусная яхта с внутренней обивкой из леопардовых шкур, железная птичья клетка с редкими экземплярами пернатого царства из Туниса, монгольская живопись семнадцатого века, маски из Бенина, кукольный театр теней с острова Ява… Из кустарных мастерских азиатских и африканских стран было привезено столько скульптурных и керамических изделий, канделябров, национальных украшений и прочих безделушек, что впору было открывать магазин на Пятой авеню.
На всех приходящих грузах красовалась надпись: «"ПАРАДИЗ". ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ МИССИС БЕТТ ВЕСТ». Казалось, конца этому потоку не будет!
Бетт надеялась, что молодожены возьмут ее с собой в путешествие. А почему бы и нет? Если уж в состав сопровождающей их свиты входили камердинер, горничная, секретарь и шофер, вряд ли еще один человек был бы в тягость… Но Тонио, обычно такой любезный, в этом вопросе остался непреклонен.
– Взять в свадебное путешествие тещу? Нет, моя дорогая. – Он чмокнул ее в щеку. – Это просто не принято, такое встречается только во французских водевилях.
Он поблагодарил Бетт за то, что она дала Ким великолепное воспитание, затем принялся петь дифирамбы ее организаторским талантам и признался, что хочет доверить ей важную работу непосредственно в Сан-Мигеле.
В качестве свадебного подарка Тигр преподнес Тонио просторную виллу в парковой зоне Бенедикты. Воздушное, выкрашенное в белый цвет здание, получившее название «Парадиз», в самом деле навевало мысли о земном рае. [12]12
Слово paradis, по-французски звучащее как «паради», а по-английски – как «парадайз», в переводе означает «рай».
[Закрыть]Оно было выстроено в восьмидесятых годах прошлого столетия для любовницы тогдашнего премьер-министра, англичанина. Место отличалось уединенностью, хоть и находилось всего в нескольких минутах езды на машине от резиденции самого Тигра – «Кастл».
То, что вилла была предназначена для амурных увеселений, становилось ясно с первого взгляда: лепные купидоны над парадным входом, зеркальные потолки в спальнях, железные ставни на окнах с изображениями сердец, пронзенных стрелами фаллической формы, – все это превращало «Парадиз» в настоящий храм любви.
Ким он очень понравился таким, как есть, однако у Тонио были другие планы.
– Претензия на викторианский стиль, – подшучивал он над Ким, – хотя зеркальные потолки я, пожалуй, оставлю. Тонио вовсе не был против роскоши как таковой, он просто хотел, чтобы она дополнялась современными техническими удобствами и соответствовала последним веяниям моды. Поэтому его могла удовлетворить лишь ни много ни мало, как капитальная переделка: кондиционирование, солярий, спортзал, джакузи, кинозал, фонтанчик с содовой водой (к своему собственному удивлению, он решил установить скрытые телекамеры в комнатах для гостей, хотя ничего не сказал об этом Ким). И для полноты картины – небольшой личный зоосад с экзотическими птицами и животными. Тогда «Парадиз» до конца оправдает свое название!
Для переделки виллы были приглашены мастера из разных стран: архитектор из Мексики, специализирующийся на обустройстве фешенебельных курортов; художники-декораторы из известной нью-йоркской фирмы; стилисты по интерьеру из Милана – муж и жена Бардини. Все планы по перестройке были согласованы и утверждены.
– А вы, Бетт, будете наблюдать за ходом работ! – заявил Тонио.
– Муа (Я)? – только и смогла вымолвить она одно из немногих известных ей французских слов.
– Туа (Вы)! Разумеется, вам отведено отдельное крыло здания, где вы сможете устроить все по собственному вкусу. Что же касается всего остального дома – просто следите за выполнением моих инструкций.
Бетт предоставлялись большие права: она могла нанимать на работу и увольнять с нее, подгонять нерадивых, и вообще – делать все, что ей заблагорассудится, лишь бы реконструкция виллы была закончена к возвращению молодоженов.
– Прямо дрожь пробирает! – воскликнула Бетт. – Подумать только, вы возлагаете на меня такую ответственность!
– Но вы же член семьи! – возразил Тонио. – Кому еще доверять, как не своим родным?
Бетт давно уже поняла, что Дюмены доверяют только членам своей семьи. Аутсайдеры не допускались к управлению страной.
Если Тонио в настоящее время был министром культуры (ранее он имел титул посла в чине генерала с четырьмя звездами на погонах), то его дядя – министром обороны, мать курировала национальную лотерею, один из его кузенов управлял государственными капиталовложениями в Европе, другой занимался тем же самым в Нью-Йорке. Почти все ключевые посты в правительстве и дипломатическом корпусе находились в руках семейства Дюменов, вплоть до троюродных и четвероюродных братьев и сестер и их дражайших половин.
Бетт восхищалась такой сплоченностью, которая казалась ей чрезвычайно трогательной. Она и сама получила приличествующие ее статусу «первой тещи» привилегии: собственный офис, штат подчиненных, жалованье, машину с личным шофером и даже звание заведующей национальными памятниками.
Это означало, что помимо надзора за перестроечными работами в «Парадизе» в ее обязанности входили также завтраки с дамами из высшего общества Бенедикты дважды в неделю. В этот приятный ритуал включались обязательный обмен последними сплетнями и игра в бридж, из которой Бетт неизменно выходила победительницей.
Праздность, отсутствие недостатка в деньгах, личная горничная – в таких условиях Бетт чувствовала себя как рыба в воде. Впервые в ее жизни люди относились к ней с почтением. Она имела влияние на Тонио Дюмена, и вовсе не собиралась скрывать это от других. Новое положение опьяняло ее.
Бетт была благодарна судьбе и за то, что это положение имело под собой прочную основу, так как брак, заключенный между Тонио и Ким по католическому обряду, исключал возможность развода.
Обязанности Бетт, касающиеся работ, проводимых в «Парадизе», оказались не слишком обременительными. По большей части они заключались в осуществлении контроля над приемкой поступающих грузов и оформлении счетов. На начальной стадии у Бетт вышел конфликт с одним из декораторов – прилизанной молодой девицей по имени Лаура Винсент, которая должна была оформлять ее личные апартаменты. Лауре не понравились обои, которыми Бетт пожелала оклеить свою спальню.
– Золотые узоры на бархате?! – переспросила она, не веря своим ушам.
– Мне так нравится, – ответила Бетт. – Имеете что-нибудь против?
Молодая женщина порозовела.
– Выглядит немного… э-э… аляповато!
Лауре пришлось улететь первым же самолетом на следующее утро, а Бетт получила свои обои без ненужных пререканий.
Пример оказался назидательным для других, и Бетт поняла: ничто так не способствует развитию хорошего вкуса, как туго набитый кошелек.
Еще только раз возникло трение с персоналом по поводу одного груза, доставленного самолетом из Руанды. Маленькое испуганное существо оказалось живым, но умирало от жажды. В транспортной накладной оно фигурировало как шимпанзе.
Когда Симона Бардини увидела его, у нее глаза на лоб полезли:
– Это же горная горилла…
Бетт хихикнула.
– Прелесть, правда?
– Но это очень опасное животное, миссис Вест! – Декораторша выглядела сильно обеспокоенной. – Торговля ими и вывоз их из страны запрещены законом…
– Может, для обычных людей и запрещены, – презрительно фыркнула Бетт, – но только не для моего зятя! У него дипломатический статус. Он может поступать так, как ему заблагорассудится.
Синьора Бардини, видимо, вспомнила участь, постигшую Лауру Винсент, потому что больше не произнесла ни слова.
«Мой зять!»
Как же нравилось Бетт без конца вставлять в разговоре эти слова: «Мой зять Тонио Дюмен»…
Звучит почти так же здорово, как «свекор моей дочери Эль Тигр».
Вот это действительно было имя, по-настоящему внушавшее страх! А она щеголяла им совершенно свободно…
Старик был просто плюгавым замухрышкой – настолько же уродливым, насколько красивым был Тонио. Его внешний вид вполне соответствовал его репутации – репутации убийцы. Бетт старалась держаться от него подальше. Не то чтобы ее так уж часто приглашали в «Кастл», хотя она приходила туда по первому зову, чтобы поиграть в карты с матерью Тонио, Альбертиной… У Бетт хватало сообразительности проигрывать ей, несмотря на то что ставки были неприлично высокими. Фактически грабительскими. Она понимала: ее дурачат, – но что можно было сделать?
Между тем мадам Альбертина всегда проявляла необыкновенную любезность. Элегантная женщина хрупкого телосложения в молодости была манекенщицей, и Тонио именно ей был обязан привлекательной внешностью.
– Должно быть, вы очень скучаете по своей прелестной Ким, – сочувствовала она Бетт.
– Еще бы! – откликалась Бетт. – Мы никогда раньше не разлучались.
– Материнская любовь – такое радостное чувство! Вам ведь не нужна эта восьмерка червей? Да, и я тоже жду не дождусь возвращения наших дорогих детей!
Бетт почти не спала в первую ночь после свадьбы Ким. Как бы ей хотелось быть рядом с ней и вовремя придти на помощь советом!
Бедняжка Ким! Такая невинная и наивная! Как она воспримет этот первый опыт семейных отношений… сексуальных отношений? Сами эти слова вызывали у Бетт неприятный привкус во рту. Оставалось лишь надеяться, что Ким не будет очень больно.
– Не жди, что приятное для него будет приятно и тебе, – предупреждала она дочь. – Мужчины, даже такие чудесные, как Тонио, по натуре – животные. Тем не менее тебе придется сделать его счастливым! Это твоя обязанность.
Она посоветовала Ким закрыть глаза и отнестись ко всему как к неизбежной и необходимой процедуре.
– Как к какой-нибудь хирургической операции, понимаешь?
Но когда Ким позвонила ей с Бермуд, где молодожены проводили начало медового месяца, по ее голосу было похоже, что она находится в состоянии эйфории. Она восторженно заверяла, что Тонио оказался великолепен. Такой сильный! Такой мужественный! Замужество – это блаженство, блаженство и еще раз блаженство! Они не выходили из номера Целых три дня!
Бетт почувствовала одновременно и смутное разочарование, и облегчение. Интересно, они хоть из постели-то вылезают иногда? – размышляла она. Когда же они начнут регулярно питаться, ходить по магазинам, вести нормальный образ жизни?
– Я рада, что он такое совершенство, – мрачно отреагировала Бетт в телефонную трубку.
– Ну, не абсолютное совершенство… – хихикнула Ким. – У него есть один маленький тайный физический дефект…
– Неужели? – забеспокоилась Бетт. – Что-нибудь такое, о чем мне следует знать?
Хихиканье переросло в откровенный громкий смех:
– Не волнуйся, мамочка! Ничего такого, что могло бы плохо повлиять на его… Ну, ты понимаешь, на что! Он на голове, под волосами. А теперь мне надо торопиться: через час наш самолет.
На протяжении всего путешествия Ким и Тонио часто звонили Бетт, чтобы сообщить об отправке очередных своих приобретений и узнать, как продвигается реконструкция виллы. Тонио интересовался даже самыми незначительными, на первый взгляд, деталями. Он был весьма дотошным человеком и хотел, чтобы все его указания выполнялись в точности.
В сентябре новоиспеченные супруги позвонили из Палм-Спрингса и сообщили, что возвращаются через две недели.
– Все уже готово? – требовательно спросил Тонио.
– Мы уже подошли к заключительному этапу. Сейчас декораторы развешивают картины на стенах. Я думаю, вы будете потрясены результатом.
Да и как тут могло что-нибудь не понравиться? На переделку виллы ушло десять миллионов долларов!
В то утро Бетт прошла в свои апартаменты, вытянулась на кресле, обтянутом бледно-желтым бархатом, и приказала принести себе пунш со свежей мятой. Пока она потягивала напиток и грызла миндальные орешки, ее горничная Мария массировала ей ступни, предварительно смазав их душистым кремом.
– Полегче с моими несчастными мозолями, – пробормотала Бетт. На самом же деле она чувствовала себя на верху блаженства, но нельзя портить слуг чересчур снисходительным отношением. Она удовлетворенно и глубоко вздохнула.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что ее ублажают, – к богатой и беспечной жизни, – но теперь она вполне с этим освоилась.
Посмотрев в зеркало на себя и горничную, склонившуюся у ее ног, Бетт подмигнула своему отражению.
«Кончилось время, когда тебе приходилось воровать со стола чужие чаевые, дорогуша. Отныне все должно быть по высшему разряду!»
Бетт приехала в аэропорт встречать молодоженов, когда там уже собралась половина жителей Бенедикты.
Стоял чудесный день, ясный и прохладный – лето подходило к концу. На бетонированной посадочной полосе посверкивал на солнце лайнер «Сан-Мигель-1». Когда сотрудники наземной службы подкатили к реактивному самолету трап, духовой оркестр грянул «Моя цветущая Родина» – национальный гимн Сан-Мигеля. На втором куплете ему начали подпевать зрители. Бетт пела вместе со всеми, охваченная волной патриотизма: «Моя цветущая Родина, мое любимое отечество!»
Затем дверь самолета распахнулась, и в проеме появились они – Тонио и Ким. Два загорелых великолепных человеческих экземпляра – высокие, горделивые, в безукоризненно сшитых белых шелковых костюмах. От них будто исходило свечение…
Тонио держал в руке трость из слоновой кости, шею Ким обнимали бриллианты. Они держались за руки. Оркестр смолк. Толпа затаила дыхание.
Даже Бетт, которая считала, что все уже повидала на своем веку, – даже Бетт застыла в оцепенении. Она, как и все остальные, безмолвно созерцала явление двух божественных существ, спускавшихся к ним с неба.
