Текст книги "Одинокие женщины"
Автор книги: Фреда Брайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Такая позиция была выше разумения Дианы. Обладать таким интеллектом, так старательно учиться – и не помышлять о применении своих знаний!
– Наконец могу устроиться на работу к кузену Лео.
Он пояснил, что этот самый Лео эмигрировал сюда пятью годами раньше, женился на американке и завел собственное агентство такси по радиовызову в Челси. Он с большой охотой принимает к себе на службу, соотечественников, так что Аврам запросто найдет у него место.
– Какое место?
– Шофера, может быть, диспетчера. Да какая разница, в любом случае это будет честная и полезная деятельность? Ну, конечно, прежде всего мне необходимо получить «зеленую карту» [9]9
Вид на жительство в США.
[Закрыть].
– То есть получается, – остолбенело уставилась на него Диана, – что вы корпите над тезисами по Витгенштейну ради карьеры шофера такси?! Что за глупая расточительность!
– Да нет же, – не сдавался он, – вовсе не расточительность. Мне нравится в университете, нравится учиться. Мне даже начинает нравиться сам Витгенштейн – правда, совсем чуть-чуть. Кроме того, я должен был пойти в университет…
– Должен?..
– Чтобы иметь студенческую визу. В противном случае мне не разрешили бы так долго здесь оставаться.
– Но зачем вам это? – недоумевала Диана. Она-то была уверена, что в будущем Аврам намерен стать профессором, или напишет монографию, или будет работать консультантом, врачом, устроится на биржу, воспользуется любой другой из бесчисленных возможностей, открытых для молодых энергичных эмигрантов. Водитель такси? Но это занятие для простолюдинов, а не для интеллектуалов с высшими коэффициентами умственного развития и учеными степенями.
Диане тут же захотелось стать его покровительницей. Такой милый молодой человек (в особенности «молодой») и такой заблудший. Она сделает доброе дело, наставив его на путь истинный. Подумав, Диана заговорила:
– Но ведь должен же быть какой-то путь в жизни, который станет соответствовать вашим задаткам. Надо только как следует во всем разобраться. Смотрите сами…
И она, подобно профессиональному куратору студентов, принялась перечислять список «возможных карьер», среди которых надеялась найти подходящую для Аврама. Прежде всего бизнес. Или искусство. Множество профессий. Престижное положение ученого. Аврам слушал с вежливым любопытством, очарованный и растерянный тем, что она принимает в его судьбе столь живое участие. «Как вы милы, как вы добры!» – словно говорила его улыбка. И все же он не соблазнился ни на одно из ее предложений.
– А как, к примеру, дипломатический корпус? – не сдавалась она. Нет, спасибо, он уже отслужил в армии и не желает больше работать на правительство… – Все, сдаюсь! Вы что, просто следили за тем, как шевелятся мои губы, или действительно слушали?
– И то, и другое, – рассмеялся он и добавил, что не понимает ее возмущения своим намерением работать таксистом. Ведь эта служба ничем не хуже любой другой.
– Вы удивительная личность, Аврам! Нет, серьезно! Полное отсутствие амбиций! Удивительно, что вы вообще потрудились приехать в Штаты, ведь прекрасно могли водить такси и у себя дома.
– Верно, – признался он. – Но мне хотелось попутешествовать – посмотреть мир. И это мой первый выезд за пределы Израиля. Представьте себе, я ни разу в жизни не видел снега.
– Еще увидите, – пообещала она и принялась спорить заново. Однако все усилия остались втуне: он был слишком юн и не сомневался, что со временем жизнь сама предложит ту стезю, на которой он сможет проявить свои таланты, у него на все хватит времени. Но ведь с другой стороны – двадцать шесть лет совсем не младенческий возраст. Сама Диана в эти годы была уже практикующим адвокатом.
– Взгляните, – заметил он, – мы входим в гавань.
Им пришлось вцепиться в снасти, так как катер начал маневрировать. Заходящее солнце светило в спины. С реки потянул резкий ветер, растрепавший Диане волосы. Она вытащила из сумочки расческу и сказала:
– Я похожа на дикарку.
– Постойте! – Внезапно Аврам протянул руку к особенно непослушной пряди. С необычайной нежностью он попытался убрать волосы с ее щеки. Его пальцы ласково коснулись ее шеи. И на невообразимо долгий момент их глаза встретились – вопреки суете, которую подняли остальные пассажиры, теснившиеся у поручней.
– В Синайской пустыне, – заговорил он, – в уединенном и прекрасном оазисе есть древний монастырь, у стен которого растет одинокий куст. Никто не знает, сколько ему лет, и кое-кто считает, что это и есть библейская Неопалимая Купина. Большую часть года куст выглядит так же, как и любой другой в пустыне: сухой и колючий. Однако каждую осень он становится огненно-рыжим. Точно таким, как ваши волосы. – И он неохотно позволил ее пряди проскользнуть между пальцев. В его взгляде промелькнула тоска. По ней, Диане? Или по родным пейзажам? – Верующие, – продолжал он, – полагают, что это чудо. – И тут Диана поняла, что он счел ее романтической натурой! И даже красавицей! Диана неловко отвернулась, задев губами его руку.
– По-моему… – пробормотала она – и умолкла.
В сгущавшихся сумерках он показался ей значительным, полным обаяния и жизненной силы. Его глаза сияли, отражая лучи угасавшего светила. Диана почувствовала, как в ней пробудилось желание.
– Вы не замерзли, Диана?
Она лишь молча помотала головой, и в этот миг гид похлопал ее по плечу:
– Простите, мисс. Все пассажиры уже сошли.
– Пойдемте поедим, – предложил Аврам, нежно сжимая ей руку. – Я голоден.
Он привел ее в венгерский ресторан, где кормили сытно и дешево, и выбрал самые острые блюда.
Аврам ел с аппетитом. Диана – с трудом. Он болтал без умолку. Она бурчала что-то в ответ. Пустить его в постель или не пустить? Вот в чем вопрос.
Да! А почему бы и нет? Что тут такого? Два взрослых человека, они знают, что делают. Честно говоря, Аврам понравился ей намного больше, чем прежние знакомые с Уолл-стрит.
Нет! Ни к чему ей путаться с «никем» на его пути в «никуда»! Ни к чему внушать юноше тщетные надежды! Ведь из их связи никогда не выйдет ничего серьезного.
Может быть… Ведь как ни крути, а на ее горизонте пока нет иного мужчины, а она не железная…
Тысячу раз за этот вечер Диана решала, начинала колебаться, меняла решение… Предположим, он вовсе в ней не заинтересован. Предположим, он даже не спросит…
– Вы совсем не едите! – Аврам отложил вилку.
– Слишком острый, – кивнула Диана на остывающий в тарелке гуляш. – Но вы не обращайте внимания, ешьте!
Он прикончил свою порцию, а потом расправился и с ее, в то время как она опустошала бутылку токайского.
Они расплатились с официантом. Диана ждала от него следующего шага.
– Вы любите танцевать, Диана?
– Мне не нравятся дискотеки, – отвечала она, растерявшись.
– Ну, эта должна понравиться.
Он сказал, что в районе Морнингсайд-хайтс есть клуб еврейского землячества. Он бывает там почти каждое воскресенье. Диана могла бы познакомиться с его друзьями.
Когда они вошли в зал, там уже было тесно, душно и шумно. Диане показалось, что, кроме нее, здесь все остальные – евреи.
Зато Аврам, попав в знакомое окружение, заметно приободрился. Он знал едва ли не всех в этом зале и хотел ее со всеми перезнакомить.
– Диана, позвольте вам представить… – то и дело повторял он, протискиваясь с ней сквозь толпу. Атмосфера была насыщена сочными интонациями иврита. Вот этот – студент, а там – государственный агент, портной, психолог, торговец бриллиантами.
– Не стесняйтесь, вы среди друзей, – произнесла одна юная леди, и Диане показалось, что это прозвучало искренне.
Казалось, вся толпа болтает разом, подкрепляя слова жестами и стараясь перекричать общий шум. Руки, локти, плечи – у них все участвовало в разговоре, ее мать при виде этого могла бы лишиться чувств. В семье Саммерфильдов существовало твердое убеждение, что язык жестов – вещь не менее предосудительная, чем, скажем, поджог.
Но то в иное время, в ином месте. А сейчас и здесь Диана была счастлива. Горячий воздух зала был пропитан дымом и жизненной энергией.
– Ага! – воскликнул Аврам. – Сейчас будет кора!
По толпе прокатился одобрительный ропот. Кое-кто уже взялся за руки.
Диана нерешительно оглянулась, а потом, следуя примеру остальных, сняла жакет и кинула в образовавшуюся на полу кучу. Аврам подхватил ее с одной стороны, коротышка с бородкой «под Троцкого» с другой – и вдруг она оказалась частью живого круга, полного веселья и энергии.
Теперь она не смогла бы упасть, даже если бы захотела. Энтузиазм толпы захватил ее и понес на своей волне. Все вокруг запели. Она не знала ни слова, но разве это имело значение? Она все равно пела с ними и была счастлива. Пальцы Аврама сильнее сжали ее руку.
О, что за счастье быть раскрепощенной! Что за неповторимое божественное чувство единения с другими! Жгучие импульсы, свободно передающиеся от тела к телу! Даже в детстве она не ощущала подобного!
Диана почувствовала, как по груди, щекоча, сбегает струйка пота. Задыхаясь, она посмотрела на Аврама. Его лоб влажно блестел, ресницы слиплись. Ах, если бы эта музыка никогда не кончалась – они бы танцевали до изнеможения. До забвения. До райского блаженства.
Но вот раздался взрыв хохота и аплодисментов. Танец кончился.
Аврам достал огромных размеров носовой платок и отер сначала свой лоб, а потом ее. Она доверчиво подставила лицо, омытое бездумным, безрассудным счастьем.
– На метро – и домой? – предложил он вздрагивавшим от желания голосом.
– Такси! – выдохнула она. – Так быстрее. Я плачу.
* * *
Но все это случилось вчера. Сейчас, в серых рассветных сумерках, Диана могла бы счесть это простой фантазией – если бы не Аврам, спавший рядом, огромный, как сама жизнь. Диане захотелось, чтобы он немедленно проснулся.
Их соединение прошлой ночью можно было сравнить только с поэмой, посвященной тому, как двое людей познают друг друга. Проспав всего три часа, Диана чувствовала себя посвежевшей, полной признательности Авраму. Ей бы хотелось расстаться по-доброму.
– Аврам, – прошептала она, целуя его, – у тебя занятия в восемь тридцать. Вставай, я приготовлю тебе отличный завтрак.
Он потянулся, приподнялся на локте и поглядел на нее с откровенным восхищением.
– Шалом, – прошептал он.
– Шалом, – отвечала она, радуясь, что знает хотя бы одно слово на иврите.
– Ты такая красивая утром.
– Ох, да ладно, – смущенно пробормотала она, – Что тебе подать на завтрак? Может, яичницу с беконом, или… – она замялась, – бекон ты не ешь из религиозных убеждений?
– Только если он пережарен, – рассмеялся Аврам. – Я хочу кофе!
Она собралась было идти на кухню, но он притянул ее к себе и нежно погладил по лицу.
– Помнишь, – сказал он, – вчера ты спросила, зачем я приехал в Америку? Теперь я это знаю. – Он тихонько провел пальцами по ее губам. – Я приехал, чтобы встретить тебя.
Глава 9
– Известно ли тебе, в чем основное различие между мужчиной и женщиной?
– Пожалуй, что да, – отвечала она, с откровенным удовольствием окинув взглядом обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ней на кровати. – Пожалуй, мы с тобой только что это продемонстрировали, и довольно удачно.
– Только физиологически. А я имею в виду психологию. Основное различие между мужчиной и женщиной состоит в том, что женщина не в состоянии постичь, что такое спорт. Вот хотя бы ты, Флер. Держу пари, ты ни разу в жизни не играла ни в футбол…
– Ох, однажды я пошла на игру и еле унесла оттуда ноги!
– …ни в баскетбол, ни в хоккей. И не имеешь представления о возвышающем и развивающем воздействии спорта на человека.
– Я всегда слежу за командой «Янки».
– Ты говоришь как болельщик. А я говорю как участник, то есть тот, кем не сподобилась стать ни одна женщина. Ведь твое тело демонстрирует полное слияние с разумом только ради секса.
– Похоже, тебя это не очень удручает. – Она присела на краю постели и принялась массировать ему плечи мерными круговыми движениями. Он любил это – после занятий любовью. Вполне возможно, что потом они смогут слегка вздремнуть. Ей тоже не на что было жаловаться. Ее пальцы скользили по прямым плечам, по мощной шее, по широкой груди. Просто грандиозный самец.
– Да, – пробормотал он, закинув руки за голову и расслабившись под ее ласками, – тебе нечего и пытаться понять мужской склад ума, пока не приобретешь собственного спортивного опыта. Особенно в контактных видах спорта. Чтобы ощутить, как мышцы противостоят мышцам, тело борется с другим телом. Например, в боксе или в борьбе…
– Тьфу!..
– Это почему же «тьфу»? Бокс может быть прекрасен, если бой ведется по правилам! И борьба тоже. Да будет тебе известно, что греко-римская борьба может считаться одним из видов искусства! Недаром ее старались запечатлеть в скульптуре все классики.
– А по мне, так это просто потные парни в разрисованных рекламой майках, которых показывают по телевизору.
– Это не настоящая борьба, и этих недоумков никто не назовет спортсменами. Настоящая борьба – некое таинство, мистерия. Взять, к примеру, тебя, Флер. Пожалуй, твой вес относится к «весу пера». Правда, при этом ты в неплохой форме, и при случае смогла бы постоять за себя.
– Я бы предпочла, чтобы за меня постоял ты. – Ее руки скользнули вниз, и его тело тут же бурно ответило на прикосновение. Как, уже? Снова? Ну что за удивительный мужик! Ладно, если он не прочь, то она тем более. Хотя мог бы все же отвлечься от своих дурацких рассуждений, пока она его ласкает!
– Ладно, ладно, а теперь попробуй вообразить себе вот что, Флер. Ты в Древней Греции. Ты – юная девушка, которую захватили в плен и привезли в Афины с какого-нибудь отдаленного острова. У себя на родине ты была принцессой, а теперь тебя ждет участь рабыни. Ты горда, но и испугана тоже. Ты бы не хотела попасть в лапы какому-нибудь отвратительному старикашке, какому-нибудь извращенцу, который станет принуждать тебя на всякие непотребности. И вот ты стоишь, скованная, обнаженная, обреченная стать собственностью любого желающего. Работорговец уже выбился из сил, он не знает, как от тебя отделаться, ибо понятно, что ты скорее умрешь, чем покоришься. Но вот из толпы зевак выступает богатый аристократ. Он молод, прекрасен собой…
– Надо полагать, это ты сам?
– …и невообразимо мужествен. Увидев тебя, он испытывает настоящее потрясение. Впервые в жизни увидал он такие пышные груди, полные, тяжелые, с гордо стоящими твердыми сосками…
– Пышные?.. – помрачнела она. – Ты хочешь сказать, жирные?
– Пышные груди, – повторил он, подхватив одну из них ладонью. Соски тут же затвердели. – И живот, мягче самого дорогого персидского шелка. Да, в его глазах ты – прекрасное создание. Он возжелал тебя. Он обезумел от желания. И готов отдать что угодно, лишь бы обладать тобой, лишь бы ты склонилась к его ногам. Начались торги, но он победил всех конкурентов. Деньги для него – ничто. Продано! Твой новый властелин берет тебя за руку и уводит с рынка. Он хочет тебя. И ты тоже его хочешь. По крайней мере его хочет часть твоей души. Однако он понял, как ты горда и невинна. И поскольку он человек чести, он решает дать тебе шанс побороться за свою девственность. И вот в присутствии афинских горожан он вызывает тебя на поединок, на борьбу, призом в которой будет твоя невинность.
– Поединок между?.. – Ее сердце билось все сильнее, желание разгоралось все жарче и жарче.
– Между… – он рассмеялся, усевшись и обхватив ее за шею, – между мной и тобой, крошка! Черт, вот это будет потеха! Если выиграю я, ты становишься моей собственностью, и я волен поступать с тобой по своему усмотрению. Если выиграешь ты, то сама поступишь со мной, как вздумается тебе. И никаких поблажек. Иными словами, победитель получает все. Согласна?
– Но, милый… – остатки здравого смысла еще боролись с нараставшим желанием, – ты тяжелее меня фунтов на восемьдесят, а то и больше. Ты мигом уложишь меня на обе лопатки.
– Пожалуй, вот что, – задумчиво предложил он, – натрись маслом, и тогда получишь грандиозное преимущество. Ты станешь такой скользкой, что я еле смогу тебя ухватить. О'кей, – он звонко хлопнул ее по заднице, – валяй расстели в гостиной коврик для упражнений, а я врублю какую-нибудь музыку.
Мягкими, ласкающими движениями он покрыл ее с головы до ног тончайшим слоем вазелина. В неярком свете бра ее тело засверкало, словно влажный мрамор. Повинуясь накатывавшему волнами ритму болеро Равеля, Флер приняла классическую позу.
– Афродита! – выдохнул он, осторожно гладя – ее между бедер. – А вот здесь я мог бы и не мазать – ты и так вся скользкая! – Его прикосновения вызвали легкий оргазм и восхитительное предвкушение чего-то более сильного. – А теперь выслушай правила, – зашептал он. – Ни суеты, ни спешки, ни захватов ногами или других грубых приемов. Все должно происходить медленно, медленно, как можно медленнее, ибо целью является наслаждение, а не боль. Чтобы победить, надо обездвижить противника так, чтобы он оказался прижатым к ковру не менее чем в трех точках.
– Надолго? – поинтересовалась она. – Надо сосчитать до десяти?
– Надо дождаться, пока проигравший не признает победителя своим хозяином, – игриво улыбнулся он. Отойдя на другой угол ковра, он смотрел на нее, широко расставив ноги, не стесняясь продемонстрировать ей свое возбуждение. – Я покажу тебе несколько основных приемов, и мы начнем. Ты наверняка все мигом усвоишь. Готова?
У Флер перехватило дыхание от сильнейшего желания. И вот…
– Начинаем наши игры!
Кажется, прошла целая вечность, пока они бездумно цеплялись один за другого в какой-то невообразимой позиции: соски прижаты к коленям, губы припадают к пупкам, наполненный кровью член скользит по чувствительной коже затылка. Затем неуловимое, молниеносное движение – и вот уже позиция совсем иная, словно сменили картинку в калейдоскопе чувственных ощущений.
– Вот это называется «ноша пожарника». – Его могучая рука скользнула между бедер, миг – и девушка оказалась у него на плече, словно живой трофей. Однако ловкое, намазанное маслом тело одним стремительным рывком проскользнуло у него между рук, словно живая ртуть.
– Ну что ж, ладно. – Он рухнул на колени и обхватил ее за ягодицы, навалившись всем весом и заставляя опуститься, пока его губы не прижались к ее лобку. – Захват за обе ноги, – пропыхтел он. Она широко развела ноги и уперлась ими в пол, а потом закинула ему на плечи. Ее ступни образовали ярмо у него на шее, она сжимала их что было сил. И внезапно он отпустил ее.
Она поднялась, едва соображая от гудевшего в ушах мощного крещендо. Пожалуй, он мог бы уже и наиграться, она и так возбудилась сверх всякой меры. Но тут он вскричал:
– Скачка верхом! – и набросился сзади, пригнув к полу так, что ее соски прижались к грубой ткани коврика. Напрягая все силы, она встала на четвереньки, спиной ощущая каждый волосок у него на груди и животе. Его по-прежнему напряженное мужское орудие елозило по впадине у нее между ягодиц, словно жокей, несущийся полным галопом. «О Господи!» – выдохнула она, подчиняясь этому безумному ритму, пока ее ладони не стали мокры от пота, а колени не подогнулись сами собой.
А в следующую секунду для них перестали иметь значение и имена, и мысли, и слова – в мире осталось лишь два сплетенных тела: спина к спине – спина к груди – бедра у лица. Теперь уже оба они обливались потом и блестели от вазелина, чувствуя все больший азарт. И усталость. В какой-то неуловимый момент он расслабился и поскользнулся, и она немедленно воспользовалась этой ошибкой, прижав его к ковру. Две точки! Оба его плеча касались пола. Ах, еще хотя бы одну ногу! Она как можно сильнее навалилась на его грудь и попыталась надавить на ноги. Вот, вот сейчас. Еще чуть-чуть, и победа будет за ней!
И тут одним могучим рывком он опрокинул ее на пол. Мгновением позже прижал ее руки над головой. Целых четыре точки.
– Давай, – пропыхтел он, – говори.
Женщина лежала под ним, ослепшая от подступившего оргазма, желая лишь его, его одного, чтобы он вошел в нее, чтобы он пронзил ее сейчас же до самых печенок. Чтобы расколол ее надвое. Чтобы трахал до полной слепоты, глухоты, до безумия! Чем же еще могла кончиться эта игра?..
– Говори! – повторил он.
– Хозяин! – выкрикнула она.
– А ты кто?
– Рабыня. Я – твоя рабыня!
Он тихо самодовольно рассмеялся. А потом отпустил ее руки и не спеша раздвинул ноги.
– Вот так-то лучше! И что же хочет от меня моя рабыня? – Шелковистый кончик его копья дразняще касался самых чувствительных мест.
– Возьми меня, Алекс!.. Войди в меня… трахай меня! Пожалуйста, умоляю!
Испустив торжествующий вопль, Алекс Маршалл вонзил свое могучее копье на всю длину, и в тот же миг она познала, что значит взлететь к небесам от блаженства.
* * *
Четверть часа спустя он уже был выбрит и одет.
– Это действительно так необходимо? – спросила она.
– Нельзя опаздывать на последний поезд. Я же обещал Розмари вернуться не позднее полуночи. Ясно, малышка?
– Ясно, – буркнула она отвердевшими губами, проглотив обиду.
Он подошел к кровати и поцеловал все еще напряженный темный сосок.
– Не обижайся. Если бы я смог, то остался бы здесь навсегда. – И он поцеловал второй сосок. – Вот так.
– Когда я снова тебя увижу?
– Я позвоню завтра. – И он ушел.
Флер еще какое-то время неподвижно пролежала на скомканных влажных простынях: счастливая, обессиленная – и обиженная. И к тому же голодная. За весь вечер они не проглотили ни крошки. Разве можно считать едой гроздь винограда! Флер решила было поскорее приготовить легкий омлет с сыром и тост, но пересилила себя. Это же не меньше пяти сотен калорий, а Алексу нравится ее изящность, что бы там он ни болтал про пышные груди.
Накинув халат, Флер поплелась на кухню за рисовым крекером и йогуртом. Если откусывать поменьше и жевать подольше, может, удастся наесться. Нет, она не морит себя голодом, твердила про себя Флер: каждый не попавший в рот кусок – вклад в обеспеченное будущее.
Ибо не далее как нынче утром она заметила у себя первый седой волос, который тут же яростно выдрала вместе с корнем. Конечно, один-единственный волос – это еще не страшно, однако он является серьезным предупреждением, что время на исходе. Она обреченно взглянула на отражение на тостере.
– Ну и дерьмо же ты, Флер Чемберлен! – пробормотала она, жуя бисквит. Кто-то теряет, кто-то находит. Однако на этот раз найти должна именно она, и никто другой.
Во всяком случае, это не она виновата в том, что супруг Розмари сбился с пути истинного. Конечно, она дерьмо, но не настолько. Уж если и надо кого-то непременно обвинить – а Флер по большому счету было на это наплевать, – то обвиняйте дорогу.
Ах, дорога… дорога. А в дороге чего только не происходит!
Питсбург.
Этот город никогда прежде не вызывал у Флер такого омерзения – пока не пришлось работать с Уолтом Маккерром. Новый директор по маркетингу в «Сарабанд», тщедушный болезненный заика, недоумок, умудрился возвести собственную тупость в ранг некоего искусства. Флер обозвала его «Уолт Мак-Плакса», и теперь все в агентстве только так его и величали.
– Смотри, чтобы про это не пронюхали в «Сарабанд», – предупреждал ее шеф, – не то тебе мигом дадут прикурить.
Поскольку Уолту было угодно напрямую общаться с «творческими» сотрудниками, Флер приходилось раз в месяц возить в Питсбург отчеты о работе агентства.
Это решение было принято новым советом директоров, решившим в очередной раз продемонстрировать, кто здесь главный. Уж во всяком случае, это был не несчастный Мак-Плакса, чью команду в узких кругах тут же переименовали в Плакальщиц – за манеру одобрительно подвывать в унисон после каждого слова своего шефа.
Может быть, Уолт блистал в иных ипостасях (в чем Флер, правда, сильно сомневалась), но в рекламном бизнесе он был полным нулем. Мак-Плакса ужасно боялся принять решение, которое может привести к неприятностям, и оттого избегал любых выражений, которые можно было бы определенно истолковать как «да» или «нет». Как только доходило до дела, он обязательно терял дар речи.
– Я что-то не вижу здесь, – мямлил он, озираясь на своих подручных, – чего-то такого… чего-то большего… – И он трагически всплескивал руками. – Чего-то более… – его мозги явно напрягались в поисках нужного слова, – более интервального.
– М-м-м-м, – восхищенно гудели Плакальщицы.
– Вы хотите сказать, что желали бы видеть здесь девушку с черным ухажером?
– Нет, нет!!! Флер. Я имел в виду нечто более… более кинетическое.
– Вот, женщина скачет галопом на огромном белоснежном коне. По-моему, это как раз кинетично, Уолт.
Тут наступало время угощать его вместе с остальными Плакальщицами весьма изысканным ленчем, после которого они возвращались в офис на очередной раунд поединка с тенями.
– То, что я бы хотел п'едложить, должно быть более… более ст'вукту'ивовано…
– М-м-м-м, – гудело эхо.
Уже к исходу четвертого часа в обществе Мак-Плаксы Флер стало казаться, что она просидела с ним четыре года. И только еще через четыре часа она наконец вырвалась на волю.
Обыкновенный бар в гостинице впервые в жизни показался таким гостеприимным. Прежде всего она пропустит парочку коктейлей, чтобы смыть оскомину от вынужденных улыбок и реверансов. Ну а потом можно и заказать обед в номер. И Флер решительно направилась к длинной стойке.
Именно в этот момент он и попался ей на глаза – солидный, уверенный – ни дать ни взять посланник реального мира. Он устроился на высоком табурете, меланхолично кидая в рот жареные орешки. Так, еще один утомленный труженик, ищущий забвения после ужасного дня, посвященного умасливанию клиента. Ах, какой он простой, понятный. Какой знакомый.
– Привет, Алекс! – Флер подошла сзади и хлопнула его по спине.
– Привет, привет, – растерянно замигал он. Флер даже показалось, что он ее не узнал. Но вот Алекс выпрямился и поправил галстук: – Прости, задумался. Какими судьбами ты здесь, Флер?
– Да все моя дерьмовая служба.
– И моя тоже, – рассмеялся он, подозвав бармена. – Выпьешь что-нибудь?
– С удовольствием. «Маргариту», пожалуйста.
– Забавно. Я почему-то всегда относил тебя к тому типу леди, которые пьют только виски с содовой.
– Неужели, Алекс? Мне и в голову не приходило, что ты вообще обо мне думаешь.
Появился бармен.
– Подайте леди… – начал было Алекс, но Флер перебила:
– Двойной виски со льдом.
– Две порции, – добавил Алекс.
Первый бокал виски кончился удивительно быстро. Алекс заказал еще. После второго бокала Флер смогла слегка расслабиться. Она со смаком принялась описывать бессловесного Мак-Плаксу с его Плакальщицами.
– Плакальщицами? – заинтересовался Алекс. – Это что, его ребята на подхвате?
– У них не бывает никаких ребят, – съязвила Флер, – у них одни шаркуны на подхвате, Алекс. Ну, в общем, сегодня за ленчем…
Она повела их в ресторан Кристофера, чтобы угостить изысканными французскими блюдами, и распиналась вовсю, чтобы добиться хоть какого-нибудь толка.
– И вдруг… рехнуться можно! – Флер истерически захихикала. – Я из кожи вон лезу, чтобы всем было видно, какая я гениальная специалистка по рекламе, как вдруг у меня из глаза выскакивает эта чертова контактная линза и плюхается прямиком в его бокал с водой! Должна тебе сказать, что Мак-Плакса в рот не берет спиртного, и оттого эти долбаные ленчи становятся еще зануднее. Ну и вот. А потом, как ты можешь догадаться…
– О Господи! – расхохотался Алекс. – Недоумок проглотил твою линзу?
– Точно! – И в следующую минуту оба хохотали как одержимые.
– А ты еще жалуешься на скуку, – всхлипывая и утирая слезы, произнес Алекс. – Хотел бы я сам так поскучать!
Он провел ужасный день, пытаясь заключить сделку по продаже крупного пакета акций.
– Господи, я перед ними соловьем разливался – и вдруг в последний момент их агент по покупке акций извернулся ужом и начал все сначала!
– Может быть, парня надо было подмазать? – предположила Флер, выразительно потирая пальцы. – Такое часто случается.
– Ты так думаешь? – пробурчал Алекс. – Пожалуй. Мне тоже это пришло в голову, но ведь не мог же я предложить ему взятку в присутствии еще двадцати человек.
– Надо было извиниться и прогуляться в мужскую комнату, – посоветовала Флер. – Если бы он хотел взятку, он бы наверняка увязался за тобой.
– А ты чертовски умна, Флер. Тебе говорили об этом прежде?
– Говорили, да все не те, от кого я бы хотела услышать.
– Чертовски умна, – повторил он. Его глаза напоминали кошачьи: серо-зеленые, с золотистыми крапинками, они придавали его лицу некий оттенок звериной чувственности. Странно, что она никогда этого не замечала. Просто не обращала на Алекса внимания. И то, что он оказался таким милым собеседником, также немало ее удивило. Алекс потянулся было за орешком, но вдруг решительно отодвинул блюдце, все равно оно было пустым.
– Что, если мы вместе пообедаем, Флер? Если, конечно, у тебя нет других планов.
– Планов у меня нет. – На мгновение Флер засомневалась, но тут же решила, что Розмари не обидится. Даже наоборот – будет благодарна. – Обед – это отлично. Обожди минут двадцать, я поднимусь к себе и переоденусь во что-то более подходящее.
– Зачем переодеваться? – удивился он. – Ты и так потрясно смотришься! Просто пальчики оближешь!
Его слова вызвали у Флер совершенно определенную реакцию. Уж не имеет ли Алекс на нее виды?
– Ну, хотя бы пять минут – я поправлю макияж.
Она направилась в дамскую комнату, незаметно оглядываясь. Он следил за ней взглядом. Впрочем, это не новость – остальные мужчины в баре тоже чуть головы не свернули, и Алекс это отметил, на его физиономии промелькнула довольная ухмылка. Ему явно было лестно находиться в компании с потрясно выглядевшей леди и являться объектом зависти для остальных.
Совершенно определенно Алекс Маршалл имел на нее виды. Позвольте спросить, и что теперь?
Она провела в дамской комнате не меньше десяти минут, в смятении то снимая, то нанося вновь краску, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Надо же, именно Алекс Маршалл! Она ни разу в жизни не представляла его в роли любовника – ни случайного, ни постоянного. Ради всего святого, ведь он же муж ее давней подруги и всегда вызывал в ней чувств не больше чем какой-нибудь стул в гостиной. Хотя с другой стороны, Розмари сама невольно разбудила у Флер любопытство, постоянно распространяясь о том, какой классный парень ее Алекс. Какой он крутой бизнесмен. Какой заботливый муж. Какой мудрый отец. И конечно, – хотя Розмари никогда не опускалась до конкретных деталей, – ясно давалось понять, что он просто непобедимый герой большого секса.
– Я бы даже хотела изготовить его копию, – однажды заявила она Флер, – чтобы подарить тебе, милочка. Это наверняка решило бы половину твоих проблем.
В этом вся Розмари – вечно задиравшая свой окольцованный нос перед незамужними подругами. Всегда то так, то этак старавшаяся напомнить Флер о ее положении на социальной лестнице. «Старая добрая Флер», как вечно повторяет Розмари этим противным покровительственным тоном. Флер, с которой можно пойти на ленч с девочками. Флер, с которой можно прошвырнуться за покупками к Саксу. Но на которую не стоит тратить ни минуты времени, если на горизонте замаячил Алекс.
