Текст книги "Одинокие женщины"
Автор книги: Фреда Брайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
– Аврам! – окликнула Диана. – Выгляни в окно!
Над ее балконом порхали первые в этом году снежинки. Под дыханием легкого ветра они кружились, танцевали, ненадолго опускались в выемки в бетоне, чтобы в следующее мгновение снова устроить призрачную пляску. Белесый воздух казался плотным и тяжелым от снега, сквозь пелену нельзя было различить ни улиц внизу, ни неба наверху. Так легко было вообразить, что они остались вдвоем, отрезанные от остального человечества.
Вдвоем на острове. Воистину так. Они с Аврамом обитали на острове, отрезанном от привычного для нее мира.
Поначалу ей казалось, что их связывает только физическое влечение сродни голоду, который сам по себе утолится через несколько недель. Но время шло, а их чувства становились все сильнее, все серьезнее.
Возвращаясь с работы, Диана знала, что дома ее ждет Аврам. Они вдвоем приготовят и съедят ужин, поболтают, посмотрят новости. Потом он обычно немного работал над тезисами, покрывая страницу за страницей мелкими неразборчивыми каракулями, в то время как она приводила в порядок содержимое своего брифкейса. «Как, по-твоему, это звучит?..» Они постоянно обменивались идеями, находя удовольствие в этой своего рода разминке для мозгов. Диана постигала особенности семантики Витгенштейна, Аврам – перипетии тяжбы «Симплекса». Они часто спорили, отстаивая и анализируя свою точку зрения.
Естественно, они болтали и о приятелях, профессорах, коллегах. «Хотел бы я познакомиться с этим твоим Байроном», – говаривал Аврам. Или: «Твоя подруга Флер кажется мне ужасно смешной».
«Как-нибудь на днях…» – обычно бормотала Диана, сама не зная, происходит ли ее нерешительность от эгоистичного желания сохранить Аврама для себя одной или же от страха представить его на всеобщее обозрение.
Часто они играли в шахматы на сон грядущий. Затем чудесные интимные минуты – и крепкий сон.
И все это время они непрерывно болтали. Обо всех. О себе.
– Не люблю загадок, – повторял Аврам. Действительно, его откровенность подчас могла шокировать. Диане, обитавшей до сих пор в мире, где тайны являлись предметом торговли и даже оружием, нелегко давалась подобная непринужденность. Ведь ее профессиональной ролью было сохранение чужих, а не раскрытие своих тайн. Однако Авраму удавалось кирпичик за кирпичиком постепенно разбирать возведенные ею бастионы.
«Почему ты это сделала?» – то и дело спрашивал он. И еще чаще: «Что ты чувствуешь?» Со времен Лео это был первый мужчина, которому явно было интересно ее состояние, ее эмоции. И от него нельзя было отделаться ничего не значащими отговорками.
– Почему ты не скажешь ему, что он ведет себя как свинья? – спросил он об одном деятеле из «Симплекса», злоупотреблявшем сальностями под видом «народного юмора».
– Ведь он клиент.
– А что ты при этом чувствуешь?
– Мне хочется заорать и хлопнуть его по морде!
– Ну вот, а еще спрашиваешь, отчего у меня нет охоты работать в большой компании, – покачал головой Аврам. – К примеру, я не желаю терпеть подобные вещи.
– Но это же реальная жизнь, Аврам, от нее не уйдешь!
– Разве есть что-то действительно реальное на всей Уолл-стрит? И разве постоянно подавлять свои чувства – это значит жить реально?
– Послушай, кем ты себя возомнил? – обиделась она. – Моим психоаналитиком?
И все же неоспоримым преимуществом общения с Аврамом являлась именно неограниченная свобода. Он был единственным, перед кем она могла распахнуться полностью, не опасаясь, что ее страхи и ошибки станут кому-то известны. Да и кому мог бы ее выдать Аврам? Ведь он не знал никого из ее мира.
Диана часто завидовала католикам: исповедался – и получил отпущение грехов. Выложить то, что давит на сердце, признаться в грехах и быть прощенным – это ли не истинная благодать? И в Авраме она нашла нечто подобное. Правда, Диана не совершила никакого преступления – разве что пыталась все время выдавать себя за другого человека, но и это было крайне обременительно. Все время казаться Дианой Сильной, Дианой Неуязвимой. И это ей неплохо удавалось. Однажды ее в лицо назвали Железной Девой.
– Разве я такая уж хладнокровная? – спросила она Аврама после особенно изматывающего дня на службе.
– Я считаю, что ты наделена чрезвычайно острым холодным рассудком и горячим сердцем, – исчерпывающе отвечал Аврам. А потом, как всегда, поинтересовался: – Почему ты спросила, Диана? Ты правда считаешь себя хладнокровной?
– Да… нет, – пробормотала она. Ее не очень волновало, что окружающим она покажется размазней, однако все же предпочтительнее слыть Железной Девой. – Нет, я не хладнокровная.
Однажды ночью она рассказала ему историю своей любви к Лео и аборта и, к собственному немалому удивлению, не выдержала и расплакалась.
– Безумие! – прорыдала она, тщетно пытаясь «заткнуть фонтан». – Прошло столько лет, а я реву как дура!
Она ожидала от Аврама каких-нибудь стандартных фраз, что-то вроде по-юношески небрежного: «Лео тебя не стоил. Это же было так давно. У тебя еще будут дети». Или хотя бы просто: «Не надо плакать». А он вместо этого просто обнял ее и прижал к себе – казалось, так прошла целая вечность. Но вот наконец-то она смогла совладать с расстроенными чувствами:
– Спасибо.
– За что?
Аврам был одним из трех детей, выросших в образованной, но решительно (по американским стандартам) небогатой семье. Его отец, эмигрант из России и превосходный лингвист, вкладывал свою любовь к музыке в переводы стихов: с русского на иврит, с иврита на английский. И его отпрыск унаследовал способности к языкам.
Прежде чем поступить в университет, Аврам отслужил три обязательных года в армии, по большей части находясь на «территориях» – то есть в арабских деревнях, попавших под господство Израиля после Шестидневной войны.
– Мне все было там ненавистно, – рассказывал Аврам, – от солдатской формы до необходимости носить оружие. А больше всего ненавистна неопределенность положения: мы были ни на войне, ни в мире, ни у себя дома, ни за границей. Ты был вечно начеку, вечно полон подозрений, держа наготове свой «узи»: в любой момент можно было натолкнуться на вспышку недовольства. Ведь арабы относятся к нам как к оккупантам, да так оно и есть. Даже дети смотрели в нашу сторону со страхом и ненавистью. А ведь я сам тогда был еще совсем мальчишкой. Я пытался было завести дружбу с теми, кто помоложе. Арабские подростки вечно толклись вокруг караван-сарая, где мы торчали в свободное от дежурств время, и клянчили сигареты и кокаин. Выучив несколько слов по-арабски, я познакомился с двумя парнишками и немедленно получил выволочку от сержанта. Для него они были не больше чем пыль под ногами. Даже хуже – террористами. А по мне – это были просто мальчишки. Обычные мальчишки десяти – двенадцати лет.
В день вторжения в Лебенон в караван-сарае взорвали мину, и погибло двое солдат из казармы. Не прошло и часу, как в ответ был стерт с лица земли находившийся на подозрении арабский дом.
– Мы вытаскивали их всех из кроватей – женщин, детей – и выгоняли на улицу. Арестовали всех до одного мужчин. А потом разнесли на части весь дом: стена за стеной, камень за камнем. Ломали мебель, били посуду. Один из солдат даже помочился на коран. Это были не карательные меры – иначе как надругательством это не назовешь. И все время, пока длилась эта вакханалия, женщины не переставая выли. У арабских женщин какие-то особенно пронзительные, высокие голоса, их вопли вонзаются в уши, как кинжалы. Я был ненавистен себе за то, что присутствую при этом и даже принимаю участие. И никогда не забуду их плач… – перед рассветом солдаты заложили в доме взрывчатку и выскочили на улицу, ожидая взрыва. Все стояли за оцеплением, скованные ужасом. И вот, когда вспыхнуло пламя, я различил в толпе Юсуфа – одного из моих ребят. Ох, Диана, никогда в жизни я не видел такой откровенной ненависти! И у меня до сих пор звенит в ушах от воплей женщин.
– А что, семья Юсуфа тогда тоже пострадала?
– Не знаю. Да, наверное, и знать не хочу. Незадолго до взрыва из караван-сарая выбежал мальчишка, вроде бы похожий на него. Может быть, сержант был прав, и это было гнездо террористов. И кто знает – может, иногда те меры, что предприняли мы, действительно неизбежны. Однако именно в ту ночь я утратил невинность.
– В представлениях о террористах?
– В представлениях о себе. Кое-что мне стало совершенно ясно. Видимо, у каждого из нас есть темные уголки в душе. Но никогда, ни за что, ни за что, – с горячностью повторил он, – я не пожелал бы себе вновь очутиться в положении судьи, призванного определить правых и виноватых. В положении, когда ты сдергиваешь маску гуманизма и выпускаешь на свободу самые низменные инстинкты. Из меня не выйдет ни полицейский, ни солдат…
– Ты, случаем, не пацифист? – перебила Диана.
– Я долго ломал над этим голову, но так ничего и не решил, – вздохнул он. – Все, что мне ясно, – я не желаю ни думать, ни действовать как скотина. Понимаешь, жизнь слишком непродолжительна и драгоценна, чтобы растрачивать ее на такое. И все, о чем я прошу, – возможность жить в мире.
– Понимаю, – задумчиво отвечала Диана. И это было правдой.
Шесть ночей в неделю, когда Аврам был на дежурстве, он держал при себе портативный сигнализатор. Когда кто-то нуждался в его услугах, звучал зуммер, и полагалось перезвонить управляющему, чтобы узнать, кто его вызывает. Диана не сомневалась, что управляющий отлично знает, где Аврам проводит ночи. Наверное, уже вся обслуга в их доме шушукается у нее за спиной. Однако формальности соблюдались строго. Вызов ни разу не поступил прямо на ее телефон.
И хотя сама по себе работа была довольно занудной, Аврам развлекался, фантазируя по поводу клиентов. К примеру, в пентхаусе наверняка живет колумбийский наркоделец. Ну кто еще мог бы платить такие бешеные деньги за квартиру? Престарелая миссис Ветерби, номер 18S, устроила у себя настоящий содом, разводя канареек. Она то и дело зовет Аврама, чтобы изловить вырвавшихся из клетки птиц. Или номер 22J, фотомодель со сложной личной жизнью. Пару раз ей приходилось строить баррикаду у своих дверей, пока Аврам спроваживал слишком грозно настроенных воздыхателей.
– Красивая девушка, – пояснил он, – и темперамент бешеный.
– Да… ну, – пробормотала Диана, – насколько я понимаю, с ней труднее обсуждать Витгенштейна, чем со мной?
– Ни разу не пробовал! – засмеялся Аврам, забираясь в кровать.
Так проходили вечера в будни. По субботам они занимались покупками и домашними делами. А по воскресеньям куда-нибудь ходили. Обычно это был кинотеатр или концерт в Манхэттене (у Дианы имелось расписание концертов и лекций на весь сезон). Потом – легкий обед в китайском ресторане. Или чашка кофе в клубе еврейского землячества.
Диане не терпелось поесть с ним как следует, в ресторане, где столы покрыты белоснежными скатертями, а заказы принимает настоящий шеф-повар. Но даже несмотря на частые чаевые, Авраму не по карману была бы подобная трата, а он с самого начала настоял на том, что везде платит за себя сам. Вообще проблема денег здорово досаждала Диане. Она бы с удовольствием отвела Аврама к Барнею и купила ему несколько добротных рубашек и приличный костюм. Но даже если бы Аврам вдруг согласился – неизвестно, стало бы ей от этого легче. Перед ней так и маячила фотография из «Сансет-бульвар»: престарелая Глория Свенсон приобретает костюмчик для юного Уильяма Холдена. Ну и мерзость! Так они и оставались – на своем острове.
И вот теперь он босиком выскочил на балкон, с удивительным изяществом – Диана залюбовалась – наклонился и зачерпнул горсть свежего снега. Аврам выпрямился, стряхнул легкие снежинки с волос и заметил ее лицо за стеклом. Улыбнувшись, одними губами произнес три простых слова.
«И я тоже, – хотелось ей крикнуть от всего сердца. – Да, я тоже!» Но вместо этого она приоткрыла дверь и сказала:
– Иди же домой, Аврам. Еще простудишься!
На следующее утро в офисе к ней подошел Байрон и спросил, не хочет ли она воспользоваться двумя билетами в Метрополитен-Опера.
– «Турандот», – со значением добавил он. – Гала-премьера, превосходные места. – Он, оказывается, давно приобрел эти билеты, но в последние дни Джим сильно занемог, и Байрон счел своим долгом посидеть с ним дома.
– Так что если у тебя есть кто-то на примете…
– Ох, спасибо, Байрон, – отвечала она, взяв билеты.
Аврам, узнав об этом, пришел в восторг. Она заверила его, что билеты подарили и никаких денег не нужно.
– Надеюсь, у тебя найдется приличный костюм? – спросила она. – Это как раз такой случай.
– А как же, Диана, – отвечал он. – Все-таки я не дикарь.
Костюм у него и вправду нашелся. Небесно-голубой, двубортный, свободного покроя – как две капли воды похожий на те, в которые одеваются члены рабочих делегаций из Восточной Европы. Вырядился как на похороны, размышляла Диана. Интересно, что сталось с прославленными еврейскими портными?
– Я прилично выгляжу? – спросил он, одергивая полы пиджака. Диана проглотила застрявший в горле комок и сказала:
– Ты очень красивый, Аврам. – Что ж, по крайней мере это было правдой.
Они приехали пораньше, так что успели выпить по бокалу шампанского и вдоволь налюбоваться на фрески Шагала, прежде чем отправиться на свои места.
– Билеты в ложу, ни больше ни меньше, – ухмыльнулась Диана. – Просто грандиозно!
И тут выяснилось, что Байрон не предупредил Диану, что ложу им придется делить с соседями. Хуже того, соседями оказались Портер Рейнолдс Третий с супругой. Чванливый сынок чванливого папаши, он еще в прошлом году удостоился партнерства с хозяином их фирмы. О, он был одной из самых ярких личностей, составлявших созвездие «Слайтер Блэйни». Диана училась с его сестрой в начальной школе, дядя Портера как раз и пригласил ее работать в фирму.
– О, привет, Диана, – привстал он при ее появлении. – Ты ведь знакома с Сюзанной, верно?
Еще бы ей не знать. Супруга Портера была одной из заправил у «Морган Стейнли». Облаченные в вечерние туалеты, они выглядели невообразимо элегантно.
Диана кое-как представила им Аврама. Руки пожали, программки развернули, стулья придвинули. Аврам, опустившись в бархатное кресло, небрежно закинул ногу за ногу, обнажив полоску белоснежной волосатой кожи.
«Носки до икр!» – кричала про себя Диана. Ну отчего она не предупредила, что надо надеть носки до икр?
Холодные голубые глазки Портера не упустили ничего.
Но вот, к ее облегчению, в зале погас свет и поднялся занавес. На сцене началась драма ледяной принцессы.
* * *
В понедельник Диана столкнулась с Портером в коридоре.
– А он просто милашка, твой юный друг, – подмигнул он. – И где ты только его выкопала?
Диана почувствовала, что краснеет. Что ей ответить? Что познакомилась с Аврамом, когда он чинил ей туалет?
– Он живет в одном здании со мной, – сказала она. Это был честный, хотя и уклончивый ответ. По крайней мере он вполне удовлетворил бы суд присяжных.
– Почему ты не предупредил меня, что снимаешь одну ложу с Портерами? – набросилась она на Байрона, как только вернулась в офис.
– А разве это имеет какое-то значение? – невозмутимо парировал Байрон.
– Просто я не ожидала его там увидеть, вот и все. Скажи-ка, Байрон, а он ничего не сказал про… про моего спутника?
Байрон отрицательно покачал головой. Ясно, что лгал.
– Давай, валяй, Би! – Диана сердито ткнула его пальцем в грудь. – Я ведь знаю, он наверняка что-то сказал!
– Да какая тебе разница, говорил он что-то или нет? – неловко поежился Байрон. – Твоя личная жизнь касается только тебя. В конце концов, он не сказал ничего плохого.
– Позволь мне самой об этом судить. Просто повтори его слова, и все.
– Все, что он сказал… ну, ты ведь знаешь, как Портер любит пошутить… – Байрон вдруг хихикнул. – В общем, он сказал: «Узнай, кто шьет для него костюмы!»
Диана, уязвленная до глубины души, выскочила прочь.
Глава 14
– Флер влюбилась в женатого мужчину, – провозгласила за завтраком Розмари. Алекс поперхнулся кофе. Однако его жена продолжала с невозмутимым видом чистить молодые овощи – судя по всему, она ничего не подозревала. – Разве это не отвратительно, Алекс? Ух, наконец-то кончила! Не хочешь капельку абрикосового джема? Вот! – И она поставила перед ним вазу. – Приятного аппетита, дорогой!
Алекс на мгновение замер с таким чувством, будто оказался в кошмаре наяву. Инстинкт требовал, чтобы он спрятал поскорее свою растерянность за разворотом «Таймс». Остатки осторожности предупреждали, что его могут выдать дрожащие руки. Вместо этого он попытался отпить сока и закашлялся. Что может быть известно Розмари? Не играет ли она сейчас в кошки-мышки? Не собирается ли своими уловками выжать из него признание? Нет, вряд ли. Эта женщина никогда не притворяется.
– Да неужели? – неохотно отвечал он. – Откуда ты узнала?
– От Берни. – Розмари уселась напротив передохнуть и выпить кофе. – Да Флер и так словно на иголках. Только и твердит: «Это кто-то особенный!» О ком же еще может в таком случае идти речь, как не о женатом мужчине? Берни уверена, что это кто-то из ее же офиса. И знаешь, что я думаю?
У Алекса от страха пропял дар речи.
– Я думаю, – продолжала она, – что Флер грозит опасность и что мой долг, как ее ближайшей подруги, помочь ей спастись от самой себя. Я не имею права спокойно наблюдать за тем, как Флер тратит себя на какого-то мужика, который скорее всего и не подумает ради нее бросить жену. С моей стороны это было бы преступлением.
Нет! Алекс кое-как перевел дух. Розмари ни о чем не подозревает. И он тут же обнаружил, что ситуация полна некоего мрачного юмора. А еще ему стало любопытно. Как, скажите на милость, Розмари намеревается ее «спасать»?
– Вздыхай, вздыхай, – заметила Розмари. – Ты ведь наверняка думаешь то же, что и я. Дело в том, Алекс, что мне потребуется твоя помощь.
– Ты хочешь, чтобы я побеседовал с Флер? – Абсурдность положения все возрастала. – Чтобы я дал ей пару советов как добрый дядюшка или изобразил из себя старшего брата?
– Не валяй дурака! – фыркнула Розмари. – Она и слушать не станет. Алекс, я бы хотела, чтобы ты подыскал для нее кого-нибудь. Ну, понимаешь, такого привлекательного, готового жениться мужчину. В свое время в колледже она часто подыскивала мне компаньона на вечер. Ну а теперь пришел мой черед, – самодовольно заключила она. – Конечно, этот мужчина не должен знать о том, что для него расставлены сети.
Алекс уставился на нее, не веря своим ушам. Она с таким воодушевлением излагала свой план. И перед кем – перед ним!
– Мы пригласим их обоих на уик-энд, – распиналась тем временем Розмари. – Потащим на прогулку подальше, устроим отменный обед. И остальное предоставим природе. Подумай хорошенько, Алекс. У тебя в офисе нет никого подходящего? Или среди одноклассников? Разведенные тоже подойдут, ничего! И те, что немного постарше, – тоже. Ведь ты знаком со столькими мужчинами, милый. Выбери хотя бы одного. В конце концов, Флер чертовски привлекательная женщина, правда?
Алекс невнятно буркнул что-то в ответ.
– Ну, Алекс, и кого же ты мог бы предложить? – напирала Розмари, истолковав это как согласие.
– Никого, Рози. Я ведь не сваха.
– Подумай!
– Я же сказал, это бесполезно. И к тому же мне некогда.
– Некогда! – возмущенно передразнила она. – Раз в жизни я попросила об одолжении, на которое требуется потратить пару минут твоего драгоценного времени, а тебе некогда! У тебя всегда есть время для офиса, но не для семьи и старинных друзей! Так я и знала, что к тебе обращаться не стоило. – И она мрачно уставилась на свой кофе, пока Алекс шествовал к дверям.
– Отличная идея! – воскликнула она ему вслед. – Как насчет Ллойда Хейджмана?
– Что еще за Ллойд Хейджман?
– Да ты его знаешь, – отвечала Розмари. – Он живет в том большом белом доме за парком. Дантист. Разошелся с женой в прошлом году.
– Ему, пожалуй, не меньше пятидесяти.
– Ну и что? Он в отличной форме и довольно мил. К тому же если быть точным, то и Флер – девица не первой молодости. А потом, Флер особенно и выбирать-то не приходится.
Он с треском захлопнул брифкейс и ринулся к двери.
– Алекс? – не унималась Розмари. – Так как насчет Ллойда?
– Да какая разница, что я тебе скажу, Розмари? Ты все равно поступишь по своему усмотрению – как всегда.
– Хорошо, – отвечала она. – Я позвоню ему сегодня же, выясню обстановку, а уж потом свяжусь с Флер. Без проблем. Ведь если она крутит с женатым мужчиной – наверняка в уик-энд останется одна. Бедняжка, она еще будет мне благодарна за приглашение!
Алекс предпочел промолчать. Со станции он непременно позвонит Флер и предупредит, что ей грозит, и предложит вежливо отказаться. Уж слишком это опасно. А к тому же он не доверял ее самообладанию в данной ситуации.
– Чмок-чмок, – подставила Розмари щечку. Они обменялись поцелуями. Алекс плюхнулся в машину.
Однако по дороге на вокзал план Розмари предстал перед ним в новом свете. При мысли о возможности переспать с Флер в собственном доме, в одной из собственных комнат у него перехватило дух от возбуждения.
Он будет трахать Флер… всеми доступными способами… и это под носом у его жены, на хваленых простынях в цветочек, в комнате для гостей. Черт, прямо как настоящий паша в собственном гареме! Или как в том французском фильме. Им придется вести себя тихо, до невозможности тихо, и оттого секс принесет еще больше наслаждения!
При одной мысли об этом у него началась эрекция. Он все еще сидел в машине, не в силах расстаться со своими фантазиями, пока один поезд проходил за другим. Но вот наконец, возбужденно хихикая, он поспешил к телефону.
– Ничего себе! – охнула Флер. – Ты что, собрался подсунуть меня какому-то недоноску, чтобы я отвязалась от тебя?
– Да нет же, это все Розмари, – повторял Алекс. – Ты только притворись удивленной, когда она позвонит, а остальное предоставь мне, малышка!
Флер опустила трубку со смешанными чувствами. Безусловно, надругаться подобным образом над гостеприимством Розмари было бы кощунством. Но какое возбуждающее кощунство! И к тому же ей не давал покоя разбуженный самой Розмари инстинкт состязания.
В последний раз она была в Вестпорте примерно год назад, задолго до роковой встречи с Алексом. И кроме замечательного обеда ничего об этом визите не помнит. Зато теперь ожидавшееся приглашение открывало гораздо более широкие возможности. В любом случае ей не помешает лишний раз осмотреть дом Маршаллов, чтобы при случае поточнее воспроизвести этот уютный семейный уголок. А кроме того, Алексу предоставится возможность сравнить обеих женщин. Сравнить и выбрать.
Надо отдать Алексу должное, он ни разу не опустился до злословия в адрес жены. Да, она подозревала, что брак – это весьма определенный образ жизни. Кроме того, здесь играют роль деньги. Общий дом. Дети. И, конечно, немаловажно взаимное согласие. Все остальное было скрыто для нее во мраке неизвестности.
То и дело она возобновляла попытки получить гарантии того, что Алекс больше не спит с Розмари. При одной мысли о том, что от нее он прямиком отправляется на брачное ложе, бросало в жар. Это было логично и вполне возможно, и от этого она сгорала от ревности. У Розмари и так было всего вдоволь: общественный статус, деньги, комфорт и уверенность в будущем. Невыносимо было думать о том, что Алекс еще и удовлетворяет ее сексуальные потребности.
– Ты мне верен? – спрашивала она.
– У меня никого больше нет, – следовал ответ.
– У тебя есть Розмари…
– Я не собираюсь это с тобой обсуждать, – отчеканил он таким тоном, что Флер зареклась впредь задавать вопросы в лоб. Алекс Маршалл явно не из тех, кто позволяет подвергать себя чувственному шантажу. И все же в одну из особенно пылких ночей совершенно обессиленный Алекс проболтался, что Розмари «нет дела до подобных вещей», До каких именно вещей? Флер умирала от любопытства. До определенных сексуальных игр? Или до занятий любовью вообще? Скорее всего именно так, однако мрачное лицо Алекса не поощряло дальнейших расспросов, и она сочла за благо промолчать.
Часом позже, когда она сидела у себя в офисе, по уши уйдя в работу, позвонила Розмари. Годы службы на Мэдисон-авеню воспитали из Флер профессиональную лгунью – ей ничего не стоило притвориться удивленной.
– Он действительно очень милый, – пыхтела Розмари, – и у него настоящий колониальный особняк с огромным садом. Я ему рассказала про тебя все-все…
– Ну, надеюсь, что не совсем все, – съязвила Флер, но Розмари не обратила внимания.
– Ну конечно, я не сказала ничего такого, что могло бы тебя скомпрометировать. В конце концов, мы друзья или нет?.. – Краем глаза Флер заметила, как ее шеф выразительно постучал по часам. Черт, она опаздывает на совещание!
– Да, да, я все поняла, Розмари. Двадцать пятое, уикэнд. Я позвоню тебе и скажу, каким поездом приеду. Прости, мне надо бежать.
– И чтобы явилась при полном параде, – отвечала Розмари. – Это приказ.
– Сделаю все, что смогу.
Тем временем в конференц-зале успела собраться вся команда, работавшая на «Сарабанд». Вел совещание творческий директор.
– В пятницу они желают иметь нас всех тепленькими в Питсбурге. – Казалось, Скотт Мэттьюз только что проглотил порцию яда. – И чтобы все было готово: предположительные наименования, варианты рекламы с визуальными концепциями, а также планы маркетинга. Не забывайте, что они успели проконсультироваться кое с кем из парфюмерного бизнеса и теперь считают себя большими спецами в этом деле. Прежде всего им вынь да положь название из одного слова, причем предпочтительнее имя существительное – типа «Опиум», «Одержимость», «Отрава»…
– «Дерьмо», – послышалось из зала.
– Да, это тоже имя существительное, хотя для нас предпочтительнее что-то вроде «Красоты». Второе, – мрачно продолжал Скотт, – они хотят преподнести эти духи – пусть пока называются «Безымянными» – в качестве национального американского аромата. Сейчас, видите ли, в моде «новый патриотизм», и не дай Бог просочиться чему-то из какой-нибудь Франции или Италии. Короче, они настаивают на том, чтобы всем было ясно, что этот продукт «Made in USA».
– «Спрингстин»! – предложила Флер. – Это удовлетворит все требования.
– Или «Хобокен». Разлито и упаковано! Уникальный аромат из Нью-Джерси! Американистей некуда.
– А как насчет СПИДа? – хихикнул кто-то.
– СПИД пришел из Африки, а не из Америки, козел!
– Да ну? Попробуй вякни об этом в городе!
– А что, если назвать их «Сникерсом»? Рынок будет наш!
– Точно, эти духи даже возбуждают аппетит!
– О'кей. – Скотт подождал, пока в зале утихнет смех, – Теперь, когда вы натрепались вволю, давайте вернемся к делу. Не скрою, что мне не меньше, чем вам, надоели их заходы, однако правила игры, увы, зависят не от нас. Все, что нам следует помнить, – «Безымянные» духи являются частью многомиллионного счета в банке. Так что готовьтесь к худшему. Что приводит нас к третьему пункту. Реклама должна быть чиста и невинна, в полном соответствии с моральными установками среднего американца. Откровенные оргии в роликах об «Одержимости» вызвали поток критики…
– И поток баксов тоже, – вставил Джинни из отдела маркетинга.
– …а потому не может быть и речи, – продолжал Скотт, не в силах подавить улыбку, – об изображении «откровенно эротических сцен» – попросту говоря, порнухи.
По комнате прокатилась волна возмущения.
– Это же полный крах! – простонал Арт Грингольд. – Духи покупают, чтоб трахаться, – так было и так будет. Правило номер один: «Купи вот это, и тебя затащат в койку!»
– А «Безымянные» духи к тому же словно нарочно созданы для хорошего перепихона, – вставила Флер. – Боюсь, публика будет в легком шоке. По-ихнему, получается: «Купи „Безымянные“ духи, и умрешь девственницей!» Реклама наоборот, да и только.
– По-твоему, вершиной творения является койка с мужиком? – встал с места Эдди Кардиччи. Он был художественным директором Флер. Богато одаренный во всех отношениях, кроме способности самовыражаться, он все еще хранил юношеские идеалы по поводу принципов рекламы. – Я хочу сказать, что экспертами в этом деле были и остаемся мы, а не они. О'кей? И нам за это платят: за наши таланты, за наше искусство. О'кей? И мы не растеряемся ни при каких их требованиях. Да кто мы, специалисты по рекламе или сборище бродяг, черт возьми?!
– Сборище бродяг. О'кей? – с улыбкой передразнил его Скотт. – Есть еще вопросы? Отлично. Тогда за дело. К следующему понедельнику приготовим обзор всего, что у нас есть, а в четверг вечером встречаемся у самолета на Питсбург. Все до одного.
Правление «Консьюма-Корп» находилось в настоящей каменной твердыне, в старом деловом центре города. Здание воспроизводило облик мрачного дворца герцогов Сфорца. «Пожалуй, не хватает только тюремных подземелий», – решила Флер.
– Не поручусь, что здесь их нет, – возразил Эдди.
Господи, как она устала! Устала. Устала. Устала…
На шесть долгих томительных часов они оказались заперты в необъятном конференц-зале, обставленном в стиле голливудских боевиков дубовыми креслами, сиденья которых с каждой минутой все безжалостнее вонзались ей в задницу. Впрочем, ее мозги подвергались не менее жестокой пытке. А от духоты впору было хлопнуться в обморок.
Семерым сотрудникам из «Марсден-Бейкер» пришлось отбиваться от двух десятков хищников из «Консъюма-Корп». Эту встречу можно было сравнить только с настоящим побоищем, в котором клиенты выступали в роли смертельного врага. В который уже раз Флер слезящимися глазами обводила их ряды.
Здесь присутствовал Мак-Плакса со своими Плакальщицами. А также Эдна Ройс из отдела дегустации запахов со своей командой. Парочка производственных менеджеров. А еще директор из отдела планирования будущего – от этого титула Флер обалдела. Интересно, можно ли так же спланировать прошлое? А во главе стола восседала квадратная фигура председателя правления – Льюиса Джея Джиббса. Толстогубый, с блестящей, словно отполированной, лысиной, он мрачно жевал толстую незажженную сигару. Изжевав в мочалку одну, он бросал ее в пепельницу и принимался за новую. Флер сразу поняла, в чем дело.
Толковать с несчастным, только что бросившим курить, – да такое не приснится в кошмарном сне! Вот и Джиббс, судя по всему, готов сорваться в истерику.
А ведь прошел не один час, пока творческий отдел предоставил правлению полный отчет. Был зачитан список двух сотен предлагавшихся названий. А потом в подробностях освещены шесть из них – наиболее удачных.
Среди предложенных Флер было наименование «Шутка».
– Оно удовлетворяет все их запросы, – уверяла она Скотта в понедельник. – И с этим названием мы можем сыграть на… да на тех же шутках, готовя рекламные ролики. Что-нибудь вроде «Не пошутить ли нам?» или «Пусть в вашей жизни будет место шутке». Словом, крути как хочешь. Можно снять парня, который лезет с духами к девчонке под юбку: «Лучшее место для „Шутки“ – это…»
