Текст книги "Одинокие женщины"
Автор книги: Фреда Брайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Забудь об этом, Флер.
– Ах да. Ну, зато мы с Эдди предложили ролик с развеселой длинноволосой блондинкой, которая танцует на лугу, «заросшем» воздушными шариками. Такая поющая, воздушная.
Получив от Скотта добро, Флер с Эдди принялись разрабатывать этот вариант и провозились чуть ли не до самого отлета в Питсбург.
На последнем совещании Скотт решил начать именно с их варианта:
– Начнем с тебя, Флер. Когда он посмотрит остальное дерьмо, может быть, твоя «Шутка» покажется ему лучшей?
– Спасибо за комплимент, – обиженно отвечала Флер. – Черт побери, разве можно создать что-то стоящее за неполную неделю?
И вот она начала презентацию, глядя, как Льюис Джей Джиббс размалывает в кашу очередную сигару.
– «Шутка», – провозгласила Флер, поднимая броский красно-белый транспарант.
– «Шутка»? – прочел председатель. – Вы что же, собираетесь обозвать наши духи шуткой?
– Да, сэр, – подтвердила Флер. И в течение последующих пяти минут закатила лекцию о конкурентоспособности шуток. Как это своевременно – взять на вооружение новый образ мышления, все шире завоевывающий умы средних американцев, ведь именно сейчас, в эпоху технической революции, коренным образом меняется сам образ жизни.
Это была откровенная ерунда, словоблудие, но Флер справилась виртуозно. Однако недостаточно хорошо, коль скоро Льюис Джей Джиббс проявлял признаки явного нетерпения, все чаще меняя изжеванные сигары. Да уж, с Льюисом Джеем явно были шутки плохи.
– О'кей, красотка, – пробурчал он. – Показывай рекламу.
Эдди торопливо развернул яркий плакат.
– Эта девушка… – начала было Флер.
– Я не слепой.
Она заткнулась, пока Льюис Джей разглядывал картинку. Никто не произнес ни звука.
– А почему воздушные шары не лопаются? – наконец спросил он.
Флер забормотала, что картинку не надо воспринимать буквально, что…
– Глупости, – перебил Джиббс. – Девчонка скачет по шарикам, стало быть, они должны лопнуть. Это глупость. О'кей, что еще у вас есть?
А дальше пошло-поехало. Все творческие предложения были методично отвергнуты и втоптаны в грязь. Потом пришел черед предложений по маркетингу. В этой области Флер ничего не понимала да и не хотела понимать: это дело технарей. А она устала, устала, устала.
Специалисты по маркетингу горячо обсуждали свои дела, обмениваясь репликами на том странном жаргоне, который был понятен только им одним. Эта часть производственных совещаний всегда была самой мучительной. Ты уже сделал все, что мог, а смыться нельзя. Тебе положено смирно сидеть, с восторгом глядя начальству в рот и делая пометки в блокноте.
Сидевший рядом Эдди успел исчеркать уже не одну страницу. Флер разглядела, что он рисует собак. В основном пуделей. Через некоторое время перешел на кошек. Флер иногда подбрасывала ему записки: то смешные, то язвительные, они помогали скоротать бесконечные часы заседаний. Вот и сейчас она писала:
«Помогите! Плаксы держат меня в плену на тринадцатом этаже в „Консъюма-Корп“!»
Флер показала записку Эдди. Он улыбнулся. А потом она скомкала листок и сунула в карман. Развлекаться рисованием, как Эдди, конечно, веселей, но, увы, дар художника в ней начисто отсутствовал.
И тогда она принялась мечтать о том, что будет в предстоящий уик-энд. Уже в который раз мысленно просмотрела свой гардероб, в итоге остановившись на ярко-алой воздушной блузке и плотной темной юбке. Превосходно подойдет для субботнего вечера. Алекс еще не видел этого туалета (увы, они так мало выходят на люди!), а цвет бесподобно ей идет! Рядом с ней, Флер, сразу станет видно, что Розмари начисто лишена вкуса.
Флер подобрала и все остальное: туфли, макияж, даже чулки – и не могла отделаться от чувства, что чего-то недостает. Самой оригинальной деталью туалета был расшитый пояс, а ведь его не будет видно за столом. Значит, ей нужно… о да! Ей нужны блестящие серьги. Длинные. Может быть, до самых плеч. Лучше всего серебряные.
Если бы только кончилось это проклятое совещание, она успела бы заскочить к Кауфманну и прикупить что-нибудь новенькое. Вроде бы бижутерию у них продают на первом этаже. Заскочить и выскочить. Это займет всего пару минут.
Одышливая дама развернула распечатку длиной чуть ли не в весь стол для заседаний.
– Душновато! – пропыхтел Джиббс.
И все ринулись открывать окна.
– О'кей, ладно, – сказал он. – Вернемся к делу.
Флер покосилась на распечатку с упавшим сердцем. В заголовке значилось: «Приложения по маркетингу». И состояла она не меньше чем из восьмидесяти страниц. Цифры в строчку. Цифры в колонку. Маленькие циферки величиной с булавочную головку.
Она сейчас сдохнет! Сдохнет от истощения, от старости. И что хуже всего – сдохнет одинокой: древняя, трясущаяся старуха, упустившая свой единственный шанс только оттого, что не успела прикупить подходящие серьги к платью, чтобы околдовать своего мужчину.
– Пункт первый, – раздалось в зале. И как по команде распахнулись все тридцать блокнотов. Еще час прошел в бесконечной нудятине, изредка прерывавшейся лишь краткими походами к кофейнику. Три часа пополудни, четыре часа пополудни, а впереди еще не меньше половины доклада. До которого часа открыто у Кауфманна?
Было уже почти пять, когда Флер снова отправилась за кофе и задержалась на минутку у окна, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дьявол их забери! Еще час, и у нее изо рта пойдет пар. Какого черта она тут торчит?! Лучше бы отправиться куда-нибудь с Алексом. Заняться с ним любовью. Или позагорать в Акапулько. Или и то и другое. Она покосилась на остальных. Три десятка отсиженных задниц, прикованных к скамье пыток. Шестьдесят налитых кровью глаз, следящих за булавочными головками.
Она чувствовала себя беспомощной, пойманной в ловушку, словно муха в янтаре. В голове роились мысли – одна отчаяннее другой. Самой заманчивой была внезапная мгновенная смерть Льюиса Джея Джиббса. И чтобы ни один суд не признал ее виновной. Ей все равно нечего терять, кроме… кроме чего? Как говорит Скотт, в худшем случае она будет схвачена, и Алекс явится ей на выручку. В итоге все не так уж плохо!
Тихонько вытащив из кармана смятую записку, она пристроила ее на подоконник и шмыгнула на свое место.
Минутой позже в конференц-зал проник легкий сквозняк. Вызов был брошен.
– О'кей, о'кей, стало быть, кто-то сидит тут против воли? – взревел председатель.
У Флер был не менее пораженный вид, чем у остальных.
Буря бушевала не менее десяти минут, пока не пришли к выводу, что это чья-то неудачная шутка. («Наверное, это одна из дебильных секретарш, – решил директор планирования будущего. – Вот погодите, я до нее доберусь!») Собрание безвозвратно утратило торжественный стиль.
– О'кей, – пробурчал Джиббс. – Давайте считать день оконченным.
* * *
В лифте Флер оказалась рядом со Скоттом. Он шепнул:
– Ты ходишь по самому краю, детка.
– Кто – я?! – Невинно мигая, Флер выскочила из лифта.
Около шести часов она уже инспектировала прилавки у Кауфманна. Выбор оказался на удивление богатым. Душа разрывалась между длинными серебряными серьгами и подвесками из коралла.
– И я сама не знаю, чего хочу, – улыбнулась она продавщице. Девушка улыбнулась в ответ. – Решения, решения, – продолжала Флер. – Пожалуй, надо подумать. – Продавщица, подавив зевоту, посмотрела на часы. Этого было достаточно, чтобы Флер успела сунуть в сумочку серебряные серьги. – Спасибо, – шепнула она.
«И тебе спасибо, Кауфманн!» – добавила она про себя. Оказавшись в безопасности на улице, девушка облегченно рассмеялась. Да и что, собственно, с нею могло приключиться? В худшем случае запретили бы впредь заходить в этот магазин. Делов-то!
Ведь если только все пойдет как надо, ей никогда в жизни не надо будет больше ездить в Питсбург. Никогда-никогда!
«Вестпорт, Коннектикут, вот куда я буду ездить!»
Глава 15
Он блистал образованием. Успешной карьерой. Изощренным умом. Интеллигентностью. А кроме того (если верить видеопленке), был красив как черт. Первой реакцией Берни было удивление: если он такой потрясающий, то почему до сих пор не женат? Она тут же получила ответ, с которым трудно было спорить. Возвращая кассету с пленкой консультанту, она сказала:
– Вот этот. Я хочу с ним познакомиться.
– Великолепно. Ибо он умирает от нетерпения, желая познакомиться с вами!
Да, именно этот, снова подумала Берни, когда через пару дней к ней постучался Роджер Ноланд.
Стройный, мускулистый, с тонкими правильными чертами лица и иссиня-черной шевелюрой – во плоти он оказался еще красивее, чем на пленке. Одет в превосходно сшитый строгий серый костюм, как бы подчеркивавший серьезность намерений, и держал в руках роскошный букет.
– Хотя на видеопленке вы отрекомендовались независимой женщиной, я все же взял на себя смелость преподнести цветы. Вас это не обидит?
– Нисколько, – приподнято отвечала Берни. – Наоборот, очень приятно увидеть, что в мире еще существует галантность. Вы не откажетесь чего-нибудь выпить?
Он улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы:
– По-моему, этот вопрос излишний.
Одни мужчины живут мечтами. Другие – планами. Роджер Эллис Ноланд относился к последнему типу. Тридцать пять лет назад он появился на свет в Оклахома-Сити и вырос в весьма тепличных условиях. Его отец занимался страховыми операциями, мать торговала недвижимостью, и оба родителя постарались вложить в сына ту систему ценностей, которая, по их мнению, могла бы обеспечить успех во взрослой жизни. Мать постоянно повторяла ему эти «три составляющих»: терпение, смекалка, верные планы. Она могла бы также добавить туда практицизм, потому как Роджер с младых ногтей продемонстрировал недюжинную способность моментально находить кратчайшее расстояние между двумя точками. Теорией он интересовался мало, ему были нужны только результаты. Благодаря математической одаренности и смекалке он окончил школу одним из лучших, а затем отточил свое мастерство в заведении Карнеги.
– На мое счастье, тут как раз кончилась война во Вьетнаме, – разглагольствовал Роджер. – Иначе все мои планы пошли бы коту под хвост.
Окончив технический колледж, он поступил на службу в фирму «МС» («Международные системы») в качестве технического консультанта.
– Два года я устанавливал компьютеры в Гвинее, год в Нигерии и еще год в Уганде, а последние три – в Саудовской Аравии.
Роджер пояснил, что, по меркам «МС», это были самые «дерьмовые места», но тут как в дипломатическом корпусе: хочешь добиться успеха – начинай с низов. А кроме того, он успел приобрести незаменимый «жизненный опыт». Больше всего ему понравились арабы. Они превосходные бизнесмены и схватывают все на лету.
– Плохо только то, что там отсутствует какая-либо общественная жизнь. Никаких развлечений. Не то чтобы я любил поэзию и всякое такое. Но при случае я не прочь и прошвырнуться по барам, и заглянуть на бродвейское шоу. А там и речи быть не может про ночную жизнь. Понимаете, за всем следит полиция нравов, и их моральные нормы должны соблюдать не только сами арабы, но и иностранцы. За несчастную бутылку вина можно угодить прямиком за решетку. Не говоря уже о сексе.
Многие из товарищей Роджера не выдержали и нарушили правила, тогда как он решил держаться до конца. Разве пара часов развлечений стоит неприятностей, связанных с депортацией?
– К тому же это их страна, а не наша, – заметила Берни.
– Совершенно верно. Но главное – то, что в «МС» не очень-то жаловали сотрудников, замешанных в скандале. – Он рассмеялся. – Да и тамошние красотки не настолько хороши, чтобы стоило с ними путаться. Черта с два!
– Просто лагерь для юных скаутов какой-то, – посочувствовала Берни. – И как же вы там выжили?
Он до изнеможения играл в теннис, много читал и каждые шесть недель выезжал на несколько дней в Лондон.
– Вино, женщины и по возможности несколько новых фильмов, – с неподражаемым добродушием разглагольствовал Роджер. – А потом обратно к арабам, блюсти нравственность.
И вот наконец-то его терпение вознаградилось предложением заниматься работой в домашнем офисе. Конец командировкам, конец москитам и изнурительной жаре: отныне только Нью-Йорк. До сих пор его личная жизнь буксовала, и он намерен наверстать все: жениться, обзавестись детьми и далее преуспевать в фирме. Он весьма осторожно выбирал себе место.
– Мне нужен был отдел с не очень молодым шефом, иначе я мог бы состариться, ожидая повышения. Но и слишком старый мне не подходил, ведь нужно время, чтобы набраться достаточно опыта и его заменить. Если все пойдет по плану, к девяностому году я стану вице-президентом, к девяносто пятому – первым вице-президентом, ну а дальше – прыжок на самый верх! – Он перевел дух и неуверенно пожал плечами. – Наверное, такие далеко идущие расчеты могут резать слух творческой натуре, Берни, ведь наши профессии так различны. Вам, наверное, нравится свобода…
– Ах-ах! – перебила она. – Нет нужды извиняться. Когда речь идет о карьере, я становлюсь очень даже прагматичной и расчетливой.
Ее собственные далеко идущие расчеты помогли только что добиться постоянного времени в эфире и собственного кабинета в студии. Она призналась, что попросту одурачила Хи Фейнстейна. Взяла его на мушку, а он и не понял, что пистолет-то игрушечный.
– Находчивая леди.
– Спасибо. Знаете, что самое забавное? Я начала работу в ВИЗ примерно в то же время, что и вы у себя в фирме. Выходит, у нас обоих ушло семь лет на тяжкие труды.
– Как у библейского Иосифа.
– Еще бы, ведь он зарабатывал право жениться, – заметила Берни и тут же поняла, что то же делал и Роджер.
Он оказался превосходным партнером – представительным и не лишенным романтической жилки. Они потанцевали в Радужном зале, побывали на скачках в Центральном парке, пили шампанское на пароме на Стэйтен-Айленде и любовались закатом над тарелкой лукового супа во французском ресторане.
– Как вам удалось так хорошо узнать Нью-Йорк? – удивилась она.
– Надо же было чем-то заниматься, пока я маялся у арабов. Подчас просто удивительно, сколько всего можно узнать из книг.
Роджер всегда являлся одетым сообразно случаю. Всегда выбирал нужный ресторан и не забывал развлекать ее с завидной методичностью. Порой его юмор отдавал чем-то знакомым (однажды Берни даже уловила сходство с прочитанной когда-то книжкой), но ей нравилось его общество. Благодаря Роджеру она снова обрела уверенность в себе, почувствовала собственную значимость. Он постоянно дарил ей цветы, охотно смеялся ее шуткам.
И все это после пренебрежительного панибратства Стива! Ее слушали в оба уха. С ней носились как с писаной торбой.
Берни твердила себе, что это просто головокружительная связь, ну совсем как в кино. И если даже подчас сценарий казался уж слишком выстроенным, в том не было ничего плохого, ведь концовка известна – счастливая пара Берни и Роджер рука об руку на фоне заката. Мягкий фокус. Музыка стихает. Туман. Конец фильма.
Однажды она затащила Роджера к себе на студию – похвастаться перед друзьями и начальством. Он произвел настоящий фурор.
– Ого! – ахнула Биа Зиммерман. – А как насчет еще одного? Нигде не завалялся?
– Ищи себе сама, – ответила польщенная Берни.
Словом, Роджер прошел все испытания. Внимательный, чуткий, с превосходными манерами всегда послушного сына, он в то же время обладал достаточным чувством юмора, чтобы не удариться в помпезность. И когда Берни прошлась по поводу стандартности его взглядов, заметил:
– Ты же знаешь, кто я. Среднестатистический американец до мозга костей.
И вдруг в какой-то момент машина забуксовала.
С самого первого свидания Роджер действовал по явно заранее составленному расписанию. Вечер первый: беглое касание губами. Вечер второй: несколько легких поцелуев и объятия. На третий вечер в ход пошли языки. На четвертый он ласкал ей груди.
Так, малыми порциями, они взаимно осваивали тела друг друга – насколько это можно было сделать не раздеваясь. Берни всеми доступными ей средствами постоянно давала понять, что не возражает против дальнейшего, но Роджер вдруг встал на нейтральную позицию. Судя по всему, не предвиделось ни секса, ни предложения руки и сердца.
Что же случилось? Берни запаниковала. Уж не скрытый ли он извращенец? А может, голубой? Или импотент? А что, если… у Берни по спине забегали мурашки… у него есть другая?
Они встречались дважды на неделе и каждый вечер в воскресенье. Он обязательно звонил в те дни, когда не видел ее. Но это ровным счетом ничего не значило. Ведь с «другой» он мог встречаться по понедельникам-средам-пятницам. Это на Ближнем Востоке Роджер должен был блюсти мораль, а не в Нью-Йорке!
В тех случаях, когда у них шел разговор о браке – о браке вообще, а не между ними, – он ясно высказал свои критерии. Его будущая жена должна быть привлекательной, обеспеченной, независимой, общительной и разумной особой. Берни чувствовала, что подходит ему по всем статьям, более того, и он тоже подходил ей. И все же роман забуксовал. Кошмар какой-то.
Всего пару дней назад она хвасталась напропалую, сидя в кафе «Карнак».
– Мужик что надо, – ее голос звенел от торжества, – и от меня без ума.
Подруги алчно требовали подробностей.
– Когда же я с ним познакомлюсь? – восклицала Розмари и тут же решила пригласить влюбленную парочку на уик-энд в Вестпорт. – Там будет Флер и кое-кто ей в компанию. Может быть, там же и объявите о помолвке.
Но Берни была неумолима. Она не дура: показывать Флер такое сокровище до того, как заякорит его поосновательней. Недельки через две – еще куда ни шло.
А Роджер ни с места. Уж не ляпнула ли она чего лишнего? Или сделала что-то не так? Ну, в конце концов он мог бы объясниться или хотя бы разругаться и порвать отношения, но он не делал ни того, ни другого.
И вот, в начале этой недели, она вроде бы докопалась до сути дела. Выпал первый снег, и Роджер, выйдя на улицу, слепил снежок и бросил в нее.
– Меткий выстрел! – похвалила Берни.
– Я сейчас в самой лучшей форме, – ответил он, криво улыбнувшись. – Весной от меня никакого толку. Жуткая сенная лихорадка. Ни в апреле, ни в мае я недееспособен. Зато во всем остальном, Берни, я здоров как бык. Да. Могу даже принести справку о полном здоровье.
То ли ей показалось, то ли в его глазах действительно промелькнуло нечто значительное? Берни думала об этом весь следующий день на работе.
«Справка о полном здоровье». Вряд ли это случайная фраза, Роджер ничего не делает просто так. И тут до нее дошло. Ну конечно! Он ожидает справку о здоровье и от нее!
Берни почему-то вспомнила, что перед бракосочетанием особ королевской крови невеста обязана пройти осмотр у врача и предоставить свидетельства своей девственности. Ну, в наше время кого волнует девственность, зато появилась масса других проблем. Один СПИД чего стоит! И если дело именно в этом…
И вот в один прекрасный вечер Берни и Роджер отправились поужинать в дымную забегаловку на Спринг-стрит. В душном полумраке они почти не видели глаз друг друга, кафе словно нарочно было создано для влюбленных, желающих обменяться секретами.
– Роджер? – шепнула она, когда подали бренди.
– Да, Берни, – отвечал он, лаская кончиками пальцев ее запястье. В дальнем конце зала раздались мягкие звуки блюза.
Она наклонилась и шепнула что-то ему на ухо.
– Тебе нет нужды это делать.
– Если хочешь, я могу показать тебе результаты анализа крови. Они у меня в сумочке.
В ответ он ласково поцеловал ее ладонь:
– Ты замечательная женщина, Берни.
– Спасибо. Ты тоже кое-чего стоишь.
– Тогда еще один вопрос. – Он возбужденно рассмеялся. – Ты веришь в необходимость секса до свадьбы?
– Несомненно!
– И после свадьбы тоже?
– Какого черта мы торчим здесь, Родж? – Берни чуть не визжала от восторга. – Расплатись поскорее, и поехали домой!
Роджер оказался превосходен и в постели. Весьма искушенный, но в то же время не утративший любовного пыла мужчина.
– Господи! – шептала она, гладя его ягодицы. – Какое у тебя прекрасное тело!
– У тебя тоже. Просто великолепное. Нет, не переворачивайся, душа моя, и не сдвигай ноги.
Получасом спустя она замерла, довольная, у него на груди.
– Только не вздумай уверять меня, будто научился этому в Саудовской Аравии!
– «Розовый сад», – он игриво ущипнул ее за бок, – иллюстрированный выпуск, страница восемьдесят шесть. Чем еще я мог заняться в бесконечные одинокие ночи?
Уже на следующий день они официально обручились.
Глава 16
Отличительной чертой дома Маршаллов являлось то, что он так и не обзавелся именем собственным.
– Это – «Роза ветров», – просвещала Розмари Флер по дороге от вокзала. – А вон та громадина в готическом стиле – «Королевский парк». По-моему, звучит претенциозно для тех, кто составил капитал, торгуя коврами.
Флер впитывала все как губка, словно впервые очутившись в Вестпорте. Еще бы, ведь отныне этот город был для нее волшебным: здесь обитал Алекс, здесь она надеялась вскоре обзавестись своим «домом».
Она не имела представления, можно ли называть эти дома усадьбами – ведь настоящие усадьбы видела только в рекламных проспектах, – однако, даже несмотря на безвкусную вычурность некоторых из них, здесь явно витала аура спокойной обеспеченной жизни и стабильности. «Так останется навеки» – словно было вырублено на фасадах. Сквозь оголившиеся ветки стали видны места, служившие для летних забав: бассейны, уже закрытые на зиму, теннисные корты, а кое-где даже конюшни. Здесь каждый был волен воплощать плоды своей фантазии в стекло, бетон и дикий камень.
Флер взирала на все это с вожделением. Она непременно обзаведется вот таким греческим портиком с белыми колоннами. Нет, лучше миленький домик в стиле Тюдоров с павильоном. У нее разбегались глаза при виде все новых причуд архитектуры. Да, здесь живут счастливчики.
Как же это все отличалось от Уотервилла, где прошло ее детство! Как будто эти два городка расположены на разных краях света. Мрачный Уотервилл с его заводами принадлежал новоанглийским пуританам и сезонным рабочим из Канады (таким, как ее отец и последовавшая за ним череда «отчимов»), за гроши трудившимся на бесчисленных текстильных фабриках. В свое время и в Уотервилле имелось несколько таких же вот усадеб – их звали «домами на холме», – но те дни давно миновали. Центр текстильного бизнеса сместился на юг, и роскошные особняки пришли в запустение, так же как и центр города. На той улице, где выросла Флер, дома были тесными и некрасивыми – деревянные уродцы, выстроившиеся вдоль железнодорожных линий, с развешанным вокруг бельем и исцарапанным линолеумом на полу.
Еще ребенком Флер страстно желала вырваться отсюда, буквально грезя наяву о тех местах, где звучит музыка и смех, а сытые люди носят красивую одежду. Она представляла себе эту роскошную жизнь по новым фильмам и тем самым коммерческим роликам, которые теперь производила сама для оболванивания покупателей. Поначалу Нью-Йорк захватил ее, однако со временем розовая пелена развеялась. Город оказался полон мрака и даже опасностей. А музыки стало вовсе не слыхать.
Проезжая по ухоженным улицам Вестпорта, она чувствовала себя несчастной нищенкой, словно приехала сюда из третьего мира. Десять лет изнурительного труда не принесли ничего по-настоящему ценного: ни дома, ни земли. Ее адрес в Ист-Сайде звучал вполне презентабельно, но на деле она жила все в такой же тесной квартирке, как и в Уотервилле, разве что обставленной побогаче.
Из Розмари, как из рога изобилия, сыпались сведения про владельцев особняков и про то, как им достались деньги.
– Вот этот, «Весенний сад», хоть сейчас можно на выставку. Здесь цветут самые красивые азалии, так что название вполне подходит. Флер, а как бы ты назвала свое имение, если бы оно у тебя было?
– Мое.
– Извини, что ты сказала?
– Я сказала, – отчеканила Флер, – что назвала бы его «Мое».
– Ясно, – хихикнула Розмари. – Ну и названьице. Очень остроумно. Тебе надо проявить свои творческие способности и придумать название для нашего дома.
Она затормозила на перекрестке, легко и уверенно управляясь с рулем затянутыми в лайковые перчатки руками.
– А ты отлично водишь машину, – заметила Флер.
– Спасибо. Здесь без машины пропадешь. Ты ведь умеешь водить, Флер?
– Нет. Ни разу не пробовала.
– Не может быть! Боже! Я почему-то думала, что мы все имеем права, хотя, конечно, тебе нет особой нужды в машине, чтобы перемещаться по Манхэттену. Представляю к тому же, сколько там будет стоить гараж.
Розмари свернула на свою улицу, в то время как Флер пережевывала ее замечание. Нет, у нее никогда не было ни машины, ни водительских прав. И это тоже можно было добавить к списку различий между Флер и богачами, населявшими Вестпорт. Неумение водить машину – клеймо урожденной нищенки. Всю жизнь она была в толпе пассажиров, а не в кресле владельца. Она поклялась, что уже в понедельник, вернувшись в Манхэттен, первым делом устроится на курсы водителей, в конце-то концов здесь ведь пропадешь без машины… И она представила, как каждый день встречает Алекса на вокзале.
– Ты сегодня мрачнее тучи, – заметила Розмари, проезжая по аллее к дому.
– Извини. – Флер стало неловко. – Обещаю не поддаваться плохому настроению.
Выбравшись из машины, она залюбовалась на обшитый деревом дом Маршаллов, крытый красной черепицей. Французская ферма в сорока милях от Нью-Йорка. Это само по себе чудо. Опытным взглядом Флер прикинула, что Алексу пришлось выложить не меньше полумиллиона баксов, чтобы Розмари, как какая-нибудь Мария-Антуанетта, могла изображать простодушную пейзанку.
– Назови его Трианон [10]10
Трианон – замок французской королевы Марии-Антуанетты.
[Закрыть], – лукаво улыбнулась Флер.
На пороге поджидал Алекс.
Остаток дня прошел в простых сельских забавах: сначала прогулка по лесу (Флер с ужасом поглядывала на свои приобретенные за баснословную сумму у Феррагамо туфли – вряд ли они переживут подобное обращение!). Затем возвращение обратно с целью «обогрева»: выпивка и горящий камин.
«Недоносок», как обозвала Флер Ллойда Хейджмана, оказался низеньким плотным мужчиной, вежливым и самоуверенным. Флер тут же решила, что в любом случае не стала бы охмурять парня, который носит кальсоны и зарабатывает на жизнь зубной болью. Гораздо любопытнее было понаблюдать за Алексом в роли хозяина и мужа.
Он отлично знал свои обязанности: принял у них плащи, смешивал коктейли, заполнял паузы в беседе.
– Давай-ка их сюда, – приговаривал он, снимая с Флер окончательно испорченные туфли. – Я отнесу их на солнышко, сохнуть.
Насладившись ласковым прикосновением его рук, она сказала:
– Не лучшая обувь для лесных прогулок.
– Полевой воробей, городской воробей, – пропел Алекс, в то время как Розмари начала накрывать на стол.
Флер следила за ними, не упуская ни одной мелочи. Да, что бы там ни было, Маршаллы работали слаженной командой, когда нужно было накормить гостей. Едва заметный кивок, обмен взглядами – и все было понятно. Прожитые вместе годы позволяли действовать уверенно и в полном согласии. Флер ехала сюда в смутной надежде стать свидетелем если не открытого конфликта, то хотя бы напряжения, витавшего в атмосфере этого дома: стычке темпераментов или даже пары-другой размолвок. А вместо этого застала превосходно функционирующую, смазанную и отрегулированную машину.
Флер стало неуютно. До чего же отвратительно женатым оказался Алекс! Она с трудом верила самой себе. Разве это одомашненное создание могло быть тем дикарем, который трахал ее до изнеможения?! Сегодня он вел себя совершенно по-иному. Флер безуспешно старалась уловить хотя бы намек на его чувства. Интересно, удастся хотя бы разок его поцеловать?
Пока Розмари копошилась на кухне, в гостиной появился пятилетний Крис, важно тащивший поднос с закуской.
– Наш добровольный помощник, – засиял Алекс. – Ну что, братцы, налить вам еще по бокалу?
– По-моему, – со значением сказала Флер, намекая на тот первый вечер в Питсбурге, – мне следует заказать «Маргариту»!
– Полагаю, это вызов моему искусству бармена, – не сморгнув глазом отвечал Алекс. – Ллойд, а ты? – После чего принялся готовить выпивку для жены: бурбон с водой, но безо льда.
– Давай я отнесу. – Флер перехватила бокал и скрылась в кухне. И это было стратегической ошибкой. Даже дураку ясно, что сравнение этой кухни с ее собственной неожиданно потянет чашу весов в пользу Розмари. Та в эту минуту как раз вынимала из духовки противень с пирожными.
– А ну-ка, попробуй, пока теплые, – предложила Розмари. – Ну и как тебе понравился Ллойд Хейджман?
Флер, совершенно подавленная, пробормотала в ответ нечто невразумительное. Кухня Розмари была необычайным местом. Здесь так чудесно пахло: свежие приправы, сыр, масло. Куда лучше «Безымянных» духов, а возможно, и намного более возбуждающе, с точки зрения мужчин. Она прошлась по кухне, потихоньку жуя пирожное, бесцельно поднимая и переставляя то одну вещицу, то другую, подчас понятия не имея об их назначении. Да, пожалуй, Флер Чемберлен не способна управиться не только с машиной, но даже с кухней. Она механически откусила еще пирожного. Восхитительно.
Попытка отвоевать Алекса потерпела крах, еще не успев начаться. Диана права, они действительно никогда не бросают жен, которые обеспечивают такой комфорт и уют.
Да и вообще вряд ли бы она решилась подкладывать свинью своей старинной подруге, если бы не та чертовщина, которую умудрялся вытворять с нею Алекс Маршалл в койке. Изнемогая от чувства вины, Флер на миг захотела немедленно исповедаться, избавиться от гнетущих совесть секретов. Все ее существо кричало о том, что она сожалеет. Сожалеет о том, что решилась связаться с мужем Розмари. Сожалеет о собственной несчастной жизни.
«Я вела себя как скотина! – рыдала ее душа. – Пожалуйста… простите меня!..»
Но вместо этого она нервически схватила первую попавшуюся штучку из дерева. На одной из ее стенок был вырезан ангелочек.
– А это что, Розмари, рождественская игрушка?
– Это старинная сбивалка для масла. Мы купили ее прошлым летом во Франции.
– Очень милая. – Голос Флер дрогнул от алчности. – У тебя полно всяких забавных вещиц.
– А я и не знала, что тебя интересуют предметы домашнего обихода.
– Век живи – век учись, – вздохнула Флер.
– Ну, знаешь, Флер, – начала Розмари, присев на край стола со своей выпивкой, – Ллойд Хейджман, конечно, не принц, но и не такая уж легкая добыча. По местным меркам, он довольно лакомый кусочек, ведь мужчин всегда не хватает. И как только кто-то разведется или овдовеет, у него отбоя нет от приглашений. У всех в округе найдется незамужняя сестра, или дочь, или – как у меня – старинная подруга. Конкуренция просто бешеная. Тебе еще повезло, что он так быстро ответил на мое приглашение.
– Мне повезло?.. – Неужели в голосе Розмари на самом деле проскользнула издевка – или Флер показалось? Она постаралась утихомирить закипавший в душе гнев. – Во всяком случае, мной этот твой «лакомый кусочек» совершенно не интересуется.
