Текст книги "Берсеркер. Сборник. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Фред Сейберхэген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 169 страниц)

Вслед за Андреасом вступили Гус Де Ла Торре и Селеста Серветус, их запястья были связаны за спиной. Одеты они были во все белое, на головах у них были надеты венки из живых цветов, которым суждено было быть разбросанными на полу для увядания. Далее следовали четыре жреца из Внутреннего круга, на которых ради намеченного обряда также были надеты платья красно-черного цвета, тоже перепачканные кровью, как и у Верховного жреца.

Андреас и остальные четверо, выполнявшие обряд жертвоприношения, начали совершать привычные поклоны и петь литаний, в то время как жертвы, как обычно, наблюдали это с неуверенностью и нарастающим страхом. Берсеркер давно заметил, что применяемые в этих ритуалах слова и действия несколько изменялись, пока шли стандартные столетия и долгие планетарные годы. Однако постепенно они становились все более замысловатыми. Сейчас он был спокоен. Он давно понял, что чем меньше он говорит во время церемонии, тем лучше. Тем самым он не только уменьшает риск смутить своих почитателей и нарушить их иллюзии, произнеся что-то, не совпадающее с их непостижимым психологическим настроем, но и увеличивает свою важность и значительность, которую так ценят люди и тем выше, чем реже он высказывается.

Двое жрецов взяли музыкальные инструменты и теперь ритм барабана и завывание трубы смешались с песнопением. Музыка воздействовала и изменяла ритм альфа – волн мозга, а также ритмы других биологических процессов у всех присутствующих людей.

– Гус, помоги мне! Помоги! О, боже! Нет, нет не-е-е-ет!

Так закричала женщина, полностью разглядев, наконец, покрытый пятнами алтарь, расположенный как раз перед ней, и, очевидно, осознав его назначение, как раз в тот момент, когда два жреца, которые не играли на инструментах, приблизились, чтобы сорвать с нее венки и одежды и приковать ее цепями на камнях. Берсеркер спокойно взирал, не смогут ли Гус или Боже (кем бы ни были эти объекты) прийти на помощь женщине, хотя из опыта, насчитывающего семнадцать тысяч двести шестьдесят один случай подобных воплей о помощи, он знал, что такая вероятность была исчезающе малой. Женщину прикрепили к алтарю и помощь не пришла к ней. Ее пронзительные крики не прекращались, когда Андреас вытащил острый инструмент и удалил из ее живого тела наиболее близко связанные с воспроизводством жизни и питанием младенцев органы. Он бросил их перед берсеркером, демонстрируя символический и подлинный триумф смерти над самими источниками жизни. Затем более глубоко было произведено вскрытие ее живота и из ее организма извлечен центральный кровеносный насос, после чего женщина почти мгновенно прекратила функционировать.

Теперь наступило время второй жертвы лечь на алтарь.

– Нет. Послушайте, друзья мои, я с вами. Нет, нет. Только не я. Ну как это так? Подождите. Давайте поговорим, вы делаете ошибку. Я буду за вас! – И вслед за этим бессловесный, безнадежный крик, когда его ноги были выдернуты из под него и его голого швырнули на камни.

Зачем должен мужской организм продолжать такую отчаянную борьбу, когда он должен ясно понимать, что шанс благоприятного результата такой борьбы уже астрономически мал? Но вот, наконец, мужчина прикован цепями.

– Я буду вам помогать! Я сделаю все, что вы захотите. О! А! Нет! Пожалейте меня, пожалуйста... – Еще один крик и его органы воспроизводства также удалены и брошены в кровавое месиво женских частей и затем ткани его живота разошлись под острым ножом в руках Верховного жреца, а затем его сердце, еще пульсирующее, протянуто в дар богу Смерти.

– Это хорошо, это приятно, – произнес берсеркер, обращаясь к пяти покрытым кровью и сияющим от счастья мужчинам, умиротворенно стоявшим перед ним.

Стихли барабан, труба и голос. В комнате воцарилась тишина. Пятеро, продолжавших нести на себе груз жизни, постепенно переходили в состояние эмоционального расслабления.

– Я удовлетворен, – повторил берсеркер. – Теперь ступайте и подготовьте перемещение звездолета ко мне сюда, чтобы мы смогли начать подключение моих проводов к его системам управления. Только когда это будет сделано, сможем мы начать перестройку его двигателя.

– Сегодня или завтра, О, Смерть, мы доставим тебе звездолет, – сказал Андреас. – Как только мы убедимся, что Лашез может уверенно управлять им, мы опустим его в эту шахту. Завтра мы также приведем сюда новую человеческую жертву.

– Это будет хорошо. – В этот момент берсеркер обнаружил вероятность новой проблемы. – Многие ли из ваших людей удивлены или любопытствуют относительно корабля? Есть ли беспокойства из-за его появления?

– Некоторое любопытство замечено, о, Смерть, но я с этим разберусь. Сегодня в полдень произойдет событие, после которого люди не смогут ни о чем другом ни думать, ни говорить. Торун выйдет в город и проявит свою силу.

Берсеркер попробовал вычислить возможные результаты такого события и обнаружил, что не может успешно справиться с многочисленными абстрактными фактами. – В прошлом ты всегда с осторожностью выпускал Торуна напоказ.

– Лорд Смерть, толпа не сочтет божественным созданием никого, ежедневно появляющегося на улице. Однако будущее Торуна в любом случае недолговечно. Самое большое – одна тридцатая жизни старого человека – и народам этого мира больше не будет нужен никакой бог, вернее никакой бог, кроме тебя.

Берсеркер решил в этом вопросе довериться своему доброму прислужнику. До сих пор он никогда не подводил своего бога. – Пусть будет так, верный Андреас. Продолжай служить Смерти так, как считаешь лучше.

Андреас низко поклонился и вслед за этим люди начали ритуал прощания, куда входила и уборка сотворенного им беспорядка.

Берсеркер привычно рассчитал, что за сегодняшний день прибавились две смерти, что было хорошим, хотя и скромным достижением. Однако, как обычно, при этом затраты времени и энергии на ритуальные жертвоприношения были значительными, а это было уже нехорошо.

Берсеркер никогда не требовал ни боли, ни страха. Убийство, простое убийство без конца, до тех пор, пока жизнь еще существует – вот все, что он хотел. Он совершенно не требовал, чтобы кому-то причиняли боль, которая по сути была проявлением жизни и, следовательно, для него была злом.

Он позволял проведение пыток только потому, что причинять другим боль так нравилось людям, которые служили ему.

XII

Два финалиста турнира все еще продолжали ждать за городскими воротами.

– Томас, почему с нами так обходятся? Совсем не обращают внимания. Почему мы должны здесь ждать, словно торговцы или музыканты, или актеры, без всяких почестей? Разве мы не стали теперь почти богами или же это просто какая-то последняя стадия испытания?

– Мой глупый высокородный друг! – произнес Томас с симпатией и продолжил после долгой паузы. – Ты еще всерьез думаешь, что там есть боги?

– Я – Фарли давно уже не мог усидеть на месте от беспокойства, а тут он вообще вскочил на ноги от мучившей его мысли. – Помоги мне, Торун! Я уже ничего не знаю. – Его признание в сомнениях надолго повисло в воздухе, для Фарли время тянулось бесконечно, но и за это время, насколько он мог судить, Торун ничего не сделал.

– Эй, вы, там! – Внезапно заорал Фарли на жрецов, которые все еще разглядывали их из-за стены. Изумленные глаза повернулись к нему. Жрец Елгир ушел недавно в город, обещая вскоре вернуться.

– Что? – неуверенно откликнулся один из них.

– Мы теперь равные богам или же нет? Какую встречу вы подготовили для нас? Лерос узнает обо всем и сам Верховный жрец тоже! – Тут он замолчал, как будто внезапно наткнулся на невидимую стену и его пылающий гнев сгорел так же быстро, как и вспыхнул.

– Томас, – прошептал он. – Ты слышал, что я сейчас сказал? Не Торун узнает, а Верховный жрец узнает. Я теперь знаю, в кого я верю. – И опять его лицо стало гневным, но на этот раз спокойным и горестным. – И зачем я тогда здесь?

Его громкий протест произвел некоторый эффект на жрецов и один из них начал говорить успокоительно, чуть ли не извиняясь. Но Фарли не желал слушать. Продолжая обращаться к Томасу, он спросил: – Скажи-ка, а что будет, если мы с тобой решим не драться? Повернемся к ним спиной и займемся каждый своим делом?

Томас был охвачен страхом и смотрел злым взглядом, покачивая головой в молчаливом осуждении. Но Фарли прорвало. С нарочитым презрением он повернулся спиной ко всем и начал удаляться. Томас бросил быстрый взгляд на жрецов и прочитал в их глазах желание того, чего они хотели. Фарли не прошел еще и десяти шагов, как Томас догнал его и преградил ему путь. Уже не в первый раз Фарли удивился тому, как легко передвигается такой тяжеловесный человек.

– Томас, давай мирно уйдем отсюда. Но тот опустил копье и покачал головой. – Этому не бывать!

– Да брось ты! Если тебе еще не надоело сражаться, то, несомненно, нам еще предстоит заниматься этим по дороге. Эти добренькие дяди, изображающие из себя богов, пошлют за нами своих солдат и вряд ли мы доберемся до подножия горы живыми. Но мы умрем в настоящем бою, как подобает мужчинам, и не станем умирать на потеху обманщикам. Пойдем!

В Томаса все еще не было злости, однако настроен он был решительно. – Фарли, я собираюсь остаться живым и доказать этим людям, что я – самый сильный воин в нашей стране. Если же я не одолею тебя, то мое доказательство будет неполным. Вперед! Давай сразимся!

Копье было давно уже опущено и теперь Фарли увидел легкое движение плеча Томаса. Он понял, что последует удар. Фарли выхватил свое оружие и в то же время отпрыгнул, уворачиваясь от копья. Фарли вступил в бой, другого выхода не было. Когда он ударил своим мечом, то рука его была, как всегда, сильной. Однако чего-то сейчас не хватало или в характере, или в душе.

Он не чувствовал страха. Все дело было в том, что он хотел просто уйти и не участвовать в этом обмане. Его ноги несли его по направлению к идущей вниз дороге вместо того, чтобы устремлять его вперед для борьбы и убийства. Внезапно он почувствовал, что его живот распорот копьем.

Фарли обнаружил, что он лежит лицом вниз на мягком покрытии. Неплохо, произнес его отец, протягивая руку, чтобы помочь ему встать, но тебе следует больше упражняться. О, отец. Я так сильно старался. Затем Фарли увидел себя беззаботно идущим по зеленому парку Богов, но белые стены были у него сзади, а не спереди и направлялся он прямо к себе домой.

Когда Томас убедился, что последний побежденный в этом турнире был мертв, он наклонился и снова принялся вытирать свое копье. Он очищал копье дорогим плащом Фарли, ткань которого все равно уже была испорчена за несколько дней и ночей под открытым небом и в многочисленных сражениях.

Когда оружие было настолько чистым, насколько он мог этого добиться, Томас снова прикрепил к копью ремень и закинул его за плечо. Те же самые лица продолжали наблюдать за ним из ворот и с верха стены. Они смотрели с легким одобрением, словно зеваки, увидевшие уличную потасовку. Никто из людей не промолвил ни слова.

– Ну вот, – провозгласил Томас, чувствуя какое-то раздражение, – вы все видели. Вот он я перед вами! Шесть поединков против самых лучших бойцов всего мира – и все они мертвы, а у меня только одна легкая царапина.

– Андреасу не понравится, что он не увидел последний поединок, – произнес кто-то. Другой крикнул Тома-су: – Потерпи немного. Скоро должен подойти Верховный жрец. Если хочешь, можешь войти в ворота.

Томас решил захватить с собой в город Фарли в качестве трофея, как символ всех своих побед. Он присел и с ворчанием поднял еще теплое обмякшее тело на ноги. Фарли оказался тяжелее, чем можно было судить по его некрупной фигуре и к городским воротам Томасу пришлось ступать медленными и тяжелыми шагами.

Ворота распахнулись перед ним после того, как он немного постоял перед ними с быстро растущим нетерпением.

Внутренний облик города сразу же его разочаровал. Ворота выходили на маленькую вымощенную камнем площадь шириной около двадцати метров. Площадь полностью была окружена зданиями и стенами, которые были немного ниже внешней стены города, через которую он только что прошел. Во внутренних стенах было видно несколько ворот, но все они были или закрыты, или за ними возвышались другие стены. В результате не было ничего интересного ни с одной стороны. Еще несколько людей высокого и низкого звания смотрели на Томаса со стен и из окон. Не видя, куда бы ему направиться, Томас наклонился и аккуратно опустил свой кровоточащий груз.

Поблизости журчал небольшой фонтан. Томас подошел к нему, чтобы напиться, видя, что никто не стремится поднести ему забродившее молоко или вино. Люди на стенах перестали его разглядывать и расходились по своим делам. Время от времени появлялись другие, смотрели на него и также уходили прочь. Тут и там сновали рабы, занятые своими поручениями. Караван вьючных животных вошел через внешние, все еще открытые ворота, и миновал Томаса, едва не толкая его.

Человек, который со стены пригласил его войти, теперь куда-то исчез. Томас огляделся, но рядом некого было даже обругать за плохое обращение. Неужели он должен рыскать по всему городу наугад, хватая прохожих за руки и расспрашивая, куда ему идти? Где большой зал Торуна? Меня там ждут.

Они сказали, что скоро должен прийти Верховный жрец. Томас с достоинством уселся на краю фонтана и спокойно сидел там пока по площади медленно скользили тени, покорные движению солнца. В какой-то момент в его мысли вторглись урчащие и глотающие звуки. Маленькое голодное домашнее животное наткнулось на забытое всеми тело Фарли. Томас быстро поднялся, сделал пару шагов и пнул зверька под ребра так, что тот пролетел до середины площади. После этого он снова вернулся к фонтану и застыл в неподвижном ожидании.

Когда он, наконец, услышал приближающиеся шаги и поднял голову, чтобы высказать свой гнев, то обнаружил, что это был всего лишь Лерос, ссориться с которым было нечего. Лерос выглядел болезненно или, по крайней мере, заметно старше, чем всего несколько дней назад.

Стоя перед ним с разведенными руками, Лерос пробормотал:

– Я очень сожалею, Лорд Томас. Говорят, что скоро придет Андреас, но я не знаю, как он планирует тебя встретить. Если бы я был Верховным жрецом, все было бы иначе. Позволь мне поздравить тебя с победой.

Томас поднялся в полный рост.

– Где Верховный жрец Андреас? – громко воскликнул он, оглядывая безымянные лица на стенах и в окнах. Внезапно их количество стало увеличиваться, с каждым моментом все больше людей выглядывало на площадь. Что-то должно было произойти. Зрители все прибывали. – Ну, так где же он? Мне уже надоело такое скверное обращение?

– Говори уважительнее! – резко оборвал его высокий человек с царственным видом, стоявший в безопасном месте на высокой внутренней стене.

Томас смерил его взглядом и решил продолжать в том же духе. Он хорошо знал, что именно такая манера дает лучшие результаты. – Уважительнее? Сейчас я сам – бог, верно? Или, по крайней мере, полубог! А вот ты, судя по твоему виду, всего лишь человек.

– Правильно сказано, – сурово произнес Лерос, обращаясь к человеку на стене. Тот выглядел рассерженным, но прежде чем он сумел сказать что-то в ответ, по площади пробежал какой-то шепот и общее внимание переключилось на другое. Самые маленькие и наиболее замысловато украшенные из внутренних ворот, выходивших на площадь, открылись изнутри. Послышался скрип шагов по аккуратной каменистой дорожке, открывшейся за этими воротами, и оттуда вышел высокий человек с костлявым лицом, в одежде которого было больше пурпурного, нежели белого. По реакции окружающих Томас понял, что это Андреас.

– Ты, должно быть, Томас Граббер, – приветливо кивая ему, произнес Верховный жрец уверенным голосом человека, привыкшего командовать. – Вижу, что ты завершил турнир раньше времени. Жаль, что я так ничего и не увидел. А особенно финальный круг. Но неважно. Торун удовлетворен. – Андреас снова кивнул, демонстрируя свою улыбку. – Он настолько доволен, что решил оказать тебе особую честь, даже сверх того, что было обещано вначале.

– Ну, вот так-то лучше. – Томас слегка поклонился Верховному жрецу, а затем встал еще выше, чем прежде.

Улыбка жреца мало чем отличалась от оскала зубов во рту черепа.

– Тебе предстоит сразиться в бою, о котором все настоящие воины могут только мечтать. Я надеюсь, что ты готов к этому. Но что я говорю, конечно, как истинный воин, ты должен быть всегда готов.

– Я-то готов, – проворчал Томас, между тем проклиная себя мысленно, за то, что обманулся первыми ласковыми словами. – Но я закончил сражение в турнире Торуна. Я – победитель. – Он слышал, как все вокруг затаили дыхание. Очевидно, никто не разговаривал таким тоном с повелителем мира – Верховным жрецом Торуна. Но Томас теперь уже не хотел просто склонить голову и быть обычным человеком. Он должен занять по праву заслуженное им место и не уступать его.

Андреас изумленно уставился на него и голос его стал более жестким. – Тебе предстоит биться с самим Торуном! Или ты предпочитаешь войти в его зал, не пролив ни капли крови, целым и невредимым? Я в это не могу поверить.

Ропот голосов теперь резко усилился от начавшихся громких споров и обсуждений. Что имел в виду Верховный жрец? Неужели Торун может появиться для поединка со смертным человеком?

Для Томаса пока все это было лишено какого-либо смысла и это ему не понравилось. Однако, глядя на умного и опытного Андреаса, уверенно владевшего ситуацией, он решил, что надо бы умерить свою собственную дерзость. Он еще раз поклонился Верховному жрецу и произнес: – Господин, я хотел бы поговорить с тобой наедине, если это позволительно.

– Никаких разговоров не может быть! – ласково сказал Андреас. Он слегка повернул голову, прислушиваясь, и снова улыбнулся.

За воротами, из которых вышел Андреас, гравий снова заскрипел под тяжелыми шагами” Так громко гравий мог скрипеть только под необычайно большим весом. Над низкой стеной появилась верхняя часть головы с копной всклоченных темных волос, а ноги, должно быть, касались земли метрах в трех ниже самой головы.

Ни один человек не мог быть таким высоким. С непривычной слабостью в коленях Томас начал думать, что за свой цинизм он, наконец-то, получит по заслугам. Наивные набожные людишки, оказывается, были правы все это время. Мертвецы турнира, забытые, похороненные и сожженные за последнее время, вскоре пройдут перед ним с хохотом.

В воротах перед Томасом появилась фигура, наклонившаяся, чтобы выйти наружу.

Торун.

XIII

Голова его с лохматыми темными волосами была перевязана золотой лентой. Меховая накидка огромных размеров едва покрывала его гороподобные плечи, его удивительный меч, почти столь же длинный, как копье Томаса, висел у пояса. Все было в точности, как говорилось в легендах. Но вот лицо его...

Торун как будто ни на кого не смотрел, взгляд его был направлен куда-то поверх головы Андреаса и поверх головы Томаса. Он смотрел в направлении все еще распахнутых внутренних ворот (в них сейчас стоял прихрамывающий раб с кувалдой, который сам выглядел так, будто думал, что взор Торуна нацелен прямо на него) и озирал окружающий мир ужасными немигающими глазами. Когда Торун остановил свое движение, он более совсем не шевелился, ни разу даже не переменил своего положения и не шевельнул пальцем, как будто превратился в статую.

Андреас больше ничего не говорил. Или же, если и произнес что-либо, то Томас не услышал. Вместо этого Верховный жрец уклонился в сторону, молча и подобострастно, хотя и с очевидным удовольствием и уступил дорогу могучей фигуре бога. Глаза бога пришли в движение, хотя голова оставалась совершенно неподвижной – теперь Торун направил свой взгляд на Томаса. Глаза и в самом деле немного светились изнутри, как это бывает с глазами животных, когда с ними встретишься ночью при отраженном свете. Свечение было красно-оранжевого цвета. Быстро оглядевшись, Томас понял, что глаза уставились именно на него, поскольку больше рядом никого не было. У одной из стен площади он заметил Лероса, распростертого в глубоком благословении, также как несколько других людей прямо на стенах и на земле.

Десятки людей наблюдали за ними сейчас, людей в белых одеждах и серых лохмотьях. Те, кто оказался в центре площади, разбегались в стороны, залезали на возвышения, стараясь уйти с дороги. Почти на каждом лице был написан благоговейный страх. Один только Фарли уставил свой взор в небеса.

И тут Торун двинулся вперед. Хотя движения его были достаточно проворными и казались вполне естественными, даже элегантными, все же почему-то оставалось впечатление, что перед ним статуя. Возможно, причиной тому было лицо, которое было совершенно нечеловеческое на вид, хотя каждая отдельная деталь была правильной по форме. Не выглядело это лицо и божественным – разве только богам полагалось быть на вид менее живыми, чем люди. Однако шаги Торуна были очень широкими и решительными. Томас увидел, как длинный меч бесконечно долго выходит из ножен одновременно с приближением бога, и как раз вовремя опомнился. Он отпрыгнул назад из-под полоснувшего дугой меча, который издал тихий и заунывный свист, падая в ударе, способном рассечь напополам человека, словно сорняк. Скрытые в бороде губы воинственного бога, наконец, открылись и раздался оглушительный боевой клич. Это был странный и ужасный звук, столь же нечеловеческий, как и светящиеся, немигающие глаза и неживое лицо. Томас своевременно перевел копье в боевое положение и механически выставил его, чтобы отразить следующий удар Торуна. Когда меч бога обрушился на него, то в обеих его руках вспыхнула ноющая боль, а бронированное копье едва не вырвалось из крепко сжимающих его ладоней. Это было похоже на ночной кошмар, когда снится, что ты снова ребенок, а на тебя нападает взрослый воин. Зрители оживились. Кем бы или чем бы Торун ни был, его сила намного превосходила силу любого человека.

Торун продвигался методично и неспешно. Отступая и кружа, Томас понимал, что должен сейчас выбрать для себя тактику и провести самую блистательную битву в своей жизни.

Начав сражаться в своей самой блистательной битве, Томас вскоре был вынужден признать, что положение было безнадежным для, него. Его самые яростные атаки отбрасывались легко и без усилий, в то время как удары мечом Торун наносил с такой убийственной силой и точностью, что было ясно – долго отбивать эти атаки или уворачиваться от них невозможно. От одних только страшных ударов меча по копью его руки уже страшно устали и онемели. Он продолжал сжимать копье обеими руками, словно дубину, и постепенно отступал, пытаясь между тем отыскать эффективную стратегию, подметить какую-нибудь слабость в обороне своего чудовищного противника. Сейчас уже Томаса ни в малейшей степени не волновал вопрос – был ли его соперник богом, человеком или чем-то иным.

Наконец, Томас изловчился и после хорошего обманного движения, за которым последовал отличный выпад, вонзил острие копья в густой мех туники Торуна. Однако он сразу же почувствовал, как копье отскочило от какого-то твердого бронированного покрытия под одеждой. Мгновение внезапной надежды сгорело так же быстро, как и появилось. Вокруг него зрители ахнули от изумления при виде его кажущего успеха, но сразу же дружно выдохнули, когда пошатнувшийся перед ними мир вновь встал на свое место. Торун был непобедим.

Однако у Томаса еще оставалась искра надежды. Если уж ему удалось нанести копьем один точный удар, то он сможет попасть и еще раз. Если покрытые мехом грудь и живот неуязвимы, то куда же ему бить? Может быть, в лицо? Нет. Можно стать несколько дальше – и это будет даже менее самоубийственно – и попробовать бить по ногам. Томас заметил, что суставы открытых и, кажется, незащищенных коленей Торуна не были покрыты кожей, как на человеческих ногах. Вместо этого в них виднелись тонкие и быстро двигающиеся трещины, как будто ноги принадлежали добротно изготовленной марионетке. Открывавшиеся коленные сочленения представляли собой очень маленькую и к тому же двигающуюся цель, однако это должно было вызвать не больше трудностей, чем те крылатые насекомые, которых Томас иногда поражал копьем для практика.

Поскольку лучшего плана пока не было, Томас начал делать ложные движения вверх, вниз, снова вверх и затем вложил всю свою силу и мастерство в низкий выпад. Его глаза и руки не подвели. Острие копья точно нашло маленький промежуток, уже начинавший сужаться при разгибании ноги Торуна.

По древку копья пробежала сильная вибрирующая волна и отчетливо послышался скрежет металла. Торун наклонился, но не упал. Где-то хлопнула дверь и вокруг наступила тишина. Верхушка наконечника копья отскочила назад, ярко сверкнув в том месте, где ее острие было отломано.

Ничто не нарушало молчание, возникшее, когда Торун едва не потерял равновесие. Колено Торуна застыло в полусогнутом положении. Правитель всего мира был ранен и слышен был только царапающий скрежет его поврежденной ноги, когда он продолжал свое движение вперед. Он наступал медленнее, чем прежде, но по-прежнему неудержимо. Томас опять начал отступать и заметил наверху стены стоящего Андреаса. Лицо Верховного жреца потемнело как грозовая туча, одна рука была наполовину вытянута, словно лапа хищного зверя, как будто он хотел наброситься, но не смел.

Прихрамывающий бог снова приблизился к человеку-противнику. Вновь и вновь огромный меч Торуна стремительно сверкал с неутомимой жестокостью, оттесняя Томаса назад и еще назад, в сторону и опять в сторону на маленьком пространстве, где проходил поединок. Собираясь вновь ударить по раненому колену, Томас делал обманные движения вверх и вниз, опять вверх, но тут страшный удар меча по копью сбил его с ног и чуть совсем не убил Томаса. Торуна нельзя было дважды поймать на одну и ту же уловку.

Томас отчаянно перекатился в сторону. Торун наклонился с неестественной быстротой и уже был почти над ним. Томас поджал ноги и отскочил как раз вовремя. Ну, что, Томас? Не прыгнуть ли и пойти врукопашную? Ну, уж нет, против такого врага. С таким же успехом можно затеять борьбу с живущим на севере ледниковым чудовищем или с самим ледником.

Томас еще как-то умудрился не потерять – свое копье и продолжал отбивать удары меча бронированным древком. Однако он больше не мог уже собраться с силами для нового выпада. А меч продолжал теснить его назад, еще назад, в сторону и вновь в сторону. Теперь уже и зрители в белых одеждах снова обрели дар речи.

Томас подумал, что не сможет теперь надолго оттягивать неизбежный конец. Выбившийся из сил и шатающийся, он в отчаянии поднял руки, пытаясь своим несокрушимым копьем вновь поймать безжалостный удар меча. Это столкновение снова сбило его с ног. Мир вокруг медленно-медленно начал кружиться, когда он упал, перевернувшись в воздухе. При этом он еще успел подумать, ждет ли его встреча с настоящим Торуном, когда он будет убит этой хромающей подделкой.

При падении Томас сильно ударился и какое-то время не мог двигаться. Он наконец-то потерял свое копье. Оно лежало на расстоянии ладони от его пальцев на пыльной площади, но взять его снова было одним из самых трудных и величайших достижений в жизни Томаса.

Убивающая машина замедлила свое прихрамывающее движение, как бы сомневаясь, не одержана ли уже победа. Но затем, переваливаясь, словно краб, она вновь устремилась вперед. Томас привстал на одно колено и выставил копье вперед. Внезапно вновь прекратился шум и тут только Томас понял, как громко все это время орали зрители, требуя его смерти. Сверкающие, но безжизненные глаза Торуна внимательно его оценивали. Чего сейчас ждал бог войны? Томас с усилием поднялся на ноги, зная, что следующий взмах меча или еще один взмах несомненно будет последним. Затем боковым зрением он увидел одетую в серое фигуру, приближающуюся откуда-то со стороны. Она двигалась, прихрамывая, как будто бы кощунственно передразнивала походку раненого Торуна. Свинцовая кувалда раба уже была небрежно занесена, чтобы вышибить мозги Томасу.

Томас был готов встретить смерть, но, боже мой, это было уже слишком! Он же еще не упал и не лежит беспомощный! Томас повернулся, собираясь проткнуть раба копьем, пока Торун, недоумевая, оставался в нерешительности.

Напрягая мышцы для убийственного броска, Томас первый раз близко взглянул в лицо раба и тут же мгновенно остолбенел от увиденного. А одетый в серое Жиль Коварный шагнул в сторону уверенным и быстрым движением, без всякой хромоты, после чего со всей силой воина запустил тяжелой кувалдой по поврежденному колену Торуна.

Лязгнул металл. Сверкнувшая дуга нового удара мечом, уже начатого Торуном, неуклюже надломилась и отвернула в сторону от Томаса и Жиля. Металлические грохочущие звуки на этом не затихли. Медленно, но неестественно чудовище опустилось и присело, согнув левое колено под неправильным углом. Оно осталось в сидячем положении, торс его стоял прямо, а лицо смотрело на своих неприятелей не изменившимся, но теперь внезапно поглупевшим выражением.

– Томас! – крикнул Жиль. Он отскочил как раз вовремя от следующего удара, который Торун, все еще сидевший, нацелил на него. – Давай с двух сторон, Томас! Прикончим его!

И тут, впервые закричав своим воинственным криком, хриплым и гортанным, Томас быстро двинулся, чтобы замкнуть задуманное ими окружение. Боковым зрением он увидел, что никто из толпы зрителей не собирался вмешиваться. Для всех окружающих поистине наступил ад кромешный, их белые одеяния замелькали в беспорядочном движении, голоса надрывались возбужденными возгласами. Среди них был Лерос, безмолвно стоявший, сложа руки, совсем близко от места схватки, и взиравший на происходящее с полной сосредоточенностью. Томас взглянул на стоящего на стене Андреаса. Верховный жрец размахивал руками и, казалось, выкрикивал какие-то приказания, однако безумное возбуждение уже достигло такой степени, что нельзя было разобрать ни единого человеческого слова.

Даже искалеченный, Торун почти ни в чем не уступал своим противникам. Ни копье, ни кувалда не могли выбить тяжелый меч из его не знающей усталости руки. Он поворачивал сидящее тело с удивительной скоростью, успевая встретить то одного атакующего, то другого.

Поймав взгляд Жиля, Томас проревел: – Вместе! Давай! – И они бросились на Торуна разом с двух сторон. Меч обрушился на Томаса, и он сумел вновь отбить его только потому, что Торун в сидячей позе не мог вложить свой вес в удар. Но даже от такого удара Томас сперва подумал, что его предплечье сломалось на куски. Но в это время Жиль подобрался совсем близко, размахнулся как для забивания свай и изо всех сил обрушил свою кувалду на шею Торуна сзади.