355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Франсуаза Малле-Жорис » Дикки-Король » Текст книги (страница 7)
Дикки-Король
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 17:30

Текст книги "Дикки-Король"


Автор книги: Франсуаза Малле-Жорис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Каждый вечер после второго отделения – по совету Алекса Дикки взял это за правило – он бросал в ревущую толпу (если зрители сидели спокойно, выручали члены фан-клубов) свою мокрую от пота рубашку. Шелковую рубашку от Пер Спока.

– Сколько такая стоит?

Вопрос не удивил Алекса, Дикки всегда отличался бережливостью. Он был бледен, глаза – пустые. Наверное, немного перебрал возбуждающих…

– Сто десять тысяч старых франков.

– Дорого.

– Но ведь это рубашка по индивидуальному заказу, малыш. И конечно, они дерут с нас втридорога.

– Подумать только! Алекс, сколько же рубашек брошено на ветер с начала гастролей?

– Они не брошены на ветер, Дикки! Это реклама!

– Так сколько же?

Алекс никогда не видел Дикки в таком состоянии.

– Сто двадцать, а может, сто двадцать пять…

– Представляешь себе? Сто двадцать пять шелковых рубашек… брошено, разорвано… А что будет потом? Когда у меня ничего не останется?

Дикки сидел на кровати в номере какой-то гостиницы. Смотрел на свои руки. Они дрожали. Затем задрожали плечи и все тело. Алекс сильно испугался. Он знал, что Дикки «выкладывался» из последних сил. Знал, что Дикки хотя и не был, что называется, наркоманом, но все же напичкан лошадиными дозами стимулирующих средств…

– Я провалюсь… Со мной расторгнут контракты… Такое расточительство… У меня ничего не останется на черный день.

Дикки метался по комнате из угла в угол с искаженным от страха лицом, размахивая руками. Хотел выпить глоток воды, уронил стакан, всхлипнул без слез, а когда Алекс собрался было положить ему руку на плечо, отскочил назад, рухнул на кровать и, все еще дрожа, бессвязно бормотал – эти выброшенные рубашки принесут несчастье, никогда не посмел бы сказать об этом матери, надо их найти, отобрать, отложить на будущее… В конце концов он не смог петь, и Алекс был вынужден заплатить три миллиона неустойки, с горечью размышляя о том, сколько рубашек можно было бы купить на эту сумму.

После этого он стал покупать ежедневно по две рубашки вместо одной. После концерта Дикки преподносили «вчерашнюю», якобы спасенную, выстиранную и выглаженную рубашку, и он откладывал ее про запас. Алекс так никогда и не узнал, удалось ли ему обмануть Дикки. Не может же быть, что он не замечал, как фанаты разрывают на куски его рубашку. Но с навязчивой идеей было покончено. Дикки приказывал уложить «сэкономленную» рубашку в чемодан, и когда приезжал в Париж, оставлял ее в купленной им неподалеку от Эйфелевой башни квартире, которая также «в целях экономии» дремала под своими чехлами. Дикки никогда не ночевал в ней. Когда он был в Париже, он жил в отеле «Георг V». В квартире накопилось несколько сотен рубашек, стояли кожаные диваны, последняя модель телевизора и видеомагнитофон; все было новым, и никто ни разу этими вещами не пользовался. Это было убежище, которое Дикки подготавливал для Фредерика. «В конце концов, это тоже помещение капитала, – философствовал Алекс, – у других „звезд“ бывают капризы похлеще собирания рубашек». Однако он был уже не так спокоен, как раньше.

Позже произошел срыв из-за цен на билеты. «Если Максим Лефорестье продает билеты по десять франков, я тоже должен продавать по десять». Затем разразился скандал из-за певички, которая забралась к Дикки в спальню: он воспринял это так, будто концерт преследует его даже во сне, проникает в его интимнейшую жизнь, и попытался разбить бутылку о голову девушки, к счастью, бутылка выскользнула, задев лишь плечо; пришлось заминать дело. В конце концов Алексу удалось представить случившееся как финал ночной оргии – не самое удачное объяснение, если учесть, какая публика у Дикки, но все же это было лучше, чем правда…

«Кое-кто, добившись успеха, начинает задирать нос, а Дикки просто потерял голову», – с грустью говорил Алекс. И наконец, разразился скандал и Монлюсоне, когда Дикки, полуголый, без грима, выскочил на сцену и стал ругать публику! Ну и история! Алекс до сих пор покрывался потом, вспоминая о ней. Каприз нынешнего года, врач, чьего присутствия потребовал Дикки, был по сравнению со всем этим пустяком, несмотря на непомерно высокую плату, которую запросил Жаннекен под тем предлогом, что это может подорвать его репутацию. Подорвать репутацию! Тогда как именно Дикки привлек к нему и еще привлечет настоящую клиентуру, «звезд», то есть тех, кто раскошеливается! Тогда как на прошлой неделе в «Барнуме» его назвали «чудесным целителем голосовых связок!». Он должен был бы быть на седьмом небе, не так ли?

А он еще корчит рожу, садясь за общий стол в «Реле дю корай». Ну и характер! Поглядите-ка, он, может быть, и карри не любит…

С виду Дикки был вполне в форме. Он немножко выпил… Но в день отдыха… И он действительно изо всех сил старался понравиться фанатке из Фрежюса. Она, кажется, и в самом деле клюнула. Знает наизусть все песни, разглагольствует об аранжировке… По крайней мере, у них есть тема для разговора. О своей профессии, семье она не так много рассказала; но была не замужем, возраст – двадцать шесть лет… Кажется, фотогенична. Алекс достаточно хорошо знал Дикки и понял, что он делает над собой некоторое усилие. Девушка слишком откровенно «работала» под манекенщицу, чтобы понравиться ему по-настоящему.

– Ну не странно ли, – доверительно сказал Алекс сидевшему рядом доктору, – дай Дикки волю, так он стал бы выбирать одних дурнушек!

– К счастью, ты воли ему не даешь! – сухо отрезал доктор.

– Но знаешь, красивые мужчины часто…

– Не такой уж он красавец.

– Нет, серьезно, Дикки по-прежнему предпочитает женщин типа Мари-Лу, уже поживших, в ком есть нечто материнское, и для него не трагедия, если у них не железобетонные груди… Однако женщины такого типа не годятся для фоторекламы. Тогда как эта малышка…

– Так вы собираетесь ее фотографировать?

– Ты не понял. Эта блондинка – наша идиллия. Надо привыкнуть к ней на какое-то время…

– Не хочешь ли ты сказать…

– Вот именно. Опять он краснеет! Непорочен, как младенец, это забавно.

– Неужели это обман? Комедия?

– Естественно, идиллия не будет длиться всю жизнь! И в то же время их отношения не фикция, если ты это имеешь в виду. Тебе это не нравится! Но, во-первых, обман обнаружился бы, и, кроме того, Мари-Лу сейчас тоже на гастролях… Это нужно и для рекламы, и для здоровья. Обыкновенный практический подход.

– Какая гнусность! – сказал Роже Жаннекен сдавленным голосом. – Гнусно так торговать собой.

– Ну-ну, – добродушно запротестовал Алекс, – ты воспринимаешь все слишком трагически. Ведь хорошенькая же девушка. А тебе она разве не нравится?

Доктор залпом выпил большой стакан воды. Отвечать он не мог. Испытывал отвращение. Ну и среда! Дикки все же достоин лучшего, часто говорил он себе. Он, конечно, не орел, но порой трогала какая-то его… да, чистота, юношеская гордость, которая придавала этой личности спокойное, словно у животных, достоинство… Еще одно разочарование для Роже. И более жестокое, чем он мог ожидать. Что за застолье! Толстая Жанина ластится к усталому, погруженному в прострацию Дейву; Патрик с женой – вопиюще пошлая пара, оба увешаны драгоценностями, подчеркнуто демонстрируют свое благополучие, слишком громко хохочут, рассказывая о своих связях и планах, с тем чтобы это достигло ушей г-на Вери, сидящего на краю стола; Жюльен безуспешно пытается делать то же самое; Боб и Жанно, как обычно, обжираются (Жанно поостерегся приводить сюда свою жену, словно оберегал эту базарную куклу от посягательств присутствующих); и Дикки… В этот вечер он выглядел вполне Дикки-Королем. Шутил с музыкантами, обнимал за плечи блондинку, требовал еще и еще вина у хозяина, не помнящего себя от радости.

– Хотите шампанского? – предложил г-н Вери.

– Вы угощаете? – спросила Кристина, которая никогда не терялась.

Вери бросил взгляд на Дикки, на блондинку и уступил порыву великодушия:

– Угощаю! Всем шампанского!

Разумеется, они все поняли, все сочли естественной и даже забавной эту сцену. Блондинка стыдливо улыбалась, будто на свадьбе. Последовали тосты с намеками, смех…

– Немного шампанского, доктор? В виде исключения?

И Алекс уже наливал розовое шампанское. Доктор схватил бокал, секунду смотрел на него блуждающим взглядом и вдруг в ярости разбил его об пол. Затем, будто внезапно пробудившись от собственного жеста, вскочил, опрокинув стул и, по пути налетев на официантку, поспешно удалился.

– Вот это да!.. – закричала подвыпившая Жанина, расценив этот жест лишь как проявление восторга. Она тоже разбила бокал, а за ней и все остальные, покатываясь со смеху, проделали то же самое – все, кроме г-на Вери, который опасался, что разбитые бокалы тоже внесут в его счет…

– Что с ним такое? – крикнул он сквозь гвалт Алексу, показав на опустевшее кресло врача.

– Ему не правится карри, – ответил Алекс.

– Ты всегда носишь такие экстравагантные плащи?

Оба они смеялись.

– Только летом…

– Мне приятнее было бы сидеть с тобой в номере пошикарнее, – любезно сказал он. Просторная комната была выложена плитками, широкая кровать застелена не совсем чистым покрывалом каштанового цвета, но свет от огромного желтого светильника был мягким, приятным; на столике стояла большая корзина с фруктами, две тарелки и рядом нож (кухонный). В конце концов, на гастролях…

– Нам еще представится случай пожить в номерах-люкс, дорогой… – весело ответила она.

Воспользовавшись моментом, когда она отвернулась, чтобы повесить плащ на дверную вешалку, он окинул взглядом ее фигуру, ведь разглядеть ее он еще не успел. Девушка была высокой, стройной, но что-то в ее чертах Дикки не нравилось. К тому же у нее был слишком самоуверенный вид…

Девушка подошла к нему. Хорошо, что она ведет себя естественно, не слишком возбуждена, словно они уже сотни раз бывали вместе, не то что другие фанатки, у которых, если он к ним приближался, на губах выступала пена, будто перед эпилептическим припадком. Он притянул ее к себе. Она ответила на его объятие с поразительной горячностью. Ему казалось, что она тает в его руках. А в глазах – пустота. Уверенный голос с несколько жеманными интонациями стал глухим. «Наконец!.. Ты со мной!.. Мой Дикки…» – шептала она, не глядя на него. Было неприятно, что она вот так бормочет, уставившись в потолок, словно наедине с собой.

– Да, я твоя… Ты веришь?.. Если бы ты знал, сколько я выстрадала из-за тебя! Такие чужие, такие холодные письма… Может быть, и не ты их писал? Я знаю, знаю, свои настоящие послания ты передаешь мне иначе… Я их улавливаю, понимаешь… Только, может быть, не все… Послушай, по воскресеньям не нужно думать обо мне, флюид не проходит, из-за колоколов… Слишком близко церковь. Но в другие дни… Примерно без четверти девять, когда ты выходишь на сцену, меня будто стрелой пронзает, вот здесь, видишь? Да, здесь… Я знаю, что ты отнимаешь у меня силы… что и двоим трудно со всем этим справиться… Но я помогаю тебе, так помогаю, что иногда целых полчаса не могу прийти в себя. Даже ноги дрожат, понимаешь… Опустошение… Однажды я потеряла сознание, и меня нашла соседка…

Он подскочил. Сделал попытку вырваться, отойти подальше. Она преградила ему путь.

– Как прекрасно наше мистическое обручение! А теперь пора, не правда ли, Дикки? Настало время соединиться по-настоящему, да? Но прежде я хочу, чтобы ты сам подтвердил это, и торжественно! Приходит ли конец испытаниям? Ты берешь меня в жены? Скажи?

– То есть… – пролепетал Дикки (он не хотел признаваться себе, что начинает побаиваться) – не совсем… не совсем ясно помню…

– О нет, Дикки, нет! Во второй раз тебе не удастся обмануть меня этим «я не помню»! Ты можешь обращаться так со всеми этими шлюшками, которые ездят за тобой, трутся вокруг, а ты укладываешь их в свою постель, пусть так, но не со мной, не со мной!

Она почти кричала. «Боже мой, она же сумасшедшая!» – эта мысль повергла его в ужас.

– Не со мной, твоей женой! – лихорадочно твердила она. – Не со мной, которая ждет тебя так давно без единой жалобы, без единого упрека! И видишь, несмотря на все страдания, что ты мне причинил, я на тебя не сержусь.

Она подошла поближе, взяла его за плечи, стала разглядывать и прочла что-то – не страх ли? – в его лице.

– Нет, я на тебя не сержусь, я тебя прощаю еще раз… Может быть, ты не узнаешь меня, а? Узнаешь? Я твоя жена перед богом, перед ангелами!

В затуманенном мозгу Дикки мелькнула догадка. И невольно он прошептал: «Колетта!» Она расхохоталась как безумная.

– А! Видишь, ты узнал меня! Мне пришлось взять псевдоним, чтобы снова отвоевать своего мужа! Как это смешно! Твоя Колетта! Твоя Колетта!

Это была Колетта, которая в течение нескольких месяцев преследовала его истеричными письмами, утверждая, что он был женат на ней, хотя он в глаза ее не видел! Его охватил панический ужас, и он грубо оттолкнул ее, девица упала навзничь, как отвратительное животное, затем с невероятной ловкостью вскочила и встала между ним и дверью.

– Дикки! В последний раз предлагаю тебе себя! Ты должен скрепить наш брак! Ты должен наконец-то принадлежать мне! Я больше не выдержу!

Если бы он мог что-то сказать, урезонить ее… Но во рту у него пересохло, мысли путались. Вырваться! Бежать! Глядя в упор и жутко улыбаясь, она стала надвигаться на него.

– Ну-ну, не бойся. Ты же знаешь, что мы соединены навеки… Действительно, ужасно, когда любовь так безгранична… Но ты увидишь, это будет откровением… слиянием душ…

Она протянула руку, дотронулась до его обнаженной груди. Он отшатнулся.

– Ты не хочешь? Не хочешь? Опять не хочешь?

Хоть бы кто-нибудь пришел! Закричать… Он не мог. Немного отступил, коснулся спиной стола. Говорят, сумасшедшие наделены сверхчеловеческой силой. Из корзины посыпались фрукты. Она была совсем близко. Прижала его к себе. Она ловила его губы, а он, задыхаясь от страха, пытался оттолкнуть ее. Капля пота скатилась у него со лба. Вдруг и она отшатнулась.

– Теперь я ясно вижу! Разгадала твою игру! Заманить меня, чтобы разочаровать, а затем прислать докторов, которые признают меня сумасшедшей! Подлец! Садист! Но если ты не станешь моим, ты не будешь принадлежать никому!

В руке она держала нож. Взяла его с подноса, когда обнимала Дикки. С самого ли начала она заметила, что нож был с острым концом?

Знаменитые верха, так дорого оплаченные Алексом, спасли Дикки. После первого удара ножом он как бы очнулся. Завопил, бросился в сторону, закричал снова, прежде чем получил новый удар в область желудка. Она совсем потеряла голову и наносила удары куда попало. Вопила так же, как Дикки. «Это не он! Это не он!» Алекс и дежурный по этажу без труда скрутили Колетту. Как только ее схватили, она почти без сознания упала им на руки. По белым брюкам Дикки расплывалось кровавое пятно. Небольшие порезы были также на руках. Нож, хотя и заостренный, не был наточен. К счастью. Он скользнул по кости бедра, не повредив никакого жизненно важного органа, как оказалось при беглом осмотре. Девушку заперли в бельевой, позвали врача.

Он молча перевязал рану Дикки.

– Надо ли везти его в больницу? – шепотом спросил Алекс.

– Нет, незачем. Мне кажется, рана пустяковая.

– А девица?

– Я сделал ей успокоительный укол.

Холодности Роже нельзя было не заметить.

– Ты злишься, потому что тебя разбудили?

– Вовсе нет.

– Ты встревожен? Это серьезнее, чем кажется?

– Для здоровья совсем не опасно. А вот что касается морали…

– Какой морали? При чем тут мораль? Мы даже не знаем, что случилось!

– Может быть, Дикки наконец поймет, что запутался… – начал доктор, по-видимому, даже радуясь тому, что произошло. Но продолжить ему не пришлось.

Вокруг них захлопали двери, люди в коридорах кричали и расспрашивали друг друга…

– Прежде всего надо прекратить все это.

– Что я должен говорить?

– Что ему из колонки плеснуло кипятком прямо в лицо. Он обжегся. Можно даже забинтовать его. Струи кипящей воды. Постарайся устроить все как можно лучше.

Врач вышел.

Алекс сел на кровать и взял Дикки за руку.

– Тебе плохо, старичок? Больно? Что произошло? Что ты ей сделал? Ты же знаешь, что должен мне все сказать, малыш… От чего взбесилась эта девица? Мне нужно все знать, чтобы избежать скандала, понимаешь? Ты не хочешь объяснить мне, что случилось?

Дикки молчал.

– Хочешь коньяку?

Дикки утвердительно кивнул головой, взял рюмку. Затем, видимо, сделал над собой огромное усилие.

– Уехать, – сказал он.

– Но уезжать нельзя, Дикки. Особенно в эту ночь. Получится еще худший скандал. К счастью, в отеле мало постояльцев, и почти все они иностранцы. Но если ты уедешь, уже никого не удастся убедить, что произошел просто несчастный случай, понимаешь? Необходимо, чтобы все поверили в несчастный случай.

Дикки согласился. Он понимал. Понимал, несмотря на мучивший его кошмар.

– Одеваться, – сказал он.

– Но у тебя откроется рана, малыш! Не надо двигаться. По крайней мере день, максимум два. И не беспокойся о концертах, мы все объясним, отложим их без всяких проблем…

– Я хочу одеться, – очень отчетливо сказал Дикки. – Дай мне мой новый костюм. Или я уйду в чем есть.

Алекс вспомнил Монлюсон. Из двух зол… Он помог Дикки надеть новый белый костюм с отворотами, отделанными блестками. Одевшись, Дикки снова покорно лег на кровать.

– Я не мог вынести… не мог оставаться раздетым… понимаешь? Ты-то понимаешь?

– Конечно, малыш, конечно, – говорил, абсолютно ничего не понимая, Алекс.

Всю ночь он просидел у изголовья Дикки, держа его руку в своей, предчувствуя катастрофу… Мог ли он столько лет ошибаться насчет Дикки? Нет ли у него тайного порока? Вдруг он садист и поэтому набросился на девушку? Наверное, он слишком далеко зашел: фанаты ведь готовы на все, что угодно, ради Дикки, даже на черную мессу.

Но утром Дикки воспрял духом, заметно оправился и объяснил ему, что произошло. Алекс был подавлен. Очевидная невиновность Дикки снимала груз с его плеч, но он глубоко чувствовал свою вину.

– Никогда больше ни одна девка не подойдет к тебе, пока я не буду знать, откуда она взялась, каковы у нее взаимоотношения с полицией и т. д. Бедный мой Дик! Думаешь, она могла тебя убить?

– Мне кажется, она хотела оскопить меня, клянусь тебе. Вот что значит останавливаться в отелях, где, с фруктами подают кухонные ножи, – почти весело ответил Дикки.

Наутро его перевезли в «Карлтон». Казалось, все без труда поверили в историю с ожогом. Что же касается девицы, то она, несмотря на успокоительный укол доктора, рано утром сбежала через окно бельевой.

– А, чтоб ее! – злился Алекс.

Подумать только, в довершение всех свалившихся на него неприятностей эта девица, эта уголовница, смылась!

А если она вернется? Если выскочит на сцену? Если… да еще и врач выпендривается! Когда они приехали в «Карлтон», Алекс попросил его побыть с Дикки, пока он сам займется делами, а врач с надменным видам вдруг торжественно заявляет:

– Нет.

– Как это нет? Ведь у Дикки депрессия!

– Я – фониатр, а не психоаналитик или нянька. Если у мсье Дикки Руа что-нибудь случится с голосом, я этим займусь. И все тут.

Опять он осуждает, и все из-за этого вечера с «идиллией». Злится на Дикки, Алекса и, по-видимому, на всю труппу. «Пуританин! Ретроград!» Естественно, брат кюре! Кстати, кюре будет поприятней. Но если этот докторишка восстановит против себя труппу, все гастроли будут испорчены…

Но что делать! Коль скоро он не хочет побыть с Дикки, его не заставишь. Алекс послал к Дикки Дейва.

Они совершили ошибку, завернув Колетту в ее плащ, когда переносили в бельевую. В кармане были ключи от машины. Сумка осталась в номере, но никаких документов в ней не было. Права и удостоверение личности находились в машине. К пяти часам утра она немного пришла в себя. Страх нейтрализовал действие успокоительной инъекции. Надо бежать, отыскать «ягуар». Платье тоже осталось в номере. А если хорошенько застегнуть плащ? Она осторожно, слегка пошатываясь, – сказывалось действие укола – подошла к окну. Ни души. Им даже в голову не пришло оставить кого-нибудь дежурить на веранде. Она вернулась к кровати. Плащ висит на стуле, в бельевом шкафу можно взять простыню… Но в шкафу оказались не только простыни, но и белые рабочие блузы. Она надела одну из них, а поверх накинула плащ. Вид вполне приличный. Многие девушки летом ничего не носят под платьем или кофточкой… А теперь берем простыню. Настоящее приключение, совсем как в кино. Когда-нибудь потом она расскажет Дикки о своем бегстве. Она привязала простыню к перилам балкона. С других балконов ее могли увидеть. Однако кому придет в голову выходить на балкон в пять часов утра? И в ее лихорадочно работавшем, хотя и затуманенном мозгу, промелькнула смутная мысль о том, что шум, скандал никому не нужны… На середине спуска простыня оборвалась. Но падение было мягким, бесшумным. Лишь в этот момент она обратила внимание на свои босые ноги. «Лодочки» (так ловко украденные в одном из магазинов Ниццы) остались в номере. На мгновение девушка в ужасе замерла на месте. Все могло сорваться. И вдруг вспомнила о шлепанцах, в которых обычно водила машину; выходя из «ягуара», она успевала сбросить их и сунуть ноги в туфли на каблуках, прибавлявших ей восемь сантиметров роста. Но сегодня ей надо замаскироваться. Блуза уже есть… Если бы она знала, как взяться за дело, она для пущей верности украла бы мотороллер. Продавщицы, машинистки, может, и медсестры скорее всего ездят на работу на мотороллерах… «Как бы это развеселило тебя, Дикки… Вчера ты тоже маскировался… Прикинулся обыкновенным молодым человеком, простым смертным, а я поддалась обману…» И оказалась в дураках, сама во всем виновата. Но своим бегством она искупит вину.

На свежем воздухе к ней вернулись силы, девушка, проскользнув между машинами, добралась до старого «ягуара». Слава богу, его не зажали. А если кого-нибудь разбудит шум мотора? Если они бросятся в погоню? О нет! Дикки этого не допустит… Он, конечно же, понял, что она просто ошиблась, не разгадала его игры, и предоставит ей новый шанс. Зачем только она так быстро проговорилась! И из-за этой глупости помешала ему неожиданно во всем признаться. Испортила «эффект». Но она все исправит.

Коллета совершенно бесшумно открыла дверцу, сел за руль и так же тихо захлопнула ее. Нащупала ногами шлепанцы.

И вдруг она почувствовала себя слабой, жалкой до слез. Что, если подняться в номер? Объяснить ему, что я сразу не поняла, а теперь смогу сыграть свою роль… Нет, Дикки был бы недоволен. Надо появиться снова, – элегантнее, чем прежде, в другом городе, в новом платье. (Она сумеет украсть его или купить на кредитную карточку. То, что она не обеспечена, заметят лишь к концу летнего сезона, но тогда Дикки все уладит.) Она приблизится к нему, и Дикки снова сделает вид, что не узнает ее. На этот раз она не будет такой дурехой. Найдет, что сказать. Сыграет роль незнакомки, которую узнают лишь потом. Расскажет, к каким хитростям прибегала, когда его не было рядом: как скрывала, что была его мистической женой, и смиренно трудилась на консервном заводе в Лорьене. Услышав шум мотора, девушка вздрогнула. Это какие-то немцы решили уехать на рассвете, чтобы избежать жары и пробок. Надо этим воспользоваться. Она завела машину. Предъявив кредитную карточку, можно будет прожить два-три дня в каком-нибудь уютном отеле, ничего не есть, кроме завтрака, – полезно для фигуры, а затем присоединиться к труппе. В Каоре, например. И все начнется сначала… Машина тронулась с места вслед за «мерседесом». В отеле не заметно было никакого движения. Короткая частная дорога выходила на большое шоссе. «Мерседес» свернул налево, к Канну. Пусть. «А не поехать ли в Экс?» Тенистый загадочный город. Она отдохнула бы там, прежде чем снова устремиться к Дикки… А если он не захочет? Не пожелает предоставить ей еще один шанс? Если их встреча была последним испытанием? После долгого молчания, когда он не удосужился даже сообщить ей, согласен ли принять в дар жизнь, которую она ему посвятила, ответ все же пришел. Он соглашался. И написал об этом сам, она была уверена, потому что проверяла подлинность подписи у графолога. Затем предстояло второе испытание: письма, написанные секретаршей, иногда просто по стандарту, а ведь она ждала их с таким нетерпением. Ждала и наконец была вознаграждена. «Вы победили в конкурсе распространителей нашей газеты. Вы – избранница Дикки Руа. Через восемь дней заказным письмом вам пришлют написанное для вас неопубликованное стихотворение Дикки, которое специально отпечатано для вас в типографии Дю Барри». Она получила упомянутое стихотворение. Проанализировала каждое слово. «О, невозможная любовь! Я жду, ищу тебя, страдая, Безумство, нежность чувств без края, Сулят надежду вновь и вновь…» И она надеялась, готовилась. Покупала или воровала (ведь это для него) платья; экономила деньги, чтобы купить подержанный «ягуар», вытянула деньги у матери и продала жемчуга бабушки, взяла отпуск по болезни, чтобы сопровождать труппу в гастролях. Лучший парикмахер, лучшая косметика… Там видно будет. Она была жрицей, была… И вот в последний момент, когда все шло по плану, как должно было идти, когда взгляд Дикки задержался на ней и таинственная формула узнавания – «Ты всегда носишь такие экстравагантные плащи?» – была произнесена, когда он обнял ее за плечи, она допустила оплошность. Не догадалась, что ее ждет последнее испытание: жалкий, зауряднейший номер, слова, скрывающие готовую вспыхнуть страсть. «Я совсем без сил… Наверное, не сумею тебя поразить…» Однако даже в эту минуту он на что-то намекал. Говорил о номерах-люкс, в которых они когда-нибудь станут встречаться. И она не поняла! Номер… как много таинственных значений у этого слова… Ведь она читала об этом в журнале «Оккюльт-магазин»… Как же я могла?

«Мерседес» выехал на шоссе. В Канне Колетта миновала дорожные пробки, даже не обратив на них внимания. Дорожный контроль![5]5
  Автоматический контролер (турникет), взимающий плату за проезд по скоростной дороге.


[Закрыть]
А у нее ни одного су. Сумка… Не заплатишь же несколько франков по кредитной карточке! Прибавить скорость? Забавно. Так рано, кто это заметит? Она рванула вперед. И еле расслышала, как где-то позади прозвенел звонок. «Я расскажу об этом Дикки в Каоре». Посмотрев в зеркало, она ничего не увидела на дороге. Нужно свернуть на магистраль до полицейского поста. «Если меня арестуют, придется сказать, что я жена Дикки Руа, еду к нему в Каор… Ему позвонят, и я буду на свободе… А если он откажется признать меня? Если, сразу не разобравшись, оставит меня в тюрьме? В тюрьме на шоссе, в тюрьме в Лорьене, в стеклянной клетке, перед пишущей машинкой… в тюрьме в этой машине, даже в этом теле, которое причиняет такую боль, не подчиняется мне… Что же такое сделало оно, это непонятное тело, – я не помню, я плохо понимаю, нет, не помню, я отбивалась, потому что это был вовсе не Дикки, тот молодой человек, который… Нет, теперь припоминаю, это действительно был он. Это было испытание, а я, я… Проклятье, опять дорожный контроль, может быть, остановиться?» Руль совсем не слушается; она врезалась в столб с левой стороны дороги, раздался ужасный взрыв, пламя охватила машину… Регулировщика выбросило из будки, и он сломал себе ногу. Что касается Колетты… Спасать было нечего. «А если бы это случилось в одиннадцать, в час „пик“! – должно быть, сказал врач „Скорой помощи“. – А так еще полбеды». И в самом деле.

Дорожные катастрофы обычно не привлекают особого внимания. Одной больше, одной меньше – ведь отпускной сезон. Труппа Дикки не знала, что случилось с «блондинкой». По правде говоря, все опасались, как бы она не появилась снова и не стала бы изливать свои печали на страницах распоясавшейся прессы.

Через два дня после удара ножом Дикки пел, как и было предусмотрено, во Дворце кинофестивалей.

Он был не совсем в форме, прихрамывал, казался отсутствующим, рассеянным. Но в зале собралась в основном молодежь, которую не надо было завоевывать: овации гремели как обычно, и у Алекса с плеч свалился тяжкий груз. Хорошо ли, плохо ли, но Дикки пел. Будто снова сел в машину после катастрофы.

«Что за жизнь! – вздыхал на второй день Алекс, бреясь в отеле „Карлтон“. – Взлеты и падения без конца…» «Взлеты» – это утверждения доктора, что ранка Дикки – пустяк, это Вери, позвонивший из Парижа сразу по возвращении и сообщивший, что макет новой пластинки потрясающий, что ее расхватают молниеносно и он очень доволен. «Падения» – это, во-первых, молчаливый Дикки, требующий, чтобы еду ему приносили в номер, не желающий никого видеть, кроме Дейва, и, во-вторых, то, что сейчас к нему было не подступиться с разговорами о новой идиллии… Ничего… подождем. Он налил себе кофе и с наслаждением намазал маслом тост. В «Карлтоне» было значительно приятнее, чем в этом пакостном «Реле»… Это тоже идея Дикки. Разумеется, в «Карлтоне» не удалось бы замять… И вдруг он замер как громом пораженный. Взгляд упал на утренние газеты, которые он просил принести: «Матен», «Орор», «Фигаро», «Репортер»… В последней, сразу даже не поняв набранный огромными буквами текст, Алекс прочел:

«Он оказал ей сопротивление, и она совершила покушение. Слишком пылкая фанатка, не получив удовлетворения, пытается зарезать Дикки Руа».

На мгновение Алекс остолбенел с тостом в руке. Кто? Кто предал Дикки? Коридорный из «Реле» вне подозрений: за его молчание щедро заплатили. Другие могли лишь догадываться о том, что произошло. К тому же все впрямую зависели от Дикки… За исключением, может, Патрика; он сам в какой-то мере «звезда», студийная «акула», молод и богат, но все же мог видеть в Дикки соперника… Хотя Патрик такой приятный парень… А не сама ли девица? И вдруг мелькнула другая мысль: что, если, как это уже однажды случилось, газеты попали в руки Дикки?

Алекс бросился из номера, даже не закрыв дверь. Тихие, петляющие коридоры: ох уж эти старые гостиничные планировки… Он пошел не в ту сторону, оказался у лифтов, побежал обратно, словно черт гнался за ним по пятам. Натолкнулся на Сержа, который шел ему навстречу с видом мученика, вынужденного жить и, как всегда, страдать в гостинице высшего разряда.

– Что с тобой, Алекс? Ты похож на…

Но Алекс не слышал конца фразы. Он целиком был поглощен охватившим его вдруг тревожным предчувствием. Свернул за угол. Вот и пролет, где живет Дикки. Увидев его дверь, Алекс сразу понял, что не ошибся. Из-под двери выглядывал угол сложенной газеты. Слава богу, успел. Алекс нагнулся, потянул за край газеты. Не поддается. Дверь открылась. На пороге, в халате и очень спокойный, стоял Дикки.

– Что ты здесь делаешь? Пришел показать мне газеты?

– Нет, – пробормотал Алекс, – я пришел обсудить с тобой одну вещь в связи с вечерним концертом…

– Ты пришел забрать газеты, которые кто-то любезно подсунул под дверь, да?

Дикки казался невозмутимым, но взгляд его был странен.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю