Текст книги "Любовь искупительная"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
18
«Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…»
Иисус Христос. Евангелие от Матфея 7:12
Утром следующего дня, загрузив повозку покупками, Михаил и Ангелочек отправились в обратный путь. Сделав остановку у магазина с семенами, Михаил купил все необходимое для весеннего сева. Потом он подъехал к небольшому зданию. Остановившись, он обошел повозку и помог Ангелочку спуститься. Только тогда, когда, подойдя к двери, она услышала пение, то поняла, что они идут в церковь. Она высвободила свою руку из его руки и отрицательно покачала головой.
– Ты иди, а я подожду здесь. Михаил улыбнулся.
– Попробуй. Ради меня. – Он опять взял ее за руку. Когда они вошли внутрь, ее сердце колотилось так сильно, что она боялась, как бы не задохнуться. Несколько человек повернулись и посмотрели на нее. Она чувствовала, как жар приливает к ее лицу, когда все больше и больше людей стали оборачиваться и рассматривать запоздалых посетителей. Михаил нашел для них свободные места.
Ангелочек сцепила руки на коленях и опустила голову. Что она делает в церкви? Женщина из их ряда наклонилась вперед и посмотрела на нее. Еще одна, сидевшая перед ними, обернулась и бросила взгляд через плечо. Церковь казалась переполненной женщинами – простыми, работящими, похожими на тех, которые поворачивались спиной к маме, когда она проходила мимо. Они бы и к ней повернулись спиной, если бы узнали, кто она такая.
Еще одна женщина в светло–серой шляпке рассматривала ее. У нее пересохло во рту. Они что, уже знают? Разве у нее все написано на лбу?
Проповедник смотрел прямо на нее, рассказывая о грехе и возмездии. Она покрылась потом и почувствовала, что ее бьет озноб. Ей стало дурно.
Вдруг все поднялись и запели. Она ни разу не слышала, как поет Михаил. У него оказался глубокий, хороший голос, он знал слова песен и не пользовался песенником, любезно предложенным соседом. Он был здесь как дома. Он верил всему, что здесь говорили и делали. Каждому слову. Она посмотрела вперед, в темные глаза проповедника. «Он все знает, так же, как тот священник, который говорил с мамой».
Ей нужно выйти! Когда все опять сядут, проповедник укажет пальцем прямо на нее и спросит, что она делает в церкви. В панике она начала пробираться вдоль ряда к проходу.
– Пропустите, пожалуйста, – говорила она, в ужасе спеша прочь. Теперь все смотрели на нее. Один мужчина широко улыбнулся ей, когда она проходила мимо него к черному входу. Она едва дышала. Выйдя на улицу и прислонившись спиной к повозке, она попыталась справиться с тошнотой.
– С тобой все нормально? – спросил Михаил, подойдя к ней.
Она не ожидала, что он пойдет за ней.
– Все отлично, – солгала она.
– Не могла бы ты просто посидеть рядом со мной? Она повернулась и посмотрела на него.
– Нет.
– Тебе не нужно участвовать в служении.
– Я вернусь туда, только если ты меня затащишь силой.
Михаил внимательно посмотрел на ее напряженное лицо. Она обхватила себя руками и взглянула на него.
– Амэнда, я несколько месяцев не был в церкви. Мне очень нужно общение.
– Я не вынуждала тебя уходить.
– С тобой точно все нормально?
– Да, – ответила она и стала взбираться на сиденье. Михаил подсадил ее. От его прикосновения ей стало спокойнее. Раскаиваясь в своей резкости, она хотела было объясниться, но, когда повернулась, он уже заходил в двери церкви. Она почувствовала себя несчастной.
Они снова пели, достаточно громко, чтобы она могла слышать слова.
«Вперед, Христа солдаты, в сражении вперед…» – это была война. Война против Бога, Михаила и всего мира. Иногда ей очень хотелось, чтобы ее война закончилась. Ей хотелось вернуться в долину. Ей хотелось, чтобы все было так, как в самом начале, – только она и Михаил. Ей хотелось, чтобы Павел оставался в горах и не возвращался. Может быть, тогда все было бы иначе.
Ненадолго. Рано или поздно мир все равно придет и вынесет свой приговор.
«Это не твое место, Ангелочек. Ты всегда будешь здесь чужой».
Служение, наконец, закончилось, и люди стали выходить из церкви. Каждый из них смотрел прямо на нее, сидевшую в повозке в ожидании Михаила. Несколько женщин собрались вместе и беседовали. Они что, говорят о ней? Она смотрела на дверь, ожидая, когда же он появится. Скоро он показался, рядом с ним шел служитель. Они поговорили несколько минут и пожали друг другу руки. Михаил спустился по лестнице, а мужчина, облаченный в темный костюм, направил взгляд на Ангелочка.
Ее сердце снова бешено заколотилось. Она покрылась потом, наблюдая за Михаилом. Он сел на свое место, взял в руки вожжи, и тронулся в путь, не говоря ни слова.
– Это не было похоже на настоящую церковь, – проговорила она, пока они спускались с холма на дорогу, ведущую к реке. – У них нет никого в одежде священника.
– Господь не создавал конфессий.
– Моя мать была католичкой. О себе я не говорю.
– Почему ты так боишься быть внутри церкви?
– Я не боялась. Меня просто тошнит от этого. Церковь полна лицемеров.
– Ты была до смерти напугана. – Он взял ее руку. – У тебя до сих пор руки потные. – Она попыталась выдернуть руку, но он сжал ее крепче. – Если ты убеждена, что Бога нет, тогда чего же ты боишься?
– Я не хочу иметь ничего общего с каким–то огромным небесным оком, которое только и ждет подходящего случая, чтобы раздавить меня, как клопа!
– Бог не осуждает. Он прощает. Она выдернула руку.
– Так же, как Он простил мою мать?
Он взглянул на нее со свойственной ему спокойной уверенностью, которая порой доводила ее до бешенства.
– Может быть, это она сама никогда не прощала себя. Его слова прозвучали как удар. Ангелочек смотрела прямо перед собой. Какая польза от того, что Михаил такой заботливый? Он все равно ничего не понимает. Этот бедный глупец был словно не от мира сего. Он решил продолжить разговор.
– Может, причина как раз в этом? Как ты думаешь?
– Во что бы моя мать ни верила, лично для меня в церкви нет места, так же, как и для нее не было.
– Если для Раав, Руфи и Вирсавии было место, я думаю, для тебя тоже найдется.
– Я не знаю ни одной из этих женщин.
– Раав была проституткой. Руфь спала у ног мужчины, с которым они не были женаты. Вирсавия была прелюбодейкой. Когда обнаружилось, что она беременна, ее любовник спланировал убийство ее мужа. Ангелочек посмотрела на него.
– Не думала, что ты знаешься с подобными женщинами.
Михаил рассмеялся.
– Имена этих женщин записаны в родословии Христа в начале Евангелия от Матфея.
– Ах, вот оно что, – сказала она тускло и неприязненно взглянула на него. – И ты думаешь, что можешь поставить меня в один ряд с ними? Ну, тогда скажи мне кое–что. Если это на самом деле так, как ты говоришь, то почему священник отказался говорить с моей мамой? Она, кажется, была вполне подходящей кандидатурой в такую достойную компанию.
– Я не знаю, Амэнда. Священники всего лишь люди. Они не Бог. У них есть свои предубеждения и ошибки, как у всякого человека. – Он слегка подстегнул лошадей. – Мне жаль твою мать, но сейчас я озабочен твоей жизнью.
– Почему? Ты боишься, что если не позаботишься о моей душе, то я пойду в ад?
Она издевалась над ним.
– Я думаю, что ты одной ногой уже побывала там. – Он снова подогнал лошадей. – Я не собираюсь тебе проповедовать, но и отступать от того, во что верю, не собираюсь тем более. Ни для твоего удобства, ни по каким другим причинам.
Ее пальцы сжали край сиденья.
– Я тебя об этом и не просила.
– Ты не говорила об этом, но любой мужчина будет чувствовать некоторое давление на психику, если его жена сидит в повозке на улице, пока он в церкви.
– Ну, а если мужчина силком тащит свою жену в церковь?
Он взглянул на нее.
– Я думаю, в этом ты права. Прости.
Она снова устремила взгляд прямо перед собой, закусила губу. Слабо вздохнув, добавила: – Я не могла оставаться там, Михаил. Просто не могла.
– Возможно, в другой раз.
– Никогда.
– Почему?
– Как я могу сидеть в окружении тех самых детей, которые называли меня оскорбительными кличками? Они остались прежними. Не важно, это Нью–Йорк или грязные холмы Калифорнии. – Она слабо усмехнулась. – Я знала одного мальчика, его отец приходил к маме в нашу лачугу. Он был постоянным клиентом. А его сын обижал мою маму и меня, обзывал грязными словами. Тогда я сказала ему, куда ходит его отец по средам после обеда. Он мне, конечно, не поверил, а мама сказала, что я сделала ужасный, жестокий поступок. Я не понимала, как правда может еще больше все испортить, но через несколько дней – я думаю, из чистого любопытства, – этот мальчик проследил за своим отцом и увидел, что я была права. Я подумала, что вот, теперь, когда он все знает, он оставит нас в покое. Но нет. Он возненавидел меня после этого. Он и его друзья поджидали меня, когда я шла в магазин, и бросали в меня грязью. А каждое воскресенье утром я видела их в толпе около церкви – они были такие вычищенные, разодетые и стояли со своими папами и мамами. – Она посмотрела Михаилу в глаза. – И священник с ними беседовал. Нет, Михаил. Я не смогу сидеть в церкви. Никогда.
Михаил снова взял ее за руку, переплетя свои пальцы с ее.
– Бог ничего общего с этим не имеет.
Ее глаза жгло, словно кто–то бросил песок в них.
– Но Он не остановил их, верно? Где же Его милость, о которой ты всегда читаешь? Я не видела, чтобы моя мать получила ее хоть немного.
Михаил долго молчал, не говоря ни слова. – Кто–нибудь говорил тебе хоть что–то приятное?
Ее губы скривились в горькой улыбке.
– Многие мужчины говорили, что я красавица. Они говорили, что ждут не дождутся, когда же я, наконец, вырасту. – Ее подбородок дрогнул, и она отвернулась.
Ее рука в его ладони была, как лед. Он чувствовал ее боль, несмотря на все ее попытки скрыть это.
– Что ты видишь, когда смотришь в зеркало, Амэнда? Она долго думала, прежде чем ответить, а когда заговорила, он едва мог расслышать ее тихий голос.
– Мою мать.
Они остановились у ручья. Пока Михаил распрягал лошадей и стреноживал их, Ангелочек разложила покрывало и открыла корзинку. Повар Иосифа снабдил их хлебом, сыром, бутылкой яблочного сидра и сушеными фруктами. Когда Михаил закончил есть, он поднялся и прислонился к дереву. Он, кажется, не спешил опять запрягать лошадей и ехать дальше.
Ангелочек посмотрела на него. Синяя шерстяная рубашка туго обтянула его широкие плечи, его талия была тонкой и крепкой. Она вспомнила восторженный отзыв о нем Тори, и теперь, кажется, начинала понимать. Ей нравилось смотреть на него. Он был сильный и красивый, но не таил в себе угрозу. Когда он снова взглянул на нее, она отвернулась, сделав вид, что занята упаковкой оставшейся еды в корзину.
Михаил сунул руки в карманы и стоял, прислонившись к стволу дерева. – В свое время меня тоже обзывали некоторыми нехорошими словами, Амэнда. В основном, мой отец.
Она опять посмотрела на него. – Твой отец? Он посмотрел на реку.
– У моей семьи была крупнейшая плантация в округе. Земля досталась нам от деда. У нас были рабы. Я не слишком задумывался об этом, пока был ребенком. Просто жил. Мама говорила, что это наши люди, и мы должны заботиться о них, но когда мне исполнилось десять, тот год был неурожайным, и мой отец продал нескольких работников. Когда их забирали, пропала одна из служанок, которая работала в доме. Я даже не знал, как ее звали. Мой отец отправился ее искать. Когда он вернулся, к его лошади были привязаны два трупа – ее и одного из рабов, которых он продал. Он сбросил тела перед бараком, где жили рабы, а потом повесил, чтобы остальные смотрели на них всякий раз, когда шли на работу. Это была жуткая картина. Затем он спустил на них собак.
Он положил руку на ствол массивного старого дуба.
– Я спросил его, почему он это сделал. Он ответил: для того, чтобы другим показать пример.
Она никогда раньше не видела его таким бледным, и новое чувство разгорелось в ее душе. Ей захотелось подойти и обнять его.
– А твоя мама была в этом согласна с ним?
– Моя мама плакала, но я никогда не слышал от нее ни слова против отца. Я сказал ему, что после его смерти первым делом освобожу рабов. Тогда он впервые избил меня. Он сказал, что если я ими так очарован, то могу и пожить с ними какое–то время.
– Ты жил с ними?
– Месяц. Потом он вернул меня в дом. Но к тому времени моя жизнь совершенно изменилась. Старый негр Ездра привел меня к Господу. До того момента Бог для меня был просто воскресным уроком, который мама преподавала в гостиной. Ездра показал мне, насколько Бог живой и реальный. За это мой отец хотел продать его, но не смог, потому что он был слишком старым. Вместо этого он его освободил. Это было хуже смерти. Старику некуда было идти, поэтому он поселился на болотах. Я старался навещать его как можно чаще и приносил ему все, что только мог.
– А твой отец?
– Он пробовал изменить мое мышление самыми разными способами. – Михаил криво усмехнулся. – Он хотел, чтобы я понял привилегию владения собственностью. – Он бросил взгляд на нее. – Он подарил мне прекрасную молодую рабыню и сказал, что я могу пользоваться ей, как только пожелаю. Я сказал этой рабыне, что она может уйти, но она осталась. Мой отец приказал ей остаться. Поэтому ушел я. – Он тихо рассмеялся и тряхнул головой. – Ну, а если быть до конца честным, то на самом деле я сбежал. Мне было пятнадцать лет, и она была искушением, перенести которое я бы не смог.
Михаил подошел к ней и присел на корточки.
– Знаешь, Амэнда. Мой отец не был плохим человеком. Я не хочу, чтобы ты так о нем думала. Он любил землю и действительно заботился о своих людях. Кроме этого одного случая, со своими рабами он обращался вполне нормально. И он любил мою мать, братьев и сестер. Он любил меня. Он просто хотел, чтобы все плясали под его дудку. А во мне с самого начала было что–то… Я не вписывался в его правила. Я знал, что придет день, когда мне придется жить одному, но довольно долго не мог набраться смелости и уйти от тех, кого я любил. Да к тому же я не знал, куда идти.
Она заглянула в его глаза.
– Ты когда–нибудь думал о том, чтобы вернуться?
– Нет. – В его словах не было и тени сомнения.
– Ты, должно быть, ненавидишь его. Он серьезно посмотрел на нее.
– Нет. Я люблю его, и я благодарен ему за то, что он был моим отцом.
– Благодарен? Он относился к тебе как к рабу, отнял твое наследство, близких, все. А ты благодарен?
– Если бы все случилось иначе, я, возможно, так и не узнал бы Господа, и, кстати, у моего отца потом появилось гораздо больше причин ненавидеть меня, – сказал Михаил. – Когда я ушел, Павел и Тесси ушли со мной. Моя сестра Тесси была его любимым ребенком. Очень дорогим для него. И вот теперь она умерла.
Ангелочек увидела слезы в его глазах. Он не пытался их скрыть.
– Ты бы ей понравилась, – продолжал он, прикасаясь к ее щеке. – Она умела видеть сердца людей. – Тронутая его печалью, Ангелочек положила свою руку поверх его руки. От его улыбки ее сердце сжалось. – О, возлюбленная, – прошептал он, – стены вокруг твоего сердца рушатся…
Она убрала руку.
– Иисус Навин дует в свой рог[6]6
Стены Иерехона рухнули по звуку рога, когда весь израильский народ воскликнул громким голосом (Книга Иисуса Навина 6:4)
[Закрыть]. – Михаил рассмеялся. – Я люблю тебя, – произнес он. – Я люблю тебя так сильно. – Он прижал ее к себе, и они упали в траву. Он поцеловал ее нежно, затем более настойчиво. Она почувствовала возбуждение, как будто мягкая, теплая волна прошла по ее телу. Как ни странно, она не ощущала ни опасности, ни того, что ее пытаются использовать. Когда он слегка отстранился, она увидела его взгляд. Ах, этот взгляд!
– Иногда я совершенно теряю голову, – сказал он хрипло. – Он встал, поднимая ее за собой. – Вставай. Я запрягу лошадей.
В смущении, Ангелочек свернула одеяло и поставила корзинку под сиденье. Облокотившись о край повозки, она смотрела, как Михаил занимается лошадьми. В каждом его движении сквозила скрытая сила. Когда он запрягал лошадей, она видела, как напряжены его руки и плечи. Распрямившись, он повернулся к ней. Он поднял ее на высокое сиденье и сел рядом. Взяв поводья, он улыбнулся ей, и она без колебаний улыбнулась в ответ.
Начинался дождь. Михаил остановился, чтобы натянуть тент, а она укуталась в одеяло. Когда он снова сел рядом, то накрыл себя и ее вторым одеялом. Рядом с ним она почувствовала себя уютно.
Проехав несколько миль, они увидели сломанную повозку. Изможденные мужчина и женщина пытались приподнять ее, чтобы поставить на место отремонтированное колесо. Неподалеку, укрывшись под массивным дубом, сидела темноволосая девушка, прижимая к себе четверых детей.
Михаил свернул с дороги.
– Приведи детей и посади их в нашу повозку, – попросил он Ангелочка, прыгая на землю. Она отправилась к ним. Самая старшая девочка была лишь на несколько лет младше ее. Ее темные волосы облепили бледное личико с широко расставленными карими глазами. Когда она улыбалась, она была очень хорошенькой.
– Идемте в наш фургон, там вы сможете обсохнуть, – предложила им Ангелочек. – У нас есть сухие одеяла.
– Спасибо, мадам, – немедленно ответила девушка, помогая детям залезть под покров тента. Дрожа от холода, Ангелочек вскарабкалась в повозку вместе с ними. Она протянула девушке одеяло, а та, набросив его на себя, прижала к себе четверых младших детей, будто курица–наседка.
Она улыбнулась, глядя на Ангелочка.
– Наша фамилия Элтмэн. Меня зовут Мириам. Это Джэйкоб, – она указала на высокого мальчика, у которого были точно такие же глаза и волосы, как у нее. – Ему десять. И Андрей…
– Мне восемь лет! – звонко выкрикнул мальчик. Мириам вновь улыбнулась.
– Это Лия, – продолжала она, прижимая к себе девочку постарше и целуя самую младшую, – и Руфь.
Ангелочек посмотрела на замерзшую, промокшую компанию, которая сидела, сжавшись, под единственным одеялом.
– Осия, – сказала она, прислушиваясь к своим словам. – Я… миссис Осия.
– Спасибо Господу за то, что вы появились вовремя, – продолжала Мириам. – Папа долго бился с этим колесом, а мама и так уже на пределе. – Она сняла покрывало с себя, укутывая младших детей. – Не могли бы вы посмотреть за детьми, миссис Осия? Мама уже давно чувствует себя плохо, и ей не стоит оставаться под дождем.
Не успела Ангелочек произнести хоть слово, как девушка уже выпрыгнула из повозки. Ангелочек взглянула на детей и увидела, что все они рассматривают ее широко открытыми от любопытства глазами. Через несколько минут вернулась Мириам, ведя за собой маму. Это была изнуренная темноволосая женщина. Плечи ее были опущены, под глазами темные круги. Дети уселись вокруг нее, словно прикрывая ее собой.
– Мама, – заговорила Мириам, обняв женщину. – Это миссис Осия. Это моя мама.
Женщина тепло улыбнулась и кивнула.
– Элизабет, – представилась она с улыбкой. – Да благословит вас Бог, миссис Осия. Слезы показались в ее усталых глазах, но она удержалась и не заплакала. – Я не знаю, что бы мы делали, если бы вы и ваш муж не проезжали мимо. – Она обняла четверых детей, а Мириам выглянула из повозки, чтобы узнать, не нужна ли помощь. – Все будет хорошо. Папа и мистер Осия починят нашу повозку. Скоро мы сможем ехать дальше.
– Нам нужно ехать в Орегон? – прошептала Лия. Боль исказила лицо женщины.
– Давай постараемся не думать об этом сейчас, дорогая. Давай просто жить день за днем.
Ангелочек порылась в корзине. – Вы, наверно, голодны? У нас остался хлеб и немного сыра.
– Сыр! – произнесла Лия, ее маленькое личико просветлело, и она тут же забыла о предстоящем путешествии в Орегон., – Да, пожалуйста.
Тут слезы полились из глаз Элизабет, она расплакалась. Мириам гладила ее и что–то шептала, утешая мать. Замерев, Ангелочек не знала, что сказать или сделать. Не глядя на плачущую женщину, она нарезала сыр для младших детей. Элизабет закашлялась и перестала плакать.
– Простите меня, – прошептала она. – Я сама не знаю, что со мной.
– Ты просто устала, – ответила Мириам. – У нее жар, – пояснила она Ангелочку. – Болезнь отнимает у нее все силы.
Ангелочек протянула женщине ломоть хлеба с сыром, и Элизабет, прежде чем взять предложенную пищу, нежно коснулась ее руки. Маленькая Руфь вскочила с колен матери и подошла к Ангелочку. Она почувствовала тревогу, а затем удивление, когда ребенок протянул руку, прикоснувшись к ее золотистой косе, которая спускалась до самой талии.
– Это ангел, да, мама? – Ангелочек густо покраснела. Элизабет улыбнулась сквозь слезы. Ее мягкий смех был полон благодарности. – Да, дорогая. Это наш ангел милосердия.
Ангелочек боялась посмотреть на них. Что бы сказала Элизабет Элтман, узнай она всю правду? Она поднялась и выглянула наружу. Михаил приподнимал повозку Элтманов, в то время как мужчина прилаживал колесо. Ей хотелось выпрыгнуть, но дождь усиливался, к тому же Михаил сразу же отправит ее обратно. Каждая частичка ее существа была напряжена до предела, когда она, обернувшись, посмотрела на Элизабет и ее детей, которые были любимы и обожали ее в ответ.
Мириам взяла ее за руку, отрывая от раздумий.
– Они уже скоро все починят, – сообщила она. Ее глаза широко открылись от удивления и замешательства, когда Ангелочек с поспешностью отдернула руку.
К повозке подошел мистер Элтман, с его шляпы ручьями стекала вода.
– Все в порядке, Джон? – спросила его Элизабет.
– Оно продержится еще какое–то время. – Элизабет представила Ангелочка, он слегка приподнял шляпу, здороваясь с ней. – Мы так признательны вам и вашему мужу, мадам. Я уже был готов сдаться, и тут появился ваш муж. – Он снова взглянул на жену. – Мистер Осия предлагает нам перезимовать в его доме. Я согласился. В Орегон поедем с наступлением весны.
– Ах, – только и смогла выдохнуть Элизабет с явным облегчением.
Ангелочек открыла рот от удивления. Зимовать у Михаила? Девять человек в его крошечном доме? Элизабет прикоснулась к ней, а она едва не подпрыгнула от неожиданности. Как будто окаменев, она слушала, как женщина рассыпалась в благодарностях, пока Джон не помог ей выбраться из повозки. За ней посыпались мальчики и девочки, затем Мириам, которая, проходя, прикоснулась к ее плечу и улыбнулась счастливой улыбкой. Сжав зубы, Ангелочек сидела, кутаясь в покрывало в глубине повозки, недоумевая, о чем думал Михаил, приглашая всех этих людей к себе в дом, и что он собирается с ними делать. Он уселся на сиденье, промокший до нитки, и она протянула ему сухое покрывало, когда они снова тронулись в путь.
– Они будут жить в доме, – сказал он.
– В доме! А где мы будем спать?
– В сарае. Там будет удобно и тепло.
– Почему бы им не поспать в сарае? Это твой дом. – Ей не слишком понравилась мысль о том, что придется спать где–то еще кроме своей милой, уютной постели, в доме с горящим камином.
– Они не спали в доме уже девять месяцев. А женщина больна. – Он кивнул прямо перед собой. – Я как раз недавно размышлял. На границе с землей Павла есть отличный кусок свободной земли. Может быть, у меня получится уговорить Элтманов остаться. Было бы здорово, если бы в нашей долине поселилась еще одна семья. – Он посмотрел на нее с улыбкой. – Ты могла бы подружиться с этими женщинами.
Подружиться?
– Ты думаешь, у меня с ними есть что–то общее?
– Почему бы это не выяснить?
Они остановились на ночь под большим гранитным выступом, который послужил отличным убежищем от дождя. Михаил и Джон стреножили лошадей и установили палатку, тогда как Ангелочек, Элизабет и Мириам занимались обустройством места для ночлега. Дети собрали достаточно дров, чтобы хватило на всю ночь, и часть из них принесли Мириам, которая находилась в палатке с остальными. Вверху палатки она открыла небольшой клапан.
– Научилась у индейцев, – весело проговорила она, укладывая дрова и делая костер в тазу посреди палатки. Удивительно, но когда она разожгла костер, дым поднялся вверх и устремился прямо в отверстие.
Элизабет выглядела очень уставшей, и Ангелочек настояла, чтобы она легла. Михаил принес кое–что из их запасов, и Ангелочек стала готовить еду. Элизабет не спала, Молча наблюдая за ней. Забеспокоившись, Ангелочек взглянула на нее, размышляя, о чем она думает.
– Я чувствую себя такой бесполезной, – дрожащим голосом произнесла Элизабет, и Мириам, протянув руку, нежно погладила ее по лицу.
– Не говори так, мама. Мы все можем сделать сами. А ты отдыхай. – Она ободряюще улыбнулась. – Когда тебе станет лучше, мы тебе предоставим полную возможность все делать самой. – Мать улыбнулась в ответ на подшучивание. – Пойду принесу дров покрупнее, – сообщила Мириам и вышла. Вернувшись с большим поленом, она подбросила его в огонь. – Дождь усиливается.
Элизабет приподнялась.
– Где мальчики?
– Они с папой. Лия и Руфь останутся с нами. Не беспокойся ни о чем. А теперь, приляг, мама. – Она взглянула на Ангелочка. – Она всегда боится индейцев, – прошептала девочка. – Один маленький мальчик из нашей группы отбился от повозок у Форта Ларами. Никто не мог найти даже следов. С тех пор мама боится, что кого–то из нас тоже могут украсть. – Она обернулась и посмотрела на маму, которая улеглась на своем ложе. – Она отдохнет, и ей точно станет лучше.
Мириам погрела руки над огнем, улыбаясь Ангелочку.
– Что бы вы там ни готовили, это так вкусно пахнет! – Ангелочек продолжала помешивать еду, не говоря ни слова. – Как долго вы уже в Калифорнии?
– Год.
– А, так значит, вы с Михаилом уже здесь поженились. Он сказал, что приехал в сорок восьмом. Вы добрались сюда по земле?
– Нет. Морем.
– А ваши родители тоже живут в той долине, о которой нам рассказывал Михаил?
Ангелочек знала, что рано или поздно девочка спросит об этом, и понимала, что ложь может только еще больше связать ее и все усложнить. Почему бы не покончить с этим прямо сейчас, может быть тогда Мириам оставит ее в покое? Может быть, если они узнают правду, они остановятся на зиму в другом месте? Наверняка, эта женщина не захочет спать в той же кровати, где спала проститутка.
– Я одна переехала в Калифорнию. Я познакомилась с Михаилом в борделе, в Парадизе.
Мириам рассмеялась, но видя, что Ангелочек, похоже, говорит об этом вполне серьезно, притихла. – Вы серьезно, да?
– Да.
Элизабет смотрела на нее с неопределенным выражением. Ангелочек опустила глаза, продолжая помешивать.
Мириам довольно долго ничего не говорила, Элизабет снова закрыла глаза.
– Вы могли бы ничего не говорить, – все же продолжила Мириам несколько минут спустя. – Зачем вы это сказали?
– Чтобы не шокировать вас потом, когда мы приедем в долину, – горько ответила Ангелочек, с трудом выговаривая слова.
– Нет, – сказала Мириам. – Это просто я снова дунула нос в чужие дела, вот что. Мама говорит, это одна из моих слабостей – всегда влезать в чужие дела. Простите меня.
Ангелочек продолжала помешивать ужин, озабоченная признанием девочки.
– Мне бы хотелось, чтобы мы были друзьями, – заявила Мириам.
Ангелочек чуть было не подскочила от неожиданности.
– Почему ты хочешь дружить со мной?
Лицо Мириам выражало искреннее удивление. – Потому что вы мне нравитесь.
В замешательстве Ангелочек посмотрела на нее, затем перевела взгляд на Элизабет. Женщина наблюдала за ней, устало улыбаясь. Порозовев от смущения, Ангелочек тихо сказала:
– Ты ведь вообще ничего обо мне не знаешь, кроме того, что я только что тебе сказала. – Она уже пожалела, что высказалась.
– Ну, я знаю, что вы честная, – ответила Мириам с полной раскаяния улыбкой. – Очень честная, – добавила она уже серьезно. В ее глазах появилось задумчивое выражение, когда она вновь изучающее взглянула на Ангелочка.
Мальчики вернулись в палатку, неся с собой поток холодного воздуха. Девочки проснулись, и Руфь заплакала. Элизабет поднялась, прижимая ее к себе и убеждая мальчишек умерить свою восторженную болтовню. Вошел Джон и, сказав одно слово, успокоил детей. За его спиной Ангелочек увидела Михаила. Когда он улыбнулся ей, она физически ощутила облегчение. Ее объяло беспокойство: что он скажет, когда узнает, что она рассказала этим людям всю правду о себе?
Сняв промокшие куртки, мужчины подсели к огню, а Ангелочек разложила приготовленные бобы по тарелкам, которые подавала Мириам. Когда у каждого в руках была порция еды, Джон склонил голову, вся семья последовала его примеру.
– Боже, спасибо Тебе, что Ты помог нам сегодня и послал Михаила и Амэнду Осия на нашем пути. Пожалуйста, Господь, присмотри за потерянными для нас любимыми, Давидом и мамой. Наполни Элизабет новой силой. Укрепи нас для дальнейшей дороги. Аминь.
Джон стал расспрашивать о земле, полевых культурах и калифорнийских рынках сбыта; Иаков и Андрей попросили добавки бобов и бисквитов. Ангелочек ждала, когда же они с Михаилом, наконец, вернутся в свою повозку. Она чувствовала на себе взгляд Мириам. Ей не хотелось задумываться о том, какие мысли возникнут в голове девочки теперь, после того, как у нее было время поразмышлять об услышанном.
– Дождь перестал, папа, – сообщил Андрей.
– Может, пойдем к себе? – прошептала Ангелочек Михаилу.
– Оставайтесь с нами, – предложил Джон. – У нас достаточно места. С огнем здесь точно теплее, чем у вас в повозке.
Михаил согласился, а Ангелочка бросило в дрожь, когда он вышел, чтобы принести их одеяла. Быстро извинившись, она пошла за ним.
– Михаил, – начала она, пытаясь подобрать слова, желая убедить его в том, что им лучше поспать в своей повозке, а не в палатке Элтманов. Он протянул руки и, прижав ее к себе, крепко поцеловал. Потом, повернувшись спиной к палатке, прошептал ей на ухо:
– Рано или поздно ты, наконец, поймешь, что в этом мире есть люди, которые не желают тебя обижать или использовать. А теперь наберись смелости, иди в палатку и поговори с ними.
– Покрепче завернувшись в шаль, она вернулась в палатку. Мириам улыбнулась ей. Ангелочек села у огня, дожидаясь возвращения Михаила и стараясь ни на кого не смотреть. Мальчики упрашивали отца почитать им о Робинзоне Крузо. Джон достал из мешка изношенную книжку в кожаном переплете и начал читать, а Мириам занималась превращением недавней столовой в спальню. Маленькая Руфь, жуя собственный палец, взяла свое одеяло и перетащила его поближе к Ангелочку.
– Я хочу спать здесь.
Мириам рассмеялась. – Я думаю, тебе лучше спросить у мистера Осии, Руфи. Он, наверно, захочет занять это место.
– Он может спать на другой стороне около нее, – ответила Руфь, ясно давая понять твердость своих намерений.
Мириам подошла к ним с двумя стегаными одеялами и протянула одно Ангелочку. Наклонившись, она прошептала ей на ухо:
– Вот видишь, ей ты тоже нравишься. Почувствовав внезапную острую боль в груди, Ангелочек оглянулась на них. Вошел Михаил, неся еще несколько одеял.
– Приближается ураган. Если нам повезет, к утру он уже пройдет мимо нас.
Все уже давно спали, а Ангелочек лежала без сна рядом с Михаилом. Ветер завывал, дождь барабанил в палатку. Свист ветра и запах сырости напомнили ей о первой неделе в Парадизе.
