Текст книги "Любовь искупительная"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)
11
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу.
Данте
Ангелочек застонала, когда Хозяин склонился над ней. Он тихо рассмеялся.
– Неужели ты думаешь, что смогла бы сбежать от Альфы и Омеги?
Кто–то позвал ее издалека, но Хозяин продолжал говорить ровным, спокойным голосом.
– Ты думала, что четыре тысячи миль – это весьма большое расстояние, но я здесь.
Она отстранилась от него, пытаясь услышать и понять, кто ее зовет.
Хозяин привлек ее к себе.
– Ты принадлежишь мне. О, да. Навсегда, и ты это знаешь. Я и только я всегда буду обладать тобой. – От него пахло пряностями, которые он жевал, выкурив очередную сигару. – Я знаю, о чем ты думаешь, Ангелочек. Я могу читать твои мысли. И всегда мог. Ты можешь надеяться на что угодно, но я никогда не умру. Даже когда ты перестанешь существовать, я все еще буду жить. Я вне времени.
Она боролась с ним, но он не был чем–то реальным, что можно было оттолкнуть прочь. Он был тенью, покрывающей ее и уносящей назад, вниз, в глубокую черную яму. Она почувствовала, как ее тело поглощает его, продолжая падать. Он проникал во все поры ее существа, пока тьма не захватила ее, и она не начала раздирать собственное тело.
– Нет, нет!
– Мара. Мара!
Она внезапно проснулась от своего немого крика.
– Мара, – повторил Михаил нежно, сидя на краю кровати. Она пыталась унять дрожь, тогда как он гладил ее по волосам. – У тебя много ночных кошмаров. О чем они?
Его тихий голос и прикосновение помогли ей немного расслабиться. Она сняла его руку.
– Я не помню, – солгала она. Хозяин отпечатался в ее памяти. Неужели он ищет ее до сих пор? Она знала ответ, внутри все похолодело. Его лицо отчетливо стояло перед глазами. Оно было таким, словно она убежала от него вчера, а не много месяцев назад. Он когда–нибудь сможет найти ее. И когда это произойдет…
Она не могла думать об этом без содрогания. Она боялась заснуть. Кошмар вернется вновь, и ей, как всегда, будет сниться одно и то же.
– Мара, расскажи мне, чего ты боишься.
– Ничего, – ответила она натянуто, – просто оставь меня в покое.
Михаил положил руку ей на грудь, ее мышцы напряглись.
– Если твое сердце будет так сильно биться, оно может выскочить из груди.
– Ты что, надеешься отвлечь меня и заставить думать о другом?
Михаил убрал руку.
– Между нами есть нечто большее, чем просто секс.
– Между нами ничего нет, – ответила она и отвернулась к стене.
Михаил стащил с нее одеяло.
– Я покажу тебе, что есть еще что–то.
– Я сказала, оставь меня в покое! – Она устала от ночных кошмаров, устала от него, сидящего рядом. Вырвав у него одеяло, она снова укрылась.
Михаил сорвал одеяло. Свернув, бросил на сундук в углу. – Вставай. Прямо сейчас. Ты пойдешь, нравится тебе это или нет.
Ангелочек испугалась его, тенью нависающего над ней. Она ощутила, что он раздражен, но пытается контролировать себя.
– Мы немного пройдемся, – продолжал он.
– Сейчас? Посреди ночи? – Было холодно и темно. Она задохнулась, когда он поднял ее и поставил на ноги.
Надевая брюки, он продолжал:
– Ты можешь одеться или идти, как есть. Для меня это не имеет значения.
Ей не нравились тени, которые прятались в углах, но еще больше не нравилась идея выходить из дома в темноту.
– Я никуда не иду. Я остаюсь здесь.
Она потянулась за одеялом, но он перехватил ее руку и вывернул. Когда она сжалась и подняла руку, чтобы защититься от удара, его гнев моментально исчез. Неужели она ожидала, что он ударит ее, даже спустя все это время?
– Я никогда не сделаю тебе больно. – Он взял покрывало и укутал ее. Нашел ее обувь и протянул ей. Она не взяла.
– Ты можешь обуваться или идти босиком. Как хочешь. Но ты идешь со мной.
Ангелочек взяла обувь.
– Чего же ты на самом деле боишься, Мара? Почему бы нам не обсудить это?
Она отшвырнула рожок для обуви и выпрямилась.
– Я не боюсь ничего и меньше всего такого грязного фермера, как ты.
Он открыл дверь. – Ну, пошли, если ты такая храбрая. Она пошла было к конюшне, но он взял ее за руку и направился к лесу.
– Куда ты меня ведешь? – Она ненавидела себя за дрожащий голос.
– Увидишь, когда придем на место. – Он продолжал идти вперед, увлекая ее за собой.
Ангелочек с трудом могла различать предметы, она видела только их силуэты. Они были опасные и темные, некоторые двигались. Она вспомнила, как они с Робом долго шли в ночной темноте, и испугалась еще больше. Ее сердце бешено заколотилось.
– Я хочу вернуться. – Она споткнулась и едва не упала.
Он поддержал её и поставил на ноги.
– Хотя бы раз ты можешь мне довериться? Разве я хоть раз причинил тебе боль или сделал что–то плохое?
– Доверять тебе? Почему я должна это делать? Ты сумасшедший, притащил меня посреди ночи в лес. Отведи меня домой! – Она дрожала.
– Нет, пока ты не увидишь то, что я хочу тебе показать.
– Даже если тебе придется меня тащить?
– Если тебе понравится передвигаться на моем плече. Она высвободила руку.
– Иди вперед.
– Хорошо, – сказал он. Ангелочек развернулась было, чтобы идти обратно, но за деревьями не было видно ни дома, ни конюшни. Повернувшись назад, она не смогла разглядеть Осию и встревожилась.
– Подожди, – крикнула она. – Подожди! Михаил взял ее за руку.
– Я здесь. – Он почувствовал, как она дрожит, и прижал ее к себе. – Я не оставлю тебя одну в темноте. – Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал. – Когда же ты, наконец, поймешь, что я люблю тебя?
Ангелочек обвила его руками и прижалась сильнее.
– Если ты любишь меня, пойдем обратно. Нам будет тепло и уютно в постели. Я сделаю все, что ты попросишь.
– Нет, – твердо ответил он, пытаясь справиться с собой. – Пойдем со мной.
Она попыталась удержать его. – Подожди, пожалуйста. Ну, хорошо… Я боюсь темноты. Это напоминает мне о… – она замолчала.
– О чем?
– О том, что было со мной в детстве. – Он подождал, но она молчала. Она не хотела говорить о Робе и о том, что с ним случилось. Она не хотела еще раз вспоминать ужас той ночи. – Пожалуйста. Пойдем обратно.
Михаил запустил пальцы в ее волосы и слегка поднял ее голову, чтобы видеть ее лицо в лунном свете. Она была так сильно напугана, что даже не могла это скрыть.
– Я тоже боюсь, Мара. Не темноты, не прошлого, но тебя и того, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе. Ты используешь мое желание как свое оружие. То, что я чувствую к тебе, это – подарок. И я знаю, что мне нужно, но когда ты прижимаешься ко мне, все, что я ощущаю, это твое тело и мое желание. Ты заставляешь меня дрожать.
– Тогда отведи меня обратно в дом…
– Ты не слышишь меня. Ты ничего не понимаешь. Я не могу отвести тебя обратно. Мы не можем поступить так, как ты хочешь. Это произойдет по–моему или не произойдет вообще. Михаил снова взял ее за руку. – Пойдем. – Они опять двинулись через лес. Ее пальцы были горячими и влажными, и рука уже не лежала в его руке, словно мертвая рыба. Она держалась за него так крепко, будто вся ее жизнь сейчас зависела от этого.
Ангелочек повсюду слышала звуки. Жужжание и потрескивание не переставая доносились со всех сторон, проникая в ее мозг. Стояла кричащая тишина. Ей хотелось вернуться в дом, подальше от черных кружащихся теней. Крылатые демоны, они смотрят и ухмыляются. Это был мир Хозяина.
Она замерзла и устала.
– Еще далеко?
Михаил подхватил ее на руки и понес.
– Мы почти пришли. – Их окружали деревья, луна освещала холмы зловещим светом. – На этом холме.
Поднявшись на вершину, он поставил ее на ноги, и она робко осмотрелась. Вокруг не было ничего. Только холмы и в отдалении – горы.
Михаил смотрел, как ночной ветер шевелит ее волосы, заставляя их танцевать. Она укуталась в одеяло и взглянула на него.
– Здесь ничего нет.
– Все, что нужно, здесь есть.
– Идти так далеко, для чего? – Она не знала, что она ожидала здесь увидеть. Может быть, памятник. Хоть что–то. Она села, уставшая и дрожащая от прохладного ночного воздуха. Одеяло не помогало. Десять одеял не спасли бы ее сейчас. Холод был внутри. Что он хотел сделать, когда тащил ее на этот холм среди ночи? – Что здесь такого особенного?
Михаил сел позади нее. Вытянув сильные стройные ноги по бокам от нее, притянул ее к себе.
– Просто жди.
Она хотела освободиться от его объятий, но ей было слишком холодно, чтобы с ним бороться.
– Ждать чего?
– Утра.
– Я могла дождаться его в доме.
Он рассмеялся. Приподняв ее волосы, он поцеловал ее в шею.
– Ты не поймешь, пока не увидишь. – Он прижался губами к мягкой коже под ее ухом. Она слегка дрожала. – Поспи немного, если хочешь. – Еще сильнее прижал ее к себе. – Я разбужу тебя вовремя.
После долгой прогулки спать ей уже не хотелось.
– Ты часто делаешь подобные вещи?
– Не так часто, как надо бы.
Они помолчали, но от этого молчания ей не было неуютно. Тепло его тела наполняло ее. Она почувствовала тяжесть его руки и то, как уверенно он держит ее. Она посмотрела на звезды, такие маленькие драгоценные камешки на темном бархате неба. Она никогда не видела их так близко, как сейчас, – казалось, она может дотянуться до них рукой и прикоснуться к каждой из них в отдельности. Ночное небо было так прекрасно! Из окна оно таким не казалось. И запах – густой, влажный запах земли. Даже звуки вокруг стали походить на музыку, напоминая пение птиц в саду и музыку дождя, играющего на маленьких жестяных баночках в их с мамой лачуге. Внезапно тьма стала рассеиваться.
Сначала медленно, едва заметно. Звезды становились все меньше и меньше, чернота вокруг была уже не такой густой. Ангелочек встала, кутаясь в одеяло, и смотрела. Позади все еще была темнота, но перед глазами разгорался свет: бледно–желтый, все ярче сияющий бриллиант, золотая вспышка, затем красная и оранжевая. Ей приходилось наблюдать за восходом солнца из окна, но так, как сейчас, было впервые – чтобы прохладный ветерок обдувал лицо, а вокруг был лес. Никогда ничего более прекрасного она не видела.
Утренний свет медленно разливался по горам, по долине, добежал до дома и устремился дальше в лес, на холмы. Она почувствовала сильные руки Осии на своих плечах.
– Мара, это жизнь, которую я хочу подарить тебе. Солнечный свет был настолько ярким, что больно резал глаза, ослепляя ее больше, чем совсем недавно темнота. Она ощутила его губы на своих волосах.
– Это то, что я тебе предлагаю. – Его дыхание согревало ее кожу. – Я хочу наполнить твою жизнь всеми красками. Я хочу наполнить ее светом и теплом. – Он обнял ее и прижал к себе. – Дай мне шанс.
Тяжесть спустилась и осела внутри Ангелочка. Он говорит красивые слова, но жизнь не такая. Жизнь не может быть такой простой и ясной. Ее жизнь была запутанной и искаженной, искривленной с самого ее появления на свет. Она не может просто стереть из памяти последние десять лет или первые восемь – до того, как Роб привел ее по темным улицам в бордель и оставил в вечное владение Хозяину. А началось это все еще раньше.
Она была виновата в самом своем рождении.
Ее собственный отец желал, чтобы ее выкинули из утробы матери, словно мусор. Ее родной отец. Мама так бы и сделала, если бы знала, что, оставляя ее жить, она потеряет его. За годы бесконечных рыданий мамы Ангелочек в этом убедилась.
Нет, сотни и даже тысячи рассветов не смогут изменить того, что было. Истина была утверждена на века – как и сказал ей во сне Хозяин. Ты не можешь убежать от действительности. Не важно, как сильно ты стараешься, но ты не можешь сбежать от истины.
Она улыбнулась грустной улыбкой, ее душа ныла и болела. Может быть, этот человек на самом деле тот, за кого себя выдает. Может быть, он имеет в виду каждое сказанное слово, но она знала что–то, чего не знал он. Никогда не будет так, как он хочет. Так просто не может быть. Он мечтатель. Он требует от нее невозможного. Озарение сойдет на него, и он очнется.
Ангелочка не будет рядом, когда это случится.
12
«Даже если ты убедил меня, ты не убедил меня».
Аристофан
Михаил заметил, что Ангелочек изменилась 'после той ночи, но это изменение не сделало его счастливым. Она отгородилась от него и держалась на расстоянии. И хотя синяки исчезли с ее лица и ребра зажили, она все еще была изранена. Она не подпускала его слишком близко. Она прибавила в весе, вернув килограммы, которые потеряла после того ужасного избиения. Она окрепла физически, но Михаил ощущал ее глубокую внутреннюю уязвимость. Он давал ей задания, чтобы наполнить ее жизнь смыслом, чтобы бордель стал забываться. Но в ее глазах не было жизни.
Большинство мужчин были бы удовлетворены, будь у них такая послушная и работящая жена. Михаил был не из таких. Он женился на ней не для того, чтобы приобрести работницу. Он хотел, чтобы эта женщина была частью его жизни – частью его самого.
Каждая ночь была испытанием. Он ложился рядом с ней, вдыхая аромат ее тела, пока не начинала кружиться голова. Она ясно давала понять, что он может использовать ее тело так, как хочет, и тогда, когда хочет. Она смотрела на него каждый вечер, снимая одежду. В ее глазах читался немой вопрос. У него пересыхало во рту, но он не сдавался. Он ждал и молился о том, чтобы ее сердце смягчилось.
У нее продолжались ночные кошмары. Она часто просыпалась, дрожа от страха, покрываясь потом. В эти минуты она запрещала ему даже прикасаться к ней. Только после того, как она снова засыпала, он обнимал ее, прижимал к себе. Она расслаблялась, и он знал, что где–то глубоко внутри она понимает, что с ним она может чувствовать себя в безопасности.
Это радовало его, но естественные нужды его тела все сильнее давали о себе знать – тем сильнее, чем дольше они были вместе. Его разум старательно рисовал образы того, как они занимаются любовью, все в точности так, как описано в книге Песни Песней. Он почти физически ощущал ее руки и медовые поцелуи. Затем, вырвавшись из своих грез, он чувствовал себя еще более разочарованным и несчастным, чем прежде.
Конечно, он может прямо сейчас получить все, что захочет. Им обоим это было бы удобно. Она бы оказывала ему услугу. В этом она эксперт. Но он знал, что она по–прежнему будет далеко от него – считать бревна на потолке или продумывать завтрашние дела, делать все, что угодно, лишь бы отгородиться от него. Она не посмотрит ему в глаза, ей будет все безразлично, хотя он до смерти жаждет ее любви.
Картина из недавнего прошлого внезапно всплыла в памяти Михаила: Ангелочек сидит на краю своей кровати во «Дворце», покачивая ногой взад–вперед, словно маятником. Теперь, если он подчинится своему физическому влечению, будет то же самое. Это будет Ангелочек, не Мара. Она будет просто ждать, когда он все закончит, чтобы она могла забыть его, как и других мужчин, которые использовали ее тело.
«Боже, что мне делать? Я схожу с ума. Ты слишком многого от меня ожидаешь. Или это я слишком многого ожидаю от нее?»
Ответ остался прежним: «ЖДИ».
Больше всего Михаилу хотелось, чтобы она назвала его по имени. «Только один раз, Иисус. Боже, пожалуйста. Только раз». Михаил! Признание его существования. Чаще всего она смотрела сквозь него. Ему хотелось быть чем–то большим, чем просто человеком на периферии ее души, от которого она ожидает только одного. Что по ней снова пройдутся и опять будут ее использовать. Любовь для Ангелочка была грязным словом.
«Как мне научить ее тому, что такое настоящая любовь, тогда как даже мои собственные инстинкты становятся на пути? Господь, что я делаю не так? Она еще дальше от меня сейчас, чем тогда, в Парадизе».
«БУДЬ ТЕРПЕЛИВ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ».
Раздражение Михаила нарастало, и он начал вспоминать слова своего отца, который утверждал, что каждая женщина жаждет власти над собой.
Тогда он этому не верил и не верит сейчас; однако временами ему хотелось поверить. Вера в эту ложь сделала бы его жизнь с Ангелочком проще. Каждый раз, когда ее взгляд, не встречая преграды, просачивался через него, он вспоминал отца. Каждый раз, когда во сне она прижималась к нему, он знал, что сказал бы его отец по поводу его добровольного обета безбрачия.
Он слышал и другой голос, темный и властный, вечный, как время:
«Когда ты будешь вести себя, как мужчина? Иди и возьми ее. Чего ты ждешь? Возьми ее. Она принадлежит тебе, ты с этим согласен? Поступи как мужчина. Насладись ее телом, если не можешь получить большего. Чего ты дожидаешься?»
Михаил боролся с этим голосом. Он не хотел его слушать, но голос гремел, нажимая на него тогда, когда он был особенно уязвим.
Даже стоя на коленях в молитве, он мог слышать этот голос, насмехающийся над ним.
Беспокойство поднималось в душе Ангелочка. Что–то происходило внутри нее, что–то неторопливое, тайное и угрожающее. Ей нравилось жить в этом маленьком доме. Она чувствовала себя уютно и безопасно, исключая Михаила Осию. И ей не нравились те чувства, которые все чаще пробуждались в ней и заставляли сомневаться в принятых ранее решениях. Ей не нравилось, что до сих пор она не смогла понять его, подогнать под одну из известных ей формул; ей не нравилось, что он был человеком слова, что он не использовал ее, но относился к ней иначе – совсем не так, как всегда относились другие.
Он не злился, когда она ошибалась. Он хвалил и ободрял ее. Он рассказывал о собственных ошибках с таким юмором, что ей становилось легче переносить свои. Он дал ей надежду, что она может всему научиться, и радость, когда у нее получалось. Она могла теперь разжечь огонь. Могла приготовить обед. Отличить сорняки от рассады. Она даже слушала истории, которые он читал каждый вечер, хотя не верила ни одной.
«Чем раньше я уйду, тем лучше».
У нее были незаконченные дела в Парадизе. Кроме того, когда она получит причитающуюся ей часть золота, она сможет купить себе такой же маленький домик, как этот. И сможет жить одна.
Ангелочек пыталась оценить, сколько времени и денег Осия потратил на ее лечение и обучение. Она решила, что до того, как уедет, оплатит ему все – за каждый час и каждую потраченную унцию.
Она ухаживала за его садом, готовила, убирала, стирала, гладила, зашивала одежду. Когда он убирал в хлеву, она нашла лопату и стала помогать. Когда он заготавливал на зиму дрова, она заносила их в дом и укладывала аккуратными стопками у камина.
Спустя четыре месяца ее кожа стала бронзовой, спина сильной, руки крепкими. Однажды она посмотрелась в зеркало и обрадовалась тому, что ее лицо опять стало нормальным. Даже нос остался прямым. Настало время планировать возвращение.
– Как ты думаешь, мы сможем получить мешочек золота, если отвезем в Парадиз овощи, за которыми я ухаживала? – спросила она его однажды за ужином.
– Сможем получить достаточно много, – ответил Михаил, взглянув на нее. – На это золото мы сможем купить пару голов скота.
Она кивнула, радуясь услышанному. Может быть, он купит корову, и у них тогда будет молоко. Может, он научит ее, как делать сыр. Ангелочек нахмурилась. О чем она думает? Какое это имеет значение, даже если он купит стадо коров? Ей нужно вернуться и все решить в Парадизе. Она опустила глаза и продолжала медленно есть. Приближался тот день, когда она сможет снять со своего пальца кольцо его матери и забыть о нем.
Ангелочек мыла посуду и гладила белье, а Михаил в это время читал вслух Библию. Она, не слушая, продолжала орудовать утюгом до тех пор, пока он не остыл. Она поставила его на решетку камина. Она живет в этом доме, с этим мужчиной вот уже много месяцев. Она работает, как рабыня. Ей никогда не пришлось бы так работать во «Дворце». Она посмотрела на свои руки. Все ногти были сломаны, ладони в мозолях. Что по этому поводу скажет Хозяйка? Она снова взялась за утюг.
Она пыталась обдумывать свои планы, но ее мысли возвращались к саду, птенцам в гнезде над окном спальни, к выразительным интонациям в голосе Михаила, читавшего Библию. «Что со мной происходит? Почему я опять чувствую тяжесть внутри? Я думала, она ушла».
«Она не уйдет до тех пор, пока ты не вернешься в Парадиз и не заберешь то, что тебе должна Хозяйка».
Да, это, наверное, так. Пока она не съездит в Парадиз, все будет так же неопределенно. Старая ведьма обманула ее. Ангелочек не могла допустить, чтобы она распоряжалась ее деньгами.
Кроме того, Ангелочек думала, что почувствует облегчение еще и потому, что ее жизнь с этим фермером подходит к концу. Но почему–то облегчение не приходило. Она чувствовала себя в точности так же, как в тот вечер, когда он уезжал из Парадиза, а она смотрела из окна ему вслед. Словно в ее теле было отверстие, через которое вытекала жизнь, – не быстро, но маленькой красной струйкой, окрашивая землю иод ней.
«Ты должна вернуться, Ангелочек. Ты должна. Ты никогда не обретешь свободу, если не вернешься. Ты заберешь свои деньги. Их будет много, и тогда ты будешь свободна. Ты сможешь построить себе такой же дом, и он будет твоим собственным. Тебе не нужно будет делить его с мужчиной, который слишком многого ожидает от тебя. Он хочет того, чего у тебя нет и никогда не было. Кроме того, он просто сумасшедший, который молится несуществующему богу и читает книгу мифов, будто в ней можно найти ответы на все вопросы».
Продолжая работать, она шевелила губами. Снова поставила утюг на решетку, чтобы его нагреть.
– Когда мы поедем в Парадиз за покупками? Тридцать миль не слишком близкий путь.
Михаил прервал чтение. Посмотрел на нее.
– Я не вернусь в Парадиз.
– Никогда? Но почему? Я думала, ты продаешь свою продукцию тому еврею на Главной улице.
– Иосифу. Его зовут Иосиф Хотшильд. Да, я работал с ним. Но я решил, что лучше не возвращаться. Он знает. Есть много других мест. Марисвилл, Сакраменто…
– Тебе нужно, как минимум, вернуться и забрать свои деньги.
– Какие деньги?
– Золото, что ты заплатил за меня. Его губы сжались.
– Это не имеет для меня никакого значения. Она взглянула на него.
– Это должно тебя волновать. Или тебе все равно, что тебя кинули? – Она снова приступила к глажке.
Михаил внимательно посмотрел на нее и понял, что она хочет вернуться. Прожив здесь столько времени, она продолжает тосковать по жизни в Парадизе. Он напрягся. Она продолжала гладить, будто все было нормально, не обращая на него никакого внимания. Ему захотелось схватить ее и вбить ей в голову хоть немного здравого смысла и человеческих чувств.
«Неужели она совсем бесчувственная? Неужели? Смог ли я хоть немного повлиять на ее жизнь? А может, я слишком загрузил ее работой? Или ей просто скучно от такой тихой размеренной жизни? Иисус, что мне делать? Привязать ее, как собаку, на цепь?»
Внезапно ему в голову пришла идея, как можно удержать ее здесь еще немного. Это будет некрасивый, нечестный поступок, но в результате она останется дома еще недели на две. Может быть, к тому времени она хоть что–то поймет.
– Я хотел бы, чтобы ты помогла мне сделать кое–что завтра, – предложил он. – Если не возражаешь.
Она планировала отправиться завтра, но расстояние было не близким, а она даже не знала, по какой дороге идти. Она сомневалась, что он укажет ей верное направление. Что ей оставалось делать? Спросить его Бога?
– Что ты хочешь? – сухо поинтересовалась она.
– Недалеко растет дерево черных орехов. Орехи попадали. Я бы хотел, чтобы ты собрала их. В сарае есть тележка. Их нужно собрать и разложить в саду для просушки.
– Хорошо. – Ответила она. – Все, что угодно.
Он скрипнул зубами. Опять одно и то же. Что угодно. Если бы она произнесла еще хоть слово, он бы применил теорию своего отца на практике.
– Пойду, проверю инструменты, – сказал он и вышел за дверь.
Он пошел к загону.
– Как мне достучаться до этой женщины? – говорил он сквозь зубы. – Чего Ты хочешь от меня? Может, я просто должен был взять ее к себе для лечения и восстановления, чтобы она потом вернулась обратно? Чью же волю я сейчас исполняю?
Он думал, что больше не может услышать тихий голос.
В эту ночь ему было особенно тяжело. Он готов был последовать зову своего тела, вместо того чтобы подчиниться сердцу и разуму. Он знал, что этого от него как раз и ожидают. Он встал и пошел к ручью. Вода помогла снять напряжение, но не смогла убрать причину того, что его беспокоило.
«Почему Ты так поступаешь со мной, Господь? Зачем Ты дал мне эту упрямую женщину, которая теперь сводит меня с ума? Она выворачивает меня наизнанку».
Ангелочек слышала, как он поднялся с кровати. Она недоумевала, куда он мог опять направиться? Ей не хватало его тепла. Когда он вернулся, она притворилась спящей, но он, вместо того чтобы лечь в кровать, сел в плетеное кресло у камина. Что его тяготит? Коровы? Или посадки?
Когда она проснулась утром, он по–прежнему сидел в кресле и спал. Ангелочек сняла с себя его старую рубашку и приготовила свою одежду. Обернувшись, она увидела, как он смотрит на нее, и поняла, в чем была его ночная проблема. Она часто видела этот взгляд на лицах мужчин и знала, что он означает. И это все, что его так беспокоило? Что ж, почему бы просто не сказать ей?
Она выпрямилась, медленно опустив руки но бокам, чтобы он мог рассмотреть ее. Улыбнулась своей старой улыбкой.
Она увидела, как напряглись все его мускулы. Встав, он снял свою шляпу с крючка у двери, и вышел. Она нахмурилась, недоумевая.
Потом приготовила завтрак и стала ждать его. Вернувшись, он поел, не говоря ни слова. За все время, пока они были вместе, она ни разу не видела его в таком дурном расположении духа. Он мрачно посмотрел на нее.
– Ты решила, будешь собирать орехи или нет?
Ее брови удивленно взлетели.
– Я соберу. Не знала, что ты так спешишь. – Она задвинула стул на место и пошла в сарай за тележкой. Чтобы ее наполнить, ей потребовалось несколько часов. Вернувшись, она вывалила орехи в саду, гордая своей работой.
Михаил пилил бревна. Остановившись, он вытер лоб ладонью и кивнул на кучу орехов.
– Это все?
Улыбка испарилась с ее лица.
– А что, этого недостаточно?
– Я думал, там больше. Она замерла.
– Ты хочешь сказать, что тебе нужны все орехи?
– Да.
Сжав губы, она двинулась обратно.
– Он что, белка что ли? Зачем ему столько орехов? – ворчала она себе под нос. – Может, он решил продавать их вместе с овощами и мясом? – Упрямо и зло, она продолжала работать до и после обеда. «Пусть сам приготовит себе поесть. Хочет орехи, ну и получит орехи».
Смеркалось, когда она вывалила в саду последнюю тележку. Спина ныла от боли.
– Я порылась в опавших листьях и больше ничего не нашла, – доложила она. – Ей хотелось бы погрузиться в горячую ванну и долго там лежать, отмокая. Но подумав о том, какое количество воды надо натаскать и согреть, она отказалась от этой замечательной идеи.
Он улыбнулся.
– У нас теперь больше чем достаточно, мы можем поделиться с соседями.
Поделиться?
– Я не знала, что у нас есть соседи, – бросила она раздраженно, смахивая с лица прядь светлых волос. Она работала так упорно не для того, чтобы раздать все чужим людям. Пусть они сами собирают орехи, если им нужно.
«Какая тебе разница, Ангелочек? Тебя же здесь не будет».
– Я сейчас умоюсь и приготовлю ужин, – сказала она, направляясь к ручью.
– Давай, – ответил Михаил, усмехнувшись и вонзая вилы в стог сена. Он стал насвистывать веселую песенку.
Через полчаса Мара вихрем влетела в дом.
– Посмотри на это! – Она показала ему свои руки. Пальцы и ладони были покрыты чернотой. – Я терла мылом. Жиром. Скребла песком. Как еще можно это смыть?
– Это краска от скорлупы.
– Ты хочешь сказать, что ее невозможно смыть?
– Недели две.
Ее синие глаза пристально уставились на него.
– И ты знал, что так будет?
Он слегка улыбнулся и воткнул вилы в стог.
– Почему ты мне не сказал?
Михаил оперся на вилы. – Ты не спросила.
Ее руки сжались в кулаки, а лицо покраснело от злобы. Она больше не казалась безразличной и надменной. Он добавил дрова в огонь, который и так уже полыхал. – Орехи надо очистить от шелухи и высушить, а потом мы разложим их в мешки. Мы с тобой будем их есть долгими вечерами зимой.
Он увидел, как краска хлынула к ее лицу; она готова была взорваться.
– Ты сделал это специально!
Целая буря скопившихся в нем чувств уже готова была вырваться наружу, поэтому он предпочел промолчать.
– Как я смогу вернуться назад с такими руками? – Она почти слышала, как Хозяйка смеется над ее руками, черными от скорлупы орехов. Живо представила себе ядовитые замечания, которые полетят в ее адрес.
Губы Михаила скривились в сухой усмешке.
– Знаешь, Мара, если бы ты на самом деле хотела вернуться в Парадиз, ты бы сделала это уже давно.
Она покраснела, и это только добавило ей ярости. Она не помнила, когда она краснела в последний раз.
– Зачем все это? – с жаром спросила она. – Я давно уже отработала все твои деньги!
Он воткнул вилы в стог сена. – Я ничего от вас не получил до сих пор, сударыня. Ничего стоящего. Кровь ударила ей в голову.
– Может, ты просто не можешь быть мужиком, как все! – Она резко развернулась и пошла прочь из сарая, бормоча ругательство в его адрес.
Терпение Михаила лопнуло. Он схватил ее и повернул к себе.
– Зачем же бурчать себе под нос, Мара! Давай! Скажи мне все в лицо. Покажи свои настоящие чувства!
Она вырвалась. Ругательства сыпались из ее уст, как из рога изобилия. Их она знала много. Увидев, как сильно она его рассердила, она слегка задрала голову, бросая вызов.
– Ну, давай, ударь меня! Может, это тебе поможет мужиком стать!
– Не похоже, но, кажется, ты этого хочешь? Чтобы тебя избили? – Его кровь кипела, и, уже теряя контроль над собой, он готов был вот–вот ответить на ее вызов. Его трясло от ярости и гнева. – Потому что это все, что ты знаешь. И из–за своего идиотского упрямства ты не хочешь узнать, что в мире есть что–то другое!
– Не смеши меня! Ты думаешь, ты отличаешься от остальных? Я ухожу. Я отплатила тебе за все – час за час. Я отработала твое золото!
– Чушь! Ты бежишь, потому что боишься. Потому что тебе здесь нравится.
Она замахнулась, чтобы ударить его, но он перехватил ее руку. Она замахнулась вновь, он схватил ее за запястье.
– Наконец, я завладел твоим вниманием! – Он отпустил ее руку. – По крайней мере, сейчас ты смотришь на меня, а не сквозь меня.
Ангелочек развернулась и быстро пошла через сад. Войдя в дом, она захлопнула дверь. Михаил ожидал, что сейчас в окно полетят стулья, но ничего такого не произошло.
Его сердце громко стучало. Он глубоко вздохнул и провел рукой по волосам. Теперь начнутся открытые боевые действия. Что ж, пусть будет так. Это все же лучше, чем ее безразличие. Поразмышляв еще немного, он опять приступил к работе.
Когда он вернулся в дом, Мара выглядела спокойной. Она посмотрела на него и улыбнулась милой улыбкой, накладывая ему в тарелку суп. Соли в этом супе оказалось вполне достаточно, чтобы замариновать его живьем. В булочках скрипел песок, а когда он взглянул на кофе, то увидел, что в дымящейся чашке плавает муха. Усмехнувшись, он выплеснул кофе за дверь. Что еще она для него приготовила?
