Текст книги "Проклятый манускрипт"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Афра опустилась на стул. Указательным пальцем ткнула в имя Гизелы. Черная монахиня в маске повернулась к девушке. Было видно, как сверкают под маской ее глаза.

– Vosta sorella? [20]20
  Vosta sorella? – Ваша сестра? (итал.) (Примеч. авт.)


[Закрыть]– высоким голосом спросила она.

Афра, не раздумывая, кивнула.

Монахиня сделала знак следовать за ней.

Они шли по какому-то бесконечному коридору. То тут, то там стояли курительные сосуды. Из них струился едкий дым. Пахло рыбьим жиром и протухшей рыбой, ко всему этому примешивался непонятный сладковатый запах, как от подгоревшего марципана.

Слева коридор оканчивался входом в зал. Вместо двери вход преграждала решетка. В лицо Афре ударил сквозняк. Ей стало дурно и страшно. Зачем она пошла за монахиней?

Та вынула ключ из-под черного плаща и открыла решетку. Молча втолкнула Афру в комнату. У лавки, покрытой грязной простыней, девушка остановилась. В ряд по обе стороны зала стояло около сотни таких лавок, отдаленных друг от друга всего на расстояние вытянутой руки.

– Афра, ты?

Афра услышала свое имя. Голос был ей незнаком. Равно как и женщина, лежавшая на лавке. Ее темные волосы прядями свисали по обе стороны лица. Лицо распухло, как гнилое яблоко, и было покрыто такими же пятнами. Тело почти не подавало признаков жизни. И это Гизела, которую она видела в церкви еще вчера, полную жизни?

Гизела попыталась улыбнуться, словно ей казалось, что ситуация несерьезна. Но улыбка вышла жалкой, и Афра испытала сострадание к ней.

– Наверное, это кара Божия за мое подлое поведение, – услышала она бормотание Гизелы. – Ты должна знать…

– Я знаю, знаю, – перебила ее Афра.

– …что я шпионила за тобой для отступников.

Афра кивнула.

– Ты знала об этом? – недоверчиво прошептала Гизела.

– Да.

После продолжительной паузы, когда обе искали подходящие слова, Гизела сказала сквозь слезы:

– Прости меня! Я не хотела, меня заставили. – Говорить ей было очень трудно.

– Хорошо, – ответила Афра. На неожиданной встрече лежала печать смерти, и у Афры не было ни малейшего желания упрекать Гизелу в чем бы то ни было.

– Мой муж Реджинальд был доминиканцем, – тихо начала Гизела. – Когда его выбрали инквизитором, он покинул орден, потому что не хотел принимать участие в махинациях инквизиции. Отступники, ложа бывших клириков, приняли его с распростертыми объятиями, заботились о нем. Когда Реджинальд разгадал их интриги, он стал отступником среди отступников. Это произошло как раз тогда, когда он ухаживал за мной. А я как раз искала мужа после внезапной смерти отца, чтобы он мог продолжить дело. Это был брак по расчету, не более того. Мы поженились, но друг друга не любили. Но кто знает, что такое любовь? Ты знаешь?

Афра пожала плечами. Подходящих слов у нее не нашлось.

Устремив взгляд в потолок, Гизела продолжала:

– Были в моей жизни моменты, когда я даже испытывала к Реджинальду какую-то симпатию. Мы никогда не спали вместе. Вели образ жизни стареющей супружеской пары, жили, как брат с сестрой. Нет, настоящую любовь и страсть я почувствовала только один раз в своей жизни – с тобой.

Афра отвернулась. Ей не хотелось, чтобы Гизела видела, что она плачет.

– Можешь называть меня как угодно, – слабым голосом продолжала Гизела, – мне все равно. Я рада, что хотя бы могу тебе это сказать.

Афре очень хотелось пожать Гизеле руку. Но разум велел держаться от нее подальше.

– Все в порядке, – тихо сказала Афра, и в горле встал ком. – Все в порядке.

Гизела выдавила из себя жалкое подобие улыбки.

– Вообще-то нам нужно было стать врагами. Ведь именно ты послужила причиной смерти Реджинальда.

– Я?

Было видно, что Гизеле трудно говорить.

– Это было последнее задание Реджинальда в ложе отступников. С помощью эликсира правды он должен был оглушить тебя, забрать всю твою волю и заставить сказать, куда ты дела этот проклятый пергамент.

– Так это твой муж напал на меня в доме в Братском переулке? – рассердилась Афра.

– Эликсир не оказал того действия, которое ожидалось. Ты упала, и Реджинальд подумал, что убил тебя. Когда он на следующий день узнал, что ты жива, у него камень с души свалился. С тех пор он решил не иметь дела с отступниками. Но эти люди в черном придерживаются сурового закона: став однажды отступником, ты должен остаться им навсегда. И только смерть может освободить от данной однажды клятвы.

– Но мне говорили, что Реджинальд Кухлер расстался с жизнью по собственной воле.

Гизела махнула рукой:

– Говорить можно много. Каждый изгнанник носит при себе капсулу с ядом, способную за долю секунды убить лошадь. Когда Реджинальд однажды не вернулся с рынка, у меня появились подозрения. Вечером его труп нашли в Иле. Никто не мог сказать, как он туда попал. Но капсулы с ядом при нем не было. Медик, установивший смерть Реджинальда, сказал, что он утонул.

Монахиня уже делала Афре знаки, что пора уходить, но Гизела продолжала свою исповедь.

– После смерти Реджинальда отступники решили возместить свои убытки за мой счет. Ведь они многие годы поддерживали Реджинальда, когда у него не было никаких доходов. Средства у меня были более чем скромными. Поэтому они предложили мне сделку. Я должна была следить за тобой. Ты знаешь почему. Ты в огромной опасности…

Монахиня торопила.

– Прощай, – прошептала Гизела.

– Про… – только и смогла сказать Афра.

Уходя, монахиня обернулась. Словно повинуясь внезапному предчувствию, она вернулась к ложу Гизелы. Взгляд той по-прежнему был устремлен в потолок. Но, тем не менее, что-то изменилось. Кончиками пальцев монахиня взяла простыню, которой была укрыта Гизела, и накрыла женщину с головой. Потом быстро перекрестилась.

Все это произошло так быстро и само собой, что Афра не сразу поняла, что произошло. И только когда монахиня закрыла решетку и забормотала непонятные молитвы, девушка поняла: Гизела умерла.

Афра ускорила шаг. Монахиня отстала. Прижав смоченный уксусом платок ко рту, девушка побежала к выходу. По ее лицу текли слезы, и она с большим трудом смогла перестать всхлипывать. Из-за слез монахини в птичьих масках, уставившиеся на Афру, расплылись и были похожи на странные застывшие фигуры. На их крики Афра не обратила ни малейшего внимания. Она распахнула двери, словно за ней кто-то гнался, и сбежала по каменной лестнице к причалу, где на паруснике ее ждал Леонардо.

Она не могла говорить, только махнула рукой. Леонардо понял ее и, не задавая лишних вопросов, отчалил. Мокрыми от слез глазами Афра смотрела на солнце, кое-где пробивавшееся сквозь тучи.

В «Альберго» появился новый постоялец. Леонардо приветствовал его с привычным рвением. Афра заметила, что незнакомец был без багажа, но она была слишком занята собственными переживаниями, чтобы сделать выводы из своего наблюдения. Уже смеркалось, и Афра поднялась к себе.

Не раздеваясь, она упала на постель и задумалась. В такие минуты она ненавидела проклятый пергамент. До четырнадцати лет Афра вела спокойную жизнь дворовой прислуги, наполненную, как и положено, работой, но потом колесо судьбы круто повернулось. Казалось, что от пергамента исходит некая сила, притягивающая девушку, как магнит. Уйти от этой силы было невозможно, как бы этого ни хотелось. Афра давно уже перестала убегать от своего прошлого. Прошлое было с ней повсюду. Даже здесь, в далекой Венеции, оно несло ее, как осенняя буря кленовый лист, руководило ее мыслями и чувствами. Страх и недоверие, чувства, неизвестные Афре в юности, теперь преобладали. Был ли кто-то еще в этом мире, кому можно было доверять?

Размышляя таким образом, Афра ощупывала себя в поисках бубонов и неровностей на коже – первых проявлений чумы. Она не удивилась бы, если бы заразилась на острове Лацаретто. Люди говорят: сегодня ты здоров, а завтра нет. Смерть скора на расправу. Даже если я заболела, думала Афра, я не стану паниковать. Умереть – значит забыть.

На лестнице раздались голоса. Леонардо вел неожиданного гостя в приготовленную для него комнату. Она была этажом ниже и выходила окнами в переулок, к главному входу. Оба были поглощены оживленной беседой. Конечно же, сейчас для разговоров была всего лишь одна тема – эпидемия чумы и ее страшные для Венеции последствия.

Афра приоткрыла немного дверь. И чем дольше она слушала голос незнакомца, тем сильнее ее охватывало беспокойство. Этот фальцет и плавность речи были ей знакомы. Хотя девушка видела его только в темноте и со спины, когда вернулась, человека в черном она уже встречала. Афра была в этом уверена. Гостем был не кто иной, как Иоахим фон Флорис, тот, с кем разговаривала Гизела в церкви Мадонны дель Орто.

Это не случайно, подумала Афра. Хотя за прошедший день она выпила целую бутылку вина, оно ни в коей мере не повлияло на ее память. И, вполуха прислушиваясь к разговору двух мужчин, Афра лихорадочно пыталась придумать, что же ей теперь делать.

Нужно бежать отсюда, бежать из Венеции, не оставляя за собой никаких следов. Афра еще не оставила надежды добраться до Монтекассино. К счастью, она так и не сказала Гизеле, куда собирается. Поэтому изгнанники пока что не могут этого знать. Если только…

Внезапно перед глазами Афры встал однорукий библиотекарь монастыря доминиканцев. Люсциниус знал, что она собирается догнать Гереона Мельбрюге. А тот находился где-то по пути в Монтекассино. С другой стороны, он ничего не знал о таинственном пергаменте. И, казалось, не был связан с изгнанниками.

Нерешительность Афры мгновенно исчезла, план созрел. У черного хода на водах канала в неярком свете луны плескалась барка Леонардо. Если Афре удастся незамеченной сесть в лодку, она сможет добраться до канала Сан-Джованни, а оттуда путешествовать уже по земле. Единственное препятствие – она не умела управлять венецианской баркой, но зато Афра видела, как Леонардо вел лодку по каналам, и была уверена в том, что по крайней мере до канала Сан-Джованни доберется. Конечно, это было нелегко, но прошлое показало, что именно в безвыходных ситуациях Афра могла поспорить с любым мужчиной.

Дверь напротив ее комнаты вела на чердак дома. На чердаке, помимо обычных хозяйственных инструментов и мешков со всякими запасами – сухофруктами, бобами, орехами и сушеными травами, хранились весла и канаты для лодки.

Осторожно, стараясь не шуметь, Афра пробралась на чердак. Приходилось считаться с тем, что на нижнем этаже ее шаги слышны. Поэтому после каждого шага девушка останавливалась и прислушивалась к шорохам. Так она добралась до поперечной балки. На крючке висел свернутый канат. Афра осторожно сняла его и перебросила через левое плечо. Затем повернула обратно. В комнате связала платья в узелок. В свечу, горевшую рядом с тарелкой, на четыре сантиметра ниже пламени она воткнула гвоздь. Примерно через четыре часа свеча сгорит настолько, что гвоздь выпадет и упадет на тарелку, – это будет знаком, что пора выходить.

Свет в окне не должен был вызвать никаких подозрений. Повсюду в Венеции по ночам горел свет, с тех пор как шарлатаны пустили слух, что чума приходит исключительно в темноте. Уверенная, что поступает правильно и никакого другого выхода у нее нет, Афра, не раздеваясь, легла в постель. События прошедшего дня утомили ее, и она тут же заснула.

Свеча разбудила ее в три с половиной часа пополуночи. Сна не было ни в одном глазу. Афра осторожно открыла окно и вдохнула прохладный ночной воздух. Налетел легкий ветерок, поднял волны в канале. Словно негромкие барабаны, они бились о борт лодки, стоявшей под окном.

Афра взяла канат, завязала петлю на одном конце. Петлю набросила на узелок и опустила его вниз. Рывок – и узелок выскользнул из петли и упал в лодку. Втянув канат наверх, Афра обвязала его вокруг груди. Другой конец привязала к оконному переплету и перелезла через подоконник.

В Ульме и Страсбурге она часто наблюдала за тем, как каменотесы легко скользят по фасадам соборов, чтобы выполнять свою работу на огромной высоте. Она точно запомнила, как они обвязывались веревкой. Упершись ногами в стену, Афра стала спускаться. Но когда она оказалась в десяти локтях над баркой, канат дернулся. Он зацепился за переплет и никак не распутывался. Если Афра не хотела, чтобы ее обнаружили, приходилось прыгать.

Она с трудом стала развязывать петлю, стянувшую ей грудь, – невероятно сложная задача. Под весом тела канат крепко затянулся. Ножа, которым можно было бы разрезать канат, у Афры не было. Попалась!

Другие, наверное, в этой безвыходной ситуации стали бы возносить молитвы к небесам, одному из четырнадцати чудотворцев или святой Людмиле, которую изображали в виде веревки. Потому что когда приходит беда, люди становятся очень набожными. Но Афра была с Господом в ссоре. Если Ты вообще есть, почему Ты мне не поможешь? Почему Ты всегда на стороне людей, которые боятся работы, святых или тех, которые, за неимением лучшего, хотят ими стать?

Афра снова потянула за канат и отчаянно, цинично усмехнулась. Сердце билось словно сумасшедшее. Когда рассветет, ее обнаружат висящей на канате, а это, подумала она, будет означать, что ее побег не удался. И тут канат дернулся и стал поддаваться. Афра со свистом полетела вниз, с треском ударилась о дно лодки и так и осталась лежать.

На другой стороне канала залаяла собака. Вскоре она успокоилась, и снова все стихло. Афра осторожно попыталась пошевелить рукой, ногой, потом поднять голову Было больно, но двигаться было можно. К счастью, она ничего не сломала. Превозмогая боль, Афра попыталась встать. Барка сильно раскачивалась на волнах, и у девушки ничего не вышло, она споткнулась. Вторая попытка оказалась более удачной – Афре удалось встать.

Канат, который помог ей сбежать, оказался наполовину в воде. Афра вытащила его и сложила на корме рядом со своими вещами. Потом взялась за весла. Она часто восхищалась ловкостью гондольеров, которые с помощью всего лишь одного весла ухитрялись ровно вести свои лодки по узким каналам. Как оказалось, она переоценила свои способности. В любом случае, под ее неумелым управлением лодка начала плясать, поворачиваться вокруг собственной оси и тыкаться то носом, то кормой в берега канала.

Афра расстроилась и сдалась. Она втянула весла в лодку и поплыла вдоль правого берега канала к узкому мосту. Над крышами домов появились первые лучи солнца, и Афра предпочла покинуть лодку. Она привязала лодку к мосту, перебросила узелок через перила и выбралась наверх.

Устав, девушка на некоторое время остановилась, чтобы сориентироваться. Поскольку уйти по воде на юг у нее не получилось, приходилось передвигаться по суше. Но узкие переулки сплетались в невообразимую паутину. Нередко, поблуждав какое-то время, Афра вновь оказывалась в том же месте, откуда пришла. Кроме того, в это время на узких улочках было еще темно.

В темноте Афре почудилось, что она слышит чье-то пение. Бенедиктинки из Сан-Цаккарии, подумала она. Леонардо говорил об этом монастыре как об ориентире, если Афра вдруг потеряется, а также не забыл рассказать о распутной жизни сестер за стенами монастыря, населенного в основном дочерьми знатных горожан, которых не удалось выдать замуж. Сан-Цаккария находился неподалеку от гавани, поэтому Афра направилась на звуки пения.

Таким образом, Афра вскоре оказалась совсем неподалеку от Сан-Цаккарии. Два погребальных костра, горевшие перед церковью, освещали здание причудливым светом. Люди в длинных одеждах разжигали огонь. Затейливые тени плясали на домах. Перед порталом церкви горой лежали завернутые в саваны трупы, ожидая, когда их сожгут.

Над монастырем клубился едкий дым. Он смешивался с невообразимым зловонием мертвецов. Афра испуганно пробиралась вдоль западного ряда домов. Она вся была поглощена одной только мыслью: прочь из этого города! Проход к югу от монастыря вел к Рива дегли Скиавони, широкой набережной, получившей свое название от многочисленных торговцев из Скиавонии, [21]21
  Скиавония – Далмация. (Примеч. авт.)


[Закрыть]причаливавших в этой гавани.

Хотя разгоравшийся день еще не полностью справился с рассветными сумерками, на улицах царило оживление. Из-за эпидемии чумы в город практически не попадали новые товары. Поэтому торговцы подняли цены втрое. Но, против обыкновения, никто не хотел покупать венецианские товары. Кто знает, может, на них тоже осталось дыхание смерти.

Венецианцам было запрещено под угрозой штрафа покидать город во время чумы. Только иностранцы, которые могли подтвердить свою личность, имели возможность уехать из города, пройдя осмотр у врача, предлагавшего свои услуги здесь же, в порту. Чтобы попасть на борт корабля, зажиточные венецианцы прибегали к маскараду, стараясь стать похожими на иностранцев. Другие выплачивали огромные суммы, чтобы раздобыть желаемое разрешение покинуть город.

Афра терпеливо стала в очередь, выстроившуюся перед гаванью. Нетерпение и волнение ожидавших было написано у них на лицах. Венецианцы, известные своей болтливостью, молчали, боясь, что их характерный диалект выдаст их с головой.

Утро было уже в самом разгаре, когда очередь наконец дошла до Афры. Мысленно она перебрала уже все варианты, которые могли помочь ей раздобыть выездной документ. Эта бумага значила для нее больше, чем разрешение выехать из Венеции. Она даст ей возможность стать другим человеком.

Медик, сердитый мужчина с глубоко посаженными темными глазами, сидел в пустой побеленной комнате за крохотным столом и мрачно смотрел на Афру. Его помощник, молодой человек с черными кудрями, скучал, стоя у конторки с письменными принадлежностями. При виде Афры его осанка моментально изменилась, и он сухо обратился к ней по-немецки:

– Как ваше имя?

Афра сглотнула. Потом, повинуясь внезапному порыву, ответила:

– Мое имя – Гизела Кухлер, вдова купца Реджинальда Кухлера из Страсбурга.

– …вдова купца Реджинальда Кухлера из Страсбурга, – повторил помощник, записывая то, что она сказала, на бумагу. – И? – сказал он наконец.

– Что «и»?

– У вас есть документ, удостоверяющий вашу личность?

– Украли на постоялом дворе, – нашлась Афра. – Женщина ничего не может поделать со всяким сбродом.

– Вы кого-нибудь подозреваете, синьора? – Он взглянул на бумаги. – Синьора Гизела?

Сердце Афры громко застучало. Она заметила, как дрожат у нее руки. Перед ее мысленным взором возник образ Гизелы, невидящим взглядом уставившейся в потолок на острове-лазарете. Если бы Афра знала, какую реакцию вызовет у нее собственная ложь, она не стала бы этого делать. Но нужно было придерживаться выдуманной версии, поэтому она ответила:

– Нет, я не знаю, кто бы это мог быть.

Медик взглянул на девушку и что-то сказал по-итальянски, она не поняла, что именно.

– Доктор просит вас раздеться, – перевел помощник.

Афра послушалась, выскользнула из платья и, нагая, встала перед помощником.

Тот смутился и указал на медика:

– Вон доктор!

Угрюмый медик подошел к Афре и критически осмотрел ее со всех сторон. Он молча подал ей знак одеваться и кивнул помощнику. Молодой человек подал доктору лист на подпись. Потом поставил печать Венеции со львом Маркуса и подал Афре.

– Сколько я вам должна? – тихо спросила она.

– Ничего, – ответил помощник. – Ваш вид стоит дороже любого вознаграждения.

Когда Афра вошла в здание порта, сквозь дым, висевший над городом, пробивались солнечные лучи. Ее побег уже наверняка обнаружили. Теперь нужно поспешить, чтобы скрыться от преследователей.

Вдоль набережной на причале стояло больше дюжины кораблей, среди которых было и трехмачтовое судно неизвестного происхождения. Без груза кормовой руль корабля, достигавший восьмой части возвышения кормы над средней частью судна, до половины высовывался из воды. Возле новейшей фламандской карраки собралась толпа людей, торговавшихся о цене. Меньше доверия вызывали два южных торговых судна с треугольными парусами. Хотя их владельцы отчаянно зазывали пассажиров, никто к ним не шел.

Пока Афра пробиралась через шумную толпу, пока испанцы и французы, немцы и славяне, евреи и христиане выкрикивали, как рыночные торговцы, на своих непонятных языках города, куда они хотят попасть, она почувствовала, что за ней следят. Мужчины таращились на нее, подходили к ней, а потом исчезали в толпе.

Афра заметила, что волнуется все больше и больше. Она торопливо искала корабль, который шел бы на юг Италии. Но все выкрикивали города Средиземноморья – Пула, Сполето, Корфу и Пиреи, один парусник отправлялся даже в далекие Константинополь и Марсель – куда угодно, кроме Бари и Пескары, откуда можно было по суше добраться в Монтекассино.

Афра была близка к отчаянию и, не зная, какой корабль выбрать, присела у стены набережной и задумалась. Пула и Сполето были в двух днях пути. Может быть, там найдется корабль, который идет на юг Италии. В любом случае, у нее был документ, удостоверявший, что она – свободная женщина и имеет право уехать.

Афра была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как дюжина оборванных мужчин, вероятно моряков или портовых рабочих, окружили ее. Двое из них начали дергать Афру за одежду, третий попытался задрать юбку, остальные наблюдали за спектаклем, скрестив руки на груди.

Афра отчаянно отмахивалась, но, когда это не помогло, она закричала. Но ее крик потонул в портовом шуме-гаме. Афра испугалась до смерти, она чувствовала, как ее оставляют силы, и тут раздался громкий низкий голос. Мужчины моментально отпустили ее и бросились врассыпную.

– С вами все в порядке? – спросил низкий голос.

Афра поправила платье и подняла голову.

– Все в порядке, – ответила она и покраснела. – Спасибо вам.

Обладатель голоса оказался статным мужчиной. Его темно-красный сюртук и высокая шляпа указывали на принадлежность к сановникам.

– Спасибо, – неуверенно повторила Афра.

Господин приложил шляпу к груди и слегка поклонился. Это придало ему еще больше достоинства и величия.

– Здесь не то место, где пристало находиться знатной даме, – начал незнакомец. – Одинокая женщина у портовой стены рассматривается моряками как добыча. Таких в нашем городе немало. В Венеции, да будет вам это известно, обычно бывает до тридцати тысяч продажных женщин. Иными словами, каждая третья женщина в этом городе торгует своей любовью.

– Мне никто денег не предлагал, – с вызовом ответила Афра, – эти ребята пытались меня изнасиловать.

– Мне очень жаль. Но, как я уже говорил, вам лучше избегать гавани и ее окрестностей.

Заботливость мужчины действовала Афре на нервы.

– Может быть, вы мне в таком случае скажете, где можно сесть на корабль, если не в гавани, господин?

– Простите, я забыл представиться. Меня зовут мессир Паоло Карриера, венецианский посланник его величества короля Неаполя.

Афра попыталась с достоинством кивнуть головой, что ей не очень удалось из-за только что пережитых событий.

– Меня зовут… – Она запнулась, потом продолжила: – Гизела Кухлер, вдова ткача Реджинальда Кухлера из Страсбурга.

– И куда вы путь держите?

Афра махнула рукой.

– Мне нужно в монастырь Монтекассино, у меня там важное поручение.

– Вы сказали – Монтекассино?

– Именно так, мессир Карриера!

– Вы не объясните мне, что вам нужно именно в этом монастыре бенедиктинцев? Уж простите мой прямой вопрос.

– Книги, мессир Карриера. Списки старых книг!

– Так вы образованны!

– Что значит «образованна»? Не всякий, кто берет в руки книгу, может считаться образованным человеком. Сами знаете.

– Но вы умеете читать и писать.

– Этому меня научил отец. Он был библиотекарем. – Говоря это, Афра поняла, что чуть было не рассказала о своем роковом прошлом. Поэтому она предпочла умолкнуть.

– Есть ли у вас документ, удостоверяющий вашу личность и подтверждающий, что вы не заразились чумой?

Из выреза платья Афра достала бумагу с печатью и протянула ее послу.

– А почему вы спрашиваете?

Паоло Карриера вытянул руку, указав в сторону восходящего солнца.

– Видите «Амброзию», трехмачтовый галеон? Команда как раз собирается поднимать паруса. Если хотите… – Посол бросил короткий взгляд на документ. – Если хотите, можете поехать с нами. Если Нептун будет в духе и пошлет нам попутный ветер, через десять дней мы будем в Неаполе. А оттуда два дня пути по суше до Монтекассино.

Афра облегченно вздохнула.

– Это очень мило с вашей стороны. А почему?..

Посол поднял голову и опустил глаза, словно тщеславный юнец.

– Не хотелось бы, чтобы у вас остались плохие воспоминания о Венеции. Поспешите же!

Афра подхватила узелок и побежала за Карриерой. «Амброзия» была последней в ряду кораблей на набережной Рива дегли Скиавони. Это был не только самый большой корабль в порту, но и самый красивый. Паруса и такелаж сверкали на солнце. На корме и в средней части корабля были каюты с застекленными окнами. Узкие мостки, охраняемые двумя мускулистыми маврами, вели на палубу. Паоло Карриера пропустил Афру вперед.

Едва они оказались на палубе, как два матроса в красно-черной униформе подняли трап, две дюжины других ловко, как пауки, вскарабкались по такелажу и спустили главный парус. Афре еще никогда не доводилось видеть такого роскошного корабля. Она удивленно наблюдала за тем, как «Амброзия» снималась с якоря. Казалось едва ли не чудом, что огромный парус, только что спокойно висевший наверху мачты, медленно, словно его опускала невидимая рука, расправился на слабом ветру и тут же надулся, словно живот готовой отелиться коровы. Под громкие крики двое матросов отвязали канаты толщиной с руку, державшие корабль у причала. «Амброзия» незаметно пришла в движение, издавая при этом странные звуки. Гордый корабль скрипел, стонал и плакал, а в его животе что-то постанывало, словно души грешников в чистилище.

Афра держалась за поручни, устремив взгляд на силуэт города, по-прежнему окутанный дымом погребальных костров. Из моря домов поднимались купола Сан Марко, похожие на шляпки грибов в густой траве, а немного в стороне – звонница, словно бы и не имеющая к ним никакого отношения.

Афра почувствовала огромное облегчение.