Текст книги "Скользя во тьме"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

В настоящее время у Арктура, естественно, имелось несколько других тропок помимо Донны. Несколько других торговцев, на которых он также последовательно давил количественным увеличением закупок. Но поскольку Донна была его девушкой – или, по крайней мере, ему хотелось на это надеяться, – с ней все оказывалось гораздо проще. Навещать ее, разговаривать с ней по телефону, приглашать на свидания, провожать домой – все это помимо прочего приносило Арктуру удовольствие. В определенном смысле это была линия наименьшего сопротивления. Если тебе нужно за кем-то следить и о ком-то докладывать, это вполне могут быть люди, с которыми ты и так видишься; выходит меньше подозрений и меньше напряга. А если ты не виделся с ними достаточно часто до начала наблюдения, постепенно тебе так или иначе приходилось это делать – и в итоге получалось то же самое.

Войдя в телефонную кабинку, он позвонил.

«Дзинь-дзинь-дзинь».

– Алло, – сказала Донна.

Все телефоны-автоматы в мире прослушивались. А если где-то какой-то не прослушивался, значит, нужная бригада еще просто до него не добралась. Подслушанные разговоры электронно загружались на бобины-накопители в центральной точке, и примерно раз в два дня информация передавалась сотруднику, который таким образом, не выходя из своего кабинета, прослушивал множество телефонов-автоматов. Он просто отзванивал на магнитные барабаны-накопители, и они по сигналу воспроизводили записи разговоров, пропуская пустую пленку. Большинство звонков оказывались безвредными. Сотрудник мог с легкостью распознать те, где был какой-то подтекст. Это была его профессия. Именно за это ему платили. Некоторые сотрудники, естественно, оказывались в этом отношении лучше прочих.

Следовательно, непосредственно во время разговора Арктура с Донной их никто не подслушивал. Воспроизведение могло состояться самое раннее на следующий день. Если они обсуждали что-то откровенно нелегальное и контролирующий сотрудник это ловил, могли быть сделаны «отпечатки голоса». Так что им просто требовалось держаться в определенных рамках. В диалоге по-прежнему можно было распознать торчковый сговор. Однако здесь вступала в силу определенная государственная экономия. Не стоило затевать возню с «отпечатками голоса» и отслеживать рядовую нелегальную сделку. В каждый день каждой недели каждого месяца их было хоть пруд пруди, по множеству телефонов-автоматов. И Арктур с Донной это прекрасно знали.

– Как дела? – спросил он.

– Нормально. – Теплый, чуть хрипловатый голос. Затем пауза.

– Как у тебя сегодня с головой?

– Так себе. Типа не на месте. Типа в ауте. – Пауза. – Сегодня перед обедом мой босс меня малость за жопу прихватил. – Донна работала продавщицей в галантерейном магазинчике торговой зоны Гейтсайд в Коста-Месе, к которому она каждое утро подкатывала в своем «эм-джи». – Знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что этот седовласый старикан, покупатель хренов, который нас на десять баксов кинул… короче, он сказал, что это я виновата и должна все возместить. У меня из зарплаты вычтут. Вот так я ни за хуй собачий – ой, извини – десяти баксов лишилась. По собственной дурости.

– Слышь, могу я у тебя чего-нибудь поиметь? – спросил Арктур.

Тут она сразу взяла мрачный тон. Как будто ей не особенно и хотелось. Что, понятно, было липой.

– Мм… а сколько тебе нужно? Вообще-то не знаю.

– Десять штук, – сказал он. По их договоренности штукой была сотня; стало быть, выходил запрос на тысячу.

Когда о сделке договаривались через телефон-автомат, хорошей тактикой считалось маскировать крупную сделку мелкой. При таких количествах они могли договариваться сколько угодно, и власти не проявили бы интереса. В ином случае бригады по борьбе с наркотиками днем и ночью шмонали бы дома и квартиры по всем окрестным улицам, хотя и тогда мало чего бы достигли.

– «Десять», – раздраженно повторила Донна.

– Мне правда хреново, – признался Арктур, изображая потребителя. Не торговца. – Расплачусь потом, когда товар получу.

– Вот еще, – без выражения произнесла Донна. – Я тебе даром отдам. Десять. – Теперь она явно задумалась, не торгует ли он. Похоже, решила, что торгует. – Десять. Почему бы и нет? Скажем, денька через три?

– А раньше?

– Товар…

– Ладно, – перебил он.

– Я загляну.

– Когда?

Она прикинула.

– Вечером, часиков в восемь. Слушай, хочу тебе одну книжку показать. Кто-то в магазине оставил, а я взяла. Классная книжка. Там про волков. Знаешь, что волки делают? Когда волк побеждает своего врага, он его не добивает – он на него ссыт. В натуре! Задирает ногу, ссыт на поверженного врага, а потом сваливает. Такие дела. Особенно они за территорию бьются. И за право потрахаться. Врубаешься?

– Я тут давеча тоже кое на кого нассал, – отозвался Арктур.

– Кроме шуток? Каким макаром?

– Метафорически, – уточнил он.

– Не как в сортире?

– Я серьезно, – пробурчал Арктур. – Я им сказал… – Он осекся. Будь я проклят, подумал он. Слишком много болтаю – так и проболтаться недолго. – Эти мудаки, – продолжил он, – такие типа байкеры, врубаешься? Еще вечно у Фостерс-Фриза тусуются. Ехал я себе мимо а они вякнули какую-то похабень. Я тогда развернулся и сказал им типа… – Так сразу ничего такого не придумалось.

– Можешь мне сказать, – ободрила его Донна, – даже если это что-то совсем мохнатое. С этими типа байкерами надо помохнатее, иначе они просто не въедут.

– Я им сказал, – быстро сочинил Арктур, – что скорее сяду на хуй, чем на «харлей».

– Ага, классно.

– Увидимся у меня дома, как ты сказала, – закончил Арктур. – Пока. – Он уже собрался было повесить трубку.

– А можно я возьму с собой книжку про волков и покажу тебе? Ее Конрад Лоренц написал. Там на обороте сказано, что он главный спец по волкам на свете. Да, вот еще что. Ко мне в магазин сегодня твои соседи по дому заходили. Эрни – не помню фамилии – и этот самый Баррис. Искали тебя, если ты вдруг…

– А в чем дело? – спросил Арктур.

– Твой цефалохромоскоп, который тебе в девятьсот долларов обошелся и с которым ты всегда играешься, когда домой приходишь… Эрни и Баррис насчет него что-то болтали. Они сегодня пытались с ним заняться, а он не работал. Ни цвета, ни цефоузоров – вообще ни хрена. Тогда они решили, чтобы Баррис взял свой набор инструментов и отвинтил нижнюю крышку.

– Черт знает что! – возмутился Арктур.

– И они говорят, он весь раздолбан. Раскурочен. Провода обрезаны, и вообще что-то стремное – типа фигня всякая. Коротухи, сломанные детали. Баррис сказал, что попытается…

– Я сейчас же еду домой, – перебил Арктур и повесил трубку.

Моя законная собственность, с горечью подумал он. И этот мудак Баррис с ней химичит. Тут до него вдруг дошло, что прямо сейчас ехать домой он не может. Прямо сейчас, понял Арктур, я должен навестить «Новый Путь» – кое-что там проверить.

Таково было предписание – обязательное для исполнения.

Глава третья

Чарльз Фрек тоже подумывал о том, чтобы навестить «Новый Путь». Слишком уж его шиза Джерри Фабина достала.

Сидя вместе с Джимом Баррисом в третьем кафетерии «Фиддлерс» в Санта-Ане, он мрачно дурачился со своим пончиком в сахарной глазури.

– Это тяжелое решение, – признался Чарльз Фрек. – Ведь там тебе живо ломки организуют. Будут днем и ночью следить, чтобы ты сам себя не угрохал или, к примеру, руку себе не отгрыз – но ни хрена не дадут. Типа – что доктор пропишет. Реланиум там, к примеру.

Хихикая, Баррис изучал свой патти-мелт, который представлял собой имитацию плавленого сыра поверх поддельного мясного фарша на особом органическом хлебце.

– Что это за хлеб такой? – поинтересовался он.

– А ты в меню посмотри, – посоветовал Чарльз Фрек. – Там написано.

– Если ты туда впишешься, – сказал Баррис, – ты испытаешь симптомы, проистекающие от дисфункции основных жидкостей твоего тела, в особенности тех, что находятся в мозгу. Здесь я главным образом имею в виду катехоламины – такие как норадреналин и серотонин. Видишь ли, все это функционирует следующим образом: Вещество С, а по сути вся вызывающая привычку наркота, но Вещество С в первую очередь, так взаимодействует с катехоламинами, что поражение наносится на внутриклеточном уровне. Происходит биологическая противоадаптация, и это в определенном смысле уже навсегда. – Он отхватил приличный кусок от правой половинки своего патти-мелта. – Раньше принято было считать, что такое происходит только при употреблении алкалоидных наркотиков, таких как героин.

– Никогда смэком не ширялся. От него депрессняк.

Очаровательная официанточка с изрядными буферами и светлой шевелюрой подошла к их столику.

– Привет, – прочирикала она. – Все в порядке?

Чарльз Фрек в страхе на нее глазел.

– Вас, часом, не Патти зовут? – поинтересовался у официантки Баррис, жестами показывая Чарльзу Фреку, что это прикольно.

– Нет. – Она ткнула пальчиком в значок с именем аккурат на правом буфере. – Бетти.

Интересно, подумалось Чарльзу Фреку, как у нее левый буфер зовут.

– Официантку, которая прошлый раз нас обслуживала, звали Патти, – объяснил Баррис, бесстыже разглядывая девушку. – Как и вот этот сандвич.

– Та Патти наверняка отличалась от сандвича. И фамилия у нее была не Мелт.

– Все просто супер, – сказал Баррис. У него над головой Чарльз Фрек ясно видел мыслешар, в котором Бетти срывала с себя все шмотки и стонущим голосом умоляла, чтобы ее как следует оттрахали.

– Только не для меня, – возразил Чарльз Фрек. – Столько проблем, сколько у меня, ни у кого нет.

У массы народу проблем куда больше, – мрачным голосом заметил Баррис. – И с каждым днем прибавляет-Ся– Мы живем в мире болезни, и болезнь все прогрессирует. – В мыслешаре у него над головой тоже наблюдался прогресс.

– Не желаете ли заказать десерт? – мило улыбаясь спросила Бетти.

– Типа чего? – с подозрением осведомился Чарльз Фрек.

– У нас есть свежайший клубничный пирог и свежайший персиковый пирог, – с улыбкой сказала Бетти. – Мы их здесь сами печем.

– Нет, не хотим мы никакого десерта, – пробурчал Чарльз Фрек. Официанточка ушла. – Эти фруктовые пироги, – объяснил он Баррису, – только для одиноких старушек годятся.

– Мысль о том, чтобы сдаться на реабилитацию, – заявил Баррис, – определенно внушает тебе опасения. Твой страх представляет собой манифестацию целенаправленных негативных симптомов. В тебе говорит наркотик, стараясь удержать тебя от «Нового Пути» и от того, чтобы ты с него слез. Видишь ли, все симптомы являются целенаправленными – будь то позитивные или негативные.

– Только без бэ, – пробормотал Чарльз Фрек.

– Негативные симптомы проявляются как страстные желания, умышленно генерируемые всем телом, чтобы вынудить его владельца – в данном случае тебя – лихорадочно искать…

– Когда попадаешь в «Новый Путь», – перебил Чарльз Фрек, – тебе там первым делом бен отрезают. Типа как наглядный урок. А потом разбегаются кто куда.

– Дальше идет селезенка, – сказал Баррис.

– Ее что, вырезают… А что она вообще делает, селезенка?

– Помогает тебе пищу переваривать.

– Каким макаром?

– Удаляя из нее целлюлозу.

– Тогда после этого как пить дать…

– Ага, только нецеллюлозную пищу. Никаких там листьев или люцерны.

– И сколько так можно прожить?

– Смотря как будешь себя вести, – сказал Баррис.

– А сколько у нормального человека селезенок? – Чарльз Фрек знал, что почек, как правило, две.

– Зависит от веса и возраста.

– Это еще почему? – Чарльз Фрек почуял подвох.

– С годами человек отращивает все больше селезенок. Когда тебе уже восемьдесят…

– Ты мне мозги ебешь.

Баррис рассмеялся. Вечно у него такой странный смех, подумал Чарльз Фрек. Какой-то нереальный – будто что-то по швам трещит.

– А откуда взялось твое решение? – вскоре поинтересовался Баррис. – С чего ты вдруг решил сдаться на резидентную терапию в центр реабилитации от наркотиков?

– Из-за Джерри Фабина, – ответил Чарльз Фрек.

Пренебрежительно махнув рукой, Баррис сказал:

– У Джерри был особый случай. Я раз наблюдал, как Джерри шатается по округе и падает, срет под себя, не соображая, где находится. Еще он хотел, чтобы я исследовал яд, который он невесть где достал, – скорее всего, сульфат таллия. Его в инсектицидах используют и чтобы крыс травить. Джерри явно задницу подпалили – кто-то с ним расквитался. Я насчитываю десяток разных ядов и токсинов, которые могли…

– Есть еще причина, – перебил Чарльз Фрек. – Мой запас опять сходит на нет, и мне этого не выдержать. Он вечно на нет сходит, а я всякий раз без понятия, увижу ли еще хоть одно колесо.

– Ну, каждый из нас без понятия, увидит ли он еще хоть один рассвет.

– Блин, я сейчас в такой жопе, что это уже типа вопрос дней. И еще… по-моему, у меня колеса тырят. Не могу же я их так быстро переводить. Как пить дать, кто-то их из моего злоебучего тайника тырит.

– А сколько ты в день колес глотаешь?

– Очень трудно прикинуть. Но не так много.

– Толерантность растет, ты же знаешь.

– Конечно, но ведь не настолько. Просто не могу выдержать, когда кончается, и все такое. Хотя с другой стороны… – Чарльз Фрек поразмыслил. – Кажется, я новый источник нашел. Эта телка. Донна. Донна как ее…

– А девушка Боба.

– Ага. Его старуха. – Чарльз Фрек кивнул.

– Нет, в штаны он к ней еще не залезал. Хотя пытается.

– Она годится?

– Для чего? Под себя положить или… – Баррис прижал ладонь ко рту и глотнул.

– А это какой вид секса? – Тут до него дошло. – Да, да – последнее.

– Очень даже годится. Только бестолковая. Хотя чего ожидать от телки, особенно от брюнетки. Как и у большинства из них, мозги у нее между ног. Тайник, скорее всего, там же. – Баррис хихикнул. – Весь ее торговый тайник.

Чарльз Фрек наклонился к нему.

– Значит, Арктур никогда Донну не трахал. А говорит про нее так, будто трахал.

– Так это же Боб Арктур, – отозвался Баррис. – Он много про что говорит. Но говорить и делать – совсем разные вещи.

– Ну, а почему он ей так ни разу и не вдул? Что, возбудить не может?

Баррис с умным видом поразмыслил, по-прежнему играясь со своим патти-мелтом – теперь он разделал его на мелкие кусочки.

– У Донны проблемы. Может статься, она типа на героине. У нее полное отвращение к телесному контакту. Видишь ли, торчки теряют интерес к сексу из-за того, что их органы опухают от сужения сосудов. А у Донны, как я подметил, наблюдается необычное отсутствие полового возбуждения – до патологической степени. Не только в отношении Арктура, но и… – Он с мрачным видом помолчал. – В отношении друг их тоже.

– Блин, так ты просто хочешь сказать, что она нипочем не даст?

– Даст, – заверил Баррис, – если с ней правильно обращаться. В частности… – В его взгляде вдруг засквозила загадочность. – Могу тебе показать, как вдуть Донне за девяносто восемь центов.

– Я не хочу ей вдуть. Я просто хочу у нее купить. – Чарльз Фрек почувствовал себя неуютно. В Баррисе вечно было что-то такое, от чего у него в животе сжимался комок. – Какие еще девяносто восемь центов? – спросил он. – Донна денег не возьмет – она не проститутка. К тому же она девушка Боба.

– Деньги не будут заплачены напрямую, – уточнил Баррис в своей четкой, интеллигентской манере. Затем он наклонился к Чарльзу Фреку – волосатые ноздри так и трепетали от наслаждения и коварства. Кроме того, зеленый оттенок темных баррисовских очков дымком поднимался кверху. – Донна от кокаина тащится. За грамм кокаина она, будь уверен, для любого ноги расставит. Особенно если туда будут добавлены определенные редкие химикаты, причем строго по науке. На сей счет я провел тщательное и весьма оригинальное исследование.

– Лучше бы ты так не болтал, – поморщился Чарльз Фрек. – Про Донну. Да и в любом случае грамм кокаина сейчас за сто с лишним долларов продают. У кого они есть?

С трудом сдержав чих, Баррис заявил:

– Я могу выделить грамм чистого кокаина из ингредиентов, которые в делом обойдутся мне менее чем в доллар. Сюда, правда, не входит оплата моего труда.

– Не физдипи.

– Я устрою тебе демонстрацию.

– И где ты эти ингредиенты возьмешь?

– В универсаме 7-11, – сказал Баррис и нетвердо встал на ноги, возбужденно сметая со стола кусочки патти-мелта. – Заплати по счету, – продолжил он, – и я тебе покажу. Я устроил дома временную лабораторию, пока не оборудую себе получше. Сам посмотришь, как я экстрагирую грамм кокаина из самых обычных, легальных ингредиентов, купленных в универсаме 7-11 по общей цене менее доллара. – Он устремился в проход между столиками. – Идем. – Голос звучал настойчиво.

– Ага, – отозвался Чарльз Фрек, забирая со столика счет и следуя за Баррисом. Пиздит, сукин сын, подумал он. А может, и нет. Если вспомнить все химические эксперименты, которые он проделывает, все книги, которые он без конца читает в окружной библиотеке… может, что-то в этом и есть. Подумать только о доходе. О чистой прибыли!

И Чарльз Фрек поспешил вслед за Баррисом, который уже доставал из кармана своего пилотского комбинезона ключи от машины, бодро минуя кассиршу.

Они припарковались на стоянке у универсама 7-11, выбрались из машины и вошли внутрь. Как всегда, у переднего прилавка здоровенный тупой мент прикидывался, что разглядывает порножурнал; на самом же деле, знал Чарльз Фрек, мент проверял каждого входящего, прикидывая, не собирается ли он это место тряхануть.

– Что мы тут возьмем? – поинтересовался Чарльз Фрек у Барриса, который непринужденно шагал вдоль горок из консервов.

– Аэрозольный баллончик, – ответил Баррис. – С соларкаином.

___ Со спреем для загара? – Чарльз Фрек не слишком верил в происходившее, но с другой стороны – кто знал? Кто мог быть уверен? Он последовал за Баррисом к прилавку; на сей раз заплатил Баррис.

Купив баллончик соларкаина, они снова миновали мента и вернулись к машине. Баррис стремительно выехал со стоянки, затем покатил по улице, все быстрее и быстрее, игнорируя все знаки ограничения скорости, пока наконец не остановился перед домом Боба Арктура, у закиданного старыми непрочитанными газетами переднего дворика.

Выбираясь из машины, Баррис забрал с заднего сиденья какие-то штуковины с болтающимися проводами. Чарльз Фрек заприметил вольтметр, другие электронные тестовые приборы, а также паяльник.

– Это еще зачем? – спросил он.

– Работа предстоит долгая и трудная, – ответил Баррис, таща все барахло вместе с соларкаином по дорожке к передней двери. Он отдал Чарльзу Фреку дверной ключ. – И мне за нее скорее всего не заплатят. Как всегда.

Чарльз Фрек отпер дверь, и они вошли в дом. Две кошки и пес с надеждой на них зашумели; они с Баррисом аккуратно отпихнули животных в сторону.

В задней части кухни Баррис оборудовал очень стремную лабораторию, полную бесполезных на вид предметов – бутылок, всякой ерунды и мусора, собранного им на всех окрестных помойках. Со слов Барриса Чарльз Фрек знал, что тот верил не столько в экономию, сколько в изобретательность. Для достижения своей цели, проповедовал Баррис, ты должен быть готов использовать первый же попавшийся в руки предмет. Кнопку, скрепку, часть какой-нибудь фиговины, другая часть которой сломалась или потерялась… Порой Чарльзу Фреку казалось, что эту лабораторию устроила крыса, проводя эксперименты с тем, что ценно только для крысы.

Первым пунктом в плане Барриса значилось достать из-под раковины полиэтиленовый пакет и выпустить туда содержимое аэрозольного баллончика. Он снова и снова давил на колпачок – пока не опустеет баллончик или хотя бы не кончится газ.

– Это бред, – пробормотал Чарльз Фрек. – Полный.

– Кокаин, – не прерывая работы, радостно произнес Баррис, – намеренно смешивают с маслом, чтобы его нельзя было экстрагировать. Но мои познания в химии таковы, что я с абсолютной точностью знаю, как отделить кокаин от масла. – Он принялся яростно вытряхивать в пакет с липкой массой соль из солонки. Затем перелил массу в стеклянную банку. – Я это дело заморожу, – ухмыляясь, заявил он. – Таким образом кристаллы кокаина поднимутся на самый верх, ибо они легче воздуха. То есть, я хотел сказать, масло. Финальный пункт, я, естественно, так просто никому не раскрою – могу лишь заметить, что он включает в себя методологически весьма нетривиальный процесс фильтрования. – Он открыл холодильник, затем морозилку и аккуратно поставил туда банку.

– И сколько эта ерунда там простоит? – поинтересовался Чарльз Фрек.

Достав заблаговременно забитый косяк, Баррис закурил его и подошел к груде электронных тестовых приборов. Он стоял там, размышляя и потирая бородатый подбородок.

– Н-да, – произнес Чарльз Фрек, – но я тебе вот что хочу сказать. Даже если ты получишь из этой ерундовины целый грамм кокаина, я все равно не смогу приспособить его для Донны – чтобы… ну, чтобы взамен к ней в штаны забраться. Это то же самое, что ее купить, – вот к чему все сводится.

– Это обмен, – уточнил Баррис. – Ты оказываешь услугу ей, она – тебе. Самую драгоценную услугу, какую может оказать женщина.

– Донна поймет, что ее купили. – Чарльз Фрек достаточно хорошо знал Донну, чтобы в это врубиться, – она быстро сообразит, в чем тут соль.

– Кокаин усиливает половое чувство, – пробормотал себе под нос Баррис, тем временем располагая тестовую аппаратуру рядом с цефалохромоскопом Боба Арктура – самой дорогостоящей собственностью Боба. – Когда Донна хорошенько нюхнет, она сама будет рада тебе отдаться.

– Блин, приятель, – возмутился Чарльз Фрек. – Ведь ты о девушке Боба Арктура треплешься. Он мой друг. К тому же вы с Лакманом у него живете.

Баррис немедленно поднял лохматую голову. Некоторое время он внимательно разглядывал Чарльза Фрека.

– По поводу Боба Арктура есть много того, – заметил он, – о чем ты понятия не имеешь. О чем никто из нас понятия не имеет. Твой взгляд упрощенный и наивный. Ты считаешь его тем, кем он хочет, чтобы ты его считал.

– Он нормальный парень.

– Ясное дело, – ухмыляясь, закивал Баррис. – Никаких сомнений. Нормальный парень. Один из лучших в мире. Однако я – точнее, мы, те из нас, кто наблюдал за Арктуром остро и пристально, – различили в нем определенные противоречия. Как в плане личностной структуры, так и поведения. В его общих жизненных установках. В его, так сказать, природном стиле.

– Ты что-то особенное нашел?

Глаза Барриса так и заиграли за зелеными очками.

– Что у тебя зенки играют, мне, знаешь ли, как-то ра-ком, – пробурчал Чарльз Фрек. – А что такое с цефаскопом? Чего ты с ним возишься? – Он пододвинулся поближе, чтобы посмотреть самому. Поставив корпус прибора на ребро, Баррис спросил:

– Ты внизу, в проводке, ничего такого не замечаешь?

– Вижу обрезанные провода, – ответил Чарльз Фрек. – И типа кучу коротух. Причем намеренно устроенных. Кто это постарался?

Веселые, хитроватые глаза Барриса по-прежнему поигрывали с особенным восторгом.

– Я уже сказал, что твои дешевые хитрожопые фокусы для меня говна не стоят, – проворчал Чарльз Фрек. – Так кто все-таки цефаскоп раскурочил? И когда? Ты только недавно это обнаружил? Когда мы прошлый раз виделись с Арктуром, он мне ничего такого не сказал. А это позавчера было.

– Возможно, тогда он еще не был готов об этом разговаривать, – предположил Баррис.

– Ладно, хорош грузить, – рявкнул Чарльз Фрек. – Как я понимаю, ты совсем выпал и теперь до упора будешь гнать свои задвинутые телеги. Пожалуй, я все-таки доберусь до одного из общежитий «Нового Пути», сдамся туда, переломаюсь, пройду игровую терапию и буду с теми ребятами днем и ночью. Тогда мне не придется болтаться со всякими психованными мудаками вроде тебя, от которых хрен чего добьешься. Я вижу, что этот цефаскоп раскурочен, а ты ни хрена мне не можешь объяснить. Ты, часом, не намекаешь, что Боб Арктур сам это устроил – уделал в говно свой собственный дорогущий прибор? Не намекаешь? Так что ты тогда грузишь? Нет, лучше мне жить в «Новом Пути», где меня не будут кормить безмазовым говном, в которое я ни хрена не въезжаю. Пусть даже не ты, а еще какая-нибудь злоебучая бестолочь – такой же пиздобол с такими же палеными мозгами.

– Лично я этот передающий блок не ломал, – задумчиво произнес Баррис, подергивая бакенбардами, – и сильно сомневаюсь, что это сделал Эрни Лакман.

– А лично я сильно сомневаюсь, что Эрни Лакман вообще когда-нибудь что-то сломал. Не считая, понятно, того раза, когда он выпал на плохой кислоте и выбросил кофейный столик, а потом и все, что под руку попало, в окно квартиры, которая тогда была у них с той телкой Джейн, – аккурат на автостоянку. Это дело совсем другое. Обычно Эрни лучше всех нас во все врубается. Нет, Эрни не стал бы чужой цефаскоп курочить. И Боб Арктур – ведь он за него деньги платил, верно? Что же получается – он, ни с хуя сорвавшись и ни хрена не соображая, тайком забирается сюда среди ночи и сам себе задницу подпаливает? Нет, это его кто-то решил подпалить. – Наверное, ты это и сделал, подумал Чарльз Фрек, ты, хуеплет вонючий. Во-первых, ты в технике сечешь, а во-вторых, у тебя давно уже крышу снесло. – Того, кто это сделал, – продолжил он, – нужно поместить либо в клинику нейроафазии, либо под мраморное одеяло. На мой взгляд, предпочтительнее второе. Боб просто с ума от этого цефаскопа сходил. Всякий раз, как вечером с работы придет, так сразу его врубает – едва успеет в дверь войти. У каждого нормального парня есть вещь, которой он дорожит. У Боба был цефаскоп. Так что блядство, скажу я тебе, кровавое блядство ему такое устраивать.

– Вот-вот, я как раз об этом.

– О чем об этом?

– «Всякий раз, как вечером с работы придет», – процитировал Баррис. – У меня было время выработать гипотезу, кто на самом деле нанимает Боба Арктура – какая такая специфическая организация, что он даже не может нам ничего про нее рассказать.

– «Главный центр гашения марок», – сказал Чарльз Фрек. – Он мне как-то раз говорил.

– Интересно, чем он там занимается.

Чарльз Фрек вздохнул.

– Марки в синий цвет красит. – Что-то Баррис ему совсем не нравился. Чарльзу Фреку захотелось оказаться где-нибудь в другом месте – к примеру, брать товар у первого попавшегося человека, кому он позвонит или кого на улице встретит. Может, свалить отсюда, подумал он, но тут же вспомнил про банку с маслом и кокаином, охлаждающуюся в морозилке, – про сотню долларов за девяносто восемь центов. – Слушай, – спросил он затем у Барриса, – а когда эта бурда будет готова? По-моему, ты мне грузишь. Чего ради соларкаиновый народ так дешево торгует своими баллончиками, раз там целый грамм чистого кокаина? Откуда у них тогда вообще прибыль?

– Они крупным оптом скупают, – объяснил Баррис.

Чарльз Фрек мгновенно прогнал в голове глючный номер: самосвалы, доверху полные кокаина, дают задний ход к соларкаиновой фабрике – где бы она ни находилась, хоть в Кливленде – и вываливают тонну за тонной чистейшего, беспримесного кокаина в одном конце фабрики, где он смешивается с маслом, инертным газом и прочей безмазовой фигней, а затем расфасовывается в яркие аэрозольные баллончики, чтобы тысячами поставлять их в универсамы 7-11, аптеки и супермаркеты. Нам всего-навсего и нужно, размышлял он, что раздербанить один такой самосвал, забрать весь груз – может, килограммов четыреста – пятьсот. Нет, черт возьми, куда больше. Интересно, сколько кокаина влезает в самосвал?

Тут Баррис принес показать ему пустой баллончик из-под соларкаина и ткнул пальцем в этикетку, где перечислялось все содержимое.

– Видишь? Бензокаин. И лишь немногие образованные и одаренные люди знают, что это торговое название кокаина. Если б на этикетках стали писать кокаин, народ мигом бы начал врубаться – ив итоге допер бы до того же, до чего и я. Чтобы врубиться, людям просто не хватает образования. Научной подготовки – такой, к примеру, какая есть у меня.

– И как ты собираешься эту подготовку использовать? – поинтересовался Чарльз Фрек. – Не считая возбуждения Донны Готорн?

– В конечном счете я планирую написать бестселлер, – сказал Баррис. – Книгу для рядового гражданина о том, как получать у себя на кухне безопасную наркоту, не нарушая закона. Видишь ли, закон при этом не нарушается. Бензокаин вполне легален. Я специально звонил в аптеку и спрашивал. Он в куче всякой всячины содержится.

– Б-блин, – только и выговорил потрясенный Чарльз Фрек. И взглянул на свои наручные часы, выясняя, сколько еще ждать.

* * *

Хэнк, который также был мистером Ф., велел Бобу Арктуру проверить местные центры «Нового Пути» в поисках крупного торговца, за которым Боб Арктур наблюдал, но который внезапно скрылся из поля зрения.

Время от времени торговец, чуя, что его вот-вот заметут, находил себе убежище в одном из центров реабилитации от наркотиков вроде «Синанона», «Центрального Пункта», «Икс-Калая» или «Нового Пути», выдавая себя за нуждающегося в помощи наркомана. Когда он оказывался внутри, его бумажник, его имя и фамилия – все, по чему его можно было бы опознать, – отбиралось в процессе подготовки к созданию новой личности, не ориентированной на наркотики. В результате многое из того, в чем нуждались правоохранительные органы для обнаружения подозреваемого, исчезало. А затем, позднее, когда давление ослабевало, торговец выходил наружу и возобновлял свою обычную деятельность.

Как часто такое происходило, никто не знал. Персонал реабилитационных центров пытался распознавать, когда их таким макаром использовали, но не всегда успешно. В страхе перед сорока годами тюремного заключения торговец имел нешуточную мотивацию состряпать для сотрудников реабилитационного центра славную легенду – для тех сотрудников, которые обладали властью принять его или выставить вон. А страдания его в тот момент были по большей части реальными.

Медленно проезжая по Кателла-бульвару, Боб Арктур искал указатель «Нового Пути» и деревянный дом – в прошлом частное жилище, которое энергичные реабилитаторы задействовали в этом районе. Его не слишком привлекала перспектива проникнуть в реабилитационный центр, выдавая себя за будущего жильца, нуждающегося в помощи, но другого способа выполнить задание просто не существовало. Представься он агентом по борьбе с наркотиками, реабилитаторы – большинство из них, по крайней мере, – сразу, как само собой разумеющееся, прибегли бы к уклонным маневрам. Им вовсе не хотелось, чтобы в их «семью» грубо вторгалась полиция, и в итоге агент почти наверняка оказался бы в полном информационном вакууме. Предполагалось, что в таких центрах бывшие наркоманы наконец-то обретают безопасность; по сути, реабилитационный персонал обычно напрямую гарантировал это при поступлении. С другой стороны, торговец, которого искал Арктур, был чистой воды ублюдком, и использование им реабилитационного центра в своих целях противоречило благим намерениям всех заинтересованных сторон. Таким образом, Арктур не видел другого выхода ни для себя, ни для мистера Ф., который с самого начала прикрепил его к Спейду Виксу. Вике тогда на неопределенное время сделался главным подопечным Арктура – без существенного результата. И вот теперь, уже целых десять дней, его нигде не найти.