Текст книги "Скользя во тьме"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Это было очевидно с первого же взгляда. Полуодетая, с заколкой во рту, Конни сидела, скинув туфли, и бессмысленно глазела перед собой, очевидно, пропуская в голове очередной глючный номер. В лице ее, впрочем, худом и вытянутом, чувствовалась сила; пожалуй, решил Арктур, из-за резких линий выдающихся скул. На правой щеке У Конни был прыщ. Несомненно, она его даже не замечала; прыщи для нее значили никак не больше, чем секс.

Наверное, Конни просто не видела разницы. Для нее, давно сидевшей на игле, прыщи и секс были почти одно и то же – или даже совсем одно и то же. Дурацкая мысль, подумал Арктур. Подлинный идиотизм – заглядывать в голову наркоманки.

– У тебя тут зубная щетка есть? – спросила Конни. Она уже понемногу начинала клевать носом и шамкать, как обычно делали такой поздней ночью наркоманы. – А, хрен с ней. Зубы как зубы. Я их завтра… – Дальше Конни так понизила голос, что Арктур уже ее не слышал, хотя по движению губ знал, что она по-прежнему что-то бубнит.

– Знаешь, где ванная? – спросил он.

– Какая ванная?

– Где моются. Тут, в доме.

Приподняв голову, Конни возобновила свое рефлекторное расчесывание.

– А что там за парни так поздно сидят? Забивают косяки и болтают без умолку? Наверное, они тут с тобой живут. Точно живут. По ним заметно.

– Двое из них тут живут, – уточнил Арктур.

Ее глаза дохлой рыбы уперлись в него.

– Ты голубой? – спросила Конни.

– Стараюсь им не быть. Поэтому сегодня ты здесь.

– Ты что, пытаешься с этим бороться?

– Можешь не сомневаться.

Конни кивнула.

– Думаю, я скоро выясню. Если ты скрытый гей, ты, наверное, захочешь, чтобы я взяла инициативу на себя. Ляг, я все сделаю. Хочешь, я тебя раздену? Ладно, просто лежи, я все сделаю. – И она потянулась к его ширинке.

Позднее, в полумраке, он дремал от своего дозняка. Конни храпела рядом на спине, вытянув руки поверх одеяла. Боб Арктур смутно ее видел. Эти торчки, подумал он, спят как граф Дракула. Смотрят прямо вверх, а потом вдруг садятся, точно машина, которую перевели из положения А в положение Б. «Кажется… уже… день…» – говорит торчок – или, вернее, кассета, что у него в голове крутится, проигрывая ему инструкции. Разум торчка подобен музыке, которую слушаешь по радиочасам… порой она звучит мило, но лишь затем, чтобы заставить тебя что-то сделать. Музыка из радиочасов должна тебя разбудить; музыка из торчка должна заставить тебя стать тем средством, благодаря которому он сможет заполучить еще наркоты. Или на что ты еще там сгодишься. Он, машина, включит тебя в свой механизм.

Каждый торчок, подумал Арктур, это запись.

Рассуждая обо всех этих гнусностях, он снова задремал. В итоге у торчка, если это девушка, не остается для продажи ничего, кроме собственного тела. Как у Конни – у лежащей здесь Конни.

Открыв глаза, Арктур повернулся к лежавшей рядом девушке – и вдруг увидел Донну Готорн.

Он мгновенно сел. Донна! – подумал Арктур. Он ясно различал ее лицо. Никаких сомнений. Господи! – подумал Арктур и потянулся включить прикроватную лампу. Он наткнулся на нее рукой – лампа опрокинулась и упала. Девушка, впрочем, не проснулась. Он неотрывно на нее глазел – и постепенно туда снова вернулась Конни. Ее продолговатое лицо с выдающимися скулами – впалое, исхудавшее лицо тяжелой наркоманки. Конни, а не Донна – одна девушка, а не другая.

Арктур снова лег на спину, чувствуя себя совсем несчастным. Размышляя о том, что бы это значило – и так далее, и тому подобное, – он снова погрузился в мрачную дремоту.

– Плевать мне, что он вонял, – чуть позже пробормотала во сне лежавшая рядом девушка. – Я все равно его любила.

Он задумался, кого она имела в виду. Приятеля? Отца? Кота? Любимую плюшевую игрушку своего детства? Возможно, всех сразу, подумал Арктур. Сказала она, однако, «любила», а не «люблю». Стало быть, того, о ком или о чем шла речь, уже не было. Наверное, размышлял Арктур, кто-то (кем бы они ни были) заставил Конни его выбросить, потому что он так скверно вонял.

Пожалуй, что так. Он задумался, сколько лет тогда было безнадежной, вконец измученной наркоманке, что в позе графа Дракулы дремала рядом.

Глава десятая

Одетый в шифрокостюм, Фред сидел перед батареей крутящихся голокассет, наблюдая за тем, как в гостиной Боба Арктура Джим Баррис читает книгу про грибы. На черта ему грибы? – задумался Фред и быстро перемотал кассеты на час позже. Баррис все так же сидел, читая с предельным сосредоточением и делая заметки.

Вскоре Баррис отложил книгу и вышел из дома, а следовательно, и из радиуса сканирования. Когда он вернулся, в руках у него был небольшой пакетик из коричневой бумаги, который он положил на кофейный столик и открыл. Оттуда Баррис высыпал сушеные грибы, которые затем принялся по очереди сопоставлять с фотографиями в книге. С необычным для него сверхусердием Баррис сопоставил все грибы. Наконец он отложил один убогий на вид грибок в сторону, а остальные запихнул обратно в пакет. Из кармана Баррис достал пригоршню пустых капсул, а затем все с тем же немыслимым прилежанием взялся запихивать кусочки убогого гриба в капсулы и каждую по очереди запечатывать.

Закончив с этим, Баррис стал названивать по телефону. Телефонный жучок автоматически записывал набираемые номера.

– Привет, это Джим.

– И что?

– Угадай, что у меня есть.

– Хрен тебя знает.

– Psilocybe mexicana.

– Это еще что?

– Редкий галлюциногенный гриб, использовавшийся в южноамериканских мистических культах тысячи лет назад. Ты летаешь, становишься невидимым, понимаешь речь животных…

– Нет, спасибо. – Короткие гудки.

Новый звонок.

– Привет, это Джим.

– Джим? Какой Джим?

– Такой бородатый… зеленые очки, кожаные штаны. Мы на тусовке у Ванды познакомились.

– Ах, да. Джим. Да.

– Тебя кое-какие органические психоделики интересуют?

– Ну, не знаю… – Неловкость. – А ты уверен, что ты Джим? Что-то голос не похож.

– У меня есть нечто совершенно фантастическое. Редкий органический гриб из Южной Америки, использовавшийся в индейских мистических культах тысячи лет назад. Ты летаешь, становишься невидимым, понимаешь речь животных, твоя машина исчезает…

– Моя машина и так всю дорогу исчезает. Когда я ее в неположенном месте оставляю. Ха-ха-ха.

– Пожалуй, могу предложить тебе шесть капсул этого Psilocybe.

– Почем?

– По пять долларов за капсулу.

– Ошизеть! Не шутишь? Эй, надо где-нибудь встретиться. – Затем подозрение. – А знаешь, я, кажется, тебя помню. Ты мне уже как-то раз задницу подпалил. Откуда у тебя этот грибной дозняк? Почем я узнаю, что это не слабая кислота?

– Их привезли в Соединенные Штаты внутри глиняного идола, – объяснил Баррис. – Как часть тщательно охраняемой партии произведений искусства. Причем отмечен был только идол. Менты ничего не заподозрили. – Баррис добавил: – Если они тебя не растащат, я верну деньги.

– Если я с обглоданной башкой буду прыгать с ветки на ветку, деньги мне уже не понадобятся.

– Пару дней назад я глотнул одну капсулу, – заверил Баррис. – Чтобы самому испытать. Лучшего улета у меня никогда не бывало – краски просто невероятные. Гораздо круче мескалина, будь уверен. У меня нет желания подпаливать задницы своим покупателям. Я всегда сам проверяю товар. Качество гарантируется.

За спиной у Фреда другой шифрокостюм тоже наблюдал за голомонитором.

– Чем это он торгует? Мескалином?

– Он распихал по капсулам грибы, – ответил Фред. – Наверное, сам их собрал – где-то здесь, поблизости.

– Некоторые грибы предельно токсичны, – заметил шифрокостюм позади Фреда.

Третий шифрокостюм прекратил ненадолго свой голо-мониторинг и тоже пристроился рядом.

– Некоторые мухоморы содержат четыре токсина, разрушающие красные кровяные клетки. Человек умирает за две недели, и никакого противоядия нет. Смерть страшно мучительная. Насчет диких грибов только специалист может в точности сказать, что именно он собрал.

– Я знаю, – отозвался Фред и отметил идентификационный номер этого фрагмента кассеты для использования в отделе.

Баррис снова звонил по телефону.

– По какой статье это наказывается? – поинтересовался Фред.

– По статье о заведомо ложной рекламе, – ответил один из шифрокостюмов. Оба рассмеялись и вернулись к своим экранам. Фред продолжал наблюдать.

На четвертом голомониторе передняя дверь дома открылась, и туда с подавленным видом вошел Боб Арктур.

– Привет.

– Здорово, – сказал Баррис, прибирая свои капсулы и засовывая их поглубже в карман. – Ну, как там у тебя с Донной? – Он хихикнул. – Несколькими способами, а?

– Отъебись, – буркнул Арктур и вышел из куба четвертого монитора, чтобы вскоре зафиксироваться в спальне пятым голосканером. Там, пинком захлопнув дверь, Арктур вытащил из карманов несколько полиэтиленовых пакетов с белыми таблетками; какое-то время он постоял в нерешительности, затем запихал пакеты под покрывала на кровати – с глаз долой. Затем снял плащ. Вид у него был усталый и несчастный, лицо вытянулось.

Несколько минут Боб Арктур сидел на краю неубранной постели, погруженный в себя. Наконец он покачал головой, встал, опять в нерешительности постоял – а затем пригладил волосы и вышел из спальни. Центральный голосканер в гостиной зафиксировал, как он направляется к Баррису. В то же самое время второй сканер следил за тем, как Баррис прячет коричневый пакет с грибами под подушками на кушетке и ставит руководство по грибам обратно на полку, где оно было незаметно.

– Чем ты тут занимался? – спросил Арктур.

– Исследованием, – заявил Баррис.

– По какой части?

– По части свойств определенных микологических организмов деликатной природы. – Баррис хихикнул. – А что, с большими сиськами маленькой мисс не очень выходит?

Арктур внимательно на него посмотрел, а затем отправился на кухню воткнуть в сеть кофейник.

– Боб, – заканючил Баррис, неторопливо за ним следуя, – мне очень жаль, если я сказал что-то для тебя оскорбительное. – Он болтался на кухне, пока Арктур ждал, когда согреется кофе, нервно постукивая пальцами по столу.

– Где Лакман?

– Полагаю, пытается где-то телефон-автомат тряхануть. Он захватил с собой твой гидравлический молоток. Обычно это означает, что он собирается раздолбать телефон-автомат, разве нет?

– Мой молоток, – эхом повторил Арктур.

– Знаешь, Боб, – сказал Баррис, – я мог бы оказать тебе профессиональную помощь в твоих попытках вдуть маленькой мисс…

Фред на предельной скорости прокрутил кассету вперед. В итоге вышел двухчасовой промежуток.

– …заплати свою чертову квартплату или, черт тебя побери, садись за цефаскоп, – разгоряченно обращался к Баррису Арктур.

– Я уже заказал резисторы, которые…

Фред опять прокрутил кассету дальше. Еще два часа.

Теперь на пятом голомониторе Арктур лежал в постели у себя в спальне, из радиочасов слышался негромкий фолк-рок. Второй монитор в гостиной показывал Барриса, который в одиночестве опять взялся за книгу про грибы. Довольно долго ни один из них не двигался. Только раз Арктур заворочался и протянул руку, чтобы прибавить громкости радио – очевидно, когда там заиграла нравившаяся ему песня. Баррис в гостиной все читал и читал – практически без движения. Затем и Арктур тоже неподвижно застыл в своей постели.

Зазвонил телефон. Баррис снял трубку.

– Алло?

В телефонном жучке звонивший мужчина спросил:

– Мистер Арктур?

– Ага, он самый, – ответил Баррис.

Мать моя женщина, сказал себе Фред. Протянув руку, он увеличил громкость прослушивания телефона.

– Мистер Арктур, – медленным, низким голосом произнес незнакомый мужчина. – Извините, что так поздно вас беспокою, но ваш чек, который не приняли…

– Да-да, – перебил Баррис. – Я как раз собирался вам насчет этого позвонить. Сейчас ситуация такова, сэр. Я перенес тяжелый приступ кишечного гриппа, с высокой температурой, пилорическими спазмами, судорогами… Поэтому прямо сейчас я не могу собраться и как полагается выписать этот ничтожный двадцатидолларовый чек. Откровенно говоря, я вообще не собираюсь выписывать его как полагается.

– Что? – хрипло переспросил мужчина. Не изумленно, а угрожающе.

– Да-да, сэр, – кивая, подтвердил Баррис. – Вы верно меня расслышали.

– Мистер Арктур, – сказал звонивший, – этот чек уже дважды был возвращен банком, а симптомы гриппа, которые вы описываете…

– Думаю, мне что-то в пищу подмешали, – с откровенной ухмылкой на физиономии перебил Баррис.

– А я думаю, – сказал мужчина, – что вы из тех… – Он мучительно подыскивал слово.

– Думайте что хотите, – отозвался Баррис, по-прежнему ухмыляясь.

– Мистер Арктур, – пропыхтел в трубку мужчина, – с этим чеком я намерен пойти к окружному прокурору. А пока я на телефоне, мне хотелось бы сказать вам кое-что насчет тех чувств, которые я испытываю…

– Кайфов вам, обломов – и всего хорошего, – торжествующе попрощался Баррис и повесил трубку.

Блок телефонного прослушивания автоматически записал номер телефона звонившего, фиксируя его электронно из неслышного сигнала, испускавшегося, как только цепь соединялась. Фред записал выведенные на счетчик цифры, затем остановил прокрутку всех голокассет, поднял трубку полицейского телефона и позвонил насчет информации об этом номере.

– «Замочных дел мастер Энгельсон», Харбор 1343 в Анахайме, – сообщил ему полицейский оператор.

– Замочных дел мастер, – повторил Фред. – Хорошо. – Он все это записал, а затем повесил трубку. Какой-то слесарь… двадцать долларов, круглая сумма. Это предполагало работу вне мастерской – вероятно, выезд и изготовление дубликата ключа. Когда ключ «хозяина» был потерян.

Теория. Выдавая себя за Арктура, Баррис позвонил замочных дел мастеру Энгельсону, чтобы тайно сделать «дубликат» ключа от дома или от машины – или от того и другого сразу. Сказал Энгельсону, что потерял всю связку… но затем слесарь, в порядке проверки на надежность, вместо УДа запросил у Барриса чек. Тогда Баррис вернулся в дом, спер незаполненную чековую книжку Арктура и выписал слесарю чек. Чек не приняли. Но почему? На счету у Арктура была приличная сумма; такой небольшой чек обязаны были принять. Но если б его приняли, Арктур наткнулся бы на этот чек в выписке счета и опознал бы в нем не свой чек, а Джима Барриса. Так что Баррис порылся у Арктура в шкафах и обнаружил – это он, надо полагать, проделал еще раньше – старую чековую книжку, относящуюся к давным-давно закрытому счету, и воспользовался ею. Поскольку счет был закрыт, чек не приняли. Таким макаром Баррис заварил кашу.

Но почему Баррис просто не пошел и не оплатил чек наличными? Ведь так кредитор уже вконец осатанел и стал названивать» а в итоге собрался отнести чек к окружному прокурору. Ничего, Арктур выяснит. На Барриса рухнет столько говна, что и пожаловаться некогда будет. Но что за манера, в которой Баррис разговаривал с уже разгневанным кредитором… ведь он хитроумно ввел его в еще большее бешенство, когда слесарь черт знает на что стал способен. Хуже того. Описание Баррисом своего «гриппа» было на самом деле описанием героиновых ломок, и это мог понять всякий, кто вообще способен был что-то понять. Итак, Баррис расписался в телефонном разговоре прозрачным намеком, что он тяжелый торчок и нисколько об этом не сожалеет. Причем расписался как Боб Арктур.

Теперь слесарь узнал, что у него есть дебитор-торчок, выписавший ему липовый чек, которому все по барабану и который не имеет ни малейшего желания как-то исправиться. Вероятно, торчок вел себя так потому, что завернулся, выпал, спалил мозги на своей наркоте, после чего ему стало на все насрать. А это было оскорбление всей честной Америки. Причем подлое и злонамеренное.

По сути, признание Барриса было прямой цитатой из стремного ультиматума Тимоти Лири истеблишменту и всем цивилам. И происходило это в Оранжевом округе. Полном бэрчистов и минитменов. С пистолетами. Высматривающих как раз такие проявления бесцеремонного хамства у бородатых торчков.

Баррис подставил Боба Арктура под зажигательную бомбу. В лучшем случае – арест за липовый чек, а в худшем – взрыв зажигательной бомбы или другая крупная ответная акция. Причем Арктур и понятия не имел, что его ожидает.

Почему? – задумался Фред. Он записал в отрывном блокноте идентификационный код этого фрагмента пленки, а также код телефонного прослушивания. За что Баррис так подставляет Арктура? Что Арктур такого натворил? Должно быть, подумал Фред, Арктур не хило подпалил Баррису задницу. Ведь это откровенная месть. Мелочная и зловредная.

Этот Баррис, подумал он, просто уебище. Он явно кому-то мраморное одеяло устраивает.

Один из шифрокостюмов в безопасной квартире оторвал его от самоанализа.

– Ты действительно этих парней знаешь? – Шифро-костюм указывал на временно пустые голомониторы перед Фредом. – Ты там, среди них, с секретным заданием?

– Ага, – кивнул Фред.

– Неплохо было бы как-то предупредить их о токсичности тех грибов, что этот клоун в зеленых очках предлагает. Можешь ты им это передать, не раскрываясь?

Другой соседний шифрокостюм добавил со своего вращающегося стула:

– Когда кого-то будет неудержимо тошнить, это скорее всего признак отравления грибами.

– Как со стрихнином? – спросил Фред. Туг в голове у него сверкнуло холодное откровение – пошел перезапуск дня Собачьего Дерьма и Кимберли Хокинс, когда его тошнило в машине после того, как…

Его. Тошнило. Его.

– Я скажу Арктуру, – пробормотал он. – Ему я смогу это выложить. Чтобы он ничего на мой счет не вообразил. Он тупой.

– И на вид тоже урод – заметил один из шифрокостюмов. – Это тот, который входил в дом? Весь сгорбленный и опущенный?

– Ага, – подтвердил Фред и крутанулся обратно к го-лосканерам. Черт возьми, подумал он, в тот день Баррис дал нам колеса на обочине… и тут вдруг его мозги пошли в штопор, в двойные улеты, а потом раскололись на две половинки, ровно посередине. Следующее, что Фред понял – это что он стоит один в ванной комнате безопасной квартиры с чашкой воды в руке и полощет рот. Если как следует врубиться, подумал он, я Арктур. Я тот самый человек на сканерах, тот подозреваемый, которому Баррис подкладывал свинью своим завернутым телефонным разговором со слесарем. И в то же время я спрашивал: «Что Арктур такого натворил? За что Баррис так его подставляет?» Я весь в собачьем дерьме; у меня даже мозги в дерьме собачьем. Все это не реально. Я этому не верю, наблюдая за собой, за Фредом… ведь там Фред без шифрокостюма. Так вот, стало быть, как выглядит Фред без шифрокостюма!

И совсем недавно Фреда, похоже, чуть было не отоварили кусочками токсичных грибов, понял он. У него были все шансы не добраться сюда, до безопасной квартиры, чтобы запустить голосканеры. Но теперь он сюда добрался.

Теперь у Фреда был шанс. Правда, очень дохлый.

Чертовски безумную работенку они мне дали, подумал Фред. Но если бы ею не занялся я, ее бы проделали другие. И эти другие запросто бы напортачили. Они бы его упекли – упекли Арктура. Его бы выдали за вознаграждение; подложили бы ему наркоту и свинтили. Нет, подумал он, раз уж кто-то должен за этим домом наблюдать, пусть уж лучше это буду я – несмотря на все заморочки. Одна только защита тех ребят от злоебучего козла Барриса все оправдывает.

И если любой другой сотрудник, отслеживающий действия Арктура, увидит то, что, скорее всего, увижу я, он заключит, что Арктур – самый крупный наркокурьер на западе Соединенных Штатов, и порекомендует – о боже! – тайное устранение. Нашими неопознанными силами. Теми людьми в черном, которых мы позаимствовали у Востока, – теми, что без конца ходят на цыпочках и носят с собой «винчестеры» с оптическими прицелами. С новыми инфракрасными оптическими прицелами, синхронизованными с энерготропными патронами. Эти ребята вообще не получают никакой платы, даже из автомата с «доктором пеппером»; они просто тянут соломинку, выясняя, кому из них становиться следующим президентом Соединенных Штатов. Черт возьми, подумал Фред, ведь эти пиздоболы даже пролетающий самолет могут подстрелить. Причем все будет выглядеть так, будто в один мотор стайка птичек влетела. Эти энерготропные патроны… блин, подумал он, они даже оставят следы перьев на обломках мотора. Так их специально подготовят.

Просто ужас, подумал он, обо всем этом размышлять. Не об Арктуре как о подозреваемом, а об Арктуре как… а, ч-черт. Как о мишени. Я продолжу за ним наблюдать – Фред продолжит заниматься своей фредятиной. Так будет гораздо лучше. Я смогу редактировать, интерпретировать, без конца выдавать «подождем, пока он в самом деле…» – и так далее. Приняв такое решение, он грохнул чашку с водой об стенку и вышел из ванной комнаты безопасной квартиры.

– Что-то ты совсем вымотался, – заметил ему один из шифрокостюмов.

– Забавная штука, – сказал Фред, – случилась со мной по пути в могилу. – Тут у него в голове мелькнула картина пускателя жесткого сверхзвукового луча, вызвавшего у сорокадевятилетнего окружного прокурора фатальный сердечный приступ – как раз когда он собирался снова открыть дело по жуткому и знаменитому политическому убийству, случившемуся здесь, в Калифорнии. – Я чуть-чуть туда не угодил, – добавил он.

– Чуть-чуть не считается, – отозвался шифрокостюм.

– Ну да, – кивнул Фред. – Ага. Верно.

– Сядь, – порекомендовал ему шифрокостюм, – и возьмись за работу. Иначе никакой пятницы для тебя не будет, а будет только государственное денежное пособие.

– Можете вы представить себе зачисление на эту работу с квалификацией по… – начал Фред, но два других шифрокостюма не были расположены развлекаться и вообще не слушали. Тогда он снова уселся и закурил сигарету. И решил опять запустить батарею голокассет.

На самом деле, решил он, мне сейчас надо вернуться домой. Сейчас, пока меня не отвлекли, и я об этом не забыл, надо поскорее наехать на Барриса и пристрелить его как собаку.

В порядке служебного долга.

Я скажу Баррису: «Слушай, кореш, мне совсем хреново – на косяк не отсыпешь? Я тебе бакс заплачу». Он отсыпет, и тогда я его арестую, отволоку к машине, швырну на сиденье, выеду на автостраду, а потом оглушу гада рукояткой пистолета и выкину из машины прямо перед грузовиком. Дальше я смогу сказать, что он хотел сбежать и пытался выпрыгнуть. Такое частенько случается.

Если я этого не сделаю, я никогда уже не смогу в открытую есть или пить у себя дома. Лакман, Донна и Фрек тоже не смогут – иначе мы все загнемся от кусочков токсичных грибов, после чего Баррис объяснит кому надо, как мы дружно ходили в лес, собирали грибы и все подряд ели. Он, понятное дело, пытался нас разубедить, но мы не слушали, потому как были некультурные и не учились в университете.

И даже если судебные психиатры сочтут его полностью выгоревшим, умопомешанным и навеки упакуют в дурку, кто-то из нас умрет. К примеру, Донна подумал он. Быть может, она обкурится гашем и забредет туда, ища меня и весенние цветочки, которые я ей обещал. А Баррис предложит ей чашку желе, которое он сам по особому рецепту приготовил, – и десять дней спустя она будет биться в агонии в блоке интенсивной терапии, и тогда уже ничего не поможет.

Если это случится, я вскипячу его в «драно», подумал он, в ванне с горячим «драно». Буду там держать, пока одни кости не останутся. А кости потом отправлю по почте его матери или детишкам, если они у такой сволочи есть. Если же нет, я брошу эти блядские кости бродячим псам. Хотя его дельце с той маленькой девчушкой все равно будет обделано.

Прошу прощения, мысленно обратился Фред к другим шифрокостюмам. Где бы мне в такое позднее время раздобыть пятидесятикилограммовую банку «драно»?

Все, достаточно, подумал он и включил голосканеры, чтобы больше не навлекать на себя неодобрения других шифрокостюмов в безопасной квартире.

В кубе второго монитора Баррис обращался к пьяному в дугу Лакману, который, судя по всему, не так давно ввалился в переднюю дверь.

– В Соединенных Штатах, – втолковывал Баррис Лакману, пока тот пытался найти дверь спальни, чтобы наконец вырубиться в свои кошмары, – больше зависимых от алкоголя, чем от всех прочих видов наркотиков. А поражение мозга вкупе с поражением печени от некачественного алкоголя…

Лакман исчез за дверью, даже не заметив на своем кривом пути никакого Барриса. Фред мысленно пожелал ему удачи. И тут же подумал, что это малоподходящая линия поведения. Потому как гнида в зеленых очках так там и осталась.

Зато теперь и Фред был здесь. Хотя Фред получает все лишь задним числом. Разве что, подумал он, разве что я стану гонять голокассеты в обратную сторону. Тогда я окажусь там первым. Мои ходы будут предшествовать ходам Барриса. Если он вообще решит для начала проделать что-то со мной.

А затем на передний план вышла другая сторона его головы – и заговорила с ним гораздо спокойнее, словно другое «я» с более простым сообщением насчет того, как справиться с ситуацией.

«Первым делом, – сказало ему второе „я“, – надо завтра рано утром отправиться на Харбор, выкупить и забрать у слесаря чек. Сделай это в самом начале – прежде чем займешься чем-то еще. Пусть хоть там все устаканится. А как с этим разделаешься, займись другими, более серьезными вещами. Ага?» Ага, подумал он. Это наконец оторвет меня от составления перечня ущерба. Именно отсюда следует начать.

Он принялся быстро крутить кассету вперед, дальше и дальше, пока по счетчикам не вышло, что там должен демонстрироваться ночной дом, когда все спят. Так получался предлог закончить здесь свой рабочий день.

Свет по всему дому был выключен, сканеры работали на инфракрасном. Лакман лежал в постели у себя в комнате; Баррис у себя; Арктур у себя в комнате лежал рядом с телкой. Оба спали.

Так-так, подумал Фред, посмотрим. Конни, как там ее. В наших компьютерных досье она проходит как тяжелая наркоманка, приторговывающая собой и наркотиками. Первостатейная дрянь.

– Вообще-то за сексуальными связями твоего субъекта тебе наблюдать не обязательно, – заметил один из шифрокостюмов, немного постояв у него за спиной, а затем проходя дальше.

– Большое облегчение, – отозвался Фред, стоически наблюдая за двумя лежащими в постели фигурами; на самом деле его голова была занята предстоящим визитом к слесарю. – Всегда терпеть не мог…

– Очень приятно делать, – согласился шифрокостюм, – но не слишком приятно наблюдать.

Арктур спит, подумал Фред. Со своей шлюхой. Что ж, можно сворачиваться; когда проснутся, они еще наверняка потрахаются – но на сегодня это уже все.

Тем не менее он продолжал наблюдать. Вид спящего Боба Арктура… спит и спит, подумал он, час за часом. И тут Фред приметил кое-что, чего раньше не замечал. А ведь там не кто иная, как Донна Готорн! – подумал он. Там, в одной постели с Арктуром.

Это никак не вяжется, подумал Фред и потянулся переключить сканеры. Перекрутил пленку назад, затем снова пустил вперед. Боб Арктур с телкой, но не с Донной. С наркоманкой Конни! Он был прав. Эти двое лежали в постели бок о бок, оба спали.

А затем, прямо на глазах у Фреда, жесткие черты лица Конни стали расплываться и перетекли в мягкие, нежные черты лица Донны Пэторн.

Он снова отключил кассету. Просто сидел, озадаченный. Ничего не понимаю, подумал он. Это же… как там это называется? Типа наплыв! Киношная техника. Блин, что же это такое? Предварительная редакция для телепросмотра? Режиссерская редакция, с использованием визуальных спецэффектов?

Фред снова прокрутил пленку назад, затем пустил вперед. Едва заметив изменение черт лица Конни, остановил воспроизведение, оставляя голограмму заполненной одним стоп-кадром.

Затем он покрутил увеличитель. Все остальные кубы отключились; из прежних восьми образовался один громадный. Единственная ночная сцена: неподвижно лежащий в постели Боб Арктур, а рядом с ним такая же неподвижная девушка.

Поднявшись со стула, Фред вошел в голокуб, в трехмерную проекцию, и встал рядом с постелью, чтобы внимательно рассмотреть лицо девушки.

Где-то на полпути, решил он. Еще наполовину Конни; уже наполовину Донна. Пожалуй, мне лучше передать это в лабораторию, решил он; пусть займутся эксперты. Меня какой-то хитрой пленкой отоварили.

Но кто? – задумался Фред. Выйдя из голокуба, он сжал его и восстановил восемь маленьких. Затем просто сед, размышляя.

Кто-то вставил туда фальшивую Донну. Наложил поверх Конни. Использовав технику наплыва, сфабриковал доказательство того, что Арктур спал с Донной Готорн. Зачем? Хороший специалист может проделать такое с аудио-и видеокассетой, а теперь, как выясняется, и с голокассе-той. Довольно сложно, однако…

Если бы тут произошло включение-выключение, подумал Фред, остался бы только краткий фрагмент сканирования, показывающий Арктура в постели с девушкой, которую он, скорее всего, никогда в эту постель не затаскивал и никогда не затащит. Но вот она, эта сцена – здесь, на голокассете.

Или, возможно, тут визуальная помеха, электронный сбой. То, что у них «печатью» называется. Голопечать – из одного фрагмента кассеты в другой. Если кассета сидит слишком долго, если первоначальный уровень записи достаточно высок получается перекрестная печать. Черт побери, подумал он. Эта штука впечатала сюда Донну из какого-то предыдущего или последующего фрагмента – возможно, из сцены в гостиной.

Хотелось бы больше знать о технической стороне всех этих дел, размышлял Фред. Пожалуй, мне лучше приобрести на этот счет лучшую подготовку и не опережать события. Туг может быть вроде того, как порой просачивается другая радиостанция, накладываясь на…

Взаимные помехи, решил он. Наверняка случайные.

Как вторичные изображения на телеэкране. Функциональное несрабатывание. Ненадолго включился преобразователь.

Он снова перекрутил пленку. Опять Конни, которая так и осталась Конни. А затем… затем Фред снова увидел, как туда вплавляется лицо Донны, и на сей раз спящий рядом с ней мужчина, Боб Арктур, ненадолго проснулся и резко сел, шаря вокруг себя в поисках лампы. Лампа упала на пол – а Арктур так и сидел, не отрывая глаз от лица спящей девушки – от лица Донны Готорн.

Когда лицо Конни опять просочилось на место, Арктур заметно расслабился – в конце концов лег обратно и забылся сном. Но очень беспокойным.

Н-да, подумал Фред теперь от теории «технической интерференции» камня на камне не осталось. И от «печати», и от «взаимных помех». Арктур тоже это увидел. Проснулся, увидел, поглазел, затем сдался.

Господи Боже, подумал Фред и полностью отключил все оборудование.

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – объявил он и неуверенно поднялся. – Мне хватило.

– Что, крутого секса насмотрелся? – спросил соседний шифрокостюм. – Ничего, к этой работе привыкают.

– Я к этой работе никогда не привыкну, – сказал Фред. – Зуб даю.