Текст книги "Скользя во тьме"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Он разыгрывает свой спектакль, понял Фред. Изображает сцену паники и внезапного обнаружения. Будто бы он только-только на эту картину наткнулся. В кубе второго монитора было видно, как Баррис, побагровев, распрямился, горестно выдохнул, а затем потащился к телефону. Схватил трубку, выронил, снова дрожащими пальцами подобрал… Он как бы только сейчас обнаружил, понял Фред, что Лакман, оставшись один на кухне, до смерти подавился куском пищи. Никто его там не слышал и, соответственно, не мог помочь. А теперь Баррис отчаянно старался позвать на помощь. Слишком поздно.

В трубку Баррис почему-то стал говорить странным – писклявым и медленным – голосом:

– Алло, это я в ингаляционный или реанимационный отряд звоню?

– Сэр, – проскрежетала телефонная трубка из динамика рядом с Фредом, – там кто-то не может дышать? Вы хотите…

– По-моему, сердечный приступ. – Теперь Баррис говорил в трубку низким и настойчивым, профессионально-спокойным голосом – тоном убийственным от сознания серьезности угрозы и от того, что время уходит. – Либо это, либо невольное удушение куском пищи.

– Какой у вас адрес, сэр? – перебил оператор.

– Адрес, – повторил Баррис. – Так-так, сейчас посмотрим… адрес у нас…

– Господи, – вырвалось у Фреда.

Распростертый на полу Лакман вдруг судорожно вдохнул. Задрожав всем телом, он выблевал застрявший в горле кусок, заметался, а затем, раскрыв опухшие глаза, уставился прямо перед собой.

– Гм, похоже, он снова в порядке, – ровным голосом произнес в трубку Баррис. – Спасибо, никакой помощи уже не требуется. – И он торопливо повесил трубку.

– Сука, – глухо пробормотал Лакман, садясь. – Блядь. – Он шумно, с хрипами задышал, кашляя и жадно втягивая в себя воздух.

– Ну как? – с тоном участия спросил Баррис.

– Кажется, я подавился. Я что, вырубился?

– Не совсем. Зато ты точно перешел в измененное состояние сознания на несколько секунд. Возможно, в альфа-состояние.

– Блядь! Я весь в говне! – Неуверенно, покачиваясь от слабости, Лакман все же сумел подняться на ноги и встал у стенки, покрепче за нее держась. – Н-да, по наклонной качусь, – пробормотал он с отвращением. – Как старый алкаш. – Затем он нетвердыми шагами направился к раковине, чтобы умыться.

Наблюдая за этой сценой, Фред чувствовал, как страх понемногу уходит. С Лакманом все будет в порядке. Но каков Баррис! Что он за человек? Ведь Лакман ему назло очухался. Грязный ублюдок! Где были его паленые мозги, чтобы так валандаться?

– Так можно и концы отдать, – пробормотал Лакман, плеская на себя водой из раковины.

Баррис заулыбался.

– У меня очень здоровый организм, – сказал Лакман, глотая воду из чашки. – А ты что делал, пока я тут валялся? Хуем груши околачивал?

– Ты же видел меня у телефона, – ответил Баррис. – Я в «скорую помощь» звонил. Я начал действовать, как только…

– Не физдипи, – кисло перебил Лакман и глотнул еще свежей водички. – Знаю я, как бы ты начал действовать, откинь я вдруг копыта. Ты бы мой тайник обчистил. А потом бы еще и по карманам пошарил.

– Поразительно, – принялся рассуждать Баррис, – как несовершенна человеческая анатомия. Если взять тот факт, что пище и воздуху приходится делить один и тот же канал. От этого риск подавиться…

Лакман молча показал ему средний палец.

* * *

Визг тормозов. Гудок. Боб Арктур тут же поднял голову и посмотрел на вечерний поток машин. У тротуара стоял спортивный автомобиль с работающим мотором. Оттуда ему махала девушка.

Донна.

– Господи, – опять произнес он. И зашагал к мостовой.

Открывая дверцу своего «эм-джи», Донна сказала:

– Я тебя не напугала? Я проехала мимо тебя по пути к дому, и только потом до меня дошло, что это ты тут пешком тащишься. Тогда я развернулась на 180 и поехала назад. Залезай.

Он молча забрался в машину и захлопнул дверцу.

– А что ты тут бродишь? – спросила Донна. – Это из-за твоей машины? Ее так и не починили?

– У меня только что паскудный номер прошел, – пробормотал Боб Арктур. – Но не с глючными делами. Просто… – Он содрогнулся.

– У меня твой товар, – сообщила Донна.

– Что? – переспросил он.

– Тысяча колес смерти.

– Смерти? – эхом отозвался Арктур.

– Ага. Смерть что надо. Я лучше поеду. – Она включила первую передачу, снялась и покатила по улице; почти сразу же она помчала слишком быстро. Донна всегда ездила слишком быстро и без соблюдения дистанции. Впрочем, умело.

– Блядский Баррис! – взорвался он. – Знаешь, как он работает? Если он хочет чьей-то смерти, он никого не убивает. Просто болтается рядом, пока не возникает ситуация, когда человек умирает. И Баррис просто сидит и смотрит, как человек умирает. По сути, он устраивает эту смерть, а сам остается в стороне. Хотя я не очень понимаю, как. В любом случае, он так все организует, чтобы позволить человеку загнуться. – Тут Арктур погрузился в молчание, размышляя. – Типа, – продолжил он, – Баррис не станет вставлять пластиковую взрывчатку в систему зажигания твоей машины. Зато он…

– У тебя деньги есть? – спросила Донна. – За товар? Настоящий «примо», и деньги мне нужны прямо сейчас. Я должна получить их сегодня вечером, потому что мне еще кое-какие вещи надо бы взять.

– Ясное дело. – Деньги были у него в бумажнике.

– Мне не нравится Баррис, – сказала Донна, уверенно крутя баранку. – И я ему не доверяю. Знаешь, он псих. И, когда ты рядом с ним, ты тоже психом становишься. А потом, когда сваливаешь от него подальше, ты снова в порядке. Прямо сейчас ты натуральный псих.

– Я? – изумленно переспросил он.

– Ага, – спокойно подтвердила Донна.

– Н-да, – произнес Арктур. – Блин. – Он не знал, что на это ответить. Тем более что Донна в таких делах никогда не ошибалась.

– Слушай, – с энтузиазмом продолжила Донна. – Можешь меня на рок-концерт сводить? На той неделе, на «Анахайм-Стадиум»? А?

– Хоть сейчас, – машинально отозвался Арктур. И тут до него вдруг дошло, что Донна только что сказала. Ведь она попросила сводить ее на рок-концерт. – Классно! – обрадованно воскликнул Арктур; жизнь снова к нему потекла. Опять эта маленькая черноволосая девушка, которую он так любил, возвращала его к повседневным заботам. – А когда?

– В воскресенье к вечеру. Я хочу захватить с собой того темного маслянистого гаша и основательно нагрузиться. Там будут тысячи торчков, так что никто не заметит. – Туг Донна критически на него взглянула. – Только тебе нужно будет напялить что-нибудь клевое. Не эти паскудные шмотки, которые ты обычно напяливаешь. – Ее голос смягчился. – Я хочу, чтобы ты классно смотрелся, потому что ты классный.

– Идет, – отозвался он, окончательно очарованный.

– Мы едем ко мне домой, – сообщила Донна, стремительно пронзая вечер своим спортивным автомобильчиком. – Раз у тебя есть деньги, ты мне их отдашь, а потом мы закинемся парой-другой колес и хорошенько оттянемся. И может, тебе захочется пойти купить литровый пузырь «Южного Комфорта» – тогда мы и его залудим.

– Ух ты, – искренне порадовался Арктур.

– Что я ужасно хочу сегодня вечером сделать, – призналась Донна, сбавляя скорость и заворачивая на свою улицу к своей подъездной аллее, – это поехать в киношку на открытом воздухе. Я посмотрела в газете, где что идет, но ничего путевого не нашла, кроме как в киношке Торранса, но там уже идет. В пять тридцать началось. Вот свинство.

Арктур посмотрел на часы.

– Тогда мы опоздали…

– Нет, большую часть мы еще сможем посмотреть. – Останавливая машину и глуша мотор, Донна одарила его теплой улыбкой. – Там идут все серии «Планеты обезьян», все одиннадцать. Они начинают в 5:30 и гоняют их аж до 8 завтрашнего утра. Я на работу прямо из киношки поеду, поэтому сейчас мне нужно переодеться. Будем сидеть там хорошие, смотреть фильм и всю ночь пить «Южный Комфорт». Круто, правда? – Она с надеждой в него вглядывалась.

– Всю ночь, – эхом отозвался он.

– Да-да-да. – Донна выпрыгнула наружу и обошла машину, чтобы помочь ему открыть маленькую дверцу. – Ты когда последний раз все серии «Планеты обезьян» смотрел? Я в начале года видела почти все, но ближе к последним меня затошнило и пришлось свалить. А все из-за бутерброда с ветчиной, который мне прямо там, в киношке, и продали. Я тогда не на шутку взбесилась, потому как пропустила последнюю серию, где выясняется, что все знаменитые исторические лица типа Линкольна или Нерона были тайными обезьянами и с самого начала управляли историей человечества. Вот почему меня теперь так туда тянет. – Когда они направились к передней двери, она понизила голос. – Меня тогда просто кинули – ну, с тем бутербродом. Поэтому в другой раз – ты только не злись, – когда мы поехали в ту киношку, что в Ла-Габре, я сунула в тамошние торговые автоматы пару-другую гнутых монеток. Чтобы как следует рассчитаться. Мы с Ларри Толлингом – помнишь Ларри, я как-то у тебя с ним была? – насгибали целую кучу четвертаков и полтинников при помощи его тисков и большого гаечного ключа. Понятное дело, я убедилась, что все эти торговые автоматы принадлежат одной и той же фирме. А уж потом мы запороли целую кучу этих автоматов. Если по правде, то практически все до единого. – Медленно и торжественно, в мутном вечернем свете, она отперла переднюю дверь.

– Да, Донна, – заключил Арктур, когда они входили в ее аккуратный домик – себе дороже тебя кидать.

– По ворсистому ковру не ходи, – предупредила Донна.

– Где же мне тогда ходить?

– Стой на месте – или ходи по газетам.

– Блин, Донна…

– И не обкладывай меня тяжелым говном, что тебе приходится по газетам ходить. Знаешь, сколько я выложила, чтобы мне этот ковер специальным шампунем вымыли? – Она стояла, расстегивая курточку.

– Бережливость, – пробормотал он, снимая плащ. – Французская крестьянская бережливость. Ты вообще хоть что-нибудь выбрасываешь? К примеру, куски ниток, которыми уже ничего не…

– В один прекрасный день, – перебила Донна, откидывая свои длинные черные волосы назад и выскальзывая из кожаной курточки, – я обязательно выйду замуж. Тогда мне понадобится все, что я откладываю про запас. Пойми, если ты выходишь замуж, тебе требуется черт знает сколько всего. Типа заприметили мы в соседнем дворе вот это большое зеркало и потом целый час его втроем через ограду перетаскивали. А в один прекрасный день…

– Сколько из того, что ты отложила про запас, ты купила? – поинтересовался Арктур. – А сколько просто стырила?

– «Купила»? – Донна неуверенно взглянула ему в лицо. – Как понять «купила»?

– Типа как ты наркоту покупаешь, – объяснил он. – Торчковая сделка. Как сейчас. – Арктур вынул бумажник. – Я даю тебе деньги, ага?

Донна кивнула, наблюдая за ним послушно (хотя скорее из вежливости), но с достоинством. С некоторой сдержанностью.

– А ты потом мне за них пакет наркоты даешь, – продолжил он, протягивая купюры. – Под словом «купить» я понимаю расширение на большой мир человеческих деловых отношений того, что сейчас между нами происходит как торчковая сделка.

– Кажется, я понимаю, – сказала Донна. Ее большие темные глаза смотрели спокойно, но бдительно. Ей явно хотелось это усвоить.

– А помнишь, ты как-то села на хвост грузовику с кока-колой? Сколько бутылок ты тогда сперла? Сколько ящиков?

– На месяц хватило, – ответила Донна. – Мне и моим друзьям.

Он с упреком на нее посмотрел.

– Это такой бартер, – объяснила Донна.

– И что же… – Арктур принялся смеяться. – Что ты дала взамен?

– Я саму себя даю.

Тут он откровенно захохотал.

– Кому? Водителю грузовика, которому наверняка пришлось выложить хорошую…

– Компания «Кока-Копа» – это капиталистическая монополия. Никто, кроме нее, не может кока-колу производить. Точно так же поступает и телефонная компания, когда ты хочешь кому-нибудь позвонить. Все они – капиталистические монополии. Знаешь ли ты… – тут ее темные глаза вспыхнули, – что формула кока-колы – это тщательно охраняемый секрет, передаваемый от поколения к поколению, известный только нескольким членам одной семьи, а когда умрет последний, кто знает формулу, никакой кока-колы больше не будет? Хотя наверняка где-то в сейфе хранится специальная письменная формула, – задумчиво добавила Донна. – Интересно, где, – размышляла она вслух, глаза ее по-прежнему поблескивали.

– Тебе и твоим воровским дружкам нипочем не найти формулу кока-колы – даже за миллион лет.

– КОМУ, НА ХУЙ, НУЖНО ПРОИЗВОДИТЬ КОКА-КОЛУ, КОГДА ЕЕ ВСЕ РАВНО ИЗ ТЕХ ГРУЗОВИКОВ МОЖНО СТЫРИТЬ? У компании навалом грузовиков. Они без конца кругом разъезжают – совсем медленно. Когда только могу, я обязательно им на хвост сажусь – они так от этого бесятся. – Донна проказливо улыбнулась Арктуру, словно пытаясь своей хитроватой, прелестной улыбочкой заманить его в свою странную реальность, где она то и дело садилась на хвост медленному грузовику, становясь все безрассудней и нетерпеливей, а потом, когда он снялся с места, она, вместо того чтобы, как все остальные, отвалить, тоже снялась, приклеилась к грузовику и на ходу стырила оттуда, сколько могла. Причем не потому, что она такая воровка, и даже не из мести, а просто потому, что, пока грузовик стоял. Донна так долго таращилась на ящики с кока-колой, что в голове у нее успел созреть план, что со всем этим добром можно сделать. Ее нетерпение обернулось изобретательностью. Донна нагрузила свою машину – не маленький «эм-джи», а куда больший по размеру «камаро», который она тогда водила, пока не довела до ручки, – целой кучей ящиков с кока-колой. И потом целый месяц вместе со своими приятелями-торчками пила, сколько хотела, дармовую кока-колу, а вслед за этим…

Вслед за этим Донна сдала все пустые бутылки в разные магазины и получила деньги.

– А что ты сделала с пробками от бутылок? – как-то спросил у нее Арктур. – Завернула в миткаль и спрятала в свой кедровый сундук?

– Я их выбросила, – угрюмо ответила тогда Донна. – С пробками от бутылок кока-колы ни черта нельзя сделать. Никаких типа конкурсов теперь уже не устраивают.

Тут Донна исчезла в соседней комнате и вскоре вернулась с несколькими полиэтиленовыми пакетами.

– Хочешь пересчитать? – спросила она. – Тут ровно тысяча. Прежде чем заплатить, я их на точных весах взвесила.

– Порядок, – отозвался Арктур. Он взял пакеты, а она взяла деньги. Да, Донна, подумал он, я в очередной раз могу тебя упечь, но, похоже, никогда тебя не упеку, что бы ты ни сделала, даже если ты сделаешь это со мной. Потому что в тебе есть что-то настолько волшебное и полное жизни, что я никогда не решусь это разрушить. Я не понимаю, что это, но это в тебе есть.

– Можешь дать мне десяток? – спросила она.

– Десяток? Вернуть тебе десять колес? Конечно. – Арктур с трудом, только благодаря навыку, развязал один из пакетов и отсчитал ей ровно десять таблеток. Затем десять себе. И снова завязал пакет. А затем отнес все пакеты к вешалке и распихал по карманам плаща.

– Знаешь, какую штуку теперь в музыкальных магазинах придумали? – с жаром спросила Донна, когда он вернулся в комнату. Десять таблеток исчезли – она их уже припрятала. – В смысле кассет?

– Знаю, – отозвался Арктур. – Если ты их тыришь, тебя арестовывают.

– Ну, так всегда делали. А теперь вот что придумали. Когда ты приносишь пластинку или кассету к прилавку, продавец отклеивает от нее такой махонький ценник. Догадайся, зачем. Попробуй. Я сама это выяснила – да так, что чуть не погорела. – Плюхнувшись в кресло, Донна ухмыльнулась в радостном предвкушении, а затем вытащила откуда-то завернутый в фольгу кубик, в котором Арктур распознал кусок гашиша еще до того, как она его развернула. – Штука в том, что это не просто приклеенный ценник. Туда нанесен какой-то сплав, и если продавец не снимет этот ценник, а ты попытаешься так с ним и выйти, мигом врубается сирена.

– Как же это ты так выяснила, что чуть не погорела?

– Прямо передо мной одна соплячка попыталась выйти с кассетой под курткой – сирена врубилась, и ее повинтили.

– А у тебя под курткой сколько кассет было?

– Три.

– А в машине у тебя, конечно, была наркота? – спросил Арктур. – Ты хоть понимаешь, что, если бы тебя свинтили за кражу кассет, твоя машина была бы конфискована? Потому что тебя повезли бы в центр города, а машину обычным порядком отбуксировали. Потом в ней нашли бы наркоту и пришили бы тебе еще и хранение. Могу также поспорить, что эта история случилась не в нашем районе, а там, где… – Тут он осекся, чуть было не сказав: «Где у тебя нет знакомых в правоохранительных органах, чтобы тебя вызволить». Этого Арктур, разумеется сказать не мог, потому как имел в виду себя. Если бы Донну однажды арестовали там, где у него были какие-то связи, он бы жопу себе надорвал, только бы ей помочь. Но, к примеру в округе Лос-Анджелеса Арктур ничего бы сделать не смог. И если это однажды случится – а так непременно будет, – это как назло случится именно там: слишком далеко, чтобы он услышал и помог. Тут у него в голове начал прокатываться сценарий жуткой фантазии: Донна, совсем как Лакман, умирает, и никто не слышит, не беспокоится и ничего не делает. Возможно, они слышат, однако, как Баррис, остаются безразличными и пассивными, пока все для нее не кончится. Донна бы не в буквальном смысле умерла, как Лакман… Лакман умер? Нет, конечно же, Арктур имел в виду – мог умереть. Но, зависимая от Вещества С, она оказалась бы не только в тюрьме, но и в абстиненции. А раз она торговала, а не просто использовала – плюс обвинение в краже, – Донну бы на какое-то время придержали, и с ней бы много чего случилось, самого жуткого. Так что по выходе это была бы уже другая Донна. Мягкое, внимательное выражение лица, которое Арктур так любил, ее теплота… все это превратилось бы Бог знает во что – но так или иначе, в нечто пустое и сильно изношенное. Донна стала бы вещью. Однажды это должно было случиться со всеми его знакомыми, но все же Арктур надеялся, что с Донной это случится попозже, после его смерти. Или по крайней мере не там, где он не сумел бы помочь.

– Смельчак, – недовольным тоном заметил он, – без Труса.

– Ты о чем? – Мгновение спустя Донна поняла. – А, это трансакционная терапия. Зато когда я засмолю гаш… – Она достала свою заветную гашишную трубочку – керамическую, округлую, похожую на морского ежа – и стала ее раскуривать. – Тогда я Соня. – Подняв на Арктура ясные, счастливые глаза, Донна рассмеялась и протянула ему драгоценную гашишную трубку. – Сейчас я тебя подкачаю, – сказала она. – Сядь.

Когда он сел, Донна поднялась из кресла, постояла, энергично раскуривая свою гашишную трубку, затем вразвалку подошла. Арктур раскрыл рот – как птенчик, подумал он, так ему представлялось всякий раз, когда Донна это делала, – и она выдохнула в него мощные струи серого гашишного дыма, наполняя его своей горячей и неистощимой энергией, которая в то же время действовала умиротворяюще, расслабляя их обоих: и Донну, которая подкачивала, и Арктура, который вдыхал.

– Я люблю тебя, Донна, – сказал Арктур. Эта подкачка была единственным доступным ему заменителем сексуальных отношений между ними. Возможно, так было даже и лучше – по крайней мере, это дорогого стоило. Все получалось так интимно и так странно, потому что вначале Донна что-то в него вкладывала, а потом Арктур, если она хотела, мог что-то в нее вложить. Равноправный обмен, туда-сюда, пока гаш не кончался.

– Ага, я врубаюсь – ты в меня влюбился, – хихикнула Донна. Потом она, улыбаясь во весь рот, села рядом с ним, чтобы теперь уже самой сделать славную затяжку.

Глава девятая

– Скажи-ка, брат Донна, – спросил Арктур, – тебе кошки нравятся?

Она заморгала покрасневшими глазами.

– Такие мелкие, пакостные. По-над землей двигаются.

– Не по-над землей, а по земле.

– Пакостные. За мебелью.

– Тогда весенние цветочки? – спросил он.

– Да, – кивнула она. – Вот это я понимаю. Весенние цветочки – такие с желтизной. Которые раньше всех расцветают.

– Раньше, – подтвердил Арктур. – Раньше всех.

– Ага. – Донна снова с закрытыми глазами кивнула, погруженная в свой кайф. – Раньше, чем кто-то их растопчет, и они… умирают.

– Ты знаешь меня, – выдохнул он. – Ты мои мысли читаешь.

Донна легла на спину, откладывая гашишную трубку в сторону. Трубка упала.

– Уже нет, – пробормотала она, и ее улыбка медленно испарилась.

– Что случилось? – спросил Арктур.

– Ничего. – Донна только помотала головой.

– Можно мне тебя обнять? – спросил он. – Я хочу тебя обнять. Ага? Типа прижать к себе. Ага?

– Нет, – сказала она. – Нет, ты такой урод.

– Что? – переспросил он.

– Нет! – теперь уже резко произнесла Донна. – Я кокаина нанюхалась. Мне надо быть предельно осторожной, потому что я кокаина нанюхалась.

– Урод? – в гневе повторил Арктур. – Еб твою мать, Донна.

– Оставь мое тело в покое – и все дела, – проговорила она, глядя ему в глаза.

– Ага, – кивнул Арктур. – Конечно. – Поднявшись на ноги, он попятился. – Оставлю, можешь не сомневаться. – Ему страшно захотелось выйти к своей машине, достать из бардачка пистолет и выстрелить Донне в лицо – разнести ее череп на кусочки, залить кровью эти ненавистные глаза. Но почти сразу же эта гашишная ярость и ненависть схлынули. – Хуй с тобой, – мрачно произнес Арктур.

– Терпеть не могу, когда меня щупают, – сказала Донна. – Я должна за этим следить, потому что нюхаю много кокаина. В один прекрасный день я отправлюсь к канадской границе с двумя килограммами кокаина на теле, и в дырке тоже. Я скажу, что я католичка и девственница. Ты куда? – Теперь Донну охватила тревога; она привстала.

– Я поехал, – буркнул он.

– Твоя машина у тебя дома. Я тебя отвезу. – Растрепанная и полусонная, девушка с трудом поднялась и побрела к вешалке за своей кожаной курточкой. – Отвезу тебя домой. Но теперь ты понимаешь^ почему я должна беречь мою дырку. Два кило кокаина стоят…

– Ни хуя подобного, – возразил Арктур. – Ты так удолбалась, что и трех метров не проедешь. И ты хуй кому позволишь вести свой блядский самокат.

Повернувшись к нему лицом, Донна дико завопила:

– Потому что никто ни хуя не умеет мою машину водить! Никто этого не умеет, особенно мужики! Ни водить* вообще ни хуя! Ты совал свои лапы мне в…

Дальше Арктур вдруг оказался на темной улице, где-то в незнакомом районе. Один как хуй, подумал он – и тут услышал, как сзади топает Донна, пытаясь за ним поспеть. Она задыхалась от быстрой ходьбы, потому что в последнее время курила столько травы и гаша, что ее легкие совсем слиплись от смолы. Не оборачиваясь, Арктур остановился и стал ждать, страшно усталый и подавленный.

Приблизившись к нему, Донна, тяжело дыша, тоже остановилась.

– Мне страшно жаль, что я тебя так обидела. Тем, что сказала. Я сама не знала, что говорю.

– Ага, – отозвался он. – Я такой урод.

– Просто когда я весь день работаю, я ужасно устаю. И от первого же тяга в момент выпадаю. Хочешь вернуться? Чего ты хочешь? Может, поедем в киношку на открытом воздухе? Как насчет «Южного Комфорта»? Сама я купить его не могу… мне не продадут. – Донна замялась. – Мне еще двадцати одного не исполнилось.

– Ладно, – кивнул он. Они вместе пошли назад.

– Все из-за твоего гаша, – пробормотал Боб Арктур. – Он черный и липкий. А это значит, что он насыщен опиумными алкалоидами. То, что ты куришь, – опиум, а не гаш. Понимаешь? Вот почему он так дорого стоит. Понимаешь ты или нет? – Услышав повышенный тон собственного голоса, он остановился. – Ты, моя милая, совсем не гаш куришь. Ты куришь опиум. А это значит привычка на всю оставшуюся жизнь… Почем твой «гаш» продается? Так ты будешь курить и без конца клевать носом – и даже не сможешь завести машину или грузовик обогнать. Каждый день перед работой тебе будет нужно…

– Мне уже сейчас нужно, – перебила Донна. – Один косяк перед работой. Один в полдень и еще один, как только я домой вернусь. Вот почему я торгую – чтобы купить себе гаш. Гаш клевый. – то, что доктор прописал.

– Опиум, – повторил Арктур. – Так почем сейчас твой «гаш»?

– Примерно десять тысяч долларов за полкило, – ответила Донна. – Самый лучший.

– Черт возьми! Как героин!

– Никогда на иглу не сяду. Никогда не ширялась и никогда не буду. Когда начинаешь ширяться, жить тебе остается шесть месяцев. Чем ни ширяйся. Хоть водой из-под крана. Ты получаешь зависимость…

– Ты ее уже получила.

– Мы все ее получили, – резонно заметила Донна. – Ты принимаешь Вещество С. И что с того? Какая теперь разница? Я счастлива. А ты разве не счастлив? Я прихожу домой и каждый вечер курю первоклассный гаш… это мой кайф. Не пытайся меня изменить. Даже не пробуй. Меня или мои правила. Я такая, какая есть. И я тащусь от гаша. Это моя жизнь.

– А видела ты когда-нибудь фильмы про старых курильщиков опиума? Типа как в прежние времена в Китае? Или про курильщиков гашиша в Индии в наше время? На кого они со временем становятся похожи?

– Я не собираюсь жить долго, – сказала Донна. – И что с того? Не хочу тут долго болтаться. А ты? Чего ради? Что в этом мире такого? А ты когда-нибудь видел… Блин, а как насчет Джерри Фабина? Посмотри на любого, кто подсел на Вещество С. Правда, Боб, ну что в этом мире такого? Это же просто остановка в пути – остановка, где нас наказывают, потому что мы родились порочными…

– А ты и впрямь католичка.

– Пойми, нас здесь наказывают. Так что, если можно время от времени ловить кайф – блин, надо это делать. На днях, когда я ехала на работу, меня чуть не отоварили. Я врубила восьмидорожечный стереокассетник, курила гашишную трубку и в упор не заметила того старого мудака в «форде-императоре»…

– Ты тупая, – произнес Арктур. – Как пробка.

– Я, знаешь ли, собираюсь умереть молодой. Так или иначе. Что бы я ни делала. Скорее всего, на автостраде. Между прочим, на моем «эм-джи» почти никаких тормозов. И меня в этом году уже четырежды штрафовали за превышение скорости. Так что мне теперь надо отправляться в школу вождения. Полный облом. На целых шесть месяцев.

– Значит, в один прекрасный день, – заключил он, – я тебя больше не увижу. Да? И уже никогда не увижу.

– Из-за школы вождения? Нет, через шесть месяцев…

– Из-за мраморного одеяла, – пояснил Арктур. – Под которое ты ляжешь раньше, чем тебе по блядскому закону штата Калифорния будет позволено купить банку пива или флакон бухалова.

– Да! – с энтузиазмом воскликнула Донна. – «Южный Комфорт»! Вот бы прямо сейчас! Может, возьмем литровый флакон «Южного Комфорта» и посмотрим «Планету обезьян»? А? Там еще типа восемь серий осталось – в том числе и та…

– Послушай, – обратился к девушке Боб Арктур, беря ее за плечо; она инстинктивно отпрянула.

– Нет, – отрезала она.

– Знаешь, – продолжил он, – что тебе должны хотя бы однажды разрешить сделать? Разрешить тебе хоть раз законно войти в магазин и купить там банку пива.

– Зачем? – удивленно спросила Донна.

– Как подарок, – объяснил он. – За все хорошее.

– Меня однажды обслужили! – в восторге воскликнула Донна. – В баре! Я тогда принарядилась и была типа с компанией. Барменша спросила, что я хочу, а я сказала: «Я бы выпила „коллинз“ с водкой». И она меня обслужила. Это в «Ла-Пасе» было. Там вообще клевое местечко. Можешь поверить? Про «коллинз» с водкой я из рекламы запомнила. Так что, если меня в баре кто о чем спросит, я отвечу как полагается. Веришь? – Она вдруг прямо на ходу взяла его под руку и притянула к себе, чего никогда раньше не делала. – Я такого кайфа в жизни не испытывала.

– В таком случае, – сказал Арктур, – ты, похоже, получила свой подарок. Свой единственный подарок.

– Ага, я врубаюсь, – заверила Донна. – Правда врубаюсь! Потом ребята из той компании сказали, что мне следовало заказать какую-нибудь мексиканскую выпивку вроде текилы, потому что это был типа мексиканский бар – там, при ресторане «Ла-Пас». Ладно, в другой раз буду знать. Я так это в своих банках памяти и записала. А знаешь, Боб, что я собираюсь в один прекрасный день сделать? Я собираюсь перебраться на север, в Орегон, и жить там в снегу. Каждое утро я буду лопатой убирать снег с передней дорожки. У меня там будет маленький домик и огород с овощами.

– Для этого тебе придется нешуточно экономить, – заметил Арктур. – Откладывать все, что зарабатываешь. Это недешево.

Взглянув на него, Донна вдруг засмущалась и промямлила:

– Он все для меня устроит. Как там его зовут…

– Кто?

– Ну, он. – Донна нежным голосом делилась своим секретом. Сообщала его Бобу Арктуру как своему другу – человеку, которому она могла доверять. – Мистер Тот Самый. Я знаю, как он будет выглядеть. Он будет сидеть за рулем «астон-мартина» и увезет меня в нем на север. А там будет маленький домик в снегу, к северу отсюда. – Немного помявшись, она сказала: – Снег очень милый, правда?

– А сама ты как думаешь? – спросил Арктур.

– Я никогда не видела снега, если не считать одного раза в горах Сан-Берду, но он был грязный и с ледяной коркой, и я тогда просто по-скотски навернулась. Я не такой снег имею в виду. Я имею в виду настоящий снег.

С какой-то особенной тяжестью на сердце Боб Арктур спросил:

– Ты правда уверена? Это действительно будет?

– Обязательно! – Донна кивнула. – Так карты говорят.

Дальше они шли молча. Назад к ее дому, чтобы забрать «эм-джи». Донна, погруженная в свои мечты и планы, и он – Боб Арктур. Боб Арктур? Тут он вспомнил Барриса и Лакмана, Хэнка и безопасную квартиру. И еще Фреда.

– Слушай, брат Донна, – спросил он, – можно я поеду с тобой в Орегон? Когда ты все-таки туда отправишься?

Донна мягко, с особенной нежностью ему улыбнулась и ответила:

– Нет.

Тут Арктур, зная Донну, понял, что она не шутит. И что потом ничего не изменится. Его затрясло.

– Тебе холодно? – спросила она.

– Ага, – кивнул он. – Очень холодно.

– У меня в машине хорошая печка, – сказала Донна. – Когда будем в киношке, согреешься. – Она взяла его ладонь, сжала ее, немного так подержала а затем вдруг отпустила.

Но подлинное ее прикосновение, в самом его сердце, помедлило. Так там и осталось. И все последующие годы его жизни без нее, когда он больше ее не видел и не слышал, ничего о ней не знал, жива она или мертва, счастлива или несчастна, это прикосновение всегда жило внутри него, никуда не уходило. Одно-единственное прикосновение ее ладоней.

* * *

Той ночью Боб Арктур притащил к себе домой симпатичную наркоманку по имени Конни. Конни сидела на игле и согласилась, чтобы он в обмен на пачку с десятью ампулами мекса ее трахнул.

Невысокая и худенькая, с длинными прямыми волосами, девушка сидела на краю кровати, расчесывая свои стремные волосы. Она была у него впервые. Арктур познакомился с Конни на торчковой тусовке и толком ничего про нее не знал, хотя уже несколько недель таскал с собой ее телефон. Сидя на игле, Конни, разумеется, была фригидна, но никакого облома это не сулило. Пусть в смысле собственного удовольствия она была к сексу равнодушна, зато ей было совершенно без разницы, какой это вид секса.