Текст книги "Скользя во тьме"
Автор книги: Филип Киндред Дик
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава двенадцатая
Двумя днями позже не на шутку озадаченный Фред наблюдал по третьему голосканеру, как его подопечный Роберт Арктур достает с книжной полки в гостиной его дома книгу – очевидно, первую попавшуюся. За ней что, тайник с наркотой? – задумался Фред и перевел сканер на крупный план. А может, там номер телефона или адрес записан? Он прекрасно видел, что Арктур вытащил книгу вовсе не за тем, чтобы ее читать; Арктур только-только вошел в дом и даже плаща не снял. в нем было что-то странное: одновременно и напряжение, и расслабленность, какое-то притупленное упорство.
Крупный план сканера продемонстрировал, что раскрытая Арктуром страница воспроизводит фотографию мужчины, грызущего правый сосок женщины, причем оба индивидуума были голые. Женщина, судя по всему, испытывала оргазм; она закатила глаза, а рот ее раскрылся в беззвучном стоне. Наверное, Арктур пользуется этой книгой, чтобы возбудиться, подумал Фред, наблюдая. Однако Арктур не обращал на фотографию ни малейшего внимания. Вместо этого он скрипучим голосом процитировал что-то загадочное, частично на немецком – очевидно, с целью озадачить того, кто решит подслушать. Возможно также, он вообразил, что его сожители находятся где-то в доме, и хотел таким способом их подманить, размышлял Фред.
Никто не появился. Проведя уже немалое время за сканерами, Фред знал, что Лакман заглотил кучку красных капсул заодно с Веществом С и вырубился при полном параде у себя в спальне. Всего двух шагов до кровати не дошел. Баррис куда-то смылся.
Что же такое делает Арктур? – задумался Фред и отметил идентификационный код этого фрагмента. Он все чуднее и чуднее становится. Теперь я понимаю, что имел в виду осведомитель, который по его поводу звонил.
А может, рассуждал он, эта фраза, которую Арктур вслух произнес, была голосовой командой какой-то электронной аппаратуре, смонтированной им у себя в доме? Скажем, включала ее или выключала. Или даже создавала помехи для сканирования – как раз для того, чем я сейчас занимаюсь. Впрочем, Фред сомневался, что эта декламация имела какой-то смысл, цель или значение. Разве только для самого Арктура.
Этот парень спятил, подумал он. Самым натуральным образам. В тот самый день, когда обнаружил свой цефаскоп раскуроченным. Или уж наверняка в тот день, когда приехал домой в совершенно изувеченной машине – изувеченной настолько, что она чуть было его не угрохала. С тех пор он псих. А в некоторой степени и до того, подумал затем Фред. Но окончательно и бесповоротно – со «дня Собачьего Дерьма», как назвал его Арктур.
И, если уж честь по чести, он не мог его винить. Такое, размышлял Фред, наблюдая, как Арктур снимает плащ, кому хочешь крышу снесет. Только у большинства она потом на место ложится. А у него не легла. Ему все хуже и хуже. Зачитывает несуществующие цитаты да еще на иностранных языках.
Если только он меня не дурачит, с беспокойством подумал Фред. Если Арктур невесть каким образом не выяснил, что за ним следят, и теперь не прикрывает свою подлинную деятельность. Может, он просто нам баки вкручивает? Время покажет, решил он.
Пожалуй, я все же сказал бы, что он нас дурачит, почти тут же заключил Фред. Некоторые люди могут понять, когда за ними следят. Шестое чувство. Не паранойя, а примитивный инстинкт. Какой есть у мыши – у любого, за кем охотятся. Он знает, что к нему подбирается. Чует это. Впрочем – тут нельзя быть уверенным. Может быть липа на липе. Многие ее слои.
Декламация Арктура все-таки пробудила Лакмана, согласно установленному в его спальне монитору. Покачиваясь, Лакман сел на кровати и прислушался. Затем услышал шум, когда Арктур уронил плечики для плаща, пытаясь его повесить. Лакман подобрал под себя длинные мускулистые ноги и одним резким движением ухватил небольшой топорик, который держал на столике рядом с кроватью. Затем встал и плавно, как хищный зверь на охоте, двинулся к двери спальни.
В гостиной Арктур взял с кофейного столика почту и принялся ее просматривать. Большой конверт торчковой почты он швырнул в направлении мусорной корзины. И промазал.
Лакман, все еще в спальне, услышал, как упал конверт. Он тут же замер и приподнял голову, словно бы нюхая воздух.
Читая почту, Арктур вдруг нахмурился и произнес:
– Будь я проклят.
У себя в спальне Лакман сразу расслабился, с лязгом положил топорик, пригладил волосы, открыл дверь и вышел в гостиную.
– Привет. Что стряслось?
– Я тут мимо здания корпорации «Мейлар-Микросним-ки» ехал.
– Опять мозги паришь?
– А там, – продолжил Арктур, – опись составляли. Но один из сотрудников, судя по всему, эту опись в каблуке ботинка вынес. Так что все они толпились на стоянке у здания корпорации «Мейлар-Микроснимки» со щипчиками и страшным количеством луп. И ма-ахоньким бумажным пакетиком.
– Вознаграждение назначили? – поинтересовался Лакман, зевая и хлопая себя ладонями по плоскому твердому животу.
– Вознаграждение они было назначили, – сказал Арктур. – Но только и его потеряли. Это была такая ма-ахонькая монетка.
– И много ты такой ерунды видишь, пока везде разъезжаешь? – спросил Лакман.
– Только в Оранжевом округе, – ответил Арктур.
– А что, у этой корпорации «Мейлар-Микроснимки» здание большое?
– Да сантиметра три в вышину, – сказал Арктур.
– И сколько оно, по-твоему, весит?
– Вместе с сотрудниками?
Фред включил быструю перемотку. Когда, согласно счетчику, прошел час, он ее ненадолго остановил.
– …где-то пять кило, – говорил Арктур.
– Откуда ж тебе знать, если ты просто проезжал мимо, что оно всего три сантиметра в вышину и только пять кило весом?
Арктур, теперь уже задрав ноги, сидящий на кушетке, ответил:
– А там вывеска огроменная.
Черт побери, подумал Фред и опять включил перемотку. Чисто по наитию он остановил ее всего через десять минут реального времени.
– …и что там за вывеска такая? – спрашивал Лакман. Он сидел на полу, перебирая целую коробку с травой. – Типа неоновая? Цветная? Интересно, а я ее видел? Она очень заметная?
– Сейчас я тебе ее покажу, – пообещал Арктур, засовывая руку в карман рубашки. – Я ее домой притащил.
Фред снова перемотал кассету.
– …а знаешь, как ввезти микроснимки в страну, чтобы никто не засек? – говорил Лакман.
– Да просто взять и ввезти, – отозвался Арктур, откидываясь на спинку кушетки и затягиваясь косяком. В воздухе было дымно.
– Нет, типа чтобы никто не врубился, – сказал Лакман. – Мне Баррис по секрету рассказал. Вообще-то я не должен был никому говорить, потому что он хочет это в свою книгу вставить.
– В какую книгу? «Простейшая домашняя наркота и…»
– Нет. «Простые способы перевозить предметы через границу Соединенных Штатов в зависимости от того, куда вы направляетесь». Ты провозишь их в партии наркоты. Типа героина. Микроснимки находятся внутри пакетиков. Они такие маленькие, что никто не заметит. Они не…
– Но тогда какой-нибудь торчок вмажет себе дозняк с половиной смэка и половиной микроснимков.
– Ну, такой торчок охрененно образованным станет.
– Это смотря что было на микроснимках.
– У Барриса есть еще способ провозить наркоту через границу. Знаешь, эти таможенники обычно предлагают тебе предъявить вещи, подлежащие обложению. А ты не можешь предъявить наркоту, потому как…
– Так что за способ?
– Значит, берешь ты огроменный кусок гаша и вырезаешь из него человеческую фигуру. Потом делаешь там полость и вставляешь туда моторчик, типа заводной, и еще ма-ахонький кассетничек. Встаешь с ним в очередь, а потом, аккурат когда надо через таможню проходить, заводишь кусок гаша ключиком, и он подходит к таможеннику, а тот спрашивает: «Есть у вас вещи, подлежащие обложению?» Тогда кусок гаша отвечает: «Нет, у меня нет» – и прет себе дальше. Топает, пока по ту сторону границы завод не кончается.
– Вместо пружины туда можно вставить солнечную батарею. Тогда он сможет годами топать. Практически вечно.
– А какой от этого толк? В итоге он упрется либо в Тихий, либо в Атлантику. Или с края Земли навернется – как…
– Представь себе эскимосскую деревушку и двухметровый кусок гаша стоимостью… сколько он там будет стоить?
– Порядка миллиарда долларов.
– Бери больше. Два миллиарда.
– Значит, эти эскимосы жуют свои шкуры и вырезают костяные копья, а тут по снегу топает кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов, время от времени повторяя: «Нет, у меня нет».
– Эскимосы не на шутку задумаются, что бы это значило.
– Будут вечно головы ломать. Легенды сложат.
– Прикинь, как эскимос рассказывает своим внукам: «Я собственными глазами видел, как из слепящего тумана появляется двухметровый кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов и проходит себе мимо со словами: „Нет, у меня нет“». Внуки такого дедушку мигом в дурку упакуют.
– Нет, в легендах всегда все усугубляется. Через несколько столетий эскимосы будут рассказывать: «Однажды во времена моих славных предков трехсотметровый кусок лучшего афганского гаша стоимостью восемь триллионов долларов пошел на нас, сыпля огнем и страшно крича: „Умрите, эскимосские псы!“ Мы доблестно с ним сражались, метая костяные копья, и в конце концов совсем его убили».
– Дети все равно этому не поверят.
– А дети уже вообще ничему не верят.
– Сплошной облом что-то ребенку рассказывать. Как-то раз один ребенок у меня спросил: «Что ты подумал, когда увидел первый автомобиль?» Блин, я же в 1962 году родился!
– Черт побери, – выругался Арктур. – Меня как-то раз один парень с палеными мозгами о том же спросил. Ему тогда двадцать семь было. А я был всего на три года старше. Но он уже ни во что не врубался. Потом он заглотил еще несколько дозняков кислоты – вернее, того, что ему продали как кислоту. После этого он срал и ссал на пол, а когда ты что-то ему говорил, типа: «Как дела, Дон?», он просто повторял за тобой как попугай: «Как дела, Дон?»
Наступила тишина. Двое мужчин молча смолили косяки в дымной гостиной. Висела долгая, мрачная тишина.
– Знаешь что, Боб… – сказал наконец Лакман. – Обычно мне было столько же лет, что и всем остальным.
– Мне, наверное, тоже, – отозвался Арктур.
– Не знаю, отчего все так получилось.
– Брось, Лакман, – сказал Арктур. – Ты прекрасно знаешь, отчего с нами со всеми так получилось.
– Ладно, не будем об этом. – Лакман продолжал шумно вдыхать дым, в мутном свете дня лицо его было землистого цвета.
Зазвонил один из телефонов в безопасной квартире. Шифрокостюм поднял трубку, затем протянул ее Фреду.
– Тебя, Фред.
Отключив голосканеры, он взял трубку.
– Фред, помните, как вы на прошлой неделе были в деловой части? – спросил голос. – Как вам давали «фоновый» тест?
После некоторой паузы Фред ответил:
– Помню.
– Предполагалось, что вы к этому вернетесь. – На том конце тоже пауза. – Мы обработали более свежий материал на вас… и я взял на себя ответственность наметить для вас полный стандартный набор тестов воспринимающей системы плюс некоторые другие. Вам назначено на завтра, в три часа дня, в той же комнате. Все займет около четырех часов. Вы помните номер комнаты?
– Нет, – ответил Фред.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально, – стоически ответил Фред.
– Есть проблемы? На работе или вне работы?
– Я со своей девушкой поцапался.
– У вас неприятности? Испытываете ли вы какие-либо трудности с опознанием лиц или предметов? Не кажется ли вам что-то из того, что вы видите, инвертированным или реверсированным? Сейчас, когда я спрашиваю, есть какая-либо пространственно-временная или языковая дезориентация?
– Нет, – угрюмо ответил он. – Ничего из вышеупомянутого.
– Увидимся завтра в комнате 203, – сказал психоспец.
– А какой материал на меня показался вам…
– Мы завтра это обсудим. Будьте на месте. Хорошо? И главное, Фред не унывайте. – Короткие гудки.
Ладно, тебе тоже короткие гудки, подумал он и повесил трубку.
С раздражением, чувствуя, что на него наезжают, заставляют делать то, чего ему не хочется Фред снова включил голосканеры на воспроизведение; кубы запылали красками, а трехмерные сцены внутри пришли в движение. Из динамика послышалась еще более бесцельная, разочаровывающая Фреда болтовня.
– …эта телка, – бубнил Лакман, – забеременела и решила сделать аборт, потому как пропустила типа четыре периода, а живот у нее подозрительно надувался. Но она ни черта не делала, а только все сидела и страдала по поводу того, какие нынче аборты дорогие. За помощью к государству она по какой-то причине обратиться не могла. Как-то раз я к ней зашел, а там оказалась ее подружка, которая ей втолковывала, что у нее всего-навсего истерическая беременность. «Ты просто хочешь поверить, что ты беременна, – грузила ей та телка. – Это шиза греховности. А аборт и куча бабок, в которую он тебе встанет, это шиза наказания». Тогда эта телка – я очень ее понимаю – спокойно так посмотрела и говорит: «Ладно, если у меня истерическая беременность, я сделаю истерический аборт и расплачусь за него истерическими деньгами».
– Интересно, – произнес Арктур, – чья физиономия на истерической пятидолларовой банкноте.
– А кто у нас был самый истерический президент?
– Билл Фальке. Он только думал, что был президентом.
– А когда, по его словам, он им был?
– Он воображал, что отбыл два срока начиная с 1882 года. Потом его со страшной силой лечили, и очень успешно. В итоге он стал воображать, что отбыл только один срок.
Фред в бешенстве перерубил голосканеры на два с половиной часа вперед. Сколько еще будет тянуться эта брехня? – спросил он себя. Весь день? Вечно?
– …и тогда ты отводишь своего ребенка к врачу, к психологу, и говоришь, что у твоего ребенка постоянные вспышки раздражения и что он без конца орет. – На кофейном столике перед Лакманом были два пакетика с травой и банка пива; он внимательно разглядывал траву. – И лжет. Выдумывает всякие небылицы. Психолог изучает ребенка и выдает диагноз: «Мадам, ваш ребенок истеричен. У вас истеричный ребенок. Но я не знаю почему». Тут ты ему натурально, как мать, и выкладываешь: «А я, доктор, знаю почему. Это все из-за того, что у меня была истерическая беременность». – Лакман с Арктуром рассмеялись. К ним присоединился и Джим Баррис, который за эти два с половиной часа успел вернуться и теперь сидел вместе с ними в гостиной, кропотливо обматывая свою стремную гашишную трубку белой ниткой.
Фред перемотал кассету еще на час вперед.
– …и этот парень, – говорил Лакман, согнувшись над целой коробкой травы; Арктур сидел напротив него и более-менее наблюдал за процессом переборки, – появился на телевидении, заявляя, что он всемирно известный самозванец. Всю дорогу он выдавал себя за кого-то другого, сказал он журналисту. За великого хирурга в медицинском институте Джона Хопкинса, за физика-теоретика, исследователя высокоскоростных субмолекулярных частиц на государственной субсидии в Гарварде, за финского романиста, получившего Нобелевскую премию по литературе, за свергнутого президента Аргентины, женатого на…
– И у него все сходило? – спросил Арктур. – Его ни разу не ловили?
– На самом деле парень ни за кого из них себя не выдавал. Он никогда не выдавал себя ни за кого, кроме как за всемирно известного самозванца. Про это позднее написали в «Лос-Анджелес Тайме» – когда все проверили. Парень просто махал метлой в Диснейленде. По крайней мере до того дня, как он прочел автобиографию всемирно известного самозванца, – а такой действительно существовал. Тогда парень сказал: «Блин, я могу выдать себя за всех этих экзотических мудаков, и мне тоже все сойдет». Потом он решил: «Блин, зачем я буду так напрягаться; я просто выдам себя за еще одного самозванца». В «Таймс» уверяли, что таким макаром он кучу бабок загреб. Почти столько же, сколько настоящий всемирно известный самозванец. И он сказал, что так было куда проще.
Баррис, погруженный в своем углу в наматывание нитки, заметил:
– Мы время от времени видим самозванцев. В нашей повседневной жизни. Только они себя за физиков-субатомщиков не выдают.
– Ты про наркоагентов, – догадался Лакман. – Ага, про наркоагентов. Интересно, скольких наркоагентов мы знаем. Как вообще выглядит наркоагент?
– Хороший вопрос, – одобрил Арктур. – Как выглядит самозванец? Я однажды разговаривал с крупным торговцем гашишем, которого арестовали за хранение пяти килограмм. Я спросил его, как выглядел тот наркоагент, который его арестовал. Знаете – как там их называют? – агент-покупатель, который подошел к тому торговцу, выдал себя за приятеля его приятеля и попросил продать ему немного гаша.
– Он выглядел, – наматывая нитку, вставил Баррис, – совсем как мы.
– Больше того, – уточнил Арктур. – Этот тип, торговец гашишем – он уже был осужден и на следующий день отбывал, – сказал мне: «Они совсем как мы, только у них хаер еще длиннее». Отсюда мораль: «Держись подальше от чуваков, которые совсем как мы».
– Есть еще и женщины-наркоагенты, – заметил Баррис.
– Хотел бы я познакомиться с наркоагентом, – заявил Арктур. – Но только чтобы я об этом знал. И наверняка.
– Когда он в один прекрасный день защелкнет на тебе наручники, – отозвался Баррис, – ты наверняка об этом узнаешь.
– А есть у наркоагентов друзья? – заинтересовался Арктур. – В каком обществе они вообще бывают? Знают про их работу их жены?
– У наркоагентов не бывает жен, – заверил его Лакман. – Они живут в пещерах и выглядывают из-под припаркованных машин, когда ты мимо проезжаешь. Как тролли.
– А что они едят? – спросил Арктур.
– Людей, – ответил Баррис.
– Как вообще можно такое делать? – спросил Арктур. – Выдавать себя за наркоагента?
– Чего-чего? – хором переспросили Лакман с Баррисом.
– Блин, я совсем выпал, – ухмыльнулся Арктур. – «Выдавать себя за наркоагента» – ну и ну! – Внезапно скроив гримасу, он покачал головой.
Уставившись на него, Лакман повторял:
– ВЫДАВАТЬ СЕБЯ ЗА НАРКОАГЕНТА? ВЫДАВАТЬ СЕБЯ ЗА НАРКОАГЕНТА?
– У меня сегодня каша в голове, – пробормотал Арктур. – Лучше пойду просплюсь.
Сидящий перед голосканерами Фред остановил движение пленки; все кубы застыли, а звук оборвался.
– Что, Фред, перерывчик? – обратился к нему один из других шифрокостюмов.
– Ага, – ответил Фред. – Я устал. Через какое-то время эта мутота достает. – Он поднялся и достал сигареты. – Не врубаюсь и в половину того, о чем они толкуют. Чертовски устал. Устал, – добавил он, – их слушать.
– Когда ты реально там с ними, – заметил шифрокостюм, – это не так уж и плохо. А ведь ты, по-моему, там был – в той сцене, законспирированный. Разве нет?
– Никогда не стал бы с такими уродами тусоваться, – сказал Фред. – Долбят без конца одно и то же, как старые маразматики. На хрена они вообще это делают – сидят и друг другу телеги грузят?
– А хрена ли мы тут делаем? Ведь это чертовски нудно, если вдуматься.
– Нам приходится – это наша работа. У нас нет выбора.
– Как у маразматиков, – заметил шифрокостюм. – У нас нет выбора.
Выдавать себя за наркоагента, подумал Фред. Что бы это значило? Никому не ведомо…
Выдавать себя, размышлял он, за самозванца. За того, кто живет под припаркованными машинами и хавает дерьмо. Не за всемирно известного хирурга, романиста или политика; не за кого-то из тех, кого людям интересно будет послушать по телевизору. Вести не тот образ жизни, какой кто-либо в здравом уме…
Я червь слепой я пасынок природы,
Который пыль глотает пред собой
И гибнет под стопою пешехода.
Да, это стихотворение точно все выражает, подумал он. Наверное, мне его Лакман прочел. Или я его в школе выучил. Как странно. Странно, что порой выдает тебе разум. Что он помнит.
Идиотская фраза Арктура так и сидела в голове, хотя Фред давно вырубил кассету. Хотел бы я это забыть, подумал он. Хотел бы я, пусть ненадолго, совсем про него забыть.
– У меня такое чувство, – сказал Фред, – что я порой знаю, что они собираются сказать. Раньше, чем они это скажут. В точности, дословно.
– Это называется «дежа вю», – согласился один из шифрокостюмов. – Если хочешь, я дам тебе несколько советов. Перекручивай кассету вперед на более длинные интервалы – скажем, не на час, а на шесть часов. Затем, если там ничего нет, крути ее назад, пока на что-нибудь не наткнешься. Понимаешь – назад, а не вперед. Так ты не попадешь в их ритм. Шесть или даже восемь часов вперед затем большие скачки назад…. Ты скоро ухватишь самую суть. Причем так, что будешь чувствовать, когда у тебя впереди только многие мили пустоты, а когда что-то такое, откуда можно извлечь пользу.
– И реально ты вообще ничего не будешь слушать, – подхватил другой шифрокостюм, – пока не наткнешься на что-то полезное. Как мать, когда она спит – ее ничто не разбудит, даже громыхающий мимо самосвал, пока она не услышит плач своего ребенка. Плач, пусть даже слабый, мигом ее тревожит и пробуждает. Подсознание становится селективным, когда оно усваивает, к чему следует прислушиваться.
– Я знаю, – сказал Фред. – У меня двое детей.
– Мальчики?
– Девочки.
– То, что надо, – заметил один из шифрокостюмов. – У меня одна девочка, ей всего годик.
– Только без имен, – предупредил другой шифрокостюм, и все посмеялись. Самую малость.
Так или иначе, сказал себе Фред, во всей этой пленке есть один пункт, который следует извлечь и передать дальше. Эта загадочная фраза – «выдавать себя за наркоагента». Загадочная, если не сказать больше. И ведь приятелей Арктура она тоже сильно удивила. Когда я завтра к трем пойду в отдел, подумал он, я возьму это с собой – достаточно будет и аудиокассеты. Потом, заодно с тем, что я тут еще наковыряю, мы эту фразу непременно обсудим.
Но даже если мне больше нечего будет показать Хэнку, подумал Фред, это уже что-то. Это показывает, что круглосуточное наблюдение за Арктуром – не пустая трата времени.
Это показывает, подумал он, что я был прав.
Фраза про наркоагента была обмолвкой. Она у Арктура случайно вырвалась.
Но что она означала, Фред пока не знал.
Ничего, сказал он себе, мы непременно все выясним. Будем вести Боба Арктура, пока он окончательно себя не выдаст. Как бы ни было тошно без конца наблюдать и слушать его и его приятелей. Эти приятели Арктура, подумал он, ничем не лучше его самого. И как это я столько времени там с ними торчал? Что за идиотский способ прожигать жизнь – переводить ее, как только что сказал другой сотрудник, во многие мили пустоты.
Там, подумал Фред, в сумраке. В сумраке разума и сумраке вокруг – в сумраке повсюду. А все из-за того, что они такие уроды.
С сигаретой в руке он вернулся в ванную, запер дверь и достал из сигаретной пачки десять таблеток смерти. Затем, наполнив чашку водой, проглотил все десять таблеток. И решил, что можно было бы взять и побольше. Ладно, подумал он затем, можно будет глотнуть еще несколько, когда закончу с работой – когда вернусь домой. Взглянув на часы, Фред попытался прикинуть, когда это будет. Мозги совсем не работали. Так когда же, черт возьми, это будет? – спросил он себя, недоумевая, куда подевалось его восприятие времени. Это наблюдение за голосканерами так меня растащило, решил он. Я даже не могу сообразить, сколько сейчас времени.
Такое ощущение, подумал Фред, будто я закинулся кислотой, а потом угодил в мойку автомашин. Множество громадных крутящихся щеток меня обрабатывают; тянут все дальше и дальше по тоннелю с черной пеной. Что за идиотский способ прожигать жизнь, подумал он и с неохотой отпер дверь ванной, чтобы вернуться обратно к работе.
Когда он снова включил воспроизведение, Арктур говорил:
– …насколько я могу судить, Бог умер.
– Как интересно, – отозвался Лакман. – Никогда не слышал, чтобы Он болел.
– Теперь когда мой «олдс» надолго выведен из строя, – сказал Арктур, – я решил его продать и купить «хенвей».
– А сколько «хенвей»… – решил спросить Баррис.
Себе под нос Фред пробормотал:
– Килограмма полтора.
– Килограмма полтора, – отрубил Арктур.
* * *
На следующий день в три часа два медицинских сотрудника – причем другие два – провели с Фредом несколько тестов. Фреду было еще хуже, чем днем раньше.
– Сейчас вы увидите, как целый ряд хорошо знакомых вам объектов в быстрой последовательности пройдет сначала перед вашим левым глазом, затем перед правым. В то же самое время прямо перед вами, на освещенной панели, будет появляться несколько контурных репродукций этих хорошо знакомых объектов. При помощи контактного карандаша вы должны найти соответствие – указать ту контурную репродукцию действительного объекта, видимого в это самое мгновение, которую считаете правильной. Помните, объекты будут очень быстро сменяться перед вашим взглядом, поэтому долго колебаться нельзя. Время вам будет засчитываться точно так же, как и число точных попаданий. Все ясно?
– Ага, – отозвался Фред с контактным карандашом наготове.
Затем перед ним толчками продефилировала целая стая знакомых объектов, и Фред тыкал в подсвеченные картинки внизу. Сначала он смотрел левым глазом, после чего та же процедура была повторена для правого.
– Далее, при закрытом левом глазе, перед вашим правым глазом будет вспыхивать изображение знакомого объекта. Вы должны протянуть левую руку – повторяю, левую руку – к группе объектов и найти тот, который видите на картинке.
– Ага, – отозвался Фред. Вспыхнула картинка с одной игральной костью. Левой рукой он принялся шарить среди разложенных перед ним небольших предметов, пока не нашел игральную кость.
– В следующем тесте вашей левой руке будет доступно несколько невидимых букв, образующих слово. Вы их нащупаете, а затем правой рукой – повторяю, правой рукой – запишете слово, которое сложилось из букв.
Фред это проделал. Буквы составили слово ДОМ.
– Теперь произнесите составленное слово.
– Дом, – сказал он.
– Далее, с закрытыми глазами, вы протянете левую руку в эту абсолютно темную коробку и коснетесь объекта, чтобы его опознать. Затем скажете нам, что это за объект, не будучи знакомы с ним визуально. Вслед за этим вам будут показаны три объекта, неким образом напоминающие друг друга, и вы скажете нам, который из этих трех, которые вы увидите, более всего напоминает тот, которого вы коснулись.
– Ага, – отозвался Фред и проделал этот тест, а затем еще и другие – битый час прошел. Щупай, говори, смотри одним глазом, выбирай. Щупай, говори, смотри другим глазом, выбирай. Записывай, рисуй.
– В следующем тесте, опять с закрытыми глазами, вы поочередно протянете обе руки и потрогаете ими объект. Затем вы должны сказать нам, идентичен ли объект, представленный вашей левой руке, объекту, представленному правой.
Он и это проделал.
– Здесь вам в быстрой последовательности будут показаны рисунки треугольников в различных положениях. Вы должны сказать нам, тот же это самый треугольник или…
Через два часа Фреда заставили вставлять сложные блоки в сложные отверстия и засекли, за сколько он с этим справится. Он почувствовал себя первоклашкой. И еще почувствовал, что просерается. Выполняет все хуже, чем в первом классе. Мисс Фринкель, вспомнил он. Старая мисс Фринкель тогда вечно стояла у меня над душой, пока я с этим говном возился, и время от времени давала мне команду «Умри!» – типа как в трансакционном анализе. Умри. Перестань быть. Ведьмины команды. Целая куча ведьминых команд – пока я в конце концов не просерался. Должно быть, мисс Фринкель уже умерла. Наверное, кто-то дал ей самой команду «Умри!» – и это сработало. Фред очень на это надеялся. Возможно, сработала одна из его мысленных команд. И он начал посылать такие же мысленные команды психоспецам, чтобы те тоже загнулись.
Однако теперь это, похоже, толку не приносило. Тестирование продолжалось.
– Что неверно в этом рисунке? Один объект среди прочих сюда не подходит. Вы должны указать…
Фред указал. А затем ему предъявили реальные объекты, один из которых туда не подходил; Фреду предлагалось вручную удалить неподходящий объект. Далее, когда тест был закончен, ему предложили собрать все неподобающие объекты из множества «наборов», как они их называли, и сказать, какие характеристики, если таковые имеются, являются общими для всех неподходящих предметов: образуют ли они в свою очередь «набор».
Фред все еще пытался это проделать, когда ему сообщили, что время вышло. Серия тестов была закончена. Ему сказали пойти выпить чашечку кофе и ждать за дверью, пока не позовут.
Через некоторое время – которое Фреду показалось чертовски долгим – один из спецов вышел и сказал:
– Еще одно, Фред, – нам нужен анализ вашей крови. – Он дал ему лабораторный бланк. – Пройдите дальше по коридору к комнате с табличкой «Лаборатория патологии» и отдайте там этот листок. Затем, когда у вас возьмут анализ крови, снова возвращайтесь сюда и ждите.
– Ага, – мрачно произнес Фред и потащился с бланком по коридору.
Когда он вернулся из лаборатории патологии к комнате 203, то вызвал одного из спецов и спросил:
– Ничего, если я поднимусь наверх посовещаться с моим начальником? Пока вы тут результаты готовите? А то у него скоро рабочий день закончится.
– Ничего, – ответил психоспец. – Раз мы решили сделать ваш анализ крови, общая оценка займет больше времени. Так что идите. Мы позвоним туда, когда все подготовим. Ваш начальник – Хэнк не так ли?
– Да, – подтвердил Фред. – Я буду наверху с Хэнком.
– Сегодня, – сказал психоспец, – вы определенно кажетесь намного подавленнее, чем когда мы в первый раз с вами виделись.
– Не понял, – произнес Фред.
– Когда вы здесь в первый раз были. На прошлой неделе. Тогда вы шутили и смеялись. Хотя и очень напряженно.
Уставившись на него, Фред вдруг сообразил, что это один из тех двух медицинских спецов, с которыми он тогда встречался. Но он ничего не сказал – просто хмыкнул и пошел по коридору к лифту. Сплошной облом, подумал Фред. Вся эта история. Интересно, задумался он затем, а который это спец? Тот, что с подкрученными усами, или другой? Пожалуй, другой. Ведь у этого нет усов.
– Далее, с закрытыми глазами, вы потрогаете этот объект левой рукой – повторяю, левой рукой, – пробормотал он себе под нос, – и в то же самое время будете смотреть на него правой. А затем своими словами скажете нам… – Больше никакой такой белиберды в голову не лезло. Без помощи психоспецов.
* * *
Войдя в кабинет Хэнка, Фред обнаружил там еще одного гостя. Гость этот, без шифрокостюма, сидел в дальнем углу лицом к Хэнку.
– Это тот самый осведомитель, – сказал Хэнк, – который, прикрываясь сеткой, звонил насчет Боба Арктура. Я о нем как-то упоминал.
– Ага, – застыв на месте, отозвался Фред.
– Этот человек позвонил с дополнительной информацией на Боба Арктура. Мы убедили его пойти дальше и раскрыть себя. Предложили явиться сюда, и он это сделал. Ты его знаешь?
– Еще бы, – буркнул Фред, таращась на Джима Барриса, который вовсю ухмылялся и крутил в руках ножницы. Баррис казался сконфуженным и каким-то особенно мерзопакостным. Ну и урод с отвращением подумал Фред. – Вы Джеймс Баррис, не так ли? – спросил он. – Под АРЕСТОМ бывать приходилось? ДО СИХ ПОР?