Текст книги "Неестественный свет"
Автор книги: Фиделис Морган
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Прекрасный лабораториум, можно не сомневаться, – сказала Элпью, рассматривая огромный металлический механизм. – Я бы и сама была рада провести здесь несколько экспериментов. Мистер Уилсон изучал труды мистера Ньютона?
– Исаака Ньютона? – Лицо Бетти засветилось. – О, он его боготворил.
– Я лично знаю мистера Ньютона, – проговорила графиня. – Он живет в соседнем с моим доме.
Элпью читала надписи на корешках книг, лежавших на рабочем столе.
– Значит, это место было тайным. Я права? В таком деле это важно.
– И всю эту красивую мебель мистер Уилсон принес сюда из Эйнджел-Корта?
– Ему надо было на чем-то писать, на чем-то сидеть. – Возможность выговориться была для Бетти большим облегчением. – Поэтому я и перенесла все это сюда, постепенно.
Это объясняло тайну исчезновения мебели миссис Уилсон.
– У меня не было достаточно сил притащить сюда кровать, так что он обходился одеялами и подушкой.
Хотя Элпью стояла к беседовавшим спиной, она замерла, предчувствуя, какой будет ответная реплика графини.
– Время от времени вы оба здесь ночевали? – Графиня растирала ступни, словно ответ ее почти не интересовал.
– Я никогда не спала здесь. Никогда, – повторила девушка. Графиня теребила лежавшее у ее ног одеяло. – До прошлой ночи.
– Почему вдруг прошлой ночью? – повернулась к ней Элпью.
Выхватив у графини одеяло, Бетти сложила его.
– Потому что мне было страшно. После того, что случилось с мистером Уилсоном, я подумала, что они могут разыскивать меня.
– Почему ты не ушла сразу, как принесли тело мистера Уилсона?
– Вы же видели здешние улицы, – вскинула руки Бетти. – Мне было бы очень страшно в темноте.
– Но иногда мистер Уилсон оставался здесь с ней на ночь?
– Она не знала, где он работал. – Бетти нахмурилась. – Нет. Он оставался здесь, когда надо было следить за ходом процесса, а в остальные ночи он спал дома.
– Всегда дома?
– Кроме… – Бетти плотно сжала губы. – Кроме шести раз, когда он ездил к ней.
– Шесть раз? А почему ты так хорошо помнишь?
– Он ходил к ней дважды в месяц, начиная с января.
– А эта вторая его женщина, – подала голос графиня, – миссис Уилсон о ней знала?
– Нет-нет! – Бетти была непреклонна. – Но, по-моему, она начала подозревать неладное. Мистер Уилсон сказал мне, что, кажется, она наняла каких-то престарелых ворон следить за ним.
Только через некоторое время графиня смогла продолжать расспросы.
– Ты так и не выяснила имя другой его женщины?
– Нет. – Бетти подошла к стойке и принялась складывать книги аккуратными стопками. – Но вряд ли и мистер Уилсон его знал. Все должно было храниться в тайне.
– Сколько здесь тайн, а, Бетти? – Ее светлость засучила рукава. – Давайте, мистрис Элпью, поможем мистрис Бетти.
Элпью встала рядом с девушкой с другой стороны. Графиня потянулась к тряпке, собираясь вытереть столешницу.
– Вот почему так трудно передать убийцу мистера Уилсона в руки правосудия. – С неистовым усердием отдраив свою часть стола, графиня с улыбкой передала тряпку Бетти. – Но по крайней мере закон пришел в движение, ибо сегодня утром миссис Уилсон арестовали.
Бетти ахнула.
– Ее арестовали?
Элпью кивнула.
– Арестовали миссис Уилсон? За что? Не…
– За убийство ее мужа, разумеется, – пожала плечами графиня.
Бетти прижала ладони ко рту, потом знаком попросила графиню сесть.
– Я расскажу вам все, что знаю, ваша светлость. Если вы пытаетесь помочь мадам, я должна помочь вам. – Бетти оперлась о стойку. Говорила она быстро, каждая фраза произносилась обдуманно, звучала искренне. – Мистер Уилсон работал со мной здесь, в своем лабораториуме. Мы изучали алхимию. – Взмахом руки она указала на оборудование, банки, печку. – Это дорогостоящее занятие, как видите, и он наделал значительных долгов. Его жена ничего об этом не знала. Чтобы не разориться самому и не разорить жену, он взялся за выполнение одного дела для какой-то дамы. Кто эта дама была и что он должен был для нее делать, я не знаю.
– Так как же назначались эти встречи? – Элпью опустилась на колени у ног графини.
– Он получал записку, в которой указывалось время и место свидания. Насколько я знаю, он всегда встречался с мужчиной. Я как-то раз видела его. Грубый тип, похожий на головореза. Потом он уходил с этим мужчиной и занимался, чем уж он должен был там заниматься. Возвращаясь домой, он всегда приносил деньги. Всегда монеты, ни разу – векселя. Это было необходимо для сохранения тайны, анонимности, как он говорил; секретность, по его словам, была «жизненно важна для этого предприятия». Монеты он отдавал мне, а я заворачивала их в узел с тряпьем, будто белье для стирки, и приносила сюда, в лабораториум, чтобы он мог расплачиваться со своими кредиторами и чтобы жена не знала, что у него вообще есть долги.
– Значит, это место было не только его лабораториумом, но и тайной конторой и банком?
– Это было место, где он мог спастись от повседневной лондонской жизни, так он говорил.
– А ты с мистером Уилсоном никогда не… – Элпью не закончила фразы.
Бетти вспыхнула от гнева.
– Никогда. Я была ученицей мистера Уилсона. Когда он совершил бы великое алхимическое открытие, мое имя как его помощницы-химика тоже стало бы известно…
– А ты уверена, что про это место никто не знал? Никто не приходил сюда, кроме вас с мистером Уилсоном?
Бетти кивнула.
– Даже миссис Уилсон?
– Это должно было стать для нее сюрпризом, – сказала Бетти. – Он собирался рассказать ей, когда получил бы философский камень или хотя бы достиг сублимации. Потому что тогда он стал бы по-настоящему богатым.
– А обладание философским камнем, сублимация влекут за собой?…
– Превращение простых металлов в золото, разумеется. Процесс состоит из нескольких стадий, и в заключительной его части начнет появляться золото.
– А какова была твоя роль в процессе? – подалась вперед Элпью.
– Я вела записи. Описывала каждый процесс, силу жара, составляющие вещества, результаты. Вот… – Повернувшись, Бетти сняла с полки книжечку в зеленом кожаном переплете. – … это был его рабочий дневник. Здесь записана вся наша работа.
Графиня пролистала страницы, покрытые, казалось, бессмысленными иероглифами. Подняв глаза, она улыбнулась Бетти.
– Могу я взять это на время?
Бетти выхватила книжечку и засунула ее поглубже в карман.
– Теперь, когда мистер Уилсон больше не в состоянии… – Приложив палец к губам, графиня бросила на Бетти загадочный взгляд. – Возможно, мы могли бы прибегнуть к помощи мистера Ньютона?
– Даже ради мистера Ньютона. – Бетти похлопала по карману. – Я с этой книжкой не расстанусь.
На Брайдуэлле пробили часы. Одним плавным движением графиня поднялась и направилась к двери.
– Время летит, мистрис Бетти. Ты останешься здесь?
Скользнув вдоль стойки, Элпью прикарманила помеченный знаком Венеры пакетик с порошком, который свернула Бетти. Она боролась с искушением стянуть и пригоршню золотых монет, но графиня уже стояла на верхней ступеньке.
– Думаю, он что-то узнал… – Бетти судорожно вздохнула, словно желая сбросить с себя последний груз осведомленности, прежде чем снова остаться одной. – Накануне ночью он был с ней. Днем он пошел в театр, чтобы получить записку о следующем свидании. Пьесу он до конца не досмотрел и, придя домой, сказал мне…
Графиня опасно балансировала на верхней ступеньке.
– Сказал тебе?…
– Что он сделал великое открытие. Открытие такой важности, что оно заставит содрогнуться все общество и что это знание сделает его очень, очень богатым человеком.
Элпью подскочила к Бетти.
– И это открытие заключалось в?… Бетти в отчаянии воздела руки.
– Этого я никогда не узнаю. Он ненадолго пришел сюда из дому, а потом…
– А потом?… – в унисон спросили сыщицы.
– Пошел на встречу, чтобы объявить о своих требованиях. Там его и убили.
Элпью расхаживала взад-вперед по берегу реки, сбрасывая ногой камешки в мутные воды Темзы. Графиня пристроилась на кабестане. В разгар дня на реке было очень оживленно: с обеих сторон к Флиту шли на разгрузку лихтеры с углем, хозяева барж с запада направляли свои полные суда к причалам в Тилбери и обратно, шлюпки пересекали реку, перевозя на южный берег самых разных пассажиров – священников, размалеванных уличных девок, перепачканных землей садовников и солдат в алой форме. Все лодочники осыпали друг друга ругательствами, разносившимися над водой, так что на реке было так же шумно, как на улице.
– Ну и как, по-вашему? – Обернувшись, Элпью посмотрела на облупившийся фасад заколоченного театра в Дорсетском парке. – Мистрис Бетти говорит нам правду?
– Не думаю, что мы смогли бы хоть что-нибудь извлечь из этой абракадабры в его записях. – Выпрямившись, графиня всмотрелась в противоположный берег Темзы. – По-моему, это даже не английский язык. Непонятные иероглифы. Непостижимые знаки.
Элпью снова спустилась к воде.
– Люблю загадки. Я как-нибудь к ней зайду, может, она и даст мне взглянуть хоть одним глазком. – Мимо пристани проплывала маленькая лодка с одним гребцом. – Куда, по-вашему, с повязкой на глазах отправился в ту ночь Бо?
Лодочник окликнул Элпью:
– Перевезти, мадам Радуга?
Элпью покачала головой.
– Нет, спасибо, остряк-самоучка.
– Я профессионал. – Лодочник снял свой короткий камзол и предъявил значок на рукаве, показывая, где он служит. – Так же, как и вы, если не ошибаюсь.
– Попридержи язык, облезлый морской волк! – рявкнула графиня. – Давай греби к берегу, и мы тебя наймем.
Пока он подгонял лодку к ступенькам, Элпью помогла графине спуститься к воде.
– Понимаешь, Элпью, мы можем узнать, куда, возможно, отвезли Бо.
Графиня пристально разглядывала лодочника, одной ногой стоявшего на пристани, другой – в своей посудине и ругавшего на чем свет стоит проходящую баржу, которая подняла волну, качавшую лодку.
– А пока, дорогая моя Элпью, давай-ка навострим наши языки, чтобы справиться с этой дерзкой водяной крысой.
– Удивительно, как лодочники вообще умудряются заработать, – вздохнула Элпью. – Для того чтобы выпытать у этого типа хоть что-нибудь, мы должны смириться с потоком речного остроумия.
– Таков их обычай, – пожав плечами, отозвалась графиня. – Как актеры только и делают, что льстят друг другу, так и лодочники сыплют оскорблениями, которые почему-то воспринимаются как дружеская болтовня.
– Куда? – Сияющий лодочник, довольный тем, что удалось заполучить клиентов в такой горячий денек, протянул руку, помогая графине.
– У миледи кое-какие неприятности с мужем, – зашептала Элпью. – Так что это скорее расследование, чем поездка.
– Стало быть, бабуля, вас обманул ничтожный плут из числа мерзких развратников?
Графиня запыхтела, готовая показать, на что она способна, но Элпью стиснула ее руку, пока сыщицы осторожно усаживались на поперечную скамью.
Лодочник выруливал на середину реки, Элпью продолжала:
– Она очень тяжело переживает свое унижение и хочет найти эту гадкую шлюху, которая залучила в свои сети ее милого.
– Откуда он отчалил?
Элпью указала на удаляющийся фасад брошенного театра.
– Мне надо знать, в какую ночь и в котором часу.
Мимо проследовала другая лодка, набитая садовниками, направлявшимися в Сити. Лодочники зацепились веслами.
– Ах вы, мерзкие червекопатели и собиратели улиток, смотрите, куда плывете! – Графинин лодочник ткнул веслом в борт другой лодки.
– Три дня назад, около девяти часов вечера.
– Три дня назад? – Лодочник помял подбородок. – Хм, холодно тогда было. Льда много. Удивительно, что вообще какие-то лодки плавали.
– Была одна, – сказала Элпью. – Я сама видела, как она отсюда отчаливала.
– Сколько было гребцов? – спросил лодочник.
– Один, – ответила Элпью.
– Сколько пассажиров?
– Один.
– И темно было к тому же. – Лодочник взялся за весла. – Я так думаю, мадам, что далеко они не уплыли. В ту ночь это было невозможно.
– Почему так? – спросила, наклонившись вперед, Элпью.
– Приливы, мистрис Вертишейка. Темза, она, как море, откликается на изменчивость луны, и мы, лодочники, зависим от чередования приливов и отливов. Три дня назад в девять вечера прилив сделал бы любое путешествие крайне затруднительным, если только тот человек не собирался кружить на месте в водоворотах. Да еще лед, который чуть было не сковал реку; я вообще удивляюсь, что кто-то спустился на воду.
– Но я сама видела, как он сел в лодку и отчалил.
– Я так думаю, только одно в тот вечер вообще могло заставить выйти на реку…
– А именно? – подбодрила графиня.
– Это же ясно, как день, бабушка Гризельда! – засмеялся лодочник. – Необходимость переправиться на ту сторону.
– Я ничего не смыслю в приливах и отливах, уважаемый, но очень хочу узнать, куда он мог поехать, если вернулся только утром.
– Что ж, мадам Ищейка, есть всего два способа пересечь нашу достославную речку – это, значит, по Лондонскому мосту или по воде, и если он выбрал воду, то, сдается мне, он направлялся вон туда.
И взмахом весла он указал на ступеньки на южном берегу.
– В таком случае, – сказала графиня, откидываясь назад и чуть не завалившись из-за отсутствия спинки, – отвези нас туда.
Лодочнику понадобилось несколько минут, чтобы перевести свое суденышко через реку, выкрикивая оскорбления в адрес всех других лодок в пределах слышимости, причем в ответ тоже доносилась ругань.
– Совсем как утром на Биллинсгейтском рынке, – пробормотала графиня, когда они врезались в усыпанный галькой берег.
– Прибыли, Ваша Важность, причал Мэри-голд.
Элпью оглянулась на причал Дорсет.
– Слишком близко, – сказала она. – У меня такое чувство, что то путешествие было подольше, цель его не была видна с того места, откуда они отплыли… – Она глянула вдоль берега и увидела, что он круто изгибается. – А там, за поворотом, нет другого причала?
– Он должен быть вверх по реке, а значит – в противоположном направлении от моста, – сказал речник, пожав плечами.
– Почему так? – поинтересовалась Элпью.
– Да как же, мистрис, если вы хотите пересечь реку ближе к мосту, почему просто не перейти по нему? – Элпью кивнула в знак того, что сочла его объяснение логичным. Лодочник снова взялся за весла. – Однако перевозчик-то был здоровяк, коли взялся переплывать реку в ту ночь – против прилива-то.
С видимым усилием работая веслами, он с трудом продвинулся на мелководье.
– А сразу за обрывом, там причал Скопидома.
Брови графини взлетели, а губы поджались почти что в ниточку.
– Причал Купидона! – Улыбнувшись, она почесала нос. – Думаю, ты попал в точку, раб великого Нептуна. Вези нас туда.
– Этот отрезок пути довольно трудный, – объяснял лодочник, налегая на весла. – Идешь против прилива, вверх по течению, да еще и против ветра сегодня. Хотя припоминаю, что в тот вечер ветра не было.
Высадившись, графиня с Элпью поднялись по шатким ступенькам, лодочник следовал за ними.
– Что это за дикое место? – воскликнула графиня, озирая обширные поля и пустоши.
– Это, что ли? – Лодочник подбоченился. – Это, старая фея, Ламбет.
– Черт с ним с названием. Живут ли здесь нормальные люди?
– Нет, если может этого избежать. Исключая, конечно, архиепископа Кентерберийского.
– Избави меня, боже, от посещения Кентербери, если там так же тоскливо, как здесь. А чем, ради всего святого, тут воняет?
– Это сыромятни в Саутуорке, – рассмеялся лодочник и указал вдоль берега в сторону южного конца Лондонского моста. – Воняют хуже, чем горшок у подхватившей триппер проститутки.
Все трое стояли спиной к реке, обозревая раскинувшиеся перед ними просторы, графиня махала веером под самым подбородком. На юг уходила узкая дорожка. Между нею и рекой на мили тянулись склады пиленого леса, по другую сторону дороги раскинулись акры болот.
– Если он высадился здесь, его должна была забрать карета, – сказала Элпью.
– Отвезите меня назад, к городскому уюту, – взвизгнула графиня, щелкнув веером и с трудом спускаясь к лодке. – Даже не представляла, что настолько унылая пустыня, как этот жуткий Ламбет, существует так близко от моего милого Лондона.
– Туда, откуда приплыли? – поинтересовался лодочник.
– Что это за очаровательное местечко? – спросила графиня, указывая на элегантные дома в окружении скверов на другом берегу реки.
– Парк Сомерсет-Хаус, мадам.
– Конечно, конечно. Отлично. Отвези нас туда.
Глава шестая
Распад
Разъединение или разложение субстанции на составные части.
Элпью с графиней, дрожа, сидели на скамейке под тутовым деревом. Слуги в ливреях сновали взад-вперед по обсаженным деревьями аккуратным дорожкам, соединявшим Сомерсет-Хаус и Королевскую Гардеробную в Савойе: коробки и свертки с вещами либо несли на хранение, либо забирали оттуда.
– Все без толку, – вздохнула Элпью. – Мне кажется, надо оставить наши попытки. Мы ничего не сможем сделать, чтобы найти убийцу Бо Уилсона.
Графиня подула на свои затянутые в перчатки руки.
– Какие у нас есть зацепки?
– Никаких, – ответила Элпью, поплотнее закутываясь в плащ.
– Нет, нет и нет, Элпью. Мы не сдадимся. Первое, – сказала графиня, оттопыривая пухлый палец: – Кто был тот мужчина, которого мы видели на причале у Дорсетского парка? Второе: кто была та женщина, которую мы видели на кладбище у церкви Святого Павла? Третье: та ли это женщина, о которой рассказала нам Бетти – которая платила Бо? Четвертое: кто пытался убить миссис Уилсон и почему?…
– Пятое, – поддержала Элпью, – что это за грандиозное открытие, которое сделал Бо за день до того, как его убили?
– И, если задуматься, шестое, – сказала графиня, – куда увезли Бо после его путешествия на лодке?
– Седьмое, – подхватила Элпью, согреваясь от счета, – что он надеялся получить в своем лабораториуме? – Вздохнув, она поднялась со скамейки. – Это абсурд. Так мы можем продолжать до бесконечности.
У графини потекло из носа. Она сунула руку в карман и вытащила платок.
– Восьмое, – объявила Элпью, доставая из кармана найденный платок, – чем пропитали этот платок, что он сияет в темноте, и кому он принадлежит?
– Девятое, – сказала графиня, державшая свой платок в вытянутой руке, – не могла бы ты дать мне тот, светящийся? Не хочу пользоваться этим, потому что его дал мне Бо.
Выхватив у графини платок, Элпью расправила его на одном колене, а «заколдованный» – на другом.
– Одинаковые! Но один излучает свет, а другой – самый обычный. Следовательно, мы вполне можем предположить, что заколдованный платок тоже принадлежал Бо.
Скомкав, она сунула оба платка в карман, и графине пришлось утереть нос перчаткой.
Позади них на улице остановился экипаж, и группа мужчин направилась через парк к Сомерсет-Хаус.
– Знаешь, там жила королева. Королева Екатерина.[37]37
[37] Екатерина (1638–1705) – жена английского короля Карла II. Покинула Англию в 1692 году.
[Закрыть] Даже после смерти дорогого Карла. Несколько лет назад она вернулась в Португалию.
– Мадам, – Элпью была не в настроении снова внимать воспоминаниям своей госпожи, – я с удовольствием послушаю ваши рассказы о прошлом, но не сейчас, когда нам нужно раскрыть убийство.
– Прошу прощения, но вот чему удивляешься при виде этого милого дворца – почему последующие королевы его избегали? Ни Мария-итальянка[38]38
[38] Мария Моденская (1658–1718), вторая жена короля Якова II.
[Закрыть] Якова его не жаловала, ни Мария Вильгельма.[39]39
[39] Жена Вильгельма III Оранского (1662–1694); правила совместно с мужем.
[Закрыть]
Элпью сердито на нее посмотрела.
– Хорошо, хорошо! – Графиня беспокойно поерзала на скамейке. – Итак, к чему мы пришли?
– Да ни к чему новому, мадам. Вот что мы имеем: Бо Уилсон встречался с какой-то женщиной, имя и адрес неизвестны. Она платила ему за какие-то его услуги, мы не знаем, какие, а он этими деньгами расплачивался с кредиторами. Одновременно он обучал Бетти, свою служанку и доверенное лицо, алхимии, из-за которой он и влез в долги, а свою любимую жену, не умеющую даже читать и писать, держал в полном неведении.
– А Бетти тем временем уносила из его дома красивую мебель, обставляя ею убогий подвал в Солсбери-Корте.
Через парк прогрохотала тележка. К ней поспешили два ливрейных лакея, неся большие коробки с надписями «свечи» и «столовое и постельное белье».
– Мы также знаем, – подхватила графиня, – что он посетил лекцию в Грэшам-колледже, пообедал в том жутком французском ресторане…
– Чума на это место, – при одном воспоминании о нем сплюнула Элпью.
– … уплыл на лодке, возможно, в унылое и безлюдное место под названием Ламбет и на следующее утро вернулся домой целый и невредимый. Затем он посетил представление в театре, где ему передали записку…
Графиня щелкнула пальцами.
– Вот кого мы должны снова повидать. Эту продавщицу апельсинов.
Элпью вздохнула. Девочка явно рассказала все, что знала. Графиня просто стремилась провести день в теплом театре.
– Идем, Элпью! – Графиня потерла руки, при дыхании изо рта у нее шел белый пар. – Театр – это ключ! И так близко.
Элпью застонала: для нее не было кошмара страшнее. Она предпочла бы остаться на холоде и превратиться в ледяную статую, чем выслушивать еще раз напыщенную театральную чепуху. Тем не менее она потащилась за графиней в сторону театра «Линкольнз-Инн».
Они поспели как раз к началу представления. Публика валом валила в открытые двери. Лицо графини просияло.
– Сегодня дают что-то интересное. Прекрасно. Тогда мы можем войти и осмотреться в тепле.
– Эшби, догогая! – Узнав знакомый французский акцент, они узрели и Пигаль, которая, подобрав юбки, выходила из кареты. Она крепко ухватила подругу за руку. – Моя жизнь – этто тгагедия! Ты должна сесть в моей ложе, чтобы я все тебе гассказала. – Обхватив графиню за талию, она повлекла ее ко входу. – Я чувствую, что кто-то иггает со мной пегвоапгельские шутки, но до конца магта еще две недели, так что эттого не может быть.
– Уверена, не все так плохо, – жеманно улыбнулась графиня, пока женщины усаживались в боковой ложе. – Что сегодня дают?
– Ты не знаешь, о чем говогишь, Эшби. Тебе повезло, повезло, повезло, – запричитала Пигаль, так что ее рыжий парик мелко затрясся. – У тебя есть славная, милая Элпью, котогая тебе помогает, одевает тебя, пгиносит еду и напитки. Увы, у меня нет никого!
– А Азиз? – улыбнулась графиня.
Лицо Пигаль помрачнело, так что графиня торопливо добавила:
– Он случайно не умер?
– Нет, – ответила ей сердитым взглядом Пигаль. – Хуже. Он меня бгосил. Его пегеманила жена этого выскочки Альфонса ван Кеппеля.
– Ушел к голландке? – содрогнулась графиня.
– Не говоги со мной об эттом, – передернулась в ответ Пигаль. – Фламандцы! – Она откашлялась и сплюнула. – Отвгатительные существа, все как один.
Оркестр закончил играть увертюру, и на сцене обнаружился невысокий дородный мужчина в длинном светло-вишневом камзоле и серебристых трико. Зрители встали, аплодируя. Пигаль прошептала, нагнувшись к графине:
– Я обожаю синьога Фидели, а ты? Какой агтист! А сегодня ему аккомпанигует Фингег! Какое нас ждет наслаждение!
На сцену вышел скрипач в коричневом камзоле и встал рядом с синьором Фидели. Музыкант пристроил скрипку под подбородком, синьор Фидели набрал полную грудь воздуха и запел:
Лишь только сквозь хаос луч света пробился,
Величия полон, весь мир закружился…
Его чистый голос взмывал все выше и выше, пока публика, состоявшая преимущественно из женщин, не замерла в экстазе.
И музыка сфер зазвучала с небес,
Чтоб дух человека окреп и воскрес…
Элпью сидела с разинутым ртом. Она никогда не видела ничего подобного. На сцене стоял и пел женским голосом мужчина. На самом деле даже более высоким, чем у всех известных ей женщин. Она никогда не смогла бы взять это верхнее «ре», даже если бы тяжеловоз с груженой подводой отдавил ей ногу.
Так с тех пор к наслажденью планеты спешат
И движеньем своим учат нас танцевать,
О да, танцевать и любить.
Вытаращив глаза, Элпью шепотом спросила у графини:
– Это переодетая женщина?
Графиня фыркнула в ответ на такое невежество.
– Нет, дорогая, это знаменитый Сигизмондо Фидели. Это самый известный в мире итальянский кастрат!
– Знаменитый кто?
– Кастрат! Кастрат! Он мужчина, но у него удалены яички.
Планеты своими путями бегут,
Солнце с луной в звездном небе плывут…
– Яйца, вы хотите сказать?… – Элпью показала на свой лобок.
Графиня кивнула, сунув язык за щеку, прежде чем проговорить одними губами:
– Да, яички!
Элпью наклонилась вперед и, прищурившись, впилась взглядом в трико мужчины.
…И танцем своим утверждают они
Силу гармонии и любви.
Элпью посмотрела на зрителей. Все сидели как завороженные. Несколько минут она наблюдала за графиней и Пигаль, на их лицах было написано такое обожание, словно синьор Фидели был… ну, в общем, словно он был полноценным мужчиной.
Наклонившись к графине, Элпью тихо прошептала:
– Я только что увидела одного человека, мадам. Наслаждайтесь концертом. Я буду ждать вас у входа, когда он закончится.
Не отрывая взгляда от полного человечка, графиня согласно кивнула.
Выбравшись из зрительного зала, Элпью рванула прочь.
– Кошачий концерт какой-то! – крикнула она девочке с апельсинами, сидевшей на корточках в коридоре и подсчитывавшей выручку перед первым антрактом.
– Синьор Фидели? – воскликнула девушка. – Он очаровательнейшее создание. Ангельский голос.
Элпью поспешила дальше. Мир сошел с ума. Она юркнула за штору и протиснулась в дверь, ведущую за кулисы.
Сбоку от сцены, в тени, столпились оголтелые обожательницы: прислонясь к декорациям, они, словно в трансе, смотрели на певца. Элпью растолкала их, стремясь попасть в уборные.
В артистическом фойе склонились над выпивкой несколько актеров, наемных, судя по их виду. До Элпью донеслись обрывки их разговора, где преобладали слова «я», «ведущий актер», «я», «столько лет опыта», «я» и «меня», и она порадовалась, что разыскивает не их.
Она вошла в дамскую уборную. Крепкая женщина средних лет сидела под окошком, расположенным под самым потолком, и шила.
– Здравствуй, Молли, – сказала Элпью, садясь на длинную скамью спиной к столу и зеркалу. – Как дела?
Молли глянула на нее исподлобья.
– Не моя ли это красотка Элпью? Работу ищешь, а?
Элпью удивилась – Молли должна была бы лучше ее знать.
– Миледи пришла на концерт.
Молли сочувственно на нее поглядела.
– Просто загадка. «Друри-Лейн» дает представление – акробаты, канатоходцы и дрессированные собачки, публика валом валит. А потом закрепляет свой успех с помощью Силача из Кента… Ты его видела?
Элпью покачала головой.
– Ненавижу театр.
– Нет-нет, – усмехнулась Молли. – Это совсем другое! Шесть футов росту, мускулы – словно у него повсюду засунуты суповые миски. И он заставлял эти мышцы двигаться, как будто они живые. Поднял груз в две тысячи двести сорок фунтов, разрывал на куски толстенные веревки. Это было умопомрачительно. А когда он поднял лошадь…
– Человек поднял лошадь? – Элпью подумала, что ослышалась, но Молли кивнула.
– Лошадь! – Она отложила иголку и вздохнула. – Какой мужчина! Я была бы не против немного с ним порезвиться. – Она снова принялась за шитье. – А что у нас? Маленький жирный итальянец без яиц, который вопит почище мартовского кота, а женщины сходят по нем с ума. – Она испустила тяжкий вздох и откусила нитку. – Не понимаю.
Элпью кивнула головой в сторону фойе.
– А чего они здесь?
– Актеры-то? Они здорово злятся. Репетировали все утро, даже домой не ходили. – Молли затянула нитку и закрепила ее, потом стала выбирать в своей швейной корзинке нитки другого цвета. – Неудачный сезон для пьес. Все недовольны. Многих актеров уволили под Рождество. Если только они не умели прыгать через обручи или танцевать на канате.
– И никому из актеров не платят, пока там каркает этот евнух.
Молли кивнула.
– А на следующей неделе главный, от большого ума, решил отменить все запланированные спектакли и пригласить мусье Баллона, обучающего танцам французского дофина.
Элпью разинула рот.
– Французского дельфина? Да как же можно научить рыбу танцевать?
– Дофина, а не дельфина. Это по-французски «принц». Так что еще одна новомодная штучка урежет актерский заработок. – Молли вздохнула и покрепче затянула нитку. – Однако все они актеры. – Подняв брови, она постучала по носу наперстком. – Понимаешь, о чем я? У них у всех настоящие трудности, а их единственно волнует, у кого яйца больше.
– Пусть радуются, что они не синьор Фидели! У него вообще никаких нет!
Женщины расхохотались, потом зажали рты ладонью, испугавшись, как бы смех не долетел до сцены.
– Так чего же ты тут ищешь, девочка? – спросила Молли, зажав нитку в зубах и взглядом ища затерявшуюся на коленях бусину.
Наклонившись к собеседнице, Элпью прошептала:
– Мне надо найти одного типа, здорового такого. Через торговок апельсинами он передает кое-кому записки.
– Наверное, богатым женщинам? Они все это делают.
– Нет, – покачала головой Элпью. – Он передал записку джентльмену, другу моей госпожи, и эта записка привела его к смерти.
Молли ахнула. Артистическая наполнилась громом нарастающих аплодисментов. Переждав их, Молли заговорила:
– Это не тот молодой джентльмен, которого убили два дня назад в Ковент-Гардене?
– Ты об этом знаешь?
– Мы всё знаем, – Молли вывернула платье налицо. – Все здешние болтаются по вечерам на той площади. Так что когда кому-нибудь перерезают глотку… – Она передернулась.
– Красивое, – заметила Элпью. – Чье это? Брейсгирдл?
– Нет, миссис Барри. – Молли встряхнула платье, демонстрируя его во всем великолепии. – Это было свадебное платье королевы Марии.
– Королевы Марии в пьесе?
– Нет, настоящей королевы Марии.,
– Покойной жены короля Вильгельма? – Королева Мария умерла от оспы в возрасте тридцати двух лет всего пятью годами ранее.
– Нет, не этой, а итальянки, Марии Моденской, которая была замужем за королем Яковом. – Молли стряхнула с расшитого драгоценными камнями лифа платья обрывки ниток. – Она подарила его миссис Барри за то, что та научила ее «гаварить па-англиски»! Она всегда его надевает, когда играет королев. А она, как ты знаешь, только их и играет почти всегда.
Элпью знала миссис Барри только по своей временной работе в театре – на посылках. Элпью помнила высокомерную женщину с перекошенным лицом, которая щелкала пальцами и кричала: «Костюмерша!» Настоящая дива. Значит, теперь миссис Барри владела этим роскошным платьем, в которое некогда облачалась королева.
– Королева подарила ей и свое коронационное платье, можешь себе представить? А миссис Барри таскает кошек на все свои спектакли, так что мне постоянно приходится следить за этими нарядами. – Молли держала платье перед собой в вытянутых руках. – А что, я могла быть стать королевой, если бы мне удалось поболтать со стариной Вильгельмом. Одиноко ему, должно быть, слоняться по всем этим дворцам без жены.
– Чего не знаю, того не знаю, – рассмеялась Элпью, – но ты будешь моей самой настоящей королевской подругой, если сможешь что-нибудь разузнать о том парне, которого я приметила.
Еще одна визгливая песнь подошла к концу, последние аккорды потонули в громе рукоплесканий.
Элпью поднялась, поцеловала Молли в щеку и вышла на улицу через боковую дверь.
Снаружи, в ожидании конца концерта и выхода синьора Фидели, уже толпились женщины – увидеть его, поговорить с ним, прикоснуться к нему.