Текст книги "Неестественный свет"
Автор книги: Фиделис Морган
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– У него на каминной полке стоят ваши часы.
– Что ж, лучше так, чем их заберет государство. Детей у меня нет, наследников тоже. Несмотря на порошки Бо. И родственников нет. У меня был только мой муж. Теперь у меня нет ничего. А завтра… – Она повесила голову, и по щекам ее заструились слезы. – Не станет и меня.
– И падут они в ад, как овцы, и смерть поглотит их, а праведники наутро обретут над ними власть…
– Вы не знаете ни о чем таком, что случится в середине сентября?
– Зачем мне беспокоиться о будущем, которого я не увижу?
– Миссис Уилсон, умоляю вас, помогите мне. Еще есть шанс. Я чувствую, что вплотную приблизилась к разгадке секрета, который необходимо знать, чтобы спасти вашу жизнь, но вы должны мне помочь.
– … И сидят во тьме и в смертной тени, крепко прикованные несчастьем и цепями. Потому что восстали против слов Господа, и не прислушались к совету благочестивейших. И сердца их Он тоже обрек на страдания, и пали они, и не нашлось никого, кто бы помог им…
– Слушайте священника, миссис Уилсон. Есть человек, который может вам помочь, и это – я…
– Священник, – закричала, поднимаясь со своего места, миссис Уилсон, – прошу вас, уберите от меня эту скверную женщину. Она хочет передать мою историю в газету, чтобы завтра она продавалась в Тайберне.
– Ах ты, уличное отребье! – Священник нахмурился. – Никогда еще меня так не обманывали. Сейчас же убирайся из моей часовни! Паразитка на навозной куче жизни.
Элпью пыталась объяснить, в чем дело, но два дюжих тюремщика подхватили ее и вынесли вон, прежде чем она успела открыть рот. И без лишних церемоний вышвырнули на улицу.
Глава пятнадцатая
Свертывание
Превращение прозрачной жидкости в густую смесь через некоторые внутренние преобразования – путем добавления какого-либо другого вещества, путем нагревания или охлаждения. Например, свертывание молока.
Когда Пигаль ушла, графиня еще повозились, расставляя то, убирая на место это. Помешала в очаге и, отрезав хлеба, поджарила тосты. Она молилась в надежде выиграть это сражение и сохранить дом. Но где найти сэра Питера? Она могла бы послать Годфри поискать его по всем борделям Лондона, но где гарантия, что Годфри не соблазнится угрозами и посулами ее мужа и снова не предаст ее?
Откусив поджаренного хлеба, она плюхнулась на кровать. Где же Элпью? По какому такому важному делу она ушла?
И что там Пигаль наговорила про любовные письма, которые они утащили из ромашковой клумбы в саду в Актоне, – будто бы они от короля? Король! Пишущий любовные письма той ужасной женщине. Это проливало совершенно новый свет на данное дело. Она почти убедила себя, что таинственный мистер Рой был сэр Питер, а теперь получается, что это сам король. Но если мужем миссис Рой, который приезжал к ней по выходным и по ночам, был король, то как сюда вписывается Бо Уилсон и кто его убил? И почему?
Она содрогнулась при воспоминании о том, как в ту ночь на церковном кладбище с ее рук капала кровь. Эта мысль, естественно, навела ее на запятнанное кровью платье, которое они обнаружили в гардеробе миссис Рой.
Ее светлость в ужасе села. Ну конечно. Вот оно! Все это дело – политическое. Как-то связано с королем. Возможно, миссис Рой не убивала Бо, но даже если и убила, платье ничего не доказывает. Что, если кровь, пропитавшая персиковое платье, принадлежит самой миссис Рой? Это объясняет, почему женщина исчезла так внезапно. Элпью сказала, что дыры в платье не было. Но отверстие от стилета или шпаги такое маленькое, возможно, Элпью его не заметила. Бо и миссис Рой открыли секрет, имеющий отношение к королю, узнали о какой-то его тайной любовнице, и в результате их обоих убили. Миссис Рой, вероятно, убили в Актоне, а тело расчленили и бросили в реку, насколько можно предположить.
Графиня взбила подушку. Под ней что-то мелькнуло. Это был список Элпью, содержащий возможные толкования рокового шифра Бо.
Она решила разгадать эту загадку раз и навсегда.
Легко. Это всего лишь предупреждение Бетти, что последующее сообщение будет поразительным. Сулящим опасные перемены. Чернота. Caput Mortem – череп. Мрак и тлен.
Меркурий и Венера. Или ртуть и медь. Но после слов мистера Ньютона это казалось маловероятным. Или среда и пятница. Но это просто смешно.
Связь. Соединение, непосредственная близость.
Маленький король. Регулус. Сердце Льва. Cor Basilisk.
Итак, это должно означать, что кто-то лежит с королем. И письма в какой-то мере это подтверждают.
=
Так, это достаточно просто. Знак равенства.
Это тоже. Хаос.
Еще один таинственный знак. Марс и Венера. Или, что маловероятно, сплав железа и меди. Или вторник и пятница. Заключенные в скобки вместе с маленьким кружочком с точкой посередине. Может, это еще одно маленькое солнце, или золото, или король?
Большой круг, и это уж наверняка золото, или солнце, или в самом деле король. Вместе с крестом, означающим яд или шахматный мат, – король умер, игра окончена. Тогда это, должно быть, король. Как-то связано со смертью короля.
Графиня покачала головой, почесала под париком. Как все это сложно! Похоже на одну из тех головоломок в газете, за которыми обычно коротали время дамы в Версале. Графиня оторвалась от листка. Теперь у нее появилась идея для Кью: они с Элпью могли бы публиковать головоломки в их издании, чтобы развлекать лондонских дам.
Стоит продолжить, чтобы тоже скоротать время и узнать, сможет ли она разрешить эту головоломку в одиночку и понять, как их составлять.
Затем сублимация. Чума на эти алхимические термины!
– затмение в знаке Весов, которое должно произойти 12 сентября этого, 1699 года.
Если выбрать наиболее приемлемые для простого человеческого ума толкования, то запись звучит так: Берегись! Меркурий и Венера лежат вместе с маленьким королем. Это равно хаосу. Марс и Венера с маленьким кружочком с точкой.
– Минуточку!
Графиня схватилась за подбородок. Что там говорил про эти маленькие кружочки чиновник в Геральдической палате? Похоже на маленькое солнце, и в этом безумном мире геральдики, где правит творческое насилие омонимов, проходит как маленький сын. А в геральдических терминах этот символ означает единственного выжившего ребенка.
Она снова обратилась к листку. Марс и Венера, единственный выживший ребенок. Она плюнула.
– Полная чушь!
Она перешла ко вторым скобкам. Король. Король умер, игра окончена.
Опять эта дурацкая сублимация. В сентябрьском затмении.
Возможно, если очистить эту загадку от экспериментальной философии, она приобретет смысл. Для начала сублимация. Что это означает, говоря простыми словами? Возвысить, вознестись, подняться над обыденностью, принести плоды. Так, наверное. Значит, все это дело придет к своей кульминации в сентябре.
Она опять улеглась на кровать и со вздохом прижала к вискам пальцы. Какое дело? Этого она по-прежнему не знала.
Элпью поднялась с булыжной мостовой у Ньюгейта и задумалась, что делать дальше. Времени оставалось очень мало. Хотя миссис Уилсон и повела себя по отношению к ней столь нелюбезным образом, Элпью знала, что она близка к разгадке, и была полна решимости спасти эту женщину. Потом нужно будет заняться графиней и той катавасией, в которую она угодила со своим ужасным мужем. Но сначала Элпью решила прогуляться к адвокату – Джону Коули. Пусть направит королю прошение о помиловании в последний момент, или о смягчении приговора, или о чем-нибудь еще, что пошло бы на пользу делу. Она даже могла бы заручиться его помощью в истории с продажей дома.
– Элпью?
Перед ней, в очень нарядной ливрее, стоял ее старый друг Саймон. Улыбаясь во весь рот, он сжимал в руке целый пучок больших белых страусиных перьев.
– Господи, Саймон, меня чуть родимчик не хватил. – Она окинула его взглядом. – С чего это ты так щеголяешь, мой мальчик?
– Я теперь служу во дворце.
– В Сент-Джеймсском?
– Нет, в Кенсингтонском.
– Как это тебе удалось? – Элпью знала, что у Саймона не было связей в тех кругах.
– Часть прежней прислуги уволилась. Подняли шум из-за каких-то потерянных побочных доходов, ну и все такое. Но о чем ты никогда не… Я очень рад, что буду получать жалование, хотя ни бесплатной еды, ни свечных огарков не предвидится.
– Что ты там делаешь?
– Служу у гофмейстера двора. Посыльным у пажа, состоящего при личном гардеробе.
– При чем?
– Я работаю под началом у лакея, который отчитывается непосредственно перед помощником, а тот – перед джентльменом, тот – перед сержантом, а уж он – перед самим гофмейстером.
– А тот перед кем отчитывается?
Саймон встревожился. Так высоко он не заглядывал.
– Да я шучу, Саймон. – Она кивнула на колыхавшийся пучок страусовых перьев. – А это, видимо, часть твоей работы?
– Ты не ошиблась, Элпью, – немного важничая, ответил юноша. – Я один из трех слуг, которые занимаются исключительно покупкой и уходом за перьями для украшений.
Мимо промчалась грубая повозка, чуть не сломав свисающие перья. Саймон едва успел спасти их от опасности.
– Если я их погублю, мне крышка, – сказал он. – Они стоят целое состояние, и если пострадают, находясь у меня в руках, мне придется возмещать их стоимость из собственного кармана. Я несу их в королевский гардероб в Савойе – там их покрасят, а потом в Сент-Джеймс, где завью их, напудрю и пришью к королевским шляпам.
– Надеюсь, Саймон, тебе за это хорошо платят.
– Вообще-то не очень. В трактире в Ковент-Гардене я получал больше. Но тут мне дают жилье и эту ливрею, и по крайней мере я не работаю у королевской прачки, или хранителя приправ, или крысолова, или кротолова, или смотрителя домашней птицы. – Юноша говорил так искренне, так гордился собой, что Элпью решила не подшучивать над ним, хотя он так и напрашивался.
– А самого короля тебе случалось видеть?
Саймон покатился со смеху.
– Конечно нет. Никогда. Но если я буду продвигаться вверх по служебной лестнице, то когда-нибудь, наверное, удостоюсь этой чести.
– Ты не окажешь мне услугу, Саймон? Когда ты будешь проходить мимо дома моей госпожи на Джермен-стрит, зайди и скажи, что я пошла к Коули, адвокату, а потом вернусь домой. Скажи ей, что я ее не бросила.
– Что-то случилось?
– О да, чего только не случилось. – Элпью покачала головой. – Но объяснять слишком долго. – Она смачно поцеловала Саймона в щеку. – Теперь я хотя бы знаю, где тебя искать.
Помахав ей, Саймон побежал своей дорогой, осеняемый колышущимися перьями.
Графиня все еще размышляла над заметками Элпью. День клонился к вечеру, и ей пришлось зажечь свечи, чтобы как следует видеть написанное.
Вот если бы у нее получилось.
Она начала сначала.
Меркурий/Венера расположены близко от маленького короля; среда/пятница расположены близко от маленького короля; ртуть/медь расположены близко от маленького короля.
– Какая чушь! – произнесла она вслух, подняв глаза к потолку, и бросила несносную бумагу на пол, потом поудобнее улеглась на кровати. Вполне возможно, что это ее последняя ночь в любимом доме.
Она понимала, что Коули никудышная, безнадежная, жадная до денег свинья. Все они такие. Что там насчет часов? Забрал ли он их из дома Уилсонов, или его слуга, желая подлизаться, взял их, составляя опись имущества, а потом отдал Коули, или они вместе обделали дельце? Законники! Они и украдут – недорого возьмут.
Графиня обвела кухню взглядом, и на нее вдруг навалилось страшное отчаяние. Она не хотела отсюда уходить и понимала, что уже никогда сюда не вернется. Как остановить мужа, особенно сейчас, когда она даже не знает, где он и как его найти? Все это нагоняло жуткую тоску.
Хвала Господу за Элпью. Даже Годфри, похоже, снова верен ей. Хотя именно он виноват в этой беде, которую накликал на них, приведя домой этого ужасного человека. Но она и сама была хороша. Как она опять польстилась на все эти сладкие речи? О, быть бы вдовой, как Пигаль!
Милая Пигаль! Какой смешной у них вышел разговор – о Месье и всех этих версальских мальчиках-красавчиках, одевавшихся по преимуществу в женское платье и без конца говоривших о модах, и тканях, и духах, и косметике, и белье, и обо всех тех вещах, о которых настоящие женщины никогда даже не думают. Кроме этой кошмарной миссис Рой, разумеется.
Даже если бы ее укусила сзади бешеная собака, графиня не смогла бы стремительнее принять вертикальное положение.
Как миссис Рой. Вот оно! Миссис Рой высокого роста, у нее развитые, сильные руки, что она и продемонстрировала на рыбалке, и она безостановочно и подробно описывала каждую деталь своей одежды. Чего настоящая женщина никогда не делает. Этому могло быть только одно объяснение. Миссис Рой была вовсе не миссис. Миссис Рой была мистером.
Элпью открыла дверь, ведущую в контору, и побежала вверх. На лестнице было темно. Навстречу Элпью спускался мужчина. Он нес пачку бумаг, и вид у него был довольный, как у человека, направляющегося домой после рабочего дня.
На какой-то миг Элпью показалось, что она снова уловила знакомый запах. Ландыш и мускус. На площадке она постучала.
Зашелестели бумаги, и затем голос Коули пригласил войти.
– А, мистрис Элпью. – Он, по обыкновению, сидел за столом и чистил ногти кончиком пера. – Чем могу служить? Вы снова пришли насчет этой чуши про неподсудность светскому суду? Или насчет вашей хозяйки и ее бандита мужа? Ха-ха!
Элпью осталась стоять.
– Может быть, это и чушь, но мне кажется, что в высшей степени непростительно позволить невинной женщине пойти на виселицу, пока вы тут сидите и чистите ногти.
– Успокойтесь, мистрис Элпью. Что тут поделаешь? Эта женщина сказала мировому судье, что виновата в смерти мужа. Кто еще может быть виновен в этом преступлении? И почему? Объясните мне, зачем кому бы то ни было, кроме жены, желать смерти неверного мужа, который, как мы знаем, проматывал ее состояние?
Взгляд Элпью упал на стол мистера Коули. Лежавший там листок был покрыт каракулями. Элпью показалось, что она видела этот почерк раньше, но с уверенностью сказать не могла. Нужно бы взглянуть поближе.
– А как же Бетти?
– Что за Бетти? – ощетинился Коули.
– Служанка мистера Уилсона. Ее тоже убили, в лабораториуме.
– Что вам известно об этом лабораториуме и кто сказал, что Бетти мертва? Мне этого никто не говорил! – Он принялся перекладывать бумаги и убирать их в ящики стола. – Может, это она была той, другой женщиной и миссис Уилсон виновна и в ее смерти?
– Нет, не виновна. Миссис Уилсон сидела в тюрьме, когда убили Бетти.
– Вы твердите, что Бетти убили, но где же тело? И почему не поставлен в известность мировой судья?
– Я знаю, где тело. Я его видела. Оно находится в лабораториуме Бо Уилсона.
Коули посмотрел в окно.
– Это вы так говорите. Хотя я очень сомневаюсь, что вы знаете, где лабораториум, поскольку найти его не удалось. – На улице было темно. Пламя свечи дернулось, когда адвокат кашлянул. – Так каково же все-таки ваше мнение в отношении этих двух отвратительных убийств? Кто, по-вашему, убийца? Мистер Блуждающий Огонек?
– Мистер Огонек? Я не знаю такого человека, сэр, – ответила Элпью.
– Это не человек. – Закинув голову, Коули расхохотался. – Так называют странное явление, появляющееся порой на болотах – вы его видите, но не рядом, а где-то в двух шагах от себя. Поймать его невозможно, потому что это всего лишь похожее на пламя свечение фосфора.
При упоминании фосфора Элпью замерла.
– Значит, вы знали, что Бо Уилсон занимается алхимией?
– Может, и знал. – Коули не шевелился. – Что с того?
– Кому еще вы об этом говорили?
– Никому, – хмыкнул Коули.
– Вы лжете, мистер Коули. Бо Уилсон пришел к вам с просьбой найти человека, который помогал бы ему деньгами для занятий алхимией, разве не так? И к кому же обратились за помощью вы?
– Я решительно не понимаю, что вы тут пытаетесь доказать. – Поднявшись, Коули отвернулся и стал внимательно разглядывать полку позади своего кресла. – Да, Уилсон действительно ко мне приходил, но я дал ему совет, который и следовало дать. Чтобы он немедленно все бросил. Оставил алхимию и сосредоточился на своей торговле.
– Вы дали ему деньги? Да или нет?
Не обращая на нее внимания, Коули перекладывал стопки бумаг с полки на полку. Воспользовавшись тем, что он отвернулся, Элпью присмотрелась к знакомым каракулям на листке бумаги. Неуклюжий, неровный почерк. Но она сразу же вспомнила, где видела его ранее – этой же рукой был написан список, который они нашли в Актоне, и слова на обороте аптекарского счета: «Alles Mist». Полная чушь.
– Мистер Коули, вы дали Бо Уилсону деньги на занятия алхимией, верно? И он все их просадил?
Коули повернулся к ней, лицо его побагровело от злости.
– Да. Я дал ему денег, а когда он пришел снова, я ему отказал. Вам-то какое до этого дело?
– «Alles Mist» – что это значит?
– Контора уже закрыта, мистрис Элпью. – На лбу Коули, когда он указал на дверь у нее за спиной, заблестели бисеринки пота. – Может, сейчас вы удалитесь, а с новыми измышлениями придете завтра утром, когда я откроюсь?
– Вы наняли этого актера Джека Фрая, чтобы напугать нас, не так ли? Человека, которого Бо так метко называл Подлецом. – Элпью приблизилась к окну. – И это вы освободили его из тюрьмы под предлогом неподсудности светскому суду. Как вам это удалось? Этот человек неграмотен. Как и миссис Уилсон. Он не умеет читать.
– Он актер. – Коули улыбнулся. – Он обладает даром запоминать слова. Понадобилось совсем немного времени, чтобы вбить этому человеку в голову пятьдесят первый псалом, а потом он сделал вид, что читает его.
Элпью была потрясена.
– Вы действительно освободили Джека Фрая для того, чтобы он меня преследовал?
– Внешность Фрая кажется неприятной, это я допускаю, но адвокату не до разборчивости в отношении клиентов. – Коули вернулся в кресло, явно делая над собой значительное усилие, чтобы сохранять спокойствие. – Я не нанимал его, чтобы он вломился в ваш дом. Я был бы никудышным юристом, если бы заплатил клиенту за совершение преступления, а затем отстаивал бы его право на свободу.
– Но вы же освободили его с помощью этого смехотворного прошения.
– Меня попросили представлять его интересы, я это сделал, и очень успешно, и должен заметить, что за эту идею должен благодарить вас, мистрис. Неподсудность светскому суду – старинная апелляция, и мало кто помнит о ней в наши дни.
Графиня клевала носом. Она так долго пялилась на символы зашифрованной строчки, что чуть не заработала косоглазие. У огня было тепло, и она откинулась, желая немного подремать.
Она резко очнулась от внезапного грохота в дверь. Графиня подскочила, испугавшись, что явился муж или потенциальные покупатели, чтобы выгнать ее из собственного дома. Или, не дай бог, еще один громила, вроде того страшного человека, ворвавшегося прошлой ночью. Она пришла в ужас и пожалела, что рядом нет Элпью, способной ее защитить. Куда она могла отправиться на ночь глядя?
Графиня на цыпочках прокралась по коридору, стараясь безопасности ради держаться у стенки. Ей понадобилось некоторое время, чтобы найти в темноте дорогу. Встав у двери, она прислушалась. С той стороны кто-то дышал. Она попыталась подсмотреть в замочную скважину, но увидела только мужскую руку, сжимавшую, как ей показалось, пучок страусиных перьев. Рука исчезла, и снова раздался резкий стук в дверь. Графиня так и отлетела от замочной скважины.
– Есть там кто-нибудь? – позвал незнакомый ее светлости мужской голос. – Есть кто дома?
Мужчина постоял еще минуту или две, а затем, похоже, пошел прочь.
Графиня, дрожа, стояла в темноте, пока шаги не удалились. Кто бы там ни был, ждать ему надоело. Но все равно происшествие очень ее напугало, и она решила, что хватит ей сидеть тут в одиночестве. Накинув плащ, она направилась к Пигаль, надеясь, что не слишком поздно.
Когда она выходила на улицу, карета Пигаль как раз цокала мимо.
– Олимпия! – завопила ее светлость.
Пигаль высунулась в окошко и велела кучеру остановиться.
– Запгыгивай, догогая. Компания мне очень кстати.
– Мне было страшно. – Графиня забралась в карету. – Кто-то барабанил в дверь.
– Но ты же цела? – Она окинула взглядом кивавшую графиню. – Этто хогошо. Тепегь ты поможешь мне выбгать магтышек.
Когда карета приблизилась к Ковент-Гарде-ну, движение застопорилось. Они простояли не менее получаса. Пигаль бушевала.
– Если я еще хоть минуту посмотгю на этти могильные плиты эттого кладбища, мне самой понадобится плита. – Она стукнула в потолок кареты. – Дальше я пойду пешком! – крикнула она, подбирая юбки и высовывая ногу в красном чулке из кареты. – Идем, Эшби, догогая!
Графиня выбралась на кишевшую народом улицу, тянувшуюся вдоль кладбища, где она наткнулась на тело Бо, и последовала за Пигаль, которая проталкивалась сквозь толпу на Бедфорд-стрит, пытаясь добраться до улицы Генриетты.
На углу два идиота с набеленными лицами давали представление, собравшее уйму зрителей. Чертыхаясь, Пигаль продвигалась вперед, графиня ни на шаг от нее не отставала.
– Уличных артистов, – во все горло крикнула она, – следовало бы запретить!
Миновав эту публику, Пигаль врезалась в новую толпу, на этот раз глазевшую на представление с участием Панча и Джуди.
– Боже мой, как же вы пгимитивны в эттой стгане! – воскликнула она, ни к кому не обращаясь. Подойдя к будке, она сдернула куклу с руки кукловода, которая продолжала двигаться. Люди вокруг герцогини зашикали, и она подбросила куклу в воздух. – С тех пог как этта площадь пгевгатилась в цигк, никуда нельзя попасть! – пронзительно выкрикнула она в сторону подруги. – Едем домой. – Она повернулась к толпе. – Дайте пгойти честным пешеходам.
Пигаль продиралась сквозь веселое скопище бедного люда, графиня ковыляла следом. Именно по этой улице бежала она той роковой ночью, торопясь попасть на церковное кладбище. По той самой, где исчез убийца Бо. Она была уверена, что разгадка тайны кроется где-то здесь. Убийца, женщина с кладбища, убегая с места преступления, должна была проскользнуть либо мимо нее, либо мимо Элпью, если только не спряталась в одном из этих домов, ожидая, пока не освободится путь.
Торговцы, несшие на головах стопки корзин, загораживали ей дорогу, проститутки, расхваливавшие свои услуги, хотя были еще только сумерки, толкали ее со всех сторон, факельщики зажигали свои факелы, готовясь к ночи. Пигаль ушла далеко вперед и почти пропала из виду. Графиня стремилась ее догнать.
Какой-то ребенок метнулся наперерез графине и запутался в ее необъятных юбках. Она остановилась, чтобы отчитать его, и тут узнала.
– Мустафа! Мой милый мальчик, как ты поживаешь? – Ребенок был одет не в обычные атлас и шелк, а в костюмчик из коричневого твида, который был на нем в Актоне. Актон! Он мог бы привести ее к миссис Рой или, правильнее сказать – к мистеру Рою. – Ты меня помнишь?
Мальчик попытался улизнуть, но графиня схватила его за воротник. Он был недостающим звеном, и вот он – стоит практически на том самом месте, где было совершено убийство.
– Купить тебе сладостей? – проворковала она, прежде чем позвать Пигаль, которая ловко развернулась, увидев, кого поймала графиня.
– Пигаль! Это наш дружок Мустафа. Сейчас мы купим ему сластей.
– Пгавильно! – воскликнула Пигаль, хватая его за руку. – Сейчас мы пойдем в кондитегскую лавку, и ты выбегешь все, что пожелаешь.
– Но моя мама! – закричал малыш. – Она послала меня с поручением.
– Где живет твоя мама, мой хороший? – наклонилась к мальчику графиня.
– Чего бы она ни захотела, она это получит, – успокоила Пигаль. – Но заплачу я. Что ей нужно?
Мальчик указал на верхний этаж дома, который стоял через дорогу, на южной стороне улицы Генриетты.
– Ей хочется помадки. Ее тошнит, понимаете, потому что у нее будет ребенок.
– И вы вдвоем живете над таверной «Большой кубок», да? – Графиня с ужасом взирала на кишевшее народом заведение, которое, судя по вывескам и лицам входивших и выходивших мужчин, явно служило еще и публичным домом. – Скажи мне, где та леди, у которой ты недавно служил?
Арапчонок вывернулся из пальцев графини и попытался сбежать, но Пигаль ухватила его своими когтями и, наклонившись, зашептала:
– У меня есть один секгет. Тебе нгавятся магтышки? – Глаза мальчика заблестели, и он кивнул. – Я собигаюсь купить себе двух, и ты сможешь пгиходить и иггать с ними, когда захочешь. Но ты должен помочь мне их выбгать. – Она протянула ему руку, как бы призывая заключить деловое соглашение. Мустафа понял и хлопнул ее по ладони своими пухлыми пальчиками.
Графиня сразу же заметила царапины на его коже. Она погладила мальчика по голове.
– Ты получишь хороший подарок, и твоя мать тоже, благослови ее Господь. – Они с Пигаль переглянулись. Графиня тихо произнесла: – Идите с мальчиком за подарками, а я подожду вас в «Кубке». – Она глянула на таверну. – Я чего-нибудь выпью, а ты придешь за мной, когда уладишь дела с продавцом мартышек.
Пигаль зашагала в сторону площади, арапчонок, сжимая ее руку, со всех ног поспевал за ней, а графиня решительно шагнула в подозрительную таверну.
Элпью поняла, что нащупала уязвимую точку в непробиваемой шкуре адвоката. Коули чувствовал себя явно не в своей тарелке. И потел. Элпью ощущала этот запах.
– Мистер Коули, вы не можете позволить миссис Уилсон отправиться на смерть, если знаете что-то, что может ее спасти. Это будет равносильно убийству.
Коули пожал плечами.
– На вашем месте я бы не слишком беспокоился о благополучии миссис Уилсон.
– Кто, по-вашему, на самом деле убил Бо Уилсона? – не отступала Элпью.
– Миссис Уилсон.
– А кто убил Бетти?
– Откуда мне знать? Я не знал о том, что она умерла, пока вы не сказали. Может, это какой-нибудь ревнивый алхимик.
Элпью решила сменить тактику.
– У вас есть клиент, который владеет домом в Актоне?
Коули покраснел, качая головой.
– Значит, она мертва? Я права? Миссис Рой тоже мертва? Вы ее убили?
– Миссис Рой жива, – сказал Коули. – Она в деликатном положении и прячется.
– Стало быть, вы знаете миссис Рой?
– Она моя клиентка, да. Но я никогда с ней не встречался. Мы сносимся при помощи писем.
Коули втыкал перо в столешницу, то и дело поглядывая на часы на каминной полке.
– Посмотрите, как поздно. Я останусь последним в здании, и мне придется запирать все двери, если вы не оставите меня в покое и не пойдете домой.
– Когда я спросила, нет ли у вас клиента, живущего в Актоне, вы покачали головой. Почему вы лжете?
– Теперь вы пытаетесь меня запутать, мистрис Элпью.
Сыщица порылась в кармане.
– Что вы знаете об отношениях между миссис Рой и королем?
– Опять вы говорите загадками. У меня нет никаких дел с Его Величеством и равным образом мне ничего не известно о каких-либо отношениях между моей клиенткой и нашим государем.
Элпью вынула рецепт Бо.
– И когда Бо Уилсон погряз в долгах, вы отказались ему помочь?
Поднявшись, Коули устремился к занавеске в углу, словно собираясь поспешно выйти в заднюю комнату.
– Я должен запереть помещение. Вам действительно придется теперь уйти. Если у вас остались еще какие-то нелепые вопросы, приходите утром. – Он стоял лицом к Элпью, спина его касалась занавески.
– Ответьте на мой вопрос, мистер Коули. Вы отказались помочь мистеру Уилсону, когда он пришел к вам за деньгами?
– Да, – сказал Коули. – Я ведь уже говорил.
– И чтобы отделаться от него, написали эти слова на счете, который вернули ему – неоплаченным.
Элпью протянула рецепт на сурьму, на обороте которого тонким неразборчивым почерком были нацарапаны слова «Alles Mist».
– Ах да, «Alles Mist». – Коули опустил глаза. – Нет. Я этого не писал, но тут я могу вам помочь. Эти два слова были написаны… – Рот у него остался открытым, он как-то странно уставился на Элпью. – Я… я… – Он, казалось, застыл, двигалось только лицо, исказившееся в конце концов страшной гримасой.
– Мистер Коули?
Элпью испугалась. Лицо его приобрело странный оттенок, и Элпью со страхом подумала, что из-за перенапряжения мозга он сошел с ума и сейчас бросится на нее. Она попятилась.
Внезапно дернувшись, Джон Коули начал сотрясаться в конвульсиях, как при апоплексическом ударе. Затем – медленно, молча – тяжело осел на пол.
В центре занавески-перегородки, на том уровне, где находилась спина адвоката, медленно расплывалось большое красное пятно.
Джона Коули пырнули ножом в спину. И теперь Джон Коули был мертв.
Никакие вопросы, во множестве заданные обслуге таверны «Большой кубок», не помогли графине разузнать что-либо об арапчонке и его матери. А когда она поинтересовалась высокой, хорошо одетой дамой, владелец заведения только загоготал в ответ. Она сделала еще одну попытку пробраться наверх, но ей помешали мужчины, которые притаились на лестнице, провожая каждую женщину смешками и свистом. К тому же в этом высоком доме на каждом этаже было множество квартирок, населенных разными семьями, так что графиня решила подождать Пигаль с мальчиком, прежде чем возобновить свои розыски. Без точного адреса мать Мустафы пришлось бы искать слишком долго.
Со стаканом вина она села ждать их возвращения.
– Сколько возьмешь за часок с тобой? – На нее пялился грязный тип, во рту которого время оставило всего два зуба.
– Вы ошиблись, сэр. – Графиня наградила его испепеляющим взглядом. – Я не проститутка.
Мужчина поплелся прочь, а графиня достала из кармана пояснения Элпью к формуле Бо Уилсона.
Чтобы оградить себя от возможных предложений, она решила заняться шифром.
Так, думала графиня, он почти разгадан. Оставались всего четыре символа, которые не имели никакого разумного смысла и располагались так близко друг к другу, что могли сойти за два. Графиня нарисовала их на обороте использованного листка:
и
– Меркурий плюс Венера, Меркурий плюс Венера, – повторила она вслух. – Меркурий плюс Венера. Ртуть плюс Венера. – Вздохнув, она подняла глаза. Кое-кто из посетителей как-то странно на нее поглядывал. Отлично, подумала она. Если они думают, что я ненормальная, они станут держаться от меня подальше. – Венера, Венера, Венера. Богиня любви. – Она посмотрела на листок. – Богиня любви. Меркурий… крылатый посланец богов. – Минуточку, что там говорил Ньютон об алхимии и крылатом посланце богов? Герметическое искусство, названо так в честь Гермеса. Точно. Греческий посланец. Венера была римской богиней любви. А как же звали другую – греческую богиню любви? Она ломала голову. Как же ее звали, греческую-то?
Щелкнув языком, она одними губами прошептала имя: – Афродита. Гермес плюс Афродита. Гермес Афродита.
Это было столь же абсурдно, как и Венера Меркурий.
Попробовать, что ли, заменить римских богов греческими: Арес, Афродита. Нет.
Но графиня уже встречала раньше этот знак. Он был на тех бумажках, в которые Бо заворачивал порошки, приготовленные для жены от ее женских болезней. Знак для женщин. А знак Марса – это знак для мужчин. Она снова посмотрела на листок Элпью.