355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Феликс Кандель » Очерки времён и событий из истории российских евреев том 3 » Текст книги (страница 28)
Очерки времён и событий из истории российских евреев том 3
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:44

Текст книги "Очерки времён и событий из истории российских евреев том 3"


Автор книги: Феликс Кандель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

Актер‚ режиссер‚ художественный руководитель Московского еврейского театра‚ профессор‚ народный артист СССР‚ председатель Еврейского антифашистского комитета – Соломона Михоэлса убили в Минске по указанию Сталина 13 января 1948 года и устроили в Москве пышные похороны. Убийство назвали "автомобильной катастрофой".

7

Марк Шагал вспоминал свою жизнь в Витебске в 1918 году: «На Россию надвигались льды. Ленин перевернул ее вверх тормашками‚ как я все переворачиваю на своих картинах... Вместо того‚ чтобы спокойно писать‚ я открываю Школу Искусств и становлюсь ее директором или‚ если угодно‚ председателем. Какое счастье! „Какое безумие!“ – думала моя жена... В косоворотке‚ с кожаным портфелем под мышкой‚ я выглядел типичным советским служащим. Только длинные волосы да пунцовые щеки (точно сошел с собственной картины) выдавали во мне художника. Глаза азартно блестели – я поглощен организаторской деятельностью. Вокруг – туча учеников‚ юнцов‚ из которых я намерен делать гениев в двадцать четыре часа...»

Ко второй годовщине советской власти Шагал возглавлял работы по оформлению города‚ и современник свидетельствовал: "Когда жители Витебска проснулись 7 ноября 1919 года... их изумлению не было предела. Здание собора на центральной площади города было затянуто огромными разрисованными полотнищами: длиннобородые старики на ярко-зеленых в яблоках конях устремились в небо... и неимоверное количество зеленых коз‚ нарисованных в самых разнообразных ракурсах и глядевших на прохожих безумно-растерянным взглядом".

В 1920 году Шагал переехал в Москву‚ и ему предложили оформить первый спектакль Еврейского камерного театра А. Грановского. "Я ждал‚ как примет меня труппа‚ – вспоминал он. – И про себя умолял режиссера и снующих артистов: "Только бы нам поладить. Вместе мы одолеем эту рутину. Совершим чудо!" Актерам я пришелся по душе..." Зрительный зал театра был невелик‚ и Шагал расписал его стены‚ потолок и занавес.

М. Шагал‚ из книги "Моя жизнь": "Вот‚ – сказал Эфрос‚ вводя меня в темный зал‚ – стены в твоем распоряжении‚ делай‚ что хочешь"... И я приступил к работе. Холсты были расстелены на полу. Рабочие и актеры ходили прямо по ним. В залах и коридорах вовсю шел ремонт‚ опилки набивались в тюбики с красками‚ прилипали к эскизам. Шагу не сделаешь‚ чтобы не наступить на окурок или огрызок. И тут же на полу лежал я сам... Для центральной стены написал "Введение в новый национальный театр". На других стенах‚ на потолке и на фризах изобразил предков современного актера: вот бродячий музыкант‚ свадебный шут‚ танцовщица‚ переписчик Торы‚ он же первый поэт-мечтатель‚ и наконец пара акробатов на сцене".

Для спектакля "Вечер Шолом-Алейхема" Шагалу принесли груду старой одежды‚ которую он раскрашивал‚ создавая костюмы для персонажей‚ а перед премьерой накладывал грим на лица актеров. Одну половину лица С. Михоэлса он разрисовал желтой краской‚ другую зеленой‚ приподнял ему правую бровь‚ пририсовал складки на лице‚ разлетавшиеся на стороны‚ чтобы подчеркнуть стремление к полету. Очевидцы рассказывали‚ что для завершения грима Шагалу мешал глаз актера; он безуспешно пытался преодолеть это препятствие‚ а затем воскликнул с досадой: "Ах‚ если бы у вас не было правого глаза! Что бы я только не сделал с вами?.." Шагал рассказывал о первом спектакле "Вечер Шолом-Алейхема": "В день премьеры я так перепачкался красками‚ что даже не смог выйти в зрительный зал. Буквально за несколько секунд до поднятия занавеса я носился по сцене и спешно домазывал бутафорию. Терпеть не могу "натурализма". И вдруг – конфликт. Грановский повесил "настоящую" тряпку. "Что это такое?" – взвиваюсь я. "Кто режиссер: вы или я?" – возражает Грановский. Бедное мое сердце! Папа‚ мамочка!.."

А. Эфрос вспоминал: Шагала "возмущало все‚ что делалось‚ чтобы театр стал театром. Он плакал настоящими‚ горючими‚ какими-то детскими слезами‚ когда в зрительный зал с его фресками поставили ряды кресел; он говорил: "Эти поганые евреи будут заслонять мою живопись‚ они будут тереться о нее своими толстыми спинами и сальными волосами"... В день премьеры‚ перед самым выходом Михоэлса на сцену‚ он вцепился ему в плечо и исступленно тыкал в него кистью‚ как в манекен‚ ставил на костюме какие-то точки и выписывал на его картузе никакими биноклями не различимых птичек и свинок... – и опять плакал и причитал‚ когда мы силком вырвали актера из его рук и вытолкнули на сцену".

В 1922 году Шагал решил уехать из России: "Ни царской‚ ни советской России я не нужен. Меня не понимают‚ я здесь чужой... Теперь‚ во времена РСФСР‚ я громко кричу: разве вы не замечаете‚ что мы уже вступили на помост бойни и вот-вот включат ток?.. Последние пять лет жгут мою душу. Я похудел. Наголодался... Возьму с собой жену и дочь. Уеду насовсем. И может быть‚ вслед за Европой‚ меня полюбит моя Россия".

В старости Марк Шагал написал такие слова: "Ребенком я чувствовал‚ что во всех нас есть некая тревожная сила. Вот почему мои персонажи оказались в небе раньше космонавтов..."

***

Ашер Шварцман, поэт родился на Украине, в годы Первой мировой войны был ранен и награжден двумя Георгиевскими крестами. Во время погромов на Украине вступил добровольцем в Красную армию, которую еврейское население считало единственной защитницей от массового уничтожения. Командовал взводом конной разведки, погиб в бою осенью 1919 года, похоронен в братской могиле было ему тридцать лет.

Критики называли Шварцмана "первым советским еврейским поэтом", хотя его творчество не укладывается в эти рамки. Это был поэт-лирик, символист, использовавший в своем творчестве еврейскую религиозную символику; он написал цикл субботних стихотворений: "Как ангел на шелково-синее небо, Нисходит субботний покой в мое сердце..." Сборники его стихотворений на идиш выходили отдельными изданиями, а также в переводах на русский и украинский языки.

***

В первые годы советской власти появились фильмы на еврейские темы: "В их крови мы неповинны" о еврейских погромах, "Товарищ Абрам" и "Его превосходительство" о евреях-революционерах‚ "Евреи на земле" и "Земля зовет" о евреях-земледельцах. Затем были сняты фильмы "Чаша искупления"‚ "Еврейское счастье"‚ "Блуждающие звезды" и "Пять невест" – по произведениям Шолом-Алейхема‚ "Беня Крик" – по рассказам И. Бабеля. Фильм "Трипольская трагедия" был посвящен участию евреев в Гражданской войне; в фильме "Человек из местечка" актер В. Зускин играл роль бедного еврея-ремесленника‚ который после революции стал директором фабрики.

Жизнь еврейского местечка отражали в своем творчестве художники И. Пэн‚ М. Шагал‚ С. Юдовин; к еврейским темам обращались Н. Альтман‚ Э. Лисицкий‚ А. Тышлер. Профессор Московской консерватории пианист Д. Шор участвовал в работе Общества еврейской музыки‚ которое организовывало камерные концерты и авторские вечера еврейских композиторов. Композитор М. Гнесин сочинял песни и симфонические пьесы на еврейские темы‚ написал оперу "Юность Авраама"‚ после посещения Эрец Исраэль в 1922 году создал симфоническую сюиту "Хора. Пляски галилейских рабочих". Композитор А. Крейн писал инструментальную музыку на еврейские темы‚ сочинил кантату "Кадиш"‚ вокальные произведения "Из Песни песней"‚ музыку к спектаклям еврейских театров. Композитор Л. Ямпольский писал музыку к спектаклям еврейских театров и песни на стихи поэтов на идиш. Музыковед М. Береговский собирал и исследовал музыкальный фольклор евреев Украины‚ Белоруссии и Литвы‚ написал пятитомную работу "Еврейский музыкальный фольклор"‚ а также книги на темы народных песен и музыки клезмеров.

Еврейские песни можно было услышать на эстраде‚ по радио‚ купить граммофонные пластинки с записью популярных певцов – Х. Гузик, С. Любимова‚ М. Эпельбаума‚ З. Шульмана. Вокальные ансамбли‚ гастролировавшие по стране‚ исполняли народные и современные песни на идиш‚ однако в газетах уже предупреждали: "Чтобы бороться со старой песней и мелодией... укоренившимися в классовых врагах... надо петь нашу советскую песню‚ проникнутую духом интернационализма и большевистской дисциплины".

***

В городах Белоруссии и Украины выходили в свет десятки периодических изданий на идиш. Общеполитические газеты – "Пролетарише фон" ("Пролетарское знамя") в Киеве‚ "Дер арбейтер" ("Рабочий") в Бердичеве‚ "Дер одессер арбейтер" ("Одесский рабочий") в Одессе. Молодежные газеты и журналы – "Юнге гвардие" ("Молодая гвардия") и "Зай герейт" ("Будь готов") в Харькове‚ "Дер юнгер арбейтер" ("Молодой рабочий") и "Дер юнгер пионер" ("Юный пионер") в Минске. Газеты для фабрик и заводов – "Ди шнайдер штиме" ("Голос портного") в Минске‚ "Зокен арбейтерн" ("Чулочница") в Витебске‚ "Ди штолене нодл" ("Стальная игла") и "Шустер трибуне" ("Трибуна сапожника") в Харькове‚ "Махорочник" в Кременчуге‚ "Ройтер ол" ("Красное шило") в Гомеле‚ "Заводишер гудок" ("Заводской гудок") в Мозыре; в Москве выходил журнал профсоюза швейников "Ди ройте нодл" ("Красная игла").

К концу 1930-х годов периодические издания на идиш перестали существовать; в 1938 году закрыли московскую газету "Эмес"‚ ее сотрудников репрессировали, а через год запретили выпуск "Афн шпрахфронт" ("На языковом фронте") – последнего еврейского научного журнала в Советском Союзе.

***

В 1919 году в Баку работал Еврейский народный университет‚ там же выходила газета "Корсох" ("Труженик") на еврейско-татском языке горских евреев Кавказа; были созданы школы на этом языке и кружки по ликвидации неграмотности‚ появились газеты‚ книги с пьесами‚ а также татская секция Союза писателей Дагестана. В 1930 году еврейско-татский язык перевели с еврейского алфавита на латинский (языки шестидесяти восьми национальностей страны двадцати пяти миллионов человек перевели на латинский алфавит); в 1938 году, в связи с политикой русификации, еврейско-татский язык перевели на русский алфавит (тогда же русский алфавит‚ "алфавит ЛенинаСталина" вводили взамен латинского в республиках Средней Азии‚ в Татарии‚ Башкирии‚ Казахстане, Азербайджане, на Северном Кавказе и даже в Монголии).

По окончании Второй мировой войны школы горских евреев Кавказа перевели на русский язык‚ прекратили преподавание татского языка и закрыли последнюю газету на этом языке; официальное объяснение властей: "в связи с тягой горско-еврейского населения к русской культуре" (у прочих малых народов Дагестана начальное образование на родном языке сохранялось).

***

В первые годы советской власти существовали школы на иврите для бухарских евреев‚ и в Самарканде выпустили несколько учебных пособий на этом языке. Автором учебника "Общей географии" на иврите был З. Амитин-Шапиро‚ которого впоследствии репрессировали. С 1923 года языком преподавания в еврейских школах Узбекистана взамен иврита стал еврейско-таджикский диалект таджикского языка; педагогическое училище в Ташкенте выпускало учителей‚ в городах открывали клубы и "красные чайханы" для работы на этом языке. Появилась секция бухарско-еврейских писателей‚ выходила газета "Рушнои" ("Свет")‚ работал первый профессиональный театр на еврейско-таджикском языке‚ открыли музей истории и этнографии бухарских евреев.

С 1929 года начали перевод еврейско-таджикского языка с еврейского алфавита на латинский‚ а впоследствии и на русский алфавит; закрыли газету‚ журнал и театр‚ прекратили выпуск книг на еврейско-таджикском языке; многих учителей‚ журналистов‚ писателей отправили в лагеря‚ и на этом прекратила существование бухарско-еврейская культура в СССР.

***

В конце 1920-х годов одновременно с ГОСЕТом работал в Москве театр на идиш "Фрайкунст" ("Свободное искусство")‚ а в Киеве – "Кунствинкл" ("Уголок искусства"). В Москве и Минске существовали театральные училища‚ которые готовили актеров для еврейских театров страны. К 1938 году в СССР существовало десять еврейских театров на идиш‚ в том числе в Ташкенте‚ Баку‚ Биробиджане. Художественным руководителем ГОСЕТов Харькова и Одессы был Э. Лойтер; основателем и руководителем Белорусского ГОСЕТа М. Рафальский, который говорил актерам: "Чаще смотрите на звезды. А вниз смотреть – сама жизнь заставит..." Рафальского расстреляли в 1937 году; в обвинении было записано: "Вёл активную антисоветскую работу на театральном фронте‚ протаскивая антисоветские постановки на сцену театра‚ заполняя репертуар контрреволюционными националистическими спектаклями‚ искажающими советскую действительность‚ умышленно устранял из театра все здоровые реалистические элементы".

Ведущим актером московского ГОСЕТа был Вениамин Зускин‚ народный артист РСФСР‚ друг С. Михоэлса в жизни и партнер на сцене‚ с такой же трагической судьбой (расстрелян в 1952 году). Среди ролей Зускина – Колдунья в "Колдунье"‚ Соловейчик из "200 тысяч"‚ Пиня Гопман – "король подтяжек" в кинофильме "Искатели счастья"‚ Сендрл-Баба в "Путешествии Вениамина Третьего"‚ шут из "Короля Лира"‚ Гоцмах в "Блуждающих звездах"‚ рабби Акива в "Бар-Кохбе"‚ бадхен из "Фрейлехс".

А. Азарх-Грановская вспоминала: "Он был одарен таким чувством ритма‚ музыкальностью и легкостью‚ которым нельзя обучить. Это уж действительно от Бога... У него все получалось‚ все!.." – "Зускин – шут. Такого шута я никогда не видела... Это был необыкновенный шут. Необыкновенный! Как он до конца подыгрывал Михоэлсу‚ как он был его сердцем‚ его душой‚ его всем! – это может только большой талант..."

***

Дер Нистер перевел на идиш "Хаджи Мурат" Л. Толстого‚ "Муму" И. Тургенева‚ "Жерминаль" Э. Золя‚ "Голос крови" Д. Лондона, прозу русских и украинских советских писателей. С. Галкин переводил на идиш стихотворения А. Пушкина‚ А. Блока‚ С. Есенина‚ В. Маяковского; Д. Гофштейн стихи А. Пушкина‚ Т. Шевченко‚ Ш. Руставели; Э. Фининберг перевел на идиш "93-й год" В. Гюго‚ "Фауст" В. Гете‚ "Приключения Тома Сойера" М. Твена‚ "Витязь в тигровой шкуре" Ш. Руставели, переводил также В. Маяковского‚ К. Паустовского‚ А. Фадеева. И. Кипнис переводил на идиш произведения А. Куприна‚ Д. Лондона‚ Ф. Рабле‚ Д. Свифта‚ М. Твена; М. Кульбак перевел "Ревизор" Н. Гоголя и стихи белорусских поэтов; М. Тейфу принадлежат переводы – "Вильгельм Телль" Ф. Шиллера‚ "Тиль Уленшпигель" Ш. де Костера‚ "Айвенго" В. Скотта.

В 1929 году увидели свет книги П. Маркиша "Дор ойс‚ дор айн" ("Из века в век") и "Бридер" ("Братья") – о революционном движении в черте оседлости‚ о Гражданской войне и погромах. Главный редактор газеты "Эмес" М. Литваков заявил на собрании‚ что эти книги проникнуты "настроениями мученичества" и говорят о "национальной ограниченности" автора: все герои книг – евреи‚ из чего следует‚ что "революцию совершили еврейские революционеры". От Маркиша потребовали ввести дополнительных героев – революционеров других национальностей‚ на что он ответил: "Не вижу в этом особой необходимости‚ так как к русскому роману‚ в котором действуют только русские революционеры‚ не предъявляют подобных претензий" (Литвакова расстреляли в 1937 году; Маркиш‚ Квитко‚ Фефер‚ Бергельсон‚ Гофштейн пережили то время‚ чтобы погибнуть в 1952 году).



ОЧЕРК ВОСЕМНАДЦАТЫЙ

Евреи – русскоязычные писатели и поэты. О. Мандельштам. И. Бабель. Евреи в музыке‚ живописи‚ театре и кино. Евреи-ученые‚ организаторы и руководители производства

1

Л. Троцкий утверждал в 1918 году: «Чем дальше и больше будет развиваться революционное движение и у нас‚ и за рубежом‚ тем теснее будет сплачиваться буржуазия всех стран». И. Сталин пошел далее в этом направлении‚ провозгласив усиление классовой борьбы по мере приближения к социализму, а потому появились и вошли в обиход понятия – идеологический фронт‚ идеологическая диверсия, идеологический противник. Классовая борьба должна была присутствовать повсюду‚ доказательством тому призыв в журнале «Советское фото» (1930 год): «Мало провозглашать лозунг: „Фото – одно из орудий классовой борьбы“‚ – надо на деле‚ с фотоаппаратом в руках‚ участвовать в классовой борьбе‚ содействовать успеху социалистической реконструкции‚ укреплять диктатуру пролетариата».

Порой это принимало комические формы нарком Н. Крыленко говорил на открытии международного шахматного турнира: "Мы должны раз и навсегда покончить с нейтралитетом шахмат. Мы должны раз и навсегда осудить формулу "Шахматы ради шахмат"... Мы должны организовать ударные бригады шахматистов и начать немедленное выполнение пятилетнего плана по шахматам".

Из воспоминаний комсомольца-еврея: "Тогда многое стали называть борьбой. В цеху боролись за план‚ за снижение брака‚ против прогулов. В школе боролись против лени‚ отсталости‚ недостаточной сознательности. Дворники боролись за чистоту тротуаров. Боролись врачи‚ литераторы‚ землекопы‚ счетоводы... Мы упоённо выкликали припев "Буденновского марша" – одной из самых популярных песен тех лет – "И вся-то наша жизнь есть борьба!.." За что‚ против кого и как именно следует бороться в каждое данное мгновение, решала партия‚ ее руководители..."

А. Безыменский, поэт (из пьесы "Выстрел"):

Власть у нас‚ власть у нас‚

На борьбу не жди мандатов‚

Поднимайте ярость масс

На проклятых бюрократов!..

В декабре 1929 года отмечали пятидесятилетие со дня рождения Сталина‚ и впервые его имя поставили на первое место в списке партийных лидеров‚ впервые провозгласили: "Сталин – вождь партии и лучший ученик Ленина". Газеты и журналы‚ радио и кино‚ весь пропагандистский аппарат прославляли его; К. Ворошилов‚ В. Молотов‚ Л. Каганович‚ А. Микоян‚ М. Калинин‚ В. Куйбышев писали о нем хвалебные статьи‚ подправляя, а то и фальсифицируя исторические факты, – так закладывался культ личности "великого вождя и учителя советского народа", мудрого‚ непогрешимого‚ скромного до аскетизма‚ непрерывно заботящегося о нуждах простого человека. "Ой ты гой еси, Сталин-батюшко, вещала сказительница, дорогой наш Виссарионович! Обо всех ты нас заботишься, о мужчинах и о женщинах, и о маленьких о детушках..." И наконец в "Правде" появились стихи казахского акына Джамбула: "Сталин – глубже океана‚ выше Гималаев‚ ярче солнца. Он – учитель Вселенной!.."

К тому времени Царицын уже переименовали в Сталинград; именем Сталина называли улицы‚ заводы, колхозы. Упоминания о Троцком и его делах исчезли со страниц книг‚ их вычеркивали из ранее написанных воспоминаний; советские историки даже написали историю Красной армии‚ не упомянув ее создателя‚ приписав всю заслугу "организатору великих побед Красной армии товарищу Сталину". Троцкий отметил в эмиграции: "Я не думаю‚ что во всей человеческой истории можно найти что-нибудь‚ хотя бы в отдаленной степени похожее на ту гигантскую фабрику лжи‚ которая организована Кремлем под руководством Сталина... Нужно‚ чтоб на определенную ложь был социальный спрос‚ чтоб она служила определенным социальным интересам".

Спрос на ложь оказался огромным. Сознательная‚ обдуманная‚ утвержденная в инстанциях ложь пронизывала исторические работы и экономические прогнозы‚ результаты опросов населения и нормы выработки передовиков-шахтеров, металлургов, хлеборобов. Любой факт скрывали или искажали‚ если он не соответствовал партийным указаниям, плановое задание первой пятилетки не смогли выполнить‚ однако власти торжественно заявили‚ что пятилетка перевыполнена за четыре года и три месяца. Страна еще не оправилась от последствий голода времен коллективизации‚ а Сталин уже заявил в конце 1935 года: "Жить стало лучше‚ товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется‚ работа спорится". И тут же зазвучали песни по радио и на концертах: "Живем мы весело сегодня‚ а завтра будет веселей..."

Ложь проникала во все сферы жизни‚ она создавала непроницаемую завесу‚ за которой комфортно существовали те‚ кто распускал ее себе на пользу; творить эту ложь было поручено деятелям культуры и искусства‚ писателям и поэтам‚ "инженерам человеческих душ" – для "воспитания трудящихся в духе социализма". За это поощряли материальными благами‚ награждали орденами и званиями‚ распределяли по ступенькам славы: "лучший и талантливейший"‚ "выдающийся"‚ "чрезвычайно одаренный", "подающий многие надежды". Интеллигенция получила роль "прослойки" между рабочими и крестьянами; самостоятельного значения она уже не могла иметь – ей бы этого не позволили. Из письма Сталину писателя Е. Замятина: "Будущее русской литературы есть ее прошлое..." Из приветствия Сталину делегатов Первого съезда советских писателей (1934 год): "Да здравствует класс‚ Вас родивший‚ и партия‚ воспитавшая Вас для счастья трудящихся всего мира..."

Н. Мандельштам‚ свидетель того времени: "Люди‚ обладавшие голосом‚ подверглись самой гнусной из всех пыток: у них вырывали язык‚ а обрубком приказывали славить властелина. Инстинкт жизни необорим‚ и он толкал людей на эту форму самоуничтожения‚ лишь бы продлить физическое существование. Уцелевшие оказались такими же мертвецами‚ как и погибшие".

Поэт О. Мандельштам сказал однажды: "Нам кажется‚ что все благополучно‚ только потому‚ что ходят трамваи". А впереди был 1937 год...

2

После революции в литературу вошла молодежь‚ которая принесла с собой новые темы‚ ритмы и интонации. Поэты и писатели начинали творческую жизнь в семнадцатьдвадцать лет; они были свидетелями‚ а то и участниками Гражданской войны‚ безоговорочно приняли советскую власть‚ воспевали первые ее достижения‚ ненавидели ее врагов‚ – среди молодых литераторов оказались представители разных национальностей‚ в том числе и евреи, которые писали на русском языке.

Э. Багрицкий:

Нас водила молодость

В сабельный поход‚

Нас бросала молодость

На кронштадтский лед.

Боевые лошади

Уносили нас‚

На широкой площади

Убивали нас.

Но в крови горячечной

Подымались мы‚

Но глаза незрячие

Открывали мы...

С временного отдаления невозможно ощутить и понять их порыв и жертвенность‚ их стремление воспевать новую жизнь "смычками страданий на скрипках времен"‚ ту жизнь, которая пробивала себе дорогу на развалинах прошлого и завораживала многих‚ – евреи это ощущали, возможно, острее других‚ потому что вырвались из замкнутой черты оседлости в огромный и прекрасный мир. История человечества начиналась для них заново с Октября; их молодость совпала с молодостью века‚ с началом невероятных свершений и переделок общества‚ в которое они вошли равноправными участниками великих событий‚ "чувствовали себя сильными‚ ловкими‚ красивыми". Э. Багрицкий: "Моя иудейская гордость пела‚ Как струна‚ натянутая до отказа..." И. Сельвинский: "И я иду. Бесстрашный и счастливый... Мне двадцать лет – передо мною мир!.." С. Кирсанов: "Это годы неслись двадцатые‚ это наши стихи неслись..." Потому и восхищался М. Светлов своим героем – вот он, Моисей Либерзон‚ "гордость нации‚ застенчивый еврей‚ боевой потомок Макавеев":

Он стоит впереди полков.

Триста пушек за ним гудят‚

И четыреста жеребцов‚

И пятьсот боевых ребят...

Герой рассказа И. Бабеля поступил на работу в петроградскую ЧК: "Не прошло и дня‚ как все у меня было‚ – одежда‚ еда‚ работа и товарищи‚ верные в дружбе и смерти‚ товарищи‚ каких нет нигде в мире‚ кроме как в нашей стране..."

М. Светлов:

Я пожимаю твою ладонь‚

Она широка и крепка‚

Я слышу‚ как в ней шевелится огонь

Бессонных ночей ЧК...

Даже писатели и поэты старшего поколения поддавались общему гипнозу‚ гипнозу времени. Казалось‚ что литератор не вправе проглядеть грандиозные преобразования‚ совершавшиеся в стране‚ не вправе шагать собственной тропой‚ когда весь народ двигается столбовой дорогой к намеченной цели‚ – следовало слиться со всеми‚ разделить их судьбы и их заблуждения‚ признать глубинный‚ ускользающий от тебя смысл происходящего‚ честно работать для будущего‚ находя оправдание настоящему. Одни боялись отстать от века и наступали "на горло собственной песне", у других это выходило естественно им была достаточна ширина коридора‚ в котором дозволили существовать. Мало кому удавалось идти поперек движения‚ и лишь самые непримиримые продолжали работать без надежды на публикацию. "Ну что же‚ если нам не выковать другого‚ Давайте с веком вековать..." (О. Мандельштам).

Стремительная ассимиляция привела в русскую культуру еврейских писателей и поэтов. "Новое время – новые песни" стало их лозунгом. Одни решили забыть о среде‚ из которой вышли‚ и в своем творчестве не касались еврейских тем. У других появлялись порой еврейские мотивы и герои-евреи‚ и лишь некоторых можно назвать русско-еврейскими писателями‚ ибо писали они в основном на еврейские темы. Языком их творчества стал русский язык, их книги не требовали перевода; у них была всесоюзная‚ а то и мировая известность: список велик – всех не перечислить. О. Мандельштам и Б. Пастернак. И. Бабель‚ Э. Багрицкий‚ С. Гехт‚ В. Инбер‚ И. Ильф‚ Л. Славин и М. Светлов. В. Каверин‚ Л. Лунц‚ Е. Полонская и М. Слонимский. И. Уткин‚ И. Сельвинский‚ С. Кирсанов‚ П. Антокольский‚ С. Маршак. А. Соболь‚ И. Эренбург‚ Ю. Тынянов и В. Гроссман. Л. Кассиль‚ М. Козаков‚ В. Лидин и Р. Фраерман. Литературоведы – М. Гершензон‚ Ю. Айхенвальд‚ А. Эфрос‚ Л. Гроссман‚ А. Горенфельд‚ Г. Гуковский‚ В. Жирмунский‚ Ю. Оксман. На украинском языке писали Л. Первомайский и Н. Рыбак; одним из основоположников белорусской литературы стал З. Бядуля (С. Плавник).

М. Светлов:

Я вижу‚ я вижу:

По желтой стране

Китайский Котовский

Летит на коне...

Э. Багрицкий:

И на вокзалах‚

Где сыпняк

По щелям стережет‚

С плакатов командарм кричал:

"Вперед! Вперед! Вперед!.."

И. Уткин:

В перчатках счастье – не берут.

Закрытым ртом – не пообедать.

Был путь мой строг‚

Был путь мой крут‚

И тяжела была победа...

Они были жадными до жизни и беспощадными ко вчерашнему дню: "Все прошлое богатство обнищало, Эпоха нарождается при мне..." Они верили в неминуемую мировую революцию: "Говорят, что скоро заграница Тоже по-советски заживет..." Их цель была грандиозна, а пути к ее достижению не вызывали сомнений: "Штыками и картечью Проложим путь себе..." Романтика их произведений – "Романтика! Мне ли тебя не воспеть‚ Степные пожары и трубная медь..." – приукрашивала и заслоняла ужасы и зверства Гражданской войны. Борьбу с врагом‚ пафос борьбы они переносили на мирное время для достижения желанного будущего: "В чем угодно – буду сомневаться. В революции‚ товарищ‚ никогда..."

Еврейские писатели и поэты вели перекличку в стихах и прозе‚ спорили друг с другом‚ а порой и сами с собой‚ отвергая только что провозглашенное‚ провозглашая отвергнутое. У Бабеля – старый еврей Гедали: "Революция – скажем ей "да"‚ но разве субботе мы скажем "нет"?.." У Багрицкого – его герой: "Я покидаю старую кровать: Уйти? Уйду! Тем лучше! Наплевать!.." У Уткина – в "Повести о рыжем Мотэле": "Это прямо наказанье! Вы слыхали? Хаим Бэз Делать сыну обрезанье Отказался наотрез..." У Эренбурга – портной Лазик Ройтшванец: "Когда гуляет по улицам стопроцентная история‚ обыкновенному человеку не остается ничего другого‚ как только умереть с полным восторгом в глазах..."

Власти провозглашали – еврейский вопрос окончательно решен в Советском Союзе‚ и обойти эту тему было невозможно. У Сельвинского: "Есть ли еврейский вопрос? Нет такого вопроса. Забыты погром и разбой..." У Уткина – с проклюнувшейся надеждой: "Здравствуй‚ товарищ еврей‚ бывшая жидовская морда..." У Светлова: "Никогда не думал я‚ братишка‚ Что могу я жида Полюбить..." У И. Ильфа и Е. Петрова – с запрятанной иронией: "Но ведь в России есть евреи?.. – Есть. – Значит есть и вопрос? – Нет. Евреи есть‚ а вопроса нету..."

"Вопроса" не было‚ но было отторжение‚ неприметное обоюдное отторжение родителей и детей‚ неприятие самого себя прежнего, разрыв с семьей‚ с ненавистным прошлым‚ где обитали "ржавые евреи" "горбаты, узловаты и дики". У Мандельштама, из воспоминаний детства: "Весь стройный мираж Петербурга был только сон‚ блистательный покров‚ накинутый над бездной‚ а кругом простирался хаос иудейства‚ не родина‚ не дом‚ не очаг‚ а именно хаос‚ незнакомый утробный мир‚ откуда я вышел‚ которого я боялся‚ о котором смутно догадывался и бежал‚ всегда бежал..." У Гроссмана в рассказе: военком Факторович "презирал свое немощное тело‚ покрытое черной вьющейся шерстью. Он не жалел и не любил его – не колеблясь ни секунды‚ взошел бы он на костер‚ повернулся бы чахлой грудью к винтовочным дулам... Он научился‚ презирая свою плоть‚ работать с высокой температурой‚ читать Маркса‚ держась рукой за раздутую флюсом щеку‚ говорить речи‚ ощущая острую боль в кишечнике..."

У Багрицкого:

Еврейские павлины на обивке‚

Еврейские скисающие сливки‚

Костыль отца и матери чепец‚

Все бормотало мне: Подлец! Подлец!..

У Светлова:

Чувствую – верна моя дорога

Под полетом поднятых знамен.

Если надобно‚ седую синагогу

Подпалю со всех сторон...

И снова вступал в спор бабелевский Гедали: "Я хочу Интернационал добрых людей‚ я хочу‚ чтобы каждую душу взяли на учет и дали бы ей паек по первой категории. Вот‚ душа‚ кушай‚ пожалуйста‚ имей от жизни свое удовольствие..." Но времена тому не способствовали‚ и Лазик Ройтшванец у Эренбурга говорил с грустью: "Вы думаете‚ если убить человека и припечатать его вопиющей печатью‚ как будто это не живой труп‚ а только дважды два замечательного будущего‚ кровь перестанет быть кровью?.." А герой Уткина возглашал с юношеским задором наперекор всему:

Мы выросли‚

Но жар не тает‚

Бунтарский жар

В нас не ослаб!..

Постепенно их жизнь скукоживалась‚ скукоживалось и их творчество‚ ограниченное дозволенными коридорами‚ где не было места полету и сомнениям. На литераторов-евреев распространялись те же веления времени‚ что и на всю советскую культуру: ужесточения цензуры‚ требования официальной идеологии‚ ограниченный выбор тем‚ их разработка в духе "классового подхода"‚ а затем и всеобщий страх‚ охвативший страну "от Москвы до самых до окраин". Иные приспосабливались к невозможному существованию и преуспевали под лозунгом: "Мы не Достоевские. Нам бы деньги..."‚ но и они вздрагивали по ночам от топота сапог на лестничной площадке.

3

О. Мандельштам:

Помоги‚ Господь‚ эту ночь прожить:

Я за жизнь боюсь – за Твою рабу –

В Петербурге жить – словно спать в гробу...

И он же:

А стены проклятые тонки‚

И некуда больше бежать –

А я как дурак на гребенке

Обязан кому-то играть...

Время было беспощадно к поэту‚ к творцу‚ к любому свободному слову‚ жесту‚ поступку. Сажали за стихи и прозу‚ за критические статьи и искусствоведческие исследования‚ сажали по доносам и без них, как говорил О. Мандельштам, "уничтожался не только человек‚ но и мысль". Н. Мандельштам‚ вдова поэта‚ вспоминала: "Бородатый‚ задыхающийся‚ всем напуганный и ничего не боящийся человек‚ растоптанный и обреченный‚ в последние свои дни еще раз бросил вызов диктатору‚ облеченному такой полнотой власти‚ какой не знал мир..." – "Стихи шли сплошной массой‚ одно за другим... И весь этот год он спешил. Торопился‚ очень торопился. Одышка от этой спешки становилась все мучительнее: прерывистое дыхание‚ перебои пульса‚ посиневшие губы..." – "В сущности, он сжигал себя и хорошо делал. Будь он физически здоровым человеком‚ сколько лишних мучений пришлось бы ему перенести. Впереди расстилался страшный путь‚ и теперь мы уже знаем‚ что единственным избавлением была смерть..."


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю