Текст книги "Горячая земля"

Автор книги: Федор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Глава седьмая
В Кремле

Сразу же после открытия навигации в восточной части Северного Ледовитого океана в Москву начали поступать сообщения о странном явлении, обнаруженном кораблями в Беринговом море.

Над маленьким безлюдным островом неподвижно стоял столб синего дыма в добрый десяток километров высотой.

Ночью этот столб светился призрачным голубым светом.

На кораблях, подходивших ближе к острову, иногда слышали мощный рев. Никто из капитанов судов не решился пристать к острову или даже близко подойти к нему. Все были уверены, что на острове появился вулкан, который начал действовать.

В Москве сообщение о новом вулкане взволновало многих. Координаты вулкана точно совпадали с координатами Острова Черного Камня. Что происходит на острове, в Москве не знали: связь с островом опять прекратилась.

Неужели Дружинин и его сотрудники погибли?

В столице поднялись споры. Одни доказывали, что остров взорваться не мог. Другие говорили, что, если он и взорвался, Дружинин и его сотрудники успели выехать заблаговременно, ведь в их распоряжении был исправный глиссер, к тому же погода в восточной части Арктики с самого начала весны была на редкость хорошая. Третьи утверждали, что новая катастрофа наступила, по-видимому, совершенно неожиданно и это не дало возможности зимовщикам спастись.

Однако все эти разговоры оказались преждевременными.

Самолет, отправленный на обследование вулкана, быстро вернулся обратно и привез в Москву бодрого, веселого Дружинина, чрезвычайно довольного тем, что ему удалось так быстро попасть в столицу.

Москва радостно встретила Дружинина. На аэродроме его приветствовала шумная толпа. На улицах и в метро к нему подходили и пожимали руку незнакомые люди, которые запомнили его лицо по портретам в газетах.

Все спрашивали, как обстоят дела на Острове Черного Камня, все желали успеха Дружинину.

Несмотря на радостную встречу, картина, которую застал Дружинин в Москве, была довольно грустная. Управление строительством было свернуто.

Остался только Ученый совет, занимавшийся теоретическими вопросами использования внутреннего тепла земли.

Там, в Ученом совете, Дружинина поджидал Павел Васильевич Медведев.

Он встал навстречу Дружинину и крепко-крепко пожал ему руку.

– Поздравляю, Алексей, – сказал он негромко, но его голос звучал такой теплотой, что Дружинину вдруг захотелось обнять Медведева.

– С чем ты поздравляешь меня, Павел? Дела, по-моему, довольно печальные…

– С тем, что ты здесь, и с тем, что остров не взорвался! Значит, мы продолжим наше дело, значит остановка только за разрешением. Ну, а разрешения мы добьемся. Иначе быть не может.

– Ты уверен в этом?

– Не сомневаюсь ни минуты. Иди поздоровайся с Мариной. Она тебя ждет. И начнем готовиться к заседанию Ученого совета.

Ученый совет собрался в тот же день.

Дружинин выступил с большим докладом и подробно рассказал обо всем, что произошло на острове. Он анализировал показания сейсмографов, отмечавших подземные толчки, и доказывал, что землетрясение произошло потому, что выбросы газов в шахте нарушили равновесие земной коры и под морским дном, на юго-востоке от острова произошел грандиозный обвал.

Теперь пещеристое основание острова снова пришло в равновесие, и, поскольку осталось пройти лишь триста метров вглубь, чтобы закончить петлю подземного котла на шести километрах глубины, нет оснований ожидать новых землетрясений.

Ученый совет горячо приветствовал Дружинина, но соглашаться с ним не торопился. Мнения ученых опять резко разделились. Одни по-прежнему утверждали, что остров либо взорвется, либо будет разрушен новым землетрясением: соседство морской воды и обнаженных горячих недр слишком близко.

Сторонники этой точки зрения доказывали, что посылать людей на остров – преступление, ни о каком возобновлении работ не может быть и речи.

Другие члены Ученого совета категорически утверждали, что опасность уже миновала, и считали преступлением отказываться от окончания титанического предприятия, имеющего огромное государственное значение.

Тогда выступил Медведев. Он сказал, что Остров Черного Камня должен включиться в большое восточное электрокольцо и послужить новой энергетической базой для всей восточной части Арктики. Прекращение работ могло задержать дальнейшее промышленное развитие Чукотки, острова Врангеля и других северо-восточных районов.

В свою очередь академик Шелонский заявил, что прекращение строительства отрицательно скажется на производстве материалов для получения атомной энергии. Разработка новых радиоактивных руд на северо-востоке не получит полного развития без огромной электрической станции Острова Черного Камня.

Дружинин горячо спорил с оппонентами, поддерживал доводы сторонников строительства и с волнением ждал выступления своего главного противника – заместителя председателя Ученого совета академика Хургина.

Хургин обещал быть на заседании Ученого совета, но почему-то запаздывал. Дружинин искал глазами Медведева, но не находил и его. Медведев поспешно ушел тотчас же после своего выступления.

Прения затянулись. Ученый совет прекратил работу, так и не приняв постановления. Обсуждение вопроса решили закончить на следующем заседании, через два дня.

К себе в номер гостиницы «Москва» Дружинин вернулся поздно. Он был сильно утомлен и решил сразу лечь спать. Предстояла большая и нелегкая борьба, надо было беречь силы.

Дружинин уже лег в постель, когда раздался телефонный звонок. Звонили из Кремля. Дружинина просили явиться завтра в десять часов утра к члену правительства, который хотел выслушать его доклад.

Через десять минут после этого позвонил Медведев и сказал, что будет у Дружинина завтра в половине девятого и они отправятся в Кремль вместе.

На следующее утро без десяти десять Дружинин с двумя небольшими, но тяжелыми чемоданчиками и улыбающийся Медведев сидели в приемной в Кремле. Дружинин был бледен после ночи, проведенной без сна, и сильно волновался: сейчас должна была решиться судьба его шахты-котла.

Без пяти минут десять к друзьям подошел секретарь и попросил итти за ним.

Член правительства, пожилой, полный человек, прохаживаясь по комнате, разговаривал с Казаковым.

За столом сидели академик Шелонский, Алферов и еще несколько человек, среди которых Дружинин увидел и академика Хургина.

Дружинину показалось, что вид у Хургина решительный и одновременно какой-то смущенный.

Однако Дружинин не позволил себе отвлекаться мыслями о Хургине.

Казаков представил Дружинина и Медведева собравшимся, и Дружинин начал доклад, в котором повторил то, что говорил на Ученом совете.

– …Фактически дело сделано, остается его закончить, – сказал он в заключение. – Мое глубокое убеждение, что больше нам ничто не угрожает. Затраты огромны, риск велик, мы понесли немалые жертвы, новее это будет оправдано. Вот наш первый взнос…

Дружинин поставил на стол чемоданы и раскрыл их. Один был полон алмазами величиной от вишни до яблока.

Под лучами утреннего солнца камни загорелись и заиграли тысячами разноцветных огней. Синие, голубые, розовые, зеленые, белые – они сверкали и переливались, словно маленькие прожекторы.

Все присутствующие обступили стол, начали перебирать камни и разглядывать их на свет.

– Какая красота! Это огромное сокровище, – сказал академик Шелонский.

– Сокровище достаточное, чтобы окупить двадцать таких шахт, как наша, – подхватил Дружинин. – Эти камни мы не разыскивали, брали только те, которые попадались на нашем пути. Мы приблизительно знаем основные места их скоплений. Думаю, что первая же шахта, которая будет построена для добычи драгоценных камней, даст в десятки раз больше алмазов. Мы станем добывать их центнерами, быть может тоннами.

– Пусть цены на них упадут вдесятеро, – добавил Медведев, – наша промышленность от этого только выиграет!

Алмазы привлекли общее внимание, и второй чемодан Дружинина остался почти незамеченным. В нем лежали в толстых металлических коробках простые буро-красные камни.

Дружинин взял несколько камней и положил на стол.

– Это еще дороже, чем алмазы, – сказал он уверенно. – Это радиоактивная руда, добытая нами на глубине пяти километров. Насколько мы смогли определить, она состоит из нового, еще не известного науке элемента, самого тяжелого из всех найденных до сих пор в природе. Мы назвали его россием. На острове целый пласт этой руды. Мы наталкивались на этот пласт десяток раз.

Взоры присутствующих обратились от алмазов к бурокрасным камням.

Алферов прикрыл один из них ладонями и склонился над камнем, чтобы посмотреть, как он светится.

– Не шутите с этим! Можете получить ожоги: излучение очень сильное, – предупредил Медведев.

– Знаю, – сказал Алферов и, положив камень в коробку, вытер руки платком.

– Что же, очень хорошо для начала, – сказал член правительства. – Но что, если снова повторится землетрясение? Как вы убережете людей? Вы знаете нашу точку зрения. Люди нам дороже алмазов и радиоактивных руд.

– Землетрясения происходят с известной периодичностью, – быстро ответил Дружинин. – Есть уже некоторые способы предвидеть их. Например, с помощью инфразвука. Хорошая сейсмическая станция может заблаговременно предупредить нас, что равновесие земной коры опять начинает нарушаться. Нужно всегда иметь два дежурных парохода на рейде. Только и всего. В случае опасности мы успеем посадить на них людей и вывезти в открытое море.

Член правительства внимательно посмотрел на Дружинина и перевел взгляд на Хургина.

– Послушаем, что скажет академик Хургин. Насколько я знаю, он принимал близкое участие во всем этом деле.

Дружинин насторожился, готовый отражать очередные возражения академика.

Что он готовит на этот раз? Дружинин напряженно наблюдал за Хургиным. Но на этот раз вид у академика был необычный, Дружинин сказал бы – какой-то сконфуженный.

– Здесь деловое совещание. Может быть, то, что я скажу, покажется неуместным, – тихо начал он, опустив голову и глядя на красное сукно стола. – Но все равно… Я должен повиниться в самой большой ошибке в моей жизни. Эта ошибка – неверие в человека. Я знал Дружинина, мне нравилась смелость его мысли… Я хотел сделать из него ученого, исследователя, быть может кабинетного человека. Почему? Потому что я недостаточно доверял его организаторским и творческим способностям.

Тут Хургин сделал паузу, окинул взором присутствующих и заговорил дальше с нарастающим волнением:

– Я вообще считал, что такое титаническое предприятие, как постройка шахты-котла, сможет осуществить только следующее за нами поколение. Я думал, что нам оно не под силу… Дружинин со мной не согласился. Он хотел не только изучать, но и делать. Он пошел против меня… И он был прав. Он показал, на что способен талантливый русский человек, когда он вдохновлен высокими идеями и когда он видит, что осуществление его мечты принесет счастье народу. Теперь я побежден. Дружинин переубедил меня. Я всецело стою за возобновление работ. Я считаю, что взрыва или землетрясения опасаться больше нечего. За эту зиму ученые кое-что придумали, чтобы помочь делу. Теперь оно пойдет еще скорее…

Дружинин хотел что-то сказать Хургину, но не нашел слов и только благодарно наклонил голову.

– Трест тяжелых элементов тоже за продолжение работ, – сказал Казаков, держа в руке коробку с куском руды. – Шахту стоило проходить хотя бы ради вот этих камешков. Это атомная энергия. Насколько я понимаю, новый элемент россий отдаст нам свою энергию легче, чем уран.

Дружинин переглянулся с Медведевым. Небольшие черные глаза Медведева сияли от радости.

– Пласт этой породы круто падающий, почти вертикальный, – сказал Дружинин, больше не сомневаясь, что его дело выиграно. – Я надеюсь найти выход этого пласта на поверхность острова, – уверенно добавил он.

– Значит, решено, – сказал член правительства. – Мы возобновим работу, а затем приедет комиссия ученых помочь вам и решить, как быть дальше. Но скажите: как вы управитесь со столбом пара, который стоит над островом?

– Очень просто, – ответил Дружинин. – Мы восстановим дамбу и отведем реку в прежнее русло. И вода в шахте выкипит. Вот и все.

Глава восьмая
Снова за дело

В порту Острова Черного Камня снова кипела напряженная жизнь. Мчались грузовики по набережной. Сновали взад и вперед люди. Шумели лебедки и краны. Сигналы автомобилей, гудки пароходов, стук Машин и звонкие людские голоса сливались в бодрую симфонию плодотворного человеческого труда.

Со стороны центральной части острова опять неслись звуки взрывов, лязг металла, перестукивание молотков и удары топоров, плавно бежала к морю широкая, как шоссе, лента транспортера, тяжело нагруженная камнем.

Тишина ушла. Человек вернулся на остров и прочно обосновался здесь. Теперь уже навсегда.

Как только стало известно, что принято решение продолжать строительство шахты-котла, шахтеры и строители, уехавшие с Острова Черного Камня, устремились обратно на остров.

Люди, временно работавшие на руднике Белые Камни, торжественно распрощались с шахтерами рудника и отправились в полном составе на грузовиках в Рыбачий поселок, откуда должен был вскоре отправиться первый пароход на Остров Черного Камня.

Никакие посулы благ, льгот, высоких заработков и повышений по работе не помогли.

Островитяне, как в шутку называл рабочих острова Медведев, любили свою шахту и свой суровый остров.

Бывшая московская лифтерша Мария Андреевна оставила большой склад, которым заведывала в Белых Камнях, и поспешила вернуться к раздаче самоохлаждающихся костюмов на главной лифтовой станции Острова Черного Камня.

Шахтеры, строители, дорожные рабочие, слесари, плотники, механики, машинисты, шоферы, крановые машинисты, подрывники, охладители, такелажники, люди десятков и сотен иных профессий, работавшие раньше на острове, соскучились по своему нелегкому, но интересному труду на острове и торопились поскорей попасть на пароходы, идущие на север.

Однако Медведев, руководивший отправкой первого парохода, был строг: уехали только те, кто был нужен для первоочередных работ по восстановлению шахты. Остальным пришлось ждать своей очереди.

Постепенно в оставленные дома снова вернулись хозяева, снова играла музыка в клубе и в танцевальных залах, снова начала выходить газета острова «Заполярная коммуна» с рисунками своего постоянного художника Задорожного.

Теперь его рисунки чаще всего изображали разные эпизоды в шахте. Художник явно любил шахту и рисовал ее оень охотно.

В том же доме для молодежи поселился Темген; только его соседом вместо Щупака стал Федя Стрешнев, а Щупак переехал вместе с женой, Любой Струковой, в отдельный небольшой домик на склоне горы, недалеко от клуба. Темген вместе с Федей и другим своим соседом, крановым машинистом, ходил к Щупакам обедать по воскресеньям.

В другом доме, побольше, поселились главный инженер Ключников и сменный инженер Вера Петрова, которые продолжали теперь свои споры дома, а на людях держались с подчеркнутой внимательностью и дружелюбием.

На центральной площади города Петровска стояли два простых памятника из черно-красного камня, добытого в шахте на глубине, ранее недоступной людям.

Один памятник изображал молодого мужчину в военной форме, второй – стройную молодую женщину с тонкими чертами лица. Это были памятники геологу Василию Петрову и Люсе Климовой.

Когда наступала темнота, каменные фигуры горели ярким синим светом. Светилась радиоактивная порода, из которой они были высечены.

…Пароход «Севастополь», на котором приехала на остров комиссия ученых, подходил к причалу, чтобы занять место в ряду других разгружающихся судов.

На палубе теснилась пестрая толпа строителей с узлами, сундуками, корзинами, чемоданами. На довольных, веселых лицах проглядывало нетерпение.

Всем хотелось поскорее спуститься на землю Острова Черного Камня.

Память о катастрофе сгладилась, люди приехали сюда навсегда. Маленькие ребятишки держались за руки родителей и с любопытством глядели на берег.

Академик Хургин, Казаков, Алферов и три пожилых профессора спустились по трапу на набережную, где их ждали Дружинин, Медведев и Ключников.

Дружинин снова был таким, как всегда: неторопливым, с уверенными жестами и чуть суховатой манерой Держаться, свойственной очень занятым, деловым людям. При виде Хургина и Казакова его лицо оживилось.

– Здравствуйте, товарищи спасители! – шутливо сказал он, пожимая им руки. Только хорошо знавший Дружинина человек понял бы, как много чувства таилось за этой простой шуткой.

– Получили костюмы из кадмиевой бронзы? – поинтересовался Хургин.

– С первым же пароходом, – ответил Дружинин, наклоняя голову. – Замечательная вещь! Сейчас увидите их в работе.

Казаков, с удовольствием разглядывавший остров, также обернулся к Дружинину.

– А где же Валентина Николаевна? – спросил он. – Как она себя чувствует здесь?

Оживленное лицо Дружинина сразу стало замкнутым.

– Работает здесь в больнице… Мы с ней редко видимся. – Заметив легкое недоумение, промелькнувшее на лице Казакова, Дружинин добавил: – Она здорова, выглядит, во всяком случае, неплохо. Вечером ее встретите…

Автомобили, в которых разместились члены комиссии и руководство шахты, проехали мимо восстановленной дамбы. За дамбой бежала по своему старому руслу усмиренная река.

Дорога спустилась к шахте.

Здесь все было, как раньше, будто бы ничего не произошло. Только вход в шахту, здания лифтовых станций и все, что подвергалось затоплению, было покрыто тонким слоем голубоватой накипи, похожей на перламутр.

Все здесь блестело нарядно переливающимся на солнце голубым жемчугом. Массивный чугунный вал, окружавший вход в шахту, горел всеми цветами радуги, как гигантская раковина.

Слой накипи лежал на всем, перламутр стал как бы форменным цветом шахты.

Химики строительства уже разработали состав кислоты, которую было решено добавлять к воде, чтобы предупреждать образование этой красивой, но вредной накипи, когда котел начнет работать.

Одиннадцатый защитный зал, в который спустилась комиссия, также отсвечивал перламутром.

– Сейчас увидите костюмы из кадмиевой бронзы, – сказал Дружинин, выходя с гостями из лифта. – Недаром наш художник Задорожный так любит спускаться в шахту. Более эффектного зрелища мне еще не приходилось видеть.

Действительно, картина, открывавшаяся взорам членов комиссии, могла поразить воображение. По блестящему перламутровому полу зала скользили удивительные фигуры в ослепительно сияющих латах и шлемах с поднятыми забралами.

Латы были сделаны из красновато-золотистого металла, ярко блестевшего в свете сильных ламп. Это был сплав кадмия, серебра, бора и меди – легкий и прочный металл.

Отполированный до зеркального блеска, он отражал тепло и поглощал радиоактивные излучения.

Все, кто приезжал в этот зал, переодевались в такие костюмы и делались похожими на средневековых рыцарей, чудом перенесенных из своего времени к громадным мощным машинам и точным приборам нашего века, с помощью которых велась работа в шахте.

За столом сменного инженера сидела Вера Петрова, а у доски с показателями, словно ее оруженосец, стояла румяная белокурая девушка – диспетчер Маруся Кускова.

Их шлемы стояли на столе, будто каски пожарных. На фоне блестящих рыцарских лат очень странно было видеть обычные скромные прически и сосредоточенные лица современных женщин, разговаривавших по телефону, переводивших рукоятки управления и писавших что-то автоматическими ручками.

– Фантастика! Смесь средневековья с веком атомной энергии, – сказал Алферов.

– Совершенно замечательная смесь, – подтвердил Медведев. – Если бы не она, мы не смогли бы двигаться так быстро. Вот посмотрите! – Медведев указал на доску с показателями.

На доске значилось, что глубина нижнего горизонта – пять тысяч девятьсот три метра, температура породы – пятьсот восемьдесят девять градусов, температура в забое – сорок один градус.

Со дня возобновления работ прошло только два месяца. За это время шахта была восстановлена и продвинулась еще на двести метров вглубь. Теперь оставалось закончить камеру пароприемника, пройти в глубину еще около сотни метров, замкнуть петлю и соединить трубами-каналами большой и малый стволы шахты. На этом подземная часть строительства заканчивалась.

Всю эту работу можно было проделать в течение двух-трех месяцев. Непредвиденно быстрое повышение температуры, причинившее столько хлопот и неприятностей строителям, в конце концов дало возможность значительно упростить и ускорить работу. Глубина в шесть километров оказывалась вполне достаточной для подземного котла.

Забой, расположенный на глубине пяти тысяч девятисот метров, встретил ученую комиссию сказочной иллюминацией. Порода светилась настолько ярко, что надобности в искусственном освещении не было.

Камень горел разноцветными огнями: синими, зелеными, красными, желтыми. Невиданно мягкий свет разливался в воздухе. Люди в золотистых латах работали среди блестящих и переливающихся радуг и облаков пара.

Механики управляли сложными установками издалека, по проводам, тянувшимся от машин к кабинам с толстыми металлическими стенками и окошками из массивного свинцового стекла.

В одной кабине находились инженеры, руководившие работой в забое, в других таких же – операторы, управлявшие машинами. Кабины были соединены с лифтовой системой и на время взрывов поднимались вместе с машинами в защитные залы.

Даже подрывники, раздроблявшие камень жидким воздухом с помощью форсунок Щупака, работали, сидя в небольших танкетках, из которых, словно хоботы слонов, высовывались длинные щупальцы форсунок.

Танкетки приводились в движение моторами, работавшими на сжатом воздухе. Люди, сидевшие в них, были защищены толстой броней из стали, свинца и кадмия: ни жар, ни радиоактивное излучение им не были страшны. Другие танкетки, побольше, тянули сеть охладительных труб.

Работа здесь была так организована, что забой, полный движения, грохота и ярких переливающихся красок, казался безлюдным. Редко-редко мелькали блестящие латы кого-либо из шахтеров или инженеров, переходивших из кабины в кабину или от одной машины к другой. Все были в шлемах с наушниками. Приказания передавались по телефону.

Дружинин, Ключников, Медведев и члены ученой комиссии вошли в одну из кабин, но Хургин и Казаков не захотели смотреть на работу сквозь стекло. Несмотря на протесты Дружинина, они вышли на середину забоя, чтобы получше рассмотреть удивительное царство машин, легко и быстро делавших работу, непосильную человеку.

Ни жара, ни грохот, ни радиоактивное излучение, ни выбросы газов не могли теперь остановить мощных машин, управляемых настойчивыми, смелыми людьми.

Моторы работали бесперебойно: был найден новый способ изоляции; воздух, сделавшийся электропроводным, уже не мог помешать работе машин.

Ученые и инженеры сумели оградить людей и машины от вредного влияния самой глубокой шахты на земле. Работа пошла быстро и ровно.

Это было великолепное зрелище. Казалось, что теперь можно легко углубиться в недра земли не на шесть километров, а на пятнадцать, на двадцать, может быть до самой границы огненной лавы, в которой уже начнет плавиться металл машин и станут гореть алмазы буров.

Человек победил землю и проложил себе широкий путь в ее раскаленные недра.

Члены ученой комиссии, не отрываясь, глядели на машины, вгрызавшиеся в камень, пока Дружинин не подал знак, что пора возвращаться в защитный зал.

За закрытыми створками гости сняли свои блестящие шлемы.

– Волшебное зрелище, – сказал Казаков, вытирая платком потное, раскрасневшееся лицо. – Нет на свете ничего красивее, сильней и умней советского человека… Ей-богу, ты заставил меня философствовать, Дружинин, – сказал он, пожимая руку начальнику Подземстроя.

– Да, Алексей Алексеевич, и я думал об этом же самом, – присоединился к Казакову Хургин. – Спасибо за наглядный урок уважения к человеку.

– Спасибо надо сказать тому, кто придумал костюмы из кадмиевой бронзы и работал над новыми способами механизации. Без этого мы завязли бы на месте, и, кроме жалости к нам, вы ничего не почувствовали бы, – скромно заметил Дружинин.

Гости направились к буфету и уселись за столики, уставленные прохладительными напитками.

– Как вы себя чувствуете в нашем пекле? – спросил у Алферова Медведев.

– Отлично, – ответил Алферов, отхлебывая ароматную холодную жидкость. – Поразительная вещь: действительно, ад, а людям хоть бы что! Жарко немножко, и только. Стакан такой смеси, – при этом он поднял свой стакан, – или, на худой конец, кружка холодного кваса вполне примиряют меня с жарой в вашей шахте.

– Скажите, а как глубинная болезнь, не очень свирепствует? – спросил профессор, сидевший рядом с Медведевым.

– Нет, мы теперь не жалуемся на глубинную болезнь. Нас спасает от нее все та же кадмиевая бронза… – Ключников постучал пальцем по блестящему нагруднику своего защитного костюма. – По-видимому, она предохраняет людей и от глубинной болезни. Мы готовы поставить памятник человеку, придумавшему эти костюмы. Вы не можете мне сказать, кто он? Ведь мы знаем только то, что они были изготовлены Институтом редких металлов и присланы нам оттуда. Имя изобретателя нам неизвестно.

– Не знаю. Наверное, кто-нибудь из московских ученых, – ответил профессор, оглядываясь на Хургина, беседовавшего о чем-то с Дружининым за соседним столиком.