Текст книги "Горячая земля"

Автор книги: Федор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава тринадцатая
Московская гостья

Темген приехал в порт на рассвете и стал ждать гидросамолета, который должен был прилететь из Москвы.

Медленно подползало серенькое, спокойное утро. Гладкая вода бухты отливала холодным графитовым цветом. Неторопливые серые облака ползли на восток, цепляясь за покрытые снегом горы.

Огни, ярко освещавшие порт ночью, уже были погашены, свет горел только на дальних маяках и на прибывших ночью пароходах, которые разгружались у пристани.

Темген сидел на своем шоферском месте и, не отрываясь, наблюдал за разгрузкой.

Пароходы всегда влекли к себе Темгена. Шум лебедок, крики «вира» и «майна», разноголосые восклицания деловитых моряков и озабоченных пассажиров, движение машин в таинственных глубинах парохода, звонки, попискивание радиотелеграфа, даже журчание воды, которой мыли палубу, – все это почему-то волновало Темгена.

Еще больше действовали на него запахи. Ему нравился совершенно особый запах парохода, в котором чувствовалось и дыхание соленого моря, и смола снастей, и свежая краска блестящих бортов, и горячее смазочное масло, которым тянуло из машинного отделения.

С парохода выгружали длинные ящики с яблоками. Их острый приятный запах щекотал нос молодого шофера и смешивался с запахом моря и парохода, вызывая мысли о далеких, неведомых странах.

Темгену было хорошо на Острове Черного Камня, но он на минуту почувствовал тоску, ему захотелось сесть на этот пароход и ехать – все равно куда: к новым местам и людям, к новому счастью…

Гидросамолет, с которым должна была прилететь какая-то московская женщина, опаздывал.

Шторм, бушевавший вчера над всем северо-востоком, несколько утих, но погода оставалась малоблаго приятной.

Дежурный по порту сказал Темгену, что самолет ночевал в Уэлене и только в десять утра ожидается в Рыбачьем поселке, откуда до острова было еще полтора часа полета.

В распоряжении Темгена оставалось добрых три часа. Он мог бы поехать домой, вернуться в гараж или наведаться к Дружинину в управление, но все это не имело смысла. Щупак и Дружинин были в шахте, а Люба на своем грузовике, наверное, умчалась куда-либо в горы.

Последние дни Дружинин почти все время проводил в шахте. Вчера, например, Темген совсем не видел его, лишь говорил с ним по телефону.

Щупак тоже приходил домой, только чтобы поспать, и, едва успев умыться, валился в кровать. Он был так занят со своими новыми учениками, что почти не виделся с Любой. Нелегко давалась борьба с горячим слоем… Гемген знал это и ничему не удивлялся.

Насмотревшись всласть на пароходы, Темген вытащил книжку и погрузился в чтение.

В половине двенадцатого его позвал к телефону капитан порта.

Дружинин просил передать приезжей, что будет занят до вечера и что ее встретит Вера Петрова.

Самолет задерживался. Только в половине третьего раздался низкий рев моторов, и из-за гор вынырнула тяжелая белая пассажирская машина. Она сделала круг над бухтой и опустилась на воду неподалеку от глиссера начальника строительства.

Моторная лодка помчалась к самолету и вскоре привезла на берег пассажирку и много больших тяжелых ящиков.

Пассажирка была невысокая смуглая женщина в сером кожаном пальто, с небольшим чемоданчиком и толстым портфелем в руках. Она легко поднялась на пристань и тут же начала распоряжаться переноской своих ящиков на склад.

Покончив с этим, она остановилась, оглянулась и увидела ожидавший ее автомобиль. Темген пошел к ней навстречу.

– А где Дружинин? – спросила женщина.

Темген увидел темные, чуть удивленные глаза, тонкий нос и слегка растерянную улыбку на свежих губах.

– Где же Дружинин? – повторила приезжая, заглядывая в машину.

– Занят в шахте, товарищ Климова, – ответил Темген. – Просил передать, что сможет освободиться только к вечеру. Вас встретит Вера Никифоровна Петрова. Вы с ней знакомы?

– Как же не знакома!.. Так, говорите, в шахте? Ну, ясно, где же быть Дружинину, – усмехнулась приезжая.

– Тяжелое время. Горячий слой, – пояснил Темген.

Ему послышалась какая-то обида в тоне пассажирки.

– Да, да, все понятно: иначе не могло и быть! Поехали! – бросила Люся быстро. – Скажите, Дружинин здоров? Как он себя чувствует? – спросила она, когда машина вышла на шоссе.

– Здоров, работает за десятерых, – ответил Темген. – Другой бы не выдержал, а он ничего. Говорит, скоро здесь у нас будут апельсины расти.

– И будут! Раз Дружинин говорит, значит будут, – кивнула головой пассажирка.

– Конечно, будут, – тоном, не допускающим сомнений, подтвердил Темген. – Он что решит – всегда сделает.

Люся с интересом посматривала на молодого шофера. В этих краях она еще не бывала, чукчей видеть близко ей не приходилось. Темген с его бронзовым, чуть красноватым оттенком кожи казался ей индейцем.

– Скажите, вы из Америки? – спросила она осторожно, так как задать вопрос прямо ей почему-то показалось неудобным.

– Нет. С Чукотки, из Рыбачьего поселка, – ответил Темген, не понимая смысла вопроса Люси.

Темген вовсе не был похож на индейца, как показалось Люсе. Все дело было в купанье. Стремясь стать сильным человеком, он продолжал закалять свое тело. Он выкупался в ледяной воде бухты перед самым прилетом самолета и едва успел привести себя в порядок, чтобы встретить приезжую. После купанья его кожа горела, он все еще не мог согреться, но был весьма горд собой…

До сих пор Люся знала Остров Черного Камня только по бесчисленным фотографиям, картам и чертежам. Вид настоящего острова, уже покрытого снегом в горах и подернувшегося желтыми красками осени внизу, до такой степени захватил ее, что она не заметила, как машина подошла к дому Дружинина.

– Люся!

Она спохватилась только тогда, когда машина остановилась у крыльца и на нем появилась выбежавшая с распростертыми объятиями Вера Петрова. Вслед за Верой выскочил и с лаем бросился к машине Камус, а за ним появился Задорожный.

Темген сдал пассажирку сияющей от радости Вере, вручил ее портфель и чемоданчик Задорожному и поехал в гараж.

Глава четырнадцатая
Подслушанный разговор

Дружинин вернулся из шахты, когда уже стемнело. Уставшая с дороги Люся спала на диване в соседней комнате. Вера уехала на шахту: положение там было очень напряженное. Люся осталась на попечении Задорожного.

Дружинин не был дома двое суток. Он спал за это время не больше трех часов, – температура в шахте неуклонно повышалась, борьба с горячим слоем становилась все ожесточенней. Только добравшись домой, он почувствовал, как устал за эти двое суток.

Ему не терпелось узнать, как обстоят дела в Москве. Однако он не решился будить Люсю и направился к себе в кабинет, чтобы передохнуть, пока она проснется.

Едва он опустился в кресло как раздались мелодичные гудки радиоустановки. Дружинин вскочил, осторожно прикрыл дверь в комнату, где спала Люся, и поспешил к экрану.

Щелкнули переключатели, и на часто мигавшем экране возникло спокойное лицо Казакова. Увидев Дружинина, он сделал приветственный жест.

– Здравствуй, генерал подземных войск! Как идут боевые операции? – улыбнулся он.

– С переменным успехом. Наши части, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, продвигаются вперед. Передовые отряды закрепились на высоте, то бишь, глубине, пять тысяч четыреста тридцать. Противник бросает большие силы для укрепления своих позиций, но продвижение наших частей продолжается, – в тон Казакову ответил Дружинин.

– Молодец, рапортуешь по правилам, – усмехнулся Казаков. – Ну, что там у тебя горит, рассказывай…

Дружинин коротко изложил суть дела и попросил Казакова использовать свое влияние, чтобы вопрос о кредитах был решен сразу после выводов Академии наук.

– Это необходимо, чтобы строители могли спокойно работать дальше, – сказал он в заключение, – Вполне возможно, что в этом случае удастся в течение одного года закончить основные работы на шахте ведь до проектной глубины остается всего около двух с половиной километров, а фактически придется пройти много меньше, ведь температура нарастает гораздо быстрее, чем предполагалось.

Казаков слушал Дружинина и делал заметки в блокноте.

– Я все это знаю. Климова рассказывала. – Казаков кивнул головой. – Но на мою помощь не рассчитывай, – добавил он с улыбкой: – Уже поздно…

– Но почему же? – воскликнул Дружинин. – Вы всегда были сторонником идеи использования внутреннего тепла земли. Я полечу в Москву и сумею отстоять свои позиции… Брошу все – ведь дело под угрозой.

Казаков покачал головой и развел руками, показывая, что он не в состоянии помочь Дружинину.

– Поздно, Дружинин, поздно. Академия наук вчерa вечером приняла решение.

– Какое же?

– Она целиком стала на твою сторону. Шелонский и даже Хургин были за тебя. Зачем же тебе еще моя помощь? – засмеялся Казаков, чрезвычайно довольный впечатлением, которое произвели его слова на Дружинина.

Дружинин просиял.

– Они не могли не согласиться с моими расчетами. Спасибо за добрую весть! Вот уж порадовали, так порадовали!

В это время дверь позади Дружинина открылась, и в комнату ворвался Камус, который, видимо, услышал голос хозяина.

Вслед за ним показалась в дверях проснувшаяся Люся. Она тихо вошла и села у двери, не желая мешать важному разговору.

– Э, нет! – запротестовал Казаков. – Спасибо ты скажешь Климовой. Если бы не она, дело затянулось бы еще на три месяца, и год бы у вас пропал…

При этих словах Люся сделала движение, чтобы подняться и уйти, но тут перед ней предстал Камус и грозно оскалил зубы.

Эта чужая женщина, которая забралась в кабинет хозяина, доверия ему не внушала: раз села, пусть сидит, без хозяина он ее отсюда не выпустит. Люсе пришлось волей-неволей остаться на месте.

– Рассказывай, как там мои тяжелые элементы, – продолжал Казаков. – От меня благодарностью не отделаешься. Думаешь, даром о тебе беспокоюсь?

– Рассказывать особенно нечего, – ответил Дружинин. – Ваших тяжелых элементов более чем достаточно, от них прямо житья нет. Ha днях вошли в слой сплошной радиоактивности. Порода очень плотная и настолько горячая, что не хватает никакого охлаждения: в забое температура доходит до шестидесяти. Кроме того, сюрпризы в виде выбросов раскаленных радиоактивных газов – приходится дрожать за каждого человека, находящегося в забое. Но делать нечего: придумываем разные вещи, чтобы итти дальше, и двигаемся вглубь… Есть новые интересные образцы, которые случайно раздобыл Ключников. Я пришлю их вам вместе с результатами последних анализов, – продолжал Дружинин, не подозревая, что происходит за его спиной.

– Отлично! Узнаю Дружинина, узнаю! – Казаков одобрительно посмотрел на своего собеседника. – Значит, будет и мне работа на твоем острове? Я всегда говорил, что из тебя выйдет толк. Желаю успехов!

– Спасибо!.. А как… – запнулся Дружинин, – ваше здоровье?

Он, видимо, хотел спросить что-то совсем другое, но не решился.

– Ничего, ничего, все в порядке… Да, совсем было забыл. Велено передать тебе привет от доктора Чаплиной. Она не так давно вернулась из Чехословакии. Сейчас в Москве. Интересуется твоей затеей, все беспокоится, чтобы ты не вылетел в трубу. Подбирает все, что появляется в печати, ученых расспрашивает. Словом, самое горячее участие. По-моему, даже чересчур горячее. Чем это ты ее так заинтересовал, Дружинин?

Люся поднялась и шагнула к двери, но Камус снова не дал ей уйти.

– Мы же с ней фронтовые друзья… – поспешил объяснить Дружинин. – Как она поживает?

– Хорошо. Пишет новую работу. На зиму опять собирается на Чукотку. Ну, будь здоров и весел, – закончил Казаков.

Щелкнули переключатели, и экран погас. Дружинин встал из-за стола со счастливым, взволнованным лицом и вдруг увидел Люсю и злобно ощерившегося на нее Камуса.

– Пошел вон, проклятый! – закричал Дружинин и, швырнув в Камуса книжкой, бросился к Люсе. – Простите, Люся, я не видел ни вас, ни этой отвратительной собаки. И как это я не догадался обернуться! – оправдывался Дружинин.

Он был явно смущен.

– Это пес заставил меня подслушивать. Честное слово, я не хотела, – в свою очередь попыталась оправдаться тоже несколько сконфуженная Люся. – Мне только хотелось узнать, чем закончилось дело в академии…

– Полной победой. Ею мы всецело обязаны вам, – Дружинин крепко пожал Люсе руку. – Вы же слышали, что сказал Казаков. Вы спасли строительство, шахту…

– Подождите с шахтой, она не уйдет, – остановила его Люся. – Дайте рассмотреть, как вы выглядите. – Она внимательно посмотрела ему в лицо. – А знаете, Дружинин, вам очень к лицу смущенная улыбка! Вы молодеете вдвое. Удивительная вещь, вы даже не разучились краснеть. Право же, это очень мило, я никогда не думала.

Люся засмеялась как-то уж чересчур весело. Ее смех сбил с толку Дружинина, и он смутился еще больше.

Конец этой сцене положил тот же неугомонный Камус. Он снова ворвался в комнату и начал прыгать около Дружинина.

– Камус! Камус! – напрасно звал его Задорожный.

Задорожному пришлось притти за ним самому.

– Никакого сладу с ним нет, только хозяина и признает, – жаловался Задорожный Люсе, держа Камуса за ошейник. – Каждый день жалобы: то укусил кого, то с собаками дерется, то за козами гоняется. А кому расхлебывать – мне. Я, между прочим, здесь комендант, – не преминул с достоинством вставить Задорожный.

Люся улыбнулась.

– А как ваши рисунки? Покажите мне ваши новые работы. Дружинин может говорить только о шахте, я от нее устала.

– Новые рисунки? С удовольствием! – обрадовался Задорожный. – Идемте ко мне, сейчас покажу все, что есть.

– Можно и мне с вами? Ведь я их тоже не видел. Значит, ты все же продолжаешь рисовать, Петро, – сказал Дружинин и пошел вслед за Люсей и Задорожным.

Глава пятнадцатая
Начальник цеха охлаждения

Дружинин не совсем понимал Люсю. Она была довольна, что приехала на Остров Черного Камня, и от души радовалась всему, что здесь видела. Но о главном – о шахте – она говорить отказывалась, предпочитая болтать о чепухе, вроде повадок чукотских лаек или о способах приготовления яичницы, которую жарил Задорожный.

По случаю приезда Люси у Дружинина собрались друзья.

За ужином Люся сидела рядом с Дружининым, закутанная в большой пушистый платок. Она была весела, предлагала тост за тостом и много смеялась. Ключников, Вера, Левченко и Задорожный подхватывали ее тосты и смеялись вместе с ней.

Дружинин смеялся меньше других: он все еще переживал свой разговор с Казаковым.

Кроме того, его, как и всегда, беспокоило, что делается на шахте. Там сейчас дежурил Анохин. Анохин был толковым, знающим инженером, но последнее время с ним творилось что-то неладное.

Еще больше беспокоила Дружинина новая болезнь, которую назвали глубинной. Она все чаще поражала людей, долго находившихся в забое. Чем угрожала она строителям шахты? Новая болезнь была еще мало изучена. Можно ли было верить врачам, которые говорили, что она большой опасности не представляет и человек в случае надобности всегда сможет овладеть собой так же, как во время опасности пьяный преодолевает хмель?..

Гости отдали должное поварскому искусству Задорожного, приготовившего прекрасный ужин, и слегка захмелели от выпитого вина.

Люся еще не отдохнула как следует с дороги, и на нее вино подействовало сильнее, чем на других. Ее темные, слегка удивленные глаза блестели ярче, чем обычно, щеки горели. В выражении лица не было обычной деловитости, а ее обычно торопливые и угловатые жесты стали спокойными и мягкими, какими-то домашними.

Это была совсем другая, молодая и красивая Люся, какой ее не видели люди, знавшие ее много лет. Дружинин не представлял, что она может быть такой.

Люся перебирала бахрому своего платка и смотрела на Дружинина с лаской и грустью.

– Ну, Дружинин, не будьте таким скучным! Бросьте раз в жизни думать о шахте, – просила она, смешно морща нос.

– Глядя на вас, трудно поверить, что вы приехали к друзьям, которые вас любят, – сказал Дружинин с улыбкой. – Скорей похоже, что вы уезжаете на фронт и прощаетесь с нами. Будто вас уже наполовину нет, осталось только вспомнить прошлое да смеяться над пустяками. Вот я и грущу вместе с вами, – шутливо оправдывался он.

– Вы неузнаваемы, Дружинин. Ведь это вас я когда-то ругала чурбаном. Сколько воды с тех пор утекло!..

– Дело-то наше вон как разрослось, – подтвердил Дружинин, опять возвращаясь к своим мыслям.

Отвлечься от шахты было трудно: разговор за столом все время вертелся вокруг нее.

– …Уже думаю – конец. Наступил предел человеческим силам, дальше не двинемся. Оказывается, нет, товарищ Левченко! Переведем дыхание и дальше. Природа бьет человека, а он все сильней делается, – донеслись до Дружинина слова Ключникова.

После происшествия в забое Ключников и Левченко подружились. Ключников сел рядом с Верой, но она демонстративно отвернулась и преувеличенно ласково разговаривала с Задорожным.

– И все-таки проходка задерживается. Мы завязли в горячем слое. В конце концов вся эта история с кредитами особого значения не имела, – отвечал солидным басом Левченко. – Она благополучно закончилась, но нам от этого не легче…

– Он прав, – Люся кивнула головой в сторону Левченко и снова подняла глаза на Дружинина. – История с кредитами закончилась, и материалы, с которыми я сюда спешила, уже не нужны. Выходит, я напрасно приехала…

– Почему же? Мы все очень рады вашему приезду, – запротестовал Дружинин.

– Подождите, Дружинин. Увидите, что сейчас будет…

Люся с какой-то неожиданной лихостью вскочила с места и, высоко подняв бокал, воскликнула:

– Товарищи, я хочу выпить за неожиданность! Хотите посмотреть, как начальник Подземстроя товарищ Дружинин бросится целовать секретаря Ученого совета Климову? Предлагаю пари, что он это сделает.

– Охотно, но почему именно? Как так? – спросил озадаченный Дружинин.

– Бьюсь об заклад, – продолжала Люся задорно.

– Ну нет, не бросится, – уверенно сказала Вера.

– Может, начальник все может! – торжественно заявил Задорожный.

– Кто его знает, что ему взбредет в голову: он дикий. Я воздерживаюсь, – заметил Ключников, выбирая самое большое яблоко.

– Отлично, – сказала Люся. – Так вот история с кредитами была только предлогом, чтобы вырваться! Я отлично знала, что она закончится именно так. Я приехала, потому что хотела привезти вам небольшой подарок наших друзей-физиков из одного научно-исследовательского института. Товарищ Левченко видел ящики, которые были со мной в самолете…

– Да, они в порту на складе, – подтвердил Левченко.

– Когда их завтра распакуют, вы увидите части турбокомпрессора для сжижения воздуха. Установка невелика, но стоит целого завода: все охлаждение шахты можно перевести на жидкий воздух. Все расчеты – в моем портфеле. Берусь преодолеть любой горячий слой… Ну, товарищ Дружинин, что скажете?

Дружинин вскочил и, опрокинув стул, бросился к Люсе.

– Чорт возьми, выиграли! – воскликнул он, целуя Люсю. – Вы мой вестник счастья, второй раз меня спасаете…

– Гениальная женщина! Ведь мы только раздумывали, как заказать такую установку. Присоединяюсь к предыдущему оратору! – закричал Ключников, размахивая недоеденным яблоком, и тоже кинулся к Люсе.

– Предлагаю тост за нового начальника цеха охлаждения, – предложил Левченко.

– За Люсю Климову! – подхватили все остальные.

Люся и Дружинин вышли на балкон и остановились, облокотившись о перила.

Далеко внизу мерцали огни центральной части острова и поднимался вверх, похожий на луч прожектора, столб освещенного голубого тумана. Слышались отдаленные, глухие взрывы.

– Красиво здесь, – сказала Люся. – Я счастлива, что вижу все это… И все-таки вы мой злой дух, Дружинин, честное слово.

– Почему же злой дух, Люся? Что я сделал дурного?

– Да, да, именно злой дух, не смейтесь, – продолжала Люся, смотря прямо в лицо Дружинину. – Вот послушайте… Была я скромной научной сотрудницей, потихоньку готовила свою диссертацию, мирно жила и была согласна с Мариной, что торопиться женщине, тем более научному работнику, не к лицу.

– Ну, ну? – кивнул головой Дружинин.

– И вот появляетесь вы, и все летит к чорту, вся жизнь идет навыворот! Я забываю о диссертации, спорю до хрипоты с Хургиным, поднимаю шум в Ученом совете, ссорюсь с начальством, лечу на край света на гидросамолете… Разве это в моем характере, Дружинин?

– По-моему, да. Он у вас довольно-таки скандальный, Люся. Притворяться кроткой овечкой нечего, – улыбнулся Дружинин.

– Какая уж там кроткая овечка! Я только и делаю, что куда-то спешу и с кем-то воюю… Почему, я вас спрашиваю? Ведь я совсем не такая, Дружинин, честное слово. Я соскучилась по своей диссертации и спокойной жизни. Мне гораздо приятней вот так стоять с вами на балконе, кутаться в платок и говорить чепуху. Если бы была музыка, я, может быть, даже пошла бы танцовать с вами… А вместо этого я буду говорить о шахте, рассказывать, как я чуть не выцарапала глаза Рашкову. Не хочу, а буду. Ну, почему?

Лицо Дружинина стало серьезным.

– Вы не можете поступать иначе. Вы настоящий человек, Люся, а быть им не всегда легко, – ответил он задумчиво.

– Нет, все-таки почему? Ну, объясните, – настаивала Люся. – Вы все время варитесь в своем подземном котле. Ваш индеец-шофер говорит, что вы работаете за десятерых. Скажите, пожалуйста, почему и я должна делать это?

Люся пытливо, почти сердито смотрела на него. За все время совместной работы Дружинину ни разу не приходилось видеть ее в таком настроении. Сегодня он впервые за три с лишним года рассмотрел тонкое, полное жизни лицо Люси.

Ей было не больше двадцати шести лет. Действительно, кроме их общего дела, у нее могли быть и другие интересы… Может быть, в ней говорит не только дружба и преданность делу, но также и другое чувство?..

Однако Дружинин поспешил отогнать эту мысль и сказал от всей души:

– Вы мой лучший друг, Люся. Самый преданный, искренний друг. Я вам так обязан!.. Без вас и шахты бы, возможно, не было.

– Ну вот, уже и обязаны… И опять шахта! – запротестовала Люся.

– И потом, может быть, вы и правы, Люся, – продолжал Дружинин задумчиво. – Может быть, я действительно ваш злой дух, и лучше бы вам продолжать диссертацию, чем связываться со мной… Кто знает, что нас еще ждет, и хватит ли наших жизней, чтобы довести дело до конца… Кажется, Хургин гораздо умней, чем я думал…

Приглушенная грусть, зазвучавшая в голосе Дружинина, поразила Люсю.

– Что вы, Дружинин, милый? – Она встрепенулась и схватила Дружинина за плечи. – Простите меня, это я просто так. Горячий слой, радиоактивность, да все, что хотите, – разве мы с этим не справимся? Да может ли быть такое!