Текст книги "Горячая земля"

Автор книги: Федор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцать третья
Эвакуация

Подземный толчок произвел больше всего разрушений в восточной части острова, в горах. Рабочие, прибывшие в Рыбачий поселок, рассказывали, что толчок сорвал и бросил к середине острова большую гряду скал, которые вмиг разрушили нефтехранилище, метеорологическую станцию и несколько складов.

Людей в этой отдаленной части острова было немного. Восемь строителей погибли под камнями и утонули в потоке воды, хлынувшем из-под земли.

Двенадцать человек, побежавших к середине острова, спаслись и благополучно добрались до поселка.

Трое дорожных рабочих пришли в поселок только на третий день после катастрофы. Землетрясение завалило выход из пещеры, в которой они расположились закусить. Когда им удалось расчистить выход, они с удивлением увидели себя на маленьком островке, среди нефтяного озера.

К счастью, на поверхности плавали бревна. С их помощью рабочим удалось легко добраться до берега.

Они рассказали, что на месте складов взрывчатки образовалось новое ущелье и на дне его камень горит синим светом. Этому сообщению значения не придали: слишком уж много необычного рассказывалось в то время.

Большая гряда скал обрушилась и в противоположной части острова, но там скалы упали в море: толчок, по-видимому, был направлен с востока на запад.

Город Острова Черного Камня – он назывался Петровском в честь погибшего на войне геолога Петрова – пострадал сравнительно мало.

Лишь несколько домов разбило камнями, катившимися с гор, и обвалилось несколько башен и мачт линии высоковольтной передачи.

Жертв было немного.

Рабочие, приехавшие с Острова Черного Камня, ничего не могли сказать о том, какие разрушения причинило землетрясение самой шахте.

Они знали только, что упали вниз два грузовых лифта, в которых не было людей, и взорвался приготовленный к отправке в забой запас взрывчатки. Он сдвинул с места и повредил несколько броневых плит у входа в шахту.

Вода наполнила новое русло реки, но до шахты не дошла.

Взрыв складов взрывчатки отвел в море воду, собравшуюся в горах, и погасил горевшую нефть. Начальнику строительства Дружинину удалось сделать невозможное.

Даже реакционная печать буржуазных стран, явно довольная происшедшей катастрофой, не могла не воздать должного мужеству и находчивости начальника строительства Дружинина и парторга строительства Медведева. Если бы не они, количество жертв было бы гораздо больше.

Во всех газетах мира был напечатан портрет инженера Климовой, которая героически погибла на своем посту. Кроме нее и инженера Анохина, виновника ее смерти, в шахте никто больше не пострадал.

Как только о катастрофе стало известно в Москве, оттуда пришел приказ немедленно прекратить все работы и эвакуировать население Острова Черного Камня на континент.

Экстренная сессия Ученого совета пришла к выводу, что причиной землетрясения явились работы в шахте. Равновесие земной коры в районе острова, по-видимому, было неустойчивым, оказалось достаточно уменьшения давления газа в подземных пещерах, чтобы нарушить его.

Мощные выбросы газов из глубоких недр земли могли вызвать обвал какой-либо особенно большой пещеры. Эго, по-видимому, и послужило непосредственной причиной катастрофы на Острове Черного Камня.

Ученые считали положение острова опасным. Глубокие трещины, вероятно, образовавшиеся на дне моря по соседству с шахтой, могли пропустить воду в раскаленные недра и послужить причиной взрыва огромной силы.

Некоторые полагали, что угасший вулкан снова возобновил свою деятельность и теперь следует ждать его извержения, так как строители шахты сами открыли удобный путь жидкой лаве.

До конца навигации оставалось всего несколько дней. Пароходам, находившимся в Чукотском и Беринговом морях, был отдан приказ итти на всех парах на Остров Черного Камня, забирать людей и доставлять их в ближайшие порты Чукотки и Камчатки и во Владивосток.

Начальник строительства Дружинин просил разрешения оставить около сотни добровольцев – инженеров и рабочих, чтобы сохранить то, что было сделано на острове, и вести наблюдения, на основании которых можно было бы решить вопрос о дальнейшей судьбе строительства.

Дружинину отказали. На острове не должно было оставаться ни одного человека; в Москве считали, что опасность слишком велика.

Дружинину напоминали, что он не имеет права рисковать жизнью добровольцев.

Пароходы начали прибывать на следующий день после катастрофы. Первыми пришли «Дзержинский» и «Чукотка». Капитаны торопились, они ждали, что море вот-вот замерзнет, тогда всем придется зимовать на этом острове, прямо на вулкане.

Строители, шахтеры, механики заполняли каждый метр свободного пространства на судах. Отходившие суда напоминали плавучие муравейники, так густо стояли и сидели на палубах люди.

Некоторые не хотели верить, что опасность так велика, и отказывались уезжать. Другие не могли расстаться с островом, который успели крепко полюбить, и под всякими предлогами оттягивали отъезд. Были и такие, которых приходилось чуть не силой усаживать на автомобиль и отвозить на пароход.

Первыми уехали раненые, больные и женщины с детьми, потом семейные и пожилые, затем наступила очередь остальных. Население острова быстро таяло. В течение недели удалось вывезти две тысячи жителей. Еще два или три парохода должны были забрать остальных.

Люди уезжали поспешно и часто собирались в дорогу в течение считанных минут.

Многие дома остались в таком виде, будто хозяева вышли по делу и вот-вот вернуться. Двери стояли открытыми. Скулили собаки, искавшие уехавших хозяев.

Последние рабочие, вернувшиеся на Большую землю, рассказывали, что шахта стояла забытая. Несколько комсомольцев, во главе с подрывником Щупаком и бурильщиком Стрешневым, старались укрепить поврежденные плиты у входа в шахту. Делать это им никто не приказывал.

Щупак слышал замечание Дружинина, что эти плиты могут оборваться и открыть воде путь в шахту, а если вода попадет в шахту, остров взорвется.

Однако сейчас этой опасности не было. Быстрая полноводная река вдруг обмелела. Никто не знал, куда девалась вода. Быть может, она нашла иной сток в море.

Щупак, Стрешнев и их товарищи не раздумывали об этом. Они просто хотели сохранить шахту. Им больно было с ней расставаться, и они работали, всячески оттягивая отъезд.

Стук их молотков глухо разносился в тишине и возвращался эхом из бездонного сумрака шахты. Шахта уже неосвещалась, там было темно.

Глава двадцать четвертая
«Прощай, Остров Черного Камня!»

Снег падал крупными хлопьями и таял на непокрытой голове Дружинина и на мокрой шерсти Камуса.

Дружинин сидел на скамье около своего опустевшего, запертого дома. У его ног стоял небольшой желтый чемодан с бумагами и наскоро собранными вещами.

Камус положил голову на колено хозяина и смотрел в глаза Дружинину, повиливая хвостом, будто хотел утешить.

Пора было уходить. Дружинина ждали, все было готово к отъезду, но он не мог подняться и пойти. Кажется, впервые в жизни не мог сделать такой простой вещи.

Все дни после катастрофы он был на людях. Взрывал гору, спускался в шахту, распоряжался перевозкой раненых, говорил с Москвой по радио, спорил с капитанами пароходов, кричал в телефонную трубку, бегал, спешил, спал только в автомобиле, пока Темген его куда-нибудь вез…

И все эти дни он был таким, как всегда, спокойным и аккуратным, словно ничего не произошло и все идет своим чередом, говорил, обычным, несколько отрывистым, суховатым, деловым тоном.

Этот тон изменил ему только тогда, когда он узнал о смерти Люси Климовой.

Он прервал фразу на полуслове, закрыл на секунду глаза и сказал плачущей Вере Петровой, что рассчитывает на ее помощь. Он думает, что Вера сделает за него все, что сделал бы он для самого дорогого и близкого друга.

А ночью Дружинин велел Темгену подъехать к опустевшей редакции «Заполярной коммуны» и, оставив Темгена в машине, вошел в здание.

Он не сразу нашел стол редактора. Стол оказался запертым. Дружинин сломал его, выдвинул ящики и рылся в ворохе бумаг, пока не обнаружил портрета Люси, печатавшегося как-то в газете.

Через несколько минут Дружинин опять сидел в машине и мчался в порт.

До сих пор ему некогда было оглянуться и подумать о случившемся.

И вот только сейчас наступил момент, когда Дружинин мог дать себе отчет во всем, что произошло.

Он сидел неподвижно, с каменным, ничего не выражающим лицом.

Он больше не спешил. Не все ли равно, проехать через Берингов пролив, пока его не закрыли льды, или не проехать? Вернуться в Москву теперь, как приказано, или будущей весной? Пытаться что-то доказать или не пытаться?.. Все, что от него зависело, было сделано. Все. даже невозможное.

Действительно ли все? А Люся? Маленькая отважная Люся, убитая взрывом патрона. Ведь это он, Дружинин, виноват в ее гибели. Он знал Анохина, видел, во что превратился этот человек, и пожалел его, пожалел дважды. Он должен был запретить ему доступ в шахту, но не сделал этого. Не захотел обижать человека, которого следовало выгнать со строительства.

Люся, Люся!.. Как Дружинину не хотелось отпускать ее от себя тогда в шахте! Теперь только он понял, как она была ему дорога. Увлеченный своим делом, он не думал о девушке, не оценил ее.

Снег шел все сильнее, снежинки соединялись в сплошные белые полосы, словно струившиеся с неба.

Остров лежал под снегом белый, пустынный и мертвый. Огни в пустых домах погасли. Станция уже не работала. Электрики уехали. Пустой, безлюдный город лежал у ног Дружинина.

Ни шума, ни стука, ни голоса. Тишина. Такая, как была здесь тысячи лет, пока не пришел человек. Теперь человек уходит, а тишина вернулась. Снег засыпает упавшие и уцелевшие башни и замершую ленту транспортера, и стеклянные кубы заводских зданий, и разрытую землю, все…

Снег тает на лице Дружинина и стекает вниз крупными прозрачными каплями. Его лицо мокро, кажется, что он плачет.

Но нет, глаза его сухи. Он не плачет, он думает.

Все эти дни его неотступно преследует одна и та же мысль. Простая мысль: как найти выход из этого отчаянного положения?

Он видит мертвый, засыпанный снегом остров совсем иным, чем сейчас. Таким, каким он должен стать: прекрасным, теплым, покрытым тропическими растениями; застроенным корпусами заводов, засаженным виноградниками; заселенным счастливыми людьми.

Неужели этому не бывать?

Из порта доносятся гудки пароходов. Они уходят, увозят последних строителей. С последним пароходом уезжает Павел Васильевич Медведев, проводивший всю основную работу по эвакуации. Он сопровождает самую большую партию шахтеров. Вместе с ним уезжают и двое его сыновей.

На острове осталось несколько человек – ближайшие друзья и сотрудники Дружинина. Они собрались в порту около глиссера, через два часа уедут и они: льды в Беринговом море ждать не станут.

Кто же превратит остров в райский сад? Рассчитывать не на что, надеяться не на кого.

Все кончено. Кончено хотя бы потому, что река обмелела, воды для подземного котла не хватит. Но в сухих глазах Дружинина все та же напряженная мысль.

Он Загибается и вынимает из чемодана несколько небольших бурых камешков.

Это проба, которую взял Ключников в радиоактивном пласте. В темноте камни светятся синим светом. Что в них, Дружинин не знает: землетрясение не позволило сделать анализ. Быть может, эти камни смогут дать новую жизнь острову и шахте?..

Автомобильный гудок и лай Камуса прервали размышления Дружинина. Подошла машина, из нее выпрыгнул Ключников.

Ключников подошел и молча остановился за спиной Дружинина. Дружинин, не оборачиваясь, смотрел вниз.

– Поехали, Алеша, пора!

Дружинин не обернулся. Ему трудно оторвать глаза от того, в чем заключался смысл его жизни.

Снизу донесся гудок парохода.

– Последний ушел… Нас ждут. Капитан глиссера говорит, близко льды: медлить нельзя… Приказ есть приказ. Поехали, Алеша, мы еще вернемся…

Голос Ключникова оборвался.

– Что же, едем, – сказал Дружинин и обернулся.

Лицо у него уже было обычное.

В порту пусто. Ни людей, ни пароходов не иидно. На пристани лежат бумажки. Валяется брошенный кем-то матрац, блестят осколки разбитой посуды. Взад и вперед по набережной мечется худенькая собачонка, скулит о хозяине. Следы поспешной эвакуации видны на всем…

Гул моторов раздался над опустевшей бухтой. На берегу не осталось ни души. Дружинин стал рядом с капитаном на мостике и дал знак к отплытию.

Моторы заревели еще громче, и глиссер плавно заскользил по серой воде бухты. В последний раз мелькнул пейзаж острова, и отвесные скалы прохода заслонили свет, потом горы расступились: глиссер вышел в открытое море.

Казалось, Дружинин отправился в свой обычный объезд острова: поднятый воротник желтой кожаной куртки, руки в карманах, потухшая трубка во рту.

Ни одного движения, выражающего смятение, ни одного взгляда назад.

Вера Петрова сквозь слезы смотрела на белую гряду суровых, засыпанных снегом гор, на кружевную линию прибоя у их подножья и на серую водяную полосу, все больше отдалявшую глиссер от острова.

Ключников сидел, закрыв глаза.

Левченко спустился в кабину. Вероятно, ему стало не под силу смотреть, как остров, где они жили, надеялись, трудились, уходит в даль.

Люба стояла между Щупаком и Темгеном, бодрившимися по примеру Дружинина. Люба плакала откровенно и горько, размазывая слезы по лицу черными от машинного масла руками.

– Плакать совершенно лишнее, Люба, – утешал ее Щупак. – Честное слово, лишнее! Скоро ты снова выкатишь свою машину и поедешь к шахте.

– Нет, этому не бывать. Теперь прощай навсегда, Остров Черного Камня.

Люба расправила мокрый от слез платок и замахала им уплывающему назад острову.

Глиссер набирал скорость. Остров становился все меньше и меньше. Расплывался, сливался с горизонтом.

– Прощай, Остров Черного Камня, прощай!

Часть четвертая
Подземный котел

Глава первая
Вынужденное возвращение

Море было неспокойно. Наступали сумерки. Хмурое небо сливалось с серыми волнами. Глиссер, прыгая по волнам, мчался на юг.

Пассажиры, утомленные качкой, дремали. Дружинин по-прежнему стоял рядом с капитаном на мостике.

Внезапно ровный гул моторов, заглушавший шум волн, нарушился. Послышались перебои. Один из моторов зафыркал и затих. Прозрачный круг пропеллера исчез, на его месте возникли неподвижно застывшие лопасти.

– Плохо! – вздохнул капитан. – Льды близко. Боюсь, не пробьемся…

– Думаете, не сумеем быстро привести в порядок мотор? Не верю, – сказал Дружинин.

– Посмотрим, – ответил капитан.

Он спустился вниз к механикам, возившимся около мотора, и стал осматривать поломку.

– Сутки работы, не меньше, – сказал он, вернувшись. – На одном моторе далеко не уйдем… Придется просить помощи.

Услышав, что моторы остановились, Ключников выбрался из каюты и пришел на мостик.

– А что, если вернуться? – сказал он с надеждой. – На острове есть все…

– Туда доберемся и на одном моторе, – ответил капитан. – Но тогда мы нарушим приказ…

Мы сделали все, чтобы его выполнить… Дожидаться помощи на острове лучше, чем в открытом море, – возразил Ключников. Да, это так, – согласился Дружинин. – Тогда свяжемся по радио с Москвой и будем ждать распоряжений… хоть до весны. Поворачивайте назад, капитан! – скомандовал он.

Глиссер повернул обратно и, тяжело переваливаясь на волнах, направился к Острову Черного Камня.

Остров лежал тихий, весь засыпанный снегом. Всего несколько часов, как уехали с него люди, а казалось, прошли уже долгие годы.

Все пассажиры глиссера вышли на палубу. С любовью и радостью смотрели они на знакомые очертания порта.

Первой бросилась к приехавшим печально сидевшая у причала тощая рыжая собачонка.

Радостно скуля и повизгивая, она прыгала вокруг Веры и лизала ей руки. Вера взяла собачонку на руки и погладила ее жесткую сбившуюся шерсть.

– Бедная, забыли тебя… Будем, теперь зимовать вместе…

Темген и Люба выкатили из пакгауза автомобили, чтобы отвезти приехавших в поселок.

У всех было ощущение, что они вернулись домой.

В засыпанном снегом, пустынном поселке их обету пили оставшиеся там жители острова. Это были забытые и брошенные собаки, кошки и козы разных мастей и пород. Они бежали за людьми по пятам, лая, мяукая и блея, довольные тем, что снова вернулись хозяева.

Снег шел все сильнее. Хлопало и полоскалось на порывистом, холодном ветре белье. Хозяйки, повесившие его, были уже далеко.

– Будем пока все жить здесь, – сказал Дружинин, останавливаясь около своего дома.

Затем вынул из кармана ключ и открыл дверь, около которой успело намести целый сугроб снега.

– Жизнь продолжается! – весело воскликнул Ключников, помогая Вере перешагнуть через сугроб.

Глава вторая
Полярная ночь

Медленно ползла длинная полярная ночь.

Ни одному судну не удалось прорваться через льды, окружавшие остров. Самолеты тоже не могли пробиться сквозь пургу, которая бушевала над замерзшим океаном.

Бури проносились над горами. Толщина снежного покрова местами достигала десяти метров.

Дом Дружинина занесло целиком. Из-под снега торчала только дымившаяся труба, а от крыльца к дороге шел проделанный зимовщиками тоннель.

В доме было тепло и тихо. Он стоял, словно укутанный ватой.

Зимовщикам удалось наладить небольшую передвижную электростанцию. Поэтому в комнатах постоянно горел электрический свет. Жизнь шла своим чередом. В доме пахло вкусными кушаньями, которые готовил Задорожный. Звенела посуда в маленькой лаборатории: Ключников, Вера и Левченко работали там над исследованием радиоактивной руды.

В столовой, где висели сделанные Задорожным портреты зимовщиков, часто слышался смех. Люди жили спокойно, даже уютно, мало думая о грозивших им опасностях.

Из дома иначе как на лыжах нельзя было выходить. Требовалось немалое искусство, чтобы передвигаться в темноте по крутым горным склонам, засыпанным глубоким снегом. Но это не останавливало зимовщиков: они каждый день отправлялись на охоту, на шахту или в порт, где стоял закрытый брезентом и занесенный снегом глиссер.

Особенно большой любительницей ночных путешествий на лыжах оказалась Вера Петрова. Ключникову волей-неволей приходилось ее сопровождать: не мог же он допустить, чтобы сменного инженера Подземстроя растерзали белые медведи!

Вера отлично ходила на лыжах, и Ключникову трудно было угнаться за ней. Он принужден был, кряхтя и стеная, тащиться позади по ее лыжне, делавшей головокружительные петли на склонах гор.

Ключников ворчал, обвинял Веру в том, что она нарочно выбирает самую трудную дорогу, чтобы он, Ключников, чаще падал в сугробы. Он клялся и божился, что больше никогда, ни за какие коврижки не станет сопровождать эту сумасшедшую, но на следующий же день снова покорно отправлялся с Верой на очередную лыжную вылазку. Однажды Вера решила подняться в горы, чтобы посмотреть на замерзшее море.

Это было в полнолуние. На черно-синем бездонном небе мерцали и переливались бесчисленные холодные звезды.

Белая высокая цепь гор, окружавших остров, четко вырисовывалась на темном фоне неба. Она блистала и сверкала, словно под яркими лучами солнца.

Дикие скалы, сооружения в центре острова, дома покинутого города Петровска – все спало, укрытое толстым слоем снега.

Только дым, который вертикально поднимался над домом Дружинина, свидетельствовал, что здесь, на краю света, живут упорные люди и ни холоду, ни снегу, ни пурге, ни ветрам не выжить их отсюда.

Вера и Ключников забрались в отдаленное ущелье над верхней дорогой. Оно превратилось сейчас в небольшую седловину между горами: слой снега, вероятно, достигал здесь двадцати метров.

Вера, а за ней и Ключников подошли к краю ущелья. Перед ними лежало безбрежное замерзшее море. Снизу доносился шум, будто там кипела яростная битва и непрерывно стреляли тысячи тяжелых орудий. Это море дробило и крошило лед.

Лунный свет блестел, дрожал и переливался в льдинах, горевших удивительными сине-зелеными огнями.

– Ну, стоило сюда итти? – спросила Вера, оборачиваясь к Ключникову, который только что нагнал ее и, тяжело дыша, остановился рядом.

– Нет, не стоило! – сердито ответил Ключников, переводя дыхание.

– Почему же это? – удивилась Вера. – Вы видали когда-нибудь что-нибудь более красивое, чем эта ночь?

– Совершенно незачем было тащить меня сюда, только чтобы лишний раз убедиться, что я вас люблю! Должны были бы и без этого знать, – вдруг выпалил Ключников. – Тогда бы я спокойно любовался красотой полярной ночи внизу и не должен был объясняться вам в любви в тридцатиградусный мороз!

– Ключников, милый, я-то это давно знаю! – воскликнула Вера счастливым голосом. – Но вы сами тоже должны были в этом убедиться. Теперь все хорошо.

Едемте скорее обратно, дома вы мне все подробно расскажете…

Вера сделала резкий поворот и направилась вниз, к дому. Ключников помчался за ней. На этот раз он уже не отставал.

На следующий день Ключников и Вера отправились на охоту. Ключников больше не ворчал. Настроение у него было отличное.

Главным охотником был Темген. Уроки старика Рагтая пригодились: он удивлял зимовщиков ловкостью. Случаев показать свое искусство у него теперь было достаточно.

С приходом зимы на затихшем острове появилось немало всякого зверья.

Между частями турбогенераторов, которые были привезены для электрической станции, бродили белые медведи. Юркие песцы шныряли среди станков в опустевших механических цехах и разыскивали остатки пищи в безлюдных домах поселков. В пустых зданиях поселились белые полярные совы. Они поднимались и, хлопая крыльями, кружились над головами входивших зимовщиков.

Давняя мечта Щупака исполнилась: он жил на диком, пустынном острове и, выходя из дому, должен был брать с собой автомат. Но теперь он не был рад этому.

Он тосковал по шахте, грохочущей, грозной, полной тайн и опасностей, по своей волшебной форсунке, по головокружительному взлету лифтов и их стремительному падению на глубину пяти километров.

Теперь шахта стояла темная и тихая. Густые облака пара постоянно теснились над снежной горой, выросшей вокруг ее бездонного черного отверстия.

В толще снежной горы был проделан ход к отверстию шахты. Щупак бывал там с Дружининым почти ежедневно. Они надевали черные самоохлаждающйеся костюмы и, вооружившись сильными фонарями, спускались вниз.

Лифты не работали, Дружинин и Щупак лезли в черную бездну по скобам в стене.

Снизу их обдавало горячее дыхание шахты – жаркий ветер недр поднимался непрерывной мощной струей. Дышать было трудно – приходилось надевать кислородные маски.

Путь до первого защитного зала, расположенного на глубине пятисот метров, занимал обычно не меньше часа. Дальше спускаться было еще труднее.

Металлические скобы жгли руки даже через толстые асбестовые рукавицы. С каждым шагом дышать становилось все трудней, руки и ноги слабели.

Все сильней тянула к себе черная пропасть, в глубине которой светилась узкая голубенькая полоска радиоактивной породы.

Однажды Дружинину и Щупаку удалось с неимоверным трудом добраться до второго защитного зала, на глубину одного километра.

Там их ждала приятная неожиданность. Автоматические приборы, показывавшие температуру, давление, состав газов и колебания почвы в шахте, оказались в исправности. Мало того, они были соединены с такой же аппаратурой последнего, одиннадцатого, зала.

Таким образом, удалось получить полное представление о том, что происходит в горячем слое и в самых нижних горизонтах шахты. Именно этого с такой настойчивостью старался добиться Дружинин.

С трудом удерживаясь на скобах над темной бездной, Дружинин и Щупак проверили и восстановили до самого верха линию связи автоматических приборов.

В результате стали работать приборы и в диспетчерском пункте на поверхности, рядом со входом в шахту.

Установить там самопишущие аппараты было уже легко. Теперь, чтобы получить полное представление о том, что происходит в глубине шахты, достаточно было зайти в диспетчерский пункт.

Дружинин каждый день бывал здесь и вел наблюдения за приборами. Если бы не посещение шахты, ему трудно было бы перенести эту тоскливую, монотонную жизнь.

Как-то среди зимы произошло маленькое событие, которое удивило и растрогало Дружинина.

Задорожный исполнял на зимовке роль повара. Он хотел, по возможности, скрасить товарищам однообразие длинной полярной ночи и, не жалея сил, приготовлял различные самые прихотливые и удивительные кушанья, какие только мог придумать. Это занимало немало времени, и Задорожный редко выходил из занесенного снегом дома. О шахте он и слышать не хотел, считая ее виновницей всех бед, постигших жителей острова.

Однажды Щупак заболел. Увидев, что Дружинин собирается в одиночку итти на шахту, Задорожный решительно заявил:

– Подожди, Алексей Алексеевич! Я пойду с тобой.

– Никуда ты со мной не пойдешь. Не возьму я тебя, – ответил Дружинин, зная отношение Задорожного к шахте.

Но Задорожный стал в дверях, показывая всем своим видом, что он не выпустит Дружинина из дому, и предупредил:

– Или со мной, или через мой труп!

– Ну, хорошо, с тобой, с тобой, – согласился Дружинин, засмеявшись, – только не делай такого страшного лица! Побыстрей собирайся…

Задорожный передал приготовление обеда Левченко и Темгену и помчался вслед за Дружининым на лыжах через темный, занесенный снегом остров.

Добравшись до шахты, Задорожный без колебания полез по горячим скобам вниз в дымящуюся, пышущую жаром и слегка пахнущую сероводородом темную бездну шахты.

Задорожный все время ворчал, обвинял Дружинина в легкомыслии, говорил, что все это никому не нужно, но смело спускался, стараясь обогнать Дружинина.

На обратном пути Дружинин, наконец, понял, почему изменилось отношение Задорожного к шахте. Это выяснилось из реплики Задорожного:

– Ну как тебя одного пускать, когда там никого нет? Раньше хоть люди были, случись что-нибудь – сразу помогут…

В первый раз Задорожный преодолел свою неприязнь к шахте из любви к товарищу. А потом произошла удивительная вещь: покинутая, темная, безлюдная шахта понравилась Задорожному своей романтичностью и мрачным величием грандиозных подземных сооружений.

Задорожному было приятно надевать яркую лампу на шапку и спускаться мимо застывших на полдороге пустых лифтов и неподвижных ковшей транспортера.

Погруженная в тьму, шахта казалась еще более огромной и необъятной, чем была на самом деле. Задорожный с уважением думал о своих товарищах соорудивших эту небывалую шахту.

Теперь он уже не боялся ее. Некоторые из его друзей отдали за нее жизнь… А он, Задорожный, старался быть подальше от шахты. Теперь это казалось ему трусостью, почти дезертирством…

Задорожный стал регулярно посещать шахту, говорил, что пойдет на нее работать, и охотно помогал Дружинину вести наблюдения за приборами.

Температура, давление и состав газов в шахте оставались почти без изменения. Подземных толчков больше не было – горячая земля лежала тихая и спокойная, будто никогда не выходила из равновесия.

И все же надежд на возобновление работы оставалось мало – слишком уж большое впечатление произвела на всех катастрофа. Правда, зимовщиков больше не трогали. В Москве, кажется, начали привыкать к мысли, что раз остров не взорвался до сих пор, то, может быть, это произойдет еще не так скоро.

Суровая арктическая ночь казалась Дружинину бесконечной. У него было достаточно времени, чтобы перебрать в памяти все события последних лет и постараться в них разобраться. И он понял, что был счастлив все эти годы, хотя, казалось, только ждал счастья. Теперь, когда оно ушло, он снова все чаще думал о Валентине. Он тосковал теперь о ней сильнее, чем когда бы то ии было…

До середины зимы удалось поговорить с Москвой только три или четыре раза. Разговоры каждый раз бывали сухие, деловые и очень короткие.

В январе зимовщикам удалось привести в порядок установку, стоявшую в кабинете Дружинина. И вот на освещенном экране зимовщики опять увидели лицо академика Хургина, Марины и других людей, связанных с постройкой подземного котла!

Зимовщики радовались каждому знакомому лицу. Однако новости, которые сообщали москвичи, были невеселые. Надежд на возобновление работы на шахте было мало.

В Москве ждали благоприятной погоды, чтобы перевезти зимовщиков на Большую землю.

Узнав об этом, Дружинин однажды попросил вызвать к телевизору Хургина.

– Сообщение с островом невозможно, – сказал он. когда худощавее лицо академика появилось на экране. – Все равно в ближайшее время сюда не доберется ни один самолет. Люди, которые полетят за нами, будут рисковать больше, чем мы. Мы просим разрешения перезимовать здесь. Все необходимое у нас есть. Устроены мы хорошо, опасности нет никакой.

Хургин с сомнением покачал головой.

– Попробую поговорить с кем следует, но за успех не ручаюсь, – ответил он. – Ситуация слишком неблагоприятна. Приказ о консервации строительства не отменят…

– Но ведь идет речь только о зимовке! Мы просим пока только об этом, – сказал поспешно Дружинин.

– Не довольно ли жертв, товарищ Дружинин? – сказал с укором в голосе Хургин и снова покачал головой.

Дружинин понял, что имеет в виду Хургин.

– Да, считаю себя виновником гибели Климовой! – ответил он твердо. – Я не должен был жалеть Анохина. И все же я прошу…

Дружинину стоило больших усилий обратиться с этой просьбой к Хургину. Но иного выхода не оставалось.

– Я понимаю… – Хургин кивнул головой и пристально посмотрел на начальника Подземстроя: это была первая просьба, которую он услышал от Дружинина за все время их знакомства. – Я сделаю, что смогу, но боюсь, что отстоять шахту уже не удастся… Здесь считают, что землетрясение может повториться.

– Это не так! – быстро возразил Дружинин. – Землетрясение было осадочное. Выброс газа нарушил равновесие земной коры, теперь оно восстановилось.

– Вот если б удалось это доказать! – ответил Хургин. – Эх, товарищ Дружинин, лучше было бы вам заниматься докторской диссертацией…

Голос Хургина звучал сокрушенно, но совсем не враждебно: видимо, Хургин понимал, что делается в Душе Дружинина.

– Теперь смогу заняться. Времени для этого более чем достаточно… Спасибо за совет! – ответил Дружинин угрюмо.

Дружинина и его товарищей оставили пока на острове.

Может быть, все же им хотели дать возможность доказать свою правоту?