Текст книги "Горячая земля"

Автор книги: Федор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Буры, вгрызаясь в породу, скрежетали и визжали. Из всех звуков, раздававшихся здесь, это был самый пронзительный и неприятный. Частые удары пневматических молотков сливались с грохотом камня и лязгом механических лопат и экскаваторов.

Все это было очень похоже на звуки боя. Дружинин поймал себя на том, что по старой военной привычке пытается уловить в этом оглушительном грохоте звуки артиллерийской канонады.

Действительно, здесь шел бой: велось небывалое наступление на глубины земных недр.

Огромные сверхтвердые буры врезались в камень и проделывали в нем сотни отверстий для взрывчатки. Некоторые из отверстий были так широки, что в них мог влезть человек.

Иногда их было так много, что дно или стенка шахты становились похожими на соты чудовищного каменного улья.

Мощные взрывы разрывали и дробили камень. Пневматические молотки расчищали подходы для машин. Вслед за этим в забой вползали транспортеры, конвейеры, машины-грабли и тут же начинали убирать поверженный, потерявший силу камень.

Камень, в котором проходилась шахта, был сейчас почти черный.

На его суровом фоне ярко горели под огнем прожекторов блестящие части машин и казались освещенными солнцем легкие, подвижные фигуры шахтеров, подрывников и строителей в снежно-белых асбестовых костюмах.

Как только освобождалось место и выравнивалась стена, тут же появлялись рабочие-охладители и тянули трубы с жидким аммиаком по обнажившейся поверхности. Охладители двигались за проходчиками по пятам.

Температура породы доходила уже до трехсот градусов: каждый перебой в работе охладителей грозил тем, что все находящиеся в забое изжарятся заживо.

Каждый квадратный метр обнаженной породы повышал температуру, а жара в забое и так уже достигала пятидесяти градусов по Цельсию.

Ревели мощные вентиляторы, которые нагнетали свежий воздух, охлажденный до двадцати градусов ниже нуля. Охладители быстро и ловко устанавливали новые трубы с жидким аммиаком, но в забое прохладнее не становилось.

Начальник строительства, парторг и главный инженер побывали на проходке защитного зала и вернулись в основной забой.

Дружинин заметил, что люди, работавшие в забое, чувствовали себя совсем не так плохо, как можно было ожидать.

Они делали свое дело быстро и четко. Можно было поручиться, что никогда на поверхности монтажники не укладывали так быстро и ловко огромные металлические плиты, составлявшие наружную обшивку шахты. Электросварщики уверенно, с молниеносной быстротой сваривали плиты. Так же проворно работали и все остальные.

Это было удивительно. Но долго ли можно выдерживать такую температуру?

Дружинин распорядился позвать врача, который непрерывно дежурил в забое.

Врач был одет в такой же белый шлем и асбестовый костюм, как и у шахтеров. Он подтвердил, что работа идет гораздо лучше, чем следовало бы ожидать.

В тех же условиях, созданных искусственно в лаборатории на поверхности, люди едва двигались и через два часа теряли силы. Здесь пятичасовая смена проходит легко и быстро. Только поднявшись на поверхность, люди начинают чувствовать, как они устали. Очевидно, обстановка шахты действует возбуждающе.

Это объяснение не удовлетворило начальника строительства, но других у врача не было.

Дружинин, Ключников и Медведев оставались в забое до конца смены. Главный инженер стал к бурильной машине, а начальник строительства и парторг работали вместе с подрывниками.

– Кажется, я нашел способ снизить температуру в забое, – сказал Дружинин, поднимаясь в лифте по окончании смены. – Мы будем охлаждать не только стенки шахты, но и весь фронт работ. Первые буровые скважины станем делать не для взрывов, а для охлаждения. Взрывать будем уже охлажденный камень.

– Я тоже кое-что придумал. Вечером проверю и рассчитаю, а завтра расскажу, – отозвался раскрасневшийся от жары Ключников.

А я сделал новый расчет циркуляции аммиака в охладительной системе. Ведь я тоже инженер, с вашего разрешения, – заметил с улыбкой Медведев. – Кроме того, у меня есть предложения нескольких инженеров и стахановцев. Приятель твоего Задорожного, старшин диспетчер Левченко, предлагает сделать самоохлаждающийся костюм. Опытный образец уже изготовлен. Завтра он будет испытываться в лаборатории.

– Вот и отлично! Завтра сведем все предложения вместе и решим, как сбить температуру. Совещание у меня в восемь вечера. Ученый совет в лице Хургина и Люси Климовой будет принимать в нем участие по радио, сегодня я с ним договорюсь, – сказал Дружинин.

– Этим мы не ограничимся. Надо будет собрать наших стахановцев и посоветоваться с ними, – заметил Медведев.

Глава четвертая
Форсунка Щупака

Разработанный Дружининым способ предварительного охлаждения фронта работ позволил снизить температуру в забое на девять градусов. Четыре градуса снижения дало предложенное Медведевым ускорение циркуляции жидкого аммиака в охладительных трубах. Усиление вентиляции, разработанное сменным инженером Анохиным, понизило температуру еще на два градуса.

Работа на шахте пошла сразу ровнее и спокойнее. Скорость ее еще более возросла.

Первая контратака подземного жара была отбита.

Теперь проходчики и строители работали при температуре, близкой к температуре человеческого тела.

Асбестовыми костюмами пользовались только те, кто непосредственно соприкасался с обнаженной породой.

Многие работали в трусиках и в больших шлемах, сапогах и рукавицах. Люди в этом наряде становились похожими на тоненьких головастиков с преувеличенно разросшимися конечностями.

Вскоре в шахте появились костюмы из шелковистой самоохлаждающейся материи, изобретенные главным диспетчером Левченко. Материя в них была пропитана раствором, который при испарении поддерживал постоянную температуру в двадцать градусов по Цельсию.

Резиновые фляги – карманы для раствора – помещались на спине и у пояса. Запаса раствора хватало на пятнадцать часов работы. Раз в три дня, после трех пятичасовых смен, владельцы костюмов бежали заправляться охлаждающим раствором к колонкам, которые были установлены в каждом защитном зале.

Среди бурильщиков и подрывников пользовалась большим успехом предложенная Ключниковым защитная сетка. Она была сплетена из гибких трубочек, по которым циркулировал жидкий воздух.

Это была волшебная сетка, в ней можно было войти даже в пылающую печь. Стоило открыть регулятор сосуда, подвешенного к поясу, и по трубкам устремлялся жидкий воздух. Он вырывался наружу через все поры трубочек и окружал человека прохладным облаком, как бы горячо вокруг ни было.

Но сетка стесняла движения. Работать в ней было неудобно. Между тем строителям шахты предстояло проникнуть еще дальше в глубь земли и достигнуть слоев с температурой примерно вдвое более высокой. Было очевидно, что получена лишь отсрочка и что не сегодня – завтра внутренний жар земли опять задержит проходку небывалой шахты.

На Краматорском машиностроительном заводе и на Уралмаше изготовлялись новые холодильные установки для шахты на Острове Черного Камня, но их должны были закончить только к середине зимы и доставить лишь весной. До этого времени рассчитывать приходилось только на свои силы.

Вот почему партийный комитет несколько раз подряд обсуждал вопрос об охлаждении шахты. Коммунисты стройки работали над вопросами охлаждения сами и собирали предложения всех, с кем им приходилось сталкиваться. Каким бы незначительным или трудно выполнимым ни казалось предложение, его рассматривали всерьез, и оно поступало к Медведеву, затем к Ключникову и Дружинину.

Когда предложений накопилось достаточно, в большом зале только что отстроенного клуба Острова Черного Камня было созвано совещание производственного и партийного актива острова.

На это совещание получил приглашение и бригадир подрывников Щупак.

Польщенный таким вниманием, он надел свой лучший костюм и поспешил в клуб. Он вошел в еще пахнущий краской зал и скромно сел сзади. Однако остаться там ему не удалось: его избрали в президиум.

Ему пришлось перейти на сцену и сесть за стол, покрытый красным сукном.

Он выслушал выступление Медведева, доклад Ключникова, затем речи инженеров.

Инженеры предлагали различные способы борьбы с высокой температурой. Многие из них говорили о жидком воздухе.

Щупак слушал, слушал их и вдруг неожиданно для себя взял слово и выступил с собственным предложением.

Ему часто приходилось иметь дело с жидким воздухом. Он давно думал о том, что хорошо бы применить как взрывчатое вещество эту легкую, прозрачную жидкость. Здесь, в шахте, холод жидкого воздуха мог одновременно сослужить хорошую службу и в деле охлаждения забоя.

Щупак предложил сделать своего рода воздушный монитор и воспользоваться сильной струей жидкого воздуха для раздробления и охлаждения породы в забое.

Разница между температурой раскаленного камня и жидкого воздуха чуть не пятьсот градусов. Она так велика, что камень будет тут же трескаться, взрываться и разлетаться на куски.

Каждая трещина послужит миниатюрной скважиной для закладки сильного взрывчатого вещества, роль которого будет играть жидкий воздух.

Процесс должен итти непрерывно. Щупак утверждал, что ни одна горная порода не сможет противостоять разрушительному действию жидкого воздуха. Чем сильнее она будет раскалена, тем лучше и скорее пойдет дело.

Интересное предложение Щупака вызвало много споров и возражений.

Вслед за ним выступил сменный инженер Анохин. Он сказал, что Щупак не сумеет регулировать струю и вместе с породой может взорвать или превратить в ледяные статуи всех занятых в забое рабочих.

Отвечая Анохину и другим инженерам, Щупак разгорячился и пообещал сконструировать в течение месяца форсунку, пригодную и для взрывных работ и для охлаждения. За этот же срок Щупак обещал научиться с ней работать и применить ее в забое.

Щупак закончил свою речь под гром аплодисментов, но на душе у него было смутно. Он сидел сам не свой и думал о данном обещании. Теперь он ясно видел, что это были неосторожные слова. Щупак пожалел о них, как только они сорвались с губ, но было уже поздно.

Он понял, что обосновать свое предложение, сделать сложную форсунку, рассчитанную на высокое давление, и научиться с ней работать за такой короткий срок ему будет не под силу.

Но отступать теперь поздно. Обещание дано, следовало его выполнять.

В первые дни после совещания Щупак до того терзался сомнениями, что ходил сам не свой. Он похудел, побледнел и даже избегал встреч с Любой.

Едва он садился за стол, брал бумагу и карандаш, как тут же обнаруживал, что карандаш не хочет ему подчиняться, бумага выскальзывает из рук и ни один чертеж не получается. Мысли его путаются, а слова упорно отказываются связываться в предложения.

Так продолжалось до тех пор, пока Медведев не появился в общежитии у Щупака.

– Что же ты прячешься? Я четыре раза просил передать, чтобы ты зашел ко мне. Где твоя форсунка? – спросил парторг.

Смущенный Щупак растерянно похлопал себя по лбу:

– Вот здесь… Только здесь, и больше нигде. Боюсь – не выйдет это у меня, Павел Васильевич… Не под силу мне сделать такую вещь в натуре…

– Не верю, что не выйдет! Не верю, что боишься! – оборвал его Медведев. – За Щупака другие боятся, это бывает частенько, а он сам никогда не боится. Он, по-моему, даже не умеет бояться.

– Ну не выходит, Павел Васильевич! Ну что я сделаю, если не выходит? – чуть не плача, воскликнул Щупак.

– А кто тебе помогает? – спросил Медведев.

– Помогать мне не в чем. У меня не то что чертежа, даже рисунка нет. Пустое волнение мысли… – мрачно сказал Щупак.

– С кем ты дружишь или кого из инженеров хорошо знаешь?

– Инженеры надо мной смеяться станут, как Анохин.

– Постой! Ключников, кажется, говорил, что ты был в одном партизанском отряде с Петровой, – продолжал Медведев, не слушая Щупака. – Не так ли?

– Так, – подтвердил Щупак.

– Вот тебе записка к ней. Иди и начинай работать. За все, что из этого выйдет, отвечаю я. Мы сможем совладать с нашей шахтой, только если соединим усилия каждого из нас. Ты понимаешь: каждого! Значит, и твои тоже.

Как Щупак ни отнекивался, ему пришлось в тот же день пойти к Вере Петровой.

Вера Петрова быстро поняла идею Щупака, и они засели за работу.

Они засиживались до поздней ночи над чертежами и справочниками. Самым трудным оказалось найти способ легко и точно регулировать давление жидкого воздуха, а вместе с ним силу и форму струи, вырывающейся из форсунки.

Несколько дней их преследовали неудачи. Но Щупак доказал, что под его рыжей шевелюрой работает мозг изобретателя. Он нашел решение и привел Веру в восторг его простотой и остроумием.

Через десять дней Щупак торжественно сдал в цех опытных конструкций все чертежи и расчеты своей форсунки. Еще через два дня началось изготовление опытного образца. Образец делался под наблюдением и при непосредственном участии автора.

Глава пятая
На командном пункте

Командный пункт основного забоя помещался в девятом защитном зале, на глубине четырех с половиной километров под землей. Это был тот самый зал, начало проходки которого Дружинин, Медведев и Ключников осматривали полторы недели назад. Теперь он был совсем готов, а проходка ушла далеко вниз.

За столом сменного инженера сидел Анохин. Он дремал, утомленный ночной напряженной работой. Его красивое, несколько кукольное лицо выглядело помятым и обрюзгшим, веки были полузакрыты.

Работа в забое шла ровно, особо важных дел не было. Анохин мог позволить себе минуту отдыха.

Сзади Анохина в глубине помещения командного пункта тихо переговаривались техники и монтеры ремонтных и аварийных бригад, дежурные осветители и телефонистки.

Направо от стола сменного инженера мерцал розоватым светом экран телевизора. Там можно было рассмотреть горевший огнями забой и маленькие человеческие фигурки, уверенно двигавшиеся среди камня, пара и машин.

Рядом с экраном блестел черным лаком ручек и кнопок пульт управления и белела мраморная доска с приборами и разноцветными огнями сигнальных лампочек.

Вздрагивавшие стрелки приборов указывали температуру в забое, давление, содержание вредных газов, силу тяги вентиляторов, скорость циркуляции аммиака в трубах охлаждения.

За показанием приборов следила помощница Анохина, дежурный диспетчер Маруся Кускова. Она неторопливо прохаживалась около пульта управления.

Эта подвижная, всегда подтянутая девушка выполняла свои обязанности с каким-то особым рвением и удовольствием. Чтобы узнать, как обстоят в забое дела, достаточно было посмотреть на Марусю.

Ключников недаром говорил, что лучший из известных ему измерительных приборов – это лицо Маруси Кусковой. Если работа ее смены шла хорошо, Маруся сияла и хорошела на глазах у всех. Если плохо – Маруся мрачнела, хмурилась и выглядела, как человек, обиженный в своих лучших чувствах.

Сейчас Маруся была полна бодрости. Она улыбалась и что-то весело мурлыкала себе под нос. Анохин мог дремать спокойно.

Ровный шум электрических моторов и мирное пыхтение воздуходувок в машинном отделении действовали на Анохина усыпляюще. Равномерный грохот забоя доносился сюда, как шум бушующего вдалеке моря.

Время от времени Анохин посматривал на выход в основной ствол шахты, видневшийся за открытыми массивными створками дверей защитного зала.

В ярко освещенной голубой дымке ствола проносились вниз и вверх лифты.

Анохин сердито думал о Вере Петровой, которая должна была его сменить. Она предупредила по телефону, что задержится в центральной лаборатории.

Наверное, опять потащила туда эти руды, которые мерещатся ей на каждом шагу. Удивительно вздорный и суетливый характер у этой девушки из Донбасса! За что бы ни взялась, всюду непременно хочет порох изобрести…

Мысли о Вере привели Анохина в такое раздражение, что его дремота прошла. Он поднялся с места, незаметно потянулся и строго посмотрел на Марусю. Та ответила ему безмятежной и веселой улыбкой.

Анохин убедился, что беспокоиться ему не о чем, и пошел в буфет перехватить чего-нибудь перед завтраком, ожидавшим его наверху.

До буфета было недалеко. Просторное, похожее на большой заводской цех помещение защитного зала разделялось на две половины. Правая половина была производственная, за командным пунктом начиналось машинное отделение, дальше шла монтажная мастерская и различные склады. Левая половина – бытовая. Здесь помещался врачебный пункт, душ, отличный буфет с выбором прохладительных напитков, которому мог бы позавидовать столичный ресторан, помещения для отдыха с мягкой мебелью и койками для желающих полежать.

Работа в шахте утомляла людей. Крайне важно было, чтобы шахтеры могли отдохнуть как можно лучше. За обслуживанием рабочих в защитных залах лично следил парторг Медведев и строго взыскивал с виновных за малейшее упущение.

Вера действительно задержалась в центральной лаборатории строительства, где заканчивался анализ принесенных ею вчера образцов породы.

На второй трети пятого километра шахты опять начали встречаться пещеры.

К удивлению Веры, главный инженер строительства Ключников никакого интереса к ним не обнаружил и воспользовался пещерами только для того, чтобы ускорить проходку.

Не дальше как вчера подрывники наткнулись на длинную узкую пещеру. Она тянулась на глубину пятидесяти метров.

Ключников не дал никому возможности осмотреть породы, из которых состояли стены пещеры. А породы были крайне интересные; Вера считала, что они чуть не наполовину состояли из руд редких металлов.

Через несколько часов место, где была пещера, уже забетонировали толстым слоем жароупорного бетона, и проходка вгрызлась дальше в глубь земли. А раздробленную породу вынесли наверх ковшами подъемника и, очевидно, высыпали в море.

Вере стоило больших трудов добыть несколько образцов камня из пещеры.

Эти образцы она и отнесла в лабораторию.

Анохин примерно так и представлял причину задержки своей сменщицы и негодовал на Веру, заставившую его сидеть лишнее время в шахте.

Наконец Вера Петрова приехала в очередном лифте и вошла в защитный зал. Анохин с облегчением вздохнул.

Вера была в черном блестящем самоохлаждающемся костюме. Он облегал ее плотную фигуру, как нарядное шелковое платье. Вера раскраснелась от спешки и была так взволнована, что у Анохина упреки замерли на губах.

– Глубина – четыре тысячи семьсот восемнадцать метров. Температура породы – триста пятьдесят шесть градусов. В забое – тридцать девять, – доложила Маруся Кускова, поднимаясь навстречу Вере.

– Как вчерашняя пещера? – спросила Вера коротко.

– Осталась позади. Она позволила сделать скачок почти на шестьдесят метров за сутки. Все показатели в норме, происшествий нет, проходка идет дальше, – четко закончила доклад Маруся.

– Осталась позади… – протянула Вера. – Жаль, честное слово, жаль! Там была какая-то особенная руда, я так и не узнала – какая. В моем образце оказался только ванадий. Так все и пропало.

– Нет, не все, – улыбнулась Маруся. – Я знаю, что вас интересует. Вот, прошу вас, – она протянула Вере небольшой мешочек с камнями. – Это достал для вас Щупак, когда закладывал заряды в пещере.

Вера засияла от радости.

Спасибо большое! Вот молодец Щупак! Золото, а не человек…

– Он спустился в пещеру последним и оставался там, пока не кончился запас жидкого воздуха в защитной сетке. Просил вас раскрыть мешок при мне, – продолжала Маруся, – Наверное, нашел что-нибудь интересное.

– Он сумасшедший, ваш Щупак. Ему море по колено. Сварится когда-нибудь заживо, – вяло заметил Анохин.

– Он смелый человек и настоящий мужчина, – с вызовом сказала Маруся, по-видимому недолюбливавшая Анохина.

Анохин только усмехнулся.

– Все эти выдумки ни к чему хорошему не приведут… Люди не понимают, что делают, – сказал он безнадежно.

Вера развязала мешок и высыпала его содержимое на стол. Вместе с кусками разноцветной породы на стол упали большие драгоценные камни.

Они сразу заиграли всеми цветами радуги и засияли снопами света. Один камень, блестевший особенно ярко, был величиной с голубиное яйцо.

– Вот это находка! – воскликнула Вера. – Никогда в жизни не видела ничего подобного. Миллионное богатство! Теперь я возьму Ключникова в оборот: алмазами швыряться ему никто не позволит!

Маруся, дежурные монтеры и техники подошли к столу и с удивлением рассматривали добытые Щупаком сокровища. Того, что лежало у них перед глазами, они не могли бы увидеть даже в богатейших сокровищницах мира.

Вера перебирала драгоценные камни и рассматривала их на свет.

– Смотрите, вот еще четыре алмаза поменьше, вот берилл, вот два рубина, – перечисляла она. – А ведь все эти камни собраны за каких-нибудь полчаса. Сколько же их осталось в пещере и сколько, быть может, уже выброшено в море! А в этих бурых простых камнях, наверное, редчайшие руды… Ну, берегись, Ключников, теперь тебе не сдобровать!..

Анохин с улыбкой смотрел на Веру. Потом он поднялся, подошел к столу, взял в руку один из алмазов и тут же пренебрежительно бросил обратно.

– И охота вам заниматься этими блестящими игрушками! – сказал он, внимательно глядя на Веру. – Вы молоды и хороши собой, драгоценности могли бы вас сделать прекрасной. – Анохин сделал паузу, и его глаза блеснули. – Но мы живем в другой век… Эти камни не для вас, носить их вы не будете. А раз так – не все ли равно, что было в пещере и чего там не было?..

– Что мне до этих побрякушек! Я думаю об алмазных бурах. Нашей шахте они нужнее, чем кому бы то ни было. Может оказаться, что наших алмазов хватит на все буровые работы в стране, – сухо возразила Вера.

– Вы не хотите меня понять… – продолжал Анохин, не обращая внимания на неприязненный тон Веры. – До этого ли вам, когда в шахте сорокаградусная жара и мы варимся здесь, как в кастрюле! И при этом, – он понизил голос, – заметьте: варимся на вулкане! Кто вам поручится, что он не взорвется в любую секунду? Под нами расплавленная лава, сжатая до предела огненная стихия, которая ищет и не находит выхода… Человек перед ней козявка, муха…

В тоне Анохина звучало отчаяние. Чувствовалось, что мысль о лаве не дает ему покоя и лишает его самообладания.

Он расстроился и, видимо, ни о чем другом думать не мог.

Вера и раньше догадывалась, что Анохин трус и эгоист. Сейчас она еще больше укрепилась в своих подозрениях.

– Не слушайте его, он просто боится. Вы бы видели, что с ним делалось во время последнего взрыва! – шепнула Маруся, когда Анохин отошел. – Он извивался, как змея, и зажимал уши обеими руками.

– Вижу, – тихо ответила Вера и взялась за бумаги, лежавшие на столе. – Когда следующий взрыв? – спросила она, не желая продолжать разговор об Анохине.

– Через сорок минут…

Зазвонил телефон, Маруся взяла трубку.

– Забой?.. Отлично, давайте… Минутку, я возьму мел…

Маруся подошла к большой доске с показателями, стерла цифру «4718» в графе «Глубина» и написала новую – «4727», в графе «Температура породы» поставила цифру «363», а в графе, где указывалась температура в забое, поставила цифру «41».

Это была очередная сводка. Первая половина утренней смены заканчивалась, результаты ее работы уже были известны.

– Только что вошли в новую пещеру, – сообщила Маруся инженерам. – Один из бурильщиков попал сверлом в пустоту. Из отверстия вырвалась сильная струя горячего газа. Она вытолкнула обратно заряд, который пытались заложить в скважину.

– Новая пещера, отлично! – обрадовалась Вера. – Теперь повоюем!

– Опять резкий скачок температуры! – воскликнул Анохин, подходя к доске. – Лава ближе и ближе с каждым метром…

– Да полно вам о лаве беспокоиться! Сейчас я приму смену, и вы будете свободны. Через пять минут, – сухо сказала Вера и посмотрела на часы.

– Не верьте им, здесь ничему верить нельзя, – печально сказал Анохин, указывая на часы. – Ваши часы врут так же, как и мои. В этой шахте даже часы сходят с ума. Они то бегут вдвое быстрее, чем нужно, то останавливаются вовсе. Безумие на каждом шагу…

Мне некогда вас успокаивать. Если вам так плохо, обратитесь к врачу, – зло оборвала его Вера.